Страница:
В нос ударил запах чеснока.
— Лежи тихо, — приказал похититель и пошевелил лезвием.
Секунды тянулись бесконечно. Водитель вышел, оставив дверцу открытой. Подуло холодным воздухом. Похитители посовещались о чем-то, и тот, что с ножом, схватил Дэнни за ворот рубашки и перевел в сидячее положение. Он успел увидеть какие-то фигуры, чей-то затылок, открыл рот, чтобы что-то сказать, но ему быстро заклеили рот пленкой и надели на голову наволочку, туго затянув на шее шнур. Наволочка пахла хозяйственным мылом. Дэнни почувствовал на плече руку.
— Слушай меня, прия-ятель.
Владелец магазина ковров!
— Не трепыхайся! — произнес Приятель угрожающим тоном. — Если будешь сопротивляться, мне придется тебя пристрелить. А делать это мне очень не хочется. Конечно, можно всадить инъекцию кетамина[91], но тебе станет плохо, начнется рвота, ты будешь не в форме. В общем, не трепыхайся. Понял?
Дэнни кивнул.
— Вот и замечательно. Сейчас мы пересадим тебя в грузовик. Будет немного неудобно.
Дэнни напрягся. В детстве старшие братья научили его, что сдаваться нельзя. Даже если противник сильнее во много раз, все равно нельзя позволять ему легко справиться с собой. Шуточки братьев порой бывали жестокими. Однажды они посадили Дэнни в картонную коробку, заклеили и спихнули с крутого холма. Он получил тогда сотрясение мозга. В другой раз, когда они всей семьей в Мэне ездили посмотреть форт времен Гражданской войны, братья встали с ним на краю крепостного вала, где внизу плескался океан. Кевин держал за ноги, а Шон за руки. Им было очень смешно, они притворялись, будто вот-вот его отпустят. Правда, никому другому они обижать Дэнни не позволяли. Но после случая в Мэне он разозлился. В тот же вечер подошел к Кевину сзади и сильно ударил по голове палкой, сознавая, что его изобьют. Однако прежде чем начать над ним издеваться, они хорошенько подумают.
Приятель собирался сказать еще что-то о том, как важно не трепыхаться, но Дэнни уже было безразлично. «Я мертвец в любом случае. Какая разница, захлебнусь ли собственной рвотой, или меня изобьют до смерти, или умертвят иным способом. Терять нечего».
Ориентируясь на голос, он сгруппировался и сильно ударил Приятеля головой. Кажется, попал. Раздался хруст, Приятель вскрикнул от боли, и в голове Дэнни что-то взорвалось. Мир вначале стал красным, потом черным.
Когда Дэнни пришел в себя, то не мог понять, сколько прошло времени и где он находится. В каком-то теплом месте, и очень тесном. Насчет шума пока было неясно. Скорее всего источник находился у него в голове. Руки заломлены за спину и по-прежнему в наручниках. На голове наволочка, рот заклеен пленкой. Через некоторое время он сообразил, что его положили в какой-то ящик. Возможно…
Дэнни вдруг содрогнулся от ужаса. «Меня похоронили заживо». Исходя потом, он выгнулся, начал крутиться, биться лбом о стенки ящика. Обессилев, догадался, что шумит не только в голове. Это машина. Его куда-то везут, значит, еще не похоронили. Ящик установлен в багажнике или под шасси.
Он начал успокаиваться. И одновременно возвратилась способность ощущать запах нагретого металла, моторного масла, дизельного топлива. Иногда по днищу ударял камешек. Тормозил водитель редко, еще реже поворачивал. Когда это случалось, Дэнни нещадно швыряло. Видимо, он в грузовике. Приятель так и сказал. Ящик размером чуть больше гроба. Металлический. Закреплен где-то у шасси. Воздуха катастрофически не хватало.
Дэнни пытался разгрызть пленку, чтобы можно было дышать и ртом, но ничего не получалось. Только слюна во рту пропиталась противной химией. Он чувствовал, что теряет сознание. В этот момент грузовик остановился, тряска прекратилась, стало тихо. Сердце Дэнни тревожно сжалось.
Он услышал, как открылась дверца грузовика. Голоса. Потрескивание остывающего двигателя. Вначале ему показалось, что они уже прибыли к месту назначения и его скоро начнут вытаскивать, но затем понял, что это блокпост. Дэнни попытался поднять шум, вертелся с боку на бок, бился о стенки ящика, но было так тесно, что шума не получалось. Неожиданно мотор снова ожил. Грузовик тронулся.
Его опять затошнило, стал накатывать волнами страх. «Надо было послушаться Приятеля, — упрекал он себя. — А теперь они меня наверняка выбросят в пропасть или утопят». Пот градом катился по лицу, заливал глаза.
«Только бы не умереть раньше. Прежде, чем они возьмутся меня убивать. Ведь когда меня выволокут из ящика, можно попробовать сделать какой-нибудь ход».
Дэнни некоторое время тешился этой мыслью, а затем спросил себя: «Какой же ты ход собираешься сделать? В наручниках, с мешком на голове. Кинешься на них и сразу упадешь? Нет, ничего у тебя не выйдет. Лежи и не трепыхайся, как советовал Приятель. И вообще, странно, почему они меня до сих пор не убили? Может, у них на уме что-нибудь другое, особенное? Ладно, перестань об этом думать, лучше вспомни Вашингтон, друзей, знакомых».
Ничего приятного не вспоминалось. Он представил Айана, беседующего с дамой в серьгах. Как ее звали? Она всегда носила массивные серьги, которые так приятно позвякивали. Дэнни почему-то раздражало, что он не может вспомнить ее имя.
«А где Дэнни Крей? — спрашивает она. — Что-то давно его не видно. Такой славный парень».
«Разве вы не слышали? — отвечает Айан, скорчив страдальческую гримасу. — Дэнни только недавно нашли. С него… о Боже… с живого содрали кожу. Где-то в Турции. Подружка поначалу очень переживала. А теперь ничего, вроде успокоилась. Говорят, уже нашла нового парня. Жизнь продолжается».
Дэнни засмеялся, потом всхлипнул. А вскоре вообще потерял нить размышлений. Во тьме ящика, наполненной рокотом мотора, сознание то пропадало, то возвращалось. Наконец грузовик затормозил. Вот и все, подумал Дэнни, удивившись своему спокойствию. Страх пропал. Вместе со всем остальным.
Он услышал лязг цепи, протаскиваемой сквозь серьгу запора. Его взяли под руки и выволокли на холодный ночной воздух. Дэнни попытался встать, покачнулся. Вот сейчас и надо бы сделать «ход». Но как, если не можешь стоять? Бой проигран. Ноги Дэнни подогнулись, и он упал на колени.
«Выстрел! Почему я его не услышал и ничего не почувствовал? Так не бывает».
Его взяли за руку, рывком подняли и повели. Он спотыкался, но шел. Скрипнула дверь. Его ввели в комнату, усадили на стул с прямой спинкой. Один человек снял с него наручники и прикрепил руки клейкой лентой к боковинам стула. Другой в это время прикрепил ноги. С головы сняли наволочку и освободили рот. Дэнни вдохнул полной грудью прохладный, насыщенный кислородом воздух. На душе стало чуть веселее, хотя он понимал, что если похитители не боятся быть увиденными — иначе они не сняли бы у него с головы наволочку, — значит, надежды нет.
Он неохотно поднял голову. Их было двое. Один, как и следовало ожидать, оказался старым знакомым, Приятелем из магазина ковров. С синяком под глазом. Другой — лет тридцати, повыше ростом. Чисто выбритый, красивый. В вязаной шапочке, линялой розовой футболке с символикой баскетбольной команды «Чикагские быки», брюках хаки и кроссовках. Когда он повернулся спиной, Дэнни с удивлением увидел, что фамилия на футболке не «Джордан», а «Кукоч»[92].
Комната была небольшая. Шлакоблочные стены, бетонный пол. Из мебели кровать и пара разномастных стульев. На дальней стене потертый турецкий ковер, килим. Над головой шипела и потрескивала флуоресцентная спиральная лампа. В углу верстак. В нескольких местах висели облепленные мухами липучки.
— Тяжелая поездка. Да? — произнес парень в футболке с «Чикагскими быками».
Дэнни уже прозвал его «Кукоч». Не дождавшись ответа, Кукоч продолжил:
— Обычно мы так людей не перевозим. Это ведь приспособлено для грузов, понимаешь? А для людей у нас специальный грузовик. Там есть туалет и все остальное. Только он сейчас в Бухаресте. Пришлось использовать, что было под рукой.
Дэнни молчал. Попробовал выяснить, есть ли какое-то пространство для маневра в путах, какими его привязали к стулу, и не обнаружил.
Кукоч подался вперед.
— Эй, проснись, герой! — У него был неприятный взгляд. — У нас здесь такой порядок: я спрашиваю — ты отвечаешь. Понял? — Дэнни по-прежнему молчал, и Кукоч начал терять терпение. — Перестань действовать мне на нервы, это плохо кончится!
Дэнни вздохнул. Бить будут в любом случае. Не важно, что говорит этот подонок. Терять нечего.
— Сначала поцелуй меня в задницу, придурок! — бросил Дэнни и собирался добавить «а потом поговорим», но не успел.
Приятель удивленно хмыкнул, а Кукоч рванул вперед и нанес Дэнни боксерский удар, едва не выбив передний зуб. Стул повалился вместе с Дэнни. Он выплюнул кровь. Кукоч с Приятелем поставили стул в вертикальное положение. И сразу же подняли, качнули вперед и уронили так, чтобы Дэнни упал лицом вниз. Высота была чуть более метра, пол бетонный. Зуб выскочил из десны. Боль была неописуемая.
«Надо же, какое у турок своеобразное чувство юмора! Веселые ребята».
Они оставили Дэнни лежать, а сами закурили. Облокотились о верстак, забубнили по-турецки. Дэнни в это время созерцал их ноги. У одного кроссовки «Асикс», у другого «Тевас». Правда, у Кукоча подошвы потолще. Пол был грязный, пахло мочой. Скверный признак. Видимо, Дэнни не первый, кого здесь допрашивали.
Прошла минута, и стул снова поставили на место. Приятель наклонился к Дэнни и покачал головой, чуть ли не восхищаясь.
— Ты забавный парень. Умеешь смешить. Но теперь довольно. Пошутил — и хватит. Хорошо? — Он провел пальцем по его щеке. — Я тебя не осуждаю… ты загнан в угол, как зверь. Но давай же, возьмись за ум. Не надо злить моего друга, а то потеряешь больше, чем зуб.
Дэнни ничего не мог с собой поделать. Такой уж у него был характер. Старшие братья воспитали. Нельзя сдаваться. Нельзя подставлять горло — тут же вцепятся. Он вздохнул, напрягся и послал Приятеля туда, куда следовало послать. Правда, первое слово из-за отсутствия переднего зуба у него получилось «Посёл».
Стул опять подняли, еще выше, а потом уронили. И снова Дэнни сильно ударился лицом о бетонный пол. После чего стул снова поставили на место.
— Эх, прия-ятель, прия-ятель, зачем ты сам себе делаешь больно? — усмехнулся похититель. — Вспомни заповеди вашего Иисуса. «Благословляйте проклинающих вас, молитесь за обижающих вас». Тебе ведь еще не задали ни одного вопроса. Общение только началось.
Чтобы унять дрожь, Дэнни прикусил изнутри щеку. Глаза туманили слезы. Он знал, что долго не выдержит. В конце концов, он был всего лишь скульптором, а не десантником из морской пехоты. Какой смысл сопротивляться, если Зебек уже приговорил его к смерти?
— Итак, — спросил Кукоч деловым тоном, — как тебе поездка? Понравилась?
Дэнни мотнул головой:
— Нет.
— Вот так-то лучше. — Кукоч задумался. Дэнни казалось, что он слышит, как в голове мерзавца скрипят рычажки. — И что ты забыл в Узельюрте?
Дурацкий вопрос. Он весь день потратил на поиски Реми Барзана, не делая из этого секрета. Но боль во всем теле, особенно в голове, подсказывала, что от сарказма следует воздержаться, поэтому он ответил:
— Мне нужно встретиться с Реми Барзаном.
Говорить было трудно, нижняя челюсть болела и противно щелкала.
— Замечательно, — сказал Кукоч. — Вот так и будем продолжать. Я задаю простые вопросы, а ты даешь простые ответы. Итак, зачем он тебе понадобился?
— Это длинная история, — проговорил Дэнни.
— У нас есть время.
У Дэнни вдруг появилось идиотское желание поправить своего мучителя. Тот говорил по-английски совершенно свободно, но плохо произносил окончания некоторых слов.
— Примерно три недели назад, — начал он, — мне позвонил некий Белцер. Джуд Белцер. Так он себя назвал.
— И что потом?
— Мы встретились.
— Где?
— В аэропорту.
— В Стамбуле?
— Нет, в Вашингтоне.
— Что он хотел?
— Предложил работу.
— Отыскать Реми?
— Нет. Найти тех, кто чернит его в прессе.
Кукоч с Приятелем обменялись парой фраз по-турецки.
— Чернит — значит, клевещет? — уточнил Кукоч.
— Да. Он сказал, что против него развернута клеветническая кампания в газетах.
— Выходит, ты знаменитый сыщик? — ехидно спросил Кукоч.
— Нет.
— Агент ЦРУ? Вроде Макгайера?
— Нет, хотя я не знаю, кто он такой.
Приятель засмеялся.
— У нас по телевизору крутят много ваших старых сериалов.
— Я художник, — объяснил Дэнни. — Подрабатываю в детективном агентстве. Впрочем, вашему хозяину об этом известно, так что…
— Какому хозяину? — удивился Кукоч.
— Зебеку, какому же еще?
— Зебеку?
— Да, — ответил Дэнни, озадаченный тем, как у мучителей изменились лица.
— Ты имеешь в виду Зеревана Зебека?
— Да.
— Ты с ним знаком? — с нажимом спросил Кукоч.
— Конечно. Я выполнил для него работу, а потом… собственно, сюда я приехал именно поэтому.
Кукоч покраснел, выругался по-турецки и крепко схватил Дэнни за уши. Это было не очень больно, но неожиданно. Глаза Дэни опять затуманили слезы.
— Перестань меня дурачить! — выкрикнул Кукоч.
— Я говорю правду.
— Ты же заявил, что работал у этого… еврея… Белцера!
— Он не еврей. Хотя я точно не знаю, но…
— Ты же сам сказал, что он еврей! — возмутился Кукоч.
— Нет. Я сказал, что его зовут Джуд[93]. Это ничего общего не имеет с национальностью.
— Я предупреждаю: не вздумай со мной шутить. Понял?
— Да.
— Ладно. — Кукоч глубоко вздохнул, словно подчеркивая, что изо всех сил старается контролировать свой гнев. — Итак, на кого ты работал? На Джуда?
— Да, — ответил Дэнни, — но…
— Или на Зебека?
— Дело в том, что Зебек и…
Кто его ударил, Дэнни не видел, поскольку сразу отключился. Придя в себя, он обнаружил, что лежит на животе на койке, разглядывает муху, ползущую по бетонному полу. Скорей бы конец, с тоской подумал он, повернул голову и застыл от ужаса.
Мучители стояли у верстака, пытаясь зажечь газовую горелку. Кукоч извел одну спичку, вторую, третью. Ничего не получалось. Разозлившись, он отшвырнул горелку в сторону и сказал что-то Приятелю. Тот посмотрел на Дэнни.
— Тебе повезло. У нас кончился пропан.
Он стянул с Дэнни туфли и носки, связал лодыжки пленкой. Прохладный воздух приятно обдувал подошвы.
— Ч-ч-ч-то вы собираетесь делать? — прошептал Дэнни.
Подошел Кукоч с куском ржавой трубы в руке.
— Ты забыл, что вопросы здесь задаю я?
— Но…
Кукоч наклонился и проговорил доверительно:
— Послушай… дружище… я буду с тобой откровенен. Если это не поможет, то тебя ждет ацетоновая ванна. Мне очень не хочется прибегать к крайнему средству. Так что помоги мне… и себе. Хорошо?
Ацетон, вяло подумал Дэнни. Это растворитель. На его основе изготовлена жидкость для снятия лака с ногтей, которой пользовалась Кейли.
Приятель тем временем крепко сжал лодыжки Дэнни, а Кукоч размахнулся и ударил трубой по подошвам. Дэнни раскрыл рот, но крика не получилось, лишь глотнул воздух. За первым ударом последовали еще два. Стопы постепенно начали терять чувствительность.
— Такая процедура у нас называется фалакка, — объяснил Приятель тоном экскурсовода.
— Кто был этот еврей? — спросил Кукоч. — Отвечай!
Вот так началась пытка. И когда она закончится, его растворят в ацетоне.
Действовал один Кукоч. Дэнни отметил, что Приятель в пытках участия не принимал. Он испуганно таращил глаза и болезненно морщился, словно били его.
Дэнни рассказал им все: про встречу в «Клубе адмиралов», про Терио, про отца Инцаги и про Цистерну. Информация извергалась из него порциями, вперемежку с криками. Вопросы Кукоча и его ответы напоминали диалог из какой-то абсурдистской пьесы. Кукоч был, несомненно, тупой, но и он после того, как Дэнни изложил все в шестой раз, наконец понял, что Джуд Белцер — это Зебек и Дэнни сбежал от него несколько дней назад и вот теперь ищет Реми Барзана в надежде спасти свою жизнь и его.
Дэнни потерял сознание, а когда пришел в себя, увидел, что Кукоч и Приятель стоят в углу и о чем-то спорят по-турецки, а возможно, по-курдски. Потом Кукоч уронил трубу на пол, и мучители ушли, оставив его одного, терзаемого болью.
Боль должна была сосредоточиться только в ногах, но она перемещалась по телу, отбивая чечетку в самых разнообразных местах. Ступни походили на перезрелые помидоры. Казалось, кожа вот-вот лопнет и сок хлынет наружу. Во рту было ощущение, будто пришлось долго жевать бритвы, а сердце работало импульсами.
Подняв голову, Дэнни увидел, что сквозь килим на стене сочится свет. Только сейчас он сообразил, что это занавешенное окно. Значит, уже утро.
Наконец боль чуть-чуть стихла, уступив место другим ощущением. Похитители, выслушав его отчет, ушли готовить ацетоновую ванну. Нашли подходящий чан, теперь заливают жидкость…
Видимо, Зебеку очень важно узнать, насколько Дэнни осведомлен в его делах. А теперь он уже окончательно превратился в отработанный материал.
Дэнни предпринял отчаянную попытку разорвать путы, которая неожиданно удалась. Руки были свободны. Тяжело дыша, он сел на койке и сорвал пленку с лодыжек. Выждал какое-то время, сбросил ноги на пол и… вскрикнул.
Ступни были каждая размером с небольшую подушку, наполненную желе. Жгучую боль причиняло даже самое легкое прикосновение. Он сдернул ноги с пола и упал на спину.
«Все. Выхода нет. Я мертвец».
Странно, но руки Приятеля перчатками защищены не были, а глаза очками. Он погрузил губку в кувшин, выжал. Затем, пробормотав: «Эх, прия-ятель, прия-ятель, зачем же ты был таким настырным?» — осторожно вытер с лица Дэнни кровь, вымыл ступни и насухо вытер. Разумеется, было больно, но не настолько, чтобы Дэнни перестал думать. По его мнению, это было каким-то ритуалом, который исполняют курды перед тем, как растворить приговоренного в ацетоне.
Приятель натянул ему на ступни носки. Хотел надеть кроссовки, но не получилось. Он исчез и вскоре вернулся с большими сандалиями на резиновой подошве, которые надел на Дэнни, аккуратно застегнув, как заботливый отец, собирающий на прогулку начинающего ходить ребенка. С ободряющей улыбкой помог ему встать и повел к двери. Морщась от боли, Дэнни медленными шажками побрел вперед.
За дверью сияло солнце. Когда глаза привыкли к свету, он увидел, что его темницей был каменный сарай рядом с загоном для скота. По другую сторону сарая стоял ярко-зеленый джип. Несмотря на боль, Дэнни усмехнулся. В таком же джипе ездил отец Кейли на своем ранчо в Южной Дакоте. Заметив его улыбку, Приятель страшно обрадовался, и Дэнни впервые допустил возможность, что его казнь по каким-то причинам откладывается.
Джип двинулся по гравиевой дорожке, окаймленной подстриженными ивами. Легкий ветерок ворошил серебристые листики, выворачивая их так, чтобы они сияли на солнце. Все это было бы мило, если бы каждый ухаб не заставлял Дэнни морщиться от боли. Подручный палача, ставший вдруг невероятно заботливым, посмотрел на него с сочувствием, но хода не замедлил.
Впрочем, дорога была недлинной. Вскоре машина подъехала к арочным воротам в длинной каменной стене, верх которой был усыпан битым стеклом. Из окна небольшой будки высунулся охранник, обменялся приветствием с Приятелем и исчез. Через несколько секунд автоматические ворота заскользили вбок, впуская джип в обширный двор, засаженный деревьями и цветами. Посередине возвышалась великолепная двухэтажная вилла из камня медового цвета с арочными проходами.
Дэнни с трудом вылез из джипа, разумеется, с помощью Приятеля. Еще труднее было взобраться по лестнице на второй этаж. Там сопровождающий нажал соответствующие кнопки на прикрепленной к стене панели, и резная деревянная дверь почти бесшумно распахнулась. Звуки фортепианной музыки перекрыло грозное рычание. Дэнни застыл на месте. Примерно в десяти сантиметрах, свирепо ощетинившись, стояли две крупные родезианские овчарки.
Приятель усмехнулся и погладил псов.
— Кастор… Полидевк[94]. Все в порядке, здесь свои.
Псы мгновенно потеряли интерес к Дэнни. Рычание сменилось зевотой. Один отошел, а другой лег у двери, не обращая на вошедших внимания.
Недавний мучитель завел Дэнни в гостиную. Такого помещения он еще не видел. Очень просторная комната с высоким, приблизительно семиметровым, сводчатым потолком. Две стены и потолок сложены из массивных блоков медового камня, другие две стеклянные. Одна выходила в сад, вторая — в живописный крытый портик в центре дома. Мраморный пол покрывали замечательные восточные ковры. Из динамиков звучала музыка Баха.
У одной стены стояла скамья с декоративными вышитыми подушками. Над ней висели картины и рисунки немецких экспрессионистов. Дэнни сразу узнал творения Отто Дикса, Эмиля Нольде и Оскара Кокошки. Вдоль другой стены располагался длинный откидной стол из полированного ореха, на котором стоял компьютер и очень дорогая стереосистема «Бозе». В стены были встроены четыре монитора с плоскими экранами. У компьютера в удобном кресле сидел мужчина с пистолетом сорок пятого калибра за поясом. Новейшая клавиатура «Майкрософт» и пистолет странно смотрелись рядом. Приятель тронул Дэнни за плечо, остановил и направился к человеку за компьютером. Скорее всего хозяину дома.
Дэнни посмотрел на мониторы. Они входили в систему наблюдения. На одном были видны ворота, на другом дорога, ведущая к вилле, но самое удивительное, что экран четвертого монитора показывал внутренность сарая, где его истязали. Он перевел взгляд на картины. Одна его особенно поразила. Самый интересный импрессионистский этюд, какие Матисс сделал во время путешествия по Марокко. Превосходно выбрано и место для картины. На нее можно любоваться, находясь в крытом портике. Дэнни настолько увлекся работой Матисса, что даже не заметил подошедшего хозяина. Впрочем, он был слишком измотан, чтобы как-то отреагировать.
Хозяин дома имел примерно такую же комплекцию, как Дэнни, и если был старше, то на несколько лет. Черные как смоль волосы нуждались в стрижке, щеки заросли щетиной. Он протянул руку для пожатия, блеснув золотым «Роллексом».
— Я Реми Барзан. Давайте присядем. — Хозяин указан на покрытый килимом диван. — Хотите чего-нибудь выпить?
Дэнни молча сел. «Значит, что же это получается? Он поставил на проигрыватель „Гольдберг-вариации“ Баха и наблюдал, как меня пытают? А рядом висит шедевр Матисса? Очень интересно».
Сосредоточиться удалось через минуту.
— Да, — ответил Дэнни, — но вначале неплохо бы вкатить мне порцию новокаина. А потом прикажите подать шампанского.
— Шампанского? — удивленно спросил Реми Барзан.
— У меня сегодня праздник, — объяснил Дэнни.
— Праздник? И по какому поводу?
— Я снова родился на свет. Мне чудом удалось избежать ацетоновой ванны.
Барзан смутился и вздохнул.
— Надеюсь, еще все поправимо.
Глава 16
— Лежи тихо, — приказал похититель и пошевелил лезвием.
Секунды тянулись бесконечно. Водитель вышел, оставив дверцу открытой. Подуло холодным воздухом. Похитители посовещались о чем-то, и тот, что с ножом, схватил Дэнни за ворот рубашки и перевел в сидячее положение. Он успел увидеть какие-то фигуры, чей-то затылок, открыл рот, чтобы что-то сказать, но ему быстро заклеили рот пленкой и надели на голову наволочку, туго затянув на шее шнур. Наволочка пахла хозяйственным мылом. Дэнни почувствовал на плече руку.
— Слушай меня, прия-ятель.
Владелец магазина ковров!
— Не трепыхайся! — произнес Приятель угрожающим тоном. — Если будешь сопротивляться, мне придется тебя пристрелить. А делать это мне очень не хочется. Конечно, можно всадить инъекцию кетамина[91], но тебе станет плохо, начнется рвота, ты будешь не в форме. В общем, не трепыхайся. Понял?
Дэнни кивнул.
— Вот и замечательно. Сейчас мы пересадим тебя в грузовик. Будет немного неудобно.
Дэнни напрягся. В детстве старшие братья научили его, что сдаваться нельзя. Даже если противник сильнее во много раз, все равно нельзя позволять ему легко справиться с собой. Шуточки братьев порой бывали жестокими. Однажды они посадили Дэнни в картонную коробку, заклеили и спихнули с крутого холма. Он получил тогда сотрясение мозга. В другой раз, когда они всей семьей в Мэне ездили посмотреть форт времен Гражданской войны, братья встали с ним на краю крепостного вала, где внизу плескался океан. Кевин держал за ноги, а Шон за руки. Им было очень смешно, они притворялись, будто вот-вот его отпустят. Правда, никому другому они обижать Дэнни не позволяли. Но после случая в Мэне он разозлился. В тот же вечер подошел к Кевину сзади и сильно ударил по голове палкой, сознавая, что его изобьют. Однако прежде чем начать над ним издеваться, они хорошенько подумают.
Приятель собирался сказать еще что-то о том, как важно не трепыхаться, но Дэнни уже было безразлично. «Я мертвец в любом случае. Какая разница, захлебнусь ли собственной рвотой, или меня изобьют до смерти, или умертвят иным способом. Терять нечего».
Ориентируясь на голос, он сгруппировался и сильно ударил Приятеля головой. Кажется, попал. Раздался хруст, Приятель вскрикнул от боли, и в голове Дэнни что-то взорвалось. Мир вначале стал красным, потом черным.
Когда Дэнни пришел в себя, то не мог понять, сколько прошло времени и где он находится. В каком-то теплом месте, и очень тесном. Насчет шума пока было неясно. Скорее всего источник находился у него в голове. Руки заломлены за спину и по-прежнему в наручниках. На голове наволочка, рот заклеен пленкой. Через некоторое время он сообразил, что его положили в какой-то ящик. Возможно…
Дэнни вдруг содрогнулся от ужаса. «Меня похоронили заживо». Исходя потом, он выгнулся, начал крутиться, биться лбом о стенки ящика. Обессилев, догадался, что шумит не только в голове. Это машина. Его куда-то везут, значит, еще не похоронили. Ящик установлен в багажнике или под шасси.
Он начал успокаиваться. И одновременно возвратилась способность ощущать запах нагретого металла, моторного масла, дизельного топлива. Иногда по днищу ударял камешек. Тормозил водитель редко, еще реже поворачивал. Когда это случалось, Дэнни нещадно швыряло. Видимо, он в грузовике. Приятель так и сказал. Ящик размером чуть больше гроба. Металлический. Закреплен где-то у шасси. Воздуха катастрофически не хватало.
Дэнни пытался разгрызть пленку, чтобы можно было дышать и ртом, но ничего не получалось. Только слюна во рту пропиталась противной химией. Он чувствовал, что теряет сознание. В этот момент грузовик остановился, тряска прекратилась, стало тихо. Сердце Дэнни тревожно сжалось.
Он услышал, как открылась дверца грузовика. Голоса. Потрескивание остывающего двигателя. Вначале ему показалось, что они уже прибыли к месту назначения и его скоро начнут вытаскивать, но затем понял, что это блокпост. Дэнни попытался поднять шум, вертелся с боку на бок, бился о стенки ящика, но было так тесно, что шума не получалось. Неожиданно мотор снова ожил. Грузовик тронулся.
Его опять затошнило, стал накатывать волнами страх. «Надо было послушаться Приятеля, — упрекал он себя. — А теперь они меня наверняка выбросят в пропасть или утопят». Пот градом катился по лицу, заливал глаза.
«Только бы не умереть раньше. Прежде, чем они возьмутся меня убивать. Ведь когда меня выволокут из ящика, можно попробовать сделать какой-нибудь ход».
Дэнни некоторое время тешился этой мыслью, а затем спросил себя: «Какой же ты ход собираешься сделать? В наручниках, с мешком на голове. Кинешься на них и сразу упадешь? Нет, ничего у тебя не выйдет. Лежи и не трепыхайся, как советовал Приятель. И вообще, странно, почему они меня до сих пор не убили? Может, у них на уме что-нибудь другое, особенное? Ладно, перестань об этом думать, лучше вспомни Вашингтон, друзей, знакомых».
Ничего приятного не вспоминалось. Он представил Айана, беседующего с дамой в серьгах. Как ее звали? Она всегда носила массивные серьги, которые так приятно позвякивали. Дэнни почему-то раздражало, что он не может вспомнить ее имя.
«А где Дэнни Крей? — спрашивает она. — Что-то давно его не видно. Такой славный парень».
«Разве вы не слышали? — отвечает Айан, скорчив страдальческую гримасу. — Дэнни только недавно нашли. С него… о Боже… с живого содрали кожу. Где-то в Турции. Подружка поначалу очень переживала. А теперь ничего, вроде успокоилась. Говорят, уже нашла нового парня. Жизнь продолжается».
Дэнни засмеялся, потом всхлипнул. А вскоре вообще потерял нить размышлений. Во тьме ящика, наполненной рокотом мотора, сознание то пропадало, то возвращалось. Наконец грузовик затормозил. Вот и все, подумал Дэнни, удивившись своему спокойствию. Страх пропал. Вместе со всем остальным.
Он услышал лязг цепи, протаскиваемой сквозь серьгу запора. Его взяли под руки и выволокли на холодный ночной воздух. Дэнни попытался встать, покачнулся. Вот сейчас и надо бы сделать «ход». Но как, если не можешь стоять? Бой проигран. Ноги Дэнни подогнулись, и он упал на колени.
«Выстрел! Почему я его не услышал и ничего не почувствовал? Так не бывает».
Его взяли за руку, рывком подняли и повели. Он спотыкался, но шел. Скрипнула дверь. Его ввели в комнату, усадили на стул с прямой спинкой. Один человек снял с него наручники и прикрепил руки клейкой лентой к боковинам стула. Другой в это время прикрепил ноги. С головы сняли наволочку и освободили рот. Дэнни вдохнул полной грудью прохладный, насыщенный кислородом воздух. На душе стало чуть веселее, хотя он понимал, что если похитители не боятся быть увиденными — иначе они не сняли бы у него с головы наволочку, — значит, надежды нет.
Он неохотно поднял голову. Их было двое. Один, как и следовало ожидать, оказался старым знакомым, Приятелем из магазина ковров. С синяком под глазом. Другой — лет тридцати, повыше ростом. Чисто выбритый, красивый. В вязаной шапочке, линялой розовой футболке с символикой баскетбольной команды «Чикагские быки», брюках хаки и кроссовках. Когда он повернулся спиной, Дэнни с удивлением увидел, что фамилия на футболке не «Джордан», а «Кукоч»[92].
Комната была небольшая. Шлакоблочные стены, бетонный пол. Из мебели кровать и пара разномастных стульев. На дальней стене потертый турецкий ковер, килим. Над головой шипела и потрескивала флуоресцентная спиральная лампа. В углу верстак. В нескольких местах висели облепленные мухами липучки.
— Тяжелая поездка. Да? — произнес парень в футболке с «Чикагскими быками».
Дэнни уже прозвал его «Кукоч». Не дождавшись ответа, Кукоч продолжил:
— Обычно мы так людей не перевозим. Это ведь приспособлено для грузов, понимаешь? А для людей у нас специальный грузовик. Там есть туалет и все остальное. Только он сейчас в Бухаресте. Пришлось использовать, что было под рукой.
Дэнни молчал. Попробовал выяснить, есть ли какое-то пространство для маневра в путах, какими его привязали к стулу, и не обнаружил.
Кукоч подался вперед.
— Эй, проснись, герой! — У него был неприятный взгляд. — У нас здесь такой порядок: я спрашиваю — ты отвечаешь. Понял? — Дэнни по-прежнему молчал, и Кукоч начал терять терпение. — Перестань действовать мне на нервы, это плохо кончится!
Дэнни вздохнул. Бить будут в любом случае. Не важно, что говорит этот подонок. Терять нечего.
— Сначала поцелуй меня в задницу, придурок! — бросил Дэнни и собирался добавить «а потом поговорим», но не успел.
Приятель удивленно хмыкнул, а Кукоч рванул вперед и нанес Дэнни боксерский удар, едва не выбив передний зуб. Стул повалился вместе с Дэнни. Он выплюнул кровь. Кукоч с Приятелем поставили стул в вертикальное положение. И сразу же подняли, качнули вперед и уронили так, чтобы Дэнни упал лицом вниз. Высота была чуть более метра, пол бетонный. Зуб выскочил из десны. Боль была неописуемая.
«Надо же, какое у турок своеобразное чувство юмора! Веселые ребята».
Они оставили Дэнни лежать, а сами закурили. Облокотились о верстак, забубнили по-турецки. Дэнни в это время созерцал их ноги. У одного кроссовки «Асикс», у другого «Тевас». Правда, у Кукоча подошвы потолще. Пол был грязный, пахло мочой. Скверный признак. Видимо, Дэнни не первый, кого здесь допрашивали.
Прошла минута, и стул снова поставили на место. Приятель наклонился к Дэнни и покачал головой, чуть ли не восхищаясь.
— Ты забавный парень. Умеешь смешить. Но теперь довольно. Пошутил — и хватит. Хорошо? — Он провел пальцем по его щеке. — Я тебя не осуждаю… ты загнан в угол, как зверь. Но давай же, возьмись за ум. Не надо злить моего друга, а то потеряешь больше, чем зуб.
Дэнни ничего не мог с собой поделать. Такой уж у него был характер. Старшие братья воспитали. Нельзя сдаваться. Нельзя подставлять горло — тут же вцепятся. Он вздохнул, напрягся и послал Приятеля туда, куда следовало послать. Правда, первое слово из-за отсутствия переднего зуба у него получилось «Посёл».
Стул опять подняли, еще выше, а потом уронили. И снова Дэнни сильно ударился лицом о бетонный пол. После чего стул снова поставили на место.
— Эх, прия-ятель, прия-ятель, зачем ты сам себе делаешь больно? — усмехнулся похититель. — Вспомни заповеди вашего Иисуса. «Благословляйте проклинающих вас, молитесь за обижающих вас». Тебе ведь еще не задали ни одного вопроса. Общение только началось.
Чтобы унять дрожь, Дэнни прикусил изнутри щеку. Глаза туманили слезы. Он знал, что долго не выдержит. В конце концов, он был всего лишь скульптором, а не десантником из морской пехоты. Какой смысл сопротивляться, если Зебек уже приговорил его к смерти?
— Итак, — спросил Кукоч деловым тоном, — как тебе поездка? Понравилась?
Дэнни мотнул головой:
— Нет.
— Вот так-то лучше. — Кукоч задумался. Дэнни казалось, что он слышит, как в голове мерзавца скрипят рычажки. — И что ты забыл в Узельюрте?
Дурацкий вопрос. Он весь день потратил на поиски Реми Барзана, не делая из этого секрета. Но боль во всем теле, особенно в голове, подсказывала, что от сарказма следует воздержаться, поэтому он ответил:
— Мне нужно встретиться с Реми Барзаном.
Говорить было трудно, нижняя челюсть болела и противно щелкала.
— Замечательно, — сказал Кукоч. — Вот так и будем продолжать. Я задаю простые вопросы, а ты даешь простые ответы. Итак, зачем он тебе понадобился?
— Это длинная история, — проговорил Дэнни.
— У нас есть время.
У Дэнни вдруг появилось идиотское желание поправить своего мучителя. Тот говорил по-английски совершенно свободно, но плохо произносил окончания некоторых слов.
— Примерно три недели назад, — начал он, — мне позвонил некий Белцер. Джуд Белцер. Так он себя назвал.
— И что потом?
— Мы встретились.
— Где?
— В аэропорту.
— В Стамбуле?
— Нет, в Вашингтоне.
— Что он хотел?
— Предложил работу.
— Отыскать Реми?
— Нет. Найти тех, кто чернит его в прессе.
Кукоч с Приятелем обменялись парой фраз по-турецки.
— Чернит — значит, клевещет? — уточнил Кукоч.
— Да. Он сказал, что против него развернута клеветническая кампания в газетах.
— Выходит, ты знаменитый сыщик? — ехидно спросил Кукоч.
— Нет.
— Агент ЦРУ? Вроде Макгайера?
— Нет, хотя я не знаю, кто он такой.
Приятель засмеялся.
— У нас по телевизору крутят много ваших старых сериалов.
— Я художник, — объяснил Дэнни. — Подрабатываю в детективном агентстве. Впрочем, вашему хозяину об этом известно, так что…
— Какому хозяину? — удивился Кукоч.
— Зебеку, какому же еще?
— Зебеку?
— Да, — ответил Дэнни, озадаченный тем, как у мучителей изменились лица.
— Ты имеешь в виду Зеревана Зебека?
— Да.
— Ты с ним знаком? — с нажимом спросил Кукоч.
— Конечно. Я выполнил для него работу, а потом… собственно, сюда я приехал именно поэтому.
Кукоч покраснел, выругался по-турецки и крепко схватил Дэнни за уши. Это было не очень больно, но неожиданно. Глаза Дэни опять затуманили слезы.
— Перестань меня дурачить! — выкрикнул Кукоч.
— Я говорю правду.
— Ты же заявил, что работал у этого… еврея… Белцера!
— Он не еврей. Хотя я точно не знаю, но…
— Ты же сам сказал, что он еврей! — возмутился Кукоч.
— Нет. Я сказал, что его зовут Джуд[93]. Это ничего общего не имеет с национальностью.
— Я предупреждаю: не вздумай со мной шутить. Понял?
— Да.
— Ладно. — Кукоч глубоко вздохнул, словно подчеркивая, что изо всех сил старается контролировать свой гнев. — Итак, на кого ты работал? На Джуда?
— Да, — ответил Дэнни, — но…
— Или на Зебека?
— Дело в том, что Зебек и…
Кто его ударил, Дэнни не видел, поскольку сразу отключился. Придя в себя, он обнаружил, что лежит на животе на койке, разглядывает муху, ползущую по бетонному полу. Скорей бы конец, с тоской подумал он, повернул голову и застыл от ужаса.
Мучители стояли у верстака, пытаясь зажечь газовую горелку. Кукоч извел одну спичку, вторую, третью. Ничего не получалось. Разозлившись, он отшвырнул горелку в сторону и сказал что-то Приятелю. Тот посмотрел на Дэнни.
— Тебе повезло. У нас кончился пропан.
Он стянул с Дэнни туфли и носки, связал лодыжки пленкой. Прохладный воздух приятно обдувал подошвы.
— Ч-ч-ч-то вы собираетесь делать? — прошептал Дэнни.
Подошел Кукоч с куском ржавой трубы в руке.
— Ты забыл, что вопросы здесь задаю я?
— Но…
Кукоч наклонился и проговорил доверительно:
— Послушай… дружище… я буду с тобой откровенен. Если это не поможет, то тебя ждет ацетоновая ванна. Мне очень не хочется прибегать к крайнему средству. Так что помоги мне… и себе. Хорошо?
Ацетон, вяло подумал Дэнни. Это растворитель. На его основе изготовлена жидкость для снятия лака с ногтей, которой пользовалась Кейли.
Приятель тем временем крепко сжал лодыжки Дэнни, а Кукоч размахнулся и ударил трубой по подошвам. Дэнни раскрыл рот, но крика не получилось, лишь глотнул воздух. За первым ударом последовали еще два. Стопы постепенно начали терять чувствительность.
— Такая процедура у нас называется фалакка, — объяснил Приятель тоном экскурсовода.
— Кто был этот еврей? — спросил Кукоч. — Отвечай!
Вот так началась пытка. И когда она закончится, его растворят в ацетоне.
* * *
Боль то стихала, то нарастала. Это было похоже на холмистую равнину. В прогалинах Дэнни пытался отдышаться в надежде, что пытка закончена. Но она продолжалась снова и снова. Казалось, организм ее не вынесет. Но к сожалению, сознание отказывалось покидать его надолго.Действовал один Кукоч. Дэнни отметил, что Приятель в пытках участия не принимал. Он испуганно таращил глаза и болезненно морщился, словно били его.
Дэнни рассказал им все: про встречу в «Клубе адмиралов», про Терио, про отца Инцаги и про Цистерну. Информация извергалась из него порциями, вперемежку с криками. Вопросы Кукоча и его ответы напоминали диалог из какой-то абсурдистской пьесы. Кукоч был, несомненно, тупой, но и он после того, как Дэнни изложил все в шестой раз, наконец понял, что Джуд Белцер — это Зебек и Дэнни сбежал от него несколько дней назад и вот теперь ищет Реми Барзана в надежде спасти свою жизнь и его.
Дэнни потерял сознание, а когда пришел в себя, увидел, что Кукоч и Приятель стоят в углу и о чем-то спорят по-турецки, а возможно, по-курдски. Потом Кукоч уронил трубу на пол, и мучители ушли, оставив его одного, терзаемого болью.
Боль должна была сосредоточиться только в ногах, но она перемещалась по телу, отбивая чечетку в самых разнообразных местах. Ступни походили на перезрелые помидоры. Казалось, кожа вот-вот лопнет и сок хлынет наружу. Во рту было ощущение, будто пришлось долго жевать бритвы, а сердце работало импульсами.
Подняв голову, Дэнни увидел, что сквозь килим на стене сочится свет. Только сейчас он сообразил, что это занавешенное окно. Значит, уже утро.
Наконец боль чуть-чуть стихла, уступив место другим ощущением. Похитители, выслушав его отчет, ушли готовить ацетоновую ванну. Нашли подходящий чан, теперь заливают жидкость…
Видимо, Зебеку очень важно узнать, насколько Дэнни осведомлен в его делах. А теперь он уже окончательно превратился в отработанный материал.
Дэнни предпринял отчаянную попытку разорвать путы, которая неожиданно удалась. Руки были свободны. Тяжело дыша, он сел на койке и сорвал пленку с лодыжек. Выждал какое-то время, сбросил ноги на пол и… вскрикнул.
Ступни были каждая размером с небольшую подушку, наполненную желе. Жгучую боль причиняло даже самое легкое прикосновение. Он сдернул ноги с пола и упал на спину.
«Все. Выхода нет. Я мертвец».
* * *
Наверное, он заснул или потерял сознание, потому что в следующий момент увидел Приятеля, который нагнулся над ним с небольшим пластиковым кувшином в руке. Там кислота, безразлично подумал Дэнни, или ацетон.Странно, но руки Приятеля перчатками защищены не были, а глаза очками. Он погрузил губку в кувшин, выжал. Затем, пробормотав: «Эх, прия-ятель, прия-ятель, зачем же ты был таким настырным?» — осторожно вытер с лица Дэнни кровь, вымыл ступни и насухо вытер. Разумеется, было больно, но не настолько, чтобы Дэнни перестал думать. По его мнению, это было каким-то ритуалом, который исполняют курды перед тем, как растворить приговоренного в ацетоне.
Приятель натянул ему на ступни носки. Хотел надеть кроссовки, но не получилось. Он исчез и вскоре вернулся с большими сандалиями на резиновой подошве, которые надел на Дэнни, аккуратно застегнув, как заботливый отец, собирающий на прогулку начинающего ходить ребенка. С ободряющей улыбкой помог ему встать и повел к двери. Морщась от боли, Дэнни медленными шажками побрел вперед.
За дверью сияло солнце. Когда глаза привыкли к свету, он увидел, что его темницей был каменный сарай рядом с загоном для скота. По другую сторону сарая стоял ярко-зеленый джип. Несмотря на боль, Дэнни усмехнулся. В таком же джипе ездил отец Кейли на своем ранчо в Южной Дакоте. Заметив его улыбку, Приятель страшно обрадовался, и Дэнни впервые допустил возможность, что его казнь по каким-то причинам откладывается.
Джип двинулся по гравиевой дорожке, окаймленной подстриженными ивами. Легкий ветерок ворошил серебристые листики, выворачивая их так, чтобы они сияли на солнце. Все это было бы мило, если бы каждый ухаб не заставлял Дэнни морщиться от боли. Подручный палача, ставший вдруг невероятно заботливым, посмотрел на него с сочувствием, но хода не замедлил.
Впрочем, дорога была недлинной. Вскоре машина подъехала к арочным воротам в длинной каменной стене, верх которой был усыпан битым стеклом. Из окна небольшой будки высунулся охранник, обменялся приветствием с Приятелем и исчез. Через несколько секунд автоматические ворота заскользили вбок, впуская джип в обширный двор, засаженный деревьями и цветами. Посередине возвышалась великолепная двухэтажная вилла из камня медового цвета с арочными проходами.
Дэнни с трудом вылез из джипа, разумеется, с помощью Приятеля. Еще труднее было взобраться по лестнице на второй этаж. Там сопровождающий нажал соответствующие кнопки на прикрепленной к стене панели, и резная деревянная дверь почти бесшумно распахнулась. Звуки фортепианной музыки перекрыло грозное рычание. Дэнни застыл на месте. Примерно в десяти сантиметрах, свирепо ощетинившись, стояли две крупные родезианские овчарки.
Приятель усмехнулся и погладил псов.
— Кастор… Полидевк[94]. Все в порядке, здесь свои.
Псы мгновенно потеряли интерес к Дэнни. Рычание сменилось зевотой. Один отошел, а другой лег у двери, не обращая на вошедших внимания.
Недавний мучитель завел Дэнни в гостиную. Такого помещения он еще не видел. Очень просторная комната с высоким, приблизительно семиметровым, сводчатым потолком. Две стены и потолок сложены из массивных блоков медового камня, другие две стеклянные. Одна выходила в сад, вторая — в живописный крытый портик в центре дома. Мраморный пол покрывали замечательные восточные ковры. Из динамиков звучала музыка Баха.
У одной стены стояла скамья с декоративными вышитыми подушками. Над ней висели картины и рисунки немецких экспрессионистов. Дэнни сразу узнал творения Отто Дикса, Эмиля Нольде и Оскара Кокошки. Вдоль другой стены располагался длинный откидной стол из полированного ореха, на котором стоял компьютер и очень дорогая стереосистема «Бозе». В стены были встроены четыре монитора с плоскими экранами. У компьютера в удобном кресле сидел мужчина с пистолетом сорок пятого калибра за поясом. Новейшая клавиатура «Майкрософт» и пистолет странно смотрелись рядом. Приятель тронул Дэнни за плечо, остановил и направился к человеку за компьютером. Скорее всего хозяину дома.
Дэнни посмотрел на мониторы. Они входили в систему наблюдения. На одном были видны ворота, на другом дорога, ведущая к вилле, но самое удивительное, что экран четвертого монитора показывал внутренность сарая, где его истязали. Он перевел взгляд на картины. Одна его особенно поразила. Самый интересный импрессионистский этюд, какие Матисс сделал во время путешествия по Марокко. Превосходно выбрано и место для картины. На нее можно любоваться, находясь в крытом портике. Дэнни настолько увлекся работой Матисса, что даже не заметил подошедшего хозяина. Впрочем, он был слишком измотан, чтобы как-то отреагировать.
Хозяин дома имел примерно такую же комплекцию, как Дэнни, и если был старше, то на несколько лет. Черные как смоль волосы нуждались в стрижке, щеки заросли щетиной. Он протянул руку для пожатия, блеснув золотым «Роллексом».
— Я Реми Барзан. Давайте присядем. — Хозяин указан на покрытый килимом диван. — Хотите чего-нибудь выпить?
Дэнни молча сел. «Значит, что же это получается? Он поставил на проигрыватель „Гольдберг-вариации“ Баха и наблюдал, как меня пытают? А рядом висит шедевр Матисса? Очень интересно».
Сосредоточиться удалось через минуту.
— Да, — ответил Дэнни, — но вначале неплохо бы вкатить мне порцию новокаина. А потом прикажите подать шампанского.
— Шампанского? — удивленно спросил Реми Барзан.
— У меня сегодня праздник, — объяснил Дэнни.
— Праздник? И по какому поводу?
— Я снова родился на свет. Мне чудом удалось избежать ацетоновой ванны.
Барзан смутился и вздохнул.
— Надеюсь, еще все поправимо.
Глава 16
Новокаина в домашней аптечке не оказалось, но Барзан отыскал гвоздичное масло. Дэнни смочил им ватный тампон, осторожно прижал к разбитым деснам. Боль вспыхнула, но вскоре почти стихла.
— Мне очень жаль, что так получилось, — произнес Барзан.
Дэнни промолчал. А что сказать? Его чуть не замучили до смерти, а теперь Барзан сожалеет о случившемся. Понаслаждался, наблюдая за мучениями несчастного, и извиняется. Но на данный момент хозяином положения был Барзан, а Дэнни едва передвигал ноги.
— Представляете, я ничего не знал о судьбе Кристиана. — Барзан снова тяжело вздохнул. — Хотя подозревал, что с ним что-то случилось.
— Вы были друзьями?
— Да. — Барзан пригладил волосы. — Послушайте, вам сейчас лучше отдохнуть. Я распоряжусь, чтобы приготовили постель, а поговорим мы позднее.
Очень своевременное предложение, тем более что к разговорам Дэнни совершенно не был расположен. Когда он произносил какое-нибудь слово, в левом ухе стреляло и сильно отдавало в нижнюю челюсть. Барзан отослал куда-то слугу, и тот вернулся, толкая перед собой антикварное кресло на колесиках. Дэнни предпочел бы идти сам, но ноги не слушались. Они действительно были как перезрелые помидоры, готовые лопнуть в любую секунду. Прерывисто вздохнув, он устроился в кресле, откинул голову на спинку.
— До ужина! — крикнул вслед Барзан.
— Мне очень жаль, что так получилось, — произнес Барзан.
Дэнни промолчал. А что сказать? Его чуть не замучили до смерти, а теперь Барзан сожалеет о случившемся. Понаслаждался, наблюдая за мучениями несчастного, и извиняется. Но на данный момент хозяином положения был Барзан, а Дэнни едва передвигал ноги.
— Представляете, я ничего не знал о судьбе Кристиана. — Барзан снова тяжело вздохнул. — Хотя подозревал, что с ним что-то случилось.
— Вы были друзьями?
— Да. — Барзан пригладил волосы. — Послушайте, вам сейчас лучше отдохнуть. Я распоряжусь, чтобы приготовили постель, а поговорим мы позднее.
Очень своевременное предложение, тем более что к разговорам Дэнни совершенно не был расположен. Когда он произносил какое-нибудь слово, в левом ухе стреляло и сильно отдавало в нижнюю челюсть. Барзан отослал куда-то слугу, и тот вернулся, толкая перед собой антикварное кресло на колесиках. Дэнни предпочел бы идти сам, но ноги не слушались. Они действительно были как перезрелые помидоры, готовые лопнуть в любую секунду. Прерывисто вздохнув, он устроился в кресле, откинул голову на спинку.
— До ужина! — крикнул вслед Барзан.