Страница:
Улыбка сползла с лица Бакстона, и он сделал пару шагов назад.
– Не надо! – остановил его Дикон.
Бакстон замер на месте, будто оценивая обстановку.
– Не надо, – повторил Дикон. – Подумайте о последствиях. Бакстон кивнул, по-прежнему не двигаясь. Наконец он произнес, указывая на дверь справа от Дикона:
– Сюда.
Том открыл дверь, но пропустил хозяина вперед. Кабинет был скорее деловой, чем уютный. На столе стоял небольшой компьютер, стеллажи вдоль стен были уставлены папками. Бакстон опустился в кресло у стола, не предложив Дикону сесть. Его лицо застыло, точно маска, глаза смотрели в никуда. У него был вид человека, оказавшегося в одном купе с пьяным.
Дикон продолжил, будто его и не прерывали:
– Кэйт Лоример обнаружила, что над ее программой кто-то поработал. Была подправлена ставка обмена валют в пользу банка. Девушка была убита. Программу изменил человек по имени Эмброз Джексон, нанятый через Маркуса Архангела. Его нанимали вы. Я хочу знать, кто убил Кэйт Лоример и куда идут лишние деньги.
Бакстон поднял глаза на Дикона и отвел их в сторону.
– Кто вы такой?
– Давайте начнем с убийства девушки.
Бакстон посмотрел на телефон, потом на дверь и скорбно покачал головой. Он не понимал, как это случилось, и не знал, что ему теперь делать.
– Ну, хорошо, – сказал Дикон, – давайте начнем с денег. Но все-таки начнем.
– Смерть Кэйт была несчастным случаем. Все остальное, о чем вы говорили, чушь.
Дикон засмеялся.
– Мне это уже надоело. Я не собираюсь ходить по кругу и вести нескончаемый диалог, во время которого вы делаете заявления типа «Не понимаю, о чем вы говорите». У меня не хватает на это чувства юмора. Я сказал вам, что я знаю, и сказал, что хочу знать. Теперь ваша очередь.
– Вы не полицейский.
– Это очевидно.
– Тогда кто?
– Вы уже спрашивали об этом. Это, наконец, скучно. Я тот, с кем опасно иметь дело, и становится опаснее с каждой минутой. Бакстон немного оправился и начал искать выход.
– Мне нечего вам сказать.
– Так ли? – Дикон сел на пол, спиной к двери. – Мне говорили, что каждый четверг вы работаете допоздна.
– "Работаете допоздна", – механически повторил Бакстон, будто не улавливая смысла этих слов.
– В банке. Сверхурочно. Когда все уходят домой.
– Я вас не понимаю...
– Слушайте меня внимательно. Есть две девушки – Сью и Беверли. У них роскошная квартира в престижном районе города. Каждый четверг, вечером, когда все думают, что вы работаете допоздна, вы наносите им визит. Вы уже давно это делаете. Они неглупые девушки и поэтому делают кратенькие пометки о своих клиентах, понимая, что это может когда-нибудь пригодиться. Вы приезжаете около восьми и уезжаете не позже десяти. Пока вы у них, они делают для вас все, что вам угодно, – между прочий, такое, что отказывается делать ваша жена. Это обходится вам недешево. Я не хочу распространяться о ваших сексуальных пристрастиях, потому что меня тошнит при одной мысли о них, но девушки будут не прочь порассказать о ваших визитах. В конце концов ведь именно им приходится все время об этом думать и проделывать это. Они рассказали мне лишь малую часть, но и от этого у меня по коже поползли мурашки – нормальная реакция любого нормального человека, по-моему.
Руки Бакстона, лежавшие на столе рядом с компьютером, заметно тряслись. Казалось, он только что печатал на клавиатуре и забыл остановить пальцы. Наконец он сказал:
– Это неправда.
– Нет, это правда, заключающаяся в том, что есть две девушки, Сью и Беверли, готовые рассказывать о вашей тайной сексуальной жизни до тех пор, пока их будут слушать. Они охотно занимаются этим, потому что вы хорошо им платите. А поскольку они уличные проститутки и по ночам им приходится шляться по панели в резиновом белье, с кнутами и цепями для извращенцев, то им не придется долго копаться в памяти, разговаривая с вашей женой. Или с вашими дочками. Если я не убедил вас, вот номер телефона, по которому вы можете позвонить. – Дикон кинул на пол свернутый листок бумаги. – Одна из девушек снимет трубку и, может быть, скажет, что с нетерпением ожидает вас в ближайший четверг.
Бакстон посмотрел на бумажку, лежащую между ними на полу:
– Я не знаю, что мне делать.
– Вот это, по крайней мере, честно. Я понимаю ваши чувства: всего минуту назад вы обедали в кругу семьи, и вдруг я предлагаю вам нечто такое, чего вы не хотите принимать. Печально, но это в природе любого выбора – надо взять что-то одно. Вы думаете, что сможете продолжать жить по-прежнему – в банк и обратно, вечером театр, уик-энды с семьей на природе? Но ведь кто-то умер!
– Конечно, – сказал Бакстон.
– Что «конечно»?
– Конечно, я помню об этом. Почему нет? Дело обычное.
Дикон смотрел на него и ждал.
– Я не знал, что Кэйт будет убита. Я просто доложил, что она заметила изменение программы по следу. Она сказала мне, я ей ответил, что займусь этим. Она мне нравилась. Я никак не мог помешать тому, что должно было произойти.
– Кому вы сообщили?
– Их телефонный номер вам не поможет, но, если хотите, я могу вам его дать. Не думаю, что он много значит, поскольку я сам рассказываю вам все, как есть. Номер всегда один и тот же, а человек на другом конце провода меняется. Это просто голос в трубке, вы ничего не узнаете.
– Кто эти люди?
– Я не знаю.
– А кем вы их считаете?
– Я думаю, это МИ-5.
– Официально?
Бакстон невольно улыбнулся.
– Что значит «официально»?
– Куда пошли лишние деньги?
– Я не знаю.
– Сукин сын!
– Боже мой... – Бакстон покачал головой и прикрыл рукой глаза. – Послушайте, я не знаю, кто вы такой, откуда взялись, на кого работаете и какого хрена надеетесь от меня получить. Я знаю две вещи: первое – вы угрожаете тем людям, которых я хочу защитить, и это делает вас сильным – по крайней мере, сейчас. Я уже сказал, что не знаю, как мне быть, и потому рассказываю вам то, что вы хотите знать. Я не могу предугадать, что будет потом. Второе – вы не можете себе представить, что здесь поставлено на карту. Вы говорите со мной так, словно меня поймали за руку с поличным. Ничего подобного. Послушайте: я не знаю, куда идут деньги. Более того, я даже не знаю, откуда они приходят. Вы думаете, что банки нужны для того, чтобы хранить вашу зарплату и выдавать кредиты на покупку новой машины? Отнюдь. Они – перевалочные пункты для международных финансов. Они не интересуются источником денег, если их можно выгодно вложить или ссудить. Деньги все время крутятся в поисках надежного помещения или выгодной сделки. Кто знает, где они были перед тем, как прийти к нам? Кто знает, куда они уйдут?
– Но вы знаете это, если они пахнут, – сказал Дикон.
– Не обязательно. Чистые деньги. Грязные деньги – это как тасованная колода. У денег нет души, они ничего не стыдятся. – Он пожал плечами. – Есть несколько счетов, о которых мы знаем. Если нас используют в качестве прачечной – чтобы отмыть деньги, полученные от продажи оружия, наркотиков и всякое такое, – мы берем себе один процент за услуги. Это нормально. За внутренние сделки мы берем столько же. Правительственные деньги проходят через банки и подставные компании перед тем, как попасть в Гонконг или Флориду, чтобы МИ-6 могла профинансировать свои зарубежные операции. Это детский лепет. Деньги, о которых вы хотите узнать, невозможно отследить: забудьте об этом.
– И все же давайте поговорим о них.
– Можно мне выпить?
– Нет, – отрезал Дикон.
– Господи...
– Я сказал «нет»!
Бакстон подпер рукой голову и на минуту закрыл глаза. Открыв их, он сказал:
– Эти деньги, возникающие ниоткуда, – они не существуют, пока мы не создаем их. Мы используем только маловажные валюты, где обменная ставка постоянно колеблется: немного туда, немного сюда. Раньше такого не было, именно поэтому пришлось подправить некоторые программы.
– Сколько?
– Очень много.
– По чьему приказу?
– Владельцев банка. – Дикон ждал. – «Эм-Доу» – «Доулиш-Америкэн». Это транснациональная компания. Она есть в реестре.
– Как вы нашли Архангела?
– А как свинья находит грязь?
– Вы знали пароль Кэйт?
– Все пароли есть в закрытом файле – на случай, если какого-нибудь программиста собьет грузовик. – Бакстон засмеялся нервическим смехом. – Честное слово, это не стоит выеденного яйца. На самом деле компьютеры очень опасны и способны на куда более крупное мошенничество, чем может показаться. Я не программист. Если бы я им был, я бы искал способ крупно разбогатеть. Английские банки проводят через автоматическую систему расчетов около тридцати миллиардов фунтов в день... по всему миру это полтораста миллиардов. Тот, кто найдет способ залезть в эту мировую систему, может за несколько минут вычерпать всю казну нашей страны. Понятно? Минут! Все банки скрывают компьютерные кражи, потому что они до смерти напуганы.
– Вы сказали, что не знаете, куда идут деньги.
– Да.
– Они идут в «Эм-Доу».
– Да. Конечно. Мы создаем излишек, а потом его забирают. «Летучий капитал» – вы слышали об этом? Так называют огромные суммы денег, кочующие по свету в поисках применения. А иногда – в поисках места, где их можно отмыть. Они оседают то там, то здесь, в том банке или в этом. Подставные компании. В Лихтенштейне. Каймановы острова, Багамы, Швейцария, оффшорные компании... Откуда берутся деньги? Гадайте сами. Правительства, гангстеры, торговцы оружием, пенсионные фонды, диктаторы, сектанты... Наркодоллары, нефтедоллары, дерьмодоллары. – Бакстон сделал презрительную мину. – Потом они снова уходят. Куда, спросите? Польша продает оружие Южной Африке. Россия покупает импортные товары. Америка продает ракеты Ирану через Израиль и финансирует контрас. Их одалживают те же страны, откуда они пришли; их валютный запас пополняется, а внешний долг растет. Ими финансируют сделки. Они вдут на секретные счета диктаторов. Их использует на благотворительные цели Ватикан. На них покупают банки. Они размножаются и меняют обличие – то героин, то бриллианты, или нефть, или оружие. Я сказал вам, где делают деньги; я сказал, кто их делает, – «Эм-Доу». Где они оседают и с какой целью – это мне скажете вы. Теперь я хочу выпить.
– Нет, – сказал Дикон. – Я не позволю вам уходить из этой комнаты. Кто заправляет в «Эм-Доу»?
– Человек по имени Остин Чедвик.
– Чем занимается «Эм-Доу»?
– Конечно, деньгами. – Бакстон весь взмок. Он провел ладонью по лбу, чтобы смахнуть капли пота. – У компании есть интересы в Латинской Америке – лес, шахты и кокаин, я думаю. Она владеет несколькими банками, помимо нашего. Это большая корпорация.
– Зачем ей понадобились деньги, полученные от занижения обменного курса? Разве она недостаточна богата?
– Понятия достаточного богатства не существует. Обменная ставка – это один из многих способов накопления. Я думаю, что его преимуществом является чистота операции, – деньги появляются в банке и не тянут за собой «хвост».
– Чистота была до сих пор.
– Да.
– Кто убил Кэйт Лоример?
– Я же сказал – я позвонил, сообщил, что она обнаружила неправильность в следе.
– Я спрашиваю, кто убил ее?
– Имя?
– Да.
Бакстон покачал головой.
– Сколько лет вашим дочкам? – спросил Дикон. – Я полагаю, что они будут буквально ошарашены некоторыми вещами, которые девушки расскажут про вас.
– Вы негодяй, – ровным голосом сказал Бакстон, – и я хотел бы видеть вас мертвым. Я не сомневаюсь, что вы сделаете то, что угрожаете сделать. Вы умудрились найти мое слабое место – хотел бы я знать, как вам это удалось. Все, что я сделал, я сделал ради будущего моих дочерей, и хотя вы наверняка думаете, что это звучит слюняво, меня это не волнует. Что вы знаете о моей семье – о том, как мы живем, что важно для нас? Как вы можете судить об этом? Вы шантажируете меня, угрожая выставить извращением в глазах дочерей. Вы думаете, что я заслуживаю этого? Черт побери, я просто бизнесмен. Я не сделал ничего из ряда вон выходящего – так делают все. На этом держится мир, как вы не понимаете? Я рассказал вам все и теперь гадаю, что со мной будет, чего от вас можно ожидать. Если бы я знал, кто убил Кэйт, кто конкретно пошел и сделал это, я бы сказал вам. Но я не знаю и не могу сказать. Это никак не повлияет на то, что случится со мной, но это повлияет на то, что сделаете вы и от чего может пострадать моя семья. Вы должны мне поверить. – Губы Бакстона побелели, он весь дрожал от напряжения.
Дикон встал и покинул кабинет. Пройдя через парадное крыльцо, он сел в машину и поехал за Лаурой, которую оставил у ее друзей в северной части города. Когда Дикон уезжал, она помогала подруге купать детей. Направляясь туда, чтобы забрать ее, он думал о семьях. О Мэгги. О детях, которых у них не было:
– Он ушел, – сказала она.
Бакстон поглядел на нее и кивнул.
– Все в порядке?
– Конечно... – Он заставил себя улыбнуться. – Конечно. Небольшая проблема... впрочем, нет... ничего.
– Я поставила твой обед подогреваться.
– Хорошо, – сказал он. – Сейчас иду.
– Том?..
– Сейчас иду. – Он повернулся и открыл ящик стола, чтобы отвлечь ее внимание.
Дверь закрылась. Бакстон посмотрел на лежащий на полу листок бумаги с телефонным номером. Все, что он любил, все, чем дорожил, было внутри этого дома. Он почти физически ощущал дрожание фундамента, словно начиналось землетрясение.
Он набрал номер. Записанный на пленку голос сообщил ему, что зоопарк открывается в девять утра и закрывается в шесть. Доступ посетителей, слушал он, прекращается за полчаса до закрытия. Он положил трубку и заплакал.
Глава 33
Глава 34
– Не надо! – остановил его Дикон.
Бакстон замер на месте, будто оценивая обстановку.
– Не надо, – повторил Дикон. – Подумайте о последствиях. Бакстон кивнул, по-прежнему не двигаясь. Наконец он произнес, указывая на дверь справа от Дикона:
– Сюда.
Том открыл дверь, но пропустил хозяина вперед. Кабинет был скорее деловой, чем уютный. На столе стоял небольшой компьютер, стеллажи вдоль стен были уставлены папками. Бакстон опустился в кресло у стола, не предложив Дикону сесть. Его лицо застыло, точно маска, глаза смотрели в никуда. У него был вид человека, оказавшегося в одном купе с пьяным.
Дикон продолжил, будто его и не прерывали:
– Кэйт Лоример обнаружила, что над ее программой кто-то поработал. Была подправлена ставка обмена валют в пользу банка. Девушка была убита. Программу изменил человек по имени Эмброз Джексон, нанятый через Маркуса Архангела. Его нанимали вы. Я хочу знать, кто убил Кэйт Лоример и куда идут лишние деньги.
Бакстон поднял глаза на Дикона и отвел их в сторону.
– Кто вы такой?
– Давайте начнем с убийства девушки.
Бакстон посмотрел на телефон, потом на дверь и скорбно покачал головой. Он не понимал, как это случилось, и не знал, что ему теперь делать.
– Ну, хорошо, – сказал Дикон, – давайте начнем с денег. Но все-таки начнем.
– Смерть Кэйт была несчастным случаем. Все остальное, о чем вы говорили, чушь.
Дикон засмеялся.
– Мне это уже надоело. Я не собираюсь ходить по кругу и вести нескончаемый диалог, во время которого вы делаете заявления типа «Не понимаю, о чем вы говорите». У меня не хватает на это чувства юмора. Я сказал вам, что я знаю, и сказал, что хочу знать. Теперь ваша очередь.
– Вы не полицейский.
– Это очевидно.
– Тогда кто?
– Вы уже спрашивали об этом. Это, наконец, скучно. Я тот, с кем опасно иметь дело, и становится опаснее с каждой минутой. Бакстон немного оправился и начал искать выход.
– Мне нечего вам сказать.
– Так ли? – Дикон сел на пол, спиной к двери. – Мне говорили, что каждый четверг вы работаете допоздна.
– "Работаете допоздна", – механически повторил Бакстон, будто не улавливая смысла этих слов.
– В банке. Сверхурочно. Когда все уходят домой.
– Я вас не понимаю...
– Слушайте меня внимательно. Есть две девушки – Сью и Беверли. У них роскошная квартира в престижном районе города. Каждый четверг, вечером, когда все думают, что вы работаете допоздна, вы наносите им визит. Вы уже давно это делаете. Они неглупые девушки и поэтому делают кратенькие пометки о своих клиентах, понимая, что это может когда-нибудь пригодиться. Вы приезжаете около восьми и уезжаете не позже десяти. Пока вы у них, они делают для вас все, что вам угодно, – между прочий, такое, что отказывается делать ваша жена. Это обходится вам недешево. Я не хочу распространяться о ваших сексуальных пристрастиях, потому что меня тошнит при одной мысли о них, но девушки будут не прочь порассказать о ваших визитах. В конце концов ведь именно им приходится все время об этом думать и проделывать это. Они рассказали мне лишь малую часть, но и от этого у меня по коже поползли мурашки – нормальная реакция любого нормального человека, по-моему.
Руки Бакстона, лежавшие на столе рядом с компьютером, заметно тряслись. Казалось, он только что печатал на клавиатуре и забыл остановить пальцы. Наконец он сказал:
– Это неправда.
– Нет, это правда, заключающаяся в том, что есть две девушки, Сью и Беверли, готовые рассказывать о вашей тайной сексуальной жизни до тех пор, пока их будут слушать. Они охотно занимаются этим, потому что вы хорошо им платите. А поскольку они уличные проститутки и по ночам им приходится шляться по панели в резиновом белье, с кнутами и цепями для извращенцев, то им не придется долго копаться в памяти, разговаривая с вашей женой. Или с вашими дочками. Если я не убедил вас, вот номер телефона, по которому вы можете позвонить. – Дикон кинул на пол свернутый листок бумаги. – Одна из девушек снимет трубку и, может быть, скажет, что с нетерпением ожидает вас в ближайший четверг.
Бакстон посмотрел на бумажку, лежащую между ними на полу:
– Я не знаю, что мне делать.
– Вот это, по крайней мере, честно. Я понимаю ваши чувства: всего минуту назад вы обедали в кругу семьи, и вдруг я предлагаю вам нечто такое, чего вы не хотите принимать. Печально, но это в природе любого выбора – надо взять что-то одно. Вы думаете, что сможете продолжать жить по-прежнему – в банк и обратно, вечером театр, уик-энды с семьей на природе? Но ведь кто-то умер!
– Конечно, – сказал Бакстон.
– Что «конечно»?
– Конечно, я помню об этом. Почему нет? Дело обычное.
Дикон смотрел на него и ждал.
– Я не знал, что Кэйт будет убита. Я просто доложил, что она заметила изменение программы по следу. Она сказала мне, я ей ответил, что займусь этим. Она мне нравилась. Я никак не мог помешать тому, что должно было произойти.
– Кому вы сообщили?
– Их телефонный номер вам не поможет, но, если хотите, я могу вам его дать. Не думаю, что он много значит, поскольку я сам рассказываю вам все, как есть. Номер всегда один и тот же, а человек на другом конце провода меняется. Это просто голос в трубке, вы ничего не узнаете.
– Кто эти люди?
– Я не знаю.
– А кем вы их считаете?
– Я думаю, это МИ-5.
– Официально?
Бакстон невольно улыбнулся.
– Что значит «официально»?
– Куда пошли лишние деньги?
– Я не знаю.
– Сукин сын!
– Боже мой... – Бакстон покачал головой и прикрыл рукой глаза. – Послушайте, я не знаю, кто вы такой, откуда взялись, на кого работаете и какого хрена надеетесь от меня получить. Я знаю две вещи: первое – вы угрожаете тем людям, которых я хочу защитить, и это делает вас сильным – по крайней мере, сейчас. Я уже сказал, что не знаю, как мне быть, и потому рассказываю вам то, что вы хотите знать. Я не могу предугадать, что будет потом. Второе – вы не можете себе представить, что здесь поставлено на карту. Вы говорите со мной так, словно меня поймали за руку с поличным. Ничего подобного. Послушайте: я не знаю, куда идут деньги. Более того, я даже не знаю, откуда они приходят. Вы думаете, что банки нужны для того, чтобы хранить вашу зарплату и выдавать кредиты на покупку новой машины? Отнюдь. Они – перевалочные пункты для международных финансов. Они не интересуются источником денег, если их можно выгодно вложить или ссудить. Деньги все время крутятся в поисках надежного помещения или выгодной сделки. Кто знает, где они были перед тем, как прийти к нам? Кто знает, куда они уйдут?
– Но вы знаете это, если они пахнут, – сказал Дикон.
– Не обязательно. Чистые деньги. Грязные деньги – это как тасованная колода. У денег нет души, они ничего не стыдятся. – Он пожал плечами. – Есть несколько счетов, о которых мы знаем. Если нас используют в качестве прачечной – чтобы отмыть деньги, полученные от продажи оружия, наркотиков и всякое такое, – мы берем себе один процент за услуги. Это нормально. За внутренние сделки мы берем столько же. Правительственные деньги проходят через банки и подставные компании перед тем, как попасть в Гонконг или Флориду, чтобы МИ-6 могла профинансировать свои зарубежные операции. Это детский лепет. Деньги, о которых вы хотите узнать, невозможно отследить: забудьте об этом.
– И все же давайте поговорим о них.
– Можно мне выпить?
– Нет, – отрезал Дикон.
– Господи...
– Я сказал «нет»!
Бакстон подпер рукой голову и на минуту закрыл глаза. Открыв их, он сказал:
– Эти деньги, возникающие ниоткуда, – они не существуют, пока мы не создаем их. Мы используем только маловажные валюты, где обменная ставка постоянно колеблется: немного туда, немного сюда. Раньше такого не было, именно поэтому пришлось подправить некоторые программы.
– Сколько?
– Очень много.
– По чьему приказу?
– Владельцев банка. – Дикон ждал. – «Эм-Доу» – «Доулиш-Америкэн». Это транснациональная компания. Она есть в реестре.
– Как вы нашли Архангела?
– А как свинья находит грязь?
– Вы знали пароль Кэйт?
– Все пароли есть в закрытом файле – на случай, если какого-нибудь программиста собьет грузовик. – Бакстон засмеялся нервическим смехом. – Честное слово, это не стоит выеденного яйца. На самом деле компьютеры очень опасны и способны на куда более крупное мошенничество, чем может показаться. Я не программист. Если бы я им был, я бы искал способ крупно разбогатеть. Английские банки проводят через автоматическую систему расчетов около тридцати миллиардов фунтов в день... по всему миру это полтораста миллиардов. Тот, кто найдет способ залезть в эту мировую систему, может за несколько минут вычерпать всю казну нашей страны. Понятно? Минут! Все банки скрывают компьютерные кражи, потому что они до смерти напуганы.
– Вы сказали, что не знаете, куда идут деньги.
– Да.
– Они идут в «Эм-Доу».
– Да. Конечно. Мы создаем излишек, а потом его забирают. «Летучий капитал» – вы слышали об этом? Так называют огромные суммы денег, кочующие по свету в поисках применения. А иногда – в поисках места, где их можно отмыть. Они оседают то там, то здесь, в том банке или в этом. Подставные компании. В Лихтенштейне. Каймановы острова, Багамы, Швейцария, оффшорные компании... Откуда берутся деньги? Гадайте сами. Правительства, гангстеры, торговцы оружием, пенсионные фонды, диктаторы, сектанты... Наркодоллары, нефтедоллары, дерьмодоллары. – Бакстон сделал презрительную мину. – Потом они снова уходят. Куда, спросите? Польша продает оружие Южной Африке. Россия покупает импортные товары. Америка продает ракеты Ирану через Израиль и финансирует контрас. Их одалживают те же страны, откуда они пришли; их валютный запас пополняется, а внешний долг растет. Ими финансируют сделки. Они вдут на секретные счета диктаторов. Их использует на благотворительные цели Ватикан. На них покупают банки. Они размножаются и меняют обличие – то героин, то бриллианты, или нефть, или оружие. Я сказал вам, где делают деньги; я сказал, кто их делает, – «Эм-Доу». Где они оседают и с какой целью – это мне скажете вы. Теперь я хочу выпить.
– Нет, – сказал Дикон. – Я не позволю вам уходить из этой комнаты. Кто заправляет в «Эм-Доу»?
– Человек по имени Остин Чедвик.
– Чем занимается «Эм-Доу»?
– Конечно, деньгами. – Бакстон весь взмок. Он провел ладонью по лбу, чтобы смахнуть капли пота. – У компании есть интересы в Латинской Америке – лес, шахты и кокаин, я думаю. Она владеет несколькими банками, помимо нашего. Это большая корпорация.
– Зачем ей понадобились деньги, полученные от занижения обменного курса? Разве она недостаточна богата?
– Понятия достаточного богатства не существует. Обменная ставка – это один из многих способов накопления. Я думаю, что его преимуществом является чистота операции, – деньги появляются в банке и не тянут за собой «хвост».
– Чистота была до сих пор.
– Да.
– Кто убил Кэйт Лоример?
– Я же сказал – я позвонил, сообщил, что она обнаружила неправильность в следе.
– Я спрашиваю, кто убил ее?
– Имя?
– Да.
Бакстон покачал головой.
– Сколько лет вашим дочкам? – спросил Дикон. – Я полагаю, что они будут буквально ошарашены некоторыми вещами, которые девушки расскажут про вас.
– Вы негодяй, – ровным голосом сказал Бакстон, – и я хотел бы видеть вас мертвым. Я не сомневаюсь, что вы сделаете то, что угрожаете сделать. Вы умудрились найти мое слабое место – хотел бы я знать, как вам это удалось. Все, что я сделал, я сделал ради будущего моих дочерей, и хотя вы наверняка думаете, что это звучит слюняво, меня это не волнует. Что вы знаете о моей семье – о том, как мы живем, что важно для нас? Как вы можете судить об этом? Вы шантажируете меня, угрожая выставить извращением в глазах дочерей. Вы думаете, что я заслуживаю этого? Черт побери, я просто бизнесмен. Я не сделал ничего из ряда вон выходящего – так делают все. На этом держится мир, как вы не понимаете? Я рассказал вам все и теперь гадаю, что со мной будет, чего от вас можно ожидать. Если бы я знал, кто убил Кэйт, кто конкретно пошел и сделал это, я бы сказал вам. Но я не знаю и не могу сказать. Это никак не повлияет на то, что случится со мной, но это повлияет на то, что сделаете вы и от чего может пострадать моя семья. Вы должны мне поверить. – Губы Бакстона побелели, он весь дрожал от напряжения.
Дикон встал и покинул кабинет. Пройдя через парадное крыльцо, он сел в машину и поехал за Лаурой, которую оставил у ее друзей в северной части города. Когда Дикон уезжал, она помогала подруге купать детей. Направляясь туда, чтобы забрать ее, он думал о семьях. О Мэгги. О детях, которых у них не было:
* * *
Салли Бакстон ставила тарелки в посудомоечную машину. Девочки ушли наверх слушать музыку. Она подошла к кабинету мужа и постучала в дверь перед тем, как войти. Ее муж неподвижно сидел за столом, глядя в пол.– Он ушел, – сказала она.
Бакстон поглядел на нее и кивнул.
– Все в порядке?
– Конечно... – Он заставил себя улыбнуться. – Конечно. Небольшая проблема... впрочем, нет... ничего.
– Я поставила твой обед подогреваться.
– Хорошо, – сказал он. – Сейчас иду.
– Том?..
– Сейчас иду. – Он повернулся и открыл ящик стола, чтобы отвлечь ее внимание.
Дверь закрылась. Бакстон посмотрел на лежащий на полу листок бумаги с телефонным номером. Все, что он любил, все, чем дорожил, было внутри этого дома. Он почти физически ощущал дрожание фундамента, словно начиналось землетрясение.
Он набрал номер. Записанный на пленку голос сообщил ему, что зоопарк открывается в девять утра и закрывается в шесть. Доступ посетителей, слушал он, прекращается за полчаса до закрытия. Он положил трубку и заплакал.
Глава 33
Молодой человек вошел в аптеку на углу Шестой авеню и Пятьдесят пятой улицы. Ему нужно было что-нибудь от страшной головной боли. Не обращая внимания на фармацевта, он взял с витрины несколько таблеток аспирина и направился к выходу. Кто-то попытался остановить его, тогда он вытащил «пушку» и выстрелил, разбив вдребезги несколько бутылок на задней полке. Потом он ушел.
Близ Хилтона такси, пытавшееся проскочить на красный свет, врезалось в отъезжающий от отеля лимузин и разбило его заднее крыло. Пока таксист и шофер лимузина выясняли отношения, образовалась огромная пробка. Таксист плохо говорил по-английски и был очень вспыльчив. Он толкнул шофера в плечо. Началась драка.
Через пару кварталов, ближе к центру города, небольшая толпа зевак наблюдала за перепалкой между мужем и женой. Они были похожи на актеров, произносящих заученные фразы. Он говорил, что больше никогда ничего не возьмет у нее, а она отвечала, что это будет просто прекрасно. В конце концов муж выхватил у нее из рук какие-то пакеты и бросил их на проезжую часть, где их раздавили выезжающие из делового центра города машины. Потом он ушел, не обращая внимания на ее крики. Она не побежала за ним.
Вдалеке послышался приближающийся вой полицейских сирен.
– Кто отвечал на звонок? – спросил он.
– Я, – ответил Стейнер. Он почувствовал себя виноватым, сам не зная почему.
– Что ты велел ему делать?
– Ждать инструкций.
– А что, по твоему мнению, он сделает?
– Не знаю, Остин. Дайте мне подумать.
– Бакстон, – сказал Чедвик. – Бакстон, – повторил он еще раз, словно взвешивая это слово на руке. – Ты уверен, что он рассказал тебе обо всем, что сообщил Дикону.
– Абсолютно уверен.
– Почему?
– Он рассказал все, что знал сам. Он мог сообщить ему меньше, но вряд ли больше.
Чедвик подошел к столу и постучал по его краю костяшками пальцев.
– Замечательно, – сказал он. – Просто отлично. Вшивый источник денег из вшивого банка – и что я имею в итоге? Сошедший с катушек убийца, болтливый менеджер и бывший полицейский, который оказывается зятем святого Питера Хендерсона и ворочает скалами. Мне не нужно это дерьмо, Гарольд.
«Оно не нужно никому, – подумал Стейнер. – Я не хочу заниматься этим и разгребать говно. Все идет, как идет. Твоя проблема, Чедвик, в том, что ты хочешь заставить плясать этот дерьмовый мир под свою дудку». Выражение его лица не изменилось: он спокойно стоял и ждал, пока ему скажут, что делать.
– Я смотрю на доску, Гарольд, и вижу записанные там имена, адреса, факты – разную информацию. Мне это не нравится: я хочу, чтобы доска была чистой, понимаешь? – Чедвик обошел вокруг стола, но не сел. Он взял небольшое пресс-папье в форме стеклянного глобуса с выгравированными на нем странами света и уперся в него взглядом, словно прорицатель, глядящий в магический кристалл. – Чистой, – повторил он.
«Пошел ты в задницу!» – подумал Стейнер. Вслух он сказал:
– Да, Остин.
Чедвик швырнул пресс-папье на стеклянную столешницу. Оно отскочило. Стейнер пригнулся, закрыв голову рукой. Чедвик закричал:
– Чистой!
– Погулять. Я недалеко.
– Это безопасно?
– Конечно. – Элейн надела свое самое привлекательное платье – кремовое в светло-зеленый горошек, слегка расширенное книзу.
– К дому Лауры?
– Может быть.
– Я не уверен, что стоит это делать.
– Никто меня не знает. Никто меня не ищет.
– Ты права. Я полагаю, что ты права. – Аллардайс выбрал для нее помаду – скорее розовую, чем красную.
– Ты хочешь ее. Ты хочешь Лауру, правда? – Было непонятно, кому из них принадлежат эти слова. Аллардайс ответил:
– Ты сама знаешь, что хочу.
– Нам надо быть осторожными.
– Да.
– Я пока не хочу ее убивать.
– Этот человек, Дикон... Ты ведь боишься его?
– Нет, не боюсь. Он тоже должен умереть. Они выбрали туфли в тон платья. Аллардайс помог Элейн надеть их. Она села перед зеркалом и поправила парик.
– Ты думаешь, все прошло хорошо – там, в пляжном домике? Думаешь, она испугалась?
– Конечно.
– Хотелось бы мне, чтобы мы оказались там и увидели все своими глазами.
– Если бы я был там...
– Ты бы убил ее.
– Да.
– Впоследствии...
– Да. Впоследствии. Через некоторое время. Я пока не хочу ее убивать. – Аллардайс выбрал серьги. Элейн наклонилась и прицепила их.
– Скоро захочешь.
– Да, скоро.
– Что ты с ней сделаешь?
Элейн наклонилась к зеркалу так близко, что от ее дыхания запотело стекло. Их лица сблизились. Она возбужденно что-то шептала, он слушал и улыбался. Элейн улыбалась ему в ответ.
Гоуер сидел на стуле, будто соглядатай. Его поза осталась прежней, но он выглядел по-другому. Лицо стало похожим на серый, захватанный пальцами воск. Оно вздулось, словно он надул щеки и держал воздух во рту. Несколько мух проникли в комнату. Они сидели на его губах, как черные язвы. Они ползали по его глазам, но он не моргал.
Близ Хилтона такси, пытавшееся проскочить на красный свет, врезалось в отъезжающий от отеля лимузин и разбило его заднее крыло. Пока таксист и шофер лимузина выясняли отношения, образовалась огромная пробка. Таксист плохо говорил по-английски и был очень вспыльчив. Он толкнул шофера в плечо. Началась драка.
Через пару кварталов, ближе к центру города, небольшая толпа зевак наблюдала за перепалкой между мужем и женой. Они были похожи на актеров, произносящих заученные фразы. Он говорил, что больше никогда ничего не возьмет у нее, а она отвечала, что это будет просто прекрасно. В конце концов муж выхватил у нее из рук какие-то пакеты и бросил их на проезжую часть, где их раздавили выезжающие из делового центра города машины. Потом он ушел, не обращая внимания на ее крики. Она не побежала за ним.
Вдалеке послышался приближающийся вой полицейских сирен.
* * *
Остин Чедвик не видел и не слышал этого. Улицы и тротуары были закрыты поднимающимся маревом и виднелись как смутный узор сквозь вредоносный туман выхлопных газов. Обычно он смотрел прямо перед собой на освещенные солнцем остроконечные шпили, олицетворяющие мощь корпораций. Вверху он видел небо, голубое и чистое, словно доска для записи мыслей.– Кто отвечал на звонок? – спросил он.
– Я, – ответил Стейнер. Он почувствовал себя виноватым, сам не зная почему.
– Что ты велел ему делать?
– Ждать инструкций.
– А что, по твоему мнению, он сделает?
– Не знаю, Остин. Дайте мне подумать.
– Бакстон, – сказал Чедвик. – Бакстон, – повторил он еще раз, словно взвешивая это слово на руке. – Ты уверен, что он рассказал тебе обо всем, что сообщил Дикону.
– Абсолютно уверен.
– Почему?
– Он рассказал все, что знал сам. Он мог сообщить ему меньше, но вряд ли больше.
Чедвик подошел к столу и постучал по его краю костяшками пальцев.
– Замечательно, – сказал он. – Просто отлично. Вшивый источник денег из вшивого банка – и что я имею в итоге? Сошедший с катушек убийца, болтливый менеджер и бывший полицейский, который оказывается зятем святого Питера Хендерсона и ворочает скалами. Мне не нужно это дерьмо, Гарольд.
«Оно не нужно никому, – подумал Стейнер. – Я не хочу заниматься этим и разгребать говно. Все идет, как идет. Твоя проблема, Чедвик, в том, что ты хочешь заставить плясать этот дерьмовый мир под свою дудку». Выражение его лица не изменилось: он спокойно стоял и ждал, пока ему скажут, что делать.
– Я смотрю на доску, Гарольд, и вижу записанные там имена, адреса, факты – разную информацию. Мне это не нравится: я хочу, чтобы доска была чистой, понимаешь? – Чедвик обошел вокруг стола, но не сел. Он взял небольшое пресс-папье в форме стеклянного глобуса с выгравированными на нем странами света и уперся в него взглядом, словно прорицатель, глядящий в магический кристалл. – Чистой, – повторил он.
«Пошел ты в задницу!» – подумал Стейнер. Вслух он сказал:
– Да, Остин.
Чедвик швырнул пресс-папье на стеклянную столешницу. Оно отскочило. Стейнер пригнулся, закрыв голову рукой. Чедвик закричал:
– Чистой!
* * *
– Куда ты идешь?– Погулять. Я недалеко.
– Это безопасно?
– Конечно. – Элейн надела свое самое привлекательное платье – кремовое в светло-зеленый горошек, слегка расширенное книзу.
– К дому Лауры?
– Может быть.
– Я не уверен, что стоит это делать.
– Никто меня не знает. Никто меня не ищет.
– Ты права. Я полагаю, что ты права. – Аллардайс выбрал для нее помаду – скорее розовую, чем красную.
– Ты хочешь ее. Ты хочешь Лауру, правда? – Было непонятно, кому из них принадлежат эти слова. Аллардайс ответил:
– Ты сама знаешь, что хочу.
– Нам надо быть осторожными.
– Да.
– Я пока не хочу ее убивать.
– Этот человек, Дикон... Ты ведь боишься его?
– Нет, не боюсь. Он тоже должен умереть. Они выбрали туфли в тон платья. Аллардайс помог Элейн надеть их. Она села перед зеркалом и поправила парик.
– Ты думаешь, все прошло хорошо – там, в пляжном домике? Думаешь, она испугалась?
– Конечно.
– Хотелось бы мне, чтобы мы оказались там и увидели все своими глазами.
– Если бы я был там...
– Ты бы убил ее.
– Да.
– Впоследствии...
– Да. Впоследствии. Через некоторое время. Я пока не хочу ее убивать. – Аллардайс выбрал серьги. Элейн наклонилась и прицепила их.
– Скоро захочешь.
– Да, скоро.
– Что ты с ней сделаешь?
Элейн наклонилась к зеркалу так близко, что от ее дыхания запотело стекло. Их лица сблизились. Она возбужденно что-то шептала, он слушал и улыбался. Элейн улыбалась ему в ответ.
Гоуер сидел на стуле, будто соглядатай. Его поза осталась прежней, но он выглядел по-другому. Лицо стало похожим на серый, захватанный пальцами воск. Оно вздулось, словно он надул щеки и держал воздух во рту. Несколько мух проникли в комнату. Они сидели на его губах, как черные язвы. Они ползали по его глазам, но он не моргал.
Глава 34
Лаура проснулась около трех, но встала с постели только в пять. Эти два часа ушли на дискуссию с самой собой. Вот уже несколько дней она убеждала себя, но доказать себе что-либо теперь стало едва ли легче, чем раньше. Она знала обе стороны медали, потому что представляла в споре обе стороны. Иски, встречные иски, обвинения, доказательства – Лаура так быстро переключалась с одной точки зрения на другую, что иногда оказывалось, что она выдвигает один аргумент, хотя перед этим отстаивала другой. Наконец решение было принято. Она пришла к нему не вследствие логических построений, а потому, что влюбилась в Джона Дикона. Они живут вместе, а Мэгги встречается ей за каждым углом. Лаура знала, что «совместная жизнь» неразрывно связана с ее страхами и происходящими событиями, но не задумывалась над этим. Любить Дикона было не слишком умно с ее стороны, но это было сильнее ее. Знала Лаура и то, что принятое ею решение – не лучший выход, но ничего не могла с собой поделать. Другие могли бы ждать хоть всю жизнь, Лаура не могла. Эта мысль не шла из головы, Не покидая ее даже во сне. Она жгла ей мозг, и надо было как-то от нее избавиться.
Дикон выкинул из домика массу вещей, и все равно повсюду чувствовалось присутствие Мэгги, ее привычки и пристрастия. Занавески и диванные подушки. Картины и ковры. Старинный перекидной календарь из дерева. Глиняный горшочек. Зеркало в позолоченной раме, лампа, плетеный чемодан. Фотография Дикона, вправленная в серебряную рамочку.
Лаура сидела на кухне, пила кофе и ждала, когда он проснется. Он вошел и поцеловал ее, потом направился в душ. Она дала себе отсрочку. Когда он вернулся, Лаура налила ему кофе. Было очень не просто сказать ему об этом, и потому она начала издалека.
– Мэгги и я... мы виделись с ней время от времени.
Он кивнул:
– Знаю, и даже довольно часто. После того, как ты побывала у нас на вечеринке.
– Однажды мы были в турецких банях – понимаешь, это был девичник, мы парились, ныряли в бассейн, делали массаж и все такое.
– Она мне рассказывала. Потом вы стали ходить туда регулярно.
– Потом Мэгги ходила в бассейн, а я нет. Я никогда не любила делать полезные, но не очень приятные вещи. – Лаура просто восстанавливала в памяти то время. Ее голос звучал так, словно она чего-то стыдится.
Джон почувствовал это и посмотрел ей в глаза.
– В чем дело? – спросил он и поставил свою чашку.
– Это было только один раз.
«Только один раз... но что?» – подумал он, не вполне понимая, о чем идет речь.
– Мы иногда встречались – пообедать вместе или просто выпить пару рюмочек. Турецкие бани были только один раз. Обед – ну, я не знаю... раз в две недели. Если мы с друзьями устраивали вечеринку, то Мэгги обычно уходила куда-нибудь в другое место.
Он все еще не вполне понимал, но слышал, как дрожит ее голос, и видел слезы у нее на глазах. Она сказала:
– Джон... – и накрыла его руку своей.
И тогда он наконец понял, но не поверил.
– Повтори, что ты сказала. – Он не узнавал собственного голоса.
– Это не то, что я... Мэгги не просила меня лгать тебе, только... если об этом зайдет речь. Она боялась, что ты заговоришь об этом, когда мы будем все вместе, и потому предупредила меня, чтобы я, чего доброго, не проговорилась или не сидела с глупым видом. Она просто просила... покрывать ее. Мне это не нравилось. То есть я даже не знала, что буду делать, если ты спросишь. Я не была готова к этому... Но Мэгги сказала, что это никогда не вскроется: вы были независимы и часто уходили... Только на тот случай, если мы соберемся все вместе и ты вспомнишь про наши вечера в банях, а я не пойму... – Она ходила кругами, не решаясь сказать «прости».
– Кто он? – спросил Дикон. – С кем она встречалась?
Лаура покачала головой.
– Я не спрашивала, а Мэгги мне не говорила.
Было очевидно, что она говорит правду – об этом, обо всем. Он молча сидел минут пять. Лаура наблюдала за выражением его лица: оно было похоже на быстро прокручиваемый фильм о закрытии цветка – лепестки закрываются, точно бумага, смятая в кулаке.
– Джон...
– Это... это было важно для нее? Что-то для нее значило? – Его голос был ровным. Такой ровной бывает только туго натянутая проволока.
Лаура ожидала, что он спросит об этом. На его месте она обязательно задала бы этот вопрос. Ей не хотелось отвечать, но и уйти от ответа было нельзя.
– Нет, – сказала она. – Я так не думаю. – Потом добавила: – Определенно нет. Она сама говорила мне, что не придает этому значения. Их связь продолжалась семь или восемь месяцев. Это было просто увлечение, без серьезного чувства. – Лаура знала, что это хуже всего. Мэгги вовсе не была сексуально одержимой, не пылала безумной страстью, не мучилась своей ложью. Мэгги изменяла Дикону не потому, что не могла совладать со своим чувством, а потому, что для нее это было возбуждающим разнообразием, иначе говоря, капризом.
Дикон встал, прошел в спальню и оделся. Он ступал осторожно, выверенными шагами, как человек, идущий по парапету. Лаура ходила за ним с беспомощным видом. Она протягивала к нему руки, но он смотрел на них так, словно пытался узнать никогда раньше не виданный предмет. Потом он ушел, тихонько прикрыв за собой дверь.
Лаура вернулась в гостиную, и села. Утренняя жара породила мертвую тишину. Лаура оказалась в самом эпицентре этой неземной тишины. Произошел взрыв, но она не почувствовала и не услышала его, хотя и знала, что где-то, вне пределов ее видимости, недосягаемое для органов чувств рвется на куски его сердце, оставляя после себя страдания и хаос.
Дикон бродил несколько часов. Он не обращал внимания на то, куда идет, потому что шел бесцельно, хотя и знал, где завершится его путь. Ему потребовалось немало времени, чтобы добраться туда: не то чтобы это место было далеко или труднодоступно – он уже несколько раз проходил мимо него в разных направлениях. Бар был похож на все остальные. Дикон не боролся с желанием зайти туда, он попросту восстанавливал в уме причиняющие боль подробности, не борясь с обстоятельствами, а поддаваясь им. Вот Мэгги приехала к нему в пляжный домик на пару дней позже; вот она едет в Лондон, оставив мужа в Корнуолле, – у нее дела, финансовые проблемы, визит к тетушке... теперь уже невозможно отделить ложь от правды. Скорее всего, все – ложь: трехдневный пансионат, вечерний сеанс в кино, турецкие бани. Он вспомнил, как она возвращалась в Корнуолл, какую выказывала радость, что снова видит его; как они ходили в бухту; какой она была в постели после возвращения из гостей. Он представил себе, как она ехала по шоссе в сторону Лондона после их последней встречи, и задался вопросом, какова была истинная причина ее поездки.
Дикон выкинул из домика массу вещей, и все равно повсюду чувствовалось присутствие Мэгги, ее привычки и пристрастия. Занавески и диванные подушки. Картины и ковры. Старинный перекидной календарь из дерева. Глиняный горшочек. Зеркало в позолоченной раме, лампа, плетеный чемодан. Фотография Дикона, вправленная в серебряную рамочку.
Лаура сидела на кухне, пила кофе и ждала, когда он проснется. Он вошел и поцеловал ее, потом направился в душ. Она дала себе отсрочку. Когда он вернулся, Лаура налила ему кофе. Было очень не просто сказать ему об этом, и потому она начала издалека.
– Мэгги и я... мы виделись с ней время от времени.
Он кивнул:
– Знаю, и даже довольно часто. После того, как ты побывала у нас на вечеринке.
– Однажды мы были в турецких банях – понимаешь, это был девичник, мы парились, ныряли в бассейн, делали массаж и все такое.
– Она мне рассказывала. Потом вы стали ходить туда регулярно.
– Потом Мэгги ходила в бассейн, а я нет. Я никогда не любила делать полезные, но не очень приятные вещи. – Лаура просто восстанавливала в памяти то время. Ее голос звучал так, словно она чего-то стыдится.
Джон почувствовал это и посмотрел ей в глаза.
– В чем дело? – спросил он и поставил свою чашку.
– Это было только один раз.
«Только один раз... но что?» – подумал он, не вполне понимая, о чем идет речь.
– Мы иногда встречались – пообедать вместе или просто выпить пару рюмочек. Турецкие бани были только один раз. Обед – ну, я не знаю... раз в две недели. Если мы с друзьями устраивали вечеринку, то Мэгги обычно уходила куда-нибудь в другое место.
Он все еще не вполне понимал, но слышал, как дрожит ее голос, и видел слезы у нее на глазах. Она сказала:
– Джон... – и накрыла его руку своей.
И тогда он наконец понял, но не поверил.
– Повтори, что ты сказала. – Он не узнавал собственного голоса.
– Это не то, что я... Мэгги не просила меня лгать тебе, только... если об этом зайдет речь. Она боялась, что ты заговоришь об этом, когда мы будем все вместе, и потому предупредила меня, чтобы я, чего доброго, не проговорилась или не сидела с глупым видом. Она просто просила... покрывать ее. Мне это не нравилось. То есть я даже не знала, что буду делать, если ты спросишь. Я не была готова к этому... Но Мэгги сказала, что это никогда не вскроется: вы были независимы и часто уходили... Только на тот случай, если мы соберемся все вместе и ты вспомнишь про наши вечера в банях, а я не пойму... – Она ходила кругами, не решаясь сказать «прости».
– Кто он? – спросил Дикон. – С кем она встречалась?
Лаура покачала головой.
– Я не спрашивала, а Мэгги мне не говорила.
Было очевидно, что она говорит правду – об этом, обо всем. Он молча сидел минут пять. Лаура наблюдала за выражением его лица: оно было похоже на быстро прокручиваемый фильм о закрытии цветка – лепестки закрываются, точно бумага, смятая в кулаке.
– Джон...
– Это... это было важно для нее? Что-то для нее значило? – Его голос был ровным. Такой ровной бывает только туго натянутая проволока.
Лаура ожидала, что он спросит об этом. На его месте она обязательно задала бы этот вопрос. Ей не хотелось отвечать, но и уйти от ответа было нельзя.
– Нет, – сказала она. – Я так не думаю. – Потом добавила: – Определенно нет. Она сама говорила мне, что не придает этому значения. Их связь продолжалась семь или восемь месяцев. Это было просто увлечение, без серьезного чувства. – Лаура знала, что это хуже всего. Мэгги вовсе не была сексуально одержимой, не пылала безумной страстью, не мучилась своей ложью. Мэгги изменяла Дикону не потому, что не могла совладать со своим чувством, а потому, что для нее это было возбуждающим разнообразием, иначе говоря, капризом.
Дикон встал, прошел в спальню и оделся. Он ступал осторожно, выверенными шагами, как человек, идущий по парапету. Лаура ходила за ним с беспомощным видом. Она протягивала к нему руки, но он смотрел на них так, словно пытался узнать никогда раньше не виданный предмет. Потом он ушел, тихонько прикрыв за собой дверь.
Лаура вернулась в гостиную, и села. Утренняя жара породила мертвую тишину. Лаура оказалась в самом эпицентре этой неземной тишины. Произошел взрыв, но она не почувствовала и не услышала его, хотя и знала, что где-то, вне пределов ее видимости, недосягаемое для органов чувств рвется на куски его сердце, оставляя после себя страдания и хаос.
Дикон бродил несколько часов. Он не обращал внимания на то, куда идет, потому что шел бесцельно, хотя и знал, где завершится его путь. Ему потребовалось немало времени, чтобы добраться туда: не то чтобы это место было далеко или труднодоступно – он уже несколько раз проходил мимо него в разных направлениях. Бар был похож на все остальные. Дикон не боролся с желанием зайти туда, он попросту восстанавливал в уме причиняющие боль подробности, не борясь с обстоятельствами, а поддаваясь им. Вот Мэгги приехала к нему в пляжный домик на пару дней позже; вот она едет в Лондон, оставив мужа в Корнуолле, – у нее дела, финансовые проблемы, визит к тетушке... теперь уже невозможно отделить ложь от правды. Скорее всего, все – ложь: трехдневный пансионат, вечерний сеанс в кино, турецкие бани. Он вспомнил, как она возвращалась в Корнуолл, какую выказывала радость, что снова видит его; как они ходили в бухту; какой она была в постели после возвращения из гостей. Он представил себе, как она ехала по шоссе в сторону Лондона после их последней встречи, и задался вопросом, какова была истинная причина ее поездки.