Кертис (I) Джек. Банджо

   — Знаешь, Соленый, с этой школой надо что-то сделать.
   — Что сделать? — спросил Солтц, не понявший, что имеет в виду Гэс; он решил, что враг прячется именно там.
   — Эту школу надо снести и построить новую, хорошую.
   — Я только “за”.
   — Из бумаг, оставшихся после Фитцджеральда, мы узнали, что он отправил одного учителя в Африку. Мы не могли понять, зачем. А теперь я понимаю.
   — Такое строительство будет стоить много денег, — сказал Соленый, кивая в сторону школы.
   — А разве это не прекрасный способ тратить деньги с толком? Дети будут учиться, а выучившись, будут знать, как изменить этот дурацкий мир... Займемся этой школой, как только вернемся в офис.
   — Знаешь, многим не нравятся перемены, многие предпочитают, чтобы все осталось по-прежнему, — заметил Солтц.
   — Знаю, таков уж человек. — Гэс улыбнулся. Солтц хихикнул.
   — Босс! — выкрикнул Потрох.
   — Вижу, вижу.
   На противоположной стороне пустыря появился большой автомобиль.
   — Пора на охоту.
   — Что-то слишком все просто, — озабоченно сказал Соленый. — А где же Мориарти?
   — Занят подсчетом своих иудиных денег, — ответил Гэс, не спуская глаз с подъехавшей машины. Высокий сутулый человек вылез из нее, но дверцу оставил открытой. За рулем оставался водитель, мотор работал.
   Лучи встающего солнца едва пробивались сквозь туман, смешанный с дымом. “А освещает ли это место солнце вообще?” — подумал Гэс. Неважно. Света достаточно, чтобы видеть, что происходит на противоположной стороне пустыря. В руках худого, напоминающего паука человека было многозарядное ружье.
   — Ружье большого калибра, — сообщил Потрох, рассматривавший Зирпа в бинокль. — Скорее всего, заряжено несколькими пулями для стрельбы с большого расстояния и крупной дробью для стрельбы с нескольких шагов.
   — Я возьму свое “банджо”, — сказал Гэс, щелкнув предохранителем. Гэс стал прикидывать, как лучше всего двигаться навстречу Зирпу. Нужно идти вдоль задней стены завода; это хоть немного обезопасит от всяких неожиданностей, которые может подстроить Зирп. А люди Гэса будут следить, не появятся ли где-нибудь снайперы Зирпа. Потрох, положив снайперскую винтовку на крышу машины, внимательно осматривал окрестности.
   — Давай, чего ждешь, сукин сын? — донесся до Гэса хриплый, будто заржавленный голос Зирпа.
   — Не люблю, когда меня обзывают, особенно так, — прорычал Гэс и двинулся к задней стене завода. Он уже не слышал, как его друзья желают ему удачи — все его внимание было сосредоточено на противнике.
   Гэс шел вдоль стены, но не вплотную к ней, а на расстоянии вытянутой руки. Автомат он держал в правой руке, положив его на согнутую в локте искалеченную левую. Он приготовился к жестокой схватке, лицом к лицу с врагом, до победного конца. И он был готов нажать на курок, как только Зирп сделает какое-нибудь подозрительное движение.
   Гэс прошел первое окно с пыльным, немытым стеклом. Шаг, еще шаг. Ему хотелось, чтобы Зирп отошел немного от своей машины. Гэс приближался к следующему окну. Оно почему-то было открыто. Краем глаза он увидел в окне светлое пятно — чье-то лицо, лицо очень знакомое. Но прежде чем он успел сообразить, что у окна стоял Мориарти, на землю прямо перед ним упали две ручные гранаты, брошенные из окна. Нужно было действовать немедленно. Если он побежит, то либо осколки после взрыва гранат уложат его, либо это сделает Зирп выстрелами в спину. К тому же, его люди, к которым он стоял теперь спиной, не могли видеть этих двух стальных ананасов, выглядевших так невинно, но готовых через секунду взорваться. У Гэса был всего лишь один шанс спастись. И его тело стало двигаться, выполняя принятое решение, еще до того, как сознание четко отметило это решение.
   Отбросив в сторону автомат и выставив перед собой руки — он знал, что до взрыва остается пара секунд, — Гэс прыгнул вперед, схватил гранаты по одной в каждую руку, перевернулся на спину и швырнул их в открытое окно, в котором он увидел лицо рыжего полицейского — на этом лице со следами неумеренного потребления вина и очередного бурного вечера, проведенного в борделе, застыло выражение ужаса и растерянности: неужели это происходит в действительности? Цвет лица резко изменился: из красного он превратился в грязно-желтый, а рот начал открываться, чтобы завопить: “Неееееет!”
   Гэс откатился к самому основанию стены — и в этот момент гранаты взорвались. Последнее “Нет, не может быть!” так и не было произнесено. Прямо над головой Гэса в кирпич ударила тяжелая пуля. Гэс оттолкнулся от стены и, перекатываясь по земле, добрался до своего автомата. Схватив его, он увидел, как Зирп прыгнул в машину, которая тут же сорвалась с места, еще до того, как дверца полностью закрылась.
   Пули отскакивали от бронированного автомобиля, не причиняя ему никакого вреда. В следующее мгновение обстреливаемая машина, визжа шинами, скрылась за углом завода и унеслась в туман, который никак не хотел рассеиваться.
   Над пустырем опустилась тяжелая, холодная, промозглая тишина. На землю с оконной рамы капала кровь. Никто не двигался. Люди Гэса стояли, готовые к любой неожиданности. Но все уже закончилось. Кровь стекала по стене на землю.
   Откуда-то издалека, наверное, с главного входа в фабрику, доносились крики ночного сторожа:
   — В чем дело? Что там такое?
   Гэс подошел к окну и заглянул внутрь. Потом произнес небольшую молитву. Он ненавидел Мориарти почти так же сильно, как и Зирпа, но он бы не пожелал никому быть разорванным на куски горячими рваными осколками стали. И когда умирает человек, считал Гэс, любой человек, он очищается почти ото всех своих грехов.
   От вида разорванного на части человеческого тела Гэса стало подташнивать. Он отошел от окна и тяжелой походкой направился к своим людям.
   — Что это было? — спросил Солтц. — Мы толком ничего не увидели.
   — Мориарти бросил мне под ноги парочку ананасов. А я подхватил их и вернул ему в окно.
   — Гэс, еще чуть-чуть, и они в тебя... — Соленый не договорил. — Никогда в жизни я не видел, чтобы кто-нибудь двигался так быстро, как ты.
   — Поехали, — устало сказал Гэс. — Сюда вот-вот прикатят легавые.
   — Мориартова шваль, — добавил Потрох.
   — Кстати, знаете, в какой-то степени благодаря Мориарти я стал тем, кто я есть, — медленно проговорил Гэс. После того, как все закончилось и напряжение резко спало, его охватила сильная усталость. А перед глазами у него стоял образ сельского парня с кровоточащей раной в боку; парень выпрыгивал из товарного вагона, но вместо друга его встречает легавый, разыскивающий “грабителя банка”...
   Вспомнил Гэс и тот день, когда на диване в комнате Бесси умер Джим; и этот же легавый пришел получить причитающиеся ему деньги... Шваль, действительно шваль! И как Мориарти раскрыл свою пасть с желтыми зубами, чтобы заорать: “Неееееет!”, но не успел... Теперь, Мориарти, смерть пришла к тебе — получить то, что ей причиталось.

Глава одиннадцатая

   — К тебе кто-то пришел, — сказал Малыш Солтц. Гэс сидел за столом у себя в кабинете, настолько погруженный в проверку счетов и других бумаг, что не расслышал, что ему сказал молодой человек. Он хотел забыться в работе, чтобы хотя бы на время отогнать от себя беспокойство по поводу Бесси, которое глодало его. И это ему удалось.
   — Гэс, — сказал Солтц уже громче, — к тебе пришли. На этот раз Гэс расслышал и поднял голову от бумаг.
   — Снова Фрэнк Райт?
   Солтц широко улыбнулся:
   — Нет. Человек, который назвался Фэтсом Кингом.
   — О, Фэтс!
   Толстенький Фэтс, прекрасный пианист.
   — И Фрэнк, и Фэтс — каждый из них дока в своем деле, — сказал Гэс, поднимаясь из-за стола.
   В приемной он увидел своего старого знакомого, который потолстел еще больше — его глазки совсем заплыли. Выражение на его лице выдавало явную обеспокоенность.
   — Фэтс, рад тебя видеть, — сказал Гэс, осторожно пожимая маленькую пухлую руку; он боялся, как бы в порыве радости слишком сильным рукопожатием не причинить ему боли.
   Губы Фэтса расплылись в широкой улыбке; тонкие, будто начерченные карандашом усики поехали вверх.
   — Привет, Гэс. Ты не меняешься! Как тебе удается оставаться таким тощим? Ты что, ничего не ешь?
   — Нет, отчего же, ем три раза в день. — Гэс улыбнулся. — Как поживаешь, Фэтс? Где ты пропадал все это время?
   — Подожди, подожди, Гэс. Не все сразу, — сказал Фэтс. — Я вроде все еще церковный органист. Каждое воскресенье играю Баха. Надеюсь, мне это там, наверху, зачтется... Но, Гэс, я не хотел бы отнимать у тебя время на пустяки. Я знаю, что ты теперь большой человек, а это значит — очень занятой.
   — Ладно, брось. Для тебя у меня всегда найдется время.
   — Я знаю, что ты делаешь для школы, той, которая у газового завода. К счастью, у меня всего двое детей, но они ходят в ту школу. Гэс, я считаю, что эти безобразники должны присвоить своей школе твое имя.
   — Нет, что ты! Школе присвоено имя Джима Криспуса. И ничего менять не будем. Уже табличка изготовлена.
   — Должно быть, старина Джим ворочается в своем футляре, — сказал Фэтс, рассмеявшись. — Уж слишком все шикарно!
   — А все-таки, как у тебя идут дела? Я никогда не забуду того, что ты сделал для Бесси. Без тебя она никогда не начала бы петь. Мы тебе очень многим обязаны.
   — Я пришел к тебе, чтобы поговорить о ней, о Бесси.
   — Я слушаю, — сказал Гэс, чувствуя, как холодок страха проникает в сердце.
   — Ну, знаешь, как это бывает у музыкантов — один сказал другому, а тот третьему... Так и узнаем, что и как. У бухгалтеров наверняка точно так же. Иногда и те и другие говорят об одном и том же человеке. Вот так я кое-что и узнал. Не много, но кое-что... Так вот... Бесси не будет выступать с концертом в Карнеги-Холл, потому что с тех пор, как она приехала в Нью-Йорк, она села на порошок. Такие вот дела.
   — Что, кокаин?
   — Нет, героин. И в больших дозах.
   — Вот черт, — воскликнул Гэс. — А концерт назначен на завтра!
   — Ее так накачивают героином, что она не сможет петь. Час назад мне рассказали — надежный человек рассказывал, — что ее постоянно держат в кайфе. Это человек только что прибыл из Нью-Йорка, а там ему рассказывал об этом толкач героина.
   — Ах, если б только я мог добраться до Нью-Йорка сегодня же... — сказал Гэс, уже обдумывая, что можно было бы сделать, что предпринять и как все устроить.
   — Может быть, позвонить ей? — предложил Фэтс.
   — Я звоню ей постоянно со вчерашнего дня. Я чувствовал, что что-то не так, но успокаивал себя, что она, наверное, особенно много репетирует. Или что немного нервничает перед таким концертом и не хочет, чтобы ее беспокоили... Да, нам надо ехать.
   — Нам? Ехать? — удивленно спросил Фэтс. Его глаза навыкате, казалось, вообще вылезут из орбит и станут похожи на лягушечьи.
   — Есть ведь такая штука как самолеты! — сказал Гэс. И тут же громко позвал своего помощника.
   — Малыш, нам с Фэтси надо немедленно добраться до Нью-Йорка. Узнай, кто мог бы нас доставить туда на самом быстром самолете.
   — Хорошо, — сказал Солтц, ничем не выдавая обеспокоенности — хоть и прекрасно знал, что на самолетах летать исключительно опасно. Он был уверен, что на самолетах летают лишь чокнутые и те, кому надоела жизнь. Не проходило и дня, чтобы газеты не сообщали об очередной авиакатастрофе.
   Через несколько минут Малыш уже докладывал Гэсу:
   — Трехмоторный самолет “Скаут” может вылететь из аэропорта через полчаса. Завтра утром вы будете в Нью-Йорке.
   — Прекрасно! Фэтс — мы летим.
   — Послушай, Гэс, — просипел Фэтс, — я летал только на крыльях песни!
   — Я тоже не летал, но надо же когда-то попробовать! Гэс попросил Солтца дать Бесси телеграмму, что они с Фэтом отправляются в Нью-Йорк. Потом Гэс потащил Фэтса вниз, к машине, которая уже ждала их у подъезда. За рулем сидел бессменный Солтц-старший.
   Они на большой скорости помчались по улицам города. Соленый ворчал, не поворачивая головы:
   — Я привез бы вас в Нью-Йорк быстрее, чем эта летающая штука. К тому же, это было бы значительно безопаснее!
   — Не беспокойся. Соленый, мое время умирать еще не пришло.
   — Знаю, знаю, но все-таки. Как бывает с этими самолетами? Взлетает, потом этот чертов двигатель останавливается — и бах, летишь вниз. Эти железки падают все время.
   — Да, да, расскажи, расскажи что-нибудь еще в таком же духе, — сказал Гэс. — Особенно Фэтсу. Это его очень подбодрит.
   Когда они прибыли в аэропорт, самолет уже ожидал их на взлетной полосе. У пилота, одетого в дубленку, на одном глазу была черная повязка. Пилот показал им, где находятся парашюты, и попросил пристегнуться.
   — В воздухе может немножко потрясти, — сказал пилот без улыбки. — Особенно если попадаем в грозу.
   Гэсу одноглазый пилот напоминал одного из тех начинающих механиков, которые вертятся у автомастерской, желая чему-то научиться.
   — А вы раньше на этой штуке летали? — спросил Гэс.
   — Нет, но я прочитал в книжке, что нужно делать, — сказал пилот с совершенно серьезным видом, но потом неожиданно рассмеялся. — Шутка. Вы хотите добраться до Нью-Йорка?
   — Да, и как можно скорее.
   — Прекрасно. — Пилот кивнул. — Я тоже. Все будет в порядке.
   Посмотрев в сторону небольшого здания, откуда диспетчер аэропорта подавал ему какие-то знаки, пилот сказал:
   — Все готово. Можем взлетать. Посмотрим, хорошо ли я запомнил первую главу руководства по вождению самолетов. Взлет.
   Взревели двигатели, и пропеллеры на носу и на крыльях завертелись так быстро, что перестали быть видны. Грохот стоял оглушительный.
   Гэса охватило некоторое беспокойство — на земле он никого и ничего не боялся, но вот как будет в воздухе? Фэтс прав — когда летишь в самолете, полностью зависишь от пилота, от приборов, от тех, кто собирал самолет, от тех, кто производил бензин — для этих моторов требовался бензин лишь высшего качества, совершенно чистый от каких бы то ни было примесей. Достаточно ли хорошо наземная бригада все проверила? Все ли смазано? Может быть, какой-нибудь подшипник остался несмазанным, и теперь он перегревается, а потом могучие двигатели взревели еще громче, пилот отпустил тормоза. И самолет, подпрыгивая, двинулся по взлетной полосе.
   Гэс ожидал, что самолет тут же взлетит, но он всего лишь резво бежал по земляной полосе. Казалось, прошла вечность, прежде чем он набрал нужную скорость и оторвался от земли. Лишь мгновение спустя после того, как колеса легко и незаметно оторвались от земли, Гэс сообразил, что они уже в воздухе.
   Самолет поднимался все выше. Гэс посмотрел вниз и увидел массу игрушечных уродливых домиков, железнодорожные пути, весь город, раскинувшийся по обеим сторонам реки. Но скоро дома исчезли, уступив место разноцветным лоскутам разного размера, но правильной формы.
   Гэс повернулся в Фэтсу и широко улыбнулся — черное, лоснящееся лицо толстяка посерело.
   — Восхитительно! — заорал Гэс, обращаясь к пилоту. — С какой скоростью мы летим?
   — Двести десять километров в час, — прокричал пилот, который обращался со штурвалом, словно это была дирижерская палочка.
   — Ты слышал? — Гэс обратился к Фэтсу. — Двести десять километров в час!
   — Как по мне, то лучше вальсировать, чем болтаться тут в воздухе, — пробурчал Фэтс.
   Пилот сообщил, что они должны будут приземлиться в Индианаполисе для дозаправки.
   Время летело очень быстро. Уже заходило солнце; на горизонте громоздились тяжелые грозовые тучи.
   Самолет пошел вниз, нырнул под облака, и стало значительно темнее. Пилот достаточно быстро определил, с какой стороны лучше всего заходить на посадку, и направил самолет к земле. Со стороны все выглядело очень просто: определяешь направление ветра, приземляешься, подруливаешь к ангару, выключаешь моторы.
   — Когда полетим дальше? — спросил Гэс.
   — Все зависит от того, какая у нас впереди по курсу погода, — ответил пилот. — Пойду спрошу.
   — Теперь я понимаю, почему ты в бутлегерстве — что Сачмо^[4] в музыке, — сказал слабым голосом и с кривой усмешкой Фэтс. — Тебя ничто не остановит.
   — Нельзя терять время.
   — Ну даже если мы поспеем до начала концерта, что мы можем сделать?
   — Сначала нужно попробовать что-то сделать, а потом посмотрим. К самолету вернулся пилот. В одной руке он держал несколько тонких бумажек; на лице у него уже не было шаловливого выражения.
   — Не повезло, — сообщил он. — Грозовой фронт. На восток нам пока не пробиться.
   — Так когда мы можем вылететь? — спросил Гэс, чувствуя, что проигрывает, что судьба на этот раз против него.
   — Может быть, утром. На рассвете.
   — Я добавлю еще пятьсот долларов, — медленно сказал Гэс, — если мы доберемся до Нью-Йорка завтра среди дня.
   — Здесь есть комната, в которой можно отдохнуть, — ответил пилот. — Пойдемте, поспим немного.
   Пилот привел их в комнату в небольшом здании аэропорта, где стояло с полдесятка застеленных кроватей. Гэс и Фэтс легли и попытались заснуть. Гэс заснул неожиданно быстро. Его разбудила чья-то рука, тронувшая его за плечо. Он инстинктивно схватился за ручку “кольта” в кобуре под мышкой. Услышал сухой, спокойный голос:
   — Пора, пойдемте. Заведем у птички моторы.
   Фэтсу так и не удалось заснуть. Он пролежал все это время с закрытыми глазами. Когда пришел пилот, он тяжело поднялся, почесывая белую щетину, выросшую за день.
   — Судя по прогнозу погоды, у нас есть шанс проскочить. Пятьдесят на пятьдесят, — сказал пилот.
   — Пошли, — решил Гэс.
   — Взлетим мы нормально, — сообщил пилот, — а вот как дела пойдут дальше — пока не очень ясно.
   — Если сомневаешься — лети, — сказал Гэс, обжигаясь горячим кофе, который принес ему пилот.
   Когда они подошли к самолету, Гэс взглянул вверх. Над аэродромом, на высоте около сотни метров, висел тяжелый туман. Возле самолета возились два механика — один заполнял баки горючим, а второй тыкал масленкой в разные отверстия.
   Пилот и пассажиры забрались в самолет. Пристегнулись. В кабине было холодно.
   Завертелись пропеллеры, загудели моторы. Разогнав самолет, пилот поднял его в воздух. Почти тотчас они оказались в тяжелом, как жирный дым, тумане. Видимость была нулевая. Пилот, не отрывая острого, как у ястреба, взгляда от приборов, уверенно вел машину на восток.
   — А по пути у нас будут встречаться грозы? — спросил Фэтс.
   — Всего несколько небольших горок, — сказал Гэс, попытавшись улыбнуться.
   Через некоторое время пелена тумана разорвалась, распалась на серо-голубые клочья и скоро осталась позади. Пилот облегченно вздохнул. Над ними раскинулось чистое холодное небо, а под ними проплывали похожие на куски ваты облака, освещенные первыми лучами солнца.
   Пилот сверялся с компасом, пытаясь определить, насколько сильно ветер сносит их в сторону от курса. Время от времени он переговаривался с землей по радио. Радио трещало и сипело, словно кто-то специально пытался производить этот нелепый шум. Гэс еще раз подумал о том, что управлять самолетом не так уж трудно, и что ему нужно купить собственный.
   По истечении некоторого времени пилот сообщил, что они летят над штатом Огайо. Гэс посмотрел вниз, но ничего, кроме ровного ватного ковра облаков, не увидел.
   — Мы можем без промежуточной посадки долететь до Питсбурга! — прокричал пилот. — Там и заправимся. И погода, может быть, к том) времени улучшится.
   Ровный шум моторов действовал усыпляюще. Фэтс, наконец, заснул, стал дремать и Гэс. Сквозь дремоту он слышал переговоры пилота с землей.
   — Привет Питсбургу, говорит “Скаут 126 Браво”, нахожусь в десяти милях к северо-западу от города. Прошу посадку.
   — Сто двадцать шесть Браво, вас слышу. Аэродром закрыт. Видимость нулевая. Повторяю: аэродром закрыт, видимость нулевая. Предлагаю поворачивать к Вашингтону.
   — Спасибо, Питсбург.
   Одноглазый пилот начинал что-то сердито насвистывать.
   — Дотянем до Вашингтона? — спросил Гэс, пытаясь разобрать, что показывают приборы.
   Пилот посмотрел через плечо на Гэса и подмигнул.
   — Черт с ним, с этим Вашингтоном. Попробуем добраться до Филадельфии. Знаете, я хочу основать собственную авиакомпанию, и пятьсот долларов сверху, которые вы обещали, мне очень помогут.
   — Вы знаете, как туда лететь?
   — Знаю. Мы туда доберемся нормально. Нужно лишь немного удачи.
   — Удачи? Из меня удача так и прет, — сказал Гэс, рассмеявшись.
   — Да? Ну тогда разгоните своей удачей вот те грозовые облака впереди, — сказал пилот довольно мрачно.
   — Меня можете здесь высадить, — заявил Фэтс.
   Пилот вел самолет по новому курсу, стараясь не думать о массе бурлящих, вздымающихся башнями и тут же разваливающихся облаков; Гэсу, следившему за действиями пилота, нравилась уверенность и быстрота, с которыми тот реагировал на все изменения в обстановке. Так же легко и одновременно осторожно, как ведет самолет, он, наверное, катил бы детскую коляску по парку. Стало темно и совсем холодно.
   Самолет трясло, бросало из стороны в сторону, как сорванный с дерева лист. Гэс чувствовал, как внутри у него все поднимается и опускается. Фэтс держался за живот и с закрытыми глазами тихо пел: “Малыш, о малыш, терпеть тебя я не могу, за твою большую ногу, терпеть тебя не могу, за твою большую ногу...”
   Теперь их бросало не только из стороны в сторону, но и вниз и вверх, и с каждым броском натиск бури усиливался. Казалось, три мотора самолета не справятся с этим напором. Самолет оказался в полной власти бушующей грозы. Пилот сохранял внешнее спокойствие даже тогда, когда самолет вставал на крыло. Он делал все возможное, чтобы сохранить контроль над машиной, отказываясь признавать, что существуют силы намного могущественней трех мощных моторов, которые упрямо продолжали нести самолет вперед.
   Самолет швыряло к поднебесью, потом низвергало вниз; крылья тряслись и, казалось, вот-вот обломаются; весь самолет стонал и трещал, а Фэтс продолжал петь свою идиотскую песенку:
   Малыш, малыш, тебя я ненавижу,
   Из-за твоих ног солнца я не вижу...
   Гэс всматривался в окружающие их облака, надеясь увидеть хоть какой-то просвет.
   Совсем рядом ослепительно вспыхнула молния. Стрелка альтиметра прыгала, как безумная, а скорость самолета, подгоняемого ветром, все увеличивалась. Пилот делал все, что от него зависело, он знал, что воздушная стихия может преподнести любую неожиданность. Самолет в очередной раз швырнуло, но на этот раз их выбросило из облаков в освещенное солнцем воздушное пространство. Пилот широко улыбнулся. Они оставили грозовой фронт позади себя. И пилот, снова выйдя на нужный курс и на нужную высоту, стал вызывать Филадельфию. Гэс посмотрел на часы. Двенадцать часов. А приборы показывали, что горючее заканчивается.
   Фэтс с закрытыми глазами по-прежнему пел свою нескончаемую песенку:
   Малыш, малыш, какая же ты гадость,
   И ножки мне твои совсем не в радость...
   — Все в порядке, Фэтс, — сказал Гэс. — Мы сейчас приземлимся, заправимся горючим. Отсюда до Нью-Йорка рукой подать.
   Пилот провел самолет сквозь смог, висевший над городом, и благополучно посадил на аэродроме, где их уже ждал заправщик.
   Пилот, Гэс и Фэтс выбрались из самолета, обошли его вокруг, время от времени похлопывая по алюминию, выдержавшему тяжелое испытание, нахваливая его красоту и выносливость. Наскоро что-то поев и выпив кофе, они снова забрались в него. Взлетев, взяли курс на Нью-Йорк.
   Вскоре на горизонте они увидели этот величайший в мире город. Потом стали различать небоскребы: “Эмпайр Стейт Билдинг” почесывал небеса, а Статуя Свободы махала им факелом — приветствовала тех, кто прибывает из-за океана в надежде на лучшую жизнь.
   Нью-Йоркский аэропорт был самым современным из всех, где они побывали, но располагался он довольно далеко от города. На прощание Гэс вложил в руку самолетного пилота тысячедолларовую купюру.
   — Я вернусь.
   — Удачи вам.
   Пилот подмигнул Гэсу своим одним глазом. Гэс, пожав ему руку, бросился к остановке такси. Сев в машину, он сказал:
   — Гостиница “Вэн-Вингерден”, и пожалуйста, как можно быстрее.
   — Хорошо, — сказал водитель и рванул с места.
   Доехав до Манхэттена, водитель поехал по Шестой авеню, потом свернул на Сорок четвертую улицу и остановился у безликого здания массивной гостиницы, которую облюбовали себе музыканты и художники.
   — Приехали, сэр, — сказал водитель. Гэс дал ему десять долларов. Водитель полез в карман за сдачей.
   — Сдачи не надо, — сказал Гэс, выскочил из машины и бросился в гостиницу.
   Подбежав к стойке администратора, он спросил:
   — В каком номере живет мисс Криспус?
   — Мисс Криспус? Сейчас посмотрим... Она занимает номер триста восьмой. Сейчас я ей позвоню.
   Администратор снял трубку телефона. Прошло не меньше минуты. Администратор сказал:
   — Там не отвечают, сэр. Вы можете оставить записку...
   — Дайте мне ключ, — резко сказал Гэс.
   — Боюсь, это не поло-Администратор, взглянув в горящие глаза на изможденном лице, тут же понял, что с этим человеком лучше не связываться, и молча выложил ключ на стойку.
   Гэс бросился к лифтам; Фэтс едва поспевал за ним. Очень старый лифтер, в форме служащего гостиницы, важно нажал кнопку нужного этажа.