* * *
   Темное непристойное личико шила-на-гиг искрилось смехом. Между ног у нее зияла широкая пропасть, суля обильную жатву.

Глава 49

   Перемену погоды предсказали еще несколько дней назад, но она все не наступала. Честно говоря, мало кто этого хотел. Люди привыкли к жарким багровым ночам, им понравилось жить на открытом воздухе на средиземноморский манер. Город расслабился, и это было приятно.
   Пару дней Лаура отдыхала, но так и не смогла избавиться от перехватывающих дыхание спазм больше чем на несколько часов подряд. Ночью Дикон слышал свистящее дыхание Лауры, утро для нее начиналось с нажатия на кнопку ингалятора. Это был еще не кризис, но он скоро мог начаться. Беспокойство Дикона только ухудшало положение, раздражая ее, хотя И раньше, в преддверии неизбежного приступа, она становилась болезненно чувствительной.
   – Все нормально, – твердила Лаура. – Я справлюсь сама.
   Или:
   – Ты никогда еще не жил с астматиком. Не надо со мной нянчиться, это только портит дело.
   Лаура боролась с недомоганием в одиночку, чувствуя симптомы надвигающегося приступа. Наконец она поняла, что ей придется сдаться – точно так же, как перед бегством в Корнуолл. При воспоминании о той ночи и о птице, застрявшей в каминной трубе, ее сердце забилось быстрее и легкие сжались от спазма.
   Это ожившее воспоминание всю ночь преследовало Лауру во сне. На следующее утро Дикон увидел ее стоящей на коленях у телефона и лихорадочно листающей странички блокнотика для записей. Он сварил кофе, вполуха прислушиваясь к разговору.
   – Майлз, это Лаура Скотт... Знаю. Да. Я уезжала. Я могу... Вот именно. Я пыталась не обращать на это внимания, но ты понимаешь, как... Ты живешь все там же? На новом месте? Значит, у меня записан новый номер... Да, буду... Могу... Договорились.
   Дикон принес ей кофе, потом вернулся на кухню, чтобы поджарить тосты. Принеся их в гостиную, он спросил:
   – Может, мне поехать с тобой?
   Она откусила тост и отказалась.
   – Лучше я одна.
   Лаура приняла ванну и оделась. Через полчаса она уехала.
* * *
   Дикон ходил из комнаты в комнату, прибирая квартиру. Сравнения больше не имели для него значения, но он продолжал подмечать различия: дотошность Мэгги и неряшливость Лауры, которая сказывалась абсолютно во всем, – она даже не закрыла тюбик с зубной пастой. Он привинтил колпачок и пошел в спальню. Чемодан Лауры лежал на полу, распакованный только наполовину. Они не договаривались жить вместе, это вышло само собой после той страшной ночи. Лаура не могла заставить себя занять столько места в шкафу, сколько ей было нужно. Ее нерешительность знаменовала собой остававшийся без ответа вопрос.
   Это имя не выходило у него из головы.
   Дикон чувствовал себя так, будто стоит посередине моста. Начав с одного конца, он прошел лишь половину и остановился на полдороге. Мэгги была на той стороне, откуда он ушел. Идти дальше – значило сделать выбор, а Дикон не был уверен, что готов к этому. Но и вечно оставаться на мосту было нельзя. Он поднял шторы в спальне, взял с прикроватного столика чашку – и вспомнил это имя. Майлз Аллардайс. Но то, что было с ним связано, ускользало от него.
   Места, размышлял Дикон, забывать всего труднее. Он знал людей, которые, расставшись, закрывали для себя целые районы, иногда даже страны – их страшила сама мысль о возвращении. И все-таки ему казалось, что важнее не место, а время. Только время остается живым воспоминанием, потому что люди добровольно решаются снова и снова переживать его. Он испытывал это на себе. Ему припомнилось, с какой готовностью повез Лауру в домик на пляже, где она, по его мнению, должна была быть в безопасности. Нет, дело не в месте.
   Воспоминание вернуло его к мысли об имени. Тогда Лаура ездила на встречу со своим гипнотерапевтом – это было единственное средство ослабить приступ астмы. Аллардайс. Имя вспыхнуло как искра и тут же погасло.
   Он провел еще минут десять за мытьем кофейника и чтением книги, из которой не запомнил ни слова, потом вернулся в спальню и начал вешать вещи Лауры в шкаф, что собирался сделать с утра.
* * *
   Ставни всегда оставались закрытыми. Они жили в полумраке, окруженные тенями. Они жили воспоминаниями и планами. Они жили грезами, заключающимися в баллончике шприца.
   Аллардайс выложил на кровать одежду Элёйн, аккуратно свернутую и поглаженную. Ее косметику он поставил на столик перед зеркалом. Скоро должна приехать Лаура. Аллардайс прижал руку ко рту и больно укусил, чтобы подавить поднимающееся возбуждение. Лаура... а потом Элейн обычной походкой войдет в комнату и поприветствует снующие по стене тени. Сейчас он любил ее так же сильно, как в детстве. Сестра и любовница. Она еще ничего не знает – эта мысль будоражила его.
   Он приготовил стул и, давясь от смеха, оглядел комнату, словно хозяин, с нетерпением ожидающий гостей.
* * *
   Дикон засунул освободившийся чемодан под кровать. Это было не воспоминание, а нечто другое – инстинкт. Он чувствовал себя как человек, начавший работу и тут же забывший, что хотел сделать.
   Дикон взял оставленную Лаурой записную книжку и нашел нужную страницу. Майлз Аллардайс -номер квартиры, улица, телефон. Нет, не то. Он ожидал найти здесь более подробную информацию. Впрочем, запись, сделанная рукой Лауры, наводила на какую-то мысль: длинный хвостик у одной буквы делал ее похожей на букву греческого алфавита. Но нет, не то...
   И вдруг его осенило.
   Почти воочию он увидел, как Мэйхью протягивает ему тонкую синюю книжечку со словами: это календарь Лоример, он нашелся в ящике... Дикон будто заглянул через свое собственное плечо и увидел, как его пальцы переворачивают страницы. Майлз Аллардайс.
   Дикон подошел к столу и рывком вытащил весь ящик. Он быстро нашел синюю книжечку и пролистал ее. Раз в неделю, иногда через неделю: Майлз Аллардайс.Кэйт пыталась бросить курить – может быть, не столько ради себя, сколько ради Лауры. А потом, по прошествии нескольких недель, только инициалы: МА – против каждой назначенной даты.
   В его ушах зазвучал голос Лауры: «Я не понимаю...» И потом: «Птица была настоящей». Интуиция не подвела Дикона. Он понял, что она верила,верила в реальность телефонных звонков.
   Джон листал календарь, комкая страницы. День смерти Кэйт. Его взгляд упал на колонку встреч. МА.

Глава 50

   Дикон бежал. Он пытался подъехать на машине как можно ближе, но застрял в автомобильной пробке в полумиле от нужного дома. Пробка возникла из-за того, что бригада дорожных рабочих ремонтировала шоссе, оставив для проезда только одну полосу. Боковые улицы тоже были забиты – водители пытались объехать ловушку. Дикон бросил машину прямо в том месте, где застрял.
   Телефонные звонки. О Боже, телефонные звонки... Убийца говорил ей о том, что хочет с ней сделать. Дикон вспомнил рассказ Мэйхью о смерти Джессики Мередит. Зеркало и написанное на нем кровью слово «Слава».Он бежал что было сил и плакал, выкликивая имя Лауры.
   Он нашел улицу и дом. Окна были закрыты ставнями, дверь не заперта. Дикон отворил ее и шагнул в кошмар.
* * *
   После яркого солнечного света Дикон ничего не увидел. Он крепко зажмурился, потом снова открыл глаза. Сквозь мельтешение желтых пятен проступил коридор и три ведущие из него двери. Дикон прислушался. Из-за дальней двери доносились звуки голосов, мужского и женского, но это не был голос Лауры. Дикон прошел по коридору и открыл эту дверь.
   В комнате царил полумрак, к которому его глаза не сразу адаптировались. От зловонного запаха его чуть не вырвало. Два силуэта – один сидит, другой стоит наклонившись вперед и протянув руки, будто ухаживая за больным. Потом силуэты разделились, и Дикон смог разглядеть эту сцену лучше. На стуле сидела с плотно прижатыми к бокам руками нагая женщина, которую он сперва не узнал. А к нему приближалась другая женщина, высокая и худая, с ярко накрашенным лицом. На ней была персикового цвета блуза, которая светилась в полутьме. Женщина держала руку за спиной.
   Их руки столкнулись: женщина попыталась нанести удар ножом снизу, но инстинкт Дикона сработал безотказно. Отбив удар, он отступил назад, но при этом край кровати ударил его в поджилки, и он упал. Аллардайс упал вместе с ним и снова нанес удар. Лезвие скользнуло по ключице, слегка задев плечо. Дикон обеими руками захватил кисть Аллардайса и сжал ее. Потом он откинулся назад и, согнув колено, резко ударил им в грудь противника.
   Аллардайс судорожно втянул в себя воздух и с громким воплем откатился в его сторону, развернувшись на бок. Дикон повернулся и, не отпуская запястья, встал над ним на колени. Размалеванное лицо перекосилось от боли, рот превратился в окрашенную по краям помадой неровную дыру, но свободную руку он по-прежнему тянул вверх, пытаясь достать до Дикона – до его носа, губ или чего-нибудь другого, что можно изуродовать и разорвать. Комната наполнилась его голосом – голосом Элейн, – от нечеловеческого усилия перешедшим в вой и рычание.
   Дикон увернулся от его руки и изо всех сил надавил прямыми руками вниз, выворачивая запястье Аллардайса. Он почувствовал, как рвутся связки и с треском ломается сустав. Аллардайс оскалил зубы и закричал. Его ноготь начал царапать Дикону лицо, подбираясь к глазам. Дикон взял нож в обе руки острием вниз и изо всех сил ударил в солнечное сплетение.
   Изо рта Аллардайса вывалился язык. Струйка крови потекла из уголка губ, пенясь, словно ручей. Казалось, он пытается заговорить. Дикон не выпускал из рук ножа, не в силах пошевелиться. Его трясло.
   Наконец, очень медленно он отполз от трупа, опершись сначала на одну ногу, потом, немного погодя, на другую. Поворачиваясь всем телом, как человек на грани полного истощения сил, он оглядел комнату.
* * *
   Две фигуры в креслах. Одна, полностью утратившая человеческий облик, сгнила и превратилась в полураспавшийся мешок слизи, увенчанный обгрызенной мертвой головой. Другая – теперь Джон это понял – была Лаура. Контуры ее лица неузнаваемо изменились из-за того, что Аллардайс засунул ей в рот тряпку и заклеил его лентой. Однако на этом он не остановился. Он начал с ее волос, и на другое ему не хватило времени. Над ушами и на макушке волосы были коротко обрезаны. На лице в тех местах, где его оцарапал нож, выступила кровь. Ремень плотно притягивал ее шею к спинке кресла, щекой она безвольно приникла к плечу. Все тело было предельно напряжено.
   Дикон сорвал ленту и вытащил кляп. Лаура взглянула на него круглыми от страха глазами и забилась в конвульсиях. Из-за кляпа во рту она уже начала задыхаться. Удушье и страх... Дикон освободил ее и вывел в коридор; потом принес ее одежду. Медленно, вещь за вещью она натянула ее на себя, не разрешая ему помогать. За все время она не проронила ни слова.

Глава 51

   Она оправилась не сразу. Дикон подстриг ее как сумел, старательно подравнивая изуродованные пряди. Получилась короткая, как у ребенка, стрижка лесенками. Он приносил ей еду в разное время суток в надежде, что она хоть немного поест. Он говорил с ней, не рассчитывая получить ответ. Он лежал ночью с открытыми глазами – порез на плече причинял ему боль при всяком неловком движении – и со страхом ждал ее кошмаров. Ночник был постоянно включен. Однако она спала крепко, словно под действием наркотиков.
   Даже теперь Дикон не мог с полной уверенностью сказать, что это было – то, что они оставили в той страшной комнате. Кто и когда узнает про это? Он строил разные предположения, нашел несколько вероятных ответов, но на самом деле это его волновало не слишком. Один раз по какому-то делу позвонил Эдвард Хендерсон. Дикон выслушал его, сказал, что все отлично, и повесил трубку. Лаура не покидала постели и большую часть времени проводила во сне. Дикону уже начало казаться, что он, возможно, пытается справиться с чем-то таким, что ему не по силам.
   Он читал, слушал музыку и ждал сам не зная чего. Он недосыпал ночами, следя за ней, и урывал время для сна днем.
   Однажды Дикон услышал такой звук, будто что-то волокут по полу, потом – приглушенный стук. Войдя в спальню, он увидел Лауру стоящей перед шкафом. Ее чемодан лежал на кровати. Она собирала вещи. Он смотрел, как она складывает джинсы и блузки, засовывая их в чемодан.
   – Давай уедем, – сказала она.
* * *
   Двигаясь на запад, они попали в зону меняющейся погоды. Воздух стал влажным, а на небе появился оттенок желтизны.
   Когда они подъехали к домику на пляже, Лаура попросила Дикона подождать снаружи и зашла внутрь одна. Через пять минут она появилась на пороге и, будто читая его мысли, сказала:
   – Дело не в месте. – Потом добавила, словно убеждая саму себя: – Это просто дом.
   По тропинке, петлявшей среди утесов, они пошли на пляж, надеясь хотя бы ла слабый ветерок. На море был отлив, вода была непрозрачная, как и небо, волны чуть слышно плескались о берег.
   – Птица была настоящей, – сказала Лаура.
   – Да.
   – Но телефон – голос и все остальное... Он приказал мне слышать это. Он посеял эту идею в моем сознании. – Она выразилась так, словно это было какое-то ядовитое растение.
   Дикон уже понял, как Чедвик нашел этого человека. Между «Эм-Доу», «Нимродом», Д'Арбле и службой безопасности прослеживалась четкая связь.
   – Каким-то образом он использовал постгипнотическое внушение, когда убил Кэйт и когда убивал остальных женщин, – сказала Лаура. Этот вопрос она задавала себе самой.
   Точно так же, как он приказал Лауре слышать телефон, он приказал Кэйт не видеть его самого. Ты услышишь телефон, ты услышишь, как голос будет говорить...Голос Аллардайса. Все будет так, будто ты одна. Ты никого не увидишь.
   Каким-то образом, – сказал Дикон. – Я этого не знаю...
   Лаура чертила беспорядочные линии на песке.
   – Вот почему ее одежда была сложена так аккуратно, – сказала она. – Ее надевал убийца.
   – Да. Наверное, ты права.
   Тяжелые дождевые тучи показались на горизонте и начали двигаться к берегу, фиолетово-черные снизу, похожие на огромные наковальни.
   – Я тоже так думаю, – ответила Лаура.
   Внезапно налетел порыв ветра, который тут же стих, потом снова усилился, гоня тучи песка между скал и поднимая на волнах барашки. Застучали первые капли дождя, словно брошенная чьей-то рукой галька. Потом, как-то сразу, стало темно. Ливень приблизился к пляжу и поглотил его.
   Пока они добежали до тропинки, на них не осталось сухой нитки и их волосы стали гладкими, точно наклеенные. Они неторопливо направились к дому. Лаура шла впереди. Время от времени Дикон терял ее из виду в потоках воды, но когда ускорял шаг, то снова видел ее темный силуэт на фоне плотной дождевой завесы.