Страница:
Строительная техника может дать Америке новую политическую силу. И тогда можно будет покончить с пресловутым «сближением»! Каково? Неплохо придумано? С такой идеей можно выставить свою кандидатуру в сенаторы. Х-ха! Сенатор Никсон? Звучно, черт возьми! И тут-то мне понадобится родственно настроенный физик. Нужно расчетами доказать, что Флоридский канал можно прорыть в короткий срок с помощью атомных взрывов. Открывай шире рот, мой мальчик, и хватай кусок пирога. Мой проект кое-кому из больших акул нравится. Имея это в виду, заведи себе бумагу для расчетов и объемистый бумажник.
Бог поможет нам, мой мальчик.
Твой кузен Джерри».
Что я сделал с этим письмом, спросите вы меня, мои друзья? Я опубликовал его в газете. Меня пробовали уличить в фальсификации, но на следующий день я опубликовал фотографию письма. Пусть возмутятся сто пятьдесят миллионов американцев, которые хотят мира!
Получая ваши письма, я понял, насколько мелки все мои личные невзгоды и делишки по сравнению с тем большим, великим, что волнует вас.
Еще раз хочу почерпнуть эту веру в вашем письме, которое придет уже с замечательного строительства, где каждый из вас может проявить все свое самое лучшее, как вы мне писали.
Искренне ваш Майк».
Виктор отдал дяде Саше письмо, и, шатаясь, побрел по палубе. Он был противен самому себе. Может быть, самым верным было бы тотчас же вернуться и рассказать парторгу все, что уже было осознано и оставалось нерассказанным лишь из-за тупого упрямства. Но как раз на это у Виктора и не хватало силы воли.
Виктор больше не выходил на палубу. Целыми днями валялся он на койке, стараясь ни о чем не думать. Но он думал…
В эти дни Виктор пережил многое. Если бы у него нашлись силы выйти на палубу, это означало бы, что он стал уже другим человеком. Но Виктор не выходил из каюты, новый человек в нем еще не совсем созрел. Начальник строительства по просьбе парторга отложил обсуждение проступка Виктора Омулева.
Не появился Виктор на палубе и в торжественную минуту, когда коллекторы, поверху венчающие спущенные трубы, в благоприятный момент были подняты над поверхностью воды. Они составили все вместе правильный круг диаметром больше ста метров. Два парохода-холодильника с мощными холодильными установками на борту присоединили к коллекторам шланги и дали под воду замораживающий раствор.
Громкое «ура» прокатилось по палубе гидромонитора. С этой минуты морская вода внутри трубчатой клетки, представляющей собой огромный цилиндр, начала превращаться в лед. На поверхность моря словно всплыло ледяное кольцо — вершина поднявшегося со дна ледяного цилиндра. Волны внутри ледяного кольца исчезли. Образовалась небольшая лагуна, размером с футбольное поле, с иным, чем в море, бирюзовым цветом воды.
Не видел Виктор, как Карцев подошел к микрофону и отдал распоряжение. Люди бросились к борту. Алексей с замирающим сердцем вышел на боковое крыло капитанского мостика. Оправдаются ли расчеты? Сотни глаз впились в гладкую поверхность лагуны. Пароход-холодильник дал протяжный гудок.
В лагуне со дна вырвались мириады пузырьков. Вода заклокотала, как в исполинском котле. Ограниченное ледяным кольцом море кипело, покрываясь клубами тумана.
Матросы теснились у борта, толкая друг друга. Пузыри воздуха лопались, выбрасывая брызги холодной воды, долетавшие до палубы. Плескались, метались из стороны в сторону мгновенно возникающие и исчезающие конические волны. Пузыри воздуха взлетали из глубины, вздувались, лопались и появлялись снова. Влага воздуха под влиянием резкого охлаждения превращалась в капельки тумана.
Алексей стоял, скрестив руки на груди. Ему хотелось петь, хотя петь он не умел.
Галя подошла к нему:
— Помнишь, Алеша, как ты рассказывал в полярном клубе, рисовал эту сказочную картину? Мне Ваня Хорхай передавал. Его приемник гудел от аплодисментов. Мне и сейчас хочется хлопать.
Алексеи благодарно взглянул на Галю. И опять, как это было уже один раз, оба они покраснели. Подошел неторопливый Федор. Он улыбнулся, глядя на Алексея.
— Каюсь, Алеша. Думал, не получится.
И все трое стали молча смотреть на кипящее холодом море.
— Лед! Лед! Смотрите! Растет! — вдруг послышались крики.
Действительно, кипящее море замерзало на глазах. Казалось, непостижимое чудо, но все было так естественно, если вспомнить, что в проложенные по дну трубы сверху подавался жидкий воздух. Он вырывался из отверстий, смешивался с водой, испарялся, отнимая у нее тепло, и замораживал ее, превращая в лед. Пузырьки воздуха устремлялись вверх, и казалось, что вода кипит.
— Лед, лед! Он поднимается! — орал вместе со всеми Виктор, все-таки появившийся на палубе.
Словно гигантский ледяной поршень выдвигался снизу в ледяном цилиндре, поршень, на котором мог бы поместиться океанский корабль. Поверхность льда уже виднелась сквозь тонкий слой воды. Воздух через многочисленные поры во льду струйками вырывался на поверхность.
Люди замолчали. Было слышно, как в машинном отделении кто-то звякал ключом. На пассажирском пароходе играло радио.
И вдруг вся клокотавшая поверхность стала гладкой. Перед людьми уже не было лагуны. Вода в ней застыла.
Ликующее «ура» пронеслось над первым в мире искусственным ледяным островом, над первым ледяным быком великого сооружения.
К Алексею, Федору и Гале подошел дядя Саша.
— Все-таки Витяка пришел. Он говорил сейчас со мной. Он понял. Все понял сам. Наказывать его не надо.
Что главное в наказании? Месть за проступок, острастка для других или еще что-то другое, чего никогда в далеком прошлом не добивались наказывавшие люди?
Все трое прекрасно поняли дядю Сашу. Виктор был наказан и наказан сурово. Вряд ли кто согласился бы оказаться на его месте. Но наказание это не было местью! Оно помогло Виктору найти самого себя. Друзья чувствовали ответственность и за него и за великое, доверенное им дело.
Виктор издали наблюдал за ними. Он заметил, что Алексей помахал ему рукой.
Витяка отвернулся и, рукавом утирая глаза, бросился к борту, чтобы снова увидеть чудесно выросший в кипящем море остров.
И странное дело! Виктора перестали чуждаться. Его не сторонились, его толкали, даже кто-то обругал его за то, что он наступил на ногу. И этому окрику Витяка обрадовался, благодарно посмотрел на сердитого моряка.
Внезапно шум стих. Полярные строители смотрели на капитанский мостик. Там появился парторг строительства Александр Григорьевич Петров и на голову возвышавшийся над ним высокий седой Николай Николаевич Волков. Поодаль стояли Ходов, Алексей и Федор.
Дядя Саша поднял руку, требуя тишины, но и так было тихо.
Волков заговорил:
— Товарищи! Разрешите сообщить вам решение о присвоении географического названия сооружению, первый бык которого возник сейчас на наших глазах. Отныне оно будет называться «Мол „Северный“. Эти слова нанесут на все карты.
Немало новых названий наносится на наши карты. Никто не слышал прежде о Московском или Рыбинском морях, никто не поверил бы, что будут моря Сибирское, Цимлянское… Люди, строящие коммунизм, меняют географию планеты.
Стоявший рядом дядя Саша протянул руку и громко сказал:
— Дверь в коммунизм открыта, мы дышим его воздухом!
Бог поможет нам, мой мальчик.
Твой кузен Джерри».
Что я сделал с этим письмом, спросите вы меня, мои друзья? Я опубликовал его в газете. Меня пробовали уличить в фальсификации, но на следующий день я опубликовал фотографию письма. Пусть возмутятся сто пятьдесят миллионов американцев, которые хотят мира!
Получая ваши письма, я понял, насколько мелки все мои личные невзгоды и делишки по сравнению с тем большим, великим, что волнует вас.
Еще раз хочу почерпнуть эту веру в вашем письме, которое придет уже с замечательного строительства, где каждый из вас может проявить все свое самое лучшее, как вы мне писали.
Искренне ваш Майк».
Виктор отдал дяде Саше письмо, и, шатаясь, побрел по палубе. Он был противен самому себе. Может быть, самым верным было бы тотчас же вернуться и рассказать парторгу все, что уже было осознано и оставалось нерассказанным лишь из-за тупого упрямства. Но как раз на это у Виктора и не хватало силы воли.
Виктор больше не выходил на палубу. Целыми днями валялся он на койке, стараясь ни о чем не думать. Но он думал…
В эти дни Виктор пережил многое. Если бы у него нашлись силы выйти на палубу, это означало бы, что он стал уже другим человеком. Но Виктор не выходил из каюты, новый человек в нем еще не совсем созрел. Начальник строительства по просьбе парторга отложил обсуждение проступка Виктора Омулева.
Не появился Виктор на палубе и в торжественную минуту, когда коллекторы, поверху венчающие спущенные трубы, в благоприятный момент были подняты над поверхностью воды. Они составили все вместе правильный круг диаметром больше ста метров. Два парохода-холодильника с мощными холодильными установками на борту присоединили к коллекторам шланги и дали под воду замораживающий раствор.
Громкое «ура» прокатилось по палубе гидромонитора. С этой минуты морская вода внутри трубчатой клетки, представляющей собой огромный цилиндр, начала превращаться в лед. На поверхность моря словно всплыло ледяное кольцо — вершина поднявшегося со дна ледяного цилиндра. Волны внутри ледяного кольца исчезли. Образовалась небольшая лагуна, размером с футбольное поле, с иным, чем в море, бирюзовым цветом воды.
Не видел Виктор, как Карцев подошел к микрофону и отдал распоряжение. Люди бросились к борту. Алексей с замирающим сердцем вышел на боковое крыло капитанского мостика. Оправдаются ли расчеты? Сотни глаз впились в гладкую поверхность лагуны. Пароход-холодильник дал протяжный гудок.
В лагуне со дна вырвались мириады пузырьков. Вода заклокотала, как в исполинском котле. Ограниченное ледяным кольцом море кипело, покрываясь клубами тумана.
Матросы теснились у борта, толкая друг друга. Пузыри воздуха лопались, выбрасывая брызги холодной воды, долетавшие до палубы. Плескались, метались из стороны в сторону мгновенно возникающие и исчезающие конические волны. Пузыри воздуха взлетали из глубины, вздувались, лопались и появлялись снова. Влага воздуха под влиянием резкого охлаждения превращалась в капельки тумана.
Алексей стоял, скрестив руки на груди. Ему хотелось петь, хотя петь он не умел.
Галя подошла к нему:
— Помнишь, Алеша, как ты рассказывал в полярном клубе, рисовал эту сказочную картину? Мне Ваня Хорхай передавал. Его приемник гудел от аплодисментов. Мне и сейчас хочется хлопать.
Алексеи благодарно взглянул на Галю. И опять, как это было уже один раз, оба они покраснели. Подошел неторопливый Федор. Он улыбнулся, глядя на Алексея.
— Каюсь, Алеша. Думал, не получится.
И все трое стали молча смотреть на кипящее холодом море.
— Лед! Лед! Смотрите! Растет! — вдруг послышались крики.
Действительно, кипящее море замерзало на глазах. Казалось, непостижимое чудо, но все было так естественно, если вспомнить, что в проложенные по дну трубы сверху подавался жидкий воздух. Он вырывался из отверстий, смешивался с водой, испарялся, отнимая у нее тепло, и замораживал ее, превращая в лед. Пузырьки воздуха устремлялись вверх, и казалось, что вода кипит.
— Лед, лед! Он поднимается! — орал вместе со всеми Виктор, все-таки появившийся на палубе.
Словно гигантский ледяной поршень выдвигался снизу в ледяном цилиндре, поршень, на котором мог бы поместиться океанский корабль. Поверхность льда уже виднелась сквозь тонкий слой воды. Воздух через многочисленные поры во льду струйками вырывался на поверхность.
Люди замолчали. Было слышно, как в машинном отделении кто-то звякал ключом. На пассажирском пароходе играло радио.
И вдруг вся клокотавшая поверхность стала гладкой. Перед людьми уже не было лагуны. Вода в ней застыла.
Ликующее «ура» пронеслось над первым в мире искусственным ледяным островом, над первым ледяным быком великого сооружения.
К Алексею, Федору и Гале подошел дядя Саша.
— Все-таки Витяка пришел. Он говорил сейчас со мной. Он понял. Все понял сам. Наказывать его не надо.
Что главное в наказании? Месть за проступок, острастка для других или еще что-то другое, чего никогда в далеком прошлом не добивались наказывавшие люди?
Все трое прекрасно поняли дядю Сашу. Виктор был наказан и наказан сурово. Вряд ли кто согласился бы оказаться на его месте. Но наказание это не было местью! Оно помогло Виктору найти самого себя. Друзья чувствовали ответственность и за него и за великое, доверенное им дело.
Виктор издали наблюдал за ними. Он заметил, что Алексей помахал ему рукой.
Витяка отвернулся и, рукавом утирая глаза, бросился к борту, чтобы снова увидеть чудесно выросший в кипящем море остров.
И странное дело! Виктора перестали чуждаться. Его не сторонились, его толкали, даже кто-то обругал его за то, что он наступил на ногу. И этому окрику Витяка обрадовался, благодарно посмотрел на сердитого моряка.
Внезапно шум стих. Полярные строители смотрели на капитанский мостик. Там появился парторг строительства Александр Григорьевич Петров и на голову возвышавшийся над ним высокий седой Николай Николаевич Волков. Поодаль стояли Ходов, Алексей и Федор.
Дядя Саша поднял руку, требуя тишины, но и так было тихо.
Волков заговорил:
— Товарищи! Разрешите сообщить вам решение о присвоении географического названия сооружению, первый бык которого возник сейчас на наших глазах. Отныне оно будет называться «Мол „Северный“. Эти слова нанесут на все карты.
Немало новых названий наносится на наши карты. Никто не слышал прежде о Московском или Рыбинском морях, никто не поверил бы, что будут моря Сибирское, Цимлянское… Люди, строящие коммунизм, меняют географию планеты.
Стоявший рядом дядя Саша протянул руку и громко сказал:
— Дверь в коммунизм открыта, мы дышим его воздухом!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЗИМА
«Будьте страстны в вашей работе и в ваших исканиях».
Академик И. П. Павлов
Глава первая. ПОЛЯРНОЙ НОЧЬЮ
Черное звездное небо предвещало мороз. Ледяная, покрытая снегом равнина казалась серой. Местами ее перерезали гребни торосов. Льдины громоздились одна на другую, иногда становились торчком, но не отбрасывали теней, — их не дает свет звезд.
По серому снегу крался медведь. Только два черных глаза и черный нос можно было различить на поверхности льда. Зверь перебирался через торосы к широкой полосе гладкого льда, тянувшейся от горизонта к горизонту и почему-то не тронутой следами ледовых битв. Медведь лег на живот и, загребая лапами, пополз. Возле небольшого круглого отверстия во льду он замер: превратился в глыбу льда.
Видимо, он давно заметил прорубь, которую протаивала нерпа, чтобы выбираться на лед. Прорубь была подернута тонким ледком, нерпа еще не вылезала…
Медведь лапой прикрыл черный нос и стал совсем невидимым на снегу. Ничто не нарушало мертвой тишины. Шли часы. Мертвенным и холодным был блеск звезд.
Под темным ледяным стеклом что-то мелькнуло. Задняя лапа, которой медведь уперся в снежный наст, задрожала. Ледок хрустнул. Стрелками разбежались трещины. Сильнее тряслась напряженная лапа. Хруст повторился. Ледок сломался, и из проруби показалась мокрая круглая головка. Нерпа высунулась из воды, ластами уперлась в край льдины.
Медведь все еще медлил. Нерпа стала выбираться на лед, но вдруг замерла, насторожилась Враг ничем не выдал себя. И все же нерпа, словно услышав посторонний звук, стала сползать обратно в воду.
Медведь рванулся вперед с неожиданной для его громоздкого тела легкостью. Передними лапами он схватил нерпу.
Вдруг раздался лай. Что-то метнулось по снегу. Медведь недовольно оглянулся. Таких звуков он никогда не слышал. Небольшой мохнатый зверек бросился на медведя, раздражающе тявкая.
Царь снежной пустыни зарычал и замахнулся, передней лапой. Этого было достаточно, чтобы нерпа выскользнула и исчезла в проруби.
Медведь взревел и бросился на наглого врага, посмевшего отнять добычу.
Собака увернулась. Ее ловкость была поразительной, особенно если учесть, что ездовая лайка, лохматая, с длинной мордой, стоячими ушами и весело задранным хвостом, была без левой задней ноги.
Собака оказалась сзади медведя и, прыгнув на него, вырвала зубами клок белой шерсти.
Белый гигант махнул лапой. Одного прикосновения было бы достаточно, чтобы переломить собаке хребет. Но могучие когти полоснули воздух.
Видно, не первого медведя травила трехлапая! Вне себя от ярости поворачивался медведь. Его кошачья гибкость, его львиная сила ничем не могли помочь в борьбе с этой верткой, наглой, тявкающей собакой.
Зверь громко сопел и старался схватить врага зубами или ударить. Лайка носилась, описывая круги, и не давала медведю сдвинуться с места. Натасканная охотниками, она словно ждала, что сейчас подойдет ее хозяин с ружьем.
Внезапно в морду зверя ударил ослепительный луч. И сразу серый свет звезд, освещавший до этого мгновения снег, стал тьмой. Испуганный царь льдов метнулся в сторону. Не обращая внимания на собаку, едва не задавив ее, он бросился к длинному торосистому валу. Собака с лаем гналась за зверем.
— Гекса! Гекса! Назад! — слышался низкий женский голос.
Медведь мчался по снегу. Оказывается, такая туша может нестись со скоростью оленя, делая огромные прыжки, как скачущая лошадь! При каждом из них медведь переваливался с задних лап на передние.
Когда медведь в два приема перемахнул через ледяной хребет, собака, свесив набок язык, с сознанием выполненного долга вернулась к хозяйке.
Около проруби стоял вездеход с высокой вышкой над кузовом.
— Вот и прекрасно, Матвей Сергеевич, — говорила Галя. — Даже лед не надо прорубать. Готовая прорубь!
— Золотая собака, — сказал Матвей Сергеевич, глядя на торосы, за которыми скрылся зверь.
Галя усмехнулась. Трепля подбежавшую Гексу по голове, она поправила механика:
— Не золотая, а рыжая.
Матвей Сергеевич полез в кабину, чтобы поставить буровую вышку над прорубью. Галя задумчиво подошла к торосам, легко взобралась по нагроможденным льдинам на торчавший вертикально ропак.
Закинув руки за затылок, Галя взглянула на горизонт. Ей показалось, что она видит слабый луч прожектора. Спускаясь с торосов, она даже крикнула:
— Матвей Сергеевич! Ваня! Смотрите: это свет гидромонитора! Как могло получиться, что нас нагоняют?
Матвей Сергеевич смотрел на колеса, чтобы не въехать ими в прорубь. Он пробурчал:
— Не догонят. Очередной отрезок полыньи прорезают. Прорежут — и остановятся.
Из кузова выскочил Ваня. Он посмотрел не только на горизонт, но и на звезды.
— У нас говорят, Галина Николаевна, великий человек светлый чум до неба построил, — задумчиво сказал он.
Галя посмотрела наверх, да так и ахнула. Со всех сторон от горизонта к Полярной звезде тянулись светлые полосы, похожие на лучи прожекторов. Они трепетали, передвигались и, наконец, сошлись все в одной точке — на Полярной звезде.
— Прошлой зимой здесь, в Арктике, помните, этого не было! Но я где-то видела. Я уже видела это! — крикнула Галя, почему-то снимая шапку.
Матвей Сергеевич медленно вылез из кабины и уставился на небо:
— Вот уж не знаю, как могли вы это видеть? Маленькой вы тогда, Галина Николаевна, были, под стол в коляске ездили. А я в тот день с фронта вернулся… вернее, из госпиталя выписался.
— В какой день? — спросил Ваня.
— В День Победы. Вот так же прожекторы светили, шатром лучи в небе сходились.
— Салют, Матвей Сергеевич! Это салют Победы! — взволнованно заговорила Галя. — Ваня! Вы слышите? Арктика капитулирует!
— Капитулирует, Галина Николаевна! Капитулирует! — согласился Ваня.
— Ничего особенного. Обыкновенное северное сияние, — заявил Добров, снова забираясь в кабину.
Галя долго смотрела на чудесное явление, и ей казалось, что сама природа салютует своим победителям. И она думала об Алеше с восхищением, с любовью…
По серому снегу крался медведь. Только два черных глаза и черный нос можно было различить на поверхности льда. Зверь перебирался через торосы к широкой полосе гладкого льда, тянувшейся от горизонта к горизонту и почему-то не тронутой следами ледовых битв. Медведь лег на живот и, загребая лапами, пополз. Возле небольшого круглого отверстия во льду он замер: превратился в глыбу льда.
Видимо, он давно заметил прорубь, которую протаивала нерпа, чтобы выбираться на лед. Прорубь была подернута тонким ледком, нерпа еще не вылезала…
Медведь лапой прикрыл черный нос и стал совсем невидимым на снегу. Ничто не нарушало мертвой тишины. Шли часы. Мертвенным и холодным был блеск звезд.
Под темным ледяным стеклом что-то мелькнуло. Задняя лапа, которой медведь уперся в снежный наст, задрожала. Ледок хрустнул. Стрелками разбежались трещины. Сильнее тряслась напряженная лапа. Хруст повторился. Ледок сломался, и из проруби показалась мокрая круглая головка. Нерпа высунулась из воды, ластами уперлась в край льдины.
Медведь все еще медлил. Нерпа стала выбираться на лед, но вдруг замерла, насторожилась Враг ничем не выдал себя. И все же нерпа, словно услышав посторонний звук, стала сползать обратно в воду.
Медведь рванулся вперед с неожиданной для его громоздкого тела легкостью. Передними лапами он схватил нерпу.
Вдруг раздался лай. Что-то метнулось по снегу. Медведь недовольно оглянулся. Таких звуков он никогда не слышал. Небольшой мохнатый зверек бросился на медведя, раздражающе тявкая.
Царь снежной пустыни зарычал и замахнулся, передней лапой. Этого было достаточно, чтобы нерпа выскользнула и исчезла в проруби.
Медведь взревел и бросился на наглого врага, посмевшего отнять добычу.
Собака увернулась. Ее ловкость была поразительной, особенно если учесть, что ездовая лайка, лохматая, с длинной мордой, стоячими ушами и весело задранным хвостом, была без левой задней ноги.
Собака оказалась сзади медведя и, прыгнув на него, вырвала зубами клок белой шерсти.
Белый гигант махнул лапой. Одного прикосновения было бы достаточно, чтобы переломить собаке хребет. Но могучие когти полоснули воздух.
Видно, не первого медведя травила трехлапая! Вне себя от ярости поворачивался медведь. Его кошачья гибкость, его львиная сила ничем не могли помочь в борьбе с этой верткой, наглой, тявкающей собакой.
Зверь громко сопел и старался схватить врага зубами или ударить. Лайка носилась, описывая круги, и не давала медведю сдвинуться с места. Натасканная охотниками, она словно ждала, что сейчас подойдет ее хозяин с ружьем.
Внезапно в морду зверя ударил ослепительный луч. И сразу серый свет звезд, освещавший до этого мгновения снег, стал тьмой. Испуганный царь льдов метнулся в сторону. Не обращая внимания на собаку, едва не задавив ее, он бросился к длинному торосистому валу. Собака с лаем гналась за зверем.
— Гекса! Гекса! Назад! — слышался низкий женский голос.
Медведь мчался по снегу. Оказывается, такая туша может нестись со скоростью оленя, делая огромные прыжки, как скачущая лошадь! При каждом из них медведь переваливался с задних лап на передние.
Когда медведь в два приема перемахнул через ледяной хребет, собака, свесив набок язык, с сознанием выполненного долга вернулась к хозяйке.
Около проруби стоял вездеход с высокой вышкой над кузовом.
— Вот и прекрасно, Матвей Сергеевич, — говорила Галя. — Даже лед не надо прорубать. Готовая прорубь!
— Золотая собака, — сказал Матвей Сергеевич, глядя на торосы, за которыми скрылся зверь.
Галя усмехнулась. Трепля подбежавшую Гексу по голове, она поправила механика:
— Не золотая, а рыжая.
Матвей Сергеевич полез в кабину, чтобы поставить буровую вышку над прорубью. Галя задумчиво подошла к торосам, легко взобралась по нагроможденным льдинам на торчавший вертикально ропак.
Закинув руки за затылок, Галя взглянула на горизонт. Ей показалось, что она видит слабый луч прожектора. Спускаясь с торосов, она даже крикнула:
— Матвей Сергеевич! Ваня! Смотрите: это свет гидромонитора! Как могло получиться, что нас нагоняют?
Матвей Сергеевич смотрел на колеса, чтобы не въехать ими в прорубь. Он пробурчал:
— Не догонят. Очередной отрезок полыньи прорезают. Прорежут — и остановятся.
Из кузова выскочил Ваня. Он посмотрел не только на горизонт, но и на звезды.
— У нас говорят, Галина Николаевна, великий человек светлый чум до неба построил, — задумчиво сказал он.
Галя посмотрела наверх, да так и ахнула. Со всех сторон от горизонта к Полярной звезде тянулись светлые полосы, похожие на лучи прожекторов. Они трепетали, передвигались и, наконец, сошлись все в одной точке — на Полярной звезде.
— Прошлой зимой здесь, в Арктике, помните, этого не было! Но я где-то видела. Я уже видела это! — крикнула Галя, почему-то снимая шапку.
Матвей Сергеевич медленно вылез из кабины и уставился на небо:
— Вот уж не знаю, как могли вы это видеть? Маленькой вы тогда, Галина Николаевна, были, под стол в коляске ездили. А я в тот день с фронта вернулся… вернее, из госпиталя выписался.
— В какой день? — спросил Ваня.
— В День Победы. Вот так же прожекторы светили, шатром лучи в небе сходились.
— Салют, Матвей Сергеевич! Это салют Победы! — взволнованно заговорила Галя. — Ваня! Вы слышите? Арктика капитулирует!
— Капитулирует, Галина Николаевна! Капитулирует! — согласился Ваня.
— Ничего особенного. Обыкновенное северное сияние, — заявил Добров, снова забираясь в кабину.
Галя долго смотрела на чудесное явление, и ей казалось, что сама природа салютует своим победителям. И она думала об Алеше с восхищением, с любовью…
Глава вторая. В СУГРОБАХ
Денис, поднимавшийся по трапу на гидромонитор, тоже видел шатер из светлых полос, но он ему представлялся гигантскими трубами, упершимися в самый небосвод.
Надо сказать, что за последнее время Денису все представлялось похожим на трубы. Мысль о пропадающих под водой трубах не давала ему покоя. Он стал неразговорчив, сосредоточен, ходил с «видом бодающего быка», как шутя говорил про него Витяка. С упрямой настойчивостью он искал способ обойтись без труб. Он постоянно думал о них. То трубы делались у него изо льда, то из промасленной бумаги, обвертывающей ледяной стержень, который, растаяв в воде, даст возможность пропускать по бумажной трубе соляной раствор. Но все это не годилось.
Последнее время Денис сердился на себя, стал раздражителен, придирался к товарищам по работе, которые казались ему на производстве недостаточно бережливыми. Со свойственным ему упрямством он все продолжал думать, как бы обойтись без этих «бисовых труб», которых десять раз хватило бы на водопровод до Луны.
От мучившей его проблемы Денис был отвлечен общим тревожным настроением на строительстве. Дело было серьезнее размышлений о трубах. Даже со спущенными в воду трубами мол не замерзал!..
Эту беду Денис, впрочем, как и все его товарищи по работе, воспринял как свою личную. За несколько дней он похудел, осунулся. Причиной беды оказалось неимоверное количество выпавшего в эту зиму снега и почти непрекращающаяся пурга, редкая даже в Арктике. Учесть при проектировании вес это было нельзя. Радиаторы, которые по расчетам проектировщиков должны были охлаждаться ветром, занесло теперь снегом. Снег защищал их от холодного ветра, соляной раствор плохо охлаждался и не замораживал морскую воду.
Последняя пурга почти совсем занесла радиаторы в той части мола, где каркас уже был закончен.
Встревоженный и судьбой стройки и состоянием друга, Денис явился прошлой ночью к Алексею.
Алексей только что вернулся из парткома, где проходило экстренное совещание. Расхаживая по тесной каюте и задевая все время за длинные ноги Дениса, Алексей взволнованно рассказывал о своем столкновении с Ходовым:
— Рассматривает строительство только как опытное!.. Прежде всего научиться замораживать мол! Перенести опыты на Ладожское озеро… Ну, нет! Вопросы надо решать на ходу.
— Что ж тут придумать можно? — мрачно спрашивал Денис. — Не отгребать же снег лопатами и снегоочистителями?
— Приходи завтра в салон капитана. К двенадцати часам. За ночь кое-что подготовлю!
Денис ушел от Алексея несколько ободренный. Он видел, что его друг не складывает оружия, когда Ходов готов отступить.
На следующий день в назначенное время Денис отправился в салон капитана. Работа на стройке не останавливалась. Когда Денис шел по палубе гидромонитора, корабль прорезал полынью для спуска под лед новых труб.
На мостике стоял Федор. Денис сразу узнал его крупную коренастую фигуру в полушубке, в меховой шапке с длинными ушами. «Пока идут споры, этот ведет себе корабль вперед», — подумал Денис.
С шипением вырывались из боковых гидромониторов водяные струи, похожие на стальные шпаги. Перед судном, как бы намечая его путь, появлялись два пропила. Остановившись на мгновение у реллингов, Денис видел, как ледокол рванулся вперед, на надпиленную льдину. Стальная громада наползала на лед, и он отламывался. С непостижимым искусством Федор не давал отломанной льдине всплыть, заталкивая ее корпусом судна под лед.
Денис постучал в дверь салона, где жил и работал Ходов. На стук вышел Алексей в меховой одежде. Лицо его было озабоченно.
— Пришел? — сказал он, пожимая Денису руку. — Поехали. Василий Васильевич, мы ждем вас в вездеходе.
Пока шли по палубе и спускались по трапу, Алексей успел сказать Денису:
— Потребуются серьезные переделки. Батареи подняты недостаточно высоко надо льдом. Такие сугробы мы уж никак не предвидели.
— Разгребать? — спросил Денис.
— Ничего не выйдет. Радиаторы должны служить и все будущее время предохранять мол от таяния. Раствору надо циркулировать постоянно.
Денис промолчал.
— Будем исправлять проект. Природа потребует внести в него еще не одну поправку. На это мы и рассчитывали.
— Товарищ Денисюк, — коротко сказал подошедший Ходов. — Вам мы поручим работы по переделке собранного каркаса.
Вездеход тронулся. Алексей быстро повел его вдоль корпуса ледокола, штурмующего лед. Шипение струй стало замирать за спиной.
Следом за ледоколом по полынье двигался лесовоз — корабль, специально приспособленный для перевозки бревен. Он оказался удобным для транспортировки длинных труб. Шла разгрузка. Людей видно не было. Краны работали словно сами собой. Трубы с грохотом опускались на лед, но не рассыпались, а оказывались сложенными в аккуратный штабель. Для удобства обращения с ними они были намагничены и прилипали друг к другу.
Аккуратные «трубные поленницы» остались позади.
Приближались огни еще одного корабля, шедшего по проложенной полынье. Это был пассажирский пароход, на котором жили невидимые теперь строители.
На льду, освещенном прожекторами, кипела работа. Хитрые стальные машины разумно и хлопотливо поднимали и опускали решетчатые руки с электромагнитными пальцами, к которым прилипали стальные трубы. Трубы превращались в зубья огромных гребенок, уложенных вдоль полыньи. Параллельно первой шла и вторая полынья. По ней тоже двигались корабли, а около них работали машины с устремленными в темноту неба решетчатыми стрелами.
Ряды труб устанавливались на таком расстоянии один от другого, чтобы вода между ними промерзала без помощи искусственно охлаждаемого жидкого воздуха, лишь за счет циркуляции раствора по трубам и радиаторам, охлаждаемым ветром. Для надежности замерзания строители пошли на большой расход труб, располагая их не двумя, а несколькими рядами.
Сколько раз задумывался Денис о судьбе этих труб, обреченных навеки остаться в ледяном монолите! Сколько раз он клялся самому себе найти способ замены этих труб! «Ведь столько металла зря под водой останется! Не горюют об этом наши инженеры, даже Алексей. Ему бы и придумать что-нибудь. Голова у него светлая», — размышлял Денис.
За кормой пассажирского парохода из воды поднимались канаты и шланги. На дне — «подводная черепаха». Подводники укладывают патрубки.
Вездеход шел теперь мимо подъемных машин, около которых также не было видно ни одного человека. Люди словно попрятались от мороза. Но впечатление это было обманчиво. Жужжали электрические моторы, светились окна закрытых кабин, двигались решетчатые стрелы, то поднимая в воздух гребенки с очень длинными зубьями, то спуская их в воду полыньи.
Проехали еще немного. Строительство теперь выглядело опустевшим. Над подернутой ледком полыньей возвышался низенький частокол труб, накрытый горизонтальной металлической коробкой — коллектором.
Здесь работы еще не начались. Приходилось ждать, когда лед станет более толстым и сможет выдержать тяжесть новых машин.
Вдоль замерзшей полыньи лежали полузанесенные снегом радиаторы, приготовленные для установки. Едва видимые в свете фар, они напоминали Денису батареи отопления.
Скоро вездеход снова въехал в полосу света ярких прожекторов. В летящей снежной сетке по воздуху плыли батареи. Они опускались на коллектор в нужных местах. Подвижные стрелы специальных кранов с поразительной точностью повторяли раз заданные движения и не нуждались в людях, которые кричали бы: «Вира!», «Майна!», «Еще немного!»
Установленные на коллекторе батареи уходили в темноту полярной ночи ребристой стеной. Некоторое время вездеход шел вдоль этого ребристого забора. Скоро встретились цистерны, заливавшие трубчатый каркас будущего сооружения холодильным раствором. Одетый в легкий комбинезон, словно выскочивший на минуту из помещения, строитель присоединял гибкий шланг. Это был первый человек, которого увидел Денис за все время путешествия. Костюм строителя был прошит металлическими нитками, по которым, нагревая их, проходил электрический ток.
Цистерна начала качать раствор, а человек перешел к следующей цистерне, уже закончившей свою работу. При этом он перенес идущий от его пояса провод и подключил его к новой штепсельной розетке.
Денис подумал о холодильном растворе, который должен был унести вниз холод, отнятый от арктического воздуха. Он знал, что тут-то и крылась беда.
Вездеход продолжал идти вдоль ребристого полузанесенного снегом забора. Видимость все ухудшалась.
Ветер мел по льду тучи снега. Ходов закрыл окно. Алексей включил снегоочиститель. На мутном стекле появился прозрачный веер. В свете фар крутился серебристый снег.
Вездеход остановился. Руководители стройки и Денис вышли на лед. Ветер ударил в лицо, запорошил снегом усы Дениса. Никаких следов сооружения не было видно, словно вездеход далеко отошел от места стройки.
Алексей, увязая унтами в снегу, забрался на сугроб и принялся рукавицами разгребать его гребень. Скоро появилась ребристая спинка радиатора.
Денис прикидывал в уме, какую гигантскую работу предстоит проделать, чтобы расчистить занесенные радиаторы.
Ходов подозвал Дениса.
— Денис Алексеевич, мы решили направить вас сюда. Дадим подъемные краны и необходимое число помощников. Предстоит огромная работа.
— Расчистить сугробы?
— Нет. Поднять радиаторы над сугробами. Пусть снег свободно метет под ними. Это идея Алексея Сергеевича. Мне она кажется удачной.
— Понятно! — обрадовался Денис за своего остроумного друга и сразу же спохватился: — Но как же поднять? Придется надставлять трубы?
— Нет, — возразил Ходов. — Мы вытащим трубы изо льда метра на полтора. Коллектор и радиаторы окажутся выше.
— Трошки вытащить?
— Да, вытащить, — подтвердил подошедший Алексей.
— Так ведь они же вмерзли!
— Василий Васильевич предложил пропустить по трубам электрический ток и слегка нагреть их. Они свободно выйдут изо льда. Ведь в нижних патрубках они не закреплены.
— А как же… как же эти полтора метра? Там внизу?.. — все еще недоумевал Денис.
Алексей рассмеялся.
— А что же, по-твоему, Денис, останется во льду, если из него вытащить трубу?
— Дыра останется.
— Дыра, как и в трубе, — подтвердил Алексей. — А для холодильного раствора ничего больше не надо.
«Во льду дыра… для раствора ничего больше не надо», — ошеломленно повторял Денис, чувствуя, что его лоб под шапкой покрывается испариной.
«Что же это такое?» — почти не веря себе, размышлял Денис. — Почему эти головастые инженеры догадались, что можно вытащить трубы на метр, да не подумают трошки еще? Там и есть самое главное!»
Ходов говорил Денису:
— Переделка отнимет у нас много людей и сил. Ведь график строительства окажется под ударом…
Ветер усиливался, закручивал над Денисом вихри снега, но тот не замечал начинающейся пурги. Он смотрел на откопанную часть радиатора.
«Не на метр надо вытащить трубы! Не на метр!.. Их надо, после того как лед замерзнет, вытащить совсем! И не только из средних рядов, как могли рассчитывать инженеры, а все! Чтобы ничего во льду не осталось! Никакого металла! Будут во льду только дыры — ведь для холодильного раствора ничего больше и не надо! Трубы освободятся! Переноси их на другой участок! Используй! А надо льдом выше сугробов останутся только радиаторы на высоких патрубках… Холодильный раствор, такой, чтобы не разъедал лед, будет циркулировать прямо во льду, по дырам!..»
Надо сказать, что за последнее время Денису все представлялось похожим на трубы. Мысль о пропадающих под водой трубах не давала ему покоя. Он стал неразговорчив, сосредоточен, ходил с «видом бодающего быка», как шутя говорил про него Витяка. С упрямой настойчивостью он искал способ обойтись без труб. Он постоянно думал о них. То трубы делались у него изо льда, то из промасленной бумаги, обвертывающей ледяной стержень, который, растаяв в воде, даст возможность пропускать по бумажной трубе соляной раствор. Но все это не годилось.
Последнее время Денис сердился на себя, стал раздражителен, придирался к товарищам по работе, которые казались ему на производстве недостаточно бережливыми. Со свойственным ему упрямством он все продолжал думать, как бы обойтись без этих «бисовых труб», которых десять раз хватило бы на водопровод до Луны.
От мучившей его проблемы Денис был отвлечен общим тревожным настроением на строительстве. Дело было серьезнее размышлений о трубах. Даже со спущенными в воду трубами мол не замерзал!..
Эту беду Денис, впрочем, как и все его товарищи по работе, воспринял как свою личную. За несколько дней он похудел, осунулся. Причиной беды оказалось неимоверное количество выпавшего в эту зиму снега и почти непрекращающаяся пурга, редкая даже в Арктике. Учесть при проектировании вес это было нельзя. Радиаторы, которые по расчетам проектировщиков должны были охлаждаться ветром, занесло теперь снегом. Снег защищал их от холодного ветра, соляной раствор плохо охлаждался и не замораживал морскую воду.
Последняя пурга почти совсем занесла радиаторы в той части мола, где каркас уже был закончен.
Встревоженный и судьбой стройки и состоянием друга, Денис явился прошлой ночью к Алексею.
Алексей только что вернулся из парткома, где проходило экстренное совещание. Расхаживая по тесной каюте и задевая все время за длинные ноги Дениса, Алексей взволнованно рассказывал о своем столкновении с Ходовым:
— Рассматривает строительство только как опытное!.. Прежде всего научиться замораживать мол! Перенести опыты на Ладожское озеро… Ну, нет! Вопросы надо решать на ходу.
— Что ж тут придумать можно? — мрачно спрашивал Денис. — Не отгребать же снег лопатами и снегоочистителями?
— Приходи завтра в салон капитана. К двенадцати часам. За ночь кое-что подготовлю!
Денис ушел от Алексея несколько ободренный. Он видел, что его друг не складывает оружия, когда Ходов готов отступить.
На следующий день в назначенное время Денис отправился в салон капитана. Работа на стройке не останавливалась. Когда Денис шел по палубе гидромонитора, корабль прорезал полынью для спуска под лед новых труб.
На мостике стоял Федор. Денис сразу узнал его крупную коренастую фигуру в полушубке, в меховой шапке с длинными ушами. «Пока идут споры, этот ведет себе корабль вперед», — подумал Денис.
С шипением вырывались из боковых гидромониторов водяные струи, похожие на стальные шпаги. Перед судном, как бы намечая его путь, появлялись два пропила. Остановившись на мгновение у реллингов, Денис видел, как ледокол рванулся вперед, на надпиленную льдину. Стальная громада наползала на лед, и он отламывался. С непостижимым искусством Федор не давал отломанной льдине всплыть, заталкивая ее корпусом судна под лед.
Денис постучал в дверь салона, где жил и работал Ходов. На стук вышел Алексей в меховой одежде. Лицо его было озабоченно.
— Пришел? — сказал он, пожимая Денису руку. — Поехали. Василий Васильевич, мы ждем вас в вездеходе.
Пока шли по палубе и спускались по трапу, Алексей успел сказать Денису:
— Потребуются серьезные переделки. Батареи подняты недостаточно высоко надо льдом. Такие сугробы мы уж никак не предвидели.
— Разгребать? — спросил Денис.
— Ничего не выйдет. Радиаторы должны служить и все будущее время предохранять мол от таяния. Раствору надо циркулировать постоянно.
Денис промолчал.
— Будем исправлять проект. Природа потребует внести в него еще не одну поправку. На это мы и рассчитывали.
— Товарищ Денисюк, — коротко сказал подошедший Ходов. — Вам мы поручим работы по переделке собранного каркаса.
Вездеход тронулся. Алексей быстро повел его вдоль корпуса ледокола, штурмующего лед. Шипение струй стало замирать за спиной.
Следом за ледоколом по полынье двигался лесовоз — корабль, специально приспособленный для перевозки бревен. Он оказался удобным для транспортировки длинных труб. Шла разгрузка. Людей видно не было. Краны работали словно сами собой. Трубы с грохотом опускались на лед, но не рассыпались, а оказывались сложенными в аккуратный штабель. Для удобства обращения с ними они были намагничены и прилипали друг к другу.
Аккуратные «трубные поленницы» остались позади.
Приближались огни еще одного корабля, шедшего по проложенной полынье. Это был пассажирский пароход, на котором жили невидимые теперь строители.
На льду, освещенном прожекторами, кипела работа. Хитрые стальные машины разумно и хлопотливо поднимали и опускали решетчатые руки с электромагнитными пальцами, к которым прилипали стальные трубы. Трубы превращались в зубья огромных гребенок, уложенных вдоль полыньи. Параллельно первой шла и вторая полынья. По ней тоже двигались корабли, а около них работали машины с устремленными в темноту неба решетчатыми стрелами.
Ряды труб устанавливались на таком расстоянии один от другого, чтобы вода между ними промерзала без помощи искусственно охлаждаемого жидкого воздуха, лишь за счет циркуляции раствора по трубам и радиаторам, охлаждаемым ветром. Для надежности замерзания строители пошли на большой расход труб, располагая их не двумя, а несколькими рядами.
Сколько раз задумывался Денис о судьбе этих труб, обреченных навеки остаться в ледяном монолите! Сколько раз он клялся самому себе найти способ замены этих труб! «Ведь столько металла зря под водой останется! Не горюют об этом наши инженеры, даже Алексей. Ему бы и придумать что-нибудь. Голова у него светлая», — размышлял Денис.
За кормой пассажирского парохода из воды поднимались канаты и шланги. На дне — «подводная черепаха». Подводники укладывают патрубки.
Вездеход шел теперь мимо подъемных машин, около которых также не было видно ни одного человека. Люди словно попрятались от мороза. Но впечатление это было обманчиво. Жужжали электрические моторы, светились окна закрытых кабин, двигались решетчатые стрелы, то поднимая в воздух гребенки с очень длинными зубьями, то спуская их в воду полыньи.
Проехали еще немного. Строительство теперь выглядело опустевшим. Над подернутой ледком полыньей возвышался низенький частокол труб, накрытый горизонтальной металлической коробкой — коллектором.
Здесь работы еще не начались. Приходилось ждать, когда лед станет более толстым и сможет выдержать тяжесть новых машин.
Вдоль замерзшей полыньи лежали полузанесенные снегом радиаторы, приготовленные для установки. Едва видимые в свете фар, они напоминали Денису батареи отопления.
Скоро вездеход снова въехал в полосу света ярких прожекторов. В летящей снежной сетке по воздуху плыли батареи. Они опускались на коллектор в нужных местах. Подвижные стрелы специальных кранов с поразительной точностью повторяли раз заданные движения и не нуждались в людях, которые кричали бы: «Вира!», «Майна!», «Еще немного!»
Установленные на коллекторе батареи уходили в темноту полярной ночи ребристой стеной. Некоторое время вездеход шел вдоль этого ребристого забора. Скоро встретились цистерны, заливавшие трубчатый каркас будущего сооружения холодильным раствором. Одетый в легкий комбинезон, словно выскочивший на минуту из помещения, строитель присоединял гибкий шланг. Это был первый человек, которого увидел Денис за все время путешествия. Костюм строителя был прошит металлическими нитками, по которым, нагревая их, проходил электрический ток.
Цистерна начала качать раствор, а человек перешел к следующей цистерне, уже закончившей свою работу. При этом он перенес идущий от его пояса провод и подключил его к новой штепсельной розетке.
Денис подумал о холодильном растворе, который должен был унести вниз холод, отнятый от арктического воздуха. Он знал, что тут-то и крылась беда.
Вездеход продолжал идти вдоль ребристого полузанесенного снегом забора. Видимость все ухудшалась.
Ветер мел по льду тучи снега. Ходов закрыл окно. Алексей включил снегоочиститель. На мутном стекле появился прозрачный веер. В свете фар крутился серебристый снег.
Вездеход остановился. Руководители стройки и Денис вышли на лед. Ветер ударил в лицо, запорошил снегом усы Дениса. Никаких следов сооружения не было видно, словно вездеход далеко отошел от места стройки.
Алексей, увязая унтами в снегу, забрался на сугроб и принялся рукавицами разгребать его гребень. Скоро появилась ребристая спинка радиатора.
Денис прикидывал в уме, какую гигантскую работу предстоит проделать, чтобы расчистить занесенные радиаторы.
Ходов подозвал Дениса.
— Денис Алексеевич, мы решили направить вас сюда. Дадим подъемные краны и необходимое число помощников. Предстоит огромная работа.
— Расчистить сугробы?
— Нет. Поднять радиаторы над сугробами. Пусть снег свободно метет под ними. Это идея Алексея Сергеевича. Мне она кажется удачной.
— Понятно! — обрадовался Денис за своего остроумного друга и сразу же спохватился: — Но как же поднять? Придется надставлять трубы?
— Нет, — возразил Ходов. — Мы вытащим трубы изо льда метра на полтора. Коллектор и радиаторы окажутся выше.
— Трошки вытащить?
— Да, вытащить, — подтвердил подошедший Алексей.
— Так ведь они же вмерзли!
— Василий Васильевич предложил пропустить по трубам электрический ток и слегка нагреть их. Они свободно выйдут изо льда. Ведь в нижних патрубках они не закреплены.
— А как же… как же эти полтора метра? Там внизу?.. — все еще недоумевал Денис.
Алексей рассмеялся.
— А что же, по-твоему, Денис, останется во льду, если из него вытащить трубу?
— Дыра останется.
— Дыра, как и в трубе, — подтвердил Алексей. — А для холодильного раствора ничего больше не надо.
«Во льду дыра… для раствора ничего больше не надо», — ошеломленно повторял Денис, чувствуя, что его лоб под шапкой покрывается испариной.
«Что же это такое?» — почти не веря себе, размышлял Денис. — Почему эти головастые инженеры догадались, что можно вытащить трубы на метр, да не подумают трошки еще? Там и есть самое главное!»
Ходов говорил Денису:
— Переделка отнимет у нас много людей и сил. Ведь график строительства окажется под ударом…
Ветер усиливался, закручивал над Денисом вихри снега, но тот не замечал начинающейся пурги. Он смотрел на откопанную часть радиатора.
«Не на метр надо вытащить трубы! Не на метр!.. Их надо, после того как лед замерзнет, вытащить совсем! И не только из средних рядов, как могли рассчитывать инженеры, а все! Чтобы ничего во льду не осталось! Никакого металла! Будут во льду только дыры — ведь для холодильного раствора ничего больше и не надо! Трубы освободятся! Переноси их на другой участок! Используй! А надо льдом выше сугробов останутся только радиаторы на высоких патрубках… Холодильный раствор, такой, чтобы не разъедал лед, будет циркулировать прямо во льду, по дырам!..»