Кертис (I) Джек. Вороний парламент

   Он знал, что должен позвонить отцу Дэвида, но вместо этого набрал номер Кэролайн Ранс в Вудстоке, вычислив, что в Америке сейчас шесть часов вечера. Никто не снял трубку. Три часа кряду он пил виски и за это время перелистал гору книг. Через час он снова позвонил Кэролайн, потом через полчаса. Телефон молчал. Он звонил всю ночь и последний раз набрал ее номер в девять утра, потом заснул и проспал часов пять, сидя в кресле.
   Проснувшись, он опять позвонил. В Вудстоке было уже восемь утра. Телефон по-прежнему молчал.

Глава 10

   Из пяти человек, находившихся в комнате, Говард Прентисс был старше по званию Эда Джеффриза, и последнего это раздражало. Кроме того, здесь сидел парень по имени Бен Аскер, которого Эд не знал. Он прилетел из Нью-Йорка. Говард Прентисс хранил молчание, представляя возможность говорить Аскеру и Эду, что особенно действовало на нервы последнему.
   – В этом деле так много нюансов, – говорил Аскер. – Но вам совершенно необязательно знать все.
   Аскер выглядел настоящим франтом: темный костюм, белая рубашка, уголки воротничка под галстуком сколоты. Его тонкие пальцы с почти прозрачными ногтями любовно оглаживали пачку бумаг на столе. Морщинка на лбу свидетельствовала о его осторожности.
   – Вы видели фильмы? – спросил его Эд.
   – Да, конечно. Ничего особенного... Они похожи на другие, где засняты подобные эксперименты. Мальчик, конечно, не лишен экстрасенсорных способностей, особенно он силен в телекинезе и телепортации.
   – Это нам известно.
   – Да, да. Ну... ничего нового. Я никогда не работал с этим пареньком. А тех, кто это делал, полагаю, уже нет в живых.
   – Коронарные сосуды.
   – Да, естественно. – Аскер скорчил скорбную мину. – Видите ли, трудно себе представить, как другой на его месте вел бы себя в подобных обстоятельствах. Ведь и экстрасенс... э-э-э... не лишен нормальных человеческих чувств. Я ничего не могу сказать об экстрасенсорных способностях мальчика, пока не увижу его. Его способности в какой-то мере зависят от того, как он ими пользуется. А это никому не известно. Неизвестно также, какая у него техника и все остальное. Ведь мальчик, как я уже сказал, прежде всего человек. Он может впасть в летаргическое состояние, в депрессию, может быть непредсказуем, испытывать всякого рода волнения... В общем, это лотерея.
   – А Герни?
   – Герни?
   – Парень, который...
   – Да.
   – Я забыл о нем, – сказал Аскер. – Не знаю – вот мой ответ. Вы говорите, что он почти добрался до мальчика.
   – Есть доказательства, что он был в том доме, где держали Дэвида.
   – Да, понимаю. – Аскер развел руками. – Извините, но я не знаю. Есть ли какие-нибудь основания считать его экстрасенсом? Почему его наняли?
   Эд посмотрел на лежавший на столе скоросшиватель, но не стал его раскрывать.
   – Нам ничего не известно. Его наняли, чтобы успокоить мать. Сначала мы хотели подставить своего человека, но потом раздумали. Герни все-таки настоящий. А нам важно утихомирить эту Ране. У нас нет шансов, чтобы... – Он умолк.
   – Неужели? – Аскер сложил пальцы домиком. – Он, кажется, подобрался очень близко.
   Джеффриз откинул со лба прядь волос.
   – Так решили не в нашем департаменте. Замечание это, как все поняли, было сделано в адрес парня, прилетевшего из Нью-Йорка.
   Заявление Эда дало Аскеру возможность высказаться.
   – Выслушав вас, я могу сказать лишь одно: произошла осечка. Что мальчик подходит, было ясно с самого начала. Но не в этом дело. Прежде чем к нему обратиться, надо было все хорошенько обдумать. Ведь он не только отказался, но и возмутился, стал угрожать разоблачением. Поэтому его и похитили. Само похищение от начала до конца – импровизация. И вот теперь неизвестно, как с ним поступить. Что вы намерены предпринять?
   Вопрос остался без ответа. Наступила тишина. Аскер понял, что наговорил лишнего. Он опустил глаза и стал возиться со своими бумагами.
   – Извините, – сказал он. – Все так запуталось.
   Он умолк. Как и остальные, он, конечно, знал, что предпринять.
   – Спасибо, мистер Аскер, – произнес наконец Прентисс, мягко, неторопливо, словно о чем-то размышляя.
   Эд Джеффриз встал и открыл одну из двойных дверей, ведущих в коридор. Аскер молча собрал свои бумаги, постучал ими по полированной поверхности стола, положил их в свой атташе-кейс и покинул комнату.
   Прежде чем Эд вернулся на свое место, Прентисс тем же мягким голосом сказал:
   – Он прав.
   – Я знаю. Но под этим ковром нет трупа.
   – Знаю, есть люди, – медленно ответил Прентисс, – которым абсолютно все равно, где будет труп. Главное, что от него уже исходит зловоние. – Он сделал паузу. – Ведь девушка пытается загнать Герни в тупик.
   – Да, это так.
   – Она в безопасности, не рискует?
   – Все в порядке.
   – Вы не допустили ошибок?
   – Никаких, – ответил Джеффриз и, выдержав взгляд Прентисса, повторил: – Никаких, гарантирую.
   – Хорошо, – сказал Прентисс. – А где сейчас Герни?
   – Мы ждем, когда он объявится.
   – А он объявится?
   – Рано или поздно, должен. – Джеффриз молил Бога, чтобы слова его подтвердились.
   – А как Бакройд? – Прентисс заглянул в свои записи. – Джордж Бакройд?
   – Никак. Он на пенсии. Мы оставили его в покое. За ним следят, чтобы найти дорожку к Герни. Более того, когда все кончится, британцы его накажут. Ну это уж их дело.
   – А мать?
   – Опять переехала в «Плазу», в тот же номер, – с досадой ответил Джеффриз.
   – Зачем?
   – Кто знает. – Джеффриз пожал плечами. – Это нас не касается, хотя очень раздражает. Лучше бы она жила в Вудстоке. По крайней мере, не пришлось бы наблюдать еще и за этим чертовым отелем. Все считают, что она в глубокой депрессии.
   Прентисс постучал ручкой по стопке бумаг и задумчиво сказал:
   – Это опасно. Присматривайте за ней.
   Он спрятал ручку во внутренний карман и поднялся из-за стола.
   – О'кей, кажется, все. Держите меня в курсе.
   – Конечно.
   Эд и все остальные встали. Прентисс вышел, не закрыв за собой дверь.
   – Господи Боже мой, – с облегчением вздохнул Джеффриз, – кажется, пронесло.

* * *

   Уже в двадцатый раз Герни звонил Кэролайн Ране, но слышал только гудки в трубке. Наконец он позвонил Джорджу Бакройду. Тот вместо того, чтобы сказать «Бакройд слушает», назвал номер своего телефона.
   – Извините, – произнес Герни, – это не восемь четыреста тринадцать?
   – Вы ошиблись, – спокойно ответил Бакройд и положил трубку.
   Герни подождал полчаса и снова позвонил. Бакройд опять назвал номер своего телефона. Тогда Герни сказал:
   – Привет, Джордж, это Саймон. Я подумал, что надо сообщить, где я нахожусь, на случай если я вам понадоблюсь или вы узнаете что-нибудь важное. – Он говорил быстро, не давая Бакройду вставить слово. – Боюсь, я не очень-то продвинулся. У вас, наверное, тоже ничего нового?
   Наступила тишина, потом Бакройд сказал:
   – Если будут новости, я дам вам знать.
   – О'кей. Я в «Друидс-Кум». Буду ждать два дня. У меня здесь кое-какие дела. У вас есть мой номер?
   – Да. Позвоню, если что-нибудь узнаю. Желаю удачи, Саймон.
   – До встречи, Джордж.
   Герни принес несколько поленьев, положил возле камина, потом поставил пластинку с записью фортепьянного концерта Моцарта и стал ждать.

* * *

   Мозаика занимала больше половины стены. Цвета были яркими, но рисунка как такового не существовало. Голубые, желтые, светло-зеленые, красные, иногда ослепительно белые пятна. Не меньше двухсот. Если смотреть через открытую дверь, то в картине можно было найти какую-то логику; красная полоска здесь, желтое пятно там, слева наверху зеленый уголок с ломаной белой линией, ниже зеленые круги, а рядом, с краю, голубые мазки.
   Если же подойти поближе, то в белых пятнах можно было рассмотреть заснеженные поля, деревья, горы. В голубых – небо, озера, океан. В желтых – песок. В красных – свитер, лыжную шапочку, теплое клетчатое пальто, шарф, даже плавки Дэвида. Он стоял на коленях на желтом песке и, улыбаясь, смотрел в фотообъектив.
   Кэролайн прикрепила к стене последнюю фотографию. Она привезла с собой все снимки, где был запечатлен сын. Опустошенный альбом так и остался лежать в спальне на полу, в Вудстоке. Скрестив ноги, она сидела на кровати, прижав подушку к животу, и смотрела на них. Смотрела целый час, потом пошла спать.
   Среди ночи Кэролайн проснулась. В городе всегда было светло. На улице, возле Центрального парка, освещенного фонарями, гуляли люди. Каждый был поглощен своими мыслями, приятными или тяжелыми... Она пошла в ванную и застыла у зеркала с губной помадой в руке. Неужели это ее лицо? Она не стала краситься, швырнула помаду в мусорную корзинку и попыталась выдавить угорь на щеке. Потом вернулась в комнату и полезла в шкаф за шубой, но остановилась и понюхала у себя под мышками. Пахло потом. На руке был маленький круглый синяк. Откуда он? Тут Кэролайн вспомнила, что два дня назад, возвращаясь из бара в отель, споткнулась и схватилась за стену, чтобы не упасть. Грязь со стены тусклым полумесяцем отпечаталась на ладони.
   Она пошла на Пятьдесят четвертую авеню, свернула направо, пересекла Шестую авеню и увидела джазовый клуб. Шум там стоял невообразимый, напитки стоили очень дорого, поговорить было не с кем. Позднее она пошла в Виллидж и еще выпила. Не зайти ли в какой-нибудь ресторанчик из тех, что любил Дэвид? Когда она села за столик, заиграли знакомый блюз, исполнявшийся каждый вечер.

* * *

   В час ночи Герни позвонила Рейчел. Он счел эту тактику верной, поставил стакан с вином и пошел к телефону. Только после восьмого звонка он снял трубку.
   – Привет, Саймон.
   – Рейчел?
   – Извини, я, наверное, тебя разбудила.
   – Ничего. – Он помолчал, представив себя сидящим в постели с подоткнутыми за спиной подушками. – Который у вас час?
   – Час ночи, как и у вас. Я в Лондоне.
   – Да? – удивился Герни, оживившись. – А что ты здесь делаешь?
   – Просто так. В результате кое-каких перемен в мире я стала важной персоной. У меня даже появился поклонник. Мы решили проводить вместе время, чтобы проверить, подходим ли мы друг другу.
   Герни, как всегда, подыгрывал ей.
   – Ну и как?
   – Думаю, ничего не получится. У этого поклонника седина в бороду, бес в ребро. У него две фамилии и ни одного имени. Он пригласил меня на ленч в ресторан, с узорчатыми салфетками, увесистыми ножами и вилками и обоями эпохи Регентства.
   – Кажется, я где-то видел такое.
   – Такое можно увидеть только в Англии, – сказала она. – Послушай, Саймон, я выклянчила отпуск на несколько дней. И раздобыла пару интересующих тебя фактов. Нельзя ли к тебе приехать? Мне бы очень хотелось. Или ты сам собираешься в Лондон?
   – Нет. Приезжай. Когда?
   – Завтра. То есть сегодня.
   – Прекрасно. Есть поезд... Но, может быть, ты на машине?
   – Нет, приеду поездом.
   – Хорошо. От станции Паддингтон до Тонтона. Утром или днем?
   – Днем.
   – Тогда садись на пять сорок пять, – сказал он, – я тебя встречу.
   – Не в первый раз, – сказала Рейчел и добавила: – Хо-хо-хо.
   – Хо-хо-хо, – повторил он. – До завтра.
   Он подождал, пока она повесит трубку. Затем положил свою, задумчиво глядя на нее, и отпил из стакана.
   – Вот тебе и хо-хо-хо, – сказал он и набрал номер в Вудстоке. На этот раз он минут пять держал трубку.

* * *

   Каким-то непостижимым образом Кэролайн умудрилась забрести на Баури. Она едва держалась на ногах и брела куда глаза глядят. На нее пялились бродяги, что-то кричали, а один даже запустил в нее пустой бутылкой, которая разбилась прямо у ее ног. Кэролайн решила, что это случайность. Пять такси проехали мимо, только шестое остановилось. Водитель оказался разговорчивым итальянцем.
   – Это место не для вас, мадам. Тем более в такое время.
   – Извините, – сказала Кэролайн. Он засмеялся:
   – Пресвятая Дева, не извиняйтесь. Не мое дело. Я просто так вам сказал.
   – Спасибо.
   – Так-то. Нет, здесь вам не место. Даже такси тут не останавливаются. Понимаете?
   – Я об этом не подумала, – сказала она.
   – Вы в отпуске? Послушайте, Нью-Йорк – опасный город. Понимаете?
   – Да.
   У нее закружилась голова. Неоновые огни, казалось, летали по воздуху. Такси подбрасывало на неровной дороге, Кэролайн подпрыгивала и с шумом опускалась на сиденье. Один раз чуть было не свалилась.
   – Я опьянела, – сказала она таксисту.
   – Неужели, мадам? Кошмар. Хотел бы я тоже быть под градусом. – Он фыркнул. – С удовольствием выпил бы пару кружечек пива. Не волнуйтесь, мадам. Я доставлю вас домой. Вам ведь уютно в машине?
   – Спасибо, – сказала Кэролайн. Доброта таксиста тронула ее до слез. Она подпрыгивала на сиденье и громко плакала.
   Всю остальную дорогу водитель молчал. Когда подъехали к «Плазе», она дала ему десятидолларовую бумажку и о", ни слова не сказав, взял ее.
   – Спасибо, – она заплакала в голос, – спасибо.
   Подошел швейцар и открыл дверцу машины.

* * *

   На Рейчел была куртка на пуху, та же, что и на Лонг-Айленде.
   – Холодно, – сказала она, целуя его.
   Когда они ехали в «Друидс-Кум», начался снег. Хлопья пролетали мимо окна или оседали на стекле, превращаясь в капельки. В машине было тепло, и от этого духи Рейчел пахли еще сильнее. Хотелось побывать в доме Герни.
   – Я часто пытаюсь представить себе твой дом по твоим довольно скупым рассказам, – говорила Рейчел.
   Она интересовалась домом Герни, словно молодая жена, которой предстояло там жить. Потом принялась рассказывать о совещании в Лондоне, на которое приехала, – о назойливом коллеге из другой страны, бюрократической неразберихе, засилии замшевых ботинок и шерстяных кардиганов.
   – У британских разведслужб очень странный стиль, – заключила она.
   Лихо она все это состряпала, думал Герни, уловивший благодаря своей проницательности фальшивые нотки в ее рассказе. Он не мог не признать, что она здорово доработала: любой другой на его месте поверил бы ей. Желая показать, что у него нет ни малейших сомнений в правдивости ее слов, Герни обрисовал ее злополучного поклонника, столик, за которым они обедали в ресторане, и компанию старых дураков, посасывающих свои трубки. Он даже придумал повестку дня совещания, словно слышал тихое покашливание направлявшихся к трибуне.
   – Было так скучно, – говорила Рейчел. – И в то же время поучительно.
   – В результате новая звездочка, – сказал Герни.
   – Что?
   Он похлопал ее по плечу, где должны быть погоны.
   – Ах да... Но главное, я могу побыть день-два с тобой. Не так уж и плохо, правда?
   Он с улыбкой кивнул и спросил, когда ей надо возвращаться.
   – Работа закончена. Так что я выкроила несколько дней. Сегодня среда? Думаю, что могу пробыть здесь до воскресенья. А ты никуда не уедешь? Как продвигаются твои дела?
   – Неважно. – Герни помолчал и добавил: – Я потерял мальчишку.
   – Как потерял? Разве они до сих пор не потребовали выкуп за его освобождение?
   – Я ждал этого. Но потом они вдруг попытались заловить меня, и я ушел в подполье. Никаких контактов с ними больше не было. В общем, я потерял Дэвида из виду.
   – Они пытались заловить тебя? Чтобы убить?
   – Так и случилось бы, последуй я их инструкции.
   – Саймон, но это бессмысленно.
   – Знаю.
   – Что же это значит?
   – Понятия не имею.
   Рейчел вынула из сумки сигареты, нажала на зажигалку в машине и стала энергично прикуривать.
   – Что ты намерен делать? – спросила она, попыхивая сигаретой.
   – Пока не знаю, поэтому сижу здесь. Единственное, что в моих силах, – это предать все огласке: в прессе, на телевидении, в полиции – в общем, везде, где только возможно. Хотя это создаст массу сложностей. Кроме того, мне трудно будет объяснить, почему я сразу об этом не заявил. Ведь Дэвида похитили несколько недель назад.
   Рейчел выпустила струйку дыма и закашлялась.
   – Раньше ты никогда этого не делал. Герни пожал плечами.
   – Не были такой необходимости. Ничего подобного со мной не случалось. – Он внимательно посмотрел на нее. – Не знаю, что происходит.
   Она кивнула:
   – Может быть, подождешь немного? Надо думать, они опять попытаются связаться с тобой. Возможно, ты неправильно их понял?
   – Сомневаюсь. Хотя нервы у меня стали ни к черту.
   Она положила руку ему на колено.
   – Нам еще далеко?
   Снегопад усилился. Мокрые хлопья залепили переднее стекло. На полях и живой изгороди уже образовался тонкий слой снега, казавшегося ослепительно ярким на общем темном фоне, ветер наметал сугробы в лощинах.
   Через двенадцать миль Герни подъехал к небольшой полукруглой стоянке у подножия крутого холма и вышел из машины. Рейчел, вопросительно глядя на него, последовала за ним. Он подошел к багажнику, вытащил фонарь и коробку с продуктами и поставил на крышу машины.
   – Где мы? – спросила Рейчел.
   – Дома.
   Он указал на холм. На фоне серого неба темнел острый угол крыши и труба. На склоне стояли столбы, с протянутой между ними веревкой, за которую нужно было держаться, чтобы подниматься наверх. Герни поставил на плечо коробку и зажег фонарь.
   Взглянув на заросли папоротника, на густые ели и крышу дома на вершине, Рейчел спросила:
   – Ты шутишь?
   Герни передал ей фонарь.
   – Не можем мы въехать на машине наверх, – объяснил он. – Если бы даже это нам удалось, вряд ли мы смогли бы спуститься вниз. – Он усмехнулся. – Раньше ты любила рискованные ситуации.
   Ступеньки, выбитые в склоне, были скользкими. Прежде чем, преодолев 150 футов, они добрались до дома, она три раза падала и четыре останавливалась, чтобы перевести дух. Когда оставалось всего двадцать футов, Рейчел снова упала. Она лежала и смеялась, покрытая толстым слоем снега.
   – Ну, теперь я вижу, – говорила она сквозь смех, – до чего ты эксцентричен.
   Герни заметил, как она лепит снежок, чтобы запустить в него. Она вела себя вполне естественно, как если бы приехала просто провести время в деревне, взобраться на гору, поваляться в сугробах, посмотреть дом, который так ее интересовал, и даже попросить бренди, чтобы согреться. Герни давно знал, что женщина готова на любой обман, только бы взять от жизни все, что можно, и не задумываясь продаст того, с кем наслаждалась в постели. Причем без малейших угрызений совести. Это всегда пугало Герни.
   Когда он был уже у дверей, в коробку, стоявшую у него на плече, полетел снежок.
   – Промахнулась! – крикнул он, входя в дом.
   Рейчел прошла за ним на кухню и стала рыться в коробке.
   – Там все, что нужно, – сказал Герни. – В холодильнике бифштексы и всякая всячина. В общем, с голоду не умрем.
   – Здорово. А бренди есть?
   Он кивнул в сторону гостиной.
   – Бутылка на столике, возле камина. Принеси мне тоже.
   Она вернулась с рюмкой бренди и наблюдала, как он раскладывает свертки.
   – Какой большой дом, Саймон. А ты не боишься оставлять картины, когда уезжаешь?
   – Сюда никто не приходит.
   Она сняла куртку и повесила на спинку стула. Джинсы ее промокли, на свитере тоже проступили мокрые пятна.
   – Пойди в ванную переоденься. Она за гостиной, рядом со спальней, вода постоянно горячая.
   – Прекрасно, – сказала Рейчел, залпом осушив рюмку. Минут через пять она появилась, облаченная в его халат. – А знаешь...
   Он вопросительно посмотрел на нее.
   – Я оставила сумку в машине, на заднем сиденье.
   Он улыбнулся и пошел к двери. Надевая пальто, сказал:
   – Прими душ, – и вышел наружу.
   Он не спешил, водя фонариком из стороны в сторону. Она нарочно сказала про сумку, ведь позвонить по телефону дело двух-трех минут. А пока он вернется, пройдет не меньше десяти. Он решил не спешить. Достав из машины багаж, Герни проверил запасные ключи к машине, привязанные под сиденьем водителя. Но дверцу запирать не стал, только захлопнул. Потом смахнул снег с лобового стекла и накрыл тряпкой.

* * *

   Взобравшись наверх, он осмотрелся. Не похоже, чтобы кто-нибудь следил за ними от самого Тонтона. Впрочем, преследователи могли заехать вперед. Между деревьями намело сугробы, лес, казалось, замер под снегопадом. Тишину вокруг нарушал только свист ветра да шуршание снега, падавшего с отяжеленных ветвей. Герни обошел дом, заглянул в каждое окно. Дом казался пустым. В кухне стоял стол и собачья корзинка. На миг Герни вспомнил свой сон, отражавшееся в стекле лицо Дэвида Паскини, его рот, что-то говоривший, напряженное лицо. Потом видение исчезло, но запечатлелось на сетчатке глаз, словно яркий свет лампы, на который долго смотришь.
   Бросив сумку на кровать, Герни постоял с минуту, слушая, как Рейчел напевает в ванной.
   – Саймон! – крикнула она, когда Герни прислонился к двери.
   – Нет, – ответил он, – это домовой.
   Из-за клеенчатой занавески показалась рука со щеткой.
   – Потри мне спину.
   Он взял щетку и отодвинул занавеску. Она запрокинула голову, и вода из душа стекала прямо ей на лицо. Он тер ей спину круговыми движениями, потом стал растирать ягодицы, пока они не порозовели. Она повернулась и передала ему мыло.
   Герни намылил руки, и они заскользили по ее телу. Тогда она взяла его руки в свои и стала медленно водить ими: сначала вверх от ребер к груди, потом к талии, бедрам, затем к ягодицам. Наконец, потеряв равновесие, она упала на него, обвив его шею руками. С ее волос текли струйки воды прямо ему на рубашку. Рука его скользнула между ее ног. Она уткнулась ему лицом в шею и слегка покусывала ее. Так они стояли некоторое время. Наконец Рейчел выпрямилась, расстегнув ему джинсы, опустилась на колени и прильнула губами к его плоти. Он смотрел на ее мокрые волосы, на скользкое от мыла тело и думал: «Кто же ты на самом деле?»
   Три часа ночи. Время волков. Время смертей. Время отлива.
   И вот тогда выходят на охоту нью-йоркские волки, хищники, пожиратели падали в Бронксе, на Восьмой авеню и Таймс-сквер, в Гарлеме, на безлюдных окраинах Ист-Виллиджа. Они кружат в парке прямо под окнами. Кэролайн стояла у окна, с бутылкой в одной руке и полным стаканом – в другой. Казалось, она сходит с ума. На память пришли словно в тумане стихотворные строки про что-то гибкое и кошачье, впившееся в свою жертву когтями. Она знала, что за окном бродят воры, насильники и убийцы, хотя не видела их. Впервые Кэролайн поняла, что не только ей уготованы в этом мире страдания, что она также несчастна, как и эти доведенные до отчаяния люди. Словом, в ней проснулся инстинкт стадности.
   Все в этой комнате казалось ей до банальности искусственным. Телевизор, журналы, газеты, изящные лампы, дорогая мебель, даже тепло. Кэролайн выпила еще и, пошатываясь, пошла в спальню. Фотографии, словно иконы, светились в полутьме. Она разглядывала их одну за другой, словно они могли дать ей какую-то информацию.
   Дэвид – младенец. Дэвид – первоклассник. Дэвид и Чезаре играют в бейсбол. Дэвид на детской горке в Вермонте. Дэвид в Диснейленде. Дэвид – в нью-йоркском метро с Анет. Дэвид – в Венеции, Флоренции, Риме и Париже. Дэвид на празднике в День благодарения (смеющийся, голова запрокинута), задувающий свечи на именинном пироге в день шестнадцатилетия. Дэвид – на побережье в Греции, в Калифорнии, в Бретани. Каждое воспоминание вызывало у нее гримасу боли. Изредка она слегка поворачивала голову и смотрела на фотографию искоса, словно прямой взгляд был более мучительным. Кэролайн внимательно рассматривала каждую фотографию, шепча при этом имя сына, вслух вспоминая, когда и где они были сделаны.
   Наконец она добралась до постели со стаканом и бутылкой в руках. Стоило ей лечь, как стены ходуном заходили перед глазами. Кэролайн дважды поднимала трубку, пытаясь набрать номер, но тотчас же опускала ее на рычаг. Проспала она около часа и видела во сне Вудсток. Дэвид был там, но она не могла его найти и ходила из комнаты в комнату, заглядывая в каждый уголок. Дом превратился в лабиринт. Непоседливость сына ее раздражала, но винить его в этом, она знала, нельзя. С этим чувством она и проснулась. Бутылка выпала из рук, и покрывало стало мокрым от виски. Кэролайн вылила остатки в стакан и пошла к стене с фотографиями, чтобы опять вознести молитву.

* * *

   Они ели, сидя в креслах у камина и балансируя подносами на коленях. На Рейчел был все тот же халат Герни, влажные волосы собраны сзади в «хвостик» и схвачены резинкой.
   – Великолепно, – говорила она, отправляя в рот кусочки бифштекса и макая в соус картофель. – Просто здорово!
   Герни разлил по бокалам вино.
   – Ты говорила, что есть кое-что новенькое, – сказал он.
   – Да, кое-что есть. Дом на Чейни-Уок. Ты был там?
   Герни кивнул.
   – Я тебе уже говорила, что это – бордель и хранилище героина, поступающего вместе с обычными продуктами Паскини. Но интереснее всего то, что этот дом иногда служит тюрьмой.
   – Он ваш или наш?
   – И ваш, и наш, я думаю. Я не допытывалась... Один вашингтонский коллега сказал мне об этом доме, даже не подозревая, что проговорился. Он был уверен, что я в курсе дела. Ну, я и не стала расспрашивать.
   Поразмыслив, Герни спросил:
   – Ну и?..
   – Речь идет о самом Паскини. Он исчез. Дом его заперт, там только охранники. Самого «рыбака» не могут найти. Все очень странно. Я пыталась разузнать, в чем дело, но безуспешно, – сказала Рейчел и после паузы спросила: – Что бы это могло значить?
   Герни покачал головой:
   – А ты как думаешь?
   – Не знаю.
   Рейчел отодвинула поднос с пустой тарелкой и отпила из бокала вина.
   – Вот и вся информация, Саймон.