Кэлмен Хизер. Поверь и полюби

   – Но я видела грумов, которые направлялись сюда.
   – Они действительно приходили, но недавно куда-то ушли. А вы потеряли собаку?
   – Да. К тому же чужую.
   – Чью?
   – Мисс Эллен.
   – Мисс Эллен?! О, не хотел бы я оказаться сейчас на вашем месте!
   Софи молча повернулась и выбежала из конюшни, сама понимая, чем ей грозит исчезновение Минг-Минг…
   Что же теперь делать? Она бросилась на дорогу, ведущую к дому. Софи так отчаялась, что не сразу заметила скакавшего навстречу всадника. Еще немного, и тот сшиб бы ее, но в последнее мгновение ему удалось сдержать лошадь.
   – Что такое?! – рявкнул всадник. – Вы в своем уме? Или жизнь надоела?!
   Софи подняла на него заплаканные глаза и узнала…
   Узнала Линдхерста!
   Он был по-настоящему взбешен.
   – Что произошло?! – продолжал орать Николас с такой яростью, что Софи серьезно испугалась хлыста, который он держал в руках.
   Но тут ее охватило негодование. Софи почти с ненавистью посмотрела на лорда Линдхерста и в ответ закричала голосом настолько истошным, насколько это позволяли продолжавшиеся приступы рыданий:
   – Что произошло? Какое это имеет значение?! Что бы я ни сделала, кто дал вам право давить меня лошадью?! Или вы хотели таким способом от меня отделаться? Задавить насмерть?
   Николас спрыгнул с лошади, взял Софи за плечи и спокойно спросил:
   – Что случилось, Софи? Почему вы плачете?
   Она молча покачала головой, не в силах отвечать. Линдхерст некоторое время оторопело смотрел на девушку и тоже не мог произнести ни слова. Потом он вынул из кармана платок, вытер слезы на ее заплаканном лице и сказал:
   – Только, ради Бога, не пытайтесь меня уверить, будто вас снова укусило привидение. – Поскольку Софи продолжала молчать, Николас улыбнулся и добавил: – Но даже если это действительно так, вы уже знаете, что в Хоксбери они не ядовиты.
   Выражение лица и голос Линдхерста были такими добрыми, что Софи почти машинально прижалась к его груди, уткнувшись лицом в чистую, пахнувшую свежестью рубашку. И вдруг почувствовала тепло, защищенность и покой. Ни показалось, что она неожиданно нашла именно то, что всю жизнь искала и теперь уже никогда не захочет потерять. Успокоение и… любовь…
   – Ну, ну, Софи! – утешал ее Линдхерст, сжимая в объятиях и нежно гладя ладонью волосы. – Не надо плакать! Я обещаю, что все будет хорошо!
   Не отрывая лица от его груди, Софи кивнула в знак того, что верит этим словам.
   – А теперь все-таки скажите, что стряслось? Уверен, ничего ужасного! – Николас чуть отстранился и заглянул ей в глаза.
   – Именно ужасное! – прохныкала Софи.
   – На вас напали злые духи и хотели утащить в царство теней?
   – Нет…
   – Абескромбл, черный кот мисс Кук, перебежал дорогу?
   – Нет…
   – Тоже нет? Уж не совершили ли вы чего-либо судьбоносного, забыв предварительно постучать по дереву? В таком случае это действительно ужасно!
   Несмотря на отчаяние, Софи улыбнулась. Она нежно посмотрела на Николаса и тихо сказала:
   – Фэнси права, милорд… Вы действительно обольститель…
   – Пожалуй, так, – усмехнулся Линдхерст. – Только, умоляю, не рассказывайте никому об этом. Мир не должен знать, что лорд Линдхерст на самом деле не чванливый, самодовольный сухарь, каковым его все считают.
   – Вы способны обворожить любую девушку в Англии, милорд! При этом единственное, в чем вас можно упрекнуть, – так это в излишнем очаровании.
   Про себя Софи не удержалась и добавила – «красоте».
   Однако этот комплимент не только не понравился лорду Линдхерсту, на что рассчитывала Софи, но возымел на него совершенно противоположное действие. С лица сбежала улыбка, и Николас повернул голову, чтобы Софи не видела обезображенной шрамом щеки. Опустив руки, он отступил на полшага и холодно сказал:
   – Ну, хватит. Теперь все же скажите, что произошло? Если нужна помощь, то я к вашим услугам. Разумеется, если это в моих силах.
   Пораженная столь неожиданной переменой, Софи с недоумением воззрилась на Николаса. Что случилось? Все мужчины, которым Софи доводилось говорить комплименты, непременно расцветали и важно распускали хвосты, подобно павлинам. Неужели лорд Линдхерст выпечен из совершенно иного теста, а потому не воспринимает красивых слов в свой адрес? Или не хочет их слышать именно от нее?
   Скорее всего – последнее! Ведь она же видела, как самодовольно улыбался Николас, слушая мисс Эллен, расхваливавшую маркизе ее сына…
   Мысль о том, что она продолжает оставаться ему неприятной, даже несмотря на последнее потепление в их отношениях, сразила Софи. Слезы вновь покатились по ее щекам.
   – Ну? – нетерпеливо произнес Линдхерст.
   – Дело в том… – начала Софи, но тут же замолчала.
   Она хотела сказать ему все. Открыть свои чувства, поделиться болью, рассказать о перенесенных страданиях, попросить прощения за причиненное зло. Но после неожиданной реакции Линдхерста на ее искренне добрые слова уже не могла заставить себя это сделать. И вместо признания сказала:
   – Дело в Минг-Минг. Я ее потеряла. Собака убежала, когда мы гуляли по саду. Я ее искала везде, где только можно. Но…
   Софи замолчала и горестно вздохнула. Между тем Николаса, казалось, забавляла ее беда. И это еще более тревожило душу Софи. Она с возрастающей нервозностью думала о том, что Линдхерст, возможно, затаил куда более глубокую злобу, чем казалось на первый взгляд. А он снова загадочно улыбнулся. Подозрения Софи усилились.
   Но тут Николас протянул руку к седлу и, расстегнув сумку, вытащил оттуда…
   Софи чуть не сделалось дурно при виде в руках лорда полусонной Минг-Минг! Она ошарашено посмотрела на Линдхерста, не веря своим глазам и отказываясь что-либо понимать. По лицу Николаса расплылась торжествующая, чуть насмешливая улыбка.
   – К-как э-это?.. – сильно заикаясь, пролепетала Софи.
   – Я нашел ее недалеко от ворот. Видимо, собачонка пролезла под забором у северного берега озера и блуждала по полю, пока не вышла на дорогу.
   Вопреки ожиданиям Николаса Софи неожиданно вновь залилась слезами. Он озадаченно посмотрел на девушку, не понимая, что с ней происходит.
   – Будьте добры, объясните мне, чем вы сейчас недовольны? – спросил Линдхерст, дугой выгнув брови. – Собака, слава Богу, нашлась. Живая и здоровая. Такая же вредная и злая, как всегда. Чего вам еще надо?!
   – Посмотрите, какая она грязная! А шляпка? Половины жемчужин нет. Тесемки порвались. Да и вообще можно подумать, что ее долго жевала корова! Мисс Эллен убьет меня, когда все это увидит!
   Николас открыл было рот, чтобы выразить сомнение по поводу возможности покушения Эллен на жизнь Софи, но так и не произнес ни слова. Ибо в его памяти всплыл некий сатанинский образ женского пола, за поведение которого в минуту гнева трудно поручиться. Конечно, вероятнее всего мисс Эллен воздержится от убийства личной горничной маркизы Бересфорд. Однако, судя по истерике, устроенной Николасу за невинную попытку обучить «буу-буку» приносить хозяину брошенную им палочку, Софии ждут очень большие неприятности. Увидев свою любимицу в столь непритязательном виде, мисс Эллен может даже потребовать у маркизы увольнения ее новой горничной. Николас подумал с полминуты и предложил:
   – А почему бы вам не выкупать Минг-Минг и не причесать ее, прежде чем показать хозяйке? Не думаю, чтобы мисс Эллен высказала по этому поводу недовольство, поскольку собака предстанет перед ней в прекрасной форме.
   Софи покачала головой:
   – Собачонка не позволит мне этого сделать – она почему-то с первого взгляда меня возненавидела.
   Как бы в подтверждение этих слов Минг-Минг оскалилась и злобно зарычала на Софи.
   – Видите? – с тяжелым вздохом сказала девушка и уныло опустила голову.
   – Да, вижу, – кивнул Линдхерст. – Это существо терпеть не может слуг. Так же как ее хозяйка… Что ж, остается один выход.
   – Какой же?
   – Придется мне выкупать Минг-Минг. Мы ведь с ней еще не ссорились. А вы тем временем приведете в порядок шляпу. Недостающие жемчужины я восполню, это не проблема.
   Софи смотрела на лорда широко раскрытыми глазами и не верила своим ушам.
   – Вы?.. Позвольте… Я не ослышалась?.. Вы будете купать эту грязную, мерзкую собачонку?!
   Линдхерст не смог удержаться от улыбки.
   – Графский титул отнюдь не запрещает мне пачкать руки, ведь вы видели меня в оранжерее…
   Софи шмыгнула носом и слегка покраснела.
   – Да, но ведь…
   – Будем считать вопрос решенным, – мягко перебил ее Николас. – Я буду мыть, а вы – штопать.
   Сказав это, Линдхерст подошел к лошади и взял под уздцы.
   – Пойдемте в конюшню, мисс Бартон, там есть все необходимое для мытья собаки.
   Софи бросила на лорда благодарный взгляд и кивнула.
   …Они медленно шли по направлению к конюшням. Николас вел за собой лошадь, а Софи иногда украдкой поглядывала на него. У самых ворот оба остановились и посмотрели друг на друга.
   – Извините, что я назвала вас очаровательным, – смущенно сказала Софи. – Мне казалось, что вы не против комплиментов.
   В этот момент Линдхерст меньше всего думал об этом, поэтому удивленно посмотрел на девушку. Он действительно не усмотрел в ее комплименте ничего для себя обидного, такое ему просто в голову не могло прийти. Фраза Софи огорчила его своей обыденностью, она показалась стандартной, пусть добродушной, но издевкой. А Николас очень хотел действительно казаться девушке красивым и даже обворожительным. Такой же, какой он считал ее…
   – Впредь я никогда не стану вас так называть, – пообещала Софи, так и не поняв, почему настроение лорда так резко изменилось. – Но тогда вы не должны терпеть подобных комплиментов и от других женщин? Или не желаете слышать хороших слов конкретно от меня? Что ж, если так, то я… молчу…
   Он не желает слышать комплиментов именно от нее?! Боже всемилостивый! Как такое возможно? Неужели она и впрямь считает его очаровательным? Нет, в это просто глупо поверить!
   – Я ничем не отличаюсь от других мужчин, Софи, – со вздохом ответил Линдхерст. – И тоже хотел бы слышать в свой адрес комплименты от красивых женщин. Таких, как вы… Но… но эти комплименты должны быть искренними.
   Софи бросила на Николаса быстрый и беспокойный взгляд.
   – Почему вы не верите, что я говорила совершенно искренне?
   – Возможно, потому, что совсем недавно вы не раз точно так же называли меня чопорным и занудным.
   – П-понятно… – протянула Софи, опустив глаза. – Честно говоря, я действительно считала вас, скажем, немного скучным…
   – Ну уж, не «немного скучным», а именно занудным, – усмехнулся Николас.
   – Ну и что? Признаюсь, даже более того: невыносимо занудным. Но это лишь потому, что я никогда не слушала вас. Не хотела себя этим утруждать. И чтобы быть до конца откровенной, добавлю: меня смущал шрам на вашей щеке.
   Линдхерст сардонически усмехнулся: Софи следовало бы сказать не «смущал», а «отталкивал», если уж она решила быть с ним до конца откровенной.
   Она или не заметила этой усмешки, или сделала вид. Во всяком случае, ее лицо оставалось невозмутимым.
   – Я была круглой дурой, – продолжала Софи, – когда так грубо и несправедливо с вами поступила. Только теперь мне это стало понятно. Как и то, что вы – самый удивительный, очаровательнейший мужчина из всех, кого мне в жизни доводилось видеть. И я вас… Вы мне очень правитесь…
   Софи ждала от Николаса мгновенной реакции на эти слова, но он медлил. Тогда она добавила:
   – Я сделала вам много зла, причинила огромную боль, оскорбила. А потому не буду в обиде, если вы меня никогда не простите. Более того, я сама себя никогда не прощу. Поверьте, я проклинаю себя за содеянное. Знайте об этом! А вы вправе поступить со мной так, как пожелаете. Но во всех случаях я буду считать вас самым прекрасным и замечательным мужчиной во всей Англии. Хотя отлично понимаю, как теперь мало значит для вас мое мнение…
   Мысли Линдхерста смешались. Признание Софи было столь неожиданным, что он не только не знал, как ответить, но вообще был не в состоянии реагировать на ее слова. И при этом больше всего на свете ему хотелось поверить в только что услышанное. Он с каким-то страхом, превозмогая себя, посмотрел в глаза Софи, страстно желая прочесть в них правду. И боялся этого…
   …То, что он увидел, заставило его сердце сильно забиться и тут же замереть. Глаза Софи выдавали сильнейшее душевное смятение, неуверенность и почти безысходность. В них была униженная мольба о прощении и страх, что эта мольба будет отвергнута. Не в силах больше сдерживаться, Николас воскликнул:
   – Вы… вы тоже мне очень нравитесь, мисс Баррингтон! Я с глубокой благодарностью принимаю ваше раскаяние!
   В эту минуту он ничего так не хотел, как заключить эту женщину в объятия и прижать к груди. Но вдруг смешался, отвел глаза в сторону и невнятно пробормотал:
   – Не лучше ли нам поторопиться в конюшню? Ведь надо поскорее вымыть Минг-Минг, чтобы собака успела высохнуть до возвращения мисс Эллен…
   – Да… Конечно… Спасибо вам, милорд!
   Николас устало кивнул и пошел быстрым шагом, боясь смотреть на Софи, чтобы не потерять над собой контроль и не поцеловать ее. Она же пристроилась к нему сбоку, стараясь идти в ногу и желая только одного: очутиться в его объятиях. Оба молчали… Первой заговорила Софи:
   – Милорд!..
   – Николас!
   – Вы забываете, что я теперь служанка и не имею права называть вас по имени. Если миссис Пикстон услышит это, то оторвет мне голову!
   – Тогда вы будете называть меня по имени, когда никто не слышит. Кстати, Кук звала меня Колином, когда ростом я был с… ну, скажем, с Минг-Минг. И Пикси ничего ей не говорила.
   Софи улыбнулась:
   – «Пикси» – так зовут экономку все наши слуги. Я считала это строжайшим секретом. Но теперь вижу, что ошибалась.
   – Кто вам сказал, что это секрет? – улыбнулся в ответ Николас.
   – Мне так показалось, потому что никто никогда не называл так миссис Пикстон в лицо.
   – Никто, кроме Квентина. Как раз мой братец и придумал ей это прозвище.
   – Серьезно?
   – Ему тогда был всего год или что-то около этого. Он очень любил нашу экономку, а поскольку только начинал говорить, то не мог справиться с произношением ее полного имени. Вот и родилась «Пикси». Впрочем, мы уже пришли!
   Они вошли в конюшню. Николас взял на руки собачонку, нагнулся к самому ее уху и что-то прошептал. Та почему-то тут же поджала хвост. Ущипнув Минг-Минг за ухо, отчего Эллен тут же упала бы в обморок, стань она свидетельницей подобного кощунства, Линдхерст опустил ее в стоявшую рядом ванну с теплой водой. К большому удивлению Софи, собака восприняла экзекуцию совершенно спокойно.
   – Вы говорите, что ваш брат очень любил миссис Пикстон? – решила она продолжить начатый разговор. – А она его?
   – Миссис Пикстон обожала Квентина. Впрочем, в нашем доме он был всеобщим любимцем.
   – А вы? Вы тоже очень его любите?
   Софи не зря задала этот вопрос: ведь именно Квентин стал одним из главных инициаторов скандала в Лондоне, опозорившего не только ее, Софи Баррингтон, но и Николаса – его родного брата.
   Линдхерст пожал плечами, продолжая тщательно отмывать Минг-Минг.
   – Конечно, я тоже его очень люблю.
   Софи отказывалась верить своим ушам.
   – Неужели?
   – Да.
   – Но… – Софи вновь недоуменно посмотрела на Николаса и несколько раз с сомнением покачала головой. – Не понимаю, как можно любить человека, который вас открыто ненавидит?! Особенно после того, как опозорил вас перед всем светом и глумился над вашим унижением. Я понимаю, что он – родной брат, но…
   – Любить – значит уметь прощать! – отрезал Николас, вынимая собачонку из ванны и ставя на широкий стол около двери. – Да, я люблю Квентина. Хотя и осуждаю за то, что он раздул тот гадкий скандал. Но ведь и я далеко не святой! Когда я вспоминаю некоторые наши не всегда невинные проделки в юные годы, то не могу на него сердиться. Кроме того, в то время мы были с ним очень близки.
   Софи с удивлением слушала его слова, машинально наблюдая, как Николас, взяв толстое махровое полотенце, тщательно вытирает собаку. И хотя ей очень хотелось узнать о нем все, Софи решила делать это не спеша, предельно осторожно.
   – За что Квентин так невзлюбил вас? – спросила она.
   Поскольку Николас продолжал сосредоточенно вытирать собаку, не отвечая на вопрос, Софи решила, что подобный допрос начинает выводить его из себя. Она хотела извиниться за бестактность, но в этот момент Линдхерст поднял голову и ответил:
   – Квентин рано повзрослел и понял, что значит быть вторым сыном у отца. Он озлобился, поскольку я, будучи старшим сыном, по закону должен унаследовать все состояние.
   – Что ж, я могу понять его обиду. Но при чем здесь вы? Ведь Николас Сомервилл появился на свет раньше Квентина не по своему желанию?
   – Это так. Но факт остается фактом: я оказался наследником не только всего состояния, но и титула. На то и другое он тоже рассчитывал, но ничего не получил, что сильно огорчило Квентина. Хотя я иногда задаю себе вопрос: есть ли в том моя вина?
   – Ваша вина? – нахмурилась Софи. – Я не могу понять, каким образом вы могли стать причиной ненависти своего брата, лично не сделав ему ничего дурного? У меня нет сомнений, что если в мире и существует беззаветно преданный брат, так это именно вы.
   – Возможно, я был излишне предан, – улыбнулся Николас. – Если говорить начистоту, то этим я сильно испортил Квентина. Пожалуй, здесь моя вина больше, чем чья-либо еще, включая родителей. Но иначе просто не могло быть! На протяжении целых семи лет я ждал от отца с матерью младшего брата или сестренку. За это время у матери родилось трое детей, которые сразу умерли. Сами посудите, как после подобных разочарований я мог не полюбить всей душой единственного брата, дарованного мне, наконец, Всевышним?
   – Конечно, вы должны были его полюбить, – кивнула Софи.
   Она стала осторожно подкрадываться к Линдхерсту, не обращая внимания на возобновившееся рычание Минг-Мииг.
   – Николас, – тихо сказала Софи, положив свою ладонь на его, – вы ничего не сделали дурного вашему брату. Только слишком любили его. Неужели в этом и заключалось зло? Неужели если бы Бог наградил меня младшей сестрой или братом, то я тоже испортила бы их своей безумной любовью?!
   – Вы бы стали великолепной старшей сестрой, – улыбнулся Николас. – Жаль, что вам это не суждено.
   – Пускай, но я хочу сказать, что вам не следует так казнить себя за Квентина. Уверена, что он, как и вы, частенько вспоминает юные годы, проведенные вместе, и не сомневаюсь, что Квентин любит вас. Иначе быть не может! Ведь ваша преданная любовь к брату обязательно должна находить отклик!
   Линдхерст несколько мгновений очень серьезно смотрел на Софи, затем положил свою вторую ладонь поверх ее.
   – Когда вы успели стать такой мудрой, мисс Баррингтон?
   – Никакая я не мудрая, Николас! Просто хорошо помню свою семью, окружившую меня любовью. Любовью, которую невозможно забыть и которой всегда не хватает.
   – Бедная моя Софи, – вздохнул Николас, сжимая ее руку. – Вам очень недостает родителей, ведь так?
   – Не проходит и дня, чтобы я не вспоминала нежные объятия матери или смех отца.
   Линдхерст долго и задумчиво смотрел на нее, потом тихо проговорил:
   – Вы никогда не рассказывали мне о своем детстве. Наверное, это была счастливая пора вашей жизни?
   – Больше чем счастливая! Неземное блаженство! Лучших родителей я не могу себе пожелать!
   – Мне хочется побольше узнать о них, Софи. Если, конечно, вы захотите рассказать.
   – Сочту это за честь для себя, милорд!
   – Николас, Софи.
   – Да, Николас! – поправилась она и снова нежно посмотрела в глаза Линдхерсту; на этот раз он ответил таким же взглядом.
   – Софи…
   Р-р-р! Тяв! Тяв! Тяв!
   Софи и Николас разом вздрогнули и обернулись. Минг-Минг стояла на краю стола и, подняв мордочку, отчаянно лаяла на Софи.
   . – Господи, как же она похожа на свою хозяйку! – процедил сквозь зубы Линдхерст, с раздражением посмотрев на маленькую злючку. – Не может спокойно видеть, когда уделяют внимание не ей, а кому-то другому.
   Софи эта реплика развеселила. Она подумала, что не только собака, но и она хотела бы стать единственным объектом внимания этого прекрасного мужчины.
   Николас тем временем принялся расчесывать Минг-Минг, напомнив Софи:
   – Вы начали рассказывать мне о своих родителях.
   Софи вздрогнула и покраснела, подумав, что Николас скорее всего заметил, какими обожающими глазами она только что на него смотрела. Но тут же овладела собой.
   – Да, конечно! С кого начать?
   – Наверное, с вашей матушки. Я слышал, что она считалась в Англии первой красавицей.
   – Да, матушка действительно была очень красивой. Ее светлые шелковистые волосы незабываемы! А глаза! Если бы вы их видели, Николас! Огромные, цвета изумрудной морской волны! Отец любил живопись, сам неплохо рисовал. Он много раз пытался изобразить глаза матушки на холсте, но так и не сумел. Впрочем, это было просто невозможно!
   – Он, видимо, очень ее любил?
   – Безумно! Так же как и она его. Они без конца целовались, ходили взявшись за руки и вообще не могли жить друг без друга ни часа.
   – А как они познакомились? Ведь насколько мне известно, ваш отец был родом из Лидса, а матушка – из Оксфордшира.
   – Они встретились на ярмарке в Лидсе. Моя мать приехала туда навестить школьную подругу. Взаимная любовь вспыхнула с первого взгляда. Но отец был всего лишь торговцем, поэтому мой знатный дедушка по материнской линии категорически возражал против их брака. Тогда она убежала с ним и обвенчалась. Остальное вы знаете, как, впрочем, знают и во всех светских салонах Лондона. Разгневанный отец отказался от дочери и лишил ее наследства. – Софи грустно улыбнулась. – Я до сих пор не могу понять, почему он так поступил. Баррингтоны были одним из самых богатых и всеми уважаемых семейств в стране. И хотя не имели титула, но фактически по знатности происхождения не уступали Марвудам.
   – Думаю, даже превосходили их, – возразил Николас. – Человек, составивший себе состояние собственным трудом, достоин куда большего уважения, нежели тот, кто получил его по наследству.
   – Именно так говорила и моя матушка.
   – Воображаю, каким для них счастьем стало ваше появление на свет!
   – Мама рассказывала, что отец при этом известии вскочил на лошадь и проскакал по всем ближайшим улицам, оповещая каждого встречного о радостном событии в его семействе. А мне, насколько я себя помню, они по сто раз на день объяснялись в любви.
   Николас снова принялся расчесывать собачонку, вспоминая, как весь Лондон был взбудоражен бегством тетушки Элоизы и ее сына из столицы. Никто не догадывался, что они скрылись от кредиторов в Америке. Софи же куда-то исчезла…
   Он вспомнил, как увидел Софи у стены в коридоре, а потом встретил на дороге после ее неудачного бегства из Хоксбери. Тогда он поклялся отомстить ей, но теперь понял, что не сделает этого… Не сделает, потому что… полюбил эту девушку… Полюбил серьезно, глубоко…
   Считается, что мысли могут передаваться на расстоянии. Так это или нет, но в тот момент Софи думала о том дне. Она вспоминала, как уехала из Лондона… Как четвертый ливрейный слуга маркиза Бересфорда, чуть не задавивший ее на базаре, предложил место прислуги в Хоксбери. Вспомнила первые недели работы поденной служанкой… Встречу с Линдхерстом и бегство из его дома… Потом была еще одна встреча – на дороге, после чего Софи вернулась и Хоксбери, где томительно ждала обещанной Николасом мести. Мести не последовало… Вместо этого… Вместо этого ее ждала любовь… Взаимная… В этом Софи уже не сомневалась!
   Она посмотрела на Николаса, по-прежнему склонившегося над собачонкой со щеткой в руках, и улыбнулась.
   – Иногда я думаю, что получила именно то, что заслужила! Сколько глупости, легкомыслия и эгоизма оказалось в том ужасном ребенке, которого так любили родители! Вот Бог и покарал меня, лишив родного дома, состояния, положения – всего…
   – Нет, оказаться покинутой ближайшими родственниками, с долговым ярмом на шее, – воскликнул Николас, – такого вы все же не заслужили!
   – Возможно, – вздохнула Софи. – Зато теперь я знаю кое-что такое, о чем не догадывалась раньше.
   – Что именно?
   – То, что вы заслуживаете гораздо большего уважения и любви, чем сами думаете. Чего я не могу понять, так это вашего решения на мне жениться. Как можно было не разглядеть во мне обыкновенную маленькую дурочку, неспособную на какие-то настоящие чувства?
   В глазах Софи было столько горечи, что Николас поспешил как-то смягчить ее откровения собственным признанием:
   – Вы спрашиваете, почему я решил на вас жениться? Что ж, готов объяснить. Меня привлекла ваша красота и мнение столичного общества, дружно объявившего вас звездой последнего светского сезона. Самое позорное в моем поведении было то, что я восхищался вашей внешностью, но вовсе не любил. А если и любил, то совсем не так, как должен любить мужчина женщину, на которой собирается жениться. Другими словами, я в тот момент был ничуть не умнее вас! Вы не могли смириться с моим шрамом, а я – с желанием получить в жены красивую куколку, с которой мог бы появляться на светских раутах. Вот и вся между нами в то время разница!
   Николас сделал паузу, потом очень горячо заговорил вновь:
   – Я хотел бы сказать вам, Софи, что виноват в той лондонской истории не меньше, чем вы. Если бы я не был слепым и увидел, какое отвращение у вас вызываю, то никогда бы не сделал предложения! Может быть, и вы не оказались бы в теперешнем положении…