Страница:
— Тост говорить буду! Настоящий кавказский тост!
— А ну, давай, давай! — прогудел Денис, откидываясь на спинку стула и ласково усмехаясь.
Сурен оглядел всех озорными глазами и начал:
— Жил-был царь. Невзлюбил он одного князя и решил сделать ему самое большое горе. Позвал он своего палача и велел зарезать у князя жену. — Сурен с шутливой свирепостью взглянул на свою соседку. (Елена Антоновна, не зная, куда он клонит, смущенно улыбалась.) — Выполнил палач приказ, вернулся к царю, а тот его спрашивает: «Ну как, заплакал князь?» — «Нет, не заплакал», — отвечает палач. И велел тогда царь зарезать всех малых детей князя. Вернулся палач веселый, руки потирает, а царь его опять спрашивает: «Ну как, заплакал князь?» — «Нет, не заплакал!» — отвечает палач. Удивился царь и велел зарезать отца и мать ненавистного князя. Вернулся палач, кинжалом в серебряных ножнах играет. — Сурен повертел перед собой столовым ножом. — А царь спрашивает: «Ну как, заплакал князь?» — «Нет, не заплакал!» — отвечает палач. Рассердился царь и крепко задумался. А потом приказал палачу: «Пойди зарежь самого любимого друга у князя». Пошел палач, выполнил приказ и вернулся к царю. «Ну как, заплакал князь?» — спрашивает царь. «Заплакал, горько заплакал, — отвечает палач. — Так заплакал, что я не выдержал и тоже с ним плакать стал». Сильно удивился царь и велел позвать к себе князя. Предстал перед ним князь, голову потупил. И спросил его царь: «Скажи мне, князь, почему, когда твою жену мой палач зарезал, ты не заплакал? Почему, когда отца и мать твоих мой палач зарезал, ты не заплакал? И еще скажи, почему ты безутешно плачешь теперь, когда твоего друга зарезали?» И ответил князь: «Человек второй раз жениться может и детей будет иметь — потому я не заплакал; отец и мать старые были, сами умирать собирались — потому я не заплакал. — Вздохнул князь тяжело. — А вот второго друга, настоящего, хорошего друга, не скоро найдешь — потому и плачу…» — Сурен оглядел притихших людей. — Так выпьем же за дружбу, потому что нет ничего ценней!
Все переглянулись и зашумели.
— Правильно, правильно! — послышались голоса.
— Ай да Сурен! Куда подвел! — восхищенно воскликнул Денис, поднимаясь и подходя к Сурену. — Это ты добре сказал про дружбу. Верно, что нет ничего ценней! — И он обнял Сурена.
Андрей вышел в свой кабинет и вернулся оттуда с какой-то бумагой в руках. На щеках его выступили красные пятна. Поспешно спрятав бумагу в карман, он подошел к Сурену и крепко пожал ему руку. Он хотел что-то сказать, но неугомонный Сурен, махнув на него рукой, принялся отодвигать стол.
— Плясать будем, — шепнул он Елене Антоновне и стал засучивать рукава воображаемого бешмета.
Присутствующие образовали круг и начали ритмично ударять в ладоши. Денис старательно барабанил в такт по стулу.
— Па-ашел! Ва! — Сурен тряхнул черной лохматой головой и поплыл по комнате. Ноги его быстро мелькали, а корпус плавно передвигался, словно под ним не пляшущие ноги, а лодка. — Хасса! Хасса!
Пройдя круг, Сурен вытащил на середину Елену Антоновну и Дениса. Каждое движение Елены Антоновны преображало ее, делало легкой, заставляло забывать о ее полноте. У Дениса же каждый шаг подчеркивал неуклюжесть его огромной фигуры. Он со всего размаха бухался на пол и, опустившись на корточки, тяжело и невпопад выбрасывал ноги.
Все смеялись до слез. Коля и Нина стояли в сторонке, о чем-то тихо разговаривая.
Улучив момент, Андрей взял Сурена под руку и вышел с ним из комнаты.
— Пойдем, Ты сегодня произнес тост. Мне хочется поговорить с тобой о нем. Кстати, посмотрим, как передвигается док. Сборка закончена.
— Пойдем, — охотно согласился Сурен. — Посмотрим, как это твой док двигается.
— Мой ли?.. — спросил Андрей и пристально посмотрел на Сурена.
Тот сделал вид, что не слышал этого вопроса, и пошел впереди Андрея. Поднявшись по винтовой лестнице в вертикальном патрубке и пройдя цилиндрический коридор, они вошли в сборочный зал. Сейчас он был освещен лишь несколькими лампами. Не слышалось обычного шума и треска. Редкие фигуры проходили по площадкам.
В том месте, где прежде видны были ровные дорожки из вогнутых роликов, теперь лежали трубы сваренного туннеля, похожие на фантастически длинную двустволку. Туннельный комбайн отодвинулся в самый конец дока.
Шаги гулко отдавались, подчеркивая тишину огромного пустого помещения. Молча прошли Сурен и Андрей до конца площадки. Здесь готовый туннель, пройдя сквозь торцовую стенку зала, уходил в океан. Специальное уплотнение заполняло щель между трубой и кромкой отверстия в стенке, выдерживая внешнее давление воды в десять атмосфер. Этот сальник имел сложное нажимное устройство, позволявшее уплотнять набивку.
Все же вода немного проникала. Капли ее просачивались сквозь уплотнение и прерывистой тонкой струйкой стекали вниз. Сурен протянул палец, смочил его и попробовал на язык.
— Соленая, морская! — покачал он головой. — Все таки опасно здесь работать. От океанской воды нас отделяет тоненькая стенка да сальниковое уплотнение. Начнет док тонуть — куда денешься? А вода… вода… она холодная, ледяная…
— Привычка, Сурен. Мы уже и забыли думать, что нас постоянно окружает рвущаяся к нам вода.
Сурен и Андрей медленно пошли вдоль трубы туннеля.
Вдруг стены цилиндрического зала дрогнули, издав низкий, гудящий звук. Одновременно задрожали перила площадки и ее металлический настил.
— Винты заработали, — заметил Андрей.
Сурен впился глазами в трубы туннеля. Вибрация усиливалась. Площадка тряслась под ногами. Стены грохотали, словно покатились отдыхавшие мостовые краны.
— Ползет, ползет, проклятая! — радостно закричал Сурен. — Поехали, поехали к самому Северному полюсу! Ва! Там встретимся с нашими американскими друзьями-противниками. Торжественно обещаю вот эту самую любимую трубку, — Сурен потряс в воздухе своим сокровищем, — подарить первому американскому рабочему, который перейдет из американского подводного дока в наш! Запомни, Андрей!
— Хорошо, запомню, — улыбнулся Андрей. — Пойдем теперь к концу трубы — там лучше будет видно движение.
Чтобы достичь отверстия трубы, пришлось пройти полкилометра по узкой металлической площадке. Дойдя до расположенных по кругу отверстий, они повернули обратно. Освещенный внутри зев туннеля двигался наравне с ними. Внутрь уходили вновь проложенные рельсы и толстые рукава кабелей. Видны были суетившиеся внутри люди. Они заканчивали отделочные работы в сваренном отрезке. Передвижная машина-металлизатор покрывала трубы снаружи специальным слоем. Распыленный металл с шипением вырывался из расположенных по кругу отверстий, окрашивая туннель в красивый серебристый цвет. Это покрытие должно было предохранять металл труб от коррозии.
Равномерное движение продолжалось. Собственно, двигалась не труба туннеля, а сам док. Сурену же, перемещавшемуся вместе с доком, казалось, что ползет туннель.
— А здорово! Все-таки здорово! — не выдержал Сурен.
— Да, это ты хорошо придумал, — тихо сказал Андрей.
— Почему я? — порывисто обернулся Сурен.
— И, произнося тост о дружбе, ты действительно понимал, что такое дружба.
— Слушай, дружбу понимаю, но о чем ты говоришь — не пойму, — слегка смутившись, сказал Сурен, раскуривая трубку.
Андрей грустно улыбнулся.
— Недавно, роясь в нашем проектном архиве, я нашел твой старый черновой эскиз этого самого дока.
— Ну и что же? Я набросал его сразу, как только услышал эту идею от тебя во время болезни.
— Сурен, перестань, — серьезно сказал Андрей. — Ты забыл, что на эскизе стоит дата…
— Ну что же, что дата? Почему мне не поставить дату?
— Ты изобрел подводный док не во время моей болезни, а значительно раньше… еще до аварии, когда утонул наш опытный туннель… Об этом говорит дата, которую ты поставил по привычке…
Сурен забормотал:
— Зачем с ума сходишь?.. Это же скандал… Брось даже говорить…
Андрей положил Сурену на плечо руку:
— Я понял тебя… Неужели я был таким, что ты вынужден был скрыть от меня и от всех свое авторство? Зачем ты внушил мне там, в горах, что будто бы я подал тебе мысль собирать туннель под водой? Чтобы успокоить мое самолюбие?
Сурен, такой озорной, шумный Сурен, не знал, куда деваться от смущения.
Андрей продолжал:
— Когда я нашел этот эскиз, я понял, что такое настоящая дружба. Я оценил тебя, Сурен, но я… я уже сообщил об этом в Москву — Николаю Николаевичу Волкову.
— Ну и ишак! — рассердился Сурен. — Ты никогда не знаешь золотой середины. В ту пору ты действительно был крайне щепетилен. С тобой приходилось считаться. Помнишь ракетный вагон? Аню помнишь?
Андрей покраснел:
— Помню ракетный вагон, помню и Аню… Но не будем говорить об этом!..
— Нет, надо!.. — начал было Сурен, но, не договорил, застыв в изумлении.
Труба туннеля, на которую он смотрел, совершенно отчетливо перекосилась. Ее восьмидесятиметровый отрезок, еще остававшийся в зале, сошел с роликов и мял перила металлической площадки.
Огромный цилиндр дока трясся, а труба туннеля судорожно дергалась. Слышалось шипение, переходящее в громкий свист.
Андрей побледнел.
— Перекосило док… Порча винтомоторных групп. Сальник, — отрывисто произнес он.
Свист усиливался. Казалось, одновременно заработало несколько десятков брандспойтов.
На ходу засовывая горящую трубку в карман, Сурен побежал по площадке к тому месту, где готовые трубы туннеля выходили из дока.
Вода ударила Сурену в лицо еще шагах в тридцати от цели. Он покачнулся, на секунду прислонился к стене, потом снова бросился вперед.
В этот момент на площадке появились веселые Денис и Коля Смирнов, посланные на поиски Андрея и Сурена. В первый момент они опешили, не понимая, что происходит. Взоры их приковала к себе гигантская прозрачная струя, похожая на стеклянный конус. Она вырывалась из того места, где туннель выходил из дока. Через сальник, пробив уплотнение между трубой и кромкой отверстия, в подводный док врывалась вода океана.
Сурен был около самой стенки. Вода доходила ему до щиколоток. Ноги скользили по мокрому металлу. Вдруг струя, изменив направление, обрушилась на Сурена и сбила его с ног; захлебываясь, он вскочил на ноги и снова ринулся вперед к прозрачному разлетающемуся водяному конусу.
— Брезент! Пластырь! — послышался сзади голос Андрея.
— Есть пластырь! — отозвался бас Дениса.
Борясь с бьющей из щели струей, уклоняясь от ее оглушающих ударов, весь мокрый, растрепанный, Сурен ухватился за поручень, судорожно стаскивая с себя рубашку.
Вдруг он почувствовал чье-то прикосновение. Оглянувшись, он увидел бледное веснушчатое лицо Коли Смирнова. Сурен крикнул:
— Затыкай дыру!.. Скорей!.. Бери мою рубашку!.. Док ко дну идет!..
— Поджимать болты надо, товарищ Авакян!
Тут только увидел Сурен огромный ключ в руках у Коли.
Вода разлеталась теперь во все стороны. Вдвоем, держась друг за друга, добрались они до нажимного устройства сальника.
Вода сшибала, ранила… Сила десяти атмосфер — чудовищная сила. Но Коля и Сурен, не обращая внимания на боль к непрекращающиеся удары, вдвоем налегали на ручку ключа, стараясь затянуть гайку возможно туже.
Вода унесла рубашку Сурена. Его голое смуглое тело виднелось в пене рвущихся струй.
Гайки поддаются, но надо закручивать их сильнее, сильнее! Сурен и Коля работали рывками. Каждый поворот усиливал ярость. Сурен ухватился за самый конец ключа, чтобы создать больший рычаг. Ноги его соскользнули с мокрой металлической опоры, и он повис всей тяжестью на рычаге.
Вдруг струя — может быть, под влиянием местного натяжения сальника — изменила свое направление и со всей силой обрушилась на висящего Сурена. Это был страшный удар. Коля видел, как исказилось лицо Сурена, как выпустил он рукоятку ключа и скрылся в пенящейся воде…
Коля не знал, что делать: закручивать ли дальше гайки ключом, который остался в его руке, или выручать Сурена. Руки решили за него. Они автоматически продолжали работать.
Вода, ударяясь о площадку, каскадами падала вниз и там продолжала бурлить и крутиться.
Сурена не было видно. Должно быть, вода смыла его.
Колю окружили люди в непромокаемой одежде, с электрическими ключами в руках.
Коля смутно видел Дениса, едва слышал голос Андрея и шуршание брезента. Струя боролась с набрасываемым на нее пластырем, пучила его, силилась вырваться. Оглушенный, избитый Коля почувствовал, что теряет силы, и отошел в сторону. Вода бурлила у его колен, голова кружилась, тело ныло… Оказывается, он сильно ушиб правую руку. И вдруг он вспомнил об упавшем товарище.
Он стал кому-то говорить о Сурене, кого-то просил, но ему казалось, что его не слушают, не понимают. Все были чем-то заняты. Тогда Коля решил, что должен действовать. Ни о чем больше не думая, он спрыгнул вниз. Вода потащила его в сторону, но он ухватился за выступ площадки. Вот сюда, сюда только мог упасть Сурен. И Коля нырнул с открытыми глазами. Он видел идущие по дну усиливающие ребра, быстро мчавшиеся мимо.
Его далеко отнесло от места аварии. Спина стукнулась о трубу. Вода стремилась затащить его под туннель. Коля сделал усилие, ухватился за кронштейн и, подтянувшись на руках, вылез на площадку.
«Бежать… бежать обратно… Еще нырять, нырять…» На ходу он услыхал голос Денисюка:
— Док погружается, Андрей Григорьевич.
— Балласт! Выкинуть балласт! — приказал Андреи.
— Есть выкинуть балласт!
— Помпы!
— Да гудят на полную мощность.
Коля остановился около Андрея:
— Товарищ Корнев, Авакян упал на дно!
— Что? — Андрей побледнел. — Водолаз! Водолаз! — крикнул он, заглушая шипение струй.
Человек в акваланге бежал к Андрею.
Коля не стал ждать. Он бросился вперед и опять нырнул с того места, что и в первый раз. Хватаясь за выступающие ребра, он плавал у самого дна с открытыми глазами, и неотвязная мысль болью отдавалась в висках: «Неужели утонул?..»
Когда он вынырнул, жадно глотая воздух, чья-то рука схватила его за плечо.
— Довольно!
Коля рванулся.
— Довольно! Приказываю! — крикнули ему в ухо.
Он увидел перед собой искаженное лицо Андрея. Андрей вытащил его на площадку и, не отпуская его руки, заставил стать рядом с собой, по колено в несущейся воде.
Они оба смотрели, как накладывали специальный пластырь высокого давления.
Коля сильно дрожал. Только теперь почувствовал он, что вода полярного океана ледяная.
На поверхности воды, у самой площадки, показался акваланг. Водолаз поднял над водой свою ношу — тело Сурена.
Андрей и Коля протянули руки и положили удивительно тяжелое тело на перила, чтобы оно было выше поверхности соды. Кто-то перекинул доску с перил на трубу туннеля.
Сурена перенесли на туннель. Андрей стал на колени, склонился над ним. Он видел слипшиеся волосы, закрытые синие веки, приподнятую верхнюю губу и страшный оскал зубов.
Андрея попросили отодвинуться. Он увидел Елену Антоновну. У нее тряслись руки, глаза были сухие, широко открытые, полные ужаса. Она взяла безжизненную руку, стараясь прощупать пульс. Потом склонилась к голой смуглой груди. Ее светлые волосы на минуту закрыли татуировку орла на скале. Наконец она подняла испуганное лицо.
— Дыхание… искусственное дыхание, — проговорила она.
У Коли кружилась голова, болела рука, его тошнило. Он сидел и бессмысленно смотрел по сторонам. Струи больше не было видно. Ее скрыл брезент, из-под которого, то здесь, то там начинала хлестать вода. Брезент особым, быстро схватывающим, нерастворимым в воде составом приклеивался к металлу. Взад и вперед бегали мокрые озабоченные люди.
Сурену делали искусственное дыхание.
Коля не знал, сколько прошло времени. Может быть, он терял сознание… Беготня прекратилась. На том месте, где прорвало сальник, сейчас вздувался безобразный серый пузырь. Вода внизу спала. Снова выступило дно цилиндра с усиливающими ребрами. По мокрой металлической площадке кого-то несли. Коля опять вспомнил о Сурене.
Превозмогая боль, он перебрался на площадку. Там стояли двое рабочих в мокрых одеждах.
— Виском, верно, ударился, струей его сшибло.
— Насмерть?
— Не откачали… Жаль… боевой был…
Смысл слов едва дошел до Коли. Он бросился по площадке, догнал людей, несущих тело Сурена. Его остановил Андрей. Он шел сзади, понурив голову. Посмотрев на Колю стеклянными глазами, он сжал его руку.
— Мертв.
Оглянулась Елена Антоновна. Она плакала и не старалась этого скрыть.
— Течь ликвидирована, товарищ начальник! — прогудев Денисюк.
Андрей все не отпускал Колиной руки. Он повернулся и равнодушным, чужим голосом отдал распоряжение:
— Выровнять положение дока. Послать глубоководных водолазов на наружную часть.
— Есть на наружную часть!
Коля почувствовал в своей руке трубку.
— Вот, отдашь, когда сомкнется туннель, первому американскому рабочему. Так хотел Сурен, — сказал Андрей.
Коля видел, как страдальчески опустились у него уголки губ.
— Вот он. Арктический мост… Отнял жену… Унес такого, такого друга!..
Андрей отвернулся.
— А ну, давай, давай! — прогудел Денис, откидываясь на спинку стула и ласково усмехаясь.
Сурен оглядел всех озорными глазами и начал:
— Жил-был царь. Невзлюбил он одного князя и решил сделать ему самое большое горе. Позвал он своего палача и велел зарезать у князя жену. — Сурен с шутливой свирепостью взглянул на свою соседку. (Елена Антоновна, не зная, куда он клонит, смущенно улыбалась.) — Выполнил палач приказ, вернулся к царю, а тот его спрашивает: «Ну как, заплакал князь?» — «Нет, не заплакал», — отвечает палач. И велел тогда царь зарезать всех малых детей князя. Вернулся палач веселый, руки потирает, а царь его опять спрашивает: «Ну как, заплакал князь?» — «Нет, не заплакал!» — отвечает палач. Удивился царь и велел зарезать отца и мать ненавистного князя. Вернулся палач, кинжалом в серебряных ножнах играет. — Сурен повертел перед собой столовым ножом. — А царь спрашивает: «Ну как, заплакал князь?» — «Нет, не заплакал!» — отвечает палач. Рассердился царь и крепко задумался. А потом приказал палачу: «Пойди зарежь самого любимого друга у князя». Пошел палач, выполнил приказ и вернулся к царю. «Ну как, заплакал князь?» — спрашивает царь. «Заплакал, горько заплакал, — отвечает палач. — Так заплакал, что я не выдержал и тоже с ним плакать стал». Сильно удивился царь и велел позвать к себе князя. Предстал перед ним князь, голову потупил. И спросил его царь: «Скажи мне, князь, почему, когда твою жену мой палач зарезал, ты не заплакал? Почему, когда отца и мать твоих мой палач зарезал, ты не заплакал? И еще скажи, почему ты безутешно плачешь теперь, когда твоего друга зарезали?» И ответил князь: «Человек второй раз жениться может и детей будет иметь — потому я не заплакал; отец и мать старые были, сами умирать собирались — потому я не заплакал. — Вздохнул князь тяжело. — А вот второго друга, настоящего, хорошего друга, не скоро найдешь — потому и плачу…» — Сурен оглядел притихших людей. — Так выпьем же за дружбу, потому что нет ничего ценней!
Все переглянулись и зашумели.
— Правильно, правильно! — послышались голоса.
— Ай да Сурен! Куда подвел! — восхищенно воскликнул Денис, поднимаясь и подходя к Сурену. — Это ты добре сказал про дружбу. Верно, что нет ничего ценней! — И он обнял Сурена.
Андрей вышел в свой кабинет и вернулся оттуда с какой-то бумагой в руках. На щеках его выступили красные пятна. Поспешно спрятав бумагу в карман, он подошел к Сурену и крепко пожал ему руку. Он хотел что-то сказать, но неугомонный Сурен, махнув на него рукой, принялся отодвигать стол.
— Плясать будем, — шепнул он Елене Антоновне и стал засучивать рукава воображаемого бешмета.
Присутствующие образовали круг и начали ритмично ударять в ладоши. Денис старательно барабанил в такт по стулу.
— Па-ашел! Ва! — Сурен тряхнул черной лохматой головой и поплыл по комнате. Ноги его быстро мелькали, а корпус плавно передвигался, словно под ним не пляшущие ноги, а лодка. — Хасса! Хасса!
Пройдя круг, Сурен вытащил на середину Елену Антоновну и Дениса. Каждое движение Елены Антоновны преображало ее, делало легкой, заставляло забывать о ее полноте. У Дениса же каждый шаг подчеркивал неуклюжесть его огромной фигуры. Он со всего размаха бухался на пол и, опустившись на корточки, тяжело и невпопад выбрасывал ноги.
Все смеялись до слез. Коля и Нина стояли в сторонке, о чем-то тихо разговаривая.
Улучив момент, Андрей взял Сурена под руку и вышел с ним из комнаты.
— Пойдем, Ты сегодня произнес тост. Мне хочется поговорить с тобой о нем. Кстати, посмотрим, как передвигается док. Сборка закончена.
— Пойдем, — охотно согласился Сурен. — Посмотрим, как это твой док двигается.
— Мой ли?.. — спросил Андрей и пристально посмотрел на Сурена.
Тот сделал вид, что не слышал этого вопроса, и пошел впереди Андрея. Поднявшись по винтовой лестнице в вертикальном патрубке и пройдя цилиндрический коридор, они вошли в сборочный зал. Сейчас он был освещен лишь несколькими лампами. Не слышалось обычного шума и треска. Редкие фигуры проходили по площадкам.
В том месте, где прежде видны были ровные дорожки из вогнутых роликов, теперь лежали трубы сваренного туннеля, похожие на фантастически длинную двустволку. Туннельный комбайн отодвинулся в самый конец дока.
Шаги гулко отдавались, подчеркивая тишину огромного пустого помещения. Молча прошли Сурен и Андрей до конца площадки. Здесь готовый туннель, пройдя сквозь торцовую стенку зала, уходил в океан. Специальное уплотнение заполняло щель между трубой и кромкой отверстия в стенке, выдерживая внешнее давление воды в десять атмосфер. Этот сальник имел сложное нажимное устройство, позволявшее уплотнять набивку.
Все же вода немного проникала. Капли ее просачивались сквозь уплотнение и прерывистой тонкой струйкой стекали вниз. Сурен протянул палец, смочил его и попробовал на язык.
— Соленая, морская! — покачал он головой. — Все таки опасно здесь работать. От океанской воды нас отделяет тоненькая стенка да сальниковое уплотнение. Начнет док тонуть — куда денешься? А вода… вода… она холодная, ледяная…
— Привычка, Сурен. Мы уже и забыли думать, что нас постоянно окружает рвущаяся к нам вода.
Сурен и Андрей медленно пошли вдоль трубы туннеля.
Вдруг стены цилиндрического зала дрогнули, издав низкий, гудящий звук. Одновременно задрожали перила площадки и ее металлический настил.
— Винты заработали, — заметил Андрей.
Сурен впился глазами в трубы туннеля. Вибрация усиливалась. Площадка тряслась под ногами. Стены грохотали, словно покатились отдыхавшие мостовые краны.
— Ползет, ползет, проклятая! — радостно закричал Сурен. — Поехали, поехали к самому Северному полюсу! Ва! Там встретимся с нашими американскими друзьями-противниками. Торжественно обещаю вот эту самую любимую трубку, — Сурен потряс в воздухе своим сокровищем, — подарить первому американскому рабочему, который перейдет из американского подводного дока в наш! Запомни, Андрей!
— Хорошо, запомню, — улыбнулся Андрей. — Пойдем теперь к концу трубы — там лучше будет видно движение.
Чтобы достичь отверстия трубы, пришлось пройти полкилометра по узкой металлической площадке. Дойдя до расположенных по кругу отверстий, они повернули обратно. Освещенный внутри зев туннеля двигался наравне с ними. Внутрь уходили вновь проложенные рельсы и толстые рукава кабелей. Видны были суетившиеся внутри люди. Они заканчивали отделочные работы в сваренном отрезке. Передвижная машина-металлизатор покрывала трубы снаружи специальным слоем. Распыленный металл с шипением вырывался из расположенных по кругу отверстий, окрашивая туннель в красивый серебристый цвет. Это покрытие должно было предохранять металл труб от коррозии.
Равномерное движение продолжалось. Собственно, двигалась не труба туннеля, а сам док. Сурену же, перемещавшемуся вместе с доком, казалось, что ползет туннель.
— А здорово! Все-таки здорово! — не выдержал Сурен.
— Да, это ты хорошо придумал, — тихо сказал Андрей.
— Почему я? — порывисто обернулся Сурен.
— И, произнося тост о дружбе, ты действительно понимал, что такое дружба.
— Слушай, дружбу понимаю, но о чем ты говоришь — не пойму, — слегка смутившись, сказал Сурен, раскуривая трубку.
Андрей грустно улыбнулся.
— Недавно, роясь в нашем проектном архиве, я нашел твой старый черновой эскиз этого самого дока.
— Ну и что же? Я набросал его сразу, как только услышал эту идею от тебя во время болезни.
— Сурен, перестань, — серьезно сказал Андрей. — Ты забыл, что на эскизе стоит дата…
— Ну что же, что дата? Почему мне не поставить дату?
— Ты изобрел подводный док не во время моей болезни, а значительно раньше… еще до аварии, когда утонул наш опытный туннель… Об этом говорит дата, которую ты поставил по привычке…
Сурен забормотал:
— Зачем с ума сходишь?.. Это же скандал… Брось даже говорить…
Андрей положил Сурену на плечо руку:
— Я понял тебя… Неужели я был таким, что ты вынужден был скрыть от меня и от всех свое авторство? Зачем ты внушил мне там, в горах, что будто бы я подал тебе мысль собирать туннель под водой? Чтобы успокоить мое самолюбие?
Сурен, такой озорной, шумный Сурен, не знал, куда деваться от смущения.
Андрей продолжал:
— Когда я нашел этот эскиз, я понял, что такое настоящая дружба. Я оценил тебя, Сурен, но я… я уже сообщил об этом в Москву — Николаю Николаевичу Волкову.
— Ну и ишак! — рассердился Сурен. — Ты никогда не знаешь золотой середины. В ту пору ты действительно был крайне щепетилен. С тобой приходилось считаться. Помнишь ракетный вагон? Аню помнишь?
Андрей покраснел:
— Помню ракетный вагон, помню и Аню… Но не будем говорить об этом!..
— Нет, надо!.. — начал было Сурен, но, не договорил, застыв в изумлении.
Труба туннеля, на которую он смотрел, совершенно отчетливо перекосилась. Ее восьмидесятиметровый отрезок, еще остававшийся в зале, сошел с роликов и мял перила металлической площадки.
Огромный цилиндр дока трясся, а труба туннеля судорожно дергалась. Слышалось шипение, переходящее в громкий свист.
Андрей побледнел.
— Перекосило док… Порча винтомоторных групп. Сальник, — отрывисто произнес он.
Свист усиливался. Казалось, одновременно заработало несколько десятков брандспойтов.
На ходу засовывая горящую трубку в карман, Сурен побежал по площадке к тому месту, где готовые трубы туннеля выходили из дока.
Вода ударила Сурену в лицо еще шагах в тридцати от цели. Он покачнулся, на секунду прислонился к стене, потом снова бросился вперед.
В этот момент на площадке появились веселые Денис и Коля Смирнов, посланные на поиски Андрея и Сурена. В первый момент они опешили, не понимая, что происходит. Взоры их приковала к себе гигантская прозрачная струя, похожая на стеклянный конус. Она вырывалась из того места, где туннель выходил из дока. Через сальник, пробив уплотнение между трубой и кромкой отверстия, в подводный док врывалась вода океана.
Сурен был около самой стенки. Вода доходила ему до щиколоток. Ноги скользили по мокрому металлу. Вдруг струя, изменив направление, обрушилась на Сурена и сбила его с ног; захлебываясь, он вскочил на ноги и снова ринулся вперед к прозрачному разлетающемуся водяному конусу.
— Брезент! Пластырь! — послышался сзади голос Андрея.
— Есть пластырь! — отозвался бас Дениса.
Борясь с бьющей из щели струей, уклоняясь от ее оглушающих ударов, весь мокрый, растрепанный, Сурен ухватился за поручень, судорожно стаскивая с себя рубашку.
Вдруг он почувствовал чье-то прикосновение. Оглянувшись, он увидел бледное веснушчатое лицо Коли Смирнова. Сурен крикнул:
— Затыкай дыру!.. Скорей!.. Бери мою рубашку!.. Док ко дну идет!..
— Поджимать болты надо, товарищ Авакян!
Тут только увидел Сурен огромный ключ в руках у Коли.
Вода разлеталась теперь во все стороны. Вдвоем, держась друг за друга, добрались они до нажимного устройства сальника.
Вода сшибала, ранила… Сила десяти атмосфер — чудовищная сила. Но Коля и Сурен, не обращая внимания на боль к непрекращающиеся удары, вдвоем налегали на ручку ключа, стараясь затянуть гайку возможно туже.
Вода унесла рубашку Сурена. Его голое смуглое тело виднелось в пене рвущихся струй.
Гайки поддаются, но надо закручивать их сильнее, сильнее! Сурен и Коля работали рывками. Каждый поворот усиливал ярость. Сурен ухватился за самый конец ключа, чтобы создать больший рычаг. Ноги его соскользнули с мокрой металлической опоры, и он повис всей тяжестью на рычаге.
Вдруг струя — может быть, под влиянием местного натяжения сальника — изменила свое направление и со всей силой обрушилась на висящего Сурена. Это был страшный удар. Коля видел, как исказилось лицо Сурена, как выпустил он рукоятку ключа и скрылся в пенящейся воде…
Коля не знал, что делать: закручивать ли дальше гайки ключом, который остался в его руке, или выручать Сурена. Руки решили за него. Они автоматически продолжали работать.
Вода, ударяясь о площадку, каскадами падала вниз и там продолжала бурлить и крутиться.
Сурена не было видно. Должно быть, вода смыла его.
Колю окружили люди в непромокаемой одежде, с электрическими ключами в руках.
Коля смутно видел Дениса, едва слышал голос Андрея и шуршание брезента. Струя боролась с набрасываемым на нее пластырем, пучила его, силилась вырваться. Оглушенный, избитый Коля почувствовал, что теряет силы, и отошел в сторону. Вода бурлила у его колен, голова кружилась, тело ныло… Оказывается, он сильно ушиб правую руку. И вдруг он вспомнил об упавшем товарище.
Он стал кому-то говорить о Сурене, кого-то просил, но ему казалось, что его не слушают, не понимают. Все были чем-то заняты. Тогда Коля решил, что должен действовать. Ни о чем больше не думая, он спрыгнул вниз. Вода потащила его в сторону, но он ухватился за выступ площадки. Вот сюда, сюда только мог упасть Сурен. И Коля нырнул с открытыми глазами. Он видел идущие по дну усиливающие ребра, быстро мчавшиеся мимо.
Его далеко отнесло от места аварии. Спина стукнулась о трубу. Вода стремилась затащить его под туннель. Коля сделал усилие, ухватился за кронштейн и, подтянувшись на руках, вылез на площадку.
«Бежать… бежать обратно… Еще нырять, нырять…» На ходу он услыхал голос Денисюка:
— Док погружается, Андрей Григорьевич.
— Балласт! Выкинуть балласт! — приказал Андреи.
— Есть выкинуть балласт!
— Помпы!
— Да гудят на полную мощность.
Коля остановился около Андрея:
— Товарищ Корнев, Авакян упал на дно!
— Что? — Андрей побледнел. — Водолаз! Водолаз! — крикнул он, заглушая шипение струй.
Человек в акваланге бежал к Андрею.
Коля не стал ждать. Он бросился вперед и опять нырнул с того места, что и в первый раз. Хватаясь за выступающие ребра, он плавал у самого дна с открытыми глазами, и неотвязная мысль болью отдавалась в висках: «Неужели утонул?..»
Когда он вынырнул, жадно глотая воздух, чья-то рука схватила его за плечо.
— Довольно!
Коля рванулся.
— Довольно! Приказываю! — крикнули ему в ухо.
Он увидел перед собой искаженное лицо Андрея. Андрей вытащил его на площадку и, не отпуская его руки, заставил стать рядом с собой, по колено в несущейся воде.
Они оба смотрели, как накладывали специальный пластырь высокого давления.
Коля сильно дрожал. Только теперь почувствовал он, что вода полярного океана ледяная.
На поверхности воды, у самой площадки, показался акваланг. Водолаз поднял над водой свою ношу — тело Сурена.
Андрей и Коля протянули руки и положили удивительно тяжелое тело на перила, чтобы оно было выше поверхности соды. Кто-то перекинул доску с перил на трубу туннеля.
Сурена перенесли на туннель. Андрей стал на колени, склонился над ним. Он видел слипшиеся волосы, закрытые синие веки, приподнятую верхнюю губу и страшный оскал зубов.
Андрея попросили отодвинуться. Он увидел Елену Антоновну. У нее тряслись руки, глаза были сухие, широко открытые, полные ужаса. Она взяла безжизненную руку, стараясь прощупать пульс. Потом склонилась к голой смуглой груди. Ее светлые волосы на минуту закрыли татуировку орла на скале. Наконец она подняла испуганное лицо.
— Дыхание… искусственное дыхание, — проговорила она.
У Коли кружилась голова, болела рука, его тошнило. Он сидел и бессмысленно смотрел по сторонам. Струи больше не было видно. Ее скрыл брезент, из-под которого, то здесь, то там начинала хлестать вода. Брезент особым, быстро схватывающим, нерастворимым в воде составом приклеивался к металлу. Взад и вперед бегали мокрые озабоченные люди.
Сурену делали искусственное дыхание.
Коля не знал, сколько прошло времени. Может быть, он терял сознание… Беготня прекратилась. На том месте, где прорвало сальник, сейчас вздувался безобразный серый пузырь. Вода внизу спала. Снова выступило дно цилиндра с усиливающими ребрами. По мокрой металлической площадке кого-то несли. Коля опять вспомнил о Сурене.
Превозмогая боль, он перебрался на площадку. Там стояли двое рабочих в мокрых одеждах.
— Виском, верно, ударился, струей его сшибло.
— Насмерть?
— Не откачали… Жаль… боевой был…
Смысл слов едва дошел до Коли. Он бросился по площадке, догнал людей, несущих тело Сурена. Его остановил Андрей. Он шел сзади, понурив голову. Посмотрев на Колю стеклянными глазами, он сжал его руку.
— Мертв.
Оглянулась Елена Антоновна. Она плакала и не старалась этого скрыть.
— Течь ликвидирована, товарищ начальник! — прогудев Денисюк.
Андрей все не отпускал Колиной руки. Он повернулся и равнодушным, чужим голосом отдал распоряжение:
— Выровнять положение дока. Послать глубоководных водолазов на наружную часть.
— Есть на наружную часть!
Коля почувствовал в своей руке трубку.
— Вот, отдашь, когда сомкнется туннель, первому американскому рабочему. Так хотел Сурен, — сказал Андрей.
Коля видел, как страдальчески опустились у него уголки губ.
— Вот он. Арктический мост… Отнял жену… Унес такого, такого друга!..
Андрей отвернулся.
Глава вторая. ВОЗДУХ
— О'кэй, мисс Седых! Если сегодняшний эксперимент окончится благополучно, компания купит ваш патент на ракетные якоря. Это как раз то, что мне нужно. Мои рабочие постоянно недовольны, а это развязало бы мне руки.
Аня улыбнулась:
— Моя цель не продажа патента, а оказание технической помощи вашему строительству.
Кандербль глубокомысленно поднял левую бровь, потом полез в жилетный карман за сигарой. Вспомнив, что они в подводной лодке, инженер улыбнулся:
— Черт возьми! К сожалению, здесь нельзя курить. Итак, мисс Седых, там все готово?
— Да, я проверила, — коротко ответила Аня.
Кандербль подошел к блестящему прибору. Светлое пятно на шкале показывало цифру расстояния, которое прошла от дока маленькая подводная лодка.
— Стоп! — скомандовал Кандербль.
Зажглась лампочка на пульте. Приказ был принят.
— Можно идти? — спросила Аня.
— О'кэй, мисс Седых. Ваш якорь следует спускать здесь.
— О'кэй! — с едва уловимым задором произнесла Аня и вышла в низенькую дверь.
Нагнув голову, Кандербль последовал за ней. По узенькому, ослепительно чистому коридору, перегороженному в ряде мест водонепроницаемыми переборками, они прошли в центральную часть подводной лодки. Здесь была расположена спускная камера. Через нее опускались балластные, «мертвые» якоря, нагружаемые в подводном доке.
Кандербль подошел к круглому иллюминатору. Сквозь толстое стекло была видна внутренность цилиндрической камеры, слабо освещенной проникающим снаружи светом.
Сейчас камера была заполнена гигантским штопором. Его винтовые лопасти поблескивали, словно отполированные. Штопор кончался сверху поперечиной, на обоих концах которой виднелись сопла реактивных двигателей, напоминавшие трубу горниста.
— Итак, фейерверк на дне моря? — с некоторой долей любезности в голосе произнес Кандербль, с интересом наблюдая за взволнованным лицом русской женщины.
Аня быстро повернулась к американцу. Между бровей у нее появилась складка.
— Впустить в камеру воду! — отрывисто скомандовала она.
Кандербль громко повторил приказание.
Оба инженера видели, как открылись в полу камеры кингстоны, как похожими на бревна струями ринулась через образовавшиеся отверстия вода океана. Штопор вздрогнул, качнулся в сторону, уступая напору струи, отклонился до встречи с другой и, дрожа, остался в наклонном положении. Вода быстро заполнила камеру. Якорь снова повис вертикально.
— Готово, — сказала Аня, поправляя волосы.
— О'кэй! — отозвался Кандербль, нажимая серебристую кнопку.
Створки пола камеры медленно раскрылись. Столб воды в камере слился с темным зеленоватым пространством.
— Трави трос! — наклонила Аня голову.
Якорь дрогнул и стал медленно опускаться, пока не исчез в зеленой темноте. В заполненной водой камере остался только натянутый канат.
Прислонясь плечом к двойному ряду заклепок, выступавших на металлической стенке, Аня молча смотрела на счетчик длины развернувшегося каната.
Кандербль не спускал глаз с красивого лица со сведенными прямыми бровями.
— Вы уверены, что реактивные двигатели включатся, едва якорь коснется дна? — спросил Кандербль, может быть, лишь для того, чтобы нарушить тягостную тишину.
Вместо ответа Аня пристально посмотрела прямо в глаза американцу. Кандербль отвел взгляд в сторону.
В окошечке прибора выпрыгивали цифры, как на счетчике таксомотора.
Кандербль сказал об этом Ане. Аня улыбнулась ему, и американский инженер сразу повеселел.
Он стал насвистывать какую-то негритянскую мелодию, постукивая в такт носком ботинка.
Вдруг Аня схватила его за рукав и предостерегающе подняла руку.
Цифры в окошечке прибора перестали меняться.
Кандербль стоял, вытянувшись во весь рост. Аня продолжала держать его за руку. Было слышно, как в жилетном кармане американца громко тикают старинные часы (причуда американца!), им вторили маленькие часики Ани.
Откуда-то донесся далекий гул.
Аня вопросительно смотрела на Кандербля. Американец вместо ответа выразительно показал пальцами, как ввертывается штопор. Аня радостно кивнула.
— Надо еще проверить, не вытащится ли якорь, если потянуть хорошенько за канат, — сухо произнес Кандербль.
— Проверяйте.
— Сейчас отдам распоряжение… Однако как быстро якорь достиг дна!
— Наоборот! — воскликнула Аня. — Как долго он спускался!
Гортанным голосом мистер Кандербль отдал распоряжение выбирать канат.
— Хэлло! Мистер Кандербль! — послышалось из репродуктора. — Лодка опускается.
— Стоп! — крикнул Кандербль.
Он протянул Ане руку. Аня крепко, по-мужски, пожала ее.
— О, это очень много для женщины!
— Вы думаете? — рассмеялась Аня.
Оба вернулись в рубку управления. Предстояло отвести конец каната в натяжную камеру туннеля.
На матовом экране всплывали смутные очертания двух труб туннеля, вдоль которых шла теперь подводная лодка. Прожектор лодки вырывал из зеленой тьмы лишь небольшой их кусок, трубы казались косо срезанными.
В одном месте под трубами показалось какое-то утолщение.
— А вот и натяжная камера, мисс Седых, — почему-то хрипло произнес Кандербль.
— Я не видела, как водолазы натягивают канат, — созналась Аня, окинув внимательным взглядом лицо инженера.
— Вот посмотрите, он несет конец каната, закрепляет на барабане лебедки. Вам видно? Пододвиньтесь сюда.
— Спасибо. Мне хорошо видно и отсюда. Водолаз не останется в натяжной камере? Он вернется в подводную лодку?
— Да, мисс Седых. Вы видите, он уже спускается. Сейчас сжатый воздух вытеснит из натяжной камеры воду, а лебедка натянет канат. Я рад, леди, что могу вам это рассказать.
— Канат натягивается, натягивается! — восхищенно воскликнула Аня. — Первый ракетный якорь уже держит туннель!
Кандербль засунул в рот сигару и стал чиркать спичкой о стенку рубки, но тотчас спохватился.
— Странно, — покачал он головой, — просто странно…
— Что? — обернулась Аня.
— Нет-нет, все о'кэй, моя леди.
Через двадцать минут подводная лодка входила в шлюз плавучего дока.
Это был огромный металлический цилиндр, сообщающийся через люк с океаном. Едва лодка прошла люк, тотчас специальные механизмы задраили его, а насосы принялись выкачивать в океан воду, заполнявшую шлюз.
Через иллюминаторы из соседнего помещения было видно, как постепенно спадает вода в шлюзе и обнажается корпус подводной лодки. К одному из таких иллюминаторов припал Джемс.
Когда в подводной лодке открылся люк и из него показалось длинное лицо Кандербля, Джемс боязливо отодвинулся от окна. Кандербль сошел на мокрый пол шлюза по железным ступенькам, приваренным к корпусу лодки, и выжидательно посмотрел наверх. По лестнице ловко спускалась стройная женщина. Кандербль помог ей сойти на пол.
Джемс поднял бровь: «Прекрасно! „Лошадиная челюсть“ ухаживает за русской леди. Так и будет доложено миссис Амелии. Недаром она интересовалась этой особой».
Открылись двери шлюза. Джемс отскочил за лестницу, откуда мог продолжать свои наблюдения.
Кандербль и Аня, оживленные и довольные, прошли мимо Джемса к винтовой лестнице.
На первой ступеньке Кандербль задержался. Джемс ухмыльнулся, когда увидел, что американец взял русскую леди за руку.
— Простите, леди, я давно хотел вас спросить: откуда у вас это кольцо?
— Это кольцо? — переспросила Аня и, покраснев, тихо высвободила свою руку.
— Не истолкуйте меня неверно, моя леди. Дело в том, что не может найтись в мире другого такого кольца.
Аня удивленно подняла брови:
— Это кольцо подарил мне один очень близкий… и замечательный человек.
— Матрос?
— Нет… то есть да. Его подарил мне… Вы знаете, кто?.. Инженер Андрей Корнев.
— Мистер Эндрью Корнейв? Не может быть!
— Да, во время Ливанского кризиса он был матросом.
Кандербль резко повернулся к Ане:
— Так неужели это был он?
— Да, он помнит о первой встрече с вами на корабле.
— И он никогда не напомнил мне об этой встрече! Мог ли я думать! И вы дорожите этим кольцом?
Аня улыбнулась:
— Моя цель не продажа патента, а оказание технической помощи вашему строительству.
Кандербль глубокомысленно поднял левую бровь, потом полез в жилетный карман за сигарой. Вспомнив, что они в подводной лодке, инженер улыбнулся:
— Черт возьми! К сожалению, здесь нельзя курить. Итак, мисс Седых, там все готово?
— Да, я проверила, — коротко ответила Аня.
Кандербль подошел к блестящему прибору. Светлое пятно на шкале показывало цифру расстояния, которое прошла от дока маленькая подводная лодка.
— Стоп! — скомандовал Кандербль.
Зажглась лампочка на пульте. Приказ был принят.
— Можно идти? — спросила Аня.
— О'кэй, мисс Седых. Ваш якорь следует спускать здесь.
— О'кэй! — с едва уловимым задором произнесла Аня и вышла в низенькую дверь.
Нагнув голову, Кандербль последовал за ней. По узенькому, ослепительно чистому коридору, перегороженному в ряде мест водонепроницаемыми переборками, они прошли в центральную часть подводной лодки. Здесь была расположена спускная камера. Через нее опускались балластные, «мертвые» якоря, нагружаемые в подводном доке.
Кандербль подошел к круглому иллюминатору. Сквозь толстое стекло была видна внутренность цилиндрической камеры, слабо освещенной проникающим снаружи светом.
Сейчас камера была заполнена гигантским штопором. Его винтовые лопасти поблескивали, словно отполированные. Штопор кончался сверху поперечиной, на обоих концах которой виднелись сопла реактивных двигателей, напоминавшие трубу горниста.
— Итак, фейерверк на дне моря? — с некоторой долей любезности в голосе произнес Кандербль, с интересом наблюдая за взволнованным лицом русской женщины.
Аня быстро повернулась к американцу. Между бровей у нее появилась складка.
— Впустить в камеру воду! — отрывисто скомандовала она.
Кандербль громко повторил приказание.
Оба инженера видели, как открылись в полу камеры кингстоны, как похожими на бревна струями ринулась через образовавшиеся отверстия вода океана. Штопор вздрогнул, качнулся в сторону, уступая напору струи, отклонился до встречи с другой и, дрожа, остался в наклонном положении. Вода быстро заполнила камеру. Якорь снова повис вертикально.
— Готово, — сказала Аня, поправляя волосы.
— О'кэй! — отозвался Кандербль, нажимая серебристую кнопку.
Створки пола камеры медленно раскрылись. Столб воды в камере слился с темным зеленоватым пространством.
— Трави трос! — наклонила Аня голову.
Якорь дрогнул и стал медленно опускаться, пока не исчез в зеленой темноте. В заполненной водой камере остался только натянутый канат.
Прислонясь плечом к двойному ряду заклепок, выступавших на металлической стенке, Аня молча смотрела на счетчик длины развернувшегося каната.
Кандербль не спускал глаз с красивого лица со сведенными прямыми бровями.
— Вы уверены, что реактивные двигатели включатся, едва якорь коснется дна? — спросил Кандербль, может быть, лишь для того, чтобы нарушить тягостную тишину.
Вместо ответа Аня пристально посмотрела прямо в глаза американцу. Кандербль отвел взгляд в сторону.
В окошечке прибора выпрыгивали цифры, как на счетчике таксомотора.
Кандербль сказал об этом Ане. Аня улыбнулась ему, и американский инженер сразу повеселел.
Он стал насвистывать какую-то негритянскую мелодию, постукивая в такт носком ботинка.
Вдруг Аня схватила его за рукав и предостерегающе подняла руку.
Цифры в окошечке прибора перестали меняться.
Кандербль стоял, вытянувшись во весь рост. Аня продолжала держать его за руку. Было слышно, как в жилетном кармане американца громко тикают старинные часы (причуда американца!), им вторили маленькие часики Ани.
Откуда-то донесся далекий гул.
Аня вопросительно смотрела на Кандербля. Американец вместо ответа выразительно показал пальцами, как ввертывается штопор. Аня радостно кивнула.
— Надо еще проверить, не вытащится ли якорь, если потянуть хорошенько за канат, — сухо произнес Кандербль.
— Проверяйте.
— Сейчас отдам распоряжение… Однако как быстро якорь достиг дна!
— Наоборот! — воскликнула Аня. — Как долго он спускался!
Гортанным голосом мистер Кандербль отдал распоряжение выбирать канат.
— Хэлло! Мистер Кандербль! — послышалось из репродуктора. — Лодка опускается.
— Стоп! — крикнул Кандербль.
Он протянул Ане руку. Аня крепко, по-мужски, пожала ее.
— О, это очень много для женщины!
— Вы думаете? — рассмеялась Аня.
Оба вернулись в рубку управления. Предстояло отвести конец каната в натяжную камеру туннеля.
На матовом экране всплывали смутные очертания двух труб туннеля, вдоль которых шла теперь подводная лодка. Прожектор лодки вырывал из зеленой тьмы лишь небольшой их кусок, трубы казались косо срезанными.
В одном месте под трубами показалось какое-то утолщение.
— А вот и натяжная камера, мисс Седых, — почему-то хрипло произнес Кандербль.
— Я не видела, как водолазы натягивают канат, — созналась Аня, окинув внимательным взглядом лицо инженера.
— Вот посмотрите, он несет конец каната, закрепляет на барабане лебедки. Вам видно? Пододвиньтесь сюда.
— Спасибо. Мне хорошо видно и отсюда. Водолаз не останется в натяжной камере? Он вернется в подводную лодку?
— Да, мисс Седых. Вы видите, он уже спускается. Сейчас сжатый воздух вытеснит из натяжной камеры воду, а лебедка натянет канат. Я рад, леди, что могу вам это рассказать.
— Канат натягивается, натягивается! — восхищенно воскликнула Аня. — Первый ракетный якорь уже держит туннель!
Кандербль засунул в рот сигару и стал чиркать спичкой о стенку рубки, но тотчас спохватился.
— Странно, — покачал он головой, — просто странно…
— Что? — обернулась Аня.
— Нет-нет, все о'кэй, моя леди.
Через двадцать минут подводная лодка входила в шлюз плавучего дока.
Это был огромный металлический цилиндр, сообщающийся через люк с океаном. Едва лодка прошла люк, тотчас специальные механизмы задраили его, а насосы принялись выкачивать в океан воду, заполнявшую шлюз.
Через иллюминаторы из соседнего помещения было видно, как постепенно спадает вода в шлюзе и обнажается корпус подводной лодки. К одному из таких иллюминаторов припал Джемс.
Когда в подводной лодке открылся люк и из него показалось длинное лицо Кандербля, Джемс боязливо отодвинулся от окна. Кандербль сошел на мокрый пол шлюза по железным ступенькам, приваренным к корпусу лодки, и выжидательно посмотрел наверх. По лестнице ловко спускалась стройная женщина. Кандербль помог ей сойти на пол.
Джемс поднял бровь: «Прекрасно! „Лошадиная челюсть“ ухаживает за русской леди. Так и будет доложено миссис Амелии. Недаром она интересовалась этой особой».
Открылись двери шлюза. Джемс отскочил за лестницу, откуда мог продолжать свои наблюдения.
Кандербль и Аня, оживленные и довольные, прошли мимо Джемса к винтовой лестнице.
На первой ступеньке Кандербль задержался. Джемс ухмыльнулся, когда увидел, что американец взял русскую леди за руку.
— Простите, леди, я давно хотел вас спросить: откуда у вас это кольцо?
— Это кольцо? — переспросила Аня и, покраснев, тихо высвободила свою руку.
— Не истолкуйте меня неверно, моя леди. Дело в том, что не может найтись в мире другого такого кольца.
Аня удивленно подняла брови:
— Это кольцо подарил мне один очень близкий… и замечательный человек.
— Матрос?
— Нет… то есть да. Его подарил мне… Вы знаете, кто?.. Инженер Андрей Корнев.
— Мистер Эндрью Корнейв? Не может быть!
— Да, во время Ливанского кризиса он был матросом.
Кандербль резко повернулся к Ане:
— Так неужели это был он?
— Да, он помнит о первой встрече с вами на корабле.
— И он никогда не напомнил мне об этой встрече! Мог ли я думать! И вы дорожите этим кольцом?