- Нет, зеркало, - возразила Мерле. - Но ты не бойся, оно водяное.
Юнипа ничуть не удивилась, словно так и должно было быть. Только когда она дотронулась кончиком пальца до водяной поверхности зеркала, то невольно вздрогнула и сказала:
- Оно холодное...
Мерле покачала головой.
- Нет, вовсе нет. Вода в зеркале всегда теплая. Если туда что-нибудь сунуть, то когда вынешь, все остается сухим.
Юнипа еще раз потрогала воду.
- А мне она кажется холодной, как лед.
Мерле взяла у нее из рук зеркало и погрузила в него указательный и средний пальцы.
- Теплое, - снова сказала она и повторила с некоторым упрямством: Оно никогда не бывало холодным, никогда в жизни.
- Кто-нибудь еще его трогал? Хочу сказать, - кроме тебя?
- Нет, никто. Я хотела дать его потрогать одной монахине, которая навестила наш приют, но она страшно испугалась и сказала, что это дьявольская штуковина.
Юнипа подумала и сказала:
- Наверное, вода делается холодной для всех, кроме ее хозяина.
Мерле нахмурила брови: - Может быть и так. - Она посмотрела на зеркальную гладь, которая едва заметно колебалась. Из зеркала на нее смотрело, подрагивая и расплываясь, ее собственное изображение.
- Ты покажешь его Арчимбольдо? - спросила Юнипа. - Он ведь разбирается в волшебных зеркалах.
- Нет, не хочу. В общем, не сейчас. Может быть позже.
- Боишься, что он его у тебя отнимет?
- А ты не боялась бы? - Мерле вздохнула. - Это -единственное, что мне досталось от родителей.
- Ты сама - частица твоих родителей, не забывай об этом.
Мерле на минуту замолкла. Она прикидывала, можно ли довериться Юнипе, стоит ли поделиться со слепой девочкой своей главной тайной? Наконец, оглянувшись с опаской на дверь, прошептала: - Вода - это еще не все.
- Что ты хочешь сказать?
- Я могу засунуть в зеркало всю свою руку, а она не высунется с другой стороны.
Мерле перевернула зеркало: его обратная сторона была такая же твердая, как и овальная рамка.
- Ты, правда, так делаешь? - спросила недоверчиво Юнипа. - И сейчас сможешь сделать?
- Смотри, если хочешь.
Мерле сначала погрузила пальцы в водяное зеркало, потом ладонь и, наконец, всю руку. Рука исчезла, будто вообще перестала существовать.
Юнипа придвинулась к Мерле и ощупала часть ее плеча, не утонувшего в зеркале.
- Что ты чувствуешь?
- Тепло, - сказала Мерле. - Очень приятно и не горячо. - Она понизила голос: - А иногда еще кое-что чувствую.
- Что же?
- Чью-то руку.
- Чью-то... руку?
- Да. Она берет меня за пальцы, нежно-нежно, и держит.
- Крепко держит?
- Не очень. Просто... ну, просто держит мою руку. Как подруга. Или...
- Или как родители? - Юнипа не сводила с нее незрячих глаз. - Ты думаешь, что твой отец или твоя мать держат тебя за руку.
Мерле сначала не хотела говорить на эту тему. Но она поняла, что Юнипе можно довериться, и, немного поколебавшись, решилась.
- Может, и родители, а что? Все-таки они сами положили зеркало мне в корзину. И потому так сделали, чтобы я не совсем затерялась и знала, что они еще есть... где-нибудь.
Юнипа медленно кивала, но, казалось, не совсем в это верила. Затем немного печально произнесла:
- А я уже давно представляю себе, что мой отец - гондольер. Я знаю, что гондольеры - самые красивые мужчины Венеции... Думаю, все это знают... Хотя я гондольеров и не вижу.
- Они не все красивые, - заметила Мерле.
Голос Юнипы звучал тихо и мечтательно:
- А еще я вижу, что моя мать - разносчица воды и пришла с материка.
Разносчиц воды, продававших на улицах питьевую воду из больших кувшинов, все - млад и стар - считали самыми прекрасными женщинами в городе. Как и в отношении гондольеров была в этой оценке немалая доля правды.
Юнипа продолжала:
- Так вот, я вообразила, что мои родители - самые чудесные люди на земле, такие, как я мысленно изображаю саму себя. Свое настоящее "Я". Мне даже хотелось их оправдать: ведь два таких совершенных человека, говорила я себе, не могут показываться на людях с уродливым ребенком. Я доказывала себе, что они имели полное право меня выкинуть.
Вдруг Юнипа так сильно тряхнула головой, что ее белокурые волосы разметались по плечам.
- Но теперь я считаю, что глупо так думать! Красивые мои родители или уроды, или они вообще уже покойники... Какое мне до всего этого дело, понимаешь? Я есть я, вот и все, что теперь важно. А мои родители - очень плохо, жестоко поступили, выбросив беспомощного ребенка на улицу.
Мерле растерянно молчала. Она понимала, о чем Юнипа говорит, но еще не могла связать ее слова с собственной судьбой и с рукой в зеркале.
- Ты не должна выдумывать сказки, - говорила слепая девочка, и ее голос звучал решительно и строго. Словно она вдруг очень повзрослела. Твои родители от тебя отказались. Поэтому они положили тебя в плетеную корзину. И если тебе в твоем зеркале кто-то протягивает руку, это вовсе не обязательно твоя мать или твой отец. То, что ты чувствуешь, - это волшебство. А с волшебством, Мерле, шутить нельзя.
От гнева и обиды кровь прилила к лицу Мерле. Юнипа не имеет никакого права так рассуждать и отнимать последнюю надежду, лишать той мечты, которую она, Мерле, лелеет, опуская руку в зеркало и прикасаясь к чьей-то руке. Но тут же она подумала, что Юнипа честно высказала все то, о чем думала, а честность - лучший подарок, который можно сделать друг другу, когда начинается дружба.
Мерле положила зеркало на кровать под подушку, хотя знала, что разбиться оно не может. А подушка все равно останется сухой и не намокнет. Затем она подсела к Юнипе и обняла ее за плечи. Слепая девочка тоже обняла Мерле, и так они сидели, прижавшись друг к другу, как сестры, как два человека, у которых нет друг от друга секретов. Обеих охватило такое сильное чувство душевной близости и взаимопонимания, что на какое-то время Мерле забыла о теплой руке в зеркале, о том ощущении уверенности и душевного покоя, которое давало это неземное прикосновение.
Когда девочки очнулись и огляделись, Мерле сказала:
- Ты можешь его брать, когда захочешь.
- Зеркало? - Юнипа качнула головой. - Нет, Оно только твое. Если бы оно пожелало, чтобы я опускала туда руку, вода и для меня делалась бы теплой.
Мерле согласилась с Юнипой. Будь это рука родителей или пальцы кого-то совсем чужого, было ясно, что там, внутри, хотят иметь дело только с Мерле. Кто знает, может быть даже опасно так углубляться в пространство за зеркалом.
Девочки все еще сидели на кровати, когда дверь открылась и вошла Унка. На деревянном подносе она принесла ужин: густую овощную похлебку с базиликом, белый хлеб и кувшин с водой из колодца во дворе.
- Ложитесь спать, если вы уже освоились, - прошепелявила женщина в маске, уходя из комнаты. - У вас масса времени впереди, еще успеете наговориться...
Не подслушивала ли их Унка, не узнала ли о зеркале под подушкой? Но Мерле тут же сказала себе, что нет никаких оснований не доверять домоправительнице. Унка ведь была так радушна и так к ним добра. То, что пол-лица у нее скрыто маской, вовсе не означает, что она плохой человек.
К Мерле, размышлявшей об Унке, подкрался сон, и в полудремоте ей подумалось, что, наверное, все люди какое-то время носят маски. На одном маска радости, на других - маска грусти или полного равнодушия. В общем маска "вы-меня-не-знаете".
ЗЕРКАЛЬНЫЕ ГЛАЗА
Во сне Мерле встретила Королеву Флюидию*).
Ей чудилось, что она несется верхом на каком-то звере из мягкого стекла по водам Лагуны. Мчится сквозь голубые и зеленые призрачные тени, а миллионы водяных капель ласкают ее своим теплом, как вода в глубине ее зеркала. Капли щекочут ей шею, щеки, руки, протянутые навстречу волнам. Мерле чувствовала, что становится единым целым с Королевой Флюидией, с этой невидимой кудесницей, непостижимой, как восход и заход солнца, как сила молнии и ветра; неразгаданной, как тайна жизни и смерти. Мерле летела глубоко под водой, но дышала легко, как на земле, потому что Королева Флюидия была внутри нее и поддерживала в ней жизнь, как будто они были одним существом.
Шустрые стаи рыбешек неслись рядом, сопровождая ее куда-то, а "куда" для Мерле не имело значения Неудержимо быстрое скольжение в воде, - это вот здорово! Быть вместе с Королевой Флюидией, быть с ней чем-то слитным и неразрывным, чувствовать, что изнутри познаешь Лагуну и прикасаешься к ее красотам - это самое важное.
И хотя ничего особенного не происходило, кроме того, что она плыла в волнах вместе с Королевой Флюидией, сновидение было так прекрасно, что Мерле не могла припомнить, когда она в последний раз видела что-нибудь подобное. В приюте по ночам детей отвлекали другие заботы: холод, кусачие насекомые и боязнь воров. Здесь, в доме Арчимбольдо она впервые ощутила покой и безопасность.
Мерле проснулась. Сначала ей показалось, что ее разбудил какой-то скрежет. Но было тихо. Полнейшая тишина.
Королева Флюидия. О ней в те времена знал каждый. Но никто не знал, как она выглядит. Когда галеры египтян, искавшие ее в морях всего света, чтобы убить, вошли в венецианскую Лагуну, случилось нечто совсем неожиданное. Настоящее чудо. Королева Флюидия обратила их в бегство. Египетская Империя, величайшая и жесточайшая держава мировой истории, вынуждена была отступить, не солоно хлебавши.
С тех пор про королеву Флюидию стали слагаться легенды.
Твердо знали одно: она - существо без плоти и крови. Она властвует над водой и обитает в воде Лагуны и городских каналов, а также в проливах между островами, на которых лежит Венеция.
Дожи утверждали, что регулярно вступают с ней в переговоры и выполняют все ее пожелания. Впрочем, если она когда-нибудь и вправду произнесла какое-нибудь слово, ни одному простолюдину не довелось его слышать.
По мнению одних, она была размером с каплю и появлялась то тут, то там; другие клялись, что она - это сама вода, а может быть даже всего-навсего глоток воды. Она - не существо во плоти, а, скорее, всесильный дух. Тот, кто так думал, считал ее божеством, которое вливает жизнь и в людей, и в вещи.
Нашествие войск тирана Фараона несло с собой страдания, гибель и опустошение, Империя Аменофиса поработила мир, но аура Королевы Флюидии охраняла Лагуну уже более тридцати лет. В городе не было того, кто не чувствовал бы себя обязанным ей жизнью. В церквах для нее служили благодарственные мессы, рыбаки жертвовали ей часть каждого улова, и даже тайная гильдия воров выражала ей свою признательность тем, что несколько дней в году члены гильдии не запускали рук в карманы горожан.
Вот снова какой-то скрежет! На этот раз ясно, откуда он идет.
Мерле села в постели. Обрывки сна еще наползали на сознание, как пена морского прибоя на босые ноги.
Звук повторился. Металлический лязг слышался в нижнем дворе. Мерле узнала этот звук: так бывает, когда отодвигают тяжелую крышку на колодце. В Венеции часто встречаются такие круглые каменные колодцы во дворах и на публичных площадях. Снаружи на их высоких стенках высечены узоры и разные мифологические существа. Большие полукруглые крышки предохраняют драгоценную питьевую воду от грязи и крыс.
Но кто в такой ранний час возится у колодца? Мерле встала и протерла заспанные глаза. Пошатываясь, добрела до окна.
При свете луны она увидела, как кто-то перелезает через край колодца и исчезает внутри. Но тут же из темноты высовываются чьи-то руки, хватаются за край крышки, и крышка со скрежетом ложится на место.
У Мерле перехватило дыхание. Она невольно вытянула шею, хотя темная фигура уже исчезла в колодце.
Унка! Нет сомнения, что это она там внизу, во дворе. Но зачем надо домоправительнице лезть посреди ночи в темный колодец?
Мерле обернулась и хотела разбудить Юнипу.
КроватьЮнипы была пуста.
- Юнипа, ты где? - испуганно прошептала он, Хотя от окна ей был виден каждый уголок в комнате. Тут не спрячешься.
Разве что...
Мерле нагнулась и посмотрела под кроватями. Но и там не было слепой девочки.
Она подошла к двери, на которой не увидела ни задвижки, ни замка. Значит, дверь не запирается на ночь. В коридоре было тихо. Мерле едва переводила дух от волнения. На холодном полу стыли босые ноги. Она быстро натянула на себя платье и сунула ноги в потрепанные кожаные башмаки, которые надо было еще зашнуровать, хотя в ту минуту ей было не до того. Но нельзя же бежать на поиски Юнипы, путаясь в длинных шнурках, - так можно и шею себе свернуть. Она быстро принялась за шнурки, но пальцы дрожали, и с башмаками пришлось немало провозиться.
Наконец Мерле выскользнула в коридор, притворив за собой дверь. Где-то вдалеке раздавалось угрожающее шипение, - нет, не зверя, а, скорее, какой-то паровой машины, но она не могла понять, находится ли источник звука в доме или снаружи. Вскоре снова послышалось шипение, сопровождаемое мерными частыми ударами. А потом опять стало тихо. Когда Мерле добралась до лестницы, ведущей вниз, она вспомнила, что на канале Изгнанников была ведь, кроме Арчимбольдовой мастерской, еще и ткацкая мастерская на том берегу.
Однако, помимо странного звука, по дому разливался еще какой-то непонятный запах: пахло и смазочным маслом, и полированным металлом, и тем, чем пахнет, как она знала, в стеклодувных мастерских на острове Мурано в Лагуне. Мерле там побывала, когда один старый стеклодув выразил желание взять сироту в обучение. Не успела она туда войти, как он велел ей налить в бочку воды и помыть ему с мылом спину. Мерле подождала, пока он влезет в воду, и со всех ног бросилась обратно, на пристань. Спрятавшись на каком-то суденышке, она вернулась в город. В приюте такое случалось и раньше, и хотя надзиратели не выразили особой радости при ее возвращении, они были достаточно понятливы, чтобы в Мурано ее больше не отправлять.
Мерле спустилась по лестнице на площадку второго этажа. До сих пор она не встретила ни одной живой души и не обнаружила в доме ни признака жизни. Где же спят остальные ученики? Наверное, тоже на третьем этаже, - как она с Юнипой. Унка, - теперь это ясно, - дома не ночует. Но в эту минуту Мерле было некогда думать о странных ночных прогулках домоправительницы.
Где же, все-таки, Арчимбольдо? И, главное, куда делась Юнипа? Может быть, ей понадобилось выйти только на минутку? Ведь как раз на третьем этаже есть узкий эркер, а в нем - большая труба, которая впадает в канал. В эркер-то Мерле и не заглянула, и теперь себя страшно ругала. Можно сказать, - не посмотрела у себя под носом. Наверное потому, что дети в приюте очень боялись ночью вставать и выходить. Почему-то только немногие возвращались назад.
Мерле уже хотела подняться на свой этаж и поискать там Юнипу, как снова послышалось непонятное шипение. Это был все тот же безжизненный механический звук, который начал ее пугать.
Вдруг ей показалось, что кроме шипения она слышит еще какой-то звук.
Или плач?
Это - Юнипа!
Мерле напрягала зрение, пытаясь что-нибудь разглядеть на лестничной клетке. Вокруг - сплошная темь, хоть глаз выколи. Только через высокое оконце едва пробивался свет луны, вернее ее слабый мутный отсвет, в котором едва различались лестничные ступеньки. В темном коридоре, отходящем налево от лестницы, одиноко тикали стоячие часы, - их огромный черный силуэт походил на крышку гроба, прислоненную к стене.
Мерле была теперь убеждена: шипение и плач раздаются внутри дома. И доносятся снизу. Из мастерской на первом этаже. Она стала осторожно красться вниз по ступеням. Коридор, который внизу отходил от лестницы, был крытым, и Мерле, поглядывая на сводчатый потолок, почти бегом побежала вперед. От страха пересохло во рту. Она уже не просто громко дышала, а пыхтела, как пароходики на Большом канале. Что, если они с Юнипой попали из огня да в полымя? Неужто Арчимбольдо будет не учить их, а измываться над ними, как тот стеклодув из Мурано?
Она вздрогнула, заметив, что кто-то бежит рядом. Нет, это ее собственное отражение мелькает в бесчисленных зеркалах на стенах коридора.
Шипение слышалось теперь ближе и отчетливее. Унка им не показала, где находится вход в мастерскую. Лишь упомянула про дверь на первом этаже. Но здесь так много дверей, и все они такие высокие, темные и - запертые. Для Мерле ничего другого не оставалось, как только ориентироваться на звук. Плач больше не повторялся. При мысли, что Юнипа подвергается какой-то страшной опасности, Мерле едва удерживалась от слез.
Ясно одно: она ни за что не даст в обиду свою новую подругу, даже если их обеих снова отправят в приют. О чем-нибудь худшем ей не хотелось думать. И все же дурные мысли так и лезли в голову, и роились, как неотвязная мошкара.
Сейчас - ночь. Темнота. В каналах без следа пропало множество людей. Никто не станет искать двух девчонок-сирот. Двумя ртами меньше - еды останется больше. Только и всего.
Коридор круто свернул направо. В конце вырисовывался огненный контур высокой двустворчатой двери. Щели вокруг дверных створок блестели подобно золотым гирляндам на зажженной елке. Не иначе, как в мастерской пылает сильный огонь, - там, наверное, топят углем печь для той машины, которая попеременно то шипит, то урчит, - сообщила Мерле.
Когда она приблизилась на цыпочках к двери, то увидела, что дым стелется над каменным полом, как густой туман над землей. Дым выбивается из-под двери, отсвечивает багрянцем.
А вдруг в мастерской пожар? Спокойно, - уговаривала себя Мерле. Держись и не волнуйся.
Ее шаги взметнули дым с пола, и вокруг нее запрыгали в полумраке туманные призраки, заплясали огромными уродливыми тенями на стенах коридора. Кроме щелей, светящихся по бокам четырехугольника, другого освещения там не было.
Темнота, туман и - прямо перед ней - закрытая дверь в огненном обрамлении. Мерле чудилось, что она стоит у ворот Ада, - так все это диковинно и ослепляюще выглядело.
Едкий запах, который она уловила наверху, на лестничной площадке, стал здесь почти удушающим. Вонь от горячих смазочных масел била в нос. Люди в городе говорили, что несколько месяцев назад Венецию посетили посланцы Ада и предложили помощь своих Мастеров в войне против Империи Фараона. Однако городские Правители отвергли возможность сотрудничества с служителями Сатаны; пока венецианцев защищает Королева Флюидия, мол, нет надобности в таком пакте. С тех пор. Как экспедиция "Нэшнл Джиографик Сосайити" во главе с именитым профессором Чарлзом Борбриджм в 1833 году доказала факт существования Ада и определила место его нахождения в глубинах земли, начались частые встречи послов Сатаны с представителями человечества. Правда, никто точно не знал, о чем ведутся переговоры, но так, наверное, людям было спокойнее.
Мерле тоже слышала о посланцах Ада, и теперь о них вспомнила, подойдя вплотную к двери. Очень осторожно прикоснулась ладонью к дверной створке. Дерево должно было быть теплым, но дверь оказалась холодной, как все остальные. Металлическая ручка, до которой Мерле дотронулась пальцем, тоже была холодной.
Она стояла и думала, а что если вот просто так - взять и войти. Больше ничего и не оставалось. Она была совсем одна и не могла рассчитывать на чью-либо помощь в чужом доме.
Как раз в тот момент, когда Мерле решилась распахнуть дверь, ручка на двери зашевелилась, - кто-то ее поворачивал с внутренней стороны. Мерле отскочила назад, хотела убежать, но успела только отскочить в сторону, к левой створке двери, а правую в это время кто-то открыл вовнутрь.
Широкий потолок багрового света хлынул на стелившийся по полу дым. Струя воздуха вмиг очистила от серой мглы то место, где Мерле только что стояла. Чья-то большая тень заслонила свет. Какой-то человек вышел в коридор.
Мерле плотно прижалась к двери. Менее двух метров отделяло ее от человека.
Тени всегда наводят страх на людей, хотя бояться их нечего. Они всего лишь изображают карлика великаном а собаку - слоном. Так случилось и на этот раз.
Высокая тень уменьшилась на глазах, когда маленький старичок сделал несколько шагов вперед, дальше от яркого света. Он стоял, не замечая Мерле, и выглядел очень забавно в широченных штанах и в почти черной прокопченной рубахе. У него были седые взлохмаченные волосы и лоснящееся от жары лицо. Капли пота ползли по вискам и терялись на щеках в густой лохматой бороде.
Вместо того, чтобы повернуться к Мерле, он обернулся назад к открытой двери и протянул руку к струящемуся изнутри свету. На полу в коридоре появилась вторая тень и слилась с первой.
- Иди сюда, девочка, - позвал он тихо и мягко. - Иди ко мне.
Мерле застыла у двери. Не такой она представляла себе первую встречу с Арчимбольдо. Правда, спокойный и доброжелательный голос старика ее немного ободрил.
Зеркальщик снова заговорил:
- Боль скоро пройдет.
Боль?
- Ты не должна пугаться, - говорил Арчимбольдо, стоя лицом к открытой створке двери. - Ты скоро привыкнешь, верь мне.
Мерле затаила дыхание.
Арчимбольдо сделал два, три шага назад, протянув обе руки к двери, словно приглашая кого-то следовать за собой.
- Подойди ко мне ближе... Так, хорошо. Иди медленно, очень медленно.
И Юнипа шла. Она ступала осторожно и только вперед, мелкими неуверенными шажками. Вот она вышла из мастерской в коридор.
Но ведь она ничего не видит, думала с волнением Мерле. Почему Арчимбольдо заставляет ее ходить в том месте, которого она совсем не знает? Почему он ей не помогает? Почему не хочет протянуть ей руку для опоры? Вместо этого он продолжает пятиться назад... Отступая от двери, старик мог увидеть Мерле, которая притаилась в тени. Она, как зачарованная, смотрела на Юнипу, медленно идущую мимо нее. К счастью, Арчимбольдо тоже глядел только на слепую девочку.
- У тебя хорошо получается, - сказал он одобрительно. - Даже очень хорошо.
Густая темная дымка над полом постепенно рассеивалась. Из мастерской больше не вырывались клубы дыма. В огненном отсвете коридор казался теперь окутанным мутной оранжевой вуалью.
- Всё какое-то ... расплывчатое, - жалобно прошептала Юнипа.
Расплывчатое? - с удивлением подумала Мерле.
- Это ощущение скоро пройдет, - сказал мастер-зеркальщик. - Потерпи немного. Завтра рано утром, при дневном свете все будет выглядеть совсем иначе. Но ты должна мне доверять. Подойди-ка еще ближе.
Шаги Юнипы становились увереннее. Ее поступь была осторожной не потому, что она ничего не видела. Совсем наоборот.
- Что ты можешь различить? - спрашивал Арчибольдо. - Что именно?
- Я не знаю. Там что-то движется.
- Это тени. Не бойся.
Мерле не верила своим ушам. Неужели возможно, в самом деле возможно, чтобы Арчимбольдо подарил свет глазам Юнипы?
- Я еще никогда ничего не видела, - растерянно говорила Юнипа. - Ведь я слепая от рождения.
- Свет, который ты видишь, - красный? - допытывался мастер.
- Я не знаю, как выглядит свет, - робко отвечала она. - И вообще не знаю, что такое краски.
Арчимбольдо поморщился, словно с досады на самого себя.
- Я - глупец. Надо было это предвидеть.
Он остался стоять на месте и ждал, пока протянутые руки Юнипы не наткнулись на него.
- Тебе придется еще многому научиться в ближайшие недели и месяцы.
- Я для того и пришла сюда.
- Теперь, когда ты можешь видеть, твоя жизнь изменится.
Мерле не выдержала, она больше не могла прятаться. Будь что будет, - и выскочила из тени на свет.
- Что вы с ней сделали?
Арчимбольдо смотрел на нее с явным изумлением. Юнипа часто-часто моргала, стараясь что-нибудь рассмотреть и понять.
- Ты - Мерле? - спросила она.
- Да, я тут, с тобой, - Мерле встала рядом с Юнипой и тихонько коснулась ее руки.
- Ах, вот оно что. Наша вторая новая ученица, - Арчимбольдо теперь понял, в чем дело: - Довольно шустрая ученица, как я погляжу. Ну, ничего. Завтра утром ты так или иначе обо всем узнала бы сама. Ты, значит, Мерле?
Она кивнула: - А вы - Арчимбольдо.
- Верно. Совершенно верно.
Мерле перевела взор со старого мастера на Юнипу. Она никак не ожидала, что он сотворит такое чудо. На первый взгляд и при слабом свете в Юнипе не было заметно никаких изменений, но Мерле невольно спросила себя, как могла Юнипа такое вытерпеть? И по спине у нее забегали холодные мурашки.
- Но... как это...
Арчимбольдо с гордостью рассмеялся.
- Замечательно, не правда ли?
Мерле не могла произнести ни слова. Она молча глядела на Юнипу.
На ее лицо.
На ее глаза.
У Юнипы больше не было белёсых глаз. Вместо них под ресницами в глазницах сверкали маленькие серебряные зеркальца. Не выпуклые, как глазные яблоки, а плоские. Арчимбольдо заменил глаза Юнипы осколками кристаллического зеркала.
- Что вы с ней...
Арчимбольдо добродушно продолжил:
- ...сделали? Ничего плохого, девочка. Она теперь может видеть, хотя пока еще немного. Но день ото дня станет видеть лучше.
- Но у нее же зеркала в глазах!
- Да, правильно.
- Но... но это же...
- Волшебство? - Арчимбольдо пожал плечами. - некоторым нравится это так называть. Я это называю наукой. Кроме человека и животного на свете есть только одна вещь, которая тоже может видеть. Посмотри в зеркало, и оно станет смотреть на тебя. Таков первый урок в моей мастерской, Мерле. Запомни навсегда, зеркала могут видеть.
- Он правду говорит, Мерле, - поддержала его Юнипа. - Я действительно могу немного видеть. И чувствую, что с каждой минутой вижу лучше.
Арчимбольдо обрадованно кивнул.
- Прекрасно!
Он взял Юнипу за руку и стал от радости кружить ее в танце, правда, довольно осторожно, чтобы она не споткнулась. Вокруг них взметнулись и развеялись остатки дымной пелены.
- Скажи сама, разве это не удивительно?
Юнипа ничуть не удивилась, словно так и должно было быть. Только когда она дотронулась кончиком пальца до водяной поверхности зеркала, то невольно вздрогнула и сказала:
- Оно холодное...
Мерле покачала головой.
- Нет, вовсе нет. Вода в зеркале всегда теплая. Если туда что-нибудь сунуть, то когда вынешь, все остается сухим.
Юнипа еще раз потрогала воду.
- А мне она кажется холодной, как лед.
Мерле взяла у нее из рук зеркало и погрузила в него указательный и средний пальцы.
- Теплое, - снова сказала она и повторила с некоторым упрямством: Оно никогда не бывало холодным, никогда в жизни.
- Кто-нибудь еще его трогал? Хочу сказать, - кроме тебя?
- Нет, никто. Я хотела дать его потрогать одной монахине, которая навестила наш приют, но она страшно испугалась и сказала, что это дьявольская штуковина.
Юнипа подумала и сказала:
- Наверное, вода делается холодной для всех, кроме ее хозяина.
Мерле нахмурила брови: - Может быть и так. - Она посмотрела на зеркальную гладь, которая едва заметно колебалась. Из зеркала на нее смотрело, подрагивая и расплываясь, ее собственное изображение.
- Ты покажешь его Арчимбольдо? - спросила Юнипа. - Он ведь разбирается в волшебных зеркалах.
- Нет, не хочу. В общем, не сейчас. Может быть позже.
- Боишься, что он его у тебя отнимет?
- А ты не боялась бы? - Мерле вздохнула. - Это -единственное, что мне досталось от родителей.
- Ты сама - частица твоих родителей, не забывай об этом.
Мерле на минуту замолкла. Она прикидывала, можно ли довериться Юнипе, стоит ли поделиться со слепой девочкой своей главной тайной? Наконец, оглянувшись с опаской на дверь, прошептала: - Вода - это еще не все.
- Что ты хочешь сказать?
- Я могу засунуть в зеркало всю свою руку, а она не высунется с другой стороны.
Мерле перевернула зеркало: его обратная сторона была такая же твердая, как и овальная рамка.
- Ты, правда, так делаешь? - спросила недоверчиво Юнипа. - И сейчас сможешь сделать?
- Смотри, если хочешь.
Мерле сначала погрузила пальцы в водяное зеркало, потом ладонь и, наконец, всю руку. Рука исчезла, будто вообще перестала существовать.
Юнипа придвинулась к Мерле и ощупала часть ее плеча, не утонувшего в зеркале.
- Что ты чувствуешь?
- Тепло, - сказала Мерле. - Очень приятно и не горячо. - Она понизила голос: - А иногда еще кое-что чувствую.
- Что же?
- Чью-то руку.
- Чью-то... руку?
- Да. Она берет меня за пальцы, нежно-нежно, и держит.
- Крепко держит?
- Не очень. Просто... ну, просто держит мою руку. Как подруга. Или...
- Или как родители? - Юнипа не сводила с нее незрячих глаз. - Ты думаешь, что твой отец или твоя мать держат тебя за руку.
Мерле сначала не хотела говорить на эту тему. Но она поняла, что Юнипе можно довериться, и, немного поколебавшись, решилась.
- Может, и родители, а что? Все-таки они сами положили зеркало мне в корзину. И потому так сделали, чтобы я не совсем затерялась и знала, что они еще есть... где-нибудь.
Юнипа медленно кивала, но, казалось, не совсем в это верила. Затем немного печально произнесла:
- А я уже давно представляю себе, что мой отец - гондольер. Я знаю, что гондольеры - самые красивые мужчины Венеции... Думаю, все это знают... Хотя я гондольеров и не вижу.
- Они не все красивые, - заметила Мерле.
Голос Юнипы звучал тихо и мечтательно:
- А еще я вижу, что моя мать - разносчица воды и пришла с материка.
Разносчиц воды, продававших на улицах питьевую воду из больших кувшинов, все - млад и стар - считали самыми прекрасными женщинами в городе. Как и в отношении гондольеров была в этой оценке немалая доля правды.
Юнипа продолжала:
- Так вот, я вообразила, что мои родители - самые чудесные люди на земле, такие, как я мысленно изображаю саму себя. Свое настоящее "Я". Мне даже хотелось их оправдать: ведь два таких совершенных человека, говорила я себе, не могут показываться на людях с уродливым ребенком. Я доказывала себе, что они имели полное право меня выкинуть.
Вдруг Юнипа так сильно тряхнула головой, что ее белокурые волосы разметались по плечам.
- Но теперь я считаю, что глупо так думать! Красивые мои родители или уроды, или они вообще уже покойники... Какое мне до всего этого дело, понимаешь? Я есть я, вот и все, что теперь важно. А мои родители - очень плохо, жестоко поступили, выбросив беспомощного ребенка на улицу.
Мерле растерянно молчала. Она понимала, о чем Юнипа говорит, но еще не могла связать ее слова с собственной судьбой и с рукой в зеркале.
- Ты не должна выдумывать сказки, - говорила слепая девочка, и ее голос звучал решительно и строго. Словно она вдруг очень повзрослела. Твои родители от тебя отказались. Поэтому они положили тебя в плетеную корзину. И если тебе в твоем зеркале кто-то протягивает руку, это вовсе не обязательно твоя мать или твой отец. То, что ты чувствуешь, - это волшебство. А с волшебством, Мерле, шутить нельзя.
От гнева и обиды кровь прилила к лицу Мерле. Юнипа не имеет никакого права так рассуждать и отнимать последнюю надежду, лишать той мечты, которую она, Мерле, лелеет, опуская руку в зеркало и прикасаясь к чьей-то руке. Но тут же она подумала, что Юнипа честно высказала все то, о чем думала, а честность - лучший подарок, который можно сделать друг другу, когда начинается дружба.
Мерле положила зеркало на кровать под подушку, хотя знала, что разбиться оно не может. А подушка все равно останется сухой и не намокнет. Затем она подсела к Юнипе и обняла ее за плечи. Слепая девочка тоже обняла Мерле, и так они сидели, прижавшись друг к другу, как сестры, как два человека, у которых нет друг от друга секретов. Обеих охватило такое сильное чувство душевной близости и взаимопонимания, что на какое-то время Мерле забыла о теплой руке в зеркале, о том ощущении уверенности и душевного покоя, которое давало это неземное прикосновение.
Когда девочки очнулись и огляделись, Мерле сказала:
- Ты можешь его брать, когда захочешь.
- Зеркало? - Юнипа качнула головой. - Нет, Оно только твое. Если бы оно пожелало, чтобы я опускала туда руку, вода и для меня делалась бы теплой.
Мерле согласилась с Юнипой. Будь это рука родителей или пальцы кого-то совсем чужого, было ясно, что там, внутри, хотят иметь дело только с Мерле. Кто знает, может быть даже опасно так углубляться в пространство за зеркалом.
Девочки все еще сидели на кровати, когда дверь открылась и вошла Унка. На деревянном подносе она принесла ужин: густую овощную похлебку с базиликом, белый хлеб и кувшин с водой из колодца во дворе.
- Ложитесь спать, если вы уже освоились, - прошепелявила женщина в маске, уходя из комнаты. - У вас масса времени впереди, еще успеете наговориться...
Не подслушивала ли их Унка, не узнала ли о зеркале под подушкой? Но Мерле тут же сказала себе, что нет никаких оснований не доверять домоправительнице. Унка ведь была так радушна и так к ним добра. То, что пол-лица у нее скрыто маской, вовсе не означает, что она плохой человек.
К Мерле, размышлявшей об Унке, подкрался сон, и в полудремоте ей подумалось, что, наверное, все люди какое-то время носят маски. На одном маска радости, на других - маска грусти или полного равнодушия. В общем маска "вы-меня-не-знаете".
ЗЕРКАЛЬНЫЕ ГЛАЗА
Во сне Мерле встретила Королеву Флюидию*).
Ей чудилось, что она несется верхом на каком-то звере из мягкого стекла по водам Лагуны. Мчится сквозь голубые и зеленые призрачные тени, а миллионы водяных капель ласкают ее своим теплом, как вода в глубине ее зеркала. Капли щекочут ей шею, щеки, руки, протянутые навстречу волнам. Мерле чувствовала, что становится единым целым с Королевой Флюидией, с этой невидимой кудесницей, непостижимой, как восход и заход солнца, как сила молнии и ветра; неразгаданной, как тайна жизни и смерти. Мерле летела глубоко под водой, но дышала легко, как на земле, потому что Королева Флюидия была внутри нее и поддерживала в ней жизнь, как будто они были одним существом.
Шустрые стаи рыбешек неслись рядом, сопровождая ее куда-то, а "куда" для Мерле не имело значения Неудержимо быстрое скольжение в воде, - это вот здорово! Быть вместе с Королевой Флюидией, быть с ней чем-то слитным и неразрывным, чувствовать, что изнутри познаешь Лагуну и прикасаешься к ее красотам - это самое важное.
И хотя ничего особенного не происходило, кроме того, что она плыла в волнах вместе с Королевой Флюидией, сновидение было так прекрасно, что Мерле не могла припомнить, когда она в последний раз видела что-нибудь подобное. В приюте по ночам детей отвлекали другие заботы: холод, кусачие насекомые и боязнь воров. Здесь, в доме Арчимбольдо она впервые ощутила покой и безопасность.
Мерле проснулась. Сначала ей показалось, что ее разбудил какой-то скрежет. Но было тихо. Полнейшая тишина.
Королева Флюидия. О ней в те времена знал каждый. Но никто не знал, как она выглядит. Когда галеры египтян, искавшие ее в морях всего света, чтобы убить, вошли в венецианскую Лагуну, случилось нечто совсем неожиданное. Настоящее чудо. Королева Флюидия обратила их в бегство. Египетская Империя, величайшая и жесточайшая держава мировой истории, вынуждена была отступить, не солоно хлебавши.
С тех пор про королеву Флюидию стали слагаться легенды.
Твердо знали одно: она - существо без плоти и крови. Она властвует над водой и обитает в воде Лагуны и городских каналов, а также в проливах между островами, на которых лежит Венеция.
Дожи утверждали, что регулярно вступают с ней в переговоры и выполняют все ее пожелания. Впрочем, если она когда-нибудь и вправду произнесла какое-нибудь слово, ни одному простолюдину не довелось его слышать.
По мнению одних, она была размером с каплю и появлялась то тут, то там; другие клялись, что она - это сама вода, а может быть даже всего-навсего глоток воды. Она - не существо во плоти, а, скорее, всесильный дух. Тот, кто так думал, считал ее божеством, которое вливает жизнь и в людей, и в вещи.
Нашествие войск тирана Фараона несло с собой страдания, гибель и опустошение, Империя Аменофиса поработила мир, но аура Королевы Флюидии охраняла Лагуну уже более тридцати лет. В городе не было того, кто не чувствовал бы себя обязанным ей жизнью. В церквах для нее служили благодарственные мессы, рыбаки жертвовали ей часть каждого улова, и даже тайная гильдия воров выражала ей свою признательность тем, что несколько дней в году члены гильдии не запускали рук в карманы горожан.
Вот снова какой-то скрежет! На этот раз ясно, откуда он идет.
Мерле села в постели. Обрывки сна еще наползали на сознание, как пена морского прибоя на босые ноги.
Звук повторился. Металлический лязг слышался в нижнем дворе. Мерле узнала этот звук: так бывает, когда отодвигают тяжелую крышку на колодце. В Венеции часто встречаются такие круглые каменные колодцы во дворах и на публичных площадях. Снаружи на их высоких стенках высечены узоры и разные мифологические существа. Большие полукруглые крышки предохраняют драгоценную питьевую воду от грязи и крыс.
Но кто в такой ранний час возится у колодца? Мерле встала и протерла заспанные глаза. Пошатываясь, добрела до окна.
При свете луны она увидела, как кто-то перелезает через край колодца и исчезает внутри. Но тут же из темноты высовываются чьи-то руки, хватаются за край крышки, и крышка со скрежетом ложится на место.
У Мерле перехватило дыхание. Она невольно вытянула шею, хотя темная фигура уже исчезла в колодце.
Унка! Нет сомнения, что это она там внизу, во дворе. Но зачем надо домоправительнице лезть посреди ночи в темный колодец?
Мерле обернулась и хотела разбудить Юнипу.
КроватьЮнипы была пуста.
- Юнипа, ты где? - испуганно прошептала он, Хотя от окна ей был виден каждый уголок в комнате. Тут не спрячешься.
Разве что...
Мерле нагнулась и посмотрела под кроватями. Но и там не было слепой девочки.
Она подошла к двери, на которой не увидела ни задвижки, ни замка. Значит, дверь не запирается на ночь. В коридоре было тихо. Мерле едва переводила дух от волнения. На холодном полу стыли босые ноги. Она быстро натянула на себя платье и сунула ноги в потрепанные кожаные башмаки, которые надо было еще зашнуровать, хотя в ту минуту ей было не до того. Но нельзя же бежать на поиски Юнипы, путаясь в длинных шнурках, - так можно и шею себе свернуть. Она быстро принялась за шнурки, но пальцы дрожали, и с башмаками пришлось немало провозиться.
Наконец Мерле выскользнула в коридор, притворив за собой дверь. Где-то вдалеке раздавалось угрожающее шипение, - нет, не зверя, а, скорее, какой-то паровой машины, но она не могла понять, находится ли источник звука в доме или снаружи. Вскоре снова послышалось шипение, сопровождаемое мерными частыми ударами. А потом опять стало тихо. Когда Мерле добралась до лестницы, ведущей вниз, она вспомнила, что на канале Изгнанников была ведь, кроме Арчимбольдовой мастерской, еще и ткацкая мастерская на том берегу.
Однако, помимо странного звука, по дому разливался еще какой-то непонятный запах: пахло и смазочным маслом, и полированным металлом, и тем, чем пахнет, как она знала, в стеклодувных мастерских на острове Мурано в Лагуне. Мерле там побывала, когда один старый стеклодув выразил желание взять сироту в обучение. Не успела она туда войти, как он велел ей налить в бочку воды и помыть ему с мылом спину. Мерле подождала, пока он влезет в воду, и со всех ног бросилась обратно, на пристань. Спрятавшись на каком-то суденышке, она вернулась в город. В приюте такое случалось и раньше, и хотя надзиратели не выразили особой радости при ее возвращении, они были достаточно понятливы, чтобы в Мурано ее больше не отправлять.
Мерле спустилась по лестнице на площадку второго этажа. До сих пор она не встретила ни одной живой души и не обнаружила в доме ни признака жизни. Где же спят остальные ученики? Наверное, тоже на третьем этаже, - как она с Юнипой. Унка, - теперь это ясно, - дома не ночует. Но в эту минуту Мерле было некогда думать о странных ночных прогулках домоправительницы.
Где же, все-таки, Арчимбольдо? И, главное, куда делась Юнипа? Может быть, ей понадобилось выйти только на минутку? Ведь как раз на третьем этаже есть узкий эркер, а в нем - большая труба, которая впадает в канал. В эркер-то Мерле и не заглянула, и теперь себя страшно ругала. Можно сказать, - не посмотрела у себя под носом. Наверное потому, что дети в приюте очень боялись ночью вставать и выходить. Почему-то только немногие возвращались назад.
Мерле уже хотела подняться на свой этаж и поискать там Юнипу, как снова послышалось непонятное шипение. Это был все тот же безжизненный механический звук, который начал ее пугать.
Вдруг ей показалось, что кроме шипения она слышит еще какой-то звук.
Или плач?
Это - Юнипа!
Мерле напрягала зрение, пытаясь что-нибудь разглядеть на лестничной клетке. Вокруг - сплошная темь, хоть глаз выколи. Только через высокое оконце едва пробивался свет луны, вернее ее слабый мутный отсвет, в котором едва различались лестничные ступеньки. В темном коридоре, отходящем налево от лестницы, одиноко тикали стоячие часы, - их огромный черный силуэт походил на крышку гроба, прислоненную к стене.
Мерле была теперь убеждена: шипение и плач раздаются внутри дома. И доносятся снизу. Из мастерской на первом этаже. Она стала осторожно красться вниз по ступеням. Коридор, который внизу отходил от лестницы, был крытым, и Мерле, поглядывая на сводчатый потолок, почти бегом побежала вперед. От страха пересохло во рту. Она уже не просто громко дышала, а пыхтела, как пароходики на Большом канале. Что, если они с Юнипой попали из огня да в полымя? Неужто Арчимбольдо будет не учить их, а измываться над ними, как тот стеклодув из Мурано?
Она вздрогнула, заметив, что кто-то бежит рядом. Нет, это ее собственное отражение мелькает в бесчисленных зеркалах на стенах коридора.
Шипение слышалось теперь ближе и отчетливее. Унка им не показала, где находится вход в мастерскую. Лишь упомянула про дверь на первом этаже. Но здесь так много дверей, и все они такие высокие, темные и - запертые. Для Мерле ничего другого не оставалось, как только ориентироваться на звук. Плач больше не повторялся. При мысли, что Юнипа подвергается какой-то страшной опасности, Мерле едва удерживалась от слез.
Ясно одно: она ни за что не даст в обиду свою новую подругу, даже если их обеих снова отправят в приют. О чем-нибудь худшем ей не хотелось думать. И все же дурные мысли так и лезли в голову, и роились, как неотвязная мошкара.
Сейчас - ночь. Темнота. В каналах без следа пропало множество людей. Никто не станет искать двух девчонок-сирот. Двумя ртами меньше - еды останется больше. Только и всего.
Коридор круто свернул направо. В конце вырисовывался огненный контур высокой двустворчатой двери. Щели вокруг дверных створок блестели подобно золотым гирляндам на зажженной елке. Не иначе, как в мастерской пылает сильный огонь, - там, наверное, топят углем печь для той машины, которая попеременно то шипит, то урчит, - сообщила Мерле.
Когда она приблизилась на цыпочках к двери, то увидела, что дым стелется над каменным полом, как густой туман над землей. Дым выбивается из-под двери, отсвечивает багрянцем.
А вдруг в мастерской пожар? Спокойно, - уговаривала себя Мерле. Держись и не волнуйся.
Ее шаги взметнули дым с пола, и вокруг нее запрыгали в полумраке туманные призраки, заплясали огромными уродливыми тенями на стенах коридора. Кроме щелей, светящихся по бокам четырехугольника, другого освещения там не было.
Темнота, туман и - прямо перед ней - закрытая дверь в огненном обрамлении. Мерле чудилось, что она стоит у ворот Ада, - так все это диковинно и ослепляюще выглядело.
Едкий запах, который она уловила наверху, на лестничной площадке, стал здесь почти удушающим. Вонь от горячих смазочных масел била в нос. Люди в городе говорили, что несколько месяцев назад Венецию посетили посланцы Ада и предложили помощь своих Мастеров в войне против Империи Фараона. Однако городские Правители отвергли возможность сотрудничества с служителями Сатаны; пока венецианцев защищает Королева Флюидия, мол, нет надобности в таком пакте. С тех пор. Как экспедиция "Нэшнл Джиографик Сосайити" во главе с именитым профессором Чарлзом Борбриджм в 1833 году доказала факт существования Ада и определила место его нахождения в глубинах земли, начались частые встречи послов Сатаны с представителями человечества. Правда, никто точно не знал, о чем ведутся переговоры, но так, наверное, людям было спокойнее.
Мерле тоже слышала о посланцах Ада, и теперь о них вспомнила, подойдя вплотную к двери. Очень осторожно прикоснулась ладонью к дверной створке. Дерево должно было быть теплым, но дверь оказалась холодной, как все остальные. Металлическая ручка, до которой Мерле дотронулась пальцем, тоже была холодной.
Она стояла и думала, а что если вот просто так - взять и войти. Больше ничего и не оставалось. Она была совсем одна и не могла рассчитывать на чью-либо помощь в чужом доме.
Как раз в тот момент, когда Мерле решилась распахнуть дверь, ручка на двери зашевелилась, - кто-то ее поворачивал с внутренней стороны. Мерле отскочила назад, хотела убежать, но успела только отскочить в сторону, к левой створке двери, а правую в это время кто-то открыл вовнутрь.
Широкий потолок багрового света хлынул на стелившийся по полу дым. Струя воздуха вмиг очистила от серой мглы то место, где Мерле только что стояла. Чья-то большая тень заслонила свет. Какой-то человек вышел в коридор.
Мерле плотно прижалась к двери. Менее двух метров отделяло ее от человека.
Тени всегда наводят страх на людей, хотя бояться их нечего. Они всего лишь изображают карлика великаном а собаку - слоном. Так случилось и на этот раз.
Высокая тень уменьшилась на глазах, когда маленький старичок сделал несколько шагов вперед, дальше от яркого света. Он стоял, не замечая Мерле, и выглядел очень забавно в широченных штанах и в почти черной прокопченной рубахе. У него были седые взлохмаченные волосы и лоснящееся от жары лицо. Капли пота ползли по вискам и терялись на щеках в густой лохматой бороде.
Вместо того, чтобы повернуться к Мерле, он обернулся назад к открытой двери и протянул руку к струящемуся изнутри свету. На полу в коридоре появилась вторая тень и слилась с первой.
- Иди сюда, девочка, - позвал он тихо и мягко. - Иди ко мне.
Мерле застыла у двери. Не такой она представляла себе первую встречу с Арчимбольдо. Правда, спокойный и доброжелательный голос старика ее немного ободрил.
Зеркальщик снова заговорил:
- Боль скоро пройдет.
Боль?
- Ты не должна пугаться, - говорил Арчимбольдо, стоя лицом к открытой створке двери. - Ты скоро привыкнешь, верь мне.
Мерле затаила дыхание.
Арчимбольдо сделал два, три шага назад, протянув обе руки к двери, словно приглашая кого-то следовать за собой.
- Подойди ко мне ближе... Так, хорошо. Иди медленно, очень медленно.
И Юнипа шла. Она ступала осторожно и только вперед, мелкими неуверенными шажками. Вот она вышла из мастерской в коридор.
Но ведь она ничего не видит, думала с волнением Мерле. Почему Арчимбольдо заставляет ее ходить в том месте, которого она совсем не знает? Почему он ей не помогает? Почему не хочет протянуть ей руку для опоры? Вместо этого он продолжает пятиться назад... Отступая от двери, старик мог увидеть Мерле, которая притаилась в тени. Она, как зачарованная, смотрела на Юнипу, медленно идущую мимо нее. К счастью, Арчимбольдо тоже глядел только на слепую девочку.
- У тебя хорошо получается, - сказал он одобрительно. - Даже очень хорошо.
Густая темная дымка над полом постепенно рассеивалась. Из мастерской больше не вырывались клубы дыма. В огненном отсвете коридор казался теперь окутанным мутной оранжевой вуалью.
- Всё какое-то ... расплывчатое, - жалобно прошептала Юнипа.
Расплывчатое? - с удивлением подумала Мерле.
- Это ощущение скоро пройдет, - сказал мастер-зеркальщик. - Потерпи немного. Завтра рано утром, при дневном свете все будет выглядеть совсем иначе. Но ты должна мне доверять. Подойди-ка еще ближе.
Шаги Юнипы становились увереннее. Ее поступь была осторожной не потому, что она ничего не видела. Совсем наоборот.
- Что ты можешь различить? - спрашивал Арчибольдо. - Что именно?
- Я не знаю. Там что-то движется.
- Это тени. Не бойся.
Мерле не верила своим ушам. Неужели возможно, в самом деле возможно, чтобы Арчимбольдо подарил свет глазам Юнипы?
- Я еще никогда ничего не видела, - растерянно говорила Юнипа. - Ведь я слепая от рождения.
- Свет, который ты видишь, - красный? - допытывался мастер.
- Я не знаю, как выглядит свет, - робко отвечала она. - И вообще не знаю, что такое краски.
Арчимбольдо поморщился, словно с досады на самого себя.
- Я - глупец. Надо было это предвидеть.
Он остался стоять на месте и ждал, пока протянутые руки Юнипы не наткнулись на него.
- Тебе придется еще многому научиться в ближайшие недели и месяцы.
- Я для того и пришла сюда.
- Теперь, когда ты можешь видеть, твоя жизнь изменится.
Мерле не выдержала, она больше не могла прятаться. Будь что будет, - и выскочила из тени на свет.
- Что вы с ней сделали?
Арчимбольдо смотрел на нее с явным изумлением. Юнипа часто-часто моргала, стараясь что-нибудь рассмотреть и понять.
- Ты - Мерле? - спросила она.
- Да, я тут, с тобой, - Мерле встала рядом с Юнипой и тихонько коснулась ее руки.
- Ах, вот оно что. Наша вторая новая ученица, - Арчимбольдо теперь понял, в чем дело: - Довольно шустрая ученица, как я погляжу. Ну, ничего. Завтра утром ты так или иначе обо всем узнала бы сама. Ты, значит, Мерле?
Она кивнула: - А вы - Арчимбольдо.
- Верно. Совершенно верно.
Мерле перевела взор со старого мастера на Юнипу. Она никак не ожидала, что он сотворит такое чудо. На первый взгляд и при слабом свете в Юнипе не было заметно никаких изменений, но Мерле невольно спросила себя, как могла Юнипа такое вытерпеть? И по спине у нее забегали холодные мурашки.
- Но... как это...
Арчимбольдо с гордостью рассмеялся.
- Замечательно, не правда ли?
Мерле не могла произнести ни слова. Она молча глядела на Юнипу.
На ее лицо.
На ее глаза.
У Юнипы больше не было белёсых глаз. Вместо них под ресницами в глазницах сверкали маленькие серебряные зеркальца. Не выпуклые, как глазные яблоки, а плоские. Арчимбольдо заменил глаза Юнипы осколками кристаллического зеркала.
- Что вы с ней...
Арчимбольдо добродушно продолжил:
- ...сделали? Ничего плохого, девочка. Она теперь может видеть, хотя пока еще немного. Но день ото дня станет видеть лучше.
- Но у нее же зеркала в глазах!
- Да, правильно.
- Но... но это же...
- Волшебство? - Арчимбольдо пожал плечами. - некоторым нравится это так называть. Я это называю наукой. Кроме человека и животного на свете есть только одна вещь, которая тоже может видеть. Посмотри в зеркало, и оно станет смотреть на тебя. Таков первый урок в моей мастерской, Мерле. Запомни навсегда, зеркала могут видеть.
- Он правду говорит, Мерле, - поддержала его Юнипа. - Я действительно могу немного видеть. И чувствую, что с каждой минутой вижу лучше.
Арчимбольдо обрадованно кивнул.
- Прекрасно!
Он взял Юнипу за руку и стал от радости кружить ее в танце, правда, довольно осторожно, чтобы она не споткнулась. Вокруг них взметнулись и развеялись остатки дымной пелены.
- Скажи сама, разве это не удивительно?