Страница:
— Они, вероятно, переплетаются телами, чтобы принять требуемую форму, — предположил Виш.
— Фу, гадость какая, — вздрогнул Леонард.
— Наш противник подбрасывает подкрепление, — заметил Штрауд, стиснув в кулаке несколько раз дернувшийся и затихший мохнатый комок.
Он забросил раздавленную злобную тварь в дыру на своде, оставленную ей подобными, которые, как теперь стало ясно, преследовали их по всему пути до этого места.
— Направьте, пожалуйста, свои фонари сюда, — попросил Штрауд, указывая на черный провал в своде, — Ничего удивительного, что мы не смогли найти корабль. Мы же оказались под ним. Сами не замечая, шли и шли под уклон, забираясь все ниже и ниже.
— И расходуя драгоценный кислород впустую, — напомнила Кендра.
Они оказались в тупике — если, конечно, не найдут какой-то способ проникнуть на корабль.
— Чертов корабль прямо над нашими головами, — сказал Штрауд, задумчиво разглядывая свод туннеля и зиящую в нем дыру.
— Оно забавляется с нами как хочет, — возмутился Виш. — Испытывает, на что мы способны.
— Да, но забавляться с нами здесь, внизу, ему уже, видно, наскучило, и оно зовет нас к себе на корабль, — будто размышляя вслух, проговорил Леонард. — Вот только почему?
— Череп. Череп ему нужен куда больше, чем мы сами, — объяснил Штрауд.
Они все разом обернулись к нему. В голосе Штрауда звучала какая-то новая решимость и уверенность.
Кендра задала вопрос, который у всех вертелся на языке:
— Ты опять говорил с черепом?
— Не очень долго… Похоже, здесь, глубоко под землей, энергия черепа ослабевает. Ее высасывает этот… эта штука, только прибавляя себе силы.
— Тогда, может, не надо было брать его с собой? — переполошилась Кендра.
— Нет, мы поступили правильно. А теперь, наверное, вам лучше подождать здесь, — предложил Штрауд. — Дальше я пойду один.
— Мы тут все заодно, Штрауд! — даже вскрикнул от негодования Вишневски.
— И зашли достаточно далеко, — поддержал его Леонард.
— Вы у меня смельчаки, — одобрил их Штрауд. — А ты как, Кендра?
— Неужели ты мог вообразить, что я останусь здесь одна?
— Тогда вперед. Нам нужно подняться наверх через эту дыру.
— Я первый! — вызвался Леонард. — Сброшу вам оттуда веревку.
Штрауд молча кивнул и помог Леонарду взобраться ему на плечи. Довольно быстро тот протиснулся в лаз на своде туннеля и спустил им веревку, другой конец которой закрепил за большой обломок камня. Виш неожиданно ловко и проворно вскарабкался по веревке, за ним последовала Кендра и, наконец, Штрауд.
Как только они поднялись на следующий уровень подземного лабиринта, свет в хрустальном черепе стал ярче. Они все сразу заметили эту вспышку. И Кендра, поежившись под странным взглядом его прозрачных глаз, вновь подумала, не следует ли им больше всего опасаться самого черепа.
На поверхности комиссар Джеймс Натан и его люди заняли наблюдательные посты на крышах окрестных зданий. Несмотря на расстояние, перемена в поведении толпы зомби, наступившая с прибытием Штрауда, бросалась в глаза. Мысль о том, что этот один-единственный человек, Штрауд, каким-то образом способен влиять на бессчетное множество оживших мертвецов, казалась невероятной и просто пугающей. Сейчас все это стадо бесчувственных и бездумных полутрупов застыло на месте в самых различных позах, будто в ожидании команды из котлована — или от Штрауда.
Натан уже не знал, кому и чему верить. По всему периметру строительной площадки стояли войска. Новое пополнение в живой силе и боевой технике. Вскоре здесь, на поверхности, война будет продолжена. Если зомби не отступятся сами, вооруженные силы США принудят их к этому.
Натан уже переговорил с командиром армейских подразделений. Разговаривал он и с мэром, а Билл Лими, в свою очередь, звонил в Вашингтон и обсудил ситуацию с президентом.
Пока все высказались за то, чтобы дать Абрахаму Штрауду шанс. Если его попытка окажется безуспешной, в дело вступят солдаты и сметут с лица земли всех мужчин, женщин и детей, которые охраняли источник зла и доставляли ему пропитание.
Натан неоднократно, но тщетно пытался связаться по рации с группой Штрауда. Непрерывно шли какие-то непонятные помехи, а сам Штрауд, похоже, и не пытался вызвать комиссара на связь. Нервы Натана с каждой уходящей минутой сдавали все больше. А чертовы зомби оставались торчать у него перед глазами все в той же таившей в себе смертельную угрозу неподвижности, застыв в нелепых позах, словно вырезанные из фанеры силуэты, по которым Натан стрелял в тире.
И в комиссаре крепла и крепла уверенность, что у него даже не дрогнет рука сбросить на них хорошую бомбу.
Но сейчас там, в самом центре этого дьявольского реактора нечистой силы, находилась группа Штрауда, и Натан ломал голову, как ему поступить.
Комиссар снова включил рацию. Сквозь треск разрядов статического электричества до него донесся слышный голос. Похоже вроде на Штрауда.
— Как у вас там дела? — прокричал в микрофон комиссар.
— Штрауд твой враг, — вдруг внятно прошелестел голос. — Не верь ему.
— Кто это? Кто говорит? — насторожился Натан.
— Имя мое тебе не важно, — произнес запинающийся шепот. — Не верь Штрауду.
— А ну, назовись сию же секунду! — грозно скомандовал комиссар.
Но голос умолк. Натан, надсаживая глотку, вызывал Штрауда, и неожиданно голос Штрауда проговорил громко и разборчиво:
— У нас тут кое-какие трудности.
— Кто-нибудь ранен?
— Все целы, идем дальше.
— Где вы находитесь? Уже проникли па корабль?
— Пока нет.
— Что?! Вы же там больше часа возитесь!
— На пути встретились некоторые препятствия.
— Как далеко вы от цели?
— А в чем дело? У вас наверху возникли проблемы?
— Прибыли войска, у ребят чешутся руки, рвутся пострелять, и я их прекрасно понимаю.
— Дайте нам время, комиссар, — неуверенным голосом попросил Штрауд. — Мы приближаемся к цели, но…
— У вас есть время до рассвета, Штрауд.
— Только до рассвета?
— Три часа, Штрауд, ни минутой больше. Потом тяжелая артиллерия откроет огонь.
— Я не могу обещать, что к этому времени мы успеем выбраться…
— А я не могу обещать, что это кого-нибудь остановит, Штрауд. Слишком много людей потеряли своих родных и друзей. Они ждут от нас действий, а не беготни за призраками на каком-то закопанном под городом корабле.
— Тогда мы за разговорами теряем время. Конец связи, — объявил Штрауд.
Натан насупился. Он надеялся, что ему удастся убедить этого болвана немедленно вывести группу на поверхность. Но Штрауд ведь упрямец, каких поискать. И либо храбрец, либо сумасшедший, одно из двух. Как бы то ни было, Натан начинал искренне восхищаться этим человеком.
Эйб Штрауд щелкнул выключателем рации, единственного, что связывало их с внешним миром, и сообщил своим спутникам, что в их распоряжении осталось менее трех часов, прежде чем войска сровняют стройку с землей.
— Глупость и невежество неодолимы, — грустно констатировал Штрауд. — Они там все воображают, что с напастью можно покончить, просто разбомбив строительную площадку. Но мы-то знаем, что это не так.
Теперь и они все ощутили то, что Штрауд чувствовал с самого начала. Здесь, в подземелье, они не одни. Они не могли видеть, но безошибочно чувствовали явственное присутствие Уббррокксса. Словно пыхнуло жаром из добела раскаленной печи. Ведь, чтобы ощутить жар, вовсе не обязательно залезать в печь.
И спертый воздух в туннеле быстро нагревался. Внутри их защитных костюмов температура скачками поднималась до девяноста, девяноста пяти, ста градусов[32]… Кендра первой обратила внимание на показания термометра и поинтересовалась ощущениями своих спутников.
Они все задыхались от жары. Туннель, в который они только что свернули, встретил их огнедышащим потоком раскаленного воздуха. Штрауд распорядился, чтобы все встали в кружок и обнялись за плечи.
Его спутники в растерянности и недоумении безропотно повиновались. Штрауд предупредил:
— Из круга никому не выходить! Держаться друг за друга!
Знойный вихрь налетел и закружил вокруг них, опаляя жаркой ненавистью, дышащей из корабля.
В самый центр образованного их телами живого кольца Штрауд протянул хрустальный череп, который вмиг обратился в ледяную глыбу, исходящую мерзлым паром. На этот раз не только со Штраудом, но со всеми с ними череп повел безмолвный разговор… На их глазах хрустальное чудо сражалось с палящим вихрем. Штрауд узнал от черепа, почему живое кольцо их тел обрело такую магическую силу и неприступность: оно оградило в себе добро и не подпускало к нему злые силы. Кружок обнявшихся за плечи людей стал церковью, приютившей братство верующих.
В этом подземном мире обитало, рассказал череп, множество самых разнообразных отвратительных существ, многие из которых населяли его уже с незапамятных времен. Эйб узнал также всю свою родословную, узнал о своем особом генетическом строении — о «даре», только усиленном вживленной в его череп стальной пластинкой. Поведал ему череп и о том, что лишь он один способен найти, распознать и уничтожить затаившееся на корабле отродье и что он, Штрауд, действительно является… отдаленным отпрыском храброго и любознательного Эшруада…
…Эйб почувствовал запах гари и, опустив глаза, заметил, что их защитная одежда тлеет и дымит, готовая вот-вот вспыхнуть. Внезапно воздух начал стремительно остывать.
— Так вы любите прохла-а-а-ду-у-у-у? — издевательски захохотал гнусный голос, сотрясая стены туннеля.
И на них обрушился пронизывающий холод.
— Теснее кружок, всем положить руки на хрусталь! — крикнул Штрауд.
Хрустальный череп под их ладонями исходил живым теплом, потом нагрелся так, что его стало невозможно держать, и Штрауд склонился, чтобы положить его на землю. Его спутники вместе с ним тоже присели на корточки, не чувствуя внутри живого кольца жгучего мороза, хотя костюмы их сразу покрылись ледяной коркой.
— Оно расходует на эти игры огромную энергию, — с удовлетворением заметил Штрауд.
— Но и наш череп тоже, — удрученно возразил Виш.
И вдруг вьюга стихла, как не было. От нее осталось лишь пугающее воспоминание и звонко опадавшие с оттаивающих костюмов сосульки. Хрустальный череп также вернулся к нормальному состоянию.
— Невероятно, — ошеломленно пробормотал Леонард. — Просто немыслимо…
По туннелю тягуче потек не похожий ни на что земное омерзительный запах. Зловоние было столь сильным, что они учуяли его даже под своими защитными шлемами.
— Это еще что за пакость? — удивился Вишневски. Леонард же, словно внезапно онемев, показывал дрожащим костлявым пальцем прямо перед собой. Штрауд перевел взгляд и увидел там постоянно мучивший его кошмар: нескольких вампиров, которых он год назад собственноручно убил в Эндоувере. Они шли прямо на него, не тронутые могильной землей, неся в себе колья, которыми он сам пронзил их сердца. Штрауд вздрогнул, разглядев копошившихся в их ранах червей, а вампиры растянули бескровные губы в жуткой улыбке, приглашающе обнажив длинные сверкающие клыки.
Леонард же видел нечто совсем другое — ползучих паукообразных тварей. Виш бессвязно выкрикивал что-то о невыразимо страшных существах, слепленных из беспорядочно нагроможденных друг на друга частей человеческого тела. Над Кендрой же нависло гигантское насекомое, напоминающее богомола. Все они подступали к Штрауду и его спутникам, окружая их плотным кольцом.
— Оно насылает на нас наши кошмары! — догадался Штрауд. — Оно рыщет в наших головах в поисках наших страхов!
Штрауд, видимо, оказался прав, поскольку в эту секунду один из вампиров превратился перед его глазами в оборотня-людоеда, с которым Штрауд однажды вступил в схватку в чаще лесов Мичигана.
— Возьмите себя в руки, братцы! — воззвал Штрауд. — Не вспоминайте о своих страхах!
Химический препарат не оказывал никакого действия на монстров, продолжавших теснить их по туннелю к тому лазу, который вновь приведет их под днище корабля, где ослабнет энергия черепа. Штрауда поразила та точность, с которой Уббррокксс воспроизвел образы жутких существ, хранившиеся в его подсознании, — вплоть до тошнотворного жеста вампира, вытягивающего губы трубочкой, чтобы только поцеловать его в шейку… вплоть до тягучей слюны, тянущейся из алчной пасти оборотня… До Штрауда донеслись истошные вопли его друзей, потерявших голову от ужаса.
Штрауд вскинул штуцер распылителя и принялся поливать наступающих монстров аэрозолью. Она, однако, не оказывала на них никакого действия.
— Что же делать? — отчаянно вскрикнула Кендра, сражавшаяся со своим чудовищем футах в четырех-пяти от него. По возгласам Виша и Леонарда было понятно, что их оружие тоже бессильно.
Хрустальный череп выплыл из сумки Штрауда и повис в воздухе. Из него вырвался какой-то странный луч и озарил нападавших монстров, превратив их в зыбко дрожащую дымку наподобие голографического[33] изображения. Штрауд ткнул рукой в скакнувшего к нему вампира, и ладонь его пронзила того, как облачко пара. Чудовища продолжали свои угрожающие прыжки и выпады, но теперь они уже представали столь же безвредными, как на киноэкране. Штрауду и его спутникам открылось, что их преследовали их же собственные видения, и они дружно от души рассмеялись над своими страхами, беспечно шагая сквозь призрачные образы.
— Оно, представляете, собиралось пожрать нас всех целиком, — поделилась с Леонардом Кендра тем, что привиделось ее глазам.
Штрауд бережно взял в ладони парящий в воздухе хрустальный череп. Теперь он больше всего боялся потерять Эшруада, он ни за что не принесет в жертву демону череп и скрытую в нем силу. А вдруг, овладев им, дьявол обретет гиперсверхъестественную силу, нечто вроде сверхпроводимости психической энергии в подземном мире? И не может ли средство против Уббррокксса в этом смысле оказаться опаснее самой болезни? Заточенный в хрустале дух Эшруада ничего об этом не говорил, но мысль о подобной возможности сейчас потрясла Штрауда. И в этот момент у него в голове ясно раздался голос Эшруада:
— Я пришел не приумножить силы врага моего, но уничтожить его.
— Но как? Ведь, поглощая твою энергию, оно лишь становится сильнее!
Спутники Штрауда обернулись посмотреть, с кем это он разговаривает. И в этот момент в тени совсем рядом со Штраудом появилась огромных размеров гарпия[34], будто слетевшая со страниц древней книги. Но, может быть, и не гарпия, а гигантский стервятник… Хотя у этого отродья были горящие ненавистью круглые глаза и курносая, как смерть, морда летучей мыши, крылья образовывала кожистая перепонка между неимоверной длины когтями, а все тело было покрыто редкими крысиными волосами.
Тварь беззвучно упала в косом пике, нацелившись на череп, и сбитый с ног Штрауд кувырком покатился по могильной земле туннеля. Хрустальный череп выскользнул из его ладоней и воспарил под свод лабиринта. Гарпия неуклюже, но стремительно взмыла за ним, растопырив жуткие когтистые лапы. Череп метался во тьме, как крошечный НЛО, искусно уворачиваясь от хищных когтей. Пока Виш и Леонард, кряхтя и подбадривая друг друга, поднимали с земли ошеломленного Штрауда, Кендра метко попала в гарпию стрелкой из духового ружья, та сорвалась в беспорядочный штопор, издавая душераздирающие вопли. Врезавшись в стену, тварь вспыхнула яркими языками пламени. И в этом огне Уббррокксс явил Штрауду и его спутникам свои глаза, приковавшие их к месту и требующие, чтобы они убирались тем же путем, что и пришли, оставив хрустальный череп в его владении. Из глазниц Уббррокксса бурым дождем сыпались змеи.
От этого леденящего сердце зрелища они попятились не дыша и готовые броситься прочь без оглядки. Но, когда пламя угасло, смельчаки увидели в стене, там, где взорвалась гарпия, довольно большой лаз, обрамленный деревянными досками. Штрауд, заботливо уложив хрустальный череп в сумку, подошел к пролому и потрогал пальцем прогнившее дерево.
— Вот он, корабль. Мы нашли его!
Глава 16
— Фу, гадость какая, — вздрогнул Леонард.
— Наш противник подбрасывает подкрепление, — заметил Штрауд, стиснув в кулаке несколько раз дернувшийся и затихший мохнатый комок.
Он забросил раздавленную злобную тварь в дыру на своде, оставленную ей подобными, которые, как теперь стало ясно, преследовали их по всему пути до этого места.
— Направьте, пожалуйста, свои фонари сюда, — попросил Штрауд, указывая на черный провал в своде, — Ничего удивительного, что мы не смогли найти корабль. Мы же оказались под ним. Сами не замечая, шли и шли под уклон, забираясь все ниже и ниже.
— И расходуя драгоценный кислород впустую, — напомнила Кендра.
Они оказались в тупике — если, конечно, не найдут какой-то способ проникнуть на корабль.
— Чертов корабль прямо над нашими головами, — сказал Штрауд, задумчиво разглядывая свод туннеля и зиящую в нем дыру.
— Оно забавляется с нами как хочет, — возмутился Виш. — Испытывает, на что мы способны.
— Да, но забавляться с нами здесь, внизу, ему уже, видно, наскучило, и оно зовет нас к себе на корабль, — будто размышляя вслух, проговорил Леонард. — Вот только почему?
— Череп. Череп ему нужен куда больше, чем мы сами, — объяснил Штрауд.
Они все разом обернулись к нему. В голосе Штрауда звучала какая-то новая решимость и уверенность.
Кендра задала вопрос, который у всех вертелся на языке:
— Ты опять говорил с черепом?
— Не очень долго… Похоже, здесь, глубоко под землей, энергия черепа ослабевает. Ее высасывает этот… эта штука, только прибавляя себе силы.
— Тогда, может, не надо было брать его с собой? — переполошилась Кендра.
— Нет, мы поступили правильно. А теперь, наверное, вам лучше подождать здесь, — предложил Штрауд. — Дальше я пойду один.
— Мы тут все заодно, Штрауд! — даже вскрикнул от негодования Вишневски.
— И зашли достаточно далеко, — поддержал его Леонард.
— Вы у меня смельчаки, — одобрил их Штрауд. — А ты как, Кендра?
— Неужели ты мог вообразить, что я останусь здесь одна?
— Тогда вперед. Нам нужно подняться наверх через эту дыру.
— Я первый! — вызвался Леонард. — Сброшу вам оттуда веревку.
Штрауд молча кивнул и помог Леонарду взобраться ему на плечи. Довольно быстро тот протиснулся в лаз на своде туннеля и спустил им веревку, другой конец которой закрепил за большой обломок камня. Виш неожиданно ловко и проворно вскарабкался по веревке, за ним последовала Кендра и, наконец, Штрауд.
Как только они поднялись на следующий уровень подземного лабиринта, свет в хрустальном черепе стал ярче. Они все сразу заметили эту вспышку. И Кендра, поежившись под странным взглядом его прозрачных глаз, вновь подумала, не следует ли им больше всего опасаться самого черепа.
На поверхности комиссар Джеймс Натан и его люди заняли наблюдательные посты на крышах окрестных зданий. Несмотря на расстояние, перемена в поведении толпы зомби, наступившая с прибытием Штрауда, бросалась в глаза. Мысль о том, что этот один-единственный человек, Штрауд, каким-то образом способен влиять на бессчетное множество оживших мертвецов, казалась невероятной и просто пугающей. Сейчас все это стадо бесчувственных и бездумных полутрупов застыло на месте в самых различных позах, будто в ожидании команды из котлована — или от Штрауда.
Натан уже не знал, кому и чему верить. По всему периметру строительной площадки стояли войска. Новое пополнение в живой силе и боевой технике. Вскоре здесь, на поверхности, война будет продолжена. Если зомби не отступятся сами, вооруженные силы США принудят их к этому.
Натан уже переговорил с командиром армейских подразделений. Разговаривал он и с мэром, а Билл Лими, в свою очередь, звонил в Вашингтон и обсудил ситуацию с президентом.
Пока все высказались за то, чтобы дать Абрахаму Штрауду шанс. Если его попытка окажется безуспешной, в дело вступят солдаты и сметут с лица земли всех мужчин, женщин и детей, которые охраняли источник зла и доставляли ему пропитание.
Натан неоднократно, но тщетно пытался связаться по рации с группой Штрауда. Непрерывно шли какие-то непонятные помехи, а сам Штрауд, похоже, и не пытался вызвать комиссара на связь. Нервы Натана с каждой уходящей минутой сдавали все больше. А чертовы зомби оставались торчать у него перед глазами все в той же таившей в себе смертельную угрозу неподвижности, застыв в нелепых позах, словно вырезанные из фанеры силуэты, по которым Натан стрелял в тире.
И в комиссаре крепла и крепла уверенность, что у него даже не дрогнет рука сбросить на них хорошую бомбу.
Но сейчас там, в самом центре этого дьявольского реактора нечистой силы, находилась группа Штрауда, и Натан ломал голову, как ему поступить.
Комиссар снова включил рацию. Сквозь треск разрядов статического электричества до него донесся слышный голос. Похоже вроде на Штрауда.
— Как у вас там дела? — прокричал в микрофон комиссар.
— Штрауд твой враг, — вдруг внятно прошелестел голос. — Не верь ему.
— Кто это? Кто говорит? — насторожился Натан.
— Имя мое тебе не важно, — произнес запинающийся шепот. — Не верь Штрауду.
— А ну, назовись сию же секунду! — грозно скомандовал комиссар.
Но голос умолк. Натан, надсаживая глотку, вызывал Штрауда, и неожиданно голос Штрауда проговорил громко и разборчиво:
— У нас тут кое-какие трудности.
— Кто-нибудь ранен?
— Все целы, идем дальше.
— Где вы находитесь? Уже проникли па корабль?
— Пока нет.
— Что?! Вы же там больше часа возитесь!
— На пути встретились некоторые препятствия.
— Как далеко вы от цели?
— А в чем дело? У вас наверху возникли проблемы?
— Прибыли войска, у ребят чешутся руки, рвутся пострелять, и я их прекрасно понимаю.
— Дайте нам время, комиссар, — неуверенным голосом попросил Штрауд. — Мы приближаемся к цели, но…
— У вас есть время до рассвета, Штрауд.
— Только до рассвета?
— Три часа, Штрауд, ни минутой больше. Потом тяжелая артиллерия откроет огонь.
— Я не могу обещать, что к этому времени мы успеем выбраться…
— А я не могу обещать, что это кого-нибудь остановит, Штрауд. Слишком много людей потеряли своих родных и друзей. Они ждут от нас действий, а не беготни за призраками на каком-то закопанном под городом корабле.
— Тогда мы за разговорами теряем время. Конец связи, — объявил Штрауд.
Натан насупился. Он надеялся, что ему удастся убедить этого болвана немедленно вывести группу на поверхность. Но Штрауд ведь упрямец, каких поискать. И либо храбрец, либо сумасшедший, одно из двух. Как бы то ни было, Натан начинал искренне восхищаться этим человеком.
Эйб Штрауд щелкнул выключателем рации, единственного, что связывало их с внешним миром, и сообщил своим спутникам, что в их распоряжении осталось менее трех часов, прежде чем войска сровняют стройку с землей.
— Глупость и невежество неодолимы, — грустно констатировал Штрауд. — Они там все воображают, что с напастью можно покончить, просто разбомбив строительную площадку. Но мы-то знаем, что это не так.
Теперь и они все ощутили то, что Штрауд чувствовал с самого начала. Здесь, в подземелье, они не одни. Они не могли видеть, но безошибочно чувствовали явственное присутствие Уббррокксса. Словно пыхнуло жаром из добела раскаленной печи. Ведь, чтобы ощутить жар, вовсе не обязательно залезать в печь.
И спертый воздух в туннеле быстро нагревался. Внутри их защитных костюмов температура скачками поднималась до девяноста, девяноста пяти, ста градусов[32]… Кендра первой обратила внимание на показания термометра и поинтересовалась ощущениями своих спутников.
Они все задыхались от жары. Туннель, в который они только что свернули, встретил их огнедышащим потоком раскаленного воздуха. Штрауд распорядился, чтобы все встали в кружок и обнялись за плечи.
Его спутники в растерянности и недоумении безропотно повиновались. Штрауд предупредил:
— Из круга никому не выходить! Держаться друг за друга!
Знойный вихрь налетел и закружил вокруг них, опаляя жаркой ненавистью, дышащей из корабля.
В самый центр образованного их телами живого кольца Штрауд протянул хрустальный череп, который вмиг обратился в ледяную глыбу, исходящую мерзлым паром. На этот раз не только со Штраудом, но со всеми с ними череп повел безмолвный разговор… На их глазах хрустальное чудо сражалось с палящим вихрем. Штрауд узнал от черепа, почему живое кольцо их тел обрело такую магическую силу и неприступность: оно оградило в себе добро и не подпускало к нему злые силы. Кружок обнявшихся за плечи людей стал церковью, приютившей братство верующих.
В этом подземном мире обитало, рассказал череп, множество самых разнообразных отвратительных существ, многие из которых населяли его уже с незапамятных времен. Эйб узнал также всю свою родословную, узнал о своем особом генетическом строении — о «даре», только усиленном вживленной в его череп стальной пластинкой. Поведал ему череп и о том, что лишь он один способен найти, распознать и уничтожить затаившееся на корабле отродье и что он, Штрауд, действительно является… отдаленным отпрыском храброго и любознательного Эшруада…
…Эйб почувствовал запах гари и, опустив глаза, заметил, что их защитная одежда тлеет и дымит, готовая вот-вот вспыхнуть. Внезапно воздух начал стремительно остывать.
— Так вы любите прохла-а-а-ду-у-у-у? — издевательски захохотал гнусный голос, сотрясая стены туннеля.
И на них обрушился пронизывающий холод.
— Теснее кружок, всем положить руки на хрусталь! — крикнул Штрауд.
Хрустальный череп под их ладонями исходил живым теплом, потом нагрелся так, что его стало невозможно держать, и Штрауд склонился, чтобы положить его на землю. Его спутники вместе с ним тоже присели на корточки, не чувствуя внутри живого кольца жгучего мороза, хотя костюмы их сразу покрылись ледяной коркой.
— Оно расходует на эти игры огромную энергию, — с удовлетворением заметил Штрауд.
— Но и наш череп тоже, — удрученно возразил Виш.
И вдруг вьюга стихла, как не было. От нее осталось лишь пугающее воспоминание и звонко опадавшие с оттаивающих костюмов сосульки. Хрустальный череп также вернулся к нормальному состоянию.
— Невероятно, — ошеломленно пробормотал Леонард. — Просто немыслимо…
По туннелю тягуче потек не похожий ни на что земное омерзительный запах. Зловоние было столь сильным, что они учуяли его даже под своими защитными шлемами.
— Это еще что за пакость? — удивился Вишневски. Леонард же, словно внезапно онемев, показывал дрожащим костлявым пальцем прямо перед собой. Штрауд перевел взгляд и увидел там постоянно мучивший его кошмар: нескольких вампиров, которых он год назад собственноручно убил в Эндоувере. Они шли прямо на него, не тронутые могильной землей, неся в себе колья, которыми он сам пронзил их сердца. Штрауд вздрогнул, разглядев копошившихся в их ранах червей, а вампиры растянули бескровные губы в жуткой улыбке, приглашающе обнажив длинные сверкающие клыки.
Леонард же видел нечто совсем другое — ползучих паукообразных тварей. Виш бессвязно выкрикивал что-то о невыразимо страшных существах, слепленных из беспорядочно нагроможденных друг на друга частей человеческого тела. Над Кендрой же нависло гигантское насекомое, напоминающее богомола. Все они подступали к Штрауду и его спутникам, окружая их плотным кольцом.
— Оно насылает на нас наши кошмары! — догадался Штрауд. — Оно рыщет в наших головах в поисках наших страхов!
Штрауд, видимо, оказался прав, поскольку в эту секунду один из вампиров превратился перед его глазами в оборотня-людоеда, с которым Штрауд однажды вступил в схватку в чаще лесов Мичигана.
— Возьмите себя в руки, братцы! — воззвал Штрауд. — Не вспоминайте о своих страхах!
Химический препарат не оказывал никакого действия на монстров, продолжавших теснить их по туннелю к тому лазу, который вновь приведет их под днище корабля, где ослабнет энергия черепа. Штрауда поразила та точность, с которой Уббррокксс воспроизвел образы жутких существ, хранившиеся в его подсознании, — вплоть до тошнотворного жеста вампира, вытягивающего губы трубочкой, чтобы только поцеловать его в шейку… вплоть до тягучей слюны, тянущейся из алчной пасти оборотня… До Штрауда донеслись истошные вопли его друзей, потерявших голову от ужаса.
Штрауд вскинул штуцер распылителя и принялся поливать наступающих монстров аэрозолью. Она, однако, не оказывала на них никакого действия.
— Что же делать? — отчаянно вскрикнула Кендра, сражавшаяся со своим чудовищем футах в четырех-пяти от него. По возгласам Виша и Леонарда было понятно, что их оружие тоже бессильно.
Хрустальный череп выплыл из сумки Штрауда и повис в воздухе. Из него вырвался какой-то странный луч и озарил нападавших монстров, превратив их в зыбко дрожащую дымку наподобие голографического[33] изображения. Штрауд ткнул рукой в скакнувшего к нему вампира, и ладонь его пронзила того, как облачко пара. Чудовища продолжали свои угрожающие прыжки и выпады, но теперь они уже представали столь же безвредными, как на киноэкране. Штрауду и его спутникам открылось, что их преследовали их же собственные видения, и они дружно от души рассмеялись над своими страхами, беспечно шагая сквозь призрачные образы.
— Оно, представляете, собиралось пожрать нас всех целиком, — поделилась с Леонардом Кендра тем, что привиделось ее глазам.
Штрауд бережно взял в ладони парящий в воздухе хрустальный череп. Теперь он больше всего боялся потерять Эшруада, он ни за что не принесет в жертву демону череп и скрытую в нем силу. А вдруг, овладев им, дьявол обретет гиперсверхъестественную силу, нечто вроде сверхпроводимости психической энергии в подземном мире? И не может ли средство против Уббррокксса в этом смысле оказаться опаснее самой болезни? Заточенный в хрустале дух Эшруада ничего об этом не говорил, но мысль о подобной возможности сейчас потрясла Штрауда. И в этот момент у него в голове ясно раздался голос Эшруада:
— Я пришел не приумножить силы врага моего, но уничтожить его.
— Но как? Ведь, поглощая твою энергию, оно лишь становится сильнее!
Спутники Штрауда обернулись посмотреть, с кем это он разговаривает. И в этот момент в тени совсем рядом со Штраудом появилась огромных размеров гарпия[34], будто слетевшая со страниц древней книги. Но, может быть, и не гарпия, а гигантский стервятник… Хотя у этого отродья были горящие ненавистью круглые глаза и курносая, как смерть, морда летучей мыши, крылья образовывала кожистая перепонка между неимоверной длины когтями, а все тело было покрыто редкими крысиными волосами.
Тварь беззвучно упала в косом пике, нацелившись на череп, и сбитый с ног Штрауд кувырком покатился по могильной земле туннеля. Хрустальный череп выскользнул из его ладоней и воспарил под свод лабиринта. Гарпия неуклюже, но стремительно взмыла за ним, растопырив жуткие когтистые лапы. Череп метался во тьме, как крошечный НЛО, искусно уворачиваясь от хищных когтей. Пока Виш и Леонард, кряхтя и подбадривая друг друга, поднимали с земли ошеломленного Штрауда, Кендра метко попала в гарпию стрелкой из духового ружья, та сорвалась в беспорядочный штопор, издавая душераздирающие вопли. Врезавшись в стену, тварь вспыхнула яркими языками пламени. И в этом огне Уббррокксс явил Штрауду и его спутникам свои глаза, приковавшие их к месту и требующие, чтобы они убирались тем же путем, что и пришли, оставив хрустальный череп в его владении. Из глазниц Уббррокксса бурым дождем сыпались змеи.
От этого леденящего сердце зрелища они попятились не дыша и готовые броситься прочь без оглядки. Но, когда пламя угасло, смельчаки увидели в стене, там, где взорвалась гарпия, довольно большой лаз, обрамленный деревянными досками. Штрауд, заботливо уложив хрустальный череп в сумку, подошел к пролому и потрогал пальцем прогнившее дерево.
— Вот он, корабль. Мы нашли его!
Глава 16
Возвращение из беспамятства пришло к Штрауду теплым и живым видением овеваемой знойными ветрами жемчужины, купающейся в лучах щедрого солнца среди песков пустыни у самого моря. Картина была столь реальна и так непохожа на придавивший их сырой и темный туннель под Манхэттеном, что Штрауд был не в силах отвести от нее взора. И чем сильнее Штрауду хотелось рассмотреть ее поподробнее, тем быстрее приближался к нему открывшийся его глазам ландшафт. Штрауд ощутил себя находящимся в двух мирах и в двух временах одновременно…
Возникшая в его мозгу картина, очаровательная, словно плывущий по волнам серебряного моря сказочный цветок, заворожила его, притягивала, как свет — ночного мотылька. Инстинктивно Штрауд опасался, что это очередной трюк, еще одна уловка дьявольского отродья, однако видение было столь красочным и исполненным очарования, что он не нашел в себе сил сопротивляться ему… и рассеялось облако пыли, взметенное порывом ветра, и исходящая животворным светом жемчужина превратилась в сияющий город у моря… древний город из далекого времени, город изумительной красоты, все сильнее и сильнее притягивающий к себе Штрауда…
А он тем временем оставался в неподвижности на том самом месте, где упал, ясно осознавая присутствие трех своих друзей, почему-то вдруг необыкновенно встревоженных его состоянием, присутствие трех спутников, с которыми он делил тяготы путешествия по другой земле и в другом времени и которые рассчитывали, что он, сильный и отважный, останется с ними и защитит их. Но не ощущал заботливых прикосновений рук Виша и Кендры, и даже не знал, что они помогают ему сесть, ибо он, пленник игры своего воображения, наполовину существовал уже в другом, неведомом и недоступном им мире… Он не был более узником мрачной норы под огромным городом, где демон рвался к его горлу, он не был более разящим мечом крестового похода, он не был более даже щитом, способным охранить тех, кого он позвал за собой.
Какая-то часть рассудка Штрауда еще помнила это и отчаянно цеплялась за явь, не позволяя ему низринуться в чрево вселившегося в него исчадия ада. Мысленно Штрауд изо всех сил сражался с ним, корчась и извиваясь в муках, ибо сопротивление дьяволу несло ему невыразимую боль страшных воспоминаний. Но он все же боролся, не желая бросать в беде Кендру и других своих друзей. Ведь вместе с ними придет конец и ему самому. Явится демон, а он, забившись в свою темную норку слабодушия, так и не узнает об этом, пока не станет слишком поздно…
Часть рассудка Штрауда сопротивлялась с мужеством безысходности, но уже было поздно… Видение неодолимо завладело им, и Штрауд впал в оцепенение.
Утратив контроль над своим рассудком, Штрауд ощутил прилив знакомого беспокойства. Все эти годы он прилагал неимоверные усилия, чтобы сохранять самообладание. Его нечастые и всегда безотчетные приступы беспамятства приводили Штрауда в смятение и оставляли душевные раны. Порой ему, правда, удавалось выходить из них с проблесками новых знаний, но далеко не всегда. Эти приступы отнюдь не были психическими инструментами, которыми он мог манипулировать по своему усмотрению, большинство из них представляло собой «схватки» между его мозгом и прикрывающей его стальной пластинкой, они, как правило, следовали за какими-либо неблагоприятными отклонениями в его физическом состоянии. Он давно пришел к убеждению, что даже незначительное повышение кровяного давления, например, вызывает у него повышение внутричерепного давления — по его мнению, из-за того, что крошечная скобка в стареющем металле пластинки раздражающе вонзалась в кору мозга. Штрауду нравилось сравнивать это явление со смещенным позвоночным диском, ущемляющим нерв, только в его случае диск был рукотворный, а нерв представлял собой центральные проводящие пути к мозгу.
— Покорись мне, — услышал Штрауд повеление разверзшейся в нем черной бездны, и говорила она умиротворяющим голосом, знакомым ему с пеленок, голосом Аннаниаса, его деда. Голос этот был либо знаком, что он должен покориться, либо хитрой уловкой демона. Но где это все с ним происходит? Тело его недвижно привалилось к холодной стене туннеля, а разум улетел далеко в прошлое, за три тысячи лет отсюда, во времена безмятежного покоя, благоденствия и процветания для народа Этрурии. Повсюду слышались нежные звуки похожих на флейты инструментов, они плыли даже над шумом и гамом рыночных рядов, тянувшихся вдоль морского берега, в их сладостную мелодию гармонично вплетались звонкий перестук из лавок ремесленников и голосистая скороговорка истово торгующихся купцов Многолюдное место, бурлящее жизнью, город, что привлекал корабли со всех концов известного людям света, главная точка на земле, по которой сверяли время и от которой отсчитывали расстояние и определяли свое местоположение Над городом на высоком плато стоял массивный храм, уходящий от своего подножья спиралями сверкающего камня на высоту семидесяти футов В лучах яркого солнца он словно бы светился изнутри, как искусно обработанный лунный камень С высоты окружающих гор, нависших над храмом, он мог показаться чужестранцам, проходящим со своими караванами, крепостью, воздвигнутой для защиты города, где в узких и грязных проулках мальчишкой играл Эшруад. Эшруад родился с даром провидения, и еще в младенческом возрасте ему привиделся этот храм Но он был сыном пастуха, едва ли способным, по обычным представлениям, даже мечтать о постройке подобного сооружения, однако тем не менее он с ранних лет твердо знал, что храм будет воздвигнут и что главная роль и заслуга в этом будут принадлежать ему В юности Эшруад прилежно впитывал знания, передаваемые ему матерью и бабушкой, которые умели применять с медицинскими целями толченые минералы, высушенные корни и травы От отца же он унаследовал то, что в народе называют «третьим глазом», способность проникать мысленным взором в человеческие души и в будущее Именно таким образом он «увидел» храм на том самом месте, где он стоял сейчас, и предугадал, что займет в этом храме место кудесника и мудреца. Трудился он поначалу в полном согласии с религиозной верхушкой и использовал свои чары для исцеления страждущих и избавления от засух и саранчи.
Одеяния Эшруад носил скромные, но всегда опрятные. Молился богине исцеления, и, по мере того как его талант становился все могущественнее, его стали посещать прозрения будущего всего человечества. Прорицания Эшруада о том, что люди будут летать по воздуху во чреве огромных механических птиц, о городах, что размерами и величием затмят их священный храм, о башнях, которые пронзят небеса, и о летучих кораблях, что однажды достигнут луны и звезд, многим казались несбыточными сказочными выдумками. Убоявшись Эшруада и его предвидений, косная религиозная верхушка ополчилась на мудреца, на два лагеря раскололся и город, и весь народ.
Насчитывавший более ста помещений, храм представлял собой настоящий лабиринт, по которому беспрерывным потоком тянулись паломники, жаждущие прикоснуться к целительной силе храма, воздвигнутого во славу богини Эслии, одаряющей земли плодородием, а людей — добрым здравием Паломники несли с собой вылепленные из глины фигурки людей, изображающие либо их самих, либо престарелых или больных родственников и друзей. День за днем целые их процессии шли и шли к храму, порой подолгу и терпеливо ожидая у его ворот встречи с Эшруадом и новым поколением священнослужителей, которые не испытывали страха перед даром кудесника. Эшруад принимал страждущих в своем лазарете и наделял их травными настоями, лекарствами, иногда вскрывал и очищал раны, а то и творил чудеса хирургии, которым научился в своих видениях. Священнослужители же тем временем собирали среди паломников глиняные фигурки и ставили их на несколько дней перед алтарем, после чего переносили на постоянное место в особо отведенном Для них помещении. Сам пациент в свое время отправлялся домой, но фигурка оставалась в храме, чтобы напоминать богине о его болях и недугах.
Богиня же обликом своим являла изумительной красоты деву в просторных одеяниях, окруженную каменными изваяниями львов. По лазуритовому постаменту статуи тянулась надпись на древнем языке этрусков, гласящая, что Элсиа есть королева всех миров Вселенной. Храмовые писцы аккуратно вели летопись деяний храма и его служителей, они же на глиняных дощечках описали и жизнь Эшруада, которого к тому времени его народ стал почитать как живого бога. Рецепты лечения травами, ранее известные одному лишь Эшруаду, были высечены в камне угловатыми письменами, использовавшимися древними этрусками, значками, которые Леонард относил по их природе к клинописи. Штрауд сразу же вспомнил об обнаруженных близ Багдада и Ниппура[35] храмах, которые дали богатейшие собрания образцов шумерской[36] и аккадской[37] письменности на глиняных дощечках. Вспомнил Штрауд и о глиняных фигурках, которые в Мексике и по сей день оставляют в церквах, моля святых об исцелении.
Возникшая в его мозгу картина, очаровательная, словно плывущий по волнам серебряного моря сказочный цветок, заворожила его, притягивала, как свет — ночного мотылька. Инстинктивно Штрауд опасался, что это очередной трюк, еще одна уловка дьявольского отродья, однако видение было столь красочным и исполненным очарования, что он не нашел в себе сил сопротивляться ему… и рассеялось облако пыли, взметенное порывом ветра, и исходящая животворным светом жемчужина превратилась в сияющий город у моря… древний город из далекого времени, город изумительной красоты, все сильнее и сильнее притягивающий к себе Штрауда…
А он тем временем оставался в неподвижности на том самом месте, где упал, ясно осознавая присутствие трех своих друзей, почему-то вдруг необыкновенно встревоженных его состоянием, присутствие трех спутников, с которыми он делил тяготы путешествия по другой земле и в другом времени и которые рассчитывали, что он, сильный и отважный, останется с ними и защитит их. Но не ощущал заботливых прикосновений рук Виша и Кендры, и даже не знал, что они помогают ему сесть, ибо он, пленник игры своего воображения, наполовину существовал уже в другом, неведомом и недоступном им мире… Он не был более узником мрачной норы под огромным городом, где демон рвался к его горлу, он не был более разящим мечом крестового похода, он не был более даже щитом, способным охранить тех, кого он позвал за собой.
Какая-то часть рассудка Штрауда еще помнила это и отчаянно цеплялась за явь, не позволяя ему низринуться в чрево вселившегося в него исчадия ада. Мысленно Штрауд изо всех сил сражался с ним, корчась и извиваясь в муках, ибо сопротивление дьяволу несло ему невыразимую боль страшных воспоминаний. Но он все же боролся, не желая бросать в беде Кендру и других своих друзей. Ведь вместе с ними придет конец и ему самому. Явится демон, а он, забившись в свою темную норку слабодушия, так и не узнает об этом, пока не станет слишком поздно…
Часть рассудка Штрауда сопротивлялась с мужеством безысходности, но уже было поздно… Видение неодолимо завладело им, и Штрауд впал в оцепенение.
Утратив контроль над своим рассудком, Штрауд ощутил прилив знакомого беспокойства. Все эти годы он прилагал неимоверные усилия, чтобы сохранять самообладание. Его нечастые и всегда безотчетные приступы беспамятства приводили Штрауда в смятение и оставляли душевные раны. Порой ему, правда, удавалось выходить из них с проблесками новых знаний, но далеко не всегда. Эти приступы отнюдь не были психическими инструментами, которыми он мог манипулировать по своему усмотрению, большинство из них представляло собой «схватки» между его мозгом и прикрывающей его стальной пластинкой, они, как правило, следовали за какими-либо неблагоприятными отклонениями в его физическом состоянии. Он давно пришел к убеждению, что даже незначительное повышение кровяного давления, например, вызывает у него повышение внутричерепного давления — по его мнению, из-за того, что крошечная скобка в стареющем металле пластинки раздражающе вонзалась в кору мозга. Штрауду нравилось сравнивать это явление со смещенным позвоночным диском, ущемляющим нерв, только в его случае диск был рукотворный, а нерв представлял собой центральные проводящие пути к мозгу.
— Покорись мне, — услышал Штрауд повеление разверзшейся в нем черной бездны, и говорила она умиротворяющим голосом, знакомым ему с пеленок, голосом Аннаниаса, его деда. Голос этот был либо знаком, что он должен покориться, либо хитрой уловкой демона. Но где это все с ним происходит? Тело его недвижно привалилось к холодной стене туннеля, а разум улетел далеко в прошлое, за три тысячи лет отсюда, во времена безмятежного покоя, благоденствия и процветания для народа Этрурии. Повсюду слышались нежные звуки похожих на флейты инструментов, они плыли даже над шумом и гамом рыночных рядов, тянувшихся вдоль морского берега, в их сладостную мелодию гармонично вплетались звонкий перестук из лавок ремесленников и голосистая скороговорка истово торгующихся купцов Многолюдное место, бурлящее жизнью, город, что привлекал корабли со всех концов известного людям света, главная точка на земле, по которой сверяли время и от которой отсчитывали расстояние и определяли свое местоположение Над городом на высоком плато стоял массивный храм, уходящий от своего подножья спиралями сверкающего камня на высоту семидесяти футов В лучах яркого солнца он словно бы светился изнутри, как искусно обработанный лунный камень С высоты окружающих гор, нависших над храмом, он мог показаться чужестранцам, проходящим со своими караванами, крепостью, воздвигнутой для защиты города, где в узких и грязных проулках мальчишкой играл Эшруад. Эшруад родился с даром провидения, и еще в младенческом возрасте ему привиделся этот храм Но он был сыном пастуха, едва ли способным, по обычным представлениям, даже мечтать о постройке подобного сооружения, однако тем не менее он с ранних лет твердо знал, что храм будет воздвигнут и что главная роль и заслуга в этом будут принадлежать ему В юности Эшруад прилежно впитывал знания, передаваемые ему матерью и бабушкой, которые умели применять с медицинскими целями толченые минералы, высушенные корни и травы От отца же он унаследовал то, что в народе называют «третьим глазом», способность проникать мысленным взором в человеческие души и в будущее Именно таким образом он «увидел» храм на том самом месте, где он стоял сейчас, и предугадал, что займет в этом храме место кудесника и мудреца. Трудился он поначалу в полном согласии с религиозной верхушкой и использовал свои чары для исцеления страждущих и избавления от засух и саранчи.
Одеяния Эшруад носил скромные, но всегда опрятные. Молился богине исцеления, и, по мере того как его талант становился все могущественнее, его стали посещать прозрения будущего всего человечества. Прорицания Эшруада о том, что люди будут летать по воздуху во чреве огромных механических птиц, о городах, что размерами и величием затмят их священный храм, о башнях, которые пронзят небеса, и о летучих кораблях, что однажды достигнут луны и звезд, многим казались несбыточными сказочными выдумками. Убоявшись Эшруада и его предвидений, косная религиозная верхушка ополчилась на мудреца, на два лагеря раскололся и город, и весь народ.
Насчитывавший более ста помещений, храм представлял собой настоящий лабиринт, по которому беспрерывным потоком тянулись паломники, жаждущие прикоснуться к целительной силе храма, воздвигнутого во славу богини Эслии, одаряющей земли плодородием, а людей — добрым здравием Паломники несли с собой вылепленные из глины фигурки людей, изображающие либо их самих, либо престарелых или больных родственников и друзей. День за днем целые их процессии шли и шли к храму, порой подолгу и терпеливо ожидая у его ворот встречи с Эшруадом и новым поколением священнослужителей, которые не испытывали страха перед даром кудесника. Эшруад принимал страждущих в своем лазарете и наделял их травными настоями, лекарствами, иногда вскрывал и очищал раны, а то и творил чудеса хирургии, которым научился в своих видениях. Священнослужители же тем временем собирали среди паломников глиняные фигурки и ставили их на несколько дней перед алтарем, после чего переносили на постоянное место в особо отведенном Для них помещении. Сам пациент в свое время отправлялся домой, но фигурка оставалась в храме, чтобы напоминать богине о его болях и недугах.
Богиня же обликом своим являла изумительной красоты деву в просторных одеяниях, окруженную каменными изваяниями львов. По лазуритовому постаменту статуи тянулась надпись на древнем языке этрусков, гласящая, что Элсиа есть королева всех миров Вселенной. Храмовые писцы аккуратно вели летопись деяний храма и его служителей, они же на глиняных дощечках описали и жизнь Эшруада, которого к тому времени его народ стал почитать как живого бога. Рецепты лечения травами, ранее известные одному лишь Эшруаду, были высечены в камне угловатыми письменами, использовавшимися древними этрусками, значками, которые Леонард относил по их природе к клинописи. Штрауд сразу же вспомнил об обнаруженных близ Багдада и Ниппура[35] храмах, которые дали богатейшие собрания образцов шумерской[36] и аккадской[37] письменности на глиняных дощечках. Вспомнил Штрауд и о глиняных фигурках, которые в Мексике и по сей день оставляют в церквах, моля святых об исцелении.