Зазвонил телефон, и одновременно птица начала хлопать крыльями; звуки накладывались один на другой, усиливая друг друга. Грудь Лауры словно сжали железные обручи, дыхание с присвистом вырывалось из легких высоким истеричным диссонансом.
   Лаура, я скоро буду у тебя...
* * *
   Фил Мэйхью посмотрел, как на ринг взбирается очередная пара боксеров, потом перевел взгляд на Дикона и Архангела, которые наклонились друг к другу, точно конспираторы. Ему очень хотелось рассмеяться – он знал, что это нервное. С того места, где он сидел, все выглядело погано. Он пришел в зал заранее и видел, как появился Дикон, а потом – Архангел. Он отметил спокойствие Дикона – минимум движений, даже когда Архангел сел рядом с ним. Напряженная сосредоточенность сапера, разминирующего бомбу. Мэйхью остро ощущал свою близость к эпицентру возможного взрыва. Архангел прикинул в уме ставки и сказал:
   – Тебе не приходило в голову, что я мог приказать тебя убить вне зависимости от того, что произойдет здесь?
   – Мне пришло в голову, что ты мог попытаться, – ответил Дикон. – Итак, кто нанял Джексона?
* * *
   Лаура открыла дверь и вышла из дома. Там, куда не достигал свет из окон, темнота сгущалась и становилась почти осязаемой, она душила девушку, словно паутина. Лаура пошла на шум прибоя, спотыкаясь о заросли песчаного тростника. Она, будто лунатик, вытянула вперед руки, боясь того, чего не могла видеть. Начинался прилив, и ветер гнал к берегу барашки. Лаура слышала тихий шелест отползающих волн, сопровождаемый мертвым молчанием, потом – снова шипение, заканчивающееся глухим рычанием разбивающейся о берег волны. Она не знала, как далеко еще до берега. Сначала она искала дорожку, но теперь было непонятно, как ей поможет дорожка. Десять шагов сюда, двенадцать – обратно. Девушка не понимала, куда и зачем идет. Хотя ее глаза были широко открыты, она ничего не видела, будто слепая, и только ощущала похожие на трепещущий флаг порывы ветра на лице.
   Не помня себя, Лаура подошла к морю и вошла в воду. Волна сбила ее с ног и накрыла с головой. Тяжело дыша, она выползла из пенного потока. Огни домика показались ей единственным спасением, и она устремилась к ним, подобно путнику, преодолевающему последние шаги долгой дороги.
   Птица в дымоходе отчаянно билась за свою свободу. Телефон снова зазвонил. Раздался голос: Лаура...
* * *
   Архангел поставил «дипломат» на пол.
   – Человек по имени Бакстон, – сказал он.
   Дикон испустил тихий вздох.
   – Менеджер банка?
   – Да.
   – Джексон был программистом?
   – Да.
   – Зачем он был им нужен?
   – Я не спрашивал.
   – Попробуй ответить еще раз.
   – Он изменил программу. Кое-что добавил.
   – О'кей. Как?
   – Я не...
   – Я спрашиваю, не как он это сделал, а для чего он ее изменил? Зачем?
   – Он слегка подправил обменную ставку некоторых валют в пользу банка.
   Итак, ему удалось установить главное: Архангел говорит правду.
   – Кому это выгодно?
   – Я же сказал – банку.
   – Кому в конечном счете шли деньги?
   – Я не знаю.
   – Надеюсь, ты захватил с собой зубную щетку: сегодня ты не будешь ночевать дома.
   – Я не могу рассказать, потому что не знаю. Джексон тоже не знал. Они не сказали ему, поэтому он не мог сказать мне. Зачем бы они стали говорить? Он оператор. Они платят мне, я плачу ему. Пойми же, наконец!
   – Я могу и не поверить тебе.
   – В любом случае, это все, что я знаю.
   Дикон ему поверил.
   – Теперь можешь идти, Маркус, – сказал он.
   Выступающие на ринге тяжеловесы начали бой в темпе и, кажется, вовсе не собирались соблюдать дистанцию. Рев толпы почти заглушил позволение Дикона.
   – Почему ты отдал их ему? – Архангел замолчал, ему пришла в голову другая мысль. – Почему не захотел сторговаться со мной?
   – Я доверяю ему, – ответил Дикон, – и не доверяю тебе.
   Архангел кивнул.
   – Теперь можешь мне поверить: погляди через плечо – сейчас я буду далеко отсюда. – И вставая, добавил: – Запомни это хорошенько.
* * *
   Всю ночь птица слабела. Всю ночь звонил телефон. Некуда идти.
   Лаура передозировала вентолин. Тахикардия повторяла симптомы ее страха – порочный круг. Она скорчилась на полу, чувствуя, как бешено бьется сердце в грудной клетке, и прислушиваясь к крикам умирающей птицы.
   Теперь крылья бились реже и слабее, хотя изредка птица собирала остатки энергии и отчаянно колотилась несколько секунд. После таких приступов наступало долгое затишье, потом – снова приступ, уже слабее.
   Всю ночь отчаянные усилия птицы отзывались эхом в ее пульсе, сначала быстром, потом ослабевшем. Пару раз она засыпала помимо своей воли, ее истощение дошло до предела. Каждый раз ее будил телефонный звонок.
   Лаура... Я совсем рядом... почти за дверью... почти здесь. Я вижу огни в доме... Я вижу дверь... Лаура... я хочу... хочу...
   Некуда идти. Умирающая птица бьет крыльями, звонит телефон – сужающийся с каждым часом круг страха сдавливал ей легкие. Она чувствовала себя так, будто ей в горло засунули деревянную затычку с крошечным отверстием для дыхания. Безумие оставаться внутри, безумие идти наружу, безумие включать свет, безумие прятаться в темноте. Безумие двигаться – и безумие сидеть неподвижно.
   В мертвый час перед самым рассветом крылья перестали биться – птица ждала смерти. Лаура тоже ждала, глядя на дверь. Для нее было бы почти облегчением увидеть, как она открывается, подчиниться моменту, покорно отдаться в его руки.
   Лаура... я хочу... хочу...
   Она ждала, как ребенок, широко открыв глаза и затаив дыхание. Она ждала, как невеста ждет жениха.

Глава 31

   Дикон вздремнул часа два и выехал рано. Припарковавшись недалеко от своего домика, он нажал на гудок и вышел из машины. Было без чего-то восемь, и солнце еще не поднялось; пляж оставался в тени, зато море маслянисто поблескивало. Дикон сошел с дороги в высокую траву и по отлогому спуску направился к дому. В тени трава была еще мокрой от росы. Он ожидал, что Лаура выйдет ему навстречу, но, с другой стороны, понимал, что она могла еще не проснуться.
   Дом был пуст. Сначала это его не слишком насторожило – возможно, она вышла погулять с утра пораньше. Однако постель была не смята, потом на глаза ему попались сломанный нож и царапины на обшивке камина.
   Снаружи слышались только крики морских птиц и тихий шелест волн. Дикон позвал ее и подождал. Тишина. Крикнув еще пару раз, он обошел вокруг дома и направился по песчаной бровке к дорожке, ведущей на пляж. Поднявшись наверх, Джон оглянулся и увидел ее, вернее даже не ее, а силуэт человеческой фигуры, безмолвно сидящей к нему спиной у границы прибоя. Он устремился вниз, увязая в теплом песке, а когда она не ответила на его оклик, – побежал, шлепая ногами по сверкающей от отраженного солнца воде. Лаура сидела, слегка наклонившись вперед и опершись на руку, ее ноги были испачканы в тине.
   – Лаура! – позвал он.
* * *
   Лаура рассказала ему о событиях прошлой ночи, не поворачиваясь к нему и пряча глаза, когда он сел рядом с ней и положил ей на спину руку, будто желая защитить ее от опасностей. Она на это не отреагировала. Упорно глядя на море, она говорила монотонно, без всякого выражения, иногда обрывая фразу, когда не могла произнести ее на одном дыхании, – так обычно делают дети. Когда рассказ был закончен, он сказал:
   – Прости. Я больше не оставлю тебя одну, обещаю тебе. – Спустя довольно долгое время он добавил: – Нам надо ехать, Лаура.
   Она не двинулась с места.
   Солнце палило нещадно. Начинался отлив. Дикон поднял ее, и она склонилась ему на плечо, как жертва автокатастрофы, едва держащаяся на ногах. Он ощущал ее дрожь; из-за слабости она не могла ни рыдать, ни забиться в истерике. Они дошли до машины, где он взял монтировку, а потом вернулись в дом. Используя камень в качестве молотка, Джон вскрыл камин меньше чем за пять минут.
   Это был черный дрозд, весь истрепанный, как старая перчатка; одно крыло было все еще вытянуто, словно в полете, а другое – согнуто и сломано. Смерть затянула белой поволокой его глаза. Дикон вынес его из дома и выкинул в кусты, потом запер дверь и пошел с Лаурой к машине. Пока они ехали по узкой грунтовке, ведущей от дома к шоссе, она начала клевать носом. Уже через милю она крепко спала.
   Спустя два часа Дикон съехал с шоссе. Он медлил со въездом в Лондон: ему не хотелось говорить о деле ни в ее, ни в своей квартире. Лаура проснулась, когда они съехали с главной дороги и снова оказались на грунтовке, хотя здесь она была ровнее, чем в Корнуолле; по сторонам виднелись деревья, мирные Долины и идиллические пастбища.
   – Куда мы едем? – Она огляделась, приоткрыв губы в натужной улыбке. Ее голос все еще был неживым.
   – Ищем паб, чтобы поесть и выпить. – Он подробно рассказал ей то, что узнал вчера вечером от Архангела.
   – Итак, Бакстон, – сказала она.
   – Да.
   Она немного помолчала, потом сказала со вздохом:
   – Я предполагала что-то в этом роде.
   – Да.
   – Мне очень хотелось бы выйти из игры, но я знаю, что мы не можем это сделать. Когда я пришла к тебе, чтобы рассказать о Кэти... это было правильно, но я не предполагала, во что это выльется. У меня такое чувство, словно я затеяла игру, а потом ко мне присоединились другие люди, большие и опасные. Я хочу остановиться, но не могу, потому что это я придумала игру и пригласила их участвовать в ней. – Она поглядела на Дикона. – Теперь уже поздно отступать, правда?
   Он кивнул.
   – В любом случае...
   – Продолжай.
   – Кто бы ни убил Кэйт, звонивший тебе человек пока еще темная лошадка. Я еще не знаю ответов на все вопросы, но очевидно одно: в банке имеет место мошенничество под руководством менеджера. Кэйт обнаружила нечто важное, она стала опасной, и ее убрали. Это было сначала просто поручением, а потом стало хобби. Ясно, что ему многое известно о тебе – он был в твоей квартире, потом следил за тобой... Я хочу сказать, что все это неизбежно случилось бы, независимо от того, обратилась бы ты ко мне или нет.
   – Он все равно бы, – Лаура подыскивала слово, чтобы точнее выразить свою мысль, – все равно захотел бы меня.
   – Да.
   Лаура знала, что Дикон прав. Это было очевидно.
   – Что ты собираешься делать? – спросила она.
   – Наверное, надо поговорить с Бакстоном. У тебя есть его домашний адрес?
   – Да. Ты уверен, что нужно именно это?..
   – Кто его знает, – ответил Дикон. – Мне в голову приходит только один вариант.
   – А что потом?
   – Возможно, потолковать с Филом Мэйхью. Это зависит от того, что я узнаю у Бакстона.
   – Бакстон. – Лаура слабо улыбнулась. – Ты прав насчет него: банки, биржи, фирмы, долговые обязательства, займы, просачивающиеся сквозь границу наличные. В мире крутятся деньги.
   Они нашли деревенский паб. Лаура хотела сесть у стойки бара, но Дикон вынес напитки и бутерброды на улицу, и они расположились за столиком недалеко от входа. Ему не хотелось задавать этот вопрос, но пришлось.
   – Эти телефонные звонки прошлой ночью... – (Она кивнула.) – Расскажи мне о них еще раз.
   – Но я уже...
   – Я хочу услышать это снова.
   Она опустила глаза и сжала руками кружку с пивом. Где-то внутри нее вновь зазвучал тот голос.
   – Я не помню, сколько раз. Восемь, а может, двенадцать. Каждый раз... каждый раз он говорил... – Она повторила Дикону слова, которые уже выучила наизусть.
   Пока она говорила, ее голос становился все слабее и слабее и под конец стал еле слышным.
   – Почему ты не выдернула телефон из розетки? – спросил он.
   Она обалдело взглянула на него, словно он предложил идеальное решение проблемы, только слишком поздно.
   – Не знаю. – Ее глаза были широко открыты. – Господи, я сама не знаю почему!
   – О'кей, – коротко сказал он.
   Воцарилось непонятное для нее молчание. Оно пугало ее, и она постаралась думать о другом.
   Он уже собирался заговорить первым, когда она сказала:
   – Я не могу вернуться в банк. По крайней мере, не сейчас.
   – Разумеется.
   – Они знают, что у меня бывают приступы астмы, это не покажется им странным. Я и раньше брала выходные по этой причине, как правило, на два дня. Мне надо поставить их в известность. – Лаура порылась в сумочке в поисках мелочи. – Я могу позвонить отсюда. – Она говорила гораздо увереннее, чем раньше, радуясь, что нашла себе какое-то дело.
   – Здесь нет телефона, – сказал Дикон ровным голосом.
   – Есть. – Она нашла монетки. – В углу бара.
   Дикон покачал головой.
   – Здесь вообще его нет, – твердо повторил он.
   Лаура подняла голову, начала что-то говорить – и сразу же замолчала. Дикон глядел на нее в упор. Внезапно она ощутила холод, словно ей приложили к спине мешок со льдом. Не может быть, она ослышалась... Не может быть...
   – В пляжном домике, – сказал Дикон, – тоже нет телефона. И никогда не было.

Глава 32

   Лаура проснулась в четыре утра и лежала с закрытыми глазами. Еще не рассветало. Вдруг ей показалось, что ее тело сжалось в конвульсиях, хотя на самом деле это была обычная судорога. Ночью ей снилось, что она стоит на пляже, собираясь искупаться, и раздевается, но вместо одежды снимает с себя кожу – стягивает ее с плеч и бедер, точно резиновую оболочку. Она входит в море по щиколотку, и холодная вода обжигает ее обнаженные нервные окончания. Зайдя по шею, она оттолкнулась от дна и нырнула. Волна поглотила ее, она закричала и проснулась, не успев снова вынырнуть на поверхность. Проснувшийся одновременно с ней Дикон положил ей руку на плечо.
   – Я не понимаю, – сказала она.
   – Я тоже.
   Лаура спала, поджав ноги, и теперь повернулась, вытянулась во весь рост и прижалась к нему.
   – Мне снился сон.
   Он не был уверен, про какой сон она говорит – про вчерашний или сегодняшний, – поэтому осторожно спросил:
   – А я был в твоем сне?
   – Нет. Я купалась и сбросила свою кожу, будто змея.
   Значит, имелся в виду сегодняшний сон. Дикон не решился предположить, что все происшедшее в пляжном домике было просто затянувшимся сном наяву. Это означало бы, что он считает ее неврастеничкой. Что-то случилось... и вместе с тем ничего не произошло. Он задавал себе вопрос, было ли это порождением ее фантазии под действием страха? Тени в темноте, шум ветра... Словно читая его мысли, она сказала:
   – Птица была настоящей.
   – Да, – подтвердил он, – птица была настоящей.
   Они говорили шепотом, словно опасаясь, что их подслушивают. Дикон успокаивающе гладил ее по спине, мягко проводя ладонью вдоль позвоночника и ниже, по бедрам. Секунду спустя она подстроилась под его ритм, слегка изогнулась и начала легонько водить пальцами от его плеч к талии. Он вздрогнул и напрягся.
   «Насколько это важно для нас? – подумала она. – Неужели мы занимаемся сексом только затем, чтобы утешать и защищать друг друга? Неужели секс для нас – только убежище от страха?»
   Они поменяли положение, слегка отодвинувшись друг от друга. Она раскинула ноги, открываясь ему, а потом соединила в кольцо большой и указательный пальцы на его напряженном члене и несколько раз провела рукой – вверх и вниз. Он поднял руку к ее грудям и, наклонив голову, нежно тронул губами сосок; она изменила позу, и его рука снова оказалась у нее на животе.
   – Что ты собираешься делать? – прошептала она, не прекращая двигать рукой.
   – С Бакстоном?
   – Да.
   – Хочу найти что-нибудь такое, чем можно ему пригрозить.
   – Ты уже придумал?
   – Пока нет. То, что он любит. То, чего боится.
   – Но что именно?
   – Тебе лучше знать. Вот ты мне и посоветуешь.
   Они говорили так тихо, что шелест постельного белья почти заглушал их слова. Она провела руками по его мускулам – от плеч книзу. Ее губы нежно коснулись его губ, глаз, лба и замерли.
   – Ты спрашивал у меня его адрес. Почему домашний, а не служебный?
   Он тронул приникшую к нему грудь, потом провел руками по ее талии, по округлости ягодиц и проник между бедер. Она раскинула ноги еще шире. Его член скользнул у нее между ног: не позволяя ввести его, она начала двигать им туда-обратно, получая наслаждение при каждом толчке.
   – Он не так уязвим в банке, – сказал Дикон. Потом добавил, как если бы забыл сказать об этом раньше: – Дома он гораздо более уязвим.
   – Я не могу пойти с тобой, – сказала она. – И не могу оставаться здесь одна.
   – Конечно нет. Не волнуйся. Может быть, поедешь к друзьям?
   – Может быть, – выдохнула она.
   – Тебе все равно будет худо?
   – Да, наверное. Впрочем, я не уверена.
   Их речь теперь подчинялась ритму движений. Несоответствие между тем, что они говорили, и тем, что делали, возбуждало их. Это сообщало сексу нечто сокровенное. В кромешной темноте они ощущали друг друга по большей части на ощупь, на вкус и на запах, слова чередовались со вздохами и шелестом простыней. Она повернула его на спину и села на него верхом, впуская его в себя.
   – Я не могу жить в своей квартире. Ты не против, если я останусь у тебя?
   – Нет.
   – Это еще ничего не значит.
   – Может быть, и значит.
   – Ты так считаешь?
   – Не знаю.
   – Мне здесь нравится. Я люблю высокие потолки. И ласточек по вечерам.
   – Помнится, ты говорила, что он работает допоздна, этот Бакстон. По четвергам?
   – Да.
   – Каждый четверг?
   – В общем, да.
   Сидя на нем, она медленно раскачивалась взад-вперед. Дикон держал ее за руки. Каждый раз, когда она устремлялась к нему, мышцы ее ног напрягались, а он, просунув руку между ее бедер, легонько трогал ее и свою плоть.
   – В моем сне вода сожгла меня, как сухой лед.
   – Где ты была?
   – На пляже.
   – Это был просто сон.
   Она убыстрила ритм, всей своей тяжестью нажимая вниз; ее спина изогнулась в его руках. В такт ей он поднимал и опускал бедра, стараясь не отставать. На фоне темных штор ему был виден абсолютно черный силуэт ее головы и тела.
   – Неправда! Это никогда не бывает просто сном.
   – Я знаю.
   Их шепот отражался от стен. Она подняла голову и выпрямила спину; теперь двигались только бедра и живот, вжимаясь в него изо всех сил, чтобы соитие получилось возможно более глубоким.
   – С тобой мне не страшно... – Дикон скорее угадал, чем услышал, ее слова, заглушаемые громким дыханием.
   – Не волнуйся, больше я не оставлю тебя одну.
   Внезапно она вскрикнула, задвигалась быстрее, вскрикнула снова... Он выгнул спину, принимая тяжесть ее тела на бедра; она извивалась, откидываясь назад и в стороны, сжимая его своими бедрами. Крик удерживался на одной ноте, высокий и протяжный. Потом она упала вперед и затихла; ее волосы разметались по его лицу.
   Когда ее пульс пришел в норму, она подвинулась вперед и положила голову ему на плечо.
   – Я не понимаю, что произошло. Я думала, что буду здесь в безопасности.
   – Я тоже, – ответил Дикон.
   – Поначалу было похоже на это. Я пошла вниз, в бухту, – ну, ты понимаешь...
   – Да.
   – Море и чайки над утесом... – Она приблизилась ртом к его уху, шепот клокотал у нее в горле. – Я ощущала отстраненность ото всего. И безопасность.
   – Туда никто не ходит – до ближайшей деревни несколько миль.
   – Даже когда я услышала шум в камине, я...
   – Иногда забредают туристы, но они не спускаются с утеса.
   – ...не испугалась... но потом... – Она не сказала, что произошло потом, потому что больше не была в этом уверена.
   Дикон прижал к себе ее голову, свободной рукой провел по ее спине.
   – Что ты расскажешь Филу Мэйхью?
   – Об Архангеле?
   – Да.
   – Я еще не до конца решил.
   – Разве ты... – она запнулась, – не доверяешь ему?
   – Не в том дело. Фил – мой старый друг, когда-то мы были неразлучны. – Его рука ласкала ее тонкую талию. – Я не доверю людям, перед которыми он отчитывается.
   – Д'Арбле?
   – Да.
   Стоило Лауре чуть-чуть изменить положение тела, как Дикон с шумом втянул воздух и весь напрягся. Она продолжала перемещаться – предельно осторожно – в поисках более удобной позы, легонько покачиваясь туда и обратно – как набегает и откатывается от берега легчайшая морская волна.
   – Может быть, пора выяснить, что Фил хочет знать на самом деле?
   – Но ведь он помог тебе провернуть операцию с героином.
   – Очень неохотно.
   – Но все-таки помог!
   – Хотелось бы мне знать, что он потребует взамен.
   – А как ты сам думаешь?
   – Скорее всего, он захочет, чтобы я утихомирился. Сперва он помогал мне потому, что ему было любопытно узнать, что из этого выйдет. Теперь он, похоже, считает, что зашел слишком далеко.
   – Ты согласишься?
   – Это невозможно, ты же сама сказала.
   Она протянула руку назад и погладила его между ног, заставив возбудиться еще больше. Из открытого окна тянуло свежим ветерком, но комната еще хранила дневное тепло. Их тела покрылись потом. Она наклонилась и слизнула капельку влаги с его виска.
   – Ты скажешь ему о Бакстоне?
   – Не думаю. Во всяком случае, не теперь.
   – Когда ты собираешься им заняться?
   – Бакстоном?
   – Да.
   – Завтра вечером. К тому времени я что-нибудь придумаю.
   – Положи меня на спину.
   Он перевернул ее, не вынимая члена. Она раскинула ноги пошире и подняла колени. Он вынул пенис, потом медленно ввел, снова вынул, словно водя смычком по виолончели, стараясь не сбиться с ритма. Она положила руку ему на грудь, потом опустила ее ниже, прижимая кончики пальцев к его члену.
   – Я привыкла думать только о себе, – сказала Лаура. – Теперь я боюсь за нас обоих. – Он слегка ускорил ритм, и она убрала руку, чтобы полностью открыться и отдаться ему. Он двигался над ней в темноте, блестящий от пота, доставляя ей наслаждение. – Я слышала, как шумит море, – сказала она. – И как птица бьет крыльями. Птица была настоящей.
   – Да. Черный дрозд.
   – Он застрял в камине.
   – Да, он там был. Я его нашел. Не волнуйся, Лаура.
   – Я подумала, что сошла с ума, когда ты сказал, что там нет...
   Он поднял голову и закрыл ей рот поцелуем.
   – Что это было? Что с тобой произошло?
   – Я не знаю.
   Он обнял ее одной рукой за плечи, а другой – за талию и приподнял ее, двигаясь так неистово, словно изгонял из нее страх. Темнота, казалось, сгустилась – так близко было его тело. Он тяжело дышал, постанывая на выдохе, протяжно и монотонно.
   Почувствовав, что он сейчас кончит, она расслабилась.
* * *
   Они молча лежали, соприкасаясь бедрами и плечами, но не спали. Теперь они уже могли видеть друг друга в бледных лучах рассвета, просачивавшихся по краям шторы. В саду пели птицы. Кто-то закричал на улице, потом засмеялся. Проехала машина.
   – У него есть дочки, – сказала Лаура.
   – У Бакстона?
   – Две дочери, жена и собака. На его столе стоят их фотографии. – Дикон ждал продолжения. – Он любит говорить о своих дочерях. Бакстон – очень домашний человек.
   Вскоре Дикон задремал. А Лаура смотрела, как в комнате постепенно светает, пока солнце не засияло в полную силу, просвечивая сквозь неплотную занавеску. Рассказав Дикону о дочерях Бакстона, она испытывала странное чувство, как если бы в этом таилась угроза для нее самой.
* * *
   Если бы точки необратимости действительно существовали, то они могли бы стать точками отсчета. В реальной жизни все происходит менее драматично: одно событие заслоняет другое, шаг следует за шагом, и оказывается абсолютно невозможным вычислить обстоятельства, которые привели к успеху или поражению. Никому не дано предугадать неведомое.
   Дикон знал, что его встреча с Бакстоном изменит соотношение сил. Начать с того, что он, Дикон, сыграет в открытую и приблизится к центру событий. Если он получит то, что хочет получить от Бакстона, то будет знать больше, а это небезопасно. Но он и Лаура уже сделали много шагов до пути, начавшемуся с ее первого звонка. Встреча с Бакстоном – не что иное, как следующий шаг, рискованный и неизбежный.
   Он ехал по пригороду, ощущая гнетущее чувство антипатии, почти враждебности. Здешние жители боятся дикости – как города, так и деревни. Между ними они чувствуют себя в безопасности: это общая земля, где царит порядок и закон.
   Он нашел нужную улицу: на ней стояли скрытые среди деревьев большие дома с обширными садами спереди и сзади. Все здесь говорило о богатстве и комфорте: дорогие машины, частные школы, дорогие пансионаты. Здесь говорили не просто «хочу», а «я хочу». Дикон подъехал к самому дому и прошел через оранжерею к входной двери. Ему открыла женщина лет сорока с небольшим, элегантно одетая и с естественным загаром. Платье было модным и, пожалуй, слишком молодежным для нее.
   – Вы – миссис Бакстон? – спросил Дикон.
   – Да. – Она держала дверь распахнутой, словно зная, что ей нечего бояться.
   – Я бы хотел побеседовать с вашим мужем.
   – Мы обедаем.
   – Очень жаль.
   Она поколебалась, но потом сделала приглашающий жест.
   – Он знает вас?
   – Меня зовут Джон Дикон.
   Она оставила его в коридоре и ушла. Через пару минут появился муж.
* * *
   Том Бакстон был невысок ростом, подтянут и собран – таких мужчин обычно называют ухоженными. Зачесанные назад темные волосы, истонченная кожа лица – результат слишком частого и тщательного бритья, – маленькие кисти рук. На скулах проступает лиловая паутина лопнувших вен. Одет по-домашнему: легкие голубые брюки и рубашка «Лакоста». Он улыбался одними губами: вежливо, с оттенком легкого удивления.
   – Чем могу служить?
   – У вас работала девушка, Кэйт Лоример. Она обнаружила, что кто-то изменил ставку обмена валюты в одной из ее программ. Потом она умерла. – Дикон проговорил это негромко и быстро.