Страница:
– Знаете, у меня действительно небольшой стаж работы адвокатом, – обратился я к матери Димы. – Если хотите, вы можете пригласить другого коллегу. Я готов отказаться. Ведь дело ваше действительно серьезное и сложное…
– Нет, что вы, нам лучше с вами! Мы вам верим! – произнесла женщина.
Через три дня состоялся суд. В зале судебного заседания народу было немного – мать и отчим Димы, родители Игоря и мы, адвокаты. Остальные – свидетели, работники милиции, какая-то незнакомая женщина и еще несколько человек.
Судья-мужчина, так же как и представитель прокуратуры, представился и начал зачитывать дело. Наконец дошло до допроса подсудимых. Я решил опросить свидетеля – женщину, которая вызвала милицию. Она жила в доме рядом, в квартире, окна которой выходили на Москву-реку. Она рассказала, что около двух часов ночи услышала выстрелы со стороны спуска к реке. Выглянув в окно, увидела, что два парня стреляли из ружей. Тут же она вызвала милицию. Вскоре приехал наряд. Больше женщина ничего рассказать не могла.
Судья поинтересовался, слышала ли свидетельница какие-либо нецензурные слова со стороны стрелявших. Я понимал, что он ищет признаки хулиганства.
– Да, – ответила женщина, – они ругались.
Когда пришло время задавать вопросы мне, я сразу же спросил, на каком расстоянии находится дом от спуска к реке. Женщина ответила, что около ста метров. Я достал фотографии и схему и показал, что мы замеряли расстояние – дом от места преступления находится в 430 метрах. Поскольку дело было зимой и окна плотно закрыты, женщина не могла слышать слов. Никакого смысла ругаться нецензурными словами нашим подзащитным не было.
Судья что-то отметил в своем блокноте.
Теперь мне хотелось опросить еще одного человека. Я спросил:
– Господин Огурцов, вы готовы дать показания?
Игорь хотел было встать, но адвокат остановил его и произнес, обратившись к судье:
– Ваша честь, если вы не возражаете, пусть сначала допросят его подельника Дмитрия… – Посмотрев на меня, он добавил: – Если, конечно, его защита не возражает.
Я пожал плечами:
– Пожалуйста, я не возражаю, пусть он будет первым.
Судья обратился к Диме:
– Меня интересует только одно. Это ты стрелял в милиционера?
– Нет, я не стрелял, – ответил тот.
– Значит, если ты не стрелял, то по логике выходит, что это был Огурцов?
– Нет, я не знаю, кто стрелял.
– Почему ты не знаешь?
– Потому что я стоял спиной и не видел, кто это сделал.
– То есть получается, – продолжал судья, – что и ты не стрелял, и Огурцов не стрелял. Так кто же это сделал?
Дима пожал плечами.
– Но тебе должно быть известно, что… – и судья стал говорить что-то об искренности показаний, о смягчающих факторах и тому подобное. Но Дима, как мы и договаривались, твердо стоял на своем.
– Хорошо, – кивнул головой судья. – Давай теперь выслушаем твоего напарника-подельника.
Игорь поднялся и вышел вперед, опустив голову. Я почувствовал, что здесь что-то не так. Монотонным голосом он стал произносить заученный текст о том, как он не хотел ехать на день рождения, как не хотел доставать ружья, как не хотел идти на Москву-реку и, наконец, как он не хотел стрелять… – Получалось, что все он делал против своей воли? – подумал я, внутренне усмехаясь.
– И что? – вступил в разговор судья. – Приехали работники милиции…
– Да, они приехали, – кивнул Игорь. – Я стоял впереди Дмитрия и держал ружье. Он стоял сзади. И тут раздался выстрел. Я повернул голову и увидел, как Дмитрий стрелял в работника милиции.
– Стоп! – сказал я про себя. – Вот оно, нарушение нашего соглашения! Такой подставы и такого спектакля я не ожидал…
– Хорошо, – сказал судья. – Значит, вы утверждаете, что вы не стреляли, а это сделал Дмитрий Орлов?
– Да, ваша честь, я это утверждаю, – повторил Игорь.
– Прекрасно! И что же было дальше?
– А дальше – мы побежали… Точнее, я побежал.
– А работники милиции?
– Они кричали вслед: «Стой, стой!» Но я убежал… И ружье выбросил.
– Да, это нам известно. Ружье на следующий день нашли на стройке рабочие и сдали его в отделение милиции. Ну что же, – судья помолчал, – картина мне ясна. У защиты есть какие-либо вопросы?
– Да, ваша честь! – ответил адвокат Игоря. Поднявшись, он начал юридически обосновывать показания своего клиента.
– Кстати, Огурцов характеризуется только с положительной стороны, – сказал он. – Вот характеристика из института, вот – с места жительства. Тут говорится, что он любит животных, заботится о старших…
Мне стало смешно. Какое это имеет отношение к случившемуся той ночью?
– Хорошо, – кивнул судья. – Мы все бумаги приобщим к делу. Еще есть вопросы?
– Да, ваша честь, – поднялся я. Внимательно посмотрел на судью и понял, что его уже не интересует это дело, ему все понятно и ясно. Один из подсудимых показал на другого, и теперь осталось одному срок уменьшить, а другому – по полной программе. Я заметил, что он равнодушно перелистывает бумаги. Князев же улыбался, глядя на родителей Игоря. Я громко заговорил:
– Я хотел бы спросить Огурцова только об одном. Я прекрасно понимаю, что ответ никак не повлияет на ход заседания. Мне просто интересно его услышать.
Судья, оторвавшись от бумаг, удивленно посмотрел на меня.
– Пожалуйста, спрашивайте, – кивнул он.
– Скажи, пожалуйста, Игорь, – обратился я к Огурцову, – если ты утверждаешь, что не стрелял в работника милиции…
– Да, – кивнул головой Игорь.
– Ты утверждаешь, что стрелял мой клиент, – продолжил я, – Дмитрий Орлов?
– Да, – он снова кивнул головой.
– Так почему же ты не положил ружье на землю и не показал сотрудникам милиции, что в стволе у тебя остался патрон, а убежал, да еще и ружье выбросил?
Парень не ожидал такого вопроса. И адвокат его занервничал.
– Ваша честь, я бы хотел… – начал он. Но судья прервал его:
– На самом деле, что вы тут спектакль разыгрываете? Думаете, мы не понимаем, что вы вводите нас в заблуждение, обманываете суд? Действительно, почему вы не показали, что у вас в ружье остался нестреляный патрон, а убежали и выбросили ружье? Кстати, патрон в ружье был стреляный, – добавил он.
Ситуация изменилась. Судья, казалось, встал на нашу сторону и скептически воспринимал все, что говорили Игорь и его адвокат.
Когда стали опрашивать следующих свидетелей, я сумел раскрутить милиционеров на признание того, что сотрудники в ту ночь были одеты в гражданские куртки, а фуражки забыли в машине. Кстати, и на машине, на которой они приехали, не было никаких опознавательных знаков.
– Таким образом, – обратился я к судье, – подсудимые не знали, что имеют дело с сотрудниками милиции.
В заключительном слове я сказал, что в связи с тем, что в ходе заседания обнаружилось много неясностей и неточностей, прошу направить дело на доследование. Судья так и поступил.
Таким образом я одержал свою первую победу.
Зал мы оставили молча. Адвокат Князев и Игорь с родителями быстро ушли. Я же прекрасно понимал, что они как союзники для нас потеряны. Но с другой стороны…
– Спасибо вам большое! – Мать Димы протянула мне конверт. Видимо, в нем лежали деньги. Выставив ладонь, я сказал:
– Нет, не нужно. Вы уже все оплатили. Притом, дело еще не закрыто.
– А что значит «дело направлено на доследование»? – спросила женщина.
– Это значит, что судом найдено много недочетов, и следователь станет снова разбираться.
– Но может, это будет хуже? – испуганно спросила женщина.
– Нет, что вы, это будет лучше, и намного! Неужели вы этого не понимаете?
– Я понимаю… Просто мы не ожидали, что такое может быть.
– Да, и я не ожидал, что со стороны Игоря может быть такая подстава! – Я повернулся к Диме: – Как только появятся новые следователи и тебя вызовут на повторный допрос, тут же звони мне. Поедем вместе.
– Хорошо, – кивнул Дима. – А сейчас что мне делать?
– Лучше не попадать в такие компании. А еще лучше, – я усмехнулся, – сидеть по вечерам дома.
Прошло время. Мои клиенты не звонили. Только потом, через несколько месяцев, торопясь к новому клиенту, в Бутырке я неожиданно встретил родителей Димы. Мать, увидев меня, подошла и поздоровалась, опустив взгляд.
– Что вы тут делаете? – спросил я. – Что с Димой?
– Он тут сидит…
– Сидит? Его что, арестовали по тому случаю?
– Нет… То дело было прекращено. Он… Он машину угнал.
– Как угнал?
– Вышел с ребятами гулять. А они решили покататься. И он попался. А поскольку он тогда находился под испытательным сроком, его сразу арестовали.
– Но я же предупреждал его, просил, чтобы дома сидел!
– Я понимаю, мы виноваты, не углядели… – тихо сказала женщина.
– Теперь я ничем вам помочь не могу. Занятость очень большая.
– Так получилось, – повторила женщина.
Я вошел в следственный изолятор. Заполняя листок вызова, думал: получилось, что, вроде бы, я вытащил Диму, спас от тюрьмы, а он опять загремел, да еще так глупо! А может, ему суждено было попасть в тюрьму? И даже лучше, что за угон машины, а не за какое-нибудь тяжкое преступление?
Прошли первые полгода моей работы адвокатом. За это время я провел несколько дел. Были среди них удачные, были проигрышные, когда все мои старания не признавались и судья выносил обвинительное решение. В конце того года у меня сложилось впечатление, что девяносто процентов выносимых приговоров имеют обвинительный характер. Конечно, у нас нет той системы, которую мы видим в американских фильмах, где идет настоящее состязание сторон – обвинители бьются с адвокатами на равных. А у нас что? Адвокат выносит свои просьбы, а они отклоняются судом, в то время как ходатайство обвинения обычно удовлетворяется. Зачастую ты выискиваешь в ходе предварительного следствия какие-то недоработки, а судья их тщательно «замазывает» – выполняет функции помощника следствию, которое имеет только одну цель – обвинить человека и посадить его в тюрьму. Не знаю, откуда это, может, из далекой сталинской эпохи с ее традициями… Но это есть. И оправдательных приговоров – меньше одного процента…
Тем не менее какие-то дела заканчивались положительно. Ведь нельзя сказать, что если адвокат берется за дело и в итоге его подзащитный получает вместо десяти лет всего четыре, то дело проиграно?! Это успех – шесть лет нормальной жизни вместо неволи.
Жизнь нашей юридической консультации налаживалась. Отмечали дни рождения, праздники – пили шампанское, ели торты, спорили. Стала проясняться и обстановка в «авдвокатском мире». Для себя я выделил группу адвокатов, обслуживающих крупные коммерческие организации. Тут отношения строились по-разному и в этом мне еще предстояло разобраться. Например, у нас, гонорарных адвокатов, все зависело от клиента, – сколько заплатит, как поведет себя. Если клиенты идут на конкретное имя, то этому адвокату определенный заработок обеспечен. Другое дело – если ты не очень известен. Но и тут может повезти. Иногда раскрученные адвокаты, у которых много клиентов, физически не в состоянии брать новых. Они отсылают клиентов к тебе, естественно, не безвозмездно – снимают определенный процент, так называемый «откат». Ничего криминального в этом нет, обычная практика.
У нас, адвокатов, есть хорошая поговорка: «Адвоката ноги кормят». Это значит, что весь твой рабочий день зависит от движения и посещения различных мест по работе. А затем, когда проходит несколько лет, адвоката начинают кормить ноги клиентов. Это, конечно, образно сказано. Иначе говоря, сначала адвокат создает свое имя, а потом имя работает на него.
Глава 2. БАНДИТСКИЕ ДЕЛА. 1994 год
– Нет, что вы, нам лучше с вами! Мы вам верим! – произнесла женщина.
Через три дня состоялся суд. В зале судебного заседания народу было немного – мать и отчим Димы, родители Игоря и мы, адвокаты. Остальные – свидетели, работники милиции, какая-то незнакомая женщина и еще несколько человек.
Судья-мужчина, так же как и представитель прокуратуры, представился и начал зачитывать дело. Наконец дошло до допроса подсудимых. Я решил опросить свидетеля – женщину, которая вызвала милицию. Она жила в доме рядом, в квартире, окна которой выходили на Москву-реку. Она рассказала, что около двух часов ночи услышала выстрелы со стороны спуска к реке. Выглянув в окно, увидела, что два парня стреляли из ружей. Тут же она вызвала милицию. Вскоре приехал наряд. Больше женщина ничего рассказать не могла.
Судья поинтересовался, слышала ли свидетельница какие-либо нецензурные слова со стороны стрелявших. Я понимал, что он ищет признаки хулиганства.
– Да, – ответила женщина, – они ругались.
Когда пришло время задавать вопросы мне, я сразу же спросил, на каком расстоянии находится дом от спуска к реке. Женщина ответила, что около ста метров. Я достал фотографии и схему и показал, что мы замеряли расстояние – дом от места преступления находится в 430 метрах. Поскольку дело было зимой и окна плотно закрыты, женщина не могла слышать слов. Никакого смысла ругаться нецензурными словами нашим подзащитным не было.
Судья что-то отметил в своем блокноте.
Теперь мне хотелось опросить еще одного человека. Я спросил:
– Господин Огурцов, вы готовы дать показания?
Игорь хотел было встать, но адвокат остановил его и произнес, обратившись к судье:
– Ваша честь, если вы не возражаете, пусть сначала допросят его подельника Дмитрия… – Посмотрев на меня, он добавил: – Если, конечно, его защита не возражает.
Я пожал плечами:
– Пожалуйста, я не возражаю, пусть он будет первым.
Судья обратился к Диме:
– Меня интересует только одно. Это ты стрелял в милиционера?
– Нет, я не стрелял, – ответил тот.
– Значит, если ты не стрелял, то по логике выходит, что это был Огурцов?
– Нет, я не знаю, кто стрелял.
– Почему ты не знаешь?
– Потому что я стоял спиной и не видел, кто это сделал.
– То есть получается, – продолжал судья, – что и ты не стрелял, и Огурцов не стрелял. Так кто же это сделал?
Дима пожал плечами.
– Но тебе должно быть известно, что… – и судья стал говорить что-то об искренности показаний, о смягчающих факторах и тому подобное. Но Дима, как мы и договаривались, твердо стоял на своем.
– Хорошо, – кивнул головой судья. – Давай теперь выслушаем твоего напарника-подельника.
Игорь поднялся и вышел вперед, опустив голову. Я почувствовал, что здесь что-то не так. Монотонным голосом он стал произносить заученный текст о том, как он не хотел ехать на день рождения, как не хотел доставать ружья, как не хотел идти на Москву-реку и, наконец, как он не хотел стрелять… – Получалось, что все он делал против своей воли? – подумал я, внутренне усмехаясь.
– И что? – вступил в разговор судья. – Приехали работники милиции…
– Да, они приехали, – кивнул Игорь. – Я стоял впереди Дмитрия и держал ружье. Он стоял сзади. И тут раздался выстрел. Я повернул голову и увидел, как Дмитрий стрелял в работника милиции.
– Стоп! – сказал я про себя. – Вот оно, нарушение нашего соглашения! Такой подставы и такого спектакля я не ожидал…
– Хорошо, – сказал судья. – Значит, вы утверждаете, что вы не стреляли, а это сделал Дмитрий Орлов?
– Да, ваша честь, я это утверждаю, – повторил Игорь.
– Прекрасно! И что же было дальше?
– А дальше – мы побежали… Точнее, я побежал.
– А работники милиции?
– Они кричали вслед: «Стой, стой!» Но я убежал… И ружье выбросил.
– Да, это нам известно. Ружье на следующий день нашли на стройке рабочие и сдали его в отделение милиции. Ну что же, – судья помолчал, – картина мне ясна. У защиты есть какие-либо вопросы?
– Да, ваша честь! – ответил адвокат Игоря. Поднявшись, он начал юридически обосновывать показания своего клиента.
– Кстати, Огурцов характеризуется только с положительной стороны, – сказал он. – Вот характеристика из института, вот – с места жительства. Тут говорится, что он любит животных, заботится о старших…
Мне стало смешно. Какое это имеет отношение к случившемуся той ночью?
– Хорошо, – кивнул судья. – Мы все бумаги приобщим к делу. Еще есть вопросы?
– Да, ваша честь, – поднялся я. Внимательно посмотрел на судью и понял, что его уже не интересует это дело, ему все понятно и ясно. Один из подсудимых показал на другого, и теперь осталось одному срок уменьшить, а другому – по полной программе. Я заметил, что он равнодушно перелистывает бумаги. Князев же улыбался, глядя на родителей Игоря. Я громко заговорил:
– Я хотел бы спросить Огурцова только об одном. Я прекрасно понимаю, что ответ никак не повлияет на ход заседания. Мне просто интересно его услышать.
Судья, оторвавшись от бумаг, удивленно посмотрел на меня.
– Пожалуйста, спрашивайте, – кивнул он.
– Скажи, пожалуйста, Игорь, – обратился я к Огурцову, – если ты утверждаешь, что не стрелял в работника милиции…
– Да, – кивнул головой Игорь.
– Ты утверждаешь, что стрелял мой клиент, – продолжил я, – Дмитрий Орлов?
– Да, – он снова кивнул головой.
– Так почему же ты не положил ружье на землю и не показал сотрудникам милиции, что в стволе у тебя остался патрон, а убежал, да еще и ружье выбросил?
Парень не ожидал такого вопроса. И адвокат его занервничал.
– Ваша честь, я бы хотел… – начал он. Но судья прервал его:
– На самом деле, что вы тут спектакль разыгрываете? Думаете, мы не понимаем, что вы вводите нас в заблуждение, обманываете суд? Действительно, почему вы не показали, что у вас в ружье остался нестреляный патрон, а убежали и выбросили ружье? Кстати, патрон в ружье был стреляный, – добавил он.
Ситуация изменилась. Судья, казалось, встал на нашу сторону и скептически воспринимал все, что говорили Игорь и его адвокат.
Когда стали опрашивать следующих свидетелей, я сумел раскрутить милиционеров на признание того, что сотрудники в ту ночь были одеты в гражданские куртки, а фуражки забыли в машине. Кстати, и на машине, на которой они приехали, не было никаких опознавательных знаков.
– Таким образом, – обратился я к судье, – подсудимые не знали, что имеют дело с сотрудниками милиции.
В заключительном слове я сказал, что в связи с тем, что в ходе заседания обнаружилось много неясностей и неточностей, прошу направить дело на доследование. Судья так и поступил.
Таким образом я одержал свою первую победу.
Зал мы оставили молча. Адвокат Князев и Игорь с родителями быстро ушли. Я же прекрасно понимал, что они как союзники для нас потеряны. Но с другой стороны…
– Спасибо вам большое! – Мать Димы протянула мне конверт. Видимо, в нем лежали деньги. Выставив ладонь, я сказал:
– Нет, не нужно. Вы уже все оплатили. Притом, дело еще не закрыто.
– А что значит «дело направлено на доследование»? – спросила женщина.
– Это значит, что судом найдено много недочетов, и следователь станет снова разбираться.
– Но может, это будет хуже? – испуганно спросила женщина.
– Нет, что вы, это будет лучше, и намного! Неужели вы этого не понимаете?
– Я понимаю… Просто мы не ожидали, что такое может быть.
– Да, и я не ожидал, что со стороны Игоря может быть такая подстава! – Я повернулся к Диме: – Как только появятся новые следователи и тебя вызовут на повторный допрос, тут же звони мне. Поедем вместе.
– Хорошо, – кивнул Дима. – А сейчас что мне делать?
– Лучше не попадать в такие компании. А еще лучше, – я усмехнулся, – сидеть по вечерам дома.
Прошло время. Мои клиенты не звонили. Только потом, через несколько месяцев, торопясь к новому клиенту, в Бутырке я неожиданно встретил родителей Димы. Мать, увидев меня, подошла и поздоровалась, опустив взгляд.
– Что вы тут делаете? – спросил я. – Что с Димой?
– Он тут сидит…
– Сидит? Его что, арестовали по тому случаю?
– Нет… То дело было прекращено. Он… Он машину угнал.
– Как угнал?
– Вышел с ребятами гулять. А они решили покататься. И он попался. А поскольку он тогда находился под испытательным сроком, его сразу арестовали.
– Но я же предупреждал его, просил, чтобы дома сидел!
– Я понимаю, мы виноваты, не углядели… – тихо сказала женщина.
– Теперь я ничем вам помочь не могу. Занятость очень большая.
– Так получилось, – повторила женщина.
Я вошел в следственный изолятор. Заполняя листок вызова, думал: получилось, что, вроде бы, я вытащил Диму, спас от тюрьмы, а он опять загремел, да еще так глупо! А может, ему суждено было попасть в тюрьму? И даже лучше, что за угон машины, а не за какое-нибудь тяжкое преступление?
Прошли первые полгода моей работы адвокатом. За это время я провел несколько дел. Были среди них удачные, были проигрышные, когда все мои старания не признавались и судья выносил обвинительное решение. В конце того года у меня сложилось впечатление, что девяносто процентов выносимых приговоров имеют обвинительный характер. Конечно, у нас нет той системы, которую мы видим в американских фильмах, где идет настоящее состязание сторон – обвинители бьются с адвокатами на равных. А у нас что? Адвокат выносит свои просьбы, а они отклоняются судом, в то время как ходатайство обвинения обычно удовлетворяется. Зачастую ты выискиваешь в ходе предварительного следствия какие-то недоработки, а судья их тщательно «замазывает» – выполняет функции помощника следствию, которое имеет только одну цель – обвинить человека и посадить его в тюрьму. Не знаю, откуда это, может, из далекой сталинской эпохи с ее традициями… Но это есть. И оправдательных приговоров – меньше одного процента…
Тем не менее какие-то дела заканчивались положительно. Ведь нельзя сказать, что если адвокат берется за дело и в итоге его подзащитный получает вместо десяти лет всего четыре, то дело проиграно?! Это успех – шесть лет нормальной жизни вместо неволи.
Жизнь нашей юридической консультации налаживалась. Отмечали дни рождения, праздники – пили шампанское, ели торты, спорили. Стала проясняться и обстановка в «авдвокатском мире». Для себя я выделил группу адвокатов, обслуживающих крупные коммерческие организации. Тут отношения строились по-разному и в этом мне еще предстояло разобраться. Например, у нас, гонорарных адвокатов, все зависело от клиента, – сколько заплатит, как поведет себя. Если клиенты идут на конкретное имя, то этому адвокату определенный заработок обеспечен. Другое дело – если ты не очень известен. Но и тут может повезти. Иногда раскрученные адвокаты, у которых много клиентов, физически не в состоянии брать новых. Они отсылают клиентов к тебе, естественно, не безвозмездно – снимают определенный процент, так называемый «откат». Ничего криминального в этом нет, обычная практика.
У нас, адвокатов, есть хорошая поговорка: «Адвоката ноги кормят». Это значит, что весь твой рабочий день зависит от движения и посещения различных мест по работе. А затем, когда проходит несколько лет, адвоката начинают кормить ноги клиентов. Это, конечно, образно сказано. Иначе говоря, сначала адвокат создает свое имя, а потом имя работает на него.
Глава 2. БАНДИТСКИЕ ДЕЛА. 1994 год
В столице продолжали стрелять. 1994 год считается пиком расцвета бандитизма и заказных убийств в Москве. Количество группировок не поддавалось подсчету. И заказных убийств за год – больше тысячи пятисот, то есть почти пять убийств в день!!! Такой цифры еще не было в истории криминального мира.
В эти годы в лексиконе горожан появилось слово «киллер» – человек, совершающий заказное убийство. Обычно группировки использовали киллеров-«гастролеров» из другого города, а еще лучше – из бывших братских республик.
Часто случалось, что после акции по устранению какого-нибудь известного лица киллера убивали, чтобы спрятать концы в воду.
Визитной карточкой наемных убийц стал контрольный выстрел в голову жертвы, дабы результат был стопроцентным.
Многие наши мафиози стали копировать западных коллег, особенно показанных в видеофильмах. Лидеры наших ОПГ тоже стали носить пиджаки с темными рубашками и темными галстуками. Некоторое удивление у наших сограждан вызвала в начале 90-х годов любовь «новых русских» и криминальных авторитетов к малиновым пиджакам.
Нынешние воры в законе, которые сумели перестроить свое криминальное мировоззрение, быстро разбогатели и теперь живут в роскошных особняках, одеваются у лучших модельеров и ездят на представительских «шестисотых» «Мерседесах» и дорогих джипах.
Еще одна ступень в криминальной иерархии – бригадиры, которые являются связующим звеном между высшими и низшими членами группировки. Все они, принадлежащие к молодому поколению, стали носить дорогие костюмы от Версаче, часы «Ролекс», модные шелковые сорочки, а на шее толстую золотую цепь. Тогда по количеству золота сведущие люди судили о степени влияния человека, о «крутизне» его группировки.
Рядовые члены группировок, так называемые быки, тоже носили украшения в виде цепей, печаток и колец, однако они у них были менее толстые. Из верхней одежды они предпочитали удобные кожаные куртки или кашемировую парку, к которой обычно прилагалась кепка из того же материала с «ушами», из брюк предпочтение отдавалось не сковывающим движения «трубам» или слаксам: бык всегда должен быть готов к бою, а широкого покроя одежда в этом смысле самая удобная. Еще в середине 80-х годов небезызвестные «любера» сделали подобное открытие и, выезжая в Москву для коллективных драк, облачались в спортивные костюмы. Они же узаконили в этой среде и короткую стрижку.
В то время в столице шла настоящая бандитская война. Организованные структуры отстаивали свои интересы. Сначала москвичей пытались подвинуть так называемые выходцы из этнических группировок. Самой сильной в ту пору считалась чеченская община. Славянские группировки пытались вести с ними войну. Но вскоре московские криминальные структуры стали теснить бригады из других регионов, которые тоже хотели иметь «место под солнцем».
Одной из причин нового криминального передела безусловно было убийство самых влиятельных и знаковых фигур криминального мира Отари Квантришвили и Сергея Тимофеева.
Условно криминальный мир столицы раскололся на два лагеря. Одни считали, что главой его является Отарик, другие предпочитали авторитет Тимофеева по кличке Сильвестр. Ходили слухи об их противоречиях, хотя это не мешало им быть партнерами по многим направлениям бизнеса.
Самым характерным из их раздоров стала борьба за ночной клуб «Арлекино».
В Москве в то время был один-единственный ночной клуб, который приносил колоссальную прибыль своим владельцам. Владельцы находились под опекой Сильвестра, то есть под «ореховскими». Но на «Арлекино» претендовали и «бауманские» (тогдашние лидеры Глобус, Бабон) – протекцию которым оказывал Отарик.
Один из первых ночных клубов-казино «Арлекино» открылся недалеко от Московского зоопарка, в здании одного из пустующих больших кинотеатров Москвы. Нехитрое оборудование, простейшая развлекаловка и колоссальные прибыли. За короткое время его раскрутили.
«Арлекино» стал самым крутым клубом столицы. Владельцы его приглашали на свою сцену не только знаменитых отечественных исполнителей, но и звезд зарубежной эстрады. Еще до недавнего времени их можно было видеть только на видеокассетах или послушать на аудиозаписях. Это привлекло большое внимание посетителей к «Арленкино».
Владельцами клуба являлись два закадычных друга, еще недавно, во времена застоя, работавших в одном из московских ресторанов. Один из них был заведующим рестораном, другой – барменом. Предприимчивые друзья, почувствовав выгоды кооперативного движения, быстро нашли нужную нишу в бизнесе.
Отдых в ночных клубах становился все более популярным среди братвы. Но, что интересно, иногда здесь могли отдыхать две враждующие группировки, но прямых столкновений в клубе между ними не было. До поры. И все же бандитские войны из-за «Арлекино» начались.
5 апреля у Краснопресненских бань убили известного бизнесмена, мецената и криминального авторитета Отари Витальевича Квантришвили (Отарика). Он был определенной знаковой и противоречивой фигурой того времени.
Лидер партии «Спортсмены России», председатель Фонда социальной защиты спортсменов имени Льва Яшина, заслуженный тренер по греко-римской борьбе 46-летний Отари Квантришвили имел самые тесные связи с элитой криминального мира страны.
В тот день он отправился с приятелями в Краснопресненские бани. Это был санитарный день для бань, но для Отарика они действовали как обычно. Некоторые свидетели утверждали, что он хотел просто попариться, другие же говорили, что там у него намечалась важная встреча с представителями некоей кавказской банды, незадолго до того «наехавшей» на одну из коммерческих структур, которую контролировал Отари Витальевич.
По милицейским сводкам, в 17.40 Квантришвили вышел из подъезда бань и остановился. К нему подошли два человека, которых никто из его окружения в лицо не знал. Беседа была недолгой. Поговорив, Отари, не торопясь, направился к автостоянке, где его поджидала машина. По пути он, как утверждали потом очевидцы, на секунду остановился, чтобы отпить из бутылки боржоми. В этот момент и прозвучал выстрел. Затем раздались еще два. Пули попали Квантришвили в голову, шею и грудь. Сопровождавшие Квантришвили люди бросились к нему, бережно положили в машину и отвезли в Боткинскую больницу, но было поздно. Квантришвили умер.
В то время в Москве заказные убийства происходили практически каждый день. Но ликвидация Квантришвили наделала много шума. Все газеты вышли с описанием жизни и причин смерти Отари. Звучали фамилии самых различных лиц, якобы причастных к убийству. Заказчиками в прессе называли тогдашнего вице-премьера правительства А. Шохина и начальника РУОПа В. Рушайло, которому Отари угрожал по телевидению расправой; звучали и клички лидеров криминального мира, с которыми у него также были конфликты. Говорили, что коммерсанты сбросились и наняли киллера, чтобы разобраться с Отариком, который вынуждал их отчислять большие суммы для своего благотворительного фонда памяти Льва Яшина.
Прошли пышные похороны. На них присутствовал весь цвет криминального мира, известные спортсмены, знаменитые эстрадные певцы и даже некоторые деятели из мэрии, с которыми Отарик поддерживал достаточно тесные отношения. Естественно, за этой процессией наблюдало большое количество руоповцев и муровцев, которые вели видеосъемку всех, кто пришел на похороны.
После убийства Отарика по столице вновь поползли слухи о «Белой стреле» – секретном подразделении, состоящем из бывших работников спецслужб, отстреливающих криминальных авторитетов.
Легенда о знаменитой «Белой стреле» занимала умы в основном обывателей и бандитов. Этот феномен интересен больше с психологической, чем фактической стороны. Еще Юрий Андропов, после того как стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, инициировал создание в структуре КГБ подразделений «В» и «С» с целью ликвидации лидеров криминального мира силовыми методами. Сотрудники этих подразделений проходили обучение в Седьмом управлении КГБ. Они внедрялись в преступную среду, выдавая себя за рядовых боевиков.
По данным КГБ СССР, этими группами было завербовано в качестве агентов около 20 % криминальных лидеров. После распада СССР и ликвидации КГБ эти группы лишились своих хозяев, но, по слухам, свою деятельность не прекратили.
Следователи тогда выдвинули три версии убийства господина Квантришвили: его «убрали» представители чеченской ОПГ в связи с делами партии «Спортсмены России», которую он создал в 1993 году. Гуляла версия и о том, что покушение могли заказать руководители силовых структур. Кроме того, Отари Квантришвили могли убить из-за его доли акций в гостинице «Космос».
Только в 2006 году Мосгорпрокуратура объявила о раскрытии одного из самых громких заказных убийств 90-х – «авторитетного» бизнесмена Отари Квантришвили. Следствие считает, что его застрелили по приказу тогдашнего лидера ореховской группировки Сергея Тимофеева (Сильвестр). Непосредственным исполнителем преступления являлся бывший военнослужащий Алексей Кузьмин (Леша Солдат). Он и двое его помощников, один из которых ранее служил в ГРУ, другой – во Внутренних войсках, обвинялись в 12 убийствах и покушениях.
Раскрыть это громкое убийство удалось только через 12 лет. Продвинулось следствие только после того, как был задержан Алексей Кузьмин (Леша Солдат), который больше десяти лет руководил самой законспирированной бригадой киллеров орехово-медведковской ОПГ. О том, что в этой группировке, помимо известного киллера, бывшего морпеха Александра Пустовалова (Саши Солдата), есть еще и Леша Солдат, который также являлся исполнителем многих убийств, оперативники знали, но не имели его описания.
Лешу Солдата даже бывшие члены ОПГ не могли не только описать, но даже назвать места его возможного пребывания. Выйти на след неуловимого Кузьмина удалось лишь в 2006 году, когда он начал интересоваться научно-производственным объединением (НПО) «Физика». Этому НПО принадлежит 15-этажное здание на Варшавском шоссе, привлекшее внимание одной из бизнес-структур, созданной некогда «ореховскими». Помочь деловым «партнерам» в разрешении имущественного спора вызвался Кузьмин с двумя помощниками.
Они установили слежку за руководством НПО, начали прослушивать телефонные разговоры менеджеров, но попали в поле зрения оперативников 1-го отдела МУРа, которые установили за ними наблюдение. Позже оперативники выяснили, что в спор за здание на Варшавке вмешался тот самый неуловимый киллер «ореховских», которого безуспешно разыскивают уже много лет. Задержали Лешу Солдата и его людей в квартирах, которые они снимали в Мытищинском районе Подмосковья. Там же было обнаружено большое количество спецтехники, два автомата Калашникова, пистолеты и около тысячи патронов.
Между тем криминальная жизнь в Москве в 1994 году шла своим кровавым путем.
Было очень страшное время. Казалось, что в Москве наступили времена Чикаго тридцатых годов – вершины гангстерских войн. Помимо местных московских группировок, увеличилось число приезжих, которые явились в столицу вести борьбу за коммерческие структуры. У многих бизнесменов появились криминальные «крыши», а с ними пришли «стрелки» и «разборки». Начался новый криминальный передел. Стали звучать выстрелы, взрывы, а с ними – аресты бандитов. Соответственно работы у адвокатов прибавилось…
В адвокатуре появилось новое понятие – «бандитский» адвокат. У нас в юридической консультации таких было двое. Я видел, как к нам приходили люди типичной бандитской внешности – крепкие братки, одетые в черные куртки или в темные полупальто, серые кепки, надвинутые на глаза…
Обычно они приходили только к двум адвокатам, опасливо озираясь по сторонам. На улице обязательно оставляли своих людей – братву или охрану с рациями.
Одним из таких адвокатов был Алексей Рудаченков (фамилия изменена). Все говорили, что он берет самые «кровавые» дела, в основном по бандитизму и убийствам. Работал он очень много, появлялся ненадолго в начале или в конце рабочего дня. В это время у него намечались встречи. Клиенты шли к нему один за другим. Там была своя очередь. Я понимал, что Алексей зарабатывает большие деньги.
Работал Алексей с напарником, Андреем Ануфриевым. Они вместе ездили по уголовным делам.
На собраниях наш заведующий всегда поощрял адвокатов, если они объединялись по двое-трое в группы и вели совместно одно или несколько дел. Часто он говорил об Алексее и Андрее как о перспективной адвокатской паре. Но однажды произошло ЧП, и Андрей перешел к другому адвокату, Михаилу Казакову, который занимался гражданскими делами и обслуживал некоторые бизнес-структуры. Причину разлада я так и не узнал.
Алексей остался один. И тут я решил сблизиться с Алексеем, надеясь, что или стану его помощником, или он будет давать мне свои дела.
Вначале Алексей отнесся ко мне настороженно, но потом все же доверил несколько дел. Оказалось, он решил немного передохнуть и переложил свои заботы на меня. Когда Алексей вернулся с отдыха, мой отчет полностью удовлетворил его.
– Ну что же, – сказал он, – давай работать вместе. Ты будешь пока в качестве второго адвоката. К тому же, у меня есть клиенты, которые просят, чтобы адвокат защищал их в СИЗО, а у меня на это, как сам понимаешь, нет времени. Теперь я стану оформлять каждое дело на нас двоих. …Уже полгода я работал с Алексеем. За это время нашими клиентами побывали многие, как потом выяснялось, члены московских и подмосковных группировок. Чаще всего их задерживали за хранение оружия, за вымогательство, реже – за убийство. Каждый день я мотался по разным следственным изоляторам. Бывало, что с утра едешь в Бутырку, днем – в «Лефортово», а к вечеру – в «Матросскую Тишину».
В эти годы в лексиконе горожан появилось слово «киллер» – человек, совершающий заказное убийство. Обычно группировки использовали киллеров-«гастролеров» из другого города, а еще лучше – из бывших братских республик.
Часто случалось, что после акции по устранению какого-нибудь известного лица киллера убивали, чтобы спрятать концы в воду.
Визитной карточкой наемных убийц стал контрольный выстрел в голову жертвы, дабы результат был стопроцентным.
Многие наши мафиози стали копировать западных коллег, особенно показанных в видеофильмах. Лидеры наших ОПГ тоже стали носить пиджаки с темными рубашками и темными галстуками. Некоторое удивление у наших сограждан вызвала в начале 90-х годов любовь «новых русских» и криминальных авторитетов к малиновым пиджакам.
Нынешние воры в законе, которые сумели перестроить свое криминальное мировоззрение, быстро разбогатели и теперь живут в роскошных особняках, одеваются у лучших модельеров и ездят на представительских «шестисотых» «Мерседесах» и дорогих джипах.
Еще одна ступень в криминальной иерархии – бригадиры, которые являются связующим звеном между высшими и низшими членами группировки. Все они, принадлежащие к молодому поколению, стали носить дорогие костюмы от Версаче, часы «Ролекс», модные шелковые сорочки, а на шее толстую золотую цепь. Тогда по количеству золота сведущие люди судили о степени влияния человека, о «крутизне» его группировки.
Рядовые члены группировок, так называемые быки, тоже носили украшения в виде цепей, печаток и колец, однако они у них были менее толстые. Из верхней одежды они предпочитали удобные кожаные куртки или кашемировую парку, к которой обычно прилагалась кепка из того же материала с «ушами», из брюк предпочтение отдавалось не сковывающим движения «трубам» или слаксам: бык всегда должен быть готов к бою, а широкого покроя одежда в этом смысле самая удобная. Еще в середине 80-х годов небезызвестные «любера» сделали подобное открытие и, выезжая в Москву для коллективных драк, облачались в спортивные костюмы. Они же узаконили в этой среде и короткую стрижку.
В то время в столице шла настоящая бандитская война. Организованные структуры отстаивали свои интересы. Сначала москвичей пытались подвинуть так называемые выходцы из этнических группировок. Самой сильной в ту пору считалась чеченская община. Славянские группировки пытались вести с ними войну. Но вскоре московские криминальные структуры стали теснить бригады из других регионов, которые тоже хотели иметь «место под солнцем».
Одной из причин нового криминального передела безусловно было убийство самых влиятельных и знаковых фигур криминального мира Отари Квантришвили и Сергея Тимофеева.
Условно криминальный мир столицы раскололся на два лагеря. Одни считали, что главой его является Отарик, другие предпочитали авторитет Тимофеева по кличке Сильвестр. Ходили слухи об их противоречиях, хотя это не мешало им быть партнерами по многим направлениям бизнеса.
Самым характерным из их раздоров стала борьба за ночной клуб «Арлекино».
В Москве в то время был один-единственный ночной клуб, который приносил колоссальную прибыль своим владельцам. Владельцы находились под опекой Сильвестра, то есть под «ореховскими». Но на «Арлекино» претендовали и «бауманские» (тогдашние лидеры Глобус, Бабон) – протекцию которым оказывал Отарик.
Один из первых ночных клубов-казино «Арлекино» открылся недалеко от Московского зоопарка, в здании одного из пустующих больших кинотеатров Москвы. Нехитрое оборудование, простейшая развлекаловка и колоссальные прибыли. За короткое время его раскрутили.
«Арлекино» стал самым крутым клубом столицы. Владельцы его приглашали на свою сцену не только знаменитых отечественных исполнителей, но и звезд зарубежной эстрады. Еще до недавнего времени их можно было видеть только на видеокассетах или послушать на аудиозаписях. Это привлекло большое внимание посетителей к «Арленкино».
Владельцами клуба являлись два закадычных друга, еще недавно, во времена застоя, работавших в одном из московских ресторанов. Один из них был заведующим рестораном, другой – барменом. Предприимчивые друзья, почувствовав выгоды кооперативного движения, быстро нашли нужную нишу в бизнесе.
Отдых в ночных клубах становился все более популярным среди братвы. Но, что интересно, иногда здесь могли отдыхать две враждующие группировки, но прямых столкновений в клубе между ними не было. До поры. И все же бандитские войны из-за «Арлекино» начались.
Убийство Отари Квантришвили
5 апреля у Краснопресненских бань убили известного бизнесмена, мецената и криминального авторитета Отари Витальевича Квантришвили (Отарика). Он был определенной знаковой и противоречивой фигурой того времени.
Лидер партии «Спортсмены России», председатель Фонда социальной защиты спортсменов имени Льва Яшина, заслуженный тренер по греко-римской борьбе 46-летний Отари Квантришвили имел самые тесные связи с элитой криминального мира страны.
В тот день он отправился с приятелями в Краснопресненские бани. Это был санитарный день для бань, но для Отарика они действовали как обычно. Некоторые свидетели утверждали, что он хотел просто попариться, другие же говорили, что там у него намечалась важная встреча с представителями некоей кавказской банды, незадолго до того «наехавшей» на одну из коммерческих структур, которую контролировал Отари Витальевич.
По милицейским сводкам, в 17.40 Квантришвили вышел из подъезда бань и остановился. К нему подошли два человека, которых никто из его окружения в лицо не знал. Беседа была недолгой. Поговорив, Отари, не торопясь, направился к автостоянке, где его поджидала машина. По пути он, как утверждали потом очевидцы, на секунду остановился, чтобы отпить из бутылки боржоми. В этот момент и прозвучал выстрел. Затем раздались еще два. Пули попали Квантришвили в голову, шею и грудь. Сопровождавшие Квантришвили люди бросились к нему, бережно положили в машину и отвезли в Боткинскую больницу, но было поздно. Квантришвили умер.
В то время в Москве заказные убийства происходили практически каждый день. Но ликвидация Квантришвили наделала много шума. Все газеты вышли с описанием жизни и причин смерти Отари. Звучали фамилии самых различных лиц, якобы причастных к убийству. Заказчиками в прессе называли тогдашнего вице-премьера правительства А. Шохина и начальника РУОПа В. Рушайло, которому Отари угрожал по телевидению расправой; звучали и клички лидеров криминального мира, с которыми у него также были конфликты. Говорили, что коммерсанты сбросились и наняли киллера, чтобы разобраться с Отариком, который вынуждал их отчислять большие суммы для своего благотворительного фонда памяти Льва Яшина.
Прошли пышные похороны. На них присутствовал весь цвет криминального мира, известные спортсмены, знаменитые эстрадные певцы и даже некоторые деятели из мэрии, с которыми Отарик поддерживал достаточно тесные отношения. Естественно, за этой процессией наблюдало большое количество руоповцев и муровцев, которые вели видеосъемку всех, кто пришел на похороны.
После убийства Отарика по столице вновь поползли слухи о «Белой стреле» – секретном подразделении, состоящем из бывших работников спецслужб, отстреливающих криминальных авторитетов.
Легенда о знаменитой «Белой стреле» занимала умы в основном обывателей и бандитов. Этот феномен интересен больше с психологической, чем фактической стороны. Еще Юрий Андропов, после того как стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, инициировал создание в структуре КГБ подразделений «В» и «С» с целью ликвидации лидеров криминального мира силовыми методами. Сотрудники этих подразделений проходили обучение в Седьмом управлении КГБ. Они внедрялись в преступную среду, выдавая себя за рядовых боевиков.
По данным КГБ СССР, этими группами было завербовано в качестве агентов около 20 % криминальных лидеров. После распада СССР и ликвидации КГБ эти группы лишились своих хозяев, но, по слухам, свою деятельность не прекратили.
Следователи тогда выдвинули три версии убийства господина Квантришвили: его «убрали» представители чеченской ОПГ в связи с делами партии «Спортсмены России», которую он создал в 1993 году. Гуляла версия и о том, что покушение могли заказать руководители силовых структур. Кроме того, Отари Квантришвили могли убить из-за его доли акций в гостинице «Космос».
Только в 2006 году Мосгорпрокуратура объявила о раскрытии одного из самых громких заказных убийств 90-х – «авторитетного» бизнесмена Отари Квантришвили. Следствие считает, что его застрелили по приказу тогдашнего лидера ореховской группировки Сергея Тимофеева (Сильвестр). Непосредственным исполнителем преступления являлся бывший военнослужащий Алексей Кузьмин (Леша Солдат). Он и двое его помощников, один из которых ранее служил в ГРУ, другой – во Внутренних войсках, обвинялись в 12 убийствах и покушениях.
Раскрыть это громкое убийство удалось только через 12 лет. Продвинулось следствие только после того, как был задержан Алексей Кузьмин (Леша Солдат), который больше десяти лет руководил самой законспирированной бригадой киллеров орехово-медведковской ОПГ. О том, что в этой группировке, помимо известного киллера, бывшего морпеха Александра Пустовалова (Саши Солдата), есть еще и Леша Солдат, который также являлся исполнителем многих убийств, оперативники знали, но не имели его описания.
Лешу Солдата даже бывшие члены ОПГ не могли не только описать, но даже назвать места его возможного пребывания. Выйти на след неуловимого Кузьмина удалось лишь в 2006 году, когда он начал интересоваться научно-производственным объединением (НПО) «Физика». Этому НПО принадлежит 15-этажное здание на Варшавском шоссе, привлекшее внимание одной из бизнес-структур, созданной некогда «ореховскими». Помочь деловым «партнерам» в разрешении имущественного спора вызвался Кузьмин с двумя помощниками.
Они установили слежку за руководством НПО, начали прослушивать телефонные разговоры менеджеров, но попали в поле зрения оперативников 1-го отдела МУРа, которые установили за ними наблюдение. Позже оперативники выяснили, что в спор за здание на Варшавке вмешался тот самый неуловимый киллер «ореховских», которого безуспешно разыскивают уже много лет. Задержали Лешу Солдата и его людей в квартирах, которые они снимали в Мытищинском районе Подмосковья. Там же было обнаружено большое количество спецтехники, два автомата Калашникова, пистолеты и около тысячи патронов.
Между тем криминальная жизнь в Москве в 1994 году шла своим кровавым путем.
Было очень страшное время. Казалось, что в Москве наступили времена Чикаго тридцатых годов – вершины гангстерских войн. Помимо местных московских группировок, увеличилось число приезжих, которые явились в столицу вести борьбу за коммерческие структуры. У многих бизнесменов появились криминальные «крыши», а с ними пришли «стрелки» и «разборки». Начался новый криминальный передел. Стали звучать выстрелы, взрывы, а с ними – аресты бандитов. Соответственно работы у адвокатов прибавилось…
В адвокатуре появилось новое понятие – «бандитский» адвокат. У нас в юридической консультации таких было двое. Я видел, как к нам приходили люди типичной бандитской внешности – крепкие братки, одетые в черные куртки или в темные полупальто, серые кепки, надвинутые на глаза…
Обычно они приходили только к двум адвокатам, опасливо озираясь по сторонам. На улице обязательно оставляли своих людей – братву или охрану с рациями.
Одним из таких адвокатов был Алексей Рудаченков (фамилия изменена). Все говорили, что он берет самые «кровавые» дела, в основном по бандитизму и убийствам. Работал он очень много, появлялся ненадолго в начале или в конце рабочего дня. В это время у него намечались встречи. Клиенты шли к нему один за другим. Там была своя очередь. Я понимал, что Алексей зарабатывает большие деньги.
Работал Алексей с напарником, Андреем Ануфриевым. Они вместе ездили по уголовным делам.
На собраниях наш заведующий всегда поощрял адвокатов, если они объединялись по двое-трое в группы и вели совместно одно или несколько дел. Часто он говорил об Алексее и Андрее как о перспективной адвокатской паре. Но однажды произошло ЧП, и Андрей перешел к другому адвокату, Михаилу Казакову, который занимался гражданскими делами и обслуживал некоторые бизнес-структуры. Причину разлада я так и не узнал.
Алексей остался один. И тут я решил сблизиться с Алексеем, надеясь, что или стану его помощником, или он будет давать мне свои дела.
Вначале Алексей отнесся ко мне настороженно, но потом все же доверил несколько дел. Оказалось, он решил немного передохнуть и переложил свои заботы на меня. Когда Алексей вернулся с отдыха, мой отчет полностью удовлетворил его.
– Ну что же, – сказал он, – давай работать вместе. Ты будешь пока в качестве второго адвоката. К тому же, у меня есть клиенты, которые просят, чтобы адвокат защищал их в СИЗО, а у меня на это, как сам понимаешь, нет времени. Теперь я стану оформлять каждое дело на нас двоих. …Уже полгода я работал с Алексеем. За это время нашими клиентами побывали многие, как потом выяснялось, члены московских и подмосковных группировок. Чаще всего их задерживали за хранение оружия, за вымогательство, реже – за убийство. Каждый день я мотался по разным следственным изоляторам. Бывало, что с утра едешь в Бутырку, днем – в «Лефортово», а к вечеру – в «Матросскую Тишину».