– Ничего.
Коко показалось, что это слово произнесла она сама, но вскоре обнаружилось, что она ошибалась. Прямо перед ней стоял ровный ряд автомобилей, и на капоте одного из них пристроился Бруно Манн собственной персоной. Нарушив инструкцию, полученную в парикмахерской, Король Парка вернулся в свой прежний вид и стал таким, каким его знал Этрих. Ему очень хотелось увидеть, какое у Винсента будет лицо, когда они встретятся и это ничтожество узнает, кем на самом деле является его коллега Бруно Манн.
– Привет, Коко.
Она застыла как вкопанная.
– Бруно, тебе здесь не место. Сомневаюсь, что Винсент хотел бы увидеть тебя в своем сне.
Он отвел руки назад и оперся ладонями о капот. И сладко потянулся.
– Верно. Но и тебе не следовало лезть в его мысли и выуживать оттуда всяких Ауммов. Так что у нас у обоих рыльце в пушку. Но я никому на тебя не донесу, если и ты обо мне станешь помалкивать. А еще, признайся, ведь ты потрясена тем, как я сюда попал? В кому незваному гостю проход закрыт.
– Зачем ты здесь? – Она быстро огляделась вокруг, проверяя, не прихватил ли он с собой еще кого-нибудь.
– Да с какой это стати я стал бы еще кого-то с собой тащить? Ведь у меня есть ты, малышка. – Последнюю фразу он пропел, хитро сощурясь.
Он читал ее мысли, что также было против правил, но она не могла этому помешать. А еще от него исходила сила, какой он прежде не обладал. И это ее пугало.
– Скажи, зачем ты здесь, Бруно?
Он широко осклабился:
– Хочу быть свидетелем последнего акта, полюбоваться результатами моих неусыпных трудов. Ты часом не слыхала, что меня назначили Королем Парка? Я теперь так силен, что могу делать все, что мне заблагорассудится. Круто, да? Но с Винсентом я и без этого справлюсь, ведь он намерен самоустраниться. Ты же сама слыхала, он сказал, что счастлив остаться здесь. Право, странное решение, после всего, что ему выпало.
Жил, умер, воскрес и получил в свое распоряжение такие возможности, о каких прежде и не мечтал. Но все это не имеет значения, раз он решил обитать здесь, чтобы кривляться перед публикой. Невероятно! Человеческие существа ведут себя просто непостижимо. Им не место в Мозаике!
– Он просто еще не разобрался в себе.
Бруно эти слова развеселили.
– О, еще как разобрался! – хихикнув, воскликнул он. – Брось его оправдывать, Коко. Лучше признай честно, что проиграла. Взгляни на это ничтожество беспристрастно – он же ведь ничему не научился. А теперь ему и вовсе плевать на всех. Он ни в грош не ставит собственную жизнь, свою девчонку, своего ребенка и не задумывается, как они станут обходиться без него, когда он отдаст концы. Его песенка спета, что бы он ни предпринял. Если он сейчас предпочтет умереть, то, разумеется, не сможет воспитать Энжи. Обрати внимание, если он предпочтет смерть. Но представим, что он решит вернуться в жизнь. Тогда ему срочно понадобится донорская кровь. Известно ли тебе, что у них с девчонкой одинаковая и довольно редкая группа крови? А больница у нас под контролем. Изабелла заявится туда и спросит, чем она может ему помочь. Наши врачи ответят ей, что ему необходимо переливание крови, иначе он не выживет. Кстати, это и в самом деле так. – Бруно оттолкнулся от капота ладонями и грациозно спрыгнул на землю. – И вот мы подходим к развязке. Она скажет, что у нее с Винсентом одна группа крови. Врачи помрачнеют и сообщат ей правду – донорство и беременность несовместимы. Это может серьезно повредить плоду… Но ведь она так любит своего Винсента, так жаждет его спасти, что пойдет на этот риск. Она сознательно поставит жизнь Энжи под угрозу ради своего любовника. А дальше произойдет следующее – отдав кровь мужчине, которого любит, она нанесет вред их необыкновенному ребенку. Он родится на вид здоровым, и с ним в общем-то все будет в порядке, только соображать он станет медленнее, чем мог бы. Вырастет таким тугодумом. Ему не под силу будет постичь то, чему папочка впоследствии захочет его научить… Так что все уже предопределено, независимо от решения Винсента. Ему остается выбрать только вид поражения, на которое он обречен. Блестящая комбинация, ты не находишь? Согласись, мало кто мог бы разыграть эту партию лучше.
– Откуда тебе знать, что Изабелла согласится дать кровь Винсенту, зная, как это опасно для ребенка? – спросила Коко. Она пыталась ухватиться за последнюю надежду, как за соломинку.
– Так ведь они по-настоящему любят друг друга, милая моя, а подлинная любовь – это не что иное, как Хаос. Потеря контроля, потеря способности к самозащите. Чем любовь сильней, тем больше в ней Хаоса. Это прописная истина и не такой уж большой секрет. Я столько времени голову ломал, придумывая, как их уничтожить, и тут вдруг меня осенило – надо отойти в сторонку. Пусть любовь сделает эту работу за меня. Я позволил себе отдохнуть. – Он подбоченился одной рукой, другую же вытянул и изогнул так, словно обнимал невидимую партнершу, и промурлыкал:
Коко смотрела на его кривлянье с отвращением. Он победил. Его усилия увенчались успехом, и все, что ему теперь осталось, – это пожинать их плоды. Наблюдать, как любовь Винсента и Изабеллы поглотит силу Энжи.
Когда высоко в небе, расцвечивая их поднятые вверх изумленные лица, начал вспыхивать фейерверк, каждый подумал, что это дело рук другого. Бруно решил, что Коко таким изысканным образом выразила восхищение его умом и талантом. Коко не сомневалась, что Бруно устроил представление в ознаменование своего успеха.
Зрелище было изумительное, и некоторое время они молча любовались им. Потом Бруно отвесил Коко шутовской поклон, поблагодарив ее за оказанное внимание. Коко со злостью подумала: «Какая самодовольная мразь!»
А в небе продолжали расти огненные цветы, один прекрасней другого. Ракеты взмывали ввысь, чтобы спустя несколько секунд рассыпаться дождем ослепительных искр, которые заливали ярким светом лица обоих зрителей, машины на парковке и все окружающее пространство. На березе, которая давно уже пряталась в ночной тьме, теперь стал виден каждый листочек, а на трассе белые разделительные линии стали видны отчетливее, чем днем.
Фантастическое небесное шоу завершилось мощным водопадом из искр и разноцветных светящихся шаров. Бруно и Коко, как ни хотелось им продолжить разговор, не в силах были отвести взгляды от неба. И вдруг кто-то негромко спросил Бруно, склонившись к самому его уху:
– Ну и как тебе мой фейерверк?
Бруно повернул голову. Рядом стоял Винсент Этрих и смотрел ему прямо в глаза.
– Так это ты устроил? – Голос Бруно потонул в шуме огненных сполохов.
Этрих приложил ладонь к уху, давая понять, что ничего не расслышал. Бруно крикнул что было мочи:
– Твоих рук дело?
Этрих кивнул и крикнул ему в ответ:
– Да. Это мой сон, вот я и решил его так украсить. Создать в нем атмосферу праздника.
Бруно промолчал. Этриха, похоже, его появление здесь нисколько не удивило.
– Как поживаешь, Винсент?
Этрих с силой хлопнул его по плечу:
– Ты хочешь знать, как я себя чувствую после твоей попытки меня убить? Нормально, Бруно. Я рад, что ты это сделал.
Бруно ушам своим не поверил.
– Ты серьезно? Ты не злишься на меня за то, что я пришел?
– Я очень этим доволен.
Коко их не слышала. Она смотрела в небо, любуясь фейерверком, пока последние его отсветы не померкли во тьме. Появление Винсента оказалось для нее полной неожиданностью. Когда она повернулась к Бруно, Этрих стоял рядом с ним, положив руку ему на плечо, и оба они были похожи на закадычных друзей, делящихся последним новым анекдотом.
Она обратилась к нему, виновато потупив взгляд:
– Винсент, прости меня за те слова…
Он помотал головой, давая понять, что не желает говорить на эту тему.
– Бруно, что же ты не спросишь меня о моем представлении? Не поинтересуешься, в честь чего я его устроил?
– Будь по-твоему, Винсент. В честь чего ты устроил фейерверк? – Голос Бруно прозвучал немного манерно.
– В честь моего возвращения. Благодаря тебе я решил вернуться и еще немного пожить.
Коко в восторге от этих слов пару раз громко хлопнула в ладоши. Но, вспомнив, что ожидает Этриха, стоит ему начать путь в жизнь, сразу помрачнела.
– Так ведь это здорово, Винсент. Рад за тебя, – со снисходительной усмешкой проговорил Бруно.
– Радости в твоем голосе не много, – констатировал Этрих.
Бруно Манн пожал плечами. Притворяться больше не имело смысла. Плевать ему было на Этриха. Он хотел поскорей убраться отсюда. Но напоследок, когда все будет позади, можно было бы позабавить себя собственным фейерверком. Огненное шоу – отличная идея. Он жалел, что она не ему первому пришла в голову.
– Я слыхал, о чем вы тут беседовали с Коко, – повернулся к ней Этрих.
Ее сгорбившаяся от горя фигура излучала сострадание, которое он ощущал физически, словно от нее к нему плыло облако холодного воздуха.
– Что поделаешь, Винсент, порой приходится проигрывать.
Этрих с силой сжал плечо Бруно Манна:
– Тебе никогда не дано было увидеть всю картину целиком, Бруно. Поэтому ты и на службе не добился успеха. Знаешь, как тебя за глаза называли в офисе? Дебил в галстуке!
Бруно собрался было что-то ответить, но Этрих еще крепче сжал пальцы, чтобы заставить его молчать.
– Любовь и в самом деле хаос, это ты верно заметил. Но разве она этим исчерпывается? Да, это полная потеря контроля, но только одного человека и только над собой. – Этрих широко улыбнулся своим мыслям и продолжил: – А в любви человек не одинок. Любовь исключает одиночество. Это главный урок, который ты так и не усвоил. Когда двое любят друг друга, одиночество перестает существовать. Есть – я, она и… наш Аумм, тот, что поможет преодолеть любые испытания.
– Я вам не помешал?
По проходу между машинами к ним шагал Тиллман Ривз. Никто из троих не видел его выходящим из здания, и внезапное его появление напугало бы их, не будь все они так поглощены разговором.
Этрих был совершенно сбит с толку. Мысли его мгновение назад обрели удивительную ясность и законченность, и он так жаждал их высказать, но голос Тилла нарушил их стройный ход.
Затем произошло нечто поистине удивительное: едва взглянув на Тиллмана Ривза, Винсент вдруг понял, кем тот был на самом деле. Он несколько раз открывал и закрывал рот, словно рыба, вытащенная из воды, пока наконец не зажал его ладонью.
Коко и Бруно молчали, не сводя с него глаз. Бруно не сомневался – Этрих так растерян, потому что лишь теперь осознал всю безвыходность своего положения.
– Я знаю, кто ты! – наконец обретя дар речи, сказал Этрих, глядя в упор на Тилла.
Мысли кружились у него в голове бешеным хороводом, они принимали облик ярких видений, чтобы тотчас же унестись прочь. Это было все равно что стоять у окна скорого поезда, мчащегося на бешеной скорости, и пытаться разглядеть мелькающий перелесок. Он вспомнил Тиллмана Ривза, который лежал в палате на соседней с ним койке. А после они встретились в той же больнице, куда он привез Джека. И в последний раз – несколько минут назад. Стоя у сцены, он говорил Этриху: «Ты снова умираешь, друг мой…»
– Я теперь знаю, кто ты! Ты – наш Аумм!
Тилл ничего на это не ответил.
Этрих, чрезвычайно оживившись, начал загибать пальцы:
– Ты был со мной в больнице, когда я умирал. И после я встретил тебя там, сразу после того как наткнулся на Бруно. И в моем сне ты оказался первым, кого я узнал…
– Я и теперь присматриваю за тобой в той же самой больнице, Винсент.
Несмотря на все свои возможности, ни Бруно, ни Коко не смогли догадаться, кем в действительности был Тиллман Ривз. Теперь враги переглянулись. На лицах обоих читалось одинаковое выражение беспокойства и страха. Ситуация, которой они пытались овладеть, полностью вышла из-под их контроля. Они чувствовали себя одураченными.
– Но что все это означает, Тилл? Не понимаю…
Первым опомнился Бруно. Он тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Надо же, как это он так оплошал?! Позволил этому ничтожеству обратить миг его заслуженного триумфа в дурацкую лекцию о любви, которую в свою очередь прервало появление какого-то чернокожего недоумка.
– Время не ждет, Винсент. В реальном мире тебе стало хуже. Если собираешься вернуться, не медли. – В голосе его слышались командные нотки, мол, если события пойдут не так, как ему угодно, он заставит всех собравшихся об этом пожалеть.
Тиллман Ривз, проигнорировав его требование, обратился к Этриху:
– Хаос никогда ничего не создает, он только разрушает. В нынешней Мозаике он обрел способность рассуждать, но не творить. Он способен лишь уничтожать. Вот поэтому он так ненавидит людей, которые все время что-то созидают – любовь или замки из песка на берегу моря. Вы с Изабеллой создали меня, и с тех пор я вас охраняю.
Коко не удержалась от замечания:
– Ангелов-хранителей не существует.
– А я и в мыслях не имел причислить себя к ангелам. Просто свалился с неба. – Он указал пальцем на Винсента. – Во мне воплотились лучшие черты их обоих.
Этрих мало что понял из этих объяснений, но глаза его наполнились слезами.
Бруно повернулся спиной к Этриху и изо всех сил ударил Тиллмана Ривза по лицу. Пожилой мужчина был худым и щуплым. Одного удара оказалось достаточно, чтобы свалить его с ног. Он упал, больно ударившись об асфальт спиной, и тоненько вскрикнул, словно раненое животное.
Бруно подбежал к нему и принялся бить его ногой по голове. В наступившей тишине слышны были только зловещие звуки ударов: бам-м, бам-м, бам-м… Коко и Этрих онемели от ужаса. Бруно, сосредоточенно и методично вершил расправу над беззащитным Ривзом.
Винсент Этрих никогда не принимал участия в драках. Сама идея выяснения отношений при помощи кулаков была ему глубоко чужда. Несколько раз в жизни ему довелось быть свидетелем кулачных потасовок, наблюдая за которыми он неизменно испытывал смешанное чувство досады и удивления. Вот и теперь, стоило Бруно напасть на Тиллмана Ривза, как Этриха словно парализовало. Несколько секунд он оторопело смотрел на двух мужчин, но, едва оправившись от шока, бросился на выручку Тиллману. Откуда-то издалека до слуха его донесся женский голос, принадлежавший, по всей видимости, Коко. Она крикнула:
– Нет! Не прикасайся к нему!
Но Этриха это не остановило бы даже в том случае, если бы смысл услышанного дошел до его сознания. Он схватил Бруно Манна за грудки и, оттащив в сторону, крепко стиснул плечи Короля Парка.
Секунда, вторая… Как долго он удерживал Бруно, прежде чем был отброшен прочь, как муха? Это не имело значения. В течение нескольких секунд Винсент Этрих держал в руках Хаос. Не человека, не Бруно Манна, не смертного. Хаос.
Тот прошел сквозь его кожу и проник в тело, словно инъекция чистого героина, который со скоростью отчаяния устремляется прямо в сердце и мозг. Этрих уже однажды умер и был воскрешен, теперь смерть настигла его снова, а возвращения к жизни могло и не состояться. Потому что физически Винсент Этрих на сей раз уцелел, но все, что делало его человеком, сгорело без остатка в вихре Хаоса, в этом чудовищном мире без границ. Ни о каком воскрешении Лазаря в этой зияющей пустоте не могло быть и речи – здесь не было ничего, к чему стоило бы вернуться. Здесь были только вихри разрушения и уничтожения. Невидимый цунами, сухая приливная волна, уничтожающая все на своем пути.
Не потрудившись обернуться, чтобы взглянуть, что сталось с Этрихом, Бруно продолжил избивать пожилого мужчину. Тилл ухитрился свернуться в тугой клубок, кое-как прикрыв голову руками. Удары сыпались на него один за другим, и звуки их отдавались скорбным эхом в душе Этриха.
После соприкосновения с Хаосом, которое подействовало на него словно удар тока, он вдруг почувствовал, что в теле его ожили сейчас все Винсенты Этрихи. Тот, кто жил обеспеченной пустой жизнью и умер в городской больнице в компании своего страха и Тиллмана Ривза. Тот, кто побывал в пространстве Смерти и многому там научился, чтобы, вернувшись, передать все это своему сыну. И Этрих, которого возвратила к жизни любовь Изабеллы. Все они вдруг собрались вместе и взглянули друг другу в глаза сквозь пережитый опыт, сквозь смерть и воскрешение. Они тотчас же узнали друг друга.
Бам– м, бам-м, бам-м… Бруно по-прежнему стоял к нему спиной. Ведь ему решительно нечего и некого было опасаться в этом мире. Винсентом он займется, когда покончит со стариком.
Этрих наклонил голову и снова, на сей раз медленнее, надвинулся на Бруно. Коко, поймав его мимолетный взгляд, вскрикнула от ужаса. При звуках этого отчаянного вопля даже Бруно на миг оставил свое занятие и обернулся. Шея его обнажилась, и Этрих без малейших колебаний впился в нее зубами.
Он ощутил вкус живой крови, вкус Хаоса. Рот его наполнился влажным Хаосом. Каждая клетка его организма вопила, сжимаясь от ужаса: «Плюнь, плюнь, плюнь!», но он знал, что должен проглотить эту мерзость, иначе ему не победить Хаос. Так что, пока Бруно пытался отдавить ему ноги и оттолкнуть от себя, Этрих жевал его горло.
Больше всего его удивило, что у крови, залившей его рот, вкус был относительно терпимый. Да, она была мерзкой, черной, как смола, и в ней удивительным образом смешалось все, что вызывало омерзение, тошноту, рвоту. И в то же время ей был присущ некий приятный, волнующий аромат. Ведь Хаос может нравиться… В тот самый момент, когда Этриху казалось, что он не выдержит и сплюнет черную массу, его язык и нёбо уловили эту едва различимую изысканную нотку вкуса.
И тело его вдруг мучительно захотело принять в себя еще глоток этой крови. Но тут Коко цепко схватила его за руку. Этрих вопросительно взглянул на нее.
Она знала, что делает. И знала, что собирался сделать он. Это было написано у нее на лице.
– Нет, Винсент, довольно. Остановись.
Смысл ее слов не сразу дошел до его сознания. Не все Этрихи согласны были ей подчиниться. Некоторые протестовали. Другие, сделав свое дело, медленно отходили прочь. Ему хотелось остановить их, навсегда удержать в себе. Но потом ему пришло в голову, что в случае необходимости к ним всегда можно будет обратиться за помощью, а сейчас пусть поступают как хотят.
Коко все еще держала его за руку, и он был ей за это благодарен. У его ног валялся мертвый Бруно Манн, на лице которого застыло недоверчиво-изумленное выражение. Тиллман Ривз медленно выпрямился.
Хаос пронесся по всем жилам Винсента Этриха. Руки его мелко подрагивали.
Он взглянул на Коко. Та что-то сказала, но Этрих не расслышал ни слова. Мучительная боль размером с футбольный мяч сжала его желудок. Хаос продолжал свое дело.
– Винсент!
Он с усилием поднял на нее глаза.
– Ты победил.
Винсента окружало столько разных приборов, что Изабелле с трудом удалось уместиться возле кровати и взять его за руку. Изо рта и носа у него тянулись толстые белые трубки, к груди и пальцам были прикреплены какие-то провода. На черных экранах приборов, стоявших справа от кровати, то и дело появлялись тонкие желтые линии. Все оборудование в палате интенсивной терапии издавало негромкие звуки – попискивало, потрескивало, гудело. Машин здесь было куда больше, чем людей, это Изабелла отметила про себя сразу. Единственным пациентом, не присоединенным ни к каким аппаратам, был, судя по слухам, сосед Винсента, чью кровать скрывали от взоров плотные белые шторы. Изабелла мельком взглянула в ту сторону и снова повернулась к Винсенту. Медсестра делала свою работу споро, ловко и совершенно бесстрастно. Она сказала Изабелле, что мужчина, лежавший на соседней койке, стал жертвой нападения и у него отбиты внутренности.
Китти Этрих и дети навестили Винсента часом ранее. Еще до их появления Изабелла ушла в конец коридора. Через несколько минут туда же прибежал Джек и уселся возле нее. Кроме них двоих, в коридоре никого не было.
Сцепив пальцы на затылке, Джек не без гордости сообщил:
– Я здесь был с папой несколько дней назад. В этой самой больнице.
Изабелле хотелось прижать его к себе и поцеловать в пухлые щеки, но она лишь кивнула, так энергично, словно он сказал нечто необыкновенно важное.
– Мой папа – лучше всех!
Она боялась расплакаться и потому снова кивнула, низко опустив голову. Нельзя, чтобы малыш видел, в каком она отчаянии. Но когда она справилась с собой и взглянула в его сторону, Джека уже и след простыл. И тогда она вдруг поняла, что мальчик понятия не имел, кто она такая. Ему просто хотелось поговорить с кем-нибудь о своем отце, о том, как он его любит. При мысли об этом Изабелла снова едва удержалась от слез.
Просидев в коридоре не меньше получаса, она наконец решилась пройти в комнату персонала, чтобы осведомиться у Мишель, ушли ли уже бывшая жена Винсента и его дети. Та сказала, что да, ушли, и как раз сейчас к мистеру Этриху зайдет врач и присутствие Изабеллы весьма желательно. Мишель выпалила все это скороговоркой. Изабелла пожала плечами. Что нового мог сообщить ей врач? Она уже все знала от Мишель. Тем не менее она заторопилась в палату. Лишь находясь рядом с Винсентом, она чувствовала в себе силы жить дальше.
Через несколько минут к ней подошел врач и кратко обрисовал ситуацию. Состояние Винсента нестабильно. Он срочно нуждается в переливании крови, в противном случае ситуация может принять скверный оборот. Проблема лишь в том, что у него редкая группа крови, которой нет не только в их больнице, но и ни в одном из банков крови города.
Изабелла, просияв, сказала, что это затруднение легко разрешимо, потому что у нее в точности такая же группа крови, как и у Винсента. Доктор облегченно вздохнул, но после, взглянув на ее живот, нахмурился и напомнил ей, что она беременна. Он добавил, что в ее положении даже думать нечего о донорстве – потеря крови может нанести серьезный вред плоду. Она упрямо помотала головой. Врач пустился в подробные объяснения, но она жестом прервала его и заявила:
– Я готова пойти на этот риск. Возьмите мою кровь. – Врачу отчего-то показалось, что она все загодя обдумала. – Возьмите мою кровь. – Ему надолго запомнились эти слова, но он затруднился бы сказать, чего в них было больше – самоотречения или глупого упрямства.
Нет, Изабелла Нойкор была далеко не глупа. Она вернулась из своих странствий убежденной оптимисткой. Ей было страшно, но даже в этом скорбном месте, где трещали, гудели и попискивали непонятные приборы, надежда ее не покинула. Бруно Манн, останься он в живых, никогда не смог бы понять, почему она так поступила. Выбора для нее не существовало. Она не пожертвовала жизнью Энжи ради спасения Винсента, а просто выбрала их обоих. Сперва вытащим одного, а после вместе воспитаем другого. Хаос не имел к этому выбору никакого отношения. У него не было права голоса.
Она отдавала себе отчет, что идет на риск, но от всей души верила: все закончится хорошо – для всех.
Когда за врачом закрылась дверь, она вытащила из сумочки плеер, надела серебристые наушники и включила звук. Она слушала свои любимые мелодии, которые записала еще в Вене. Первым, «с глубины в тысячу поцелуев», зазвучал голос Леонарда Коэна[7]. Она начала негромко подпевать. Винсенту нравилась эта песня. Изабелла взяла его за руку, и получилось, что они как будто слушают вместе.
Мужчина, чью кровать отделял от ложа Этриха белый занавес, впервые с момента появления Изабеллы в палате открыл глаза. Он слышал, о чем она говорила с врачом, и во все время этой беседы не мог сдержать улыбки. Пройдет немного времени, и он обратится к ней. И скажет, что просит прощения за бесцеремонность, но так уж вышло: ему невольно пришлось стать свидетелем недавнего разговора. Он осмелился ее побеспокоить только потому, что у него как раз такая же группа крови, как у нее и у ее друга. И он рад будет стать донором, если только больной не будет иметь ничего против. Но вот уж чего он точно ей не скажет, так это того, что в жилах у него течет их кровь – его и ее. Закрыв глаза, он с удовольствием слушал, как прелестная женщина мурлыкала себе под нос слова песни, похожей на заклинание, и звуки эти заполняли все пространство больничной палаты, которой суждено было еще в течение некоторого времени оставаться их домом.
Коко показалось, что это слово произнесла она сама, но вскоре обнаружилось, что она ошибалась. Прямо перед ней стоял ровный ряд автомобилей, и на капоте одного из них пристроился Бруно Манн собственной персоной. Нарушив инструкцию, полученную в парикмахерской, Король Парка вернулся в свой прежний вид и стал таким, каким его знал Этрих. Ему очень хотелось увидеть, какое у Винсента будет лицо, когда они встретятся и это ничтожество узнает, кем на самом деле является его коллега Бруно Манн.
– Привет, Коко.
Она застыла как вкопанная.
– Бруно, тебе здесь не место. Сомневаюсь, что Винсент хотел бы увидеть тебя в своем сне.
Он отвел руки назад и оперся ладонями о капот. И сладко потянулся.
– Верно. Но и тебе не следовало лезть в его мысли и выуживать оттуда всяких Ауммов. Так что у нас у обоих рыльце в пушку. Но я никому на тебя не донесу, если и ты обо мне станешь помалкивать. А еще, признайся, ведь ты потрясена тем, как я сюда попал? В кому незваному гостю проход закрыт.
– Зачем ты здесь? – Она быстро огляделась вокруг, проверяя, не прихватил ли он с собой еще кого-нибудь.
– Да с какой это стати я стал бы еще кого-то с собой тащить? Ведь у меня есть ты, малышка. – Последнюю фразу он пропел, хитро сощурясь.
Он читал ее мысли, что также было против правил, но она не могла этому помешать. А еще от него исходила сила, какой он прежде не обладал. И это ее пугало.
– Скажи, зачем ты здесь, Бруно?
Он широко осклабился:
– Хочу быть свидетелем последнего акта, полюбоваться результатами моих неусыпных трудов. Ты часом не слыхала, что меня назначили Королем Парка? Я теперь так силен, что могу делать все, что мне заблагорассудится. Круто, да? Но с Винсентом я и без этого справлюсь, ведь он намерен самоустраниться. Ты же сама слыхала, он сказал, что счастлив остаться здесь. Право, странное решение, после всего, что ему выпало.
Жил, умер, воскрес и получил в свое распоряжение такие возможности, о каких прежде и не мечтал. Но все это не имеет значения, раз он решил обитать здесь, чтобы кривляться перед публикой. Невероятно! Человеческие существа ведут себя просто непостижимо. Им не место в Мозаике!
– Он просто еще не разобрался в себе.
Бруно эти слова развеселили.
– О, еще как разобрался! – хихикнув, воскликнул он. – Брось его оправдывать, Коко. Лучше признай честно, что проиграла. Взгляни на это ничтожество беспристрастно – он же ведь ничему не научился. А теперь ему и вовсе плевать на всех. Он ни в грош не ставит собственную жизнь, свою девчонку, своего ребенка и не задумывается, как они станут обходиться без него, когда он отдаст концы. Его песенка спета, что бы он ни предпринял. Если он сейчас предпочтет умереть, то, разумеется, не сможет воспитать Энжи. Обрати внимание, если он предпочтет смерть. Но представим, что он решит вернуться в жизнь. Тогда ему срочно понадобится донорская кровь. Известно ли тебе, что у них с девчонкой одинаковая и довольно редкая группа крови? А больница у нас под контролем. Изабелла заявится туда и спросит, чем она может ему помочь. Наши врачи ответят ей, что ему необходимо переливание крови, иначе он не выживет. Кстати, это и в самом деле так. – Бруно оттолкнулся от капота ладонями и грациозно спрыгнул на землю. – И вот мы подходим к развязке. Она скажет, что у нее с Винсентом одна группа крови. Врачи помрачнеют и сообщат ей правду – донорство и беременность несовместимы. Это может серьезно повредить плоду… Но ведь она так любит своего Винсента, так жаждет его спасти, что пойдет на этот риск. Она сознательно поставит жизнь Энжи под угрозу ради своего любовника. А дальше произойдет следующее – отдав кровь мужчине, которого любит, она нанесет вред их необыкновенному ребенку. Он родится на вид здоровым, и с ним в общем-то все будет в порядке, только соображать он станет медленнее, чем мог бы. Вырастет таким тугодумом. Ему не под силу будет постичь то, чему папочка впоследствии захочет его научить… Так что все уже предопределено, независимо от решения Винсента. Ему остается выбрать только вид поражения, на которое он обречен. Блестящая комбинация, ты не находишь? Согласись, мало кто мог бы разыграть эту партию лучше.
– Откуда тебе знать, что Изабелла согласится дать кровь Винсенту, зная, как это опасно для ребенка? – спросила Коко. Она пыталась ухватиться за последнюю надежду, как за соломинку.
– Так ведь они по-настоящему любят друг друга, милая моя, а подлинная любовь – это не что иное, как Хаос. Потеря контроля, потеря способности к самозащите. Чем любовь сильней, тем больше в ней Хаоса. Это прописная истина и не такой уж большой секрет. Я столько времени голову ломал, придумывая, как их уничтожить, и тут вдруг меня осенило – надо отойти в сторонку. Пусть любовь сделает эту работу за меня. Я позволил себе отдохнуть. – Он подбоченился одной рукой, другую же вытянул и изогнул так, словно обнимал невидимую партнершу, и промурлыкал:
Он медленно вальсировал вокруг автомобилей, останавливаясь, наклоняя свою воображаемую партнершу, подбрасывая ее в воздух и ловя вытянутыми руками. Он был вне себя от счастья. Бруно мог себе позволить немного подурачиться, ведь он выполнил свою работу и был свободен как ветер. В эти минуты он был не только Королем Парка, но и Королем Парковки.
Когда других мы любим без оглядки,
Смерть затевает с нами игры в прятки!
Коко смотрела на его кривлянье с отвращением. Он победил. Его усилия увенчались успехом, и все, что ему теперь осталось, – это пожинать их плоды. Наблюдать, как любовь Винсента и Изабеллы поглотит силу Энжи.
Когда высоко в небе, расцвечивая их поднятые вверх изумленные лица, начал вспыхивать фейерверк, каждый подумал, что это дело рук другого. Бруно решил, что Коко таким изысканным образом выразила восхищение его умом и талантом. Коко не сомневалась, что Бруно устроил представление в ознаменование своего успеха.
Зрелище было изумительное, и некоторое время они молча любовались им. Потом Бруно отвесил Коко шутовской поклон, поблагодарив ее за оказанное внимание. Коко со злостью подумала: «Какая самодовольная мразь!»
А в небе продолжали расти огненные цветы, один прекрасней другого. Ракеты взмывали ввысь, чтобы спустя несколько секунд рассыпаться дождем ослепительных искр, которые заливали ярким светом лица обоих зрителей, машины на парковке и все окружающее пространство. На березе, которая давно уже пряталась в ночной тьме, теперь стал виден каждый листочек, а на трассе белые разделительные линии стали видны отчетливее, чем днем.
Фантастическое небесное шоу завершилось мощным водопадом из искр и разноцветных светящихся шаров. Бруно и Коко, как ни хотелось им продолжить разговор, не в силах были отвести взгляды от неба. И вдруг кто-то негромко спросил Бруно, склонившись к самому его уху:
– Ну и как тебе мой фейерверк?
Бруно повернул голову. Рядом стоял Винсент Этрих и смотрел ему прямо в глаза.
– Так это ты устроил? – Голос Бруно потонул в шуме огненных сполохов.
Этрих приложил ладонь к уху, давая понять, что ничего не расслышал. Бруно крикнул что было мочи:
– Твоих рук дело?
Этрих кивнул и крикнул ему в ответ:
– Да. Это мой сон, вот я и решил его так украсить. Создать в нем атмосферу праздника.
Бруно промолчал. Этриха, похоже, его появление здесь нисколько не удивило.
– Как поживаешь, Винсент?
Этрих с силой хлопнул его по плечу:
– Ты хочешь знать, как я себя чувствую после твоей попытки меня убить? Нормально, Бруно. Я рад, что ты это сделал.
Бруно ушам своим не поверил.
– Ты серьезно? Ты не злишься на меня за то, что я пришел?
– Я очень этим доволен.
Коко их не слышала. Она смотрела в небо, любуясь фейерверком, пока последние его отсветы не померкли во тьме. Появление Винсента оказалось для нее полной неожиданностью. Когда она повернулась к Бруно, Этрих стоял рядом с ним, положив руку ему на плечо, и оба они были похожи на закадычных друзей, делящихся последним новым анекдотом.
Она обратилась к нему, виновато потупив взгляд:
– Винсент, прости меня за те слова…
Он помотал головой, давая понять, что не желает говорить на эту тему.
– Бруно, что же ты не спросишь меня о моем представлении? Не поинтересуешься, в честь чего я его устроил?
– Будь по-твоему, Винсент. В честь чего ты устроил фейерверк? – Голос Бруно прозвучал немного манерно.
– В честь моего возвращения. Благодаря тебе я решил вернуться и еще немного пожить.
Коко в восторге от этих слов пару раз громко хлопнула в ладоши. Но, вспомнив, что ожидает Этриха, стоит ему начать путь в жизнь, сразу помрачнела.
– Так ведь это здорово, Винсент. Рад за тебя, – со снисходительной усмешкой проговорил Бруно.
– Радости в твоем голосе не много, – констатировал Этрих.
Бруно Манн пожал плечами. Притворяться больше не имело смысла. Плевать ему было на Этриха. Он хотел поскорей убраться отсюда. Но напоследок, когда все будет позади, можно было бы позабавить себя собственным фейерверком. Огненное шоу – отличная идея. Он жалел, что она не ему первому пришла в голову.
– Я слыхал, о чем вы тут беседовали с Коко, – повернулся к ней Этрих.
Ее сгорбившаяся от горя фигура излучала сострадание, которое он ощущал физически, словно от нее к нему плыло облако холодного воздуха.
– Что поделаешь, Винсент, порой приходится проигрывать.
Этрих с силой сжал плечо Бруно Манна:
– Тебе никогда не дано было увидеть всю картину целиком, Бруно. Поэтому ты и на службе не добился успеха. Знаешь, как тебя за глаза называли в офисе? Дебил в галстуке!
Бруно собрался было что-то ответить, но Этрих еще крепче сжал пальцы, чтобы заставить его молчать.
– Любовь и в самом деле хаос, это ты верно заметил. Но разве она этим исчерпывается? Да, это полная потеря контроля, но только одного человека и только над собой. – Этрих широко улыбнулся своим мыслям и продолжил: – А в любви человек не одинок. Любовь исключает одиночество. Это главный урок, который ты так и не усвоил. Когда двое любят друг друга, одиночество перестает существовать. Есть – я, она и… наш Аумм, тот, что поможет преодолеть любые испытания.
– Я вам не помешал?
По проходу между машинами к ним шагал Тиллман Ривз. Никто из троих не видел его выходящим из здания, и внезапное его появление напугало бы их, не будь все они так поглощены разговором.
Этрих был совершенно сбит с толку. Мысли его мгновение назад обрели удивительную ясность и законченность, и он так жаждал их высказать, но голос Тилла нарушил их стройный ход.
Затем произошло нечто поистине удивительное: едва взглянув на Тиллмана Ривза, Винсент вдруг понял, кем тот был на самом деле. Он несколько раз открывал и закрывал рот, словно рыба, вытащенная из воды, пока наконец не зажал его ладонью.
Коко и Бруно молчали, не сводя с него глаз. Бруно не сомневался – Этрих так растерян, потому что лишь теперь осознал всю безвыходность своего положения.
– Я знаю, кто ты! – наконец обретя дар речи, сказал Этрих, глядя в упор на Тилла.
Мысли кружились у него в голове бешеным хороводом, они принимали облик ярких видений, чтобы тотчас же унестись прочь. Это было все равно что стоять у окна скорого поезда, мчащегося на бешеной скорости, и пытаться разглядеть мелькающий перелесок. Он вспомнил Тиллмана Ривза, который лежал в палате на соседней с ним койке. А после они встретились в той же больнице, куда он привез Джека. И в последний раз – несколько минут назад. Стоя у сцены, он говорил Этриху: «Ты снова умираешь, друг мой…»
– Я теперь знаю, кто ты! Ты – наш Аумм!
Тилл ничего на это не ответил.
Этрих, чрезвычайно оживившись, начал загибать пальцы:
– Ты был со мной в больнице, когда я умирал. И после я встретил тебя там, сразу после того как наткнулся на Бруно. И в моем сне ты оказался первым, кого я узнал…
– Я и теперь присматриваю за тобой в той же самой больнице, Винсент.
Несмотря на все свои возможности, ни Бруно, ни Коко не смогли догадаться, кем в действительности был Тиллман Ривз. Теперь враги переглянулись. На лицах обоих читалось одинаковое выражение беспокойства и страха. Ситуация, которой они пытались овладеть, полностью вышла из-под их контроля. Они чувствовали себя одураченными.
– Но что все это означает, Тилл? Не понимаю…
Первым опомнился Бруно. Он тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Надо же, как это он так оплошал?! Позволил этому ничтожеству обратить миг его заслуженного триумфа в дурацкую лекцию о любви, которую в свою очередь прервало появление какого-то чернокожего недоумка.
– Время не ждет, Винсент. В реальном мире тебе стало хуже. Если собираешься вернуться, не медли. – В голосе его слышались командные нотки, мол, если события пойдут не так, как ему угодно, он заставит всех собравшихся об этом пожалеть.
Тиллман Ривз, проигнорировав его требование, обратился к Этриху:
– Хаос никогда ничего не создает, он только разрушает. В нынешней Мозаике он обрел способность рассуждать, но не творить. Он способен лишь уничтожать. Вот поэтому он так ненавидит людей, которые все время что-то созидают – любовь или замки из песка на берегу моря. Вы с Изабеллой создали меня, и с тех пор я вас охраняю.
Коко не удержалась от замечания:
– Ангелов-хранителей не существует.
– А я и в мыслях не имел причислить себя к ангелам. Просто свалился с неба. – Он указал пальцем на Винсента. – Во мне воплотились лучшие черты их обоих.
Этрих мало что понял из этих объяснений, но глаза его наполнились слезами.
Бруно повернулся спиной к Этриху и изо всех сил ударил Тиллмана Ривза по лицу. Пожилой мужчина был худым и щуплым. Одного удара оказалось достаточно, чтобы свалить его с ног. Он упал, больно ударившись об асфальт спиной, и тоненько вскрикнул, словно раненое животное.
Бруно подбежал к нему и принялся бить его ногой по голове. В наступившей тишине слышны были только зловещие звуки ударов: бам-м, бам-м, бам-м… Коко и Этрих онемели от ужаса. Бруно, сосредоточенно и методично вершил расправу над беззащитным Ривзом.
Винсент Этрих никогда не принимал участия в драках. Сама идея выяснения отношений при помощи кулаков была ему глубоко чужда. Несколько раз в жизни ему довелось быть свидетелем кулачных потасовок, наблюдая за которыми он неизменно испытывал смешанное чувство досады и удивления. Вот и теперь, стоило Бруно напасть на Тиллмана Ривза, как Этриха словно парализовало. Несколько секунд он оторопело смотрел на двух мужчин, но, едва оправившись от шока, бросился на выручку Тиллману. Откуда-то издалека до слуха его донесся женский голос, принадлежавший, по всей видимости, Коко. Она крикнула:
– Нет! Не прикасайся к нему!
Но Этриха это не остановило бы даже в том случае, если бы смысл услышанного дошел до его сознания. Он схватил Бруно Манна за грудки и, оттащив в сторону, крепко стиснул плечи Короля Парка.
Секунда, вторая… Как долго он удерживал Бруно, прежде чем был отброшен прочь, как муха? Это не имело значения. В течение нескольких секунд Винсент Этрих держал в руках Хаос. Не человека, не Бруно Манна, не смертного. Хаос.
Тот прошел сквозь его кожу и проник в тело, словно инъекция чистого героина, который со скоростью отчаяния устремляется прямо в сердце и мозг. Этрих уже однажды умер и был воскрешен, теперь смерть настигла его снова, а возвращения к жизни могло и не состояться. Потому что физически Винсент Этрих на сей раз уцелел, но все, что делало его человеком, сгорело без остатка в вихре Хаоса, в этом чудовищном мире без границ. Ни о каком воскрешении Лазаря в этой зияющей пустоте не могло быть и речи – здесь не было ничего, к чему стоило бы вернуться. Здесь были только вихри разрушения и уничтожения. Невидимый цунами, сухая приливная волна, уничтожающая все на своем пути.
Не потрудившись обернуться, чтобы взглянуть, что сталось с Этрихом, Бруно продолжил избивать пожилого мужчину. Тилл ухитрился свернуться в тугой клубок, кое-как прикрыв голову руками. Удары сыпались на него один за другим, и звуки их отдавались скорбным эхом в душе Этриха.
После соприкосновения с Хаосом, которое подействовало на него словно удар тока, он вдруг почувствовал, что в теле его ожили сейчас все Винсенты Этрихи. Тот, кто жил обеспеченной пустой жизнью и умер в городской больнице в компании своего страха и Тиллмана Ривза. Тот, кто побывал в пространстве Смерти и многому там научился, чтобы, вернувшись, передать все это своему сыну. И Этрих, которого возвратила к жизни любовь Изабеллы. Все они вдруг собрались вместе и взглянули друг другу в глаза сквозь пережитый опыт, сквозь смерть и воскрешение. Они тотчас же узнали друг друга.
Бам– м, бам-м, бам-м… Бруно по-прежнему стоял к нему спиной. Ведь ему решительно нечего и некого было опасаться в этом мире. Винсентом он займется, когда покончит со стариком.
Этрих наклонил голову и снова, на сей раз медленнее, надвинулся на Бруно. Коко, поймав его мимолетный взгляд, вскрикнула от ужаса. При звуках этого отчаянного вопля даже Бруно на миг оставил свое занятие и обернулся. Шея его обнажилась, и Этрих без малейших колебаний впился в нее зубами.
Он ощутил вкус живой крови, вкус Хаоса. Рот его наполнился влажным Хаосом. Каждая клетка его организма вопила, сжимаясь от ужаса: «Плюнь, плюнь, плюнь!», но он знал, что должен проглотить эту мерзость, иначе ему не победить Хаос. Так что, пока Бруно пытался отдавить ему ноги и оттолкнуть от себя, Этрих жевал его горло.
Больше всего его удивило, что у крови, залившей его рот, вкус был относительно терпимый. Да, она была мерзкой, черной, как смола, и в ней удивительным образом смешалось все, что вызывало омерзение, тошноту, рвоту. И в то же время ей был присущ некий приятный, волнующий аромат. Ведь Хаос может нравиться… В тот самый момент, когда Этриху казалось, что он не выдержит и сплюнет черную массу, его язык и нёбо уловили эту едва различимую изысканную нотку вкуса.
И тело его вдруг мучительно захотело принять в себя еще глоток этой крови. Но тут Коко цепко схватила его за руку. Этрих вопросительно взглянул на нее.
Она знала, что делает. И знала, что собирался сделать он. Это было написано у нее на лице.
– Нет, Винсент, довольно. Остановись.
Смысл ее слов не сразу дошел до его сознания. Не все Этрихи согласны были ей подчиниться. Некоторые протестовали. Другие, сделав свое дело, медленно отходили прочь. Ему хотелось остановить их, навсегда удержать в себе. Но потом ему пришло в голову, что в случае необходимости к ним всегда можно будет обратиться за помощью, а сейчас пусть поступают как хотят.
Коко все еще держала его за руку, и он был ей за это благодарен. У его ног валялся мертвый Бруно Манн, на лице которого застыло недоверчиво-изумленное выражение. Тиллман Ривз медленно выпрямился.
Хаос пронесся по всем жилам Винсента Этриха. Руки его мелко подрагивали.
Он взглянул на Коко. Та что-то сказала, но Этрих не расслышал ни слова. Мучительная боль размером с футбольный мяч сжала его желудок. Хаос продолжал свое дело.
– Винсент!
Он с усилием поднял на нее глаза.
– Ты победил.
Винсента окружало столько разных приборов, что Изабелле с трудом удалось уместиться возле кровати и взять его за руку. Изо рта и носа у него тянулись толстые белые трубки, к груди и пальцам были прикреплены какие-то провода. На черных экранах приборов, стоявших справа от кровати, то и дело появлялись тонкие желтые линии. Все оборудование в палате интенсивной терапии издавало негромкие звуки – попискивало, потрескивало, гудело. Машин здесь было куда больше, чем людей, это Изабелла отметила про себя сразу. Единственным пациентом, не присоединенным ни к каким аппаратам, был, судя по слухам, сосед Винсента, чью кровать скрывали от взоров плотные белые шторы. Изабелла мельком взглянула в ту сторону и снова повернулась к Винсенту. Медсестра делала свою работу споро, ловко и совершенно бесстрастно. Она сказала Изабелле, что мужчина, лежавший на соседней койке, стал жертвой нападения и у него отбиты внутренности.
Китти Этрих и дети навестили Винсента часом ранее. Еще до их появления Изабелла ушла в конец коридора. Через несколько минут туда же прибежал Джек и уселся возле нее. Кроме них двоих, в коридоре никого не было.
Сцепив пальцы на затылке, Джек не без гордости сообщил:
– Я здесь был с папой несколько дней назад. В этой самой больнице.
Изабелле хотелось прижать его к себе и поцеловать в пухлые щеки, но она лишь кивнула, так энергично, словно он сказал нечто необыкновенно важное.
– Мой папа – лучше всех!
Она боялась расплакаться и потому снова кивнула, низко опустив голову. Нельзя, чтобы малыш видел, в каком она отчаянии. Но когда она справилась с собой и взглянула в его сторону, Джека уже и след простыл. И тогда она вдруг поняла, что мальчик понятия не имел, кто она такая. Ему просто хотелось поговорить с кем-нибудь о своем отце, о том, как он его любит. При мысли об этом Изабелла снова едва удержалась от слез.
Просидев в коридоре не меньше получаса, она наконец решилась пройти в комнату персонала, чтобы осведомиться у Мишель, ушли ли уже бывшая жена Винсента и его дети. Та сказала, что да, ушли, и как раз сейчас к мистеру Этриху зайдет врач и присутствие Изабеллы весьма желательно. Мишель выпалила все это скороговоркой. Изабелла пожала плечами. Что нового мог сообщить ей врач? Она уже все знала от Мишель. Тем не менее она заторопилась в палату. Лишь находясь рядом с Винсентом, она чувствовала в себе силы жить дальше.
Через несколько минут к ней подошел врач и кратко обрисовал ситуацию. Состояние Винсента нестабильно. Он срочно нуждается в переливании крови, в противном случае ситуация может принять скверный оборот. Проблема лишь в том, что у него редкая группа крови, которой нет не только в их больнице, но и ни в одном из банков крови города.
Изабелла, просияв, сказала, что это затруднение легко разрешимо, потому что у нее в точности такая же группа крови, как и у Винсента. Доктор облегченно вздохнул, но после, взглянув на ее живот, нахмурился и напомнил ей, что она беременна. Он добавил, что в ее положении даже думать нечего о донорстве – потеря крови может нанести серьезный вред плоду. Она упрямо помотала головой. Врач пустился в подробные объяснения, но она жестом прервала его и заявила:
– Я готова пойти на этот риск. Возьмите мою кровь. – Врачу отчего-то показалось, что она все загодя обдумала. – Возьмите мою кровь. – Ему надолго запомнились эти слова, но он затруднился бы сказать, чего в них было больше – самоотречения или глупого упрямства.
Нет, Изабелла Нойкор была далеко не глупа. Она вернулась из своих странствий убежденной оптимисткой. Ей было страшно, но даже в этом скорбном месте, где трещали, гудели и попискивали непонятные приборы, надежда ее не покинула. Бруно Манн, останься он в живых, никогда не смог бы понять, почему она так поступила. Выбора для нее не существовало. Она не пожертвовала жизнью Энжи ради спасения Винсента, а просто выбрала их обоих. Сперва вытащим одного, а после вместе воспитаем другого. Хаос не имел к этому выбору никакого отношения. У него не было права голоса.
Она отдавала себе отчет, что идет на риск, но от всей души верила: все закончится хорошо – для всех.
Когда за врачом закрылась дверь, она вытащила из сумочки плеер, надела серебристые наушники и включила звук. Она слушала свои любимые мелодии, которые записала еще в Вене. Первым, «с глубины в тысячу поцелуев», зазвучал голос Леонарда Коэна[7]. Она начала негромко подпевать. Винсенту нравилась эта песня. Изабелла взяла его за руку, и получилось, что они как будто слушают вместе.
Мужчина, чью кровать отделял от ложа Этриха белый занавес, впервые с момента появления Изабеллы в палате открыл глаза. Он слышал, о чем она говорила с врачом, и во все время этой беседы не мог сдержать улыбки. Пройдет немного времени, и он обратится к ней. И скажет, что просит прощения за бесцеремонность, но так уж вышло: ему невольно пришлось стать свидетелем недавнего разговора. Он осмелился ее побеспокоить только потому, что у него как раз такая же группа крови, как у нее и у ее друга. И он рад будет стать донором, если только больной не будет иметь ничего против. Но вот уж чего он точно ей не скажет, так это того, что в жилах у него течет их кровь – его и ее. Закрыв глаза, он с удовольствием слушал, как прелестная женщина мурлыкала себе под нос слова песни, похожей на заклинание, и звуки эти заполняли все пространство больничной палаты, которой суждено было еще в течение некоторого времени оставаться их домом.