Казанцев Александр Петрович. Полярная мечта

   Добравшись до клетки, Женя испуганно вскрикнула. Дверца от качки со скрипом открывалась и закрывалась, клетка была пуста.
   Галя нахмурилась, свела свои прямые, сросшиеся брови.
   — Это Витя, это все твой любимый братец! — с горечью сказала она Жене. — Я видела, как он учил Гексу поворачивать задвижку.
   Гекса исчезла. Медвежонка искали по всему кораблю, искали матросы, искали девочки, Алеша, Федя, даже Денис поднялся «пошукать любую свою Ведьмешку». Витя встать отказался.
   — Неужели Гекса спрыгнула в море и теперь утонет? — плакала Женя.
   Федя утешал своих новых друзей:
   — Ошкуя застрели — не потонет. Помните, около айсберга медведица не тонула. Жиру много, вот она и легче воды. Плывет Гекса.
   — Но она захлебнется, умрет с голоду, — беспокоилась Галя.
   — До льдов бы добраться, — задумчиво продолжал Федя.
   — Льды далеко, миль за сто, — напомнил Алеша.
   — Ой, не доплывет! — принималась плакать Женя. — А выберется на лед, кто ее кормить будет сгущенным молоком?
   Федя рассказывал:
   — У медведей обычай. Встретит медведица медвежонка — усыновит…
   Дети уныло смотрели в иллюминатор каюты, то и дело закрывающийся зеленой стеной. Больше всего на свете они хотели бы сейчас увидеть льдину. Но льдов не было.
   Шторм не стихал. Казалось, что море изрезано холмами, вершины которых покрыты снегом. Снег этот вскипал, исчезал и снова появлялся на пенных гребнях косматыми гривами, а холмы двигались. Издали они походили на застывшие зубцы.
   Пропажа медвежонка неожиданным образом сказалась на юных путешественниках. Всех ребят, кроме Феди, охватило безразличие, они даже перестали выбегать на палубу, к борту.
   Тогда-то капитан и спустился к ребятам в каюту. Все они лежали на койках, лицами вниз. Только Федя был на палубе. При виде капитана Алеша и Денис, лежавшие на верхних койках, сели, свесив ноги.
   Капитан поднял упавший стул и поставил его рядом с койкой Жени.
   — Вот что, ребята. Задание.
   — Ой, плохо, Григорий Иванович, — пожаловалась Женя.
   — Штормяга разыгрывается, — продолжал капитан. — Пассажиры полегли. А морская болезнь… только поддайся ей — пропадешь. Должны вы мне помочь.
   На корабле было объявлено, что сегодня, несмотря на шторм, состоится концерт юной пианистки Жени Омулевой. Пассажирам, в каком бы состоянии они ни находились, капитан настойчиво советовал прийти в кают-компанию.
   Незаурядной для своих лет пианисткой Женя стала благодаря деспотическим и честолюбивым заботам матери, которая сама, натрудив когда-то руку, так и не стала виртуозом. С пяти лет талантливая девочка, послушная и усердная, познала тяжесть музыкальной муштры.
   Жене не раз приходилось участвовать в концертах, но никогда не чувствовала она себя такой жалкой и беспомощной, как в этот штормовой день. Галя взяла на себя заботу о подружке: наряжала, причесывала ее, завязывала большой бант. От этого и ей самой стало легче. Алеша, Денис и Федя отправились в кают-компанию занимать места. Витя громко стонал, уткнувшись в подушку.
   В кают-компании и на палубе около открытых иллюминаторов собрались пассажиры и моряки, свободные от вахты. У многих вид был неважный, но сообщение, что какая-то девочка будет давать концерт, подбодрило всех.
   Когда Женя, тоненькая, слабая, вошла в кают-компанию, она ужаснулась, — пианино взлетало до уровня второго этажа, потом проваливалось, словно в подвал, но Женя твердо решила играть. Окинув взглядом слушателей, она не смогла разобрать ни одного лица, перед глазами ходили круги, грудь теснило.
   Девочка села за инструмент и заиграла.
   И сразу что-то изменилось. Она уже не замечала ни взлетов, ни падений пианино. Музыка овладела ею, вытеснив все остальное.
   Магическое действие звуков ощутила не только сама исполнительница. Баллада Шопена заставляла забыть о разыгравшемся шторме, сшибающем с ног ветре, а главное, о качке.
   Капитан, большой любитель музыки, сам игравший на аккордеоне, сидел ближе всех к юной пианистке, упершись огромными руками в расставленные колени.
   Слушатели устроились в креслах, задумчиво полузакрыв глаза, или стояли вдоль стен, широко расставив ноги, привалившись к дубовой обшивке. Это были моряки с обветренными лицами, полярники, кое-кто с отпущенными бородами, все люди простые и мужественные, которые, живя вдали от Большой земли, слушают музыку по радио и, пожалуй, любят ее больше, чем обычные жители материка. Инструмент гремел, как оркестр, звенел и пел, заглушая грохот шторма.
   Вошел дядя Саша, наклонился к уху капитана, и капитан тотчас, осторожно ступая на носки поскрипывавших сапог, вышел. Следом за капитаном вышел второй штурман, а потом еще несколько моряков.
   Женя подумала, что играет плохо, но в это время накренилась кают-компания. Слушатели начали тесниться к выходу. Женя прикусила губу. Глаза ее наполнились слезами. «Корабль тонет», — решила она.
   — Играй, девочка, — сказал в иллюминатор дядя Саша.
   Женя приняла его слова как приказ и продолжала играть. Ей было страшно, но гордость не позволяла ей выказать страх. В буфете за переборкой что-то звякнуло, разбилось. Потом все вокруг заскрипело. Женя осталась одна в кают-компании, но мужественно продолжала играть, уверенная, что уже спускают спасательные шлюпки, и ветер ревет в снастях, и волны с грохотом бьют в накренившийся борт…
   Через открытые иллюминаторы на палубе слышны были могучие аккорды прелюда Рахманинова.
   В кают-компанию вбежал Алеша. Он остановился в изумлении перед Женей. Что-то в ее бледном одухотворенном лице поразило его.
   — Мы тонем, да, Алеша? — спросила она сквозь слезы, не прекращая игры.
   Тогда Алеша понял, какой подвиг, по существу говоря, совершала эта маленькая пианистка.
   — Ты… — взволнованно начал он, — ты как герой, — и он неожиданно для себя чмокнул Женю не то в нос, не то в глаз. — Корабль гибнет, только не наш. Пойдем, — и он потащил ее на палубу.
   Ветер обрушился на них, лица сразу стали мокрыми от брызг. Корабль валяло с боку на бок. Он шел теперь не поперек, а вдоль волны. Ребята стояли у реллингов, указывая руками вдаль.
   — Корабль на горизонте. Он гибнет! — крикнул Федя.
   Пожалуй, это походило на правду. Вдали, над зубцами волн, похожая на маятник заброшенного сюда метронома, из стороны в сторону качалась одинокая мачта. Корпуса судна не было видно.
   — Он передавал «SOS»? — в ужасе спросила Жекя.
   — Нет… мы слышали его передачу, но он прекратил ее, как только принял наш запрос, — сказал Алеша. — Мы идем к нему на выручку, а он… видишь, пытается уйти…
   — Неужели он хочет бежать от нас, скрыться?
   — Мы находимся в советских территориальных водах, — многозначительно заметил Алеша.
   Неизвестный корабль действительно старался скрыться от «Лейтенанта Седова», но, видимо, с рулевым управлением у него было неладно. Он никак не мог встать против волны. Расстояние между кораблями все уменьшалось.
   Узнав о необычайной гонке, Витя, кое-как пересилив себя, тоже выбрался на палубу. Остальные ребята, увлеченные погоней, совсем забыли про качку.
   — Почему он уходит? Почему хочет скрыться? Чей это корабль?
   Федя сбегал на капитанский мостик и посмотрел оттуда в бинокль.
   — Флага нет, — сообщил он ребятам, вернувшись.
   Уйти беглецу от «Лейтенанта Седова» было невозможно. У ледокольного корабля, рассчитанного на борьбу со льдами, была куда более сильная машина. И меньше чем через час корабли сошлись в море. Маленькое невзрачное судно уже не пыталось скрыться. Труба и палубные надстройки у него были расположены ближе к корме, как у лесовозов, трюм которых рассчитан на длинные бревна. На носу судна латинскими буквами было написано: «Мони».
   — Деньги, — перевел Федя.
   — Откуда ты знаешь английский язык? — кисло спросил Витя.
   — Федя свободно говорит по-английски, — вместо Феди ответил стоявший с ребятами дядя Саша. — Он выучился на острове. Родители его так хотели… И он дал мне много очков вперед. Ну как, переводчик, не побоишься в шлюпку сесть?
   Федя с упреком посмотрел на дядю Сашу, но тот, смеясь, обнял мальчика за плечи и повел с собой.
   На штормовую волну спускали шлюпку.
   — Она сейчас перевернется, — шептала Женя, зажмурившись.
   Галя с бьющимся сердцем наблюдала, как шлюпка ударилась о гребень, подскочила, потом повисла в воздухе, снова ударилась о воду. Галя гордилась Федей, своим товарищем. Он крепко, обеими руками держался за борт шлюпки, напряженный, сосредоточенный. По сравнению с матросами он казался совсем маленьким. Рядом с ним сидели дядя Саша и старпом.
   — Винтовку взял, — заметил Витя. — Тогда уж лучше меня надо было, а не Федьку…
   — Витя, как тебе не стыдно! Ты не так уж хорошо знаешь английский язык, — укоризненно сказала ему сестра.
   — Ерунда! Зато стрелять умею. Медведица знает, как…
   Шлюпка подошла к самому борту «Мони». Иностранные моряки покорно сбросили штормтрап. Федя видел, как он то погружался нижними ступеньками в воду, то пролетал мимо борта шлюпки, взвиваясь кверху. Первым за ступеньки ухватился старпом и ловко, как акробат, «на лету» вскочив на лестницу, полез по ней.
   — Теперь ты, — скомандовал Феде дядя Саша.
   У мальчика сжалось сердце. Он никогда в жизни не пробовал в такое волнение взбираться по штормтрапу. Ведь он пока только мечтал стать моряком, а жил-то всегда на острове.
   Федя не боялся упасть в воду и утонуть, — это ему не приходило в голову. Он просто не хотел показаться морякам неуклюжим или трусливым.
   Дядя Саша видел, что его питомец один раз уже пропустил пронесшиеся мимо него скользкие ступеньки. Выждав момент, когда штормтрап пролетал мимо шлюпки в следующий раз, он легонько подтолкнул мальчика. Федя рванулся вперед, ухватил мокрую ступеньку и… повис в воздухе. Он хотел поймать ногой другую ступеньку, но не мог. Кто-то схватил его ногу и поставил ее на перекладину. Конечно, это был дядя Саша.
   Федя, взволнованный и смущенный, выбрался на палубу.
   «Грязная», — подумал он, оглядываясь.
   На него смотрели хмурые, небритые лица чужих моряков. Федя приосанился. Над поручнями показалась голова дяди Саши, и Федя сразу заметил его аккуратно расчесанную бороду. «В шлюпке успел», — подумал мальчик. Полярник перепрыгнул через реллинги и, широко расставив ноги, прочно встал на кренящуюся палубу.
   — Мистер кэптэн? — вопросительно сказал он, обводя взглядом одинаково одетых в мокрые макинтоши моряков. — Толмедж, — указал он рукой на Федю.
   — Как поживаете, сэр? — выступил вперед один из моряков. — Наш капитан просит извинить его. В шторм он всегда читает библию. Он просил также напомнить вам, что мы не просили помощи. Федя перевел. Дядя Саша и сам все понял.
   — Вы в советских территориальных водах, — заметил он.
   — Мы очень сожалеем, сэр. Наше рулевое управление повреждено. Шторм затащил нас в эти проклятые воды…
   Федя гневно взглянул на наглого моряка. Тот осклабился:
   — Ветер, сэр. Переведите, бой, что виной всему ветер.
   — Переведи, Федя, что ветер все последние дни был северный и северо-восточный, а никак не западный.
   Моряк развел руками:
   — Проклятый ветер, сэр! Никогда не знаешь, откуда он дует.
   — Мы знаем, — ответил дядя Саша.
   — Судовые документы, — потребовал старпом.
   — Капитан не может вас принять. Как я уже сказал, он читает библию…
   — Судовые документы, а не библию! Живо! И откройте трюмы, — скомандовал старпом. — Мы осмотрим их.
   Повелительный тон советского моряка, казавшегося богатырем рядом со щуплым иностранцем, произвел на того впечатление. Но он все же пробовал сопротивляться:
   — Да, сэр… Но… открывать люки в такой шторм небезопасно. Я ведь только помощник капитана. Право, я не знаю, как сочтет нужным наш капитан. Трюм может залить водой. Я не могу взять на себя такую ответственность…
   — Ответственность за судно теперь несу я, — спокойно сказал помор, смотря иностранному моряку в лицо холодными, прищуренными глазами.
   — Мы подчиняемся, сэр, — сразу сменил иностранец тон. — Мы всего-навсего норвежское рыболовное судно… нас занесло сюда штормом… мы склонны рассматривать ваше вмешательство как гостеприимство и заранее благодарим вас. Если вы приказываете, сэр, мы откроем люки.
   — Александр Григорьевич, вы осмотрите с Федей трюмы, а я отвлеку мистера кэптэна от богоугодных дел. Переводчика не надо, на морском изъяснимся. Приму команду, а потом возьмем буксир с «Лейтенанта Седова».
   Помощник капитана «Мони» повел дядю Сашу с Федей к трюму.
   Корабль нещадно валяло. На всей его палубе, казалось, не было уголка, куда не доставали бы волны. Вода мчалась по палубе от одного борта к другому, сливалась в море через низкий борт, и тут же судно зачерпывало не меньшую порцию воды.
   Люк лишь немного приоткрыли.
   — К сожалению, сэр, я очень огорчен… У нас не проведено в люк электричество. Такое упущение… Там темно, сэр, как в душе грешника, а у нас нет переносных фонарей, — раскланивался перед дядей Сашей помощник капитана.
   — Скажи ему, Федя, а то я за свое произношение не ручаюсь… скажи ему, что у нас найдется фонарик.
   — О'кэй, сэр! — «норвежец» прижал руки к груди. — Я сожалею, но в этот проклятый трюм так неудобно спускаться.
   Помощнику капитана пришлось сопровождать своих «гостей» в трюм. Фонарик вырывал из тьмы мокрые бревна.
   И вдруг весь трюм залило ярким электрическим светом. Помощник капитана стал скверно ругаться:
   — Это опять проклятый паршивец, сын негра и собаки, рыжий Майк! Я набью этому мальчишке глотку его же собственными обезьяньими ушами!
   — Чего это он? — поинтересовался дядя Саша.
   — Я ругаю этих проклятых бездельников, сэр.
   В трюме повреждена электрическая проводка, а кто-то дал ток. Это грозит пожаром судна, сэр…
   — Слишком много воды для пожара, — усмехнулся дядя Саша.
   Весь трюм был загружен мокрыми бревнами, распространявшими сырой, затхлый запах. Некоторые из них были с характерными закругленными, «обтолканными» краями, напоминая плавник.
   — Та-ак, — протянул дядя Саша. — Плавник…
   — О'кэй, сэр! — закивал головой «норвежец», слишком часто употреблявший американские словечки. — Обыкновенный, никому не нужный плавник. Надеюсь, вы не осудите это невинное занятие?..
   — Невинное?
   — О да, сэр! Это никому не нужные бревна… Их вынесло, правда, из ваших рек, но мы вылавливали их в открытом море.
   — В советских территориальных водах, — поправил дядя Саша.
   — Ах, сэр!.. Это формальность. Ваша страна слишком богата. Что значат для нее эти крохи, которые подбираем мы, бедные моряки! Это такое невинное занятие.
   — Это занятие на нашем языке называется браконьерством. Ваш корабль — «морской вор».
   Иностранные моряки угрюмо молчали, посматривая на мальчика и полярника.

Глава шестая. У ПОЛЯРНЫХ ВОРОТ

   Ледокольный корабль «Лейтенант Седов», ведя на буксире потерявшее управление судно-браконьер «Мони», приближался к мысу Канин Нос. Уже недалеко было Горло Белого моря, эти полярные ворота, открытые в моря Арктики. Арктический рейс заканчивался.
   Шторм стихал. Волны шипели где-то внизу, под бортом, в кромешной тьме.
   Ночную вахту нес Алеша.
   Юные путешественники вызвались дежурить около буксира, наблюдать за тросом, смотреть, идет ли буксируемый корабль следом, и были счастливы, когда капитан разрешил им это. Вахта длилась два часа. Алеша только что сменил Галю. Она немного задержалась, показывая ему луну.
   Луна «плясала» в небе. Это было очень странное зрелище. Ветер разогнал тучи. Мелькая в разрывах облаков, луна взлетала, стремительно проносилась мимо мачты, касалась капитанского мостика и снова взлетала, словно мостик этот поддавал ее снизу.
   — Знаешь, Алеша, — тоном заговорщика сказала Галя. — Как бы хорошо было нам, ребятам, иметь свой тайный язык!
   — Зачем? — удивился Алеша.
   — Мы бы говорили между собой… и никто бы нас не понимал. Это был бы наш, арктический язык. Ты слышал, какие красивые слова иной раз говорит старпом? Это поморские слова.
   — Какие же?
   — Взводень — это волна. Голомянь — открытое море… Порато! В особенности
   — порато! Это когда хочешь сказать: здорово, много, сильно…
   — Порато, — усмехнулся Алеша.
   — Или окаем! Горизонт, значит…
   — В языке поморов сохранились древние русские слова, — сказал Алеша.
   — Давайте придумаем наш тайный язык.
   — Фантазерка! — отмахнулся Алеша.
   — Я думала, что именно ты поймешь, — смутилась девочка.
   — Я человек реальный.
   Галя все не уходила.
   — Скажи, ты очень восхищен Женей? Она играла, думая, что наш корабль тонет.
   — А ты?
   Галя пожала плечами:
   — Я очень люблю Женю. А ты?
   — Иди спать.
   — Хорошо, — согласилась Галя и, вздохнув, понуро пошла на твиндек.
   Алеша остался один. Он деловито осмотрел трос, пригляделся к качающемуся огоньку «Мони», прошелся по корме, заглянул вниз, где за винтом бурлила вода, но ничего не увидел. Встал спиной к борту и заметил в темноте приближающуюся маленькую фигурку.
   — Все еще не ушла? — примирительно спросил он, думая, что это Галя.
   — Это я, — низким голосом отозвался Федя.
   Подойдя к Алеше, он уселся на бухту каната.
   — Тебе только через два часа, — удивился Алеша.
   — Посижу, — ответил Федя.
   Федя мог все два часа просидеть молча. И все же это было приятно. Федя с новыми товарищами сходился медленно, но Алеша, по-видимому, был ему ближе всех.
   — Давай так, — предложил Алеша. — Расскажем друг другу свою самую главную мечту.
   — Давай, — совершенно неожиданно согласился Федя.
   Алеша сел рядом со своим малоразговорчивым другом.
   — Понимаешь, я специально добился того, чтобы поехать в Арктику. Я тебе расскажу, может быть, ты поймешь. Обычно этого никто не понимает.
   — Чего?
   — Того, что можно отапливаться холодом.
   — Рассмешить хочешь?
   — Ну вот, — обиделся Алеша. — Я думал, ты как настоящий друг…
   — Ладно. Говори.
   — Ты слышал, бывают холодильные машины, которые «делают» холод? Холод — это когда мало тепла. «Делать холод» — это отнимать у тела тепло. В любом домашнем холодильнике электрическая энергия расходуется на то, чтобы в холодильной камере отнять у продуктов их тепло, понизить их температуру. А куда же девается это отнятое тепло? Оказывается, из холодильника вылетает струя нагретого воздуха. Это и есть отнятое у продуктов тепло. Холодильную машину так и называют — «тепловым насосом». Берет тепло на уровне низкой температуры, а поднимает его на уровень высокой температуры. Отнимает тепло у холодного тела, а отдает в виде горячей струи. Тогда появилась идея. Это не я придумал, об этом я в основах термодинамики вычитал: если охлаждать не продукты, а улицу, то холодильная машина все равно отнимет у морозного воздуха тепло и выбросит его вместе со струей нагретого воздуха. Этим можно воспользоваться — построить такие «холодильные печки», которые охлаждали бы наружный воздух, а струю теплого воздуха направляли бы в комнату. Здорово?
   — Здорово. Только удивительно.
   — Конечно, удивительно! Удивительно, что еще не начали строить такие холодильные печки. Это очень выгодно: ведь они берут совсем мало энергии, а тепла дают много. Я решил сделать такие печки и именно для Арктики, потому что здесь больше нечем отапливаться. Я об этом еще никому не говорил. Только тебе. Я для того и в туристской олимпиаде участвовал, чтобы победить. И самый трудный маршрут выбрал и дневник сделать постарался. И все, чтобы сюда попасть.
   — Зачем сюда?
   — Так. Посмотреть. У меня большая мечта, Федя. Когда вырастем, может быть, вместе осуществлять будем. Будем, Федя?
   — Если на море.
   — И на суше и на море. Понимаешь, мы понастроим такую уйму холодильных машин, чтобы всю Арктику отеплить.
   — Ну, знаешь…
   — А разве ты ни о чем не мечтаешь? Ничего не хочешь добиться? Федя подумал:
   — Хочу.
   — Скажи.
   — Землю Санникова вернуть хочу.
   — Как это вернуть? — изумился теперь Алеша.
   — Про плавающие острова слышал? Вот и Земля Санникова на огромном айсберге была. Ну и уплыла от нас. Но она еще вернется, вот увидишь, снова приплывет, может быть, когда я уже капитаном буду. Ее еще раз открыть придется. Тогда уж поставим ее на якоря. Земля-то наша, русская, советская… Это я тоже никому не говорил.
   — Вот это порато, Федя! Дай руку.
   — А то на Земле Санникова, может быть, кто-нибудь аэродромы устроил…
   Федя замолчал. Алеша отлично понял, о чем он сейчас думает.
   — Жаль Гексу, — переменил он тему разговора.
   Федя не ответил.
   — Смотри, как буксир провисает. Волны за него задевают.
   Федя молчал.
   — Плыла бы наша Гекса, за канат ухватиться бы могла.
   Снова Федя не ответил. Алеша напряженно вглядывался в темноту за кормой.
   — А если бы в море мы увидели Гексу, ты бы спрыгнул, Федя?
   — Со спасательным кругом спрыгнул бы. Веревку к нему привязать.
   — Я бы тоже спрыгнул, — решил Алеша. — Слушай, что это? Про Гексу говорим, а мне уже кажется, что она за канат ухватилась. Видишь?
   Федя тоже вглядывался в темноту, где канат почти касался гребней волны.
   — Вроде ползет кто-то по канату, — хрипло сказал он.
   — Федя, беги, поднимай ребят. А я к капитану, докладывать. Ведь моя вахта…
   Алеша, балансируя, помчался по мокрой палубе, а Федя — по трапу вниз, в каюту. Как ни казалось невероятным Алешино предположение, Федя почему-то представил себе, что так оно и было. Он шквалом влетел в каюту:
   — Гекса! Гекса висит на канате! Скорее! Одевайтесь… Может, спасем.
   Ребята вскакивали, ничего не понимая. Женя заплакала от радости. Денис деловито одевался. Витя накрыл ухо думочкой, захваченной из дому.
   Федя побежал поднимать дядю Сашу. Галя и Денис прибежали на корму первыми.
   — Я вижу! — прошептала Галя. — Гекса уже на самой середине каната… ее окатывает водой…
   — То ж не она, то он, — сказал Денис.
   — Кто он? — заволновалась Женя.
   — Не Ведьмешка, а чоловик.
   Существо, передвигавшееся по буксирному канату, как муха по проводу, действительно скорее всего было человеком. Волны обдавали неизвестного водой и пеной, могли каждое мгновение смыть его в море. Неизвестный уже миновал середину каната и теперь медленно поднимался к корме ледокола. Ребята напряженно следили за ним. Вдруг тот, видимо обессилев, застыл на месте, раскачиваясь над волнами. Ребята кричали ему, но он не отвечал.
   — Он сейчас сорвется… сорвется… Что делать? — без конца повторяла Женя.
   Появилась Галя со спасательным кругом.
   — Привязать веревку, — командовал уже вернувшийся Алеша. — Я сейчас сбегаю за ней.
   Денис, ничего не говоря, скинул с себя меховую куртку и, поплевав на руки, стал перелезать через поручни на буксирный канат Девочки испуганно прижались друг к другу, даже не пытаясь остановить Дениса. Денис, вися спиной вниз, перебирая руками и ногами по тросу, ловко полез навстречу остановившемуся незнакомцу.
   Прибежал Алеша с линем и ахнул, увидев Дениса на канате. Сначала Алеша заметался по корме, потом привязал веревку к спасательному кругу, надел этот круг на себя и перелез через реллинги, готовый каждое мгновение спрыгнуть в море.
   Денис добрался до незнакомца. По сравнению с рослым ремесленником тот казался совсем маленьким. Денис повис над водою на одних руках и стал коленом подталкивать незнакомца в спину. Тот понял маневр своего спасителя, подтянулся, прижался к тросу, скрестив над ним руки и ноги. Руки Дениса держались за канат, касаясь головы незнакомца, ноги же болтались в воздухе. Денис стал раскачиваться, стараясь зацепиться ногами за трос так, чтобы маленький человечек оказался защищенным снизу телом Дениса. Наконец это удалось ему. Прижавшийся к канату незнакомец ощущал спиною грудь Дениса. Вися на вытянутых руках и ногах, зацепившись за канат лишь носками ног, Денис, может быть, не столько защищал спасаемого от падения, сколько внушал ему уверенность в безопасности.
   Почувствовав сильного товарища, висящего под ним, незнакомец стал осторожно двигаться по канату. Денис повторял его движения. Передвигались оба неуклюже и медленно. Но все ближе были они к корме ледокола.
   И вот маленькие, но цепкие руки впились в них. Девочки и Алеша помогли Денису и неизвестному мальчику — да, это был мальчик! — выбраться на палубу.
   В первый миг он показался хрупким, мокрым и жалким. Но он был лишь мал ростом и вовсе не младше своих спасителей. Дрожа от холода, а может быть, и от страха, он смешно подпрыгивал то на одной, то на другой ноге, словно хотел, чтобы вылилась вода из ушей. Внезапно перестав прыгать, он ткнул себя пальцем в грудь.
   — Майк, — назвал он себя и погрозил кулаком в сторону покинутого им судна «Мони».
   Ребята переглянулись.
   Незнакомый мальчик схватил Дениса за руку и поднял ее, как судья на ринге.
   — Чемпион! — возвестил он.