Кейн Джефри. Нашествие нежити

   В ярости и отчаянии Вишневски ударился всем своим тщедушным тельцем в дверь, еще и еще, еще и еще, тщетно взывая о помощи… Но никто на его мольбы не откликнулся.

Глава 7

   В «Бельвю» царил невообразимый хаос. Даже холлы были забиты пострадавшими, которым не хватало коек. Медицинским персоналом начинало овладевать раздражение, естественная жалость ко всем этим зомби вокруг них вытеснялась отвращением, страхом и ненавистью. Врачи и сестры работали день и ночь без передышки и еле держались на ногах. При виде всех этих страданий доктор Клайн ощутила острый приступ гнева, она была убеждена, что должна находиться в своей лаборатории и что с каждой уходящей секундой они теряют все больше и больше шансов помочь несчастным людям. Находиться в компании Натана и Штрауда она считала бессмысленным.
   Они стояли у палаты для буйных, где содержался доктор Вишневски.
   — Странный он какой-то, — заметил санитар, могучий детина, который, судя по его виду, мог сломать Вишневски пополам и даже не заметить.
   — Как он там? — поинтересовался Штрауд.
   — Обыкновенно, буйствует… В дверь колотит… кричит, чтобы его выпустили.
   — Откройте, — попросил Штрауд.
   Санитар отказался, сославшись на то, что у него нет разрешения. Натан ткнул ему под нос полицейский жетон.
   — С вашим начальством мы все уладили. Открывайте, мистер Гиллием.
   — Мне-то что, как скажете. Пеняйте потом на себя.
   — Давайте, давайте, — поторопил его Штрауд, прижимая к груди открытую коробку, в которой он принес кости из котлована, и обратился к своим спутникам:
   — А вы все ждите здесь.
   — Штрауд, на нем, конечно, смирительная рубашка, но не забывайте, что зубы-то" у него еще остались, — запротестовал Натан и протянул ему свой пистолет. — Вот возьмите-ка.
   — Он мне не потребуется, — отказался Штрауд. Перкинс, в свою очередь, отважно предложил сопровождать его в палату.
   — Нет, я войду один.
   Кендра Клайн на все это сказала:
   — Может, это не он, а вы сошли с ума, Штрауд.
   — Может, и так, — не стал спорить он. Штрауд протиснулся в узкую щель приоткрытой двери и осторожно прикрыл ее за собой, остальные столпились у окна. Почувствовав присутствие постороннего, Вишневски проворно перекатился с одного бока на другой и сел на стопке матрасов, заменявшей ему кровать. Штрауд обратил внимание, что в палате почти нет металлических предметов, а те, без которых обойтись оказалось невозможным, были обтянуты пухлой мягкой обивкой. Завидев Штрауда, Вишневски склонил голову к плечу и подозрительно прищурился.
   — Это я, доктор Вишневски, — обратился он к сумасшедшему.
   — Эшруад, — выдохнул Вишневски. — Ты… Ты жив? Штрауд был изумлен и поражен тем фактом, что Виш говорил спокойно и внятно, как любой нормальный человек, но тем не менее назвал его тем же именем, что и до него употреблял демон.
   — Да нет же, меня зовут…
   — Штрауд… да, Э-эйб… Эйб Штрауд.
   — А вас, сэр?
   — Вишневски… Но все называют меня Виш.
   — Вы помните, что с вами произошло, доктор Вишневски?
   — Нет… Проснулся вот здесь… А эти мерзавцы обращаются со мной как со слабоумным. Придушить бы их всех! — Он вскочил на ноги и бросился к двери, за стеклом которой маячили лица наблюдавших за ними людей. — Мне до смерти надоело, что со мной обращаются как с мухой в банке, слышите, вы там!
   Не дождавшись ответа, Вишневски с неожиданной силой пнул дверь и презрительно бросил:
   — Просто негодяи!
   — А это помните? — спросил Штрауд. Вишневски, туго спеленутый смирительной рубашкой, неуклюже опустился на колени и заглянул в коробку с костями, где лежал также свиток пергамента, вынесенный с корабля Леонардом.
   — О, Господи!.. Ну, да, конечно… мы… мы были на корабле!
   — Правильно, — подбодрил его Штрауд. — А дальше?
   — А когда вернулись… Вышли на поверхность… Шел дождь… Вокруг нас стал подниматься зловонный туман…
   — А еще что-нибудь помните?
   — Больше ничего… кроме… кроме дезинфекции…
   — А после нее?
   — Леонарда унесли на носилках.
   — Еще что?
   — Вы… Вы упали.
   — Точно.
   — Больше ничего не помню.
   — А кирку?
   — Какую кирку?
   — Вы подобрали кирку… Вишневски покачал головой.
   — Нет, этого я не помню.
   — Занесли ее надо мной…
   — Да что вы, Эйб! Ничего такого не помню. Штрауд попробовал зайти с другой стороны.
   — Доктор Вишневски!
   — Слушаю вас.
   — Почему вы назвали меня Эшруадом? Вишневски смотрел на Штрауда непонимающими глазами.
   — Неужели? Эшруадом, вы говорите?
   — Что означает это имя, вы знаете?
   — Я… Мне нужно посмотреть… в книгах… Пойдемте ко мне в лабораторию, Штрауд… Вы… вы можете вывести меня отсюда?
   Штрауд начал развязывать на нем смирительную рубаху. За дверью поднялся встревоженный шум и суета. Штрауд же опасался, что Вишневски — или сидевший в нем демон — попытается убить своего освободителя, и тогда собравшиеся за дверью ворвутся в палату и впопыхах убьют Вишневски. Штрауд даже поежился от мысли, что жизнь этого человека сейчас у него в руках. Он ломал голову, как избавить Вишневски от заклятья дьявольского корабля.
   — Доктор Вишневски, — воззвал он, — вы должны собрать все силы, чтобы одолеть эту… штуку. Соберите все силы до последнего и боритесь, черт бы вас побрал!
   — Что я и делал! Боже, как я боролся, Штрауд. Все это время здесь, в полном одиночестве, поговорить даже не с кем… Пустота, ничего, кроме звука собственного голоса! Если вы оставите меня здесь, я действительно сойду с ума, клянусь вам, Штрауд!
   Штрауд распустил последнюю завязку на смирительной рубашке, и заломленные за спину руки Вишневски бессильно повисли вдоль тела. Вишневски не сводил глаз с коробки.
   — И кроме того, Штрауд, у нас с вами столько работы, не будем терять времени!
   — Вот теперь вы дело говорите, доктор, — одобрил его Штрауд.
   — Леонард… Что с Леонардом?
   — Боюсь, что нам придется обходиться без него, Виш.
   Вишневски скорбно уронил голову и, помолчав, тихо проговорил:
   — Славный был человек…
   — Да нет, он просто в коме, доктор, — поправил его Штрауд.
   — Все равно, что смерть для такого человека. По ведь вы… вы же вышли из комы, Штрауд! Может, еще есть надежда?
   — Надежда умирает последней, сэр.
   — Ладно, Штрауд… Выведите меня отсюда!
   — Для того и пришел.
   Былая улыбка тронула губы Вишневски, но сквозила в ней непривычная печаль и усталость.
   — К тому же я чертовски проголодался, — признался Виш.
   Штрауд внимательно посматривал на Вишневски, с головой ушедшего в работу. Каким бы сумасшедшим он ни казался медикам в «Бельвю», Штрауд находил его сдержанным и суховатым, несколько, правда, растерянным и сбитым с толку тем, что его то и дело покидает способность ясно и четко восстанавливать в памяти недавние события, из-за чего Виш обрушивал на Штрауда тысячи вопросов сразу… Но даже в состоянии такого «безумия» мозг Вишневски функционировал блестяще. Работали они в лаборатории Вишневски, помещавшейся в Музее древности, где ученого окружали предметы, знакомые ему на протяжении всей сознательной жизни. Еще ребенком Вишневски неодолимо тянуло к знаниям, как беспробудного пьяницу к вину. Школу он закончил в четырнадцать лет, в семнадцать стал выпускником колледжа. Ученую степень доктора философии получил уже «в зрелом» возрасте, т.е. когда ему исполнился двадцать один год. С той поры занимал ряд должностей в различных музеях и колледжах по всей стране. Специализировался он на американской, греческой и этрускской археологии раннего периода. Виш принимал участие в раскопках па территории современной Тосканы, написал несколько обширных трудов по этому предмету и собрал крупнейшую частную коллекцию документов, относящихся к этрускам, которую завещал передать после своей смерти музею.
   Леонард подключился к его работе по изучению этрусков во время раскопок в Тоскане, и с тех пор они стали настолько близкими друзьями, что и водой не разольешь. Теперь Вишневски переживал за Леонарда и частенько отрывался от работы, озираясь по сторонам, словно в надежде, что он вот-вот появится.
   — Знаете, мы с ним вроде старой супружеской пары, — признался он Штрауду. — Вот только я не осознавал, как много у нас общего, пока его не стало…
   — Не надо так говорить. Ведь этого еще не случилось… пока… И не случится, если мы найдем разгадку этой тайны, доктор Вишневски, — уговаривал его Штрауд.
   — Да… Конечно… Сейчас, когда жертвой стал Леонард… это касается меня лично. Странно, раньше мне казалось, что меня очень трогает судьба несчастных, пораженных этим… недугом, но только теперь я страдаю по-настоящему… Ну, за дело!
   И он опять с головой погрузился в работу. В окружении этрускских реликвий из его коллекции, научных журналов, книг, фотографий с места раскопок в Тоскане Виш быстро пришел к твердому убеждению, что лишь работа поможет ему сохранить рассудок. Он кропотливо изучал предметы, вынесенные ими с проклятого корабля, и с помощью Штрауда приступил к методичным попыткам точно установить, с чем они столкнулись. В первую очередь он провел много долгих часов за исследованием костей, с тем чтобы определить возраст и сравнительные физические данные этруска, жившего на земле еще до Христа.
   С наружной стороны у дверей лаборатории несли караул вооруженные полицейские. Формально они считались конвоирами «сумасшедшего» ученого, условно отпущенного на волю в связи с чрезвычайным характером ситуации, но Штрауд также инструктировал их быть готовыми отразить нападение сил, которые в любой момент могут прорваться извне и поставить под угрозу важнейшую работу, осуществляемую в стенах лаборатории. Уж слишком часто дьявольская сила начала заставать Штрауда врасплох, исподтишка подкрадываясь к нему и выслеживая с помощью какой-то телепатии, которая оставалась за пределами его понимания. В больнице Святого Стефана она для атаки на него использовала Вайцеля, на улице бросила против Штрауда ходячих мертвецов, а еще раньше, на стройке, — Вишневски. Получалось, что кто-то или что-то наводит зомби на Штрауда, и он резонно опасался, что они могут внезапно объявиться и в лаборатории.
   И еще Штрауд никак не мог забыть предпринятой Вишневски попытки покушения на его жизнь и потому и работавшему с ним рядом ученому полностью не доверял. Окончательно ли Виш избавился от коварной напасти? Или его держат про запас в заговоре против Штрауда?
   Фу, глупость какая, подумал Штрауд. Все происходящее гораздо шире, нежели какой-то тривиальный заговор против него — одного человека. Эта… штука нацелилась на них на всех, и Штрауд просто оказался в особенно уязвимом положении. Все, что случилось с ним, может произойти с любым другим… Вишневски, будто прочитав его мысли, пристально взглянул ему в глаза, но вслух произнес, видимо, совсем не то, что подумал:
   — Переживаете за Леонарда, Эйб?
   — Да… очень.
   — Шансов у него не так уж много, признайтесь — В настоящее время он по-прежнему в коме, но врачи делают все, что в их силах.
   — Но почему же меня пощадили, Штрауд? И вас? Почему Леонард, а не мы?
   — Ну, вы по природе своей боец, а что касается меня…
   — Леонард тоже боец. Так что это не объяснение.
   — Твердость духа, трезвость ума, сила воли? Сам не знаю, в чем причина. Мне говорили, что вы подожгли свою первую палату в «Бельвю», хотя руки у вас были связаны, да и спичек не было… Как вам это удалось?
   Вишневски и сам терялся в догадках. Его только постоянно тревожило смутное ощущение, что он не должен доверять Штрауду, что в этом человеке кроется нечто странное и страшное и что он обязан не спускать с него глаз.
   Штрауд взглянул на часы. Шесть часов вечера. Два дня назад он сошел с трапа самолета в аэропорту имени Кеннеди. Время работало против них.
   Сэмюел Леонард, доктор философии, куратор раздела археологии Американского музея в Нью-Йорке по-прежнему пребывал без сознания в больнице Святого Стефана, где группа врачей из эпидемиологического центра во главе с доктором Кендрой Клайн неотрывно следила за его состоянием по показаниям приборов Клайн стала проявлять особый интерес к Леонарду после того, как ее помощник Марк Уильямс сообщил, что его электрокардиограмма регистрирует интересные отклонения, указывающие, что организм борется за возвращение к сознанию. С этой минуты наблюдение за Леонардом усилили, но в течение дня никаких дальнейших изменений отмечено не было.
   Доктор Клайн терпеливо оставалась со Штраудом и Вишневски, но когда оба целиком ушли в свою возню с какими-то грязными костями и насквозь пропыленными фолиантами, она уговорила Натана позволить ей вернуться в больницу, чтобы надлежащим образом подготовить передачу дел своим коллегам, прибывающим ей на смену утром следующего дня.
   Ее беспокоило, как долго сможет Леонард только собственными силами бороться с недугом, и она ломала голову над тем, как ему помочь. Она пригласила двух специалистов-невропатологов, которые согласились с ее предположением, что в организме Леонарда происходит, как они выразились, «перетягивание каната» между сознанием и беспамятством. Кендра понимала, что надо действовать, что-то предпринимать, и срочно. Она хотела дать ему столь необходимые дополнительные жизненные силы. Но это, однако, могло стоить ей работы, причем в любом случае, окажется ли она права или ошибается.
   Времени на то, чтобы проверять и перепроверять полученную ее людьми сыворотку, не было. Не было его и для того, чтобы получить требуемые разрешения и согласие бесчисленных лиц и организаций, даже от ближайших родственников Леонарда. По мнению невропатолога, Леонард сможет продержаться еще не более часа.
   — Но препарат может его и убить, — догадавшись, какая в ней происходит борьба, предостерег Кендру Марк Уильямс, когда они снова остались одни.
   — Он и без того умирает, Марк. А нам необходимо испытать сыворотку… Ведь остальные… остальные просто мумии какие-то. Они уже сдались. Леонард же, по крайней мере, хочет жить и еще борется.
   — Я лично никогда не вводил человеку такую дозу стимуляторов, — осторожно заметил Марк.
   — И не будете. Это сделаю я.
   — Но, доктор Клайн… — запротестовал было Марк.
   Но Кендра уже надевала защитный костюм, без которого входить в изолятор запрещалось.
   — Да неужели вы сами не понимаете, Марк? У нас просто нет выбора. В городе уже тысячи людей, находящихся в том же состоянии, что и Леонард. Надо что-то делать.
   — По крайней мере, следовало бы заручиться разрешением эпидемиологического центра, — посоветовал Марк.
   — Да они же понятия не имеют, с чем мы здесь столкнулись.
   Отправленные нами материалы совсем сбили их с толку.
   — Тогда, может, посоветуемся с Джеймсом Натаном?
   — Ладно, будь по-вашему. Попробуйте дозвониться до него, Марк, не теряйте времени.
   — Но вы ведь меня дождетесь? — попросил Кендру Марк и поспешил через холл к телефону.
   Ждать Марка она не стала. Закончив с переодеванием, Кендра наполнила шприц сывороткой и по внутренней связи попросила дежурную бригаду, следившую за мониторами, открыть тамбур. Войдя в него, она выждала несколько минут, пока специальной обработкой уничтожались могущие оказаться на ней микробы, а затем открыла последнюю стеклянную дверь и направилась к неподвижно лежащему Леонарду.
   — Ну, как дела у доктора Леонарда, Энн? — поинтересовалась она у своей помощницы, наблюдавшей показания приборов.
   — Ничего нового… Все по-прежнему, доктор. Кендра машинально кивнула за толстым стеклом маски, закрывавшей ее лицо вплоть до плотно обтягивающего голову капюшона. Она приближалась к Леонарду, пряча от окружающих шприц в опущенной вдоль тела руке. На память ей вдруг пришли слова Штрауда, которому она позвонила в Музей древностей за несколько минут до разговора с Марком.
   — У Леонарда в городе есть кто-нибудь из близких? — спросила она Штрауда.
   После долгой паузы Штрауд дрогнувшим голосом проговорил:
   — О, Боже, нет… Неужели мы его потеряли?
   — Нет, нет… Не в этом дело…
   — Еще нет, хотите сказать?
   — Я просто хотела узнать, есть ли у него кто-нибудь из близких, кто…
   — Виш вот говорит мне, что у Леонарда никого нет.
   — Пока он держится… Борется из последних сил. — Кендра вкратце рассказала Штрауду об отмеченных на электрокардиограмме изменениях.
   — С виду он кажется хрупким, но разум и дух у него необыкновенной силы, — заметил Штрауд.
   — В нашем случае это может оказаться решающим фактором.
   — Вы что-то хотите мне сказать, доктор? — насторожился Штрауд.
   — Да нет… В общем нет, ничего.
   — Чувствую, вы что-то пытаетесь мне сказать, — упорствовал он.
   — Правда, ничего… Просто подумалось…
   — Леонард достоин любого риска, доктор Клайн. Он нужен нам, и я знаю, что, если бы он мог говорить, он потребовал бы от вас использовать все возможные шансы.
   — Вы ничего не понимаете… Нет, этого я не могу! На этой фразе Кендра, словно испугавшись самой себя, бросила тогда трубку. А сейчас стоит над беспомощным телом человека, некогда полным жизни.
   Дрожащей рукой она подняла шприц. Глубоко вздохнула, пытаясь унять колотившую ее дрожь. И в этот момент ее отвлек громкий голос Марка, заставив обернуться к уставившимся на нее во все глаза людям за стеклянной дверью:
   — Доктор Клайн! Будем делать все, как следует в нормальной обстановке. Натан ввел военное положение, просил передать, что городские власти берут па себя всю ответственность за любые эксперименты, которые мы пожелаем здесь проводить.
   Впервые с той минуты, когда она приняла решение и начала одевать защитный костюм, Кендра вздохнула легко и свободно, напрягшиеся до онемения мышцы расслабились.
   — Слава Богу! — воскликнула она.
   — Богу-богу-богу-богу-богу-богу! — — забубнил один из коматозных пациентов, поднимаясь с койки и срывая оплетавшие его тело трубки и провода. Уставив на Кендру жуткие белки закатившихся под лоб глаз, он судорожными шагами направился к Кендре.
   — Уходите, доктор Клайн! Быстро! — донеслись до нее из-за двери всполошенные крики.
   Кендра попятилась к двери, не оборачиваясь, толкнула ее рукой, а перешедший на бег зомби вдруг резко остановился у тела Леонарда и упал на него грудью, словно защищая от нее.
   Уже из-за двери Кендра увидела, как, дернувшись несколько раз, зомби сполз на пол, Леопард же оставался на койке в полной неподвижности. Зубчики на его электрокардиограмме становились все ниже и слабее.
   — Нельзя терять ни секунды, Марк! Всем приготовиться! — встревоженным голосом распорядилась Кендра. — Том, немедленно одеваться!
   Ее помощник Том Логан застыл будто окаменевший, и Марку пришлось крепко встряхнуть его, чтобы привести в чувство.
   — Приготовить изолятор номер два! Быстро!

Глава 8

   Как и любая другая лечебница в городе, больница Святого Стефана была переполнена, но пострадавшие от неведомой болезни все продолжали и продолжали поступать. Эксперимент на Леонарде должен был стать пробным камнем. Врачи знали, что, судя по показаниям приборов, организм его проявил необыкновенную сопротивляемость, а разум отчаянно боролся за возвращение в реальность. С большинством других, пораженных загадочным недугом, все было по-другому. Таким образом, даже если они найдут исцеляющее средство для Леонарда, маловероятно, что оно окажется столь же эффективным и в отношении других. Но во всяком случае эксперимент станет хотя бы первым шагом, найденным с помощью химии ответом на головоломку, которую им задало присутствие каким-то образом проникших в человеческий организм продуктов трупного разложения.
   А если врачи смогут еще усовершенствовать полученный ими стимулятор, то, может быть, им удастся вывести и других пациентов из поглотившей их черной бездны.
   У них все было готово — кроме разве того, что Леонард еще оставался в первом изоляторе, куда после нападения зомби на Кендру никто не решался входить.
   По карточке, укрепленной на его мониторе, доктор Клайн узнала, что атаковал ее некто Фрэнк Дональдсен. Сейчас он лежал без признаков жизни. Раньше они всей своей группой бросились бы к нему на помощь, но теперь их остановили сообщения из других больниц, предупреждавшие, что подобные пациенты впадают в опасное буйство.
   — Нам надо как-то убрать Леонарда оттуда, — решительно заявила Кендра. — Марк, Том, вы со мной?
   Втроем они вошли в изолятор и, торопливо освободив тормозные колодки на колесах койки, покатили ее вместе с мониторами через автоматически открывающуюся дверь в изолятор номер два. Марк метнулся назад и, склонившись над Фрэнком Дональдсеном, попытался нащупать пульс. Потом поднял взгляд на наблюдавших за ним коллег и отрицательно покачал головой, давая понять, чтобы они больше не опасались и что Дональдсен уже никогда и никому не причинит ни малейшего вреда.
   Том спросил у Кендры, не хочет ли она, чтобы инъекцию делал он.
   — Ну уж нет, — решительно отвергла Кендра этот великодушный жест. — Нет, это моя работа.
   Она прекрасно знала, что, даже несмотря на все заверения Натана, отвечать в конечном итоге придется лишь ей одной.
   Том отошел и перевел взгляд на Марка, который, пыхтя, волочил труп Дональдсена в соседнее помещение, где того ждало вскрытие.
   — Том, — позвал Марк, — подсоби-ка малость! Том молча вернулся в изолятор номер один. Подходя к Леонарду, Кендра услышала свистящее шипение, словно через одну из трубок, тянувшихся к телу Леонарда, вырывался воздух. Но шипение, быстро усиливаясь, достигло такой пронзительной громкости, что она испугалась, что вот-вот оглохнет.
   — Что это? — тревожно окликнула она сидевших за стеной у мониторов врачей.
   При звуке ее голоса Марк и Том, заворачивавшие в первом изоляторе тело Дональдсена в черный пластик, оторвались от этого угрюмого занятия и разом оглянулись, уставившись на нее удивленными глазами. За стеклом палаты, где была установлена аппаратура, Энн и другие также в недоумении пожимали плечами, хором заверяя, что ничего не слышали.
   — В ушах, наверное, звенит от усталости, — предположила Кендра.
   — Давайте я вас сменю, доктор Клайн, — настаивал Том.
   — Нет, не надо… Все в порядке, — отказалась Кендра, успокаиваясь, поскольку шипение прекратилось.
   Взяв безжизненную руку Леонарда, она нащупала пульс, лихорадочно учащенный и все убыстряющийся у нее под пальцами. Кендра строго упрекнула Энн за то, что та не сообщила ей об этом, на что Энн обиженно ответила, что монитор ничего подобного не показывает. Кендра потрясенно подумала, неужели начались галлюцинации, может быть, действительно лучше перепоручить сделать инъекцию Тому или Марку… Оглянувшись через плечо, она наткнулась на встревоженные взгляды своих коллег. У них мелькнула та же самая мысль, поняла Кендра. Они все уверены, что она сама заразилась страшной болезнью и переживает ее первую стадию.
   — Не приближайся ко мне, — раздался жуткий голос, заполнивший всю палату.
   — А теперь, черт побери, вы слышали? Марк? Энн? Том? — спросила она их по внутренней связи.
   — Что? — хором ответили они.
   — Голос!
   — Какой голос?! Мы ничего не слышали, доктор Клайн.
   Они уставились на нее так, будто впервые увидели. Марк снова предложил сменить ее, ведь он, наверное, сможет справиться с такой нехитрой операцией, как укол, не хуже нее.
   — Нет, нет… Не надо… Все в порядке… — опять отказалась Кендра.
   Энн по ту сторону стеклянной перегородки неодобрительно хмыкнула и нахмурилась.
   Кендра склонилась над Леонардом, и его веки внезапно поднялись, открывая зеленоватый отлив закатившихся под лоб глаз. Губы его задвигались двумя бесцветными червями, будто кто-то дергал их за ниточку. Откуда-то изнутри послышались гортанные звуки, словно басовитое бульканье кипящей лавы.
   — Ну, и сейчас ничего не слышите?
   — Слышим, — подтвердил Марк. — Какие-то шумы проходят.
   — Ага, а голос тот мне просто почудился, — язвительно усмехнулась Кендра, и тело Леонарда затряслось судорожными толчками, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
   — У него наступает шок! Как у Вайцеля перед смертью, — крикнула она в микрофон и вонзила иглу шприца в тощую руку Леонарда. В тот же самый момент он другой рукой вцепился в закрывавшую лицо Кендры маску, обрызгав все стекло зловонной бурой слюной.
   Леонард безостановочно выкрикивал одну и ту же фразу то по-испански, то на арабском, иврите, китайском, английском:
   — Я убью тебя! — но в исходившем из него звеневшем яростью голосе не было ничего человеческого.
   Леонард колотился в судороге, которая буквально подняла его тело над койкой. Обвисли вырванные трубки капельниц, звякнул опрокинутый поднос, кольцами опустились оборванные провода датчиков, погас экран электрокардиографа, но сам пациент был весьма жив и активен, пинками отбрасывая мешавшие ему предметы, размахивая руками, он набросился на Кендру, свалив ее на пол. В изолятор ворвались Марк и Том. Но, чтобы удержать Леонарда, им пришлось усесться на него обоим. Перепуганная Кендра Клайн с трудом поднялась на ноги.
   — Где я? Кто вы такие? Да отпустите же меня, пожалуйста, — вдруг услышали они с пола голос.
   — Доктор Леонард… — Кендра опустилась на колени и, протиснувшись между Марком и Томом, все еще сидевшим верхом на поверженном пленнике, склонилась над археологом.