Страница:
Штрауду было известно, что некоторые способы лечения травами применялись еще в каменном веке, однако общепринятым было считать, что первыми стали систематически практиковать врачевание, особенно хирургию, вавилоняне и египтяне. Теперь же т Штрауду открылось, что это мнение является глубочайшим заблуждением.
Эшруад щедро и бескорыстно делился своими знаниями, помня о грядущих историках, он оставил им рецепты лечения травами самых различных недугов: от глазных болезней до расстройства кишечника, от запоров до лихорадки. Оставил даже рецепты восстановителя для седых волос и средства от облысения. Подробно расписал и ход различных хирургических операций. Завещал Эшруад и тексты магических заклинаний для изгнания злых духов, угрожавших миру и благоденствию в Этрурии, а также мелких бесов, вселявшихся в отдельных людей. Фактически Эшруад одарил современников и потомков всеобъемлющим и законченным медицинским трактатом, в котором пытался внести ясность в сложные, а часто и болезненные взаимоотношения между религиозными целителями, лекарями-травниками и чародеями, сосуществовавшими под крышей одного храма.
К этому времени Эшруад был далеко не единственным кудесником, обитавшим в храме. Там сложилась своя иерархия, существовал совет, и по серьезным вопросам ни один человек, даже сам Эшруад, не имел права единоличного окончательного решения. Этрускский храм отличался демократичностью, терпимостью к инакомыслию, однако одновременно предоставлял и широкое поле деятельности для интриганов. Утром солнечного дня в 793 году до нашей эры Эшруад, как всегда, принимал многочисленных пациентов, и вдруг земля под ногами колыхнулась, храм задрожал. Оказалось, что земля ходит ходуном, как во время землетрясения, и подо всем городом. Но это было не землетрясение. Уббррокксс, древний бог разрушения и погибели, отрицания и отречения, после вековой спячки каким-то образом выбрался на поверхность. Злодейская энергия его высвобождения сотрясла храм с такой силой, что статуя Эслии рухнула со своего постамента, рассыпавшись на куски у лап охранявших ее свирепых каменных львов. Люди, которых Эшруад знал всю свою жизнь, оглохли и онемели и удалились в/пустыню к месту, где земля разверзлась зияющим зевом, и стали молиться исходящему оттуда голосу… И предали забвению все остальное ради нечто затаившегося в земле и требовавшего от людей воздвигнуть храм, где они могли бы ему поклоняться.
Оно требовало также принести ему в жертву 500000 человеческих жизней. И собрало себе армию, а Эшруад укрылся в храме и трудился день и ночь напролет, чтобы с помощью алхимии добыть средство против монстра — пока не осознал, что у него недостанет силы одолеть его, потому что нечто черпало свое могущество в вере — или в неверии — окружающих. К этому времени храм был покинут уже всеми, и Эшруад остался один-единственный человек, не подвластный воле Уббррокксса. И тогда Уббррокксс отрядил покорных привести Эшруада в его логово, чтобы отнять жизнь ничтожного и дерзкого мудреца. Некоторое время Эшруад отбивался от превращенных в зомби людей с помощью изготовленного им магического оружия.
Однако сопротивление его все же было сломлено, и покорные приволокли плененного Эшруада и поставили его перед Уббрроккссом, от мерзкого вида которого Эшруад тут же на месте ослеп. Уббррокксс повелел Эшруаду выстроить храм, где люди могли бы молиться только одному богу, существующему лишь для пожирания их тел и душ, и пригрозил, что если его прихоть не будет исполнена, то в следующее пришествие он насытит утробу пятью миллионами человек.
Эшруад согласился построить храм, смиренно сказав, что он представляет его себе как величайший памятник могуществу своего бога, Уббррокксса.
— Я облегчу твою задачу, — заявил польщенный Уббррокксс этрускскому мудрецу. И демон обратился в камень. Незрячий Эшруад почувствовал, как что-то неуловимо изменилось, и пальцами ощупал выросшую перед ним обжигающе горячую глыбу. Она была каменной копией гигантского ужасного двухголового демона, тулово которого покрывали чешуя и шипы.
Постепенно к Эшруаду вернулось зрение, что он посчитал милостивым даром своего нового бога Уббррокксса. Все люди, в которых вселился демон — среди них были и бывшие враги Эшруада из храма, — в свое время с нечеловеческой жестокостью участвовали в приношении жертв ненасытному монстру. Теперь же они: религиозные пастыри и нищие, купцы и повитухи — очнулись от неведения и бесчувствия, в которые их вверг дьявол, с глаз их спала злая пелена, и им открылся весь нестерпимый ужас того, что они сотворили и что их принудили сотворить.
Но страх все еще властвовал над их душами. Они по-прежнему страшились Уббррокксса и преклоняли колени перед его окаменевшим естеством. Потребовалось целое поколение и огромные усилия Эшруада, чтобы собрать и вселить в сердца людей мужество и волю, необходимые для того, чтобы дерзнуть на осуществление его замысла. И все же Эшруад достиг своей цели. Уббррокксс желал, чтобы вокруг его каменного изваяния был воздвигнут храм. Да будет так.
Храм, однако, был сооружен в виде корабля, и корабль с окаменевшим Уббрроккссом был пущен в океан. Уббррокксса доставили к необитаемой земле, где и погребли вместе с кораблем под грандиозной пирамидой На это ушли годы и годы, но Эшруад, истощив всю свою психическую энергию, сумел проникнуть в суть каменного изваяния, и оно поведало ему, что заключенный в нем бог требует вечного упокоения. Эшруаду удалось убедить в этом и свой народ.
Свершив это, Эшруад, прежде чем бросить последний взгляд на сыновей своих и внуков и отойти в мир иной, должен был исполнить последний долг. В своей, келье алхимика среди руин старого храма он с помощью одного из своих внуков, весьма искусного в обращении с металлами и камнями, изготовил сложные отливочные формы. Их было семь и девять меньшего размера и три крупных — магические числа, обозначающие год, когда Эшруад столкнулся лицом к лицу с Уббрроккссом, 793. Смешав расплавленный хрусталь с песчинками, на которые ступала нога демона, он заполнил подготовленные формы дымящейся тягучей массой. Песчинки, которых касался демон, обеспечат успех его волшебству, в этом Эшруад был уверен…
Прежнее поколение, пережившее лихую пору, те, кто слепо и безропотно насыщали Уббррокксса, стали постепенно вымирать, и Эшруад являлся к смертному одру каждого мужчины, женщины и ребенка, словно сердобольный священник, совершающий последний обряд. Но обряды Эшруада, однако же, обладали могущественной магической силой, которая взывала к богине Эслии помочь ему укрыть души людей, подобных ему самому, — слабых людей, ставших добычей страха и низвергнутых в бездну отречения от веры. А где еще могли приютиться такие души на веки вечные, как не в хрустальных черепах, которые вберут в себя и станут отражать их тяжкие грехи? Но что еще более важно, считал Эшруад, таким образом они, возможно, еще получат шанс па спасение своей души, сразившись с Уббрроккссом в следующий раз, когда он поднимет руку на человечество.
Внук Эшруада, тысячи раз наблюдавший эту церемонию, исполнил данную деду клятву и совершил последний ритуал над бездыханным телом усопшего мудреца. Хрустальный череп в руках юноши на мгновение озарился нестерпимым золотистым пламенем и померк. Дождавшись удобного часа, он тайком спрятал череп в руинах храма.
Шли годы, и люди начали находить черепа и продавать их на забаву королям и фараонам, даже не ведая, что в них томятся души людей и волшебников.
Глава 17
Эшруад щедро и бескорыстно делился своими знаниями, помня о грядущих историках, он оставил им рецепты лечения травами самых различных недугов: от глазных болезней до расстройства кишечника, от запоров до лихорадки. Оставил даже рецепты восстановителя для седых волос и средства от облысения. Подробно расписал и ход различных хирургических операций. Завещал Эшруад и тексты магических заклинаний для изгнания злых духов, угрожавших миру и благоденствию в Этрурии, а также мелких бесов, вселявшихся в отдельных людей. Фактически Эшруад одарил современников и потомков всеобъемлющим и законченным медицинским трактатом, в котором пытался внести ясность в сложные, а часто и болезненные взаимоотношения между религиозными целителями, лекарями-травниками и чародеями, сосуществовавшими под крышей одного храма.
К этому времени Эшруад был далеко не единственным кудесником, обитавшим в храме. Там сложилась своя иерархия, существовал совет, и по серьезным вопросам ни один человек, даже сам Эшруад, не имел права единоличного окончательного решения. Этрускский храм отличался демократичностью, терпимостью к инакомыслию, однако одновременно предоставлял и широкое поле деятельности для интриганов. Утром солнечного дня в 793 году до нашей эры Эшруад, как всегда, принимал многочисленных пациентов, и вдруг земля под ногами колыхнулась, храм задрожал. Оказалось, что земля ходит ходуном, как во время землетрясения, и подо всем городом. Но это было не землетрясение. Уббррокксс, древний бог разрушения и погибели, отрицания и отречения, после вековой спячки каким-то образом выбрался на поверхность. Злодейская энергия его высвобождения сотрясла храм с такой силой, что статуя Эслии рухнула со своего постамента, рассыпавшись на куски у лап охранявших ее свирепых каменных львов. Люди, которых Эшруад знал всю свою жизнь, оглохли и онемели и удалились в/пустыню к месту, где земля разверзлась зияющим зевом, и стали молиться исходящему оттуда голосу… И предали забвению все остальное ради нечто затаившегося в земле и требовавшего от людей воздвигнуть храм, где они могли бы ему поклоняться.
Оно требовало также принести ему в жертву 500000 человеческих жизней. И собрало себе армию, а Эшруад укрылся в храме и трудился день и ночь напролет, чтобы с помощью алхимии добыть средство против монстра — пока не осознал, что у него недостанет силы одолеть его, потому что нечто черпало свое могущество в вере — или в неверии — окружающих. К этому времени храм был покинут уже всеми, и Эшруад остался один-единственный человек, не подвластный воле Уббррокксса. И тогда Уббррокксс отрядил покорных привести Эшруада в его логово, чтобы отнять жизнь ничтожного и дерзкого мудреца. Некоторое время Эшруад отбивался от превращенных в зомби людей с помощью изготовленного им магического оружия.
Однако сопротивление его все же было сломлено, и покорные приволокли плененного Эшруада и поставили его перед Уббрроккссом, от мерзкого вида которого Эшруад тут же на месте ослеп. Уббррокксс повелел Эшруаду выстроить храм, где люди могли бы молиться только одному богу, существующему лишь для пожирания их тел и душ, и пригрозил, что если его прихоть не будет исполнена, то в следующее пришествие он насытит утробу пятью миллионами человек.
Эшруад согласился построить храм, смиренно сказав, что он представляет его себе как величайший памятник могуществу своего бога, Уббррокксса.
— Я облегчу твою задачу, — заявил польщенный Уббррокксс этрускскому мудрецу. И демон обратился в камень. Незрячий Эшруад почувствовал, как что-то неуловимо изменилось, и пальцами ощупал выросшую перед ним обжигающе горячую глыбу. Она была каменной копией гигантского ужасного двухголового демона, тулово которого покрывали чешуя и шипы.
Постепенно к Эшруаду вернулось зрение, что он посчитал милостивым даром своего нового бога Уббррокксса. Все люди, в которых вселился демон — среди них были и бывшие враги Эшруада из храма, — в свое время с нечеловеческой жестокостью участвовали в приношении жертв ненасытному монстру. Теперь же они: религиозные пастыри и нищие, купцы и повитухи — очнулись от неведения и бесчувствия, в которые их вверг дьявол, с глаз их спала злая пелена, и им открылся весь нестерпимый ужас того, что они сотворили и что их принудили сотворить.
Но страх все еще властвовал над их душами. Они по-прежнему страшились Уббррокксса и преклоняли колени перед его окаменевшим естеством. Потребовалось целое поколение и огромные усилия Эшруада, чтобы собрать и вселить в сердца людей мужество и волю, необходимые для того, чтобы дерзнуть на осуществление его замысла. И все же Эшруад достиг своей цели. Уббррокксс желал, чтобы вокруг его каменного изваяния был воздвигнут храм. Да будет так.
Храм, однако, был сооружен в виде корабля, и корабль с окаменевшим Уббрроккссом был пущен в океан. Уббррокксса доставили к необитаемой земле, где и погребли вместе с кораблем под грандиозной пирамидой На это ушли годы и годы, но Эшруад, истощив всю свою психическую энергию, сумел проникнуть в суть каменного изваяния, и оно поведало ему, что заключенный в нем бог требует вечного упокоения. Эшруаду удалось убедить в этом и свой народ.
Свершив это, Эшруад, прежде чем бросить последний взгляд на сыновей своих и внуков и отойти в мир иной, должен был исполнить последний долг. В своей, келье алхимика среди руин старого храма он с помощью одного из своих внуков, весьма искусного в обращении с металлами и камнями, изготовил сложные отливочные формы. Их было семь и девять меньшего размера и три крупных — магические числа, обозначающие год, когда Эшруад столкнулся лицом к лицу с Уббрроккссом, 793. Смешав расплавленный хрусталь с песчинками, на которые ступала нога демона, он заполнил подготовленные формы дымящейся тягучей массой. Песчинки, которых касался демон, обеспечат успех его волшебству, в этом Эшруад был уверен…
Прежнее поколение, пережившее лихую пору, те, кто слепо и безропотно насыщали Уббррокксса, стали постепенно вымирать, и Эшруад являлся к смертному одру каждого мужчины, женщины и ребенка, словно сердобольный священник, совершающий последний обряд. Но обряды Эшруада, однако же, обладали могущественной магической силой, которая взывала к богине Эслии помочь ему укрыть души людей, подобных ему самому, — слабых людей, ставших добычей страха и низвергнутых в бездну отречения от веры. А где еще могли приютиться такие души на веки вечные, как не в хрустальных черепах, которые вберут в себя и станут отражать их тяжкие грехи? Но что еще более важно, считал Эшруад, таким образом они, возможно, еще получат шанс па спасение своей души, сразившись с Уббрроккссом в следующий раз, когда он поднимет руку на человечество.
Внук Эшруада, тысячи раз наблюдавший эту церемонию, исполнил данную деду клятву и совершил последний ритуал над бездыханным телом усопшего мудреца. Хрустальный череп в руках юноши на мгновение озарился нестерпимым золотистым пламенем и померк. Дождавшись удобного часа, он тайком спрятал череп в руинах храма.
Шли годы, и люди начали находить черепа и продавать их на забаву королям и фараонам, даже не ведая, что в них томятся души людей и волшебников.
Глава 17
Возвращение из беспамятства пришло к Штрауду, будто он вырвался из гигантской черной воронки, кружившей его тело с бешеной скоростью… и через мгновение он очутился в туннеле среди своих спутников. Они хлопотали над ним, устраивая поудобнее у сырой и холодной стены. Штрауд начал часто моргать, и они все с тревогой и надеждой склонились над ним в ожидании. Он открыл глаза: они находились в том же самом месте, где он их покинул.
— Надолго я отключился? — первым делом спросил Штрауд.
— Не больше десяти минут, — успокоила его Кендра. — Как себя чувствуешь?
— Спасибо, хорошо… А ты? Виш, Сэм, вы как?
— Все в порядке.
Эшруад с мудрой точностью выбрал время, подумал Штрауд, глядя на корабельный корпус, на чрево отродья, на храм, ставший обителью дьявола.
— Мы связались с Натаном, — сообщила ему Кендра.
— И конечно, информировали его о моем состоянии, — упрекнул их Штрауд.
— Мы боялись, что вы опять впали в кому, Эйб, — извиняющимся тоном объяснил Виш. — Естественно, нам пришлось сказать ему.
— Ладно, давайте вызывайте его, доложите, что я уже на ногах. — С этими словами Штрауд и в самом деле поднялся на ноги, держась за стену.
— Мы так беспокоились, — призналась Кендра.
— Перепугались, — уточнил Леонард.
— Что происходит наверху? — резко меняя тему, спросил Штрауд, ему не хотелось более обсуждать свой «припадок», который остальные могли принять за проявление слабости.
— Натан говорит, что изо всех сил пытается оттянуть тот момент, когда все командование возьмут на себя военные.
— Съемочные группы Си-би-эс и Эн-би-си[38] записали на пленку рытье туннелей, естественно, то, что смогли, — огромные груды выброшенной земли, — добавил Леонард. — Но и этого было достаточно, чтобы привести всех в ужас, Эйб… Всех. Да их и винить нельзя.
Штрауд и сам был поражен сложностью и обилием туннелей, прорытых руками легиона зомби.
Виш наконец связался с Натаном, сообщил, что со Штраудом все в порядке, просто кратковременное… недомогание, как он выразился. Штрауд включил свою рацию и проговорил в микрофон:
— Комиссар, мы собираемся проникнуть через внешнюю обшивку корабля. Мы тут столкнулись… с препятствиями.
— Вас понял, Штрауд. Поторопитесь. У нас наверху народ теряет терпение.
— Мы ждали трудностей, — объяснил Штрауд. — И были правы.
— Туннели?
— Увели нас от корабля. Они этой твари служат вместо рук.
— Тогда сам корабль, значит, ее брюхо?
— Что-то вроде этого.
— А стоит ли вам лезть прямо ей в пасть?
— Вы, комиссар, говорите так, будто у нас есть выбор. Все… это… очень сложно, и можно сказать, что билет на корабль мне был заказан три тысячи лет назад…
Натан неуверенно и нервно хихикнул в микрофон, не совсем понимая, о чем говорит Штрауд. На линии затрещали помехи. Натан напоследок подбодрил смельчаков, сообщив, что они наверху все болеют за них, а он, Натан, если Штрауд выйдет живым, лично угостит его нью-йоркской пиццей под нью-йоркское пивко.
— Ловлю на слове, комиссар. То… ко… айте… ам , время.
— ., то ..вы ..зали?
— Хо… бы… усло… ного… часа…
— Вас понял… о… ассвета… елаю… се., оих… си…ах.
— Спа… о, ко… сэр.
— Эт… вы… арите… еня? Ш…уд, вы либо смельччч…к ..бо .су…асшшшш…ий… вашшшшшпу… ки… тоже… амое… онец… ссс… зи.
Кендра тщательно проверила на каждом защитные костюмы, приборы и прочее снаряжение. Все работало исправно, однако запас кислорода в баллонах был израсходован уже наполовину. На его потреблении сказались физическое напряжение и эмоциональный стресс. Леонард выглядел весьма ослабевшим, и даже Виш расслабленно и безучастно привалился к стене, уставившись на корпус корабля подавленным взглядом.
Штрауда самого охватила невероятная усталость, и он ни в чем не мог винить своих спутников. Он засомневался, а не следовало ли ему пуститься в опасное предприятие в одиночку, но хрустальный череп предупредил, что его миссия требует трех мужчин, отличающихся мужеством и верой. С ним было двое мужчин и женщина, но вот относительно их веры у него возникли кое-какие сомнения, несмотря на проявленное ими неоспоримое мужество.
— Как только вскроем борт корабля, — как можно спокойнее произнес Штрауд, — каждый из вас волен вернуться в любую минуту.
Сказано это было с такой искренней простотой, что остальные лишь молча глядели на него, не находя слов. Теперь Кендра узнала в нем прежнего Штрауда, человека, в объятиях которого провела ночь.
— Это тебе твой череп говорит? — обиженно спросила она.
— Это мне говорит мое сердце.
— Можно только позавидовать. У меня-то сердце трепыхается как пытающийся взлететь куренок, — признался Леонард и как мог постарался выдавить из себя смешок, но зашелся в надсадном кашле.
— А чего мы здесь расселись? — поинтересовался Виш. — Я лично не собираюсь оставлять вас одного, Эйб.
— В том, что вы вернетесь, как только мы пробьем корпус, нет ничего стыдного. До сих пор демон вел свою игру. Теперь мы начинаем играть по нашим правилам.
Кендра пристально разглядывала Штрауда. Он вновь казался отстраненным, ушедшим в себя. Он вступил в какое-то психическое состязание с демоном корабля. Кендра вздрогнула, ей показалось, что эта мысль передалась ей прямо из мозга Штрауда… И Кендра засомневалась, не стали ли они с Вишем и Леонардом просто пешками Эшруада в его колдовской игре.
— Ну, так примемся за дело, доктор Штрауд, — произнесла она вслух.
Перед ними высился борт корабля, гладкий-гладкий, не видно даже стыков между досками обшивки, не на чем даже глаз остановить. Прямо как брюхо кита.
Глаза Кендры привыкли к темноте, а нос — к щекочущему запаху сырости и глины, и ей казалось, что она различает зловоние разлагающейся плоти морского гиганта, что улавливает едва различимое движение его ребер при вдохе и выдохе. А вдруг кит нас всех проглотит, мелькнула у нее странное и страшное опасение.
Штрауд, словно прочитав ее мысли, обернулся и приблизил свой шлем к шлему Кендры так, чтобы она могла ясно видеть за толстым стеклом маски выражение его лица.
— Да, Кендра, — глухо проговорил он. — Отродье превратилось в корабль, корабль превратился в отродье… И как только мы вскроем его брюхо, окажемся в чреве демона…
Его слова и то, как он их произнес, напугало Кендру больше всего, что она уже видела в подземном лабиринте.
— Вы все должны вернуться… Сразу же, как только откроем путь внутрь…
— А как же ты? Пойдешь навстречу своей смерти?
— Будь что будет… От судьбы не убежишь.
Внешний вид бывает весьма обманчив. Борт корабля оказался далеко не таким неприступным и непроницаемым, как выглядел. Дунь — и он задрожит, как карточный домик, тронь — и он рассыплется…
Здесь, в чреве древнего корабля, царствовало разложение. Археологи сразу же заинтересовались древесиной, из которой был изготовлен борт и которая на ощупь казалась окаменелой. Тем не менее внешняя поверхность обшивки была вся сплошь покрыта грибком и грибовидными наростами, которые при малейшем прикосновении так и сыпали спорами.
— Да как же это все еще на куски не развалилось? — даже удивился Штрауд.
— Почва здесь состоит почти из одной чистой глины. Она и замедлила естественное разрушение дерева, — объяснил Виш. — Сама же древесина, если не ошибаюсь, тик…
— Точно, тик, только подумать! — восхитился Леонард.
— Этруски были искусными корабелами, — напомнил Виш.
Они пробрались внутрь корабля, и в тот же момент этрускский череп, который в свое время каким-то образом попал в руки египетского фараона и был погребен вместе с ним, вспыхнул странным оранжево-желтым сиянием. Свет в черепе то разгорался с необыкновенной яркостью, то мерк, снова и снова, будто хрусталь задышал глубоко и часто… И наконец, череп засветился ровным неестественным светом — совсем как современный уличный фонарь.
— Честно говоря, у меня от вашего черепа мурашки бегут не хуже, чем от чертова корабля, — призналась Кендра.
— А ты разве не обратила внимание, что чем ближе мы к источнику зла, тем сильнее становится энергия Эшруада? — спросил Штрауд.
— Нет, меня больше волнует, что наше время истекает.
— Смотрите, смотрите сюда! — окликнул их Виш, указывая на груду терракотовых кувшинов, ковшей, кружек и чаш. — Они помогут нам датировать корабль!
— Очень похожи на керамику, обнаруженную на корабле из Кирены[39], — заметил Леонард, — где-то около семисотого года до нашей эры.
— Нет уж позвольте, — возразил Виш, — тогда уж скорее…
— У нас нет времени на научные диспуты, джентльмены, — решительно вмешался Штрауд.
— Тогда пожалуйте сюда, — предложил Леонард. Он подвел их к сваленным в кучу топорам, киркам, мотыгам, лопатам, кривым садовым ножам, садовым ножницам, молоткам, ножам, бородкам, напильникам, долотам, буравам и несчетному множеству деревянных гвоздей.
— Подобные инструменты неоспоримо доказывают, что этруски совершенно определенно были независимой державой, Штрауд, — торжествующе заявил Леонард и, достав 35-миллиметровую камеру, которую он ухитрился контрабандой пронести в туннель, принялся щелкать затвором. — Необходимо зафиксировать такую картину!
— Господи! — горестно вздохнул Виш. — Если бы только мы могли сделать все, как положено. Стереофотосъемка, освещение…
— Джентльмены! Это же вам не обычные археологические раскопки! — уже раздражаясь, вновь перебил его Штрауд. — Здесь пристанище прародителя зла. Я, конечно, понимаю ваш профессиональный интерес, но надо же быть реалистами!
— Сделайте как можно больше снимков, Леонард, — словно не слыша его, распорядился Виш и вдруг взорвался:
— С пустыми руками мы отсюда не уйдем, доктор Штрауд!
— Я должен идти к центру корабля, — стоял на своем Штрауд.
Его спутники даже не догадывались о том, что все происходящее каким-то образом предназначалось для воссоединения Штрауда и Эшруада именно в этой временной точке с тем, чтобы они вместе сразились со злым духом корабля, что все происходящее каким-то образом было предопределено еще тогда, когда Эшруад своими чарами заключил свою и тысячи других душ в хрустальном черепе.
— Теперь сфотографируйте отдельно деревянные части, Леонард, — по-прежнему не обращая внимания на Штрауда, попросил Виш.
Штрауд кое-как расчистил кучи хлама, валявшегося на дне корабля, и обнаружил брус корабельного киля толщиной не менее фута. Киль уходил в следующий отсек и терялся в глубине корпуса. Леонард немедленно навел на него объектив камеры.
— Киль, видимо, скрепляет носовую и кормовые части, а уже на него установлены тиковые шпангоуты, — предположил Штрауд, в котором против его воли необоримо просыпался археолог.
Кендра Клайн заглянула в зловещую черную пасть следующего отсека корабля, пытаясь угадать, что их там ждет.
— Верно! — подхватил Виш. — А потом корабелы обшили корпус тиковыми досками на деревянных шипах. Какое мастерство!
— Причем считалось, что подобная технология была известна лишь грекам и римлянам! — вторил Леонард — Тогда можно предположить, что ватерлиния находится примерно на две палубы выше нас.
— Думаю, вы правы, — согласился Виш.
— Ладно, значит, надо подниматься вверх, но вот где корма, где нос… И как далеко мы от центра, вот в чем вопрос, — задумчиво проговорил Штрауд.
— Ну, этого вам никто не скажет.
— Время уходит, Эйб, — нетерпеливо предупредила Кендра. — И почему здесь все… так тихо, спокойно?
— Зализывает раны, наверное, — усмехнулся Штрауд. — Мы во второй раз прорвались на корабль. Вот оно и задумалось.
— Надеюсь, ты не ошибаешься.
— Так, прямо перед собой мы имеем какой-то проход… Но куда он нас заведет?
— Может, еще одна ловушка, — предостерегла Кендра, опасливо всматриваясь в непроглядную тьму лаза.
Штрауд достал гирокомпас.
— Проход идет на север. А если корабль стоит носом на восток, как вы говорили, то нам, чтобы добраться до центра, надо держаться севернее.
— Пошли, — коротко бросил Виш.
Леопард молча кивнул в знак согласия. Штрауд шагнул первым, и почти сразу же луч его фонаря выхватил какие-то знаки на переборке. Они напоминали наскальные рисунки, примитивные, но достаточно различимые: кит, похожее на ящерицу существо и еще какие-то непонятные символы. Штрауд обратил на них внимание своих спутников, и Виш с Леонардом вновь замерли перед ними в неописуемом восхищении. Даже ничего не понимающая Кендра не могла оторвать от них глаз.
— Останки древних людей.
— Обратите внимание на суставы, — заметил Виш. — Наши этрускские друзья, и стар и млад, почти поголовно страдали артритом в тяжелой форме. Вероятно, из-за прохладного и влажного климата Этрурии, Из вороха костей Виш выудил длинное ожерелье из старательно просверленных зубов кашалота.
— Что ж, мы узнаем все больше и больше об этих людях, — обронил Леонард, будто ненароком потянув из рук Виша изумительной красоты ожерелье.
Не успел Леонард, однако, налюбоваться на древнее украшение, как Виш непререкаемым жестом собственника отобрал у него редкостную вещицу. Даже сквозь толстое стекло маски было ясно видно раздосадованное выражение на лице Леонарда, с которым он следил, как Виш бережно прячет ожерелье на самое дно своей сумки.
Внезапно кости вокруг них задрожали, затряслись и взмыли в воздух. Будто брошенные невидимой рукой, кости летели в живых людей, дерзнувших ступить на мертвый корабль. Разрезая воздух, кости и черепа били в них с сокрушительной силой, и все четверо поспешно попятились из отсека. Через иллюминатор в переборке они смотрели на бешеную пляску костей, образовавших в воздухе непроходимую стену, своего рода энергетическое поле, вставшее на пути Штрауда и его друзей.
— Что же нам теперь делать? — испуганно спросила Кендра.
— Будем ломать переборку, — решительно заявил разъяренный Штрауд.
Он с разбегу ударил плечом в деревянные доски и тут же исчез в проломе, пробив прогнившее дерево, как лист папиросной бумаги.
Кряхтя, Штрауд поднялся на ноги, весь обсыпанный спорами, взорвавшимися дымными клубами.
— Давайте все-таки пробираться наверх, — предложил Штрауд, пробуя доски палубы над головой. Доски поддались при первых же толчках и рухнули к их ногам. Вместе с ними на смельчаков хлынул водопад разнообразного хлама и мусора, подняв невообразимые тучи пыли, столь плотные, что сквозь них едва пробивался свет от хрустального черепа, который Штрауд поднял над головой и водил кругами наподобие фонаря. Поэтому появление адских тварей стало для них полной неожиданностью. Словно образовавшись из пылевой завесы, на них стремительно летело не менее трех десятков мотыльков размером с хорошего медвежонка каждый. Кровожадно разинув огромные устрашающие жвала, они пытались сорвать с людей защитные маски, растерзать плотную ткань костюмов и добраться до теплой и податливой человеческой плоти. Пронзительный клекот раздирал уши, оглушительно хлопающие крылья вздымали новые облака пыли, так что путники даже потеряли друг друга из виду.
— Штрауд!
— Кендра! Кендра!
— Леонард, где вы?
— Аэрозоль, скорее, стреляйте же! — скомандовала Кендра, нажимая на клапан своего распылителя.
— Берегите костюмы!
— Вот гадина!
Под тугими струями аэрозоли чудовищные создания стали один за другим на лету врезаться в переборки отсека и сыпаться на палубу в беспорядочном мельтешении крыльев. Штрауд на ощупь пробирался сквозь висевшие в воздухе пласты пыли, спор и плесени, больше всего заботясь о том, чтобы не выронить хрустальный череп. Он позвал Кендру, она откликнулась, и через некоторое время блужданий вслепую они нашли друг друга. На их голоса подошли Виш и Леонард.
— У всех все в порядке? — забеспокоилась Кендра.
— Мне порвали костюм, — обиженно пожаловался Леонард.
— Я кое-как залатал ему прореху, но не уверен, что это поможет, — сказал Виш.
— Как самочувствие, доктор Леонард? — уже по-настоящему встревожилась Кендра.
— Ну, если не считать, что от страху у меня все вылетело из головы и ., из другого места… то вроде нормально, — смущенно ответил он.
Кендра внимательно осмотрела защитный костюм Леонарда и успокоила его международным жестом большого пальца, но строго предупредила:
— При первых же малейших признаках одышки…
— Я тут же дам знать, доктор Клайн, — пообещал Леонард.
— Смотрите же.
— Надо подниматься наверх, — решительно заявил Штрауд.
— А доски нас выдержат?
— Хороший вопрос. Может, нам лучше малость прийти в себя? — предложил Виш.
— Ага. Пора передохнуть, — поддержал его Леонард, тут же усаживаясь в кучу мусора и удобно прислоняясь спиной к переборке.
Кендра пристально вглядывалась в Леонарда. Его состояние могло быть вызвано отнюдь не усталостью, а значит, придется стаскивать с него защитный костюм, чтобы сделать инъекцию.
— Надолго я отключился? — первым делом спросил Штрауд.
— Не больше десяти минут, — успокоила его Кендра. — Как себя чувствуешь?
— Спасибо, хорошо… А ты? Виш, Сэм, вы как?
— Все в порядке.
Эшруад с мудрой точностью выбрал время, подумал Штрауд, глядя на корабельный корпус, на чрево отродья, на храм, ставший обителью дьявола.
— Мы связались с Натаном, — сообщила ему Кендра.
— И конечно, информировали его о моем состоянии, — упрекнул их Штрауд.
— Мы боялись, что вы опять впали в кому, Эйб, — извиняющимся тоном объяснил Виш. — Естественно, нам пришлось сказать ему.
— Ладно, давайте вызывайте его, доложите, что я уже на ногах. — С этими словами Штрауд и в самом деле поднялся на ноги, держась за стену.
— Мы так беспокоились, — призналась Кендра.
— Перепугались, — уточнил Леонард.
— Что происходит наверху? — резко меняя тему, спросил Штрауд, ему не хотелось более обсуждать свой «припадок», который остальные могли принять за проявление слабости.
— Натан говорит, что изо всех сил пытается оттянуть тот момент, когда все командование возьмут на себя военные.
— Съемочные группы Си-би-эс и Эн-би-си[38] записали на пленку рытье туннелей, естественно, то, что смогли, — огромные груды выброшенной земли, — добавил Леонард. — Но и этого было достаточно, чтобы привести всех в ужас, Эйб… Всех. Да их и винить нельзя.
Штрауд и сам был поражен сложностью и обилием туннелей, прорытых руками легиона зомби.
Виш наконец связался с Натаном, сообщил, что со Штраудом все в порядке, просто кратковременное… недомогание, как он выразился. Штрауд включил свою рацию и проговорил в микрофон:
— Комиссар, мы собираемся проникнуть через внешнюю обшивку корабля. Мы тут столкнулись… с препятствиями.
— Вас понял, Штрауд. Поторопитесь. У нас наверху народ теряет терпение.
— Мы ждали трудностей, — объяснил Штрауд. — И были правы.
— Туннели?
— Увели нас от корабля. Они этой твари служат вместо рук.
— Тогда сам корабль, значит, ее брюхо?
— Что-то вроде этого.
— А стоит ли вам лезть прямо ей в пасть?
— Вы, комиссар, говорите так, будто у нас есть выбор. Все… это… очень сложно, и можно сказать, что билет на корабль мне был заказан три тысячи лет назад…
Натан неуверенно и нервно хихикнул в микрофон, не совсем понимая, о чем говорит Штрауд. На линии затрещали помехи. Натан напоследок подбодрил смельчаков, сообщив, что они наверху все болеют за них, а он, Натан, если Штрауд выйдет живым, лично угостит его нью-йоркской пиццей под нью-йоркское пивко.
— Ловлю на слове, комиссар. То… ко… айте… ам , время.
— ., то ..вы ..зали?
— Хо… бы… усло… ного… часа…
— Вас понял… о… ассвета… елаю… се., оих… си…ах.
— Спа… о, ко… сэр.
— Эт… вы… арите… еня? Ш…уд, вы либо смельччч…к ..бо .су…асшшшш…ий… вашшшшшпу… ки… тоже… амое… онец… ссс… зи.
Кендра тщательно проверила на каждом защитные костюмы, приборы и прочее снаряжение. Все работало исправно, однако запас кислорода в баллонах был израсходован уже наполовину. На его потреблении сказались физическое напряжение и эмоциональный стресс. Леонард выглядел весьма ослабевшим, и даже Виш расслабленно и безучастно привалился к стене, уставившись на корпус корабля подавленным взглядом.
Штрауда самого охватила невероятная усталость, и он ни в чем не мог винить своих спутников. Он засомневался, а не следовало ли ему пуститься в опасное предприятие в одиночку, но хрустальный череп предупредил, что его миссия требует трех мужчин, отличающихся мужеством и верой. С ним было двое мужчин и женщина, но вот относительно их веры у него возникли кое-какие сомнения, несмотря на проявленное ими неоспоримое мужество.
— Как только вскроем борт корабля, — как можно спокойнее произнес Штрауд, — каждый из вас волен вернуться в любую минуту.
Сказано это было с такой искренней простотой, что остальные лишь молча глядели на него, не находя слов. Теперь Кендра узнала в нем прежнего Штрауда, человека, в объятиях которого провела ночь.
— Это тебе твой череп говорит? — обиженно спросила она.
— Это мне говорит мое сердце.
— Можно только позавидовать. У меня-то сердце трепыхается как пытающийся взлететь куренок, — признался Леонард и как мог постарался выдавить из себя смешок, но зашелся в надсадном кашле.
— А чего мы здесь расселись? — поинтересовался Виш. — Я лично не собираюсь оставлять вас одного, Эйб.
— В том, что вы вернетесь, как только мы пробьем корпус, нет ничего стыдного. До сих пор демон вел свою игру. Теперь мы начинаем играть по нашим правилам.
Кендра пристально разглядывала Штрауда. Он вновь казался отстраненным, ушедшим в себя. Он вступил в какое-то психическое состязание с демоном корабля. Кендра вздрогнула, ей показалось, что эта мысль передалась ей прямо из мозга Штрауда… И Кендра засомневалась, не стали ли они с Вишем и Леонардом просто пешками Эшруада в его колдовской игре.
— Ну, так примемся за дело, доктор Штрауд, — произнесла она вслух.
Перед ними высился борт корабля, гладкий-гладкий, не видно даже стыков между досками обшивки, не на чем даже глаз остановить. Прямо как брюхо кита.
Глаза Кендры привыкли к темноте, а нос — к щекочущему запаху сырости и глины, и ей казалось, что она различает зловоние разлагающейся плоти морского гиганта, что улавливает едва различимое движение его ребер при вдохе и выдохе. А вдруг кит нас всех проглотит, мелькнула у нее странное и страшное опасение.
Штрауд, словно прочитав ее мысли, обернулся и приблизил свой шлем к шлему Кендры так, чтобы она могла ясно видеть за толстым стеклом маски выражение его лица.
— Да, Кендра, — глухо проговорил он. — Отродье превратилось в корабль, корабль превратился в отродье… И как только мы вскроем его брюхо, окажемся в чреве демона…
Его слова и то, как он их произнес, напугало Кендру больше всего, что она уже видела в подземном лабиринте.
— Вы все должны вернуться… Сразу же, как только откроем путь внутрь…
— А как же ты? Пойдешь навстречу своей смерти?
— Будь что будет… От судьбы не убежишь.
Внешний вид бывает весьма обманчив. Борт корабля оказался далеко не таким неприступным и непроницаемым, как выглядел. Дунь — и он задрожит, как карточный домик, тронь — и он рассыплется…
Здесь, в чреве древнего корабля, царствовало разложение. Археологи сразу же заинтересовались древесиной, из которой был изготовлен борт и которая на ощупь казалась окаменелой. Тем не менее внешняя поверхность обшивки была вся сплошь покрыта грибком и грибовидными наростами, которые при малейшем прикосновении так и сыпали спорами.
— Да как же это все еще на куски не развалилось? — даже удивился Штрауд.
— Почва здесь состоит почти из одной чистой глины. Она и замедлила естественное разрушение дерева, — объяснил Виш. — Сама же древесина, если не ошибаюсь, тик…
— Точно, тик, только подумать! — восхитился Леонард.
— Этруски были искусными корабелами, — напомнил Виш.
Они пробрались внутрь корабля, и в тот же момент этрускский череп, который в свое время каким-то образом попал в руки египетского фараона и был погребен вместе с ним, вспыхнул странным оранжево-желтым сиянием. Свет в черепе то разгорался с необыкновенной яркостью, то мерк, снова и снова, будто хрусталь задышал глубоко и часто… И наконец, череп засветился ровным неестественным светом — совсем как современный уличный фонарь.
— Честно говоря, у меня от вашего черепа мурашки бегут не хуже, чем от чертова корабля, — призналась Кендра.
— А ты разве не обратила внимание, что чем ближе мы к источнику зла, тем сильнее становится энергия Эшруада? — спросил Штрауд.
— Нет, меня больше волнует, что наше время истекает.
— Смотрите, смотрите сюда! — окликнул их Виш, указывая на груду терракотовых кувшинов, ковшей, кружек и чаш. — Они помогут нам датировать корабль!
— Очень похожи на керамику, обнаруженную на корабле из Кирены[39], — заметил Леонард, — где-то около семисотого года до нашей эры.
— Нет уж позвольте, — возразил Виш, — тогда уж скорее…
— У нас нет времени на научные диспуты, джентльмены, — решительно вмешался Штрауд.
— Тогда пожалуйте сюда, — предложил Леонард. Он подвел их к сваленным в кучу топорам, киркам, мотыгам, лопатам, кривым садовым ножам, садовым ножницам, молоткам, ножам, бородкам, напильникам, долотам, буравам и несчетному множеству деревянных гвоздей.
— Подобные инструменты неоспоримо доказывают, что этруски совершенно определенно были независимой державой, Штрауд, — торжествующе заявил Леонард и, достав 35-миллиметровую камеру, которую он ухитрился контрабандой пронести в туннель, принялся щелкать затвором. — Необходимо зафиксировать такую картину!
— Господи! — горестно вздохнул Виш. — Если бы только мы могли сделать все, как положено. Стереофотосъемка, освещение…
— Джентльмены! Это же вам не обычные археологические раскопки! — уже раздражаясь, вновь перебил его Штрауд. — Здесь пристанище прародителя зла. Я, конечно, понимаю ваш профессиональный интерес, но надо же быть реалистами!
— Сделайте как можно больше снимков, Леонард, — словно не слыша его, распорядился Виш и вдруг взорвался:
— С пустыми руками мы отсюда не уйдем, доктор Штрауд!
— Я должен идти к центру корабля, — стоял на своем Штрауд.
Его спутники даже не догадывались о том, что все происходящее каким-то образом предназначалось для воссоединения Штрауда и Эшруада именно в этой временной точке с тем, чтобы они вместе сразились со злым духом корабля, что все происходящее каким-то образом было предопределено еще тогда, когда Эшруад своими чарами заключил свою и тысячи других душ в хрустальном черепе.
— Теперь сфотографируйте отдельно деревянные части, Леонард, — по-прежнему не обращая внимания на Штрауда, попросил Виш.
Штрауд кое-как расчистил кучи хлама, валявшегося на дне корабля, и обнаружил брус корабельного киля толщиной не менее фута. Киль уходил в следующий отсек и терялся в глубине корпуса. Леонард немедленно навел на него объектив камеры.
— Киль, видимо, скрепляет носовую и кормовые части, а уже на него установлены тиковые шпангоуты, — предположил Штрауд, в котором против его воли необоримо просыпался археолог.
Кендра Клайн заглянула в зловещую черную пасть следующего отсека корабля, пытаясь угадать, что их там ждет.
— Верно! — подхватил Виш. — А потом корабелы обшили корпус тиковыми досками на деревянных шипах. Какое мастерство!
— Причем считалось, что подобная технология была известна лишь грекам и римлянам! — вторил Леонард — Тогда можно предположить, что ватерлиния находится примерно на две палубы выше нас.
— Думаю, вы правы, — согласился Виш.
— Ладно, значит, надо подниматься вверх, но вот где корма, где нос… И как далеко мы от центра, вот в чем вопрос, — задумчиво проговорил Штрауд.
— Ну, этого вам никто не скажет.
— Время уходит, Эйб, — нетерпеливо предупредила Кендра. — И почему здесь все… так тихо, спокойно?
— Зализывает раны, наверное, — усмехнулся Штрауд. — Мы во второй раз прорвались на корабль. Вот оно и задумалось.
— Надеюсь, ты не ошибаешься.
— Так, прямо перед собой мы имеем какой-то проход… Но куда он нас заведет?
— Может, еще одна ловушка, — предостерегла Кендра, опасливо всматриваясь в непроглядную тьму лаза.
Штрауд достал гирокомпас.
— Проход идет на север. А если корабль стоит носом на восток, как вы говорили, то нам, чтобы добраться до центра, надо держаться севернее.
— Пошли, — коротко бросил Виш.
Леопард молча кивнул в знак согласия. Штрауд шагнул первым, и почти сразу же луч его фонаря выхватил какие-то знаки на переборке. Они напоминали наскальные рисунки, примитивные, но достаточно различимые: кит, похожее на ящерицу существо и еще какие-то непонятные символы. Штрауд обратил на них внимание своих спутников, и Виш с Леонардом вновь замерли перед ними в неописуемом восхищении. Даже ничего не понимающая Кендра не могла оторвать от них глаз.
* * *
— Кашалот! — выдохнул Леонард, а Виш поддержал его одобрительным кивком головы. Леонард лихорадочно защелкал камерой. Через несколько шагов они обнаружили у себя под ногами груды человеческих костей и черепов. Штрауд отвел Кендру в сторону, а оба ученых низко склонились над жуткой находкой, переговариваясь тихим шепотом.— Останки древних людей.
— Обратите внимание на суставы, — заметил Виш. — Наши этрускские друзья, и стар и млад, почти поголовно страдали артритом в тяжелой форме. Вероятно, из-за прохладного и влажного климата Этрурии, Из вороха костей Виш выудил длинное ожерелье из старательно просверленных зубов кашалота.
— Что ж, мы узнаем все больше и больше об этих людях, — обронил Леонард, будто ненароком потянув из рук Виша изумительной красоты ожерелье.
Не успел Леонард, однако, налюбоваться на древнее украшение, как Виш непререкаемым жестом собственника отобрал у него редкостную вещицу. Даже сквозь толстое стекло маски было ясно видно раздосадованное выражение на лице Леонарда, с которым он следил, как Виш бережно прячет ожерелье на самое дно своей сумки.
Внезапно кости вокруг них задрожали, затряслись и взмыли в воздух. Будто брошенные невидимой рукой, кости летели в живых людей, дерзнувших ступить на мертвый корабль. Разрезая воздух, кости и черепа били в них с сокрушительной силой, и все четверо поспешно попятились из отсека. Через иллюминатор в переборке они смотрели на бешеную пляску костей, образовавших в воздухе непроходимую стену, своего рода энергетическое поле, вставшее на пути Штрауда и его друзей.
— Что же нам теперь делать? — испуганно спросила Кендра.
— Будем ломать переборку, — решительно заявил разъяренный Штрауд.
Он с разбегу ударил плечом в деревянные доски и тут же исчез в проломе, пробив прогнившее дерево, как лист папиросной бумаги.
Кряхтя, Штрауд поднялся на ноги, весь обсыпанный спорами, взорвавшимися дымными клубами.
— Давайте все-таки пробираться наверх, — предложил Штрауд, пробуя доски палубы над головой. Доски поддались при первых же толчках и рухнули к их ногам. Вместе с ними на смельчаков хлынул водопад разнообразного хлама и мусора, подняв невообразимые тучи пыли, столь плотные, что сквозь них едва пробивался свет от хрустального черепа, который Штрауд поднял над головой и водил кругами наподобие фонаря. Поэтому появление адских тварей стало для них полной неожиданностью. Словно образовавшись из пылевой завесы, на них стремительно летело не менее трех десятков мотыльков размером с хорошего медвежонка каждый. Кровожадно разинув огромные устрашающие жвала, они пытались сорвать с людей защитные маски, растерзать плотную ткань костюмов и добраться до теплой и податливой человеческой плоти. Пронзительный клекот раздирал уши, оглушительно хлопающие крылья вздымали новые облака пыли, так что путники даже потеряли друг друга из виду.
— Штрауд!
— Кендра! Кендра!
— Леонард, где вы?
— Аэрозоль, скорее, стреляйте же! — скомандовала Кендра, нажимая на клапан своего распылителя.
— Берегите костюмы!
— Вот гадина!
Под тугими струями аэрозоли чудовищные создания стали один за другим на лету врезаться в переборки отсека и сыпаться на палубу в беспорядочном мельтешении крыльев. Штрауд на ощупь пробирался сквозь висевшие в воздухе пласты пыли, спор и плесени, больше всего заботясь о том, чтобы не выронить хрустальный череп. Он позвал Кендру, она откликнулась, и через некоторое время блужданий вслепую они нашли друг друга. На их голоса подошли Виш и Леонард.
— У всех все в порядке? — забеспокоилась Кендра.
— Мне порвали костюм, — обиженно пожаловался Леонард.
— Я кое-как залатал ему прореху, но не уверен, что это поможет, — сказал Виш.
— Как самочувствие, доктор Леонард? — уже по-настоящему встревожилась Кендра.
— Ну, если не считать, что от страху у меня все вылетело из головы и ., из другого места… то вроде нормально, — смущенно ответил он.
Кендра внимательно осмотрела защитный костюм Леонарда и успокоила его международным жестом большого пальца, но строго предупредила:
— При первых же малейших признаках одышки…
— Я тут же дам знать, доктор Клайн, — пообещал Леонард.
— Смотрите же.
— Надо подниматься наверх, — решительно заявил Штрауд.
— А доски нас выдержат?
— Хороший вопрос. Может, нам лучше малость прийти в себя? — предложил Виш.
— Ага. Пора передохнуть, — поддержал его Леонард, тут же усаживаясь в кучу мусора и удобно прислоняясь спиной к переборке.
Кендра пристально вглядывалась в Леонарда. Его состояние могло быть вызвано отнюдь не усталостью, а значит, придется стаскивать с него защитный костюм, чтобы сделать инъекцию.