Страница:
Дэнни медленно поднялся, постоял и поковылял по плиточному полу в ванную комнату. Открыл краны, отрегулировал температуру воды и с трудом влез в ванну. Во всем теле чувствовалась необыкновенная слабость, кружилась голова, поташнивало. Он заставил себя повернуться к зеркалу, посмотрел и застонал. Рубашка залита кровью, нижняя губа разорвана, щека распухла, правый глаз закрыт. Внизу на месте зуба зиял пробел.
Ванна его восстановила, но до нормального состояния было еще далеко. На столе в комнате Дэнни увидел серебряный поднос с бутылкой холодного пива «Сан-Паулу герл». Рядом лежала упаковка перкосета[96]. Вот это то, что надо. Он проглотил две таблетки, запив водой, и облачился в одежду, приготовленную для него по указанию Барзана: льняные темные слаксы, белую рубашку и большие кожаные босоножки.
Скорее бы начал действовать перкосет, подумал он, и поковылял вслед за слугой в гостиную, где его встретил Реми Барзан в кресле у затопленного камина.
Слуга принес пива. Барзан поднял бокал:
— Ваше здоровье! А теперь расскажите о своих отношениях с Зебеком.
Вначале произносить слова было трудно, но когда перкосет подействовал и боль стихла, Дэнни разговорился. За час ему удалось осветить большую часть событий: встреча с Зебеком в «Клубе адмиралов», поиски компьютера Терио, убийство Инцаги, бегство в Стамбул. Барзан внимательно слушал, задавая по ходу вопросы, как хороший журналист. Появился слуга с пиалами дымящегося чесночного супа и блюдом с сыром и хлебом. Дэнни с жадностью набросился на вкуснейшую еду, с удивлением обнаружив, что очень голоден. Наконец рассказ был закончен. Барзан попросил уточнить кое-какие детали, о которых Дэнни упомянул вскользь. О телефонных разговорах Терио с Пателом, о том, как люди Зебека постоянно находили его, о дискетах, оставшихся в рюкзаке.
— Итак, вы передали ему список людей, которым звонил Кристиан накануне гибели, — промолвил Барзан. — И сколько в нем было фамилий?
— Две, — ответил Дэнни. — Вернее, три.
— Пател…
— …Ролвааг…
— Норвежец. — Барзан задумался. — Как его зовут?
— Оле Гуннар, — сказал Дэнни.
Барзан кивнул.
— А третьим в списке были вы, — признался Дэнни.
— Вот, значит, откуда Зебеку стало известно о моем знакомстве с Кристианом.
— Если бы я знал, что такое случится! — сокрушенно проговорил Дэнни. — Ведь добыванием сведений о междугородных переговорах занимаются все частные детективы. Это обычная практика.
— Все понятно, — произнес Барзан. — Один из этого списка уже убит. Даже двое, если считать мою квартирную хозяйку. В тот день она взяла мой автомобиль…
— Мне об этом рассказали в Стамбуле. Доната, из вашего офиса.
— В полиции сообщили, что мощность заряда была эквивалентна килограмму тротила, — продолжил Барзан. — Взрыв произошел, когда она включила зажигание. Почти во всех домах квартала повылетали стекла, а ее тело пришлось собирать по частям. — Он посмотрел на Дэнни. — Знаете, почему Зебека интересовали файлы в компьютере Терио, который тот подарил Инцаги?
— Наверное, там были какие-нибудь технологические секреты. А у вас есть предположения?
— Я не предполагаю, а знаю точно.
— И что же было на этих файлах? — нетерпеливо спросил Дэнни.
— Сведения о годичных кольцах.
— Простите, не понял.
— Я сказал, что Зебека очень интересовали компьютерные файлы со сведениями о годичных кольцах.
«Неужели так действует перкосет?» — удивился Дэнни.
— Какие годичные кольца?
— Вот почему Кристиан звонил в Норвегию Ролваагу, — произнес Реми Барзан, будто не слышал вопроса. — Кстати, вы пытались с ним связаться?
— Пока нет.
— Может, пришло время. Где он живет?
— Институт, куда звонил Терио, находится в Осло.
— Его нужно предупредить. И получить отчет.
— Какой отчет?
Реми помрачнел.
— Боюсь, мы уже опоздали.
Он встал, прошел к телефону на антикварном письменном столе. Долго дозванивался до справочной службы в Норвегии, затем в институт. Дэнни задремал — сказалось действие лекарства, — и вдруг из динамика раздался женский голос. В институте включился автоответчик.
— Конечно, — сказал Барзан, — ведь сейчас в Норвегии ночь. — Он уже наклонился положить трубку, как другой женский голос на том конце линии быстро произнес:
— Hallo! Vaersa snill[97].
Барзан догадался, о чем идет речь, и подождал секунд двадцать.
— Hallo, — снова произнес женский голос. — Таак[98].
— Вы говорите по-английски? — спросил Реми.
— О да.
— Я хотел бы побеседовать с Оле… Оле Ролваагом.
— Оле? — переспросила женщина. — Мне очень жаль, но это невозможно.
— Тогда я оставлю для него сообщение.
— Не имеет смысла.
— Вы хотите сказать, что…
— Да… он умер. Одиннадцатого августа. Произошел несчастный случай, — пояснила женщина. — Оле ехал с работы на мотоцикле, а машина… сбила его и скрылась.
— Водитель сбежал с места происшествия? — уточнил Реми.
— Да. Оле умер на месте. А эту машину так и не нашли.
Реми Барзан откашлялся.
— Дело в том, что мистер Ролвааг…
— Доктор Ролвааг, — поправила его женщина.
— Он выполнял работу для моего друга, Кристиана Терио.
— Какую?
— Анализ образца. С кем я могу побеседовать по поводу получения экземпляра отчета?
— Со мной, — сказала женщина, растягивая слова на скандинавский манер. — Все отчеты хранятся в нашей базе данных. Разумеется, нужно будет оплатить.
Реми начал перечислять данные: фамилию заказчика (Кристиан Терио), примерную дату подачи заказа, но женщина его остановила.
— У нас в каталоге фамилии заказчиков расположены по алфавиту. Пожалуйста, произнесите фамилию по буквам.
Он произнес.
— Пре-е-екрасно, — сказала она. — Я посмотрю.
Примерно с минуту из динамика было слышно только, как щелкают клавиши компьютера.
— Нет, — наконец промолвила она. — Здесь я этого файла не нахожу. Правда, недавно у нас был сбой компьютерной системы. Надо посмотреть физические файлы, связанные с образцами. Вы будете ждать? Или перезвоните?
— Конечно, я подожду, — ответил Реми.
По его поведению Дэнни догадался, что сведения о годичных кольцах очень важны. Через некоторое время женщина снова взяла трубку.
— Очень жаль, но этот файл исчез. Нет даже образца, хотя я вижу, что он там был. Плексигласовый футляр остался, а его нет. И самое главное! — гневно воскликнула она. — Отсутствует запись в журнале о его выносе. Такого в нашем институте еще не случалось. Существует порядок, который…
— И что же теперь делать? — спросил Барзан.
— Завтра я подробно все выясню, а вы перезвоните.
— Спасибо. Я так и сделаю.
— Как ваша фамилия?
— Реми Барзан.
— Хорошо. Я оставлю для вас сообщение.
— Спасибо.
— До свидания.
Как только Реми положил трубку, Дэнни забросал его вопросами:
— Что за отчет? О каком образце вы с ней говорили?
Реми Барзан посмотрел на часы и встал.
— Мы обсудим это завтра, после того как вы посетите стоматолога. А сейчас отправляйтесь спать, а я позвоню кое-куда.
На вилле его ждал Реми Барзан. Он сидел во дворе за длинным деревянным столом и читал газету. По обе стороны лежали собаки, словно заключив хозяина в бежевые круглые скобки. Барзан показал на стул напротив. Дэнни сел.
— У вас очень уютный дом.
Реми улыбнулся.
— Дом не мой. — Увидев на лице Дэнни удивление, он добавил: — Вилла принадлежит моему другу, депутату парламента, который живет в Анкаре. Если я остановлюсь у кого-либо из родственников, Зебек найдет меня через день-два. А так есть шанс продержаться дольше.
— Сейчас он получит бонус. В дополнение к вам еще и меня, — заметил Дэнни.
Реми Барзан усмехнулся.
— Вы в любой момент можете уйти.
Но Дэнни некуда было уходить. Он специально приехал в Узельюрт, чтобы встретиться с Реми Барзаном. Теперь же, когда выяснилось, что Оле Гуннар Ролвааг мертв, Реми остался его единственной надеждой.
— Здесь-то он, надеюсь, нас не отыщет.
Барзан отрицательно покачал головой.
— Отыщет, он ведь иезид. У меня на блокпостах свои люди, которые регулярно докладывают обстановку, но все равно это лишь вопрос времени.
— Неужели наши дела настолько плохи?
Реми улыбнулся.
— Не обязательно. Может, мы переедем куда-нибудь до того, как он нас обнаружит. Раскусим его раньше, чем он нас. Давайте верить в лучшее.
Дэнни посмотрел на Реми Барзана и тоже улыбнулся. Этот человек наблюдал, как его мучили. За это вроде бы следовало ненавидеть, а он, наоборот, проникался к нему все большей симпатией. Дэнни нравились его скромность, чувство юмора, неизменная доброжелательность.
— У вас есть братья, сестры? — спросил он.
— Конечно, — ответил Реми. — У моего отца шесть сыновей и три дочери. Кроме того, есть еще четыре дяди, пять теток, двадцать двоюродных братьев и сестер, бабушки и дедушки. Два моих брата служат в армии. Один в правительственной, другой в РПК. Охотятся друг за другом. Два занимаются бизнесом. Один легальным, другой не очень. Еще один брат занимается политикой. И наконец, я. Вначале пробовал заняться виноделием — у меня есть отличный виноградник в Капподакии, — а потом ушел в журналистику. Во французской прессе я занимаю отдельную нишу, освещаю курдские проблемы. — Он засмеялся и налил себе и Дэнни скотча без льда. — А у вас?
— Двое братьев и я. Ни генералов, ни сенаторов.
— Вам повезло, — пошутил Реми.
Прибыл слуга с кофе-эспрессо и блюдом фисташковой пахлавы.
— Вы обещали рассказать о годичных кольцах, — напомнил Дэнни.
— Этим мы займемся позднее. А пока расскажите, что вы знаете о нас.
— О ком?
— Об иезидах, — сказал Барзан. — Или вообще о курдах.
Дэнни вспомнил разговор со священником.
— Инцаги объяснил что-то, но… я был настолько зациклен на компьютере, что почти ничего не запомнил. Насчет иезидов знаю только, что они поклоняются дьяволу.
— Дело в том, что у курдов нет своего государства, как и у евреев до образования Израиля. Когда-то курды заселяли всю Месопотамию, где сейчас расположены Турция, Ирак, Сирия, Иран и Азербайджан. Нас тридцать миллионов, и сосредоточены мы в регионе площадью не более Техаса. Если бы у нас было собственное государство, Курдистан, численность его населения была бы больше, чем в любой арабской стране, кроме Египта. Вот почему этого никогда не случится. Да, у нас есть собственный язык, обычаи, но для формирования суверенного государства этого мало. Хотя в борьбе за создание такого государства сепаратисты отдали и продолжают отдавать жизни. Мешают этому, с одной стороны, племенная обособленность курдов, а с другой — желание стран сохранить свою территориальную целостность.
Иезиды — это одна из субэтинических курдских групп. Есть курды христиане, мусульмане, последователи Заратустры, иезиды и такие, которых вообще сложно классифицировать. Но все они многие столетия боролись с местными властями. Неудивительно, что их издавна считают мятежниками и жестоко с ними расправляются. Даже не в древности, а сравнительно недавно вырезали целые деревни, уничтожали язык и культуру курдов. В Ираке против них применяли биологическое и химическое оружие. В Турции они много десятилетий вели партизанскую войну. Она до сих пор продолжается, хотя не так интенсивно.
— Тяжелая вам выпала доля, — посочувствовал Дэнни.
— Мне-то еще повезло, — сказал Реми, — а вот Зебеку действительно пришлось пережить настоящий ужас. Его родителей убили, а сам он остался в подземном городе.
— В подземном городе? — переспросил Дэнни.
— Да. В местах проживания курдов много подземных городов. Вся западная Анатолия продырявлена ими. В одной только Капподакии их дюжина. Чтобы попасть туда, туристы выстраиваются в очередь. Правда, самые знаменитые подземные города находятся в Сирии.
— И как они устроены?
— Как муравейники. В туфе — это такой камень, который легко обрабатывать, — прорезаны ходы, помещения. Археологи считают, что первые такие города появились где-то в девятитысячном году до новой эры. Их возраст почти как у сфинкса.
— Они большие? Или вроде стамбульской Цистерны?
— О, много больше. Недалеко от Узельюрта есть подземный город Невазир. Он имеет километр в поперечнике и семь этажей в глубину. Там довольно сложная вентиляционная система, разные люки и складские помещения для пиши и воды. В этом городе несколько недель могут автономно жить тысячи человек.
— Но зачем? С какой целью построены города?
— Точно никто не знает. Вроде бы в древности в них можно было укрыться от всяких напастей. Когда завоеватели опустошали целые районы. Именно в Невазир увели Зебека после гибели родителей, поскольку там было самое безопасное место. Но людей, которые оставили его там одного и должны были на следующий день прийти, убили. И он, шестилетний, провел четыре или даже пять дней под землей на глубине тридцать метров. Причем в полной темноте, потому что свеча скоро выгорела.
— Да, ужасно.
— Когда его вывели на свет, первое время он вел себя как дефективный. Но Зебек все-таки выжил, а многих просто уничтожили. Ведь в этих краях часто проводили так называемые этнические чистки. Кто побогаче, тот закрывал свой дом и уезжал. Переждать где-нибудь, пока ситуация улучшится. Меня родители в пять лет увезли в Париж, а у Зебека нашлись родственники в Риме. Я вернулся сюда шесть лет назад.
— Уехала вся ваша семья?
— Кроме дедушки. Он остался присматривать за домом.
— Вы говорите о шейхе Мунире?
Реми кивнул.
— Вас не удивляет, что я его знаю? — спросил Дэнни.
— Нет. Мне сообщили, что вы с ним виделись. Кстати, эти двое, которые привезли вас сюда, даже не знаю, как их назвать… ну, что-то вроде гвардии. Но конечно, так обращаться с вами он им не поручал.
— Значит, Мунир у вас вроде… мэра?
Реми засмеялся.
— Он один из пяти старейшин. Это очень почетное звание, потому что именно совет старейшин пяти географических районов, где проживают иезиды, выбирает пожизненного верховного правителя, имама.
— Но если ваш дедушка иезид, значит, и вы тоже?
— Разумеется. Иезиды — очень древний народ. Миф о всемирном потопе был известен в Курдистане раньше, чем появился Ветхий Завет.
— Вы совершенно не похожи на человека, который поклоняется дьяволу, — признался Дэнни.
Реми Барзан улыбнулся:
— Я вообще вне религии.
— А шейх Мунир?
— Да, он исповедует культ ангела-павлина, или малак-тавуса. По-вашему — Люцифера. — Увидев недоумение на лице Дэнни, Реми добавил: — Если хотите, называйте это поклонением дьяволу, но суть в ином. Для иезидов малак-тавус — самый могущественный из всех ангелов, любимец Бога.
— Он же Люцифер, — заметил Дэнни.
— В верованиях иезидов, — объяснил Реми, — отсутствует понятие первородного греха и борьбы за людские души. В «Черном писании» сказано, что Бог создал землю за шесть дней, а на седьмой отдыхал. Когда же наступил восьмой день, он перенес свой интерес на другое, а за своим творением поручил надзирать ангелу-павлину. Рано или поздно должен наступить день, когда он сойдет к людям, и тогда миром станут править иезиды, единственный народ, который его почитает.
Дэнни этот разговор уже наскучил, поскольку не имел никакого отношения к тому, что случилось с ним, Терио и Пателом. Он попытался сменить тему:
— Вчера вы упомянули, что Терио послал вам какие-то файлы.
— Да, по электронной почте. Но они так и не прибыли.
— Еще вы сказали, будто они имели отношение к каким-то годичным кольцам, — напомнил Дэнни.
Барзан кивнул.
— С Кристианом мы познакомились в Стамбуле, где он занимался научной работой. Мы быстро подружились, и я познакомил его кое с кем в Диярбакыре. Он был там во время покушения на имама. — Реми посмотрел на Дэнни. — Духовному предводителю иезидов было восемьдесят семь лет, из которых пятьдесят он служил имамом.
— И как это случилось?
— Как в кино. Двое на мотоцикле. Один едет, другой стреляет.
— Они, конечно, скрылись?
— Да.
— Но зачем? Человеку было восемьдесят семь лет…
— Вы хотите спросить, кто это сделал? Полиция обвиняет в этом Рабочую партию Курдистана.
— А вы?
— Я просто знаю, что имама убили люди Зебека. После покушения Кристиан приехал в Узельюрт. Он готовил большую работу об иезидах и очень хотел увидеть санджак. Говорил, что такая возможность предоставляется раз в жизни. — Барзан бросил взгляд на Дэнни. — Это религиозная святыня, статуя, точнее, бюст. У каждого рода иезидов есть свой санджак, у некоторых даже два. Наш находится в Невазире, подземном городе, о котором я говорил. — Один из псов, лежащих рядом с хозяином вдруг поднял голову и негромко гавкнул, будто чему-то удивился. Реми погладил его и продолжил: — Кристиан просто бредил подземными городами. Говорил, будто это единственный пример в мире «истинного коллективизма».
— И как он собирался увидеть санджака?
Барзан усмехнулся.
— Это очень трудно сделать. Дело в том, что его уже пятьдесят лет вообще никто не видел. Но я нарушил законы, потому что… — он пожал плечами, — вам уже известно, что я человек нерелигиозный. Для меня санджак — просто предмет материальной культуры.
— Но почему его столько лет никто не видел?
— Во-первых, его прятали, чтобы спасти от уничтожения. Дело в том, что Турция даже после Ататюрка по-прежнему оставалась исламским обществом. Вы, наверное, знаете, что в исламе запрещено изображать существа, имеющие душу. Вот почему на фресках в старинных церквах у святых стерты лица. По этой же причине мусульмане заштукатурили мозаику в соборе Айя-София. Сунниты уничтожают любые изваяния и картины, на которых изображены люди. Помните, как сравнительно недавно талибы разрушили статую Будды в Афганистане? Они… — Барзан затруднился с выбором нужного английского слова. — Как у вас называют тех, кто уничтожает религиозные образы?
— Иконоборцы, — предположил Дэнни.
— Вот именно! — воскликнул Барзан. — В Турции храмовые стенные росписи повсюду уничтожены, лица тщательно соскоблены; кстати, и животных тоже. Эта тенденция присуща не только исламу. В христианстве в восьмисотом году тоже существовали иконоборцы. Многие столетия длился сезон охоты за любым произведением искусства, где было изображено лицо. В общем, санджак прятали в Невазире. Он хранится там до сих пор, задрапированный покрывалом, которое снимают только во время выборов имама на совете старейшин. Считается, что санджак в этот момент подает им какие-то знаки. — Реми усмехнулся. — Для меня санджак — всего лишь изваяние, для деда — святыня, а весь ритуал открытия его на совете старейшин преисполнен глубокого смысла.
Неожиданно собаки вскочили и с яростным лаем ринулись к воротам. Одновременно зазвенел мобильный телефон Реми. Он поднес его к уху, произнес несколько слов и встал.
— Я скоро вернусь.
— Что-то случилось? — спросил Дэнни.
— Нет, просто приехали ребята с ближайшего блокпоста. Они заглядывают ко мне каждые два дня.
Через несколько минут Реми Барзан вернулся. Следом плелись собаки. Дэнни напомнил ему о годичных кольцах.
— Вы так и не объяснили, что это такое.
— Мы скоро дойдем и до годичных колец, — успокоил его Реми. — Закончим с санджаком, а потом вы сами все поймете. Значит, Кристиан очень хотел увидеть святыню иезидов, хотя бы на фотографии. И я это устроил. Показать фотографию?
— Конечно.
Реми принес из дома снимок и, улыбаясь, протянул Дэнни.
— Вот. Мне очень интересно проследить за вашей реакцией.
Снимок был сделан со вспышкой. Небольшой альков, выдолбленный в туфе медового цвета, заливал резкий белый свет. В центре на некоем подобии алтаря стоял великолепный бюст, вырезанный из дерева. Бюст… Зеревана Зебека.
Дэнни ойкнул. Коротенькие волосы на затылке, очевидно, поднялись дыбом.
— Это он?
Реми засмеялся.
— Кристиан реагировал примерно так же.
Дэнни не верил глазам. Это был Зебек. Тяжелые веки, то же скуластое лицо, ямочка на подбородке и волосы, спускающиеся треугольным выступом ко лбу. Совпадением это никак быть не могло. Значит, санджак — это Зебек? Или наоборот?
— А разве Терио с ним встречался?
— Он его видел однажды в Диярбакыре, не зная, кто это такой. Зебек то ли выходил из «бентли», то ли садился в него.
— И он его узнал?
Барзан кивнул.
— В наших местах «бентли» встречаются редко, и Кристиан рассмотрел мужчину.
Дэнни вспомнил разговор с Инцаги за обедом («А вы думали, дьявол ездит на „роллс-ройсе“?»). Вспомнил встречу с Белцером в «Клубе адмиралов» («Говорят, он связан с мафией… реинкарнация дьявола»).
— И что же теперь получается? — воскликнул он. — Зебек — это тавус?
Реми Барзан собирался ответить что-то, но снова зазвонил мобильный телефон. Разговор длился не более минуты. Реми встал и произнес:
— Меня ждет машина. Я должен идти.
— Вы уезжаете? — спросил Дэнни.
— Да. Повидаться с дедом.
— А когда вернетесь?
— Через день или два. Утром старик отправляется в Диярбакыр, оттуда в Цюрих. Мне нужно побеседовать с ним до отъезда.
— Но вас могут увидеть!
— Нет.
— А как мне себя вести?
— За всем проследит Лайла. Она лечила вашу губу. Старайтесь не держаться на виду, и все будет в порядке.
«Оказывается, опрессовочные клещи — классная штуковина, — подумал Дэнни. — Можно сделать что-нибудь интересное. Надо обязательно придумать что-нибудь для Барзана. Вроде как подарок в благодарность за то, что он не позволил замучить меня до смерти».
Вкусы у владельца виллы были эклектические. Большая коллекция джазовых компакт-дисков и огромный стеллаж во всю стену с альбомами по искусству. О некоторых художниках и исполнителях Дэнни не знал. Когда слуга принес на медном подносе ужин — пюре из нута, ливанский салат «табули», рис, овощные кебабы, хлеб, бутылку холодного белого вина, — он заканчивал пролистывать систематический каталог работ Кейллибота, слушая компакт-диск скандинавской джазовой певицы Лизы Экдхал.
Все складывалось не так уж плохо, вот только Кейли… Дэнни мужественно сопротивлялся искушению позвонить ей. Ведь она наверняка бросит трубку. А если даже не бросит, то что он ей скажет?
— Это для шиша… верно?
Дэнни кивнул:
— Конечно. А что такое шиш?
Она подняла самую крупную вещь и промолвила:
— Это кинк?
Его вдруг осенило: это же шахматные фигуры.
— Да! — воскликнул он. — Король… а это ладья. Вот слон.
— Так хорошо! — сказала она. — Вы, я думаю… вы… есть настоящий художник.
— Спасибо.
Дэнни даже смутился. Ему еще никогда никто не говорил таких милых комплиментов. Пальцы уже устали, и он отнес клещи в библиотеку. Сел за стол перед компьютером. Пока программа загружалась, смотрел, что делается на экранах мониторов наблюдения. На одном были видны ворота, у которых дремали собаки. На втором картинка менялась каждые несколько секунд. Гостиная, кухня, холл. Третий отслеживал ситуацию за воротами, а четвертый показывал обстановку в сарае, где мучили Дэнни. Просто не верится, что Реми Барзан все время сидел и спокойно наблюдал.
Ванна его восстановила, но до нормального состояния было еще далеко. На столе в комнате Дэнни увидел серебряный поднос с бутылкой холодного пива «Сан-Паулу герл». Рядом лежала упаковка перкосета[96]. Вот это то, что надо. Он проглотил две таблетки, запив водой, и облачился в одежду, приготовленную для него по указанию Барзана: льняные темные слаксы, белую рубашку и большие кожаные босоножки.
Скорее бы начал действовать перкосет, подумал он, и поковылял вслед за слугой в гостиную, где его встретил Реми Барзан в кресле у затопленного камина.
Слуга принес пива. Барзан поднял бокал:
— Ваше здоровье! А теперь расскажите о своих отношениях с Зебеком.
Вначале произносить слова было трудно, но когда перкосет подействовал и боль стихла, Дэнни разговорился. За час ему удалось осветить большую часть событий: встреча с Зебеком в «Клубе адмиралов», поиски компьютера Терио, убийство Инцаги, бегство в Стамбул. Барзан внимательно слушал, задавая по ходу вопросы, как хороший журналист. Появился слуга с пиалами дымящегося чесночного супа и блюдом с сыром и хлебом. Дэнни с жадностью набросился на вкуснейшую еду, с удивлением обнаружив, что очень голоден. Наконец рассказ был закончен. Барзан попросил уточнить кое-какие детали, о которых Дэнни упомянул вскользь. О телефонных разговорах Терио с Пателом, о том, как люди Зебека постоянно находили его, о дискетах, оставшихся в рюкзаке.
— Итак, вы передали ему список людей, которым звонил Кристиан накануне гибели, — промолвил Барзан. — И сколько в нем было фамилий?
— Две, — ответил Дэнни. — Вернее, три.
— Пател…
— …Ролвааг…
— Норвежец. — Барзан задумался. — Как его зовут?
— Оле Гуннар, — сказал Дэнни.
Барзан кивнул.
— А третьим в списке были вы, — признался Дэнни.
— Вот, значит, откуда Зебеку стало известно о моем знакомстве с Кристианом.
— Если бы я знал, что такое случится! — сокрушенно проговорил Дэнни. — Ведь добыванием сведений о междугородных переговорах занимаются все частные детективы. Это обычная практика.
— Все понятно, — произнес Барзан. — Один из этого списка уже убит. Даже двое, если считать мою квартирную хозяйку. В тот день она взяла мой автомобиль…
— Мне об этом рассказали в Стамбуле. Доната, из вашего офиса.
— В полиции сообщили, что мощность заряда была эквивалентна килограмму тротила, — продолжил Барзан. — Взрыв произошел, когда она включила зажигание. Почти во всех домах квартала повылетали стекла, а ее тело пришлось собирать по частям. — Он посмотрел на Дэнни. — Знаете, почему Зебека интересовали файлы в компьютере Терио, который тот подарил Инцаги?
— Наверное, там были какие-нибудь технологические секреты. А у вас есть предположения?
— Я не предполагаю, а знаю точно.
— И что же было на этих файлах? — нетерпеливо спросил Дэнни.
— Сведения о годичных кольцах.
— Простите, не понял.
— Я сказал, что Зебека очень интересовали компьютерные файлы со сведениями о годичных кольцах.
«Неужели так действует перкосет?» — удивился Дэнни.
— Какие годичные кольца?
— Вот почему Кристиан звонил в Норвегию Ролваагу, — произнес Реми Барзан, будто не слышал вопроса. — Кстати, вы пытались с ним связаться?
— Пока нет.
— Может, пришло время. Где он живет?
— Институт, куда звонил Терио, находится в Осло.
— Его нужно предупредить. И получить отчет.
— Какой отчет?
Реми помрачнел.
— Боюсь, мы уже опоздали.
Он встал, прошел к телефону на антикварном письменном столе. Долго дозванивался до справочной службы в Норвегии, затем в институт. Дэнни задремал — сказалось действие лекарства, — и вдруг из динамика раздался женский голос. В институте включился автоответчик.
— Конечно, — сказал Барзан, — ведь сейчас в Норвегии ночь. — Он уже наклонился положить трубку, как другой женский голос на том конце линии быстро произнес:
— Hallo! Vaersa snill[97].
Барзан догадался, о чем идет речь, и подождал секунд двадцать.
— Hallo, — снова произнес женский голос. — Таак[98].
— Вы говорите по-английски? — спросил Реми.
— О да.
— Я хотел бы побеседовать с Оле… Оле Ролваагом.
— Оле? — переспросила женщина. — Мне очень жаль, но это невозможно.
— Тогда я оставлю для него сообщение.
— Не имеет смысла.
— Вы хотите сказать, что…
— Да… он умер. Одиннадцатого августа. Произошел несчастный случай, — пояснила женщина. — Оле ехал с работы на мотоцикле, а машина… сбила его и скрылась.
— Водитель сбежал с места происшествия? — уточнил Реми.
— Да. Оле умер на месте. А эту машину так и не нашли.
Реми Барзан откашлялся.
— Дело в том, что мистер Ролвааг…
— Доктор Ролвааг, — поправила его женщина.
— Он выполнял работу для моего друга, Кристиана Терио.
— Какую?
— Анализ образца. С кем я могу побеседовать по поводу получения экземпляра отчета?
— Со мной, — сказала женщина, растягивая слова на скандинавский манер. — Все отчеты хранятся в нашей базе данных. Разумеется, нужно будет оплатить.
Реми начал перечислять данные: фамилию заказчика (Кристиан Терио), примерную дату подачи заказа, но женщина его остановила.
— У нас в каталоге фамилии заказчиков расположены по алфавиту. Пожалуйста, произнесите фамилию по буквам.
Он произнес.
— Пре-е-екрасно, — сказала она. — Я посмотрю.
Примерно с минуту из динамика было слышно только, как щелкают клавиши компьютера.
— Нет, — наконец промолвила она. — Здесь я этого файла не нахожу. Правда, недавно у нас был сбой компьютерной системы. Надо посмотреть физические файлы, связанные с образцами. Вы будете ждать? Или перезвоните?
— Конечно, я подожду, — ответил Реми.
По его поведению Дэнни догадался, что сведения о годичных кольцах очень важны. Через некоторое время женщина снова взяла трубку.
— Очень жаль, но этот файл исчез. Нет даже образца, хотя я вижу, что он там был. Плексигласовый футляр остался, а его нет. И самое главное! — гневно воскликнула она. — Отсутствует запись в журнале о его выносе. Такого в нашем институте еще не случалось. Существует порядок, который…
— И что же теперь делать? — спросил Барзан.
— Завтра я подробно все выясню, а вы перезвоните.
— Спасибо. Я так и сделаю.
— Как ваша фамилия?
— Реми Барзан.
— Хорошо. Я оставлю для вас сообщение.
— Спасибо.
— До свидания.
Как только Реми положил трубку, Дэнни забросал его вопросами:
— Что за отчет? О каком образце вы с ней говорили?
Реми Барзан посмотрел на часы и встал.
— Мы обсудим это завтра, после того как вы посетите стоматолога. А сейчас отправляйтесь спать, а я позвоню кое-куда.
* * *
Утром Дэнни осмотрела молодая женщина, подруга Реми Барзана. Наложила на губу швы. Потом вывела его во двор к джипу, где сидел огромного роста парень с «М-16» и читал комиксы. Увидев Дэнни, он улыбнулся и бросил книжку на заднее сиденье. В молчании они проехали примерно тридцать миль до небольшого городка. Парень остановил джип у заведения с красноречивой вывеской. Гигантский коренной зуб излучал во все стороны флюиды радости. Вывеска напомнила Дэнни английский паб в Вашингтоне, «Счастливый зуб» кажется. Он немного заволновался, но доктор Цирлик работал очень профессионально и без боли. За час на месте отсутствующего зуба он приспособил коронку из нержавеющей стали. Поднес к Дэнни зеркало. Тот глянул и поморщился. Сверкающая металлическая коронка ему не понравилась. Пустое место выглядело красивее, но дело было сделано, и они поехали обратно.На вилле его ждал Реми Барзан. Он сидел во дворе за длинным деревянным столом и читал газету. По обе стороны лежали собаки, словно заключив хозяина в бежевые круглые скобки. Барзан показал на стул напротив. Дэнни сел.
— У вас очень уютный дом.
Реми улыбнулся.
— Дом не мой. — Увидев на лице Дэнни удивление, он добавил: — Вилла принадлежит моему другу, депутату парламента, который живет в Анкаре. Если я остановлюсь у кого-либо из родственников, Зебек найдет меня через день-два. А так есть шанс продержаться дольше.
— Сейчас он получит бонус. В дополнение к вам еще и меня, — заметил Дэнни.
Реми Барзан усмехнулся.
— Вы в любой момент можете уйти.
Но Дэнни некуда было уходить. Он специально приехал в Узельюрт, чтобы встретиться с Реми Барзаном. Теперь же, когда выяснилось, что Оле Гуннар Ролвааг мертв, Реми остался его единственной надеждой.
— Здесь-то он, надеюсь, нас не отыщет.
Барзан отрицательно покачал головой.
— Отыщет, он ведь иезид. У меня на блокпостах свои люди, которые регулярно докладывают обстановку, но все равно это лишь вопрос времени.
— Неужели наши дела настолько плохи?
Реми улыбнулся.
— Не обязательно. Может, мы переедем куда-нибудь до того, как он нас обнаружит. Раскусим его раньше, чем он нас. Давайте верить в лучшее.
Дэнни посмотрел на Реми Барзана и тоже улыбнулся. Этот человек наблюдал, как его мучили. За это вроде бы следовало ненавидеть, а он, наоборот, проникался к нему все большей симпатией. Дэнни нравились его скромность, чувство юмора, неизменная доброжелательность.
— У вас есть братья, сестры? — спросил он.
— Конечно, — ответил Реми. — У моего отца шесть сыновей и три дочери. Кроме того, есть еще четыре дяди, пять теток, двадцать двоюродных братьев и сестер, бабушки и дедушки. Два моих брата служат в армии. Один в правительственной, другой в РПК. Охотятся друг за другом. Два занимаются бизнесом. Один легальным, другой не очень. Еще один брат занимается политикой. И наконец, я. Вначале пробовал заняться виноделием — у меня есть отличный виноградник в Капподакии, — а потом ушел в журналистику. Во французской прессе я занимаю отдельную нишу, освещаю курдские проблемы. — Он засмеялся и налил себе и Дэнни скотча без льда. — А у вас?
— Двое братьев и я. Ни генералов, ни сенаторов.
— Вам повезло, — пошутил Реми.
Прибыл слуга с кофе-эспрессо и блюдом фисташковой пахлавы.
— Вы обещали рассказать о годичных кольцах, — напомнил Дэнни.
— Этим мы займемся позднее. А пока расскажите, что вы знаете о нас.
— О ком?
— Об иезидах, — сказал Барзан. — Или вообще о курдах.
Дэнни вспомнил разговор со священником.
— Инцаги объяснил что-то, но… я был настолько зациклен на компьютере, что почти ничего не запомнил. Насчет иезидов знаю только, что они поклоняются дьяволу.
— Дело в том, что у курдов нет своего государства, как и у евреев до образования Израиля. Когда-то курды заселяли всю Месопотамию, где сейчас расположены Турция, Ирак, Сирия, Иран и Азербайджан. Нас тридцать миллионов, и сосредоточены мы в регионе площадью не более Техаса. Если бы у нас было собственное государство, Курдистан, численность его населения была бы больше, чем в любой арабской стране, кроме Египта. Вот почему этого никогда не случится. Да, у нас есть собственный язык, обычаи, но для формирования суверенного государства этого мало. Хотя в борьбе за создание такого государства сепаратисты отдали и продолжают отдавать жизни. Мешают этому, с одной стороны, племенная обособленность курдов, а с другой — желание стран сохранить свою территориальную целостность.
Иезиды — это одна из субэтинических курдских групп. Есть курды христиане, мусульмане, последователи Заратустры, иезиды и такие, которых вообще сложно классифицировать. Но все они многие столетия боролись с местными властями. Неудивительно, что их издавна считают мятежниками и жестоко с ними расправляются. Даже не в древности, а сравнительно недавно вырезали целые деревни, уничтожали язык и культуру курдов. В Ираке против них применяли биологическое и химическое оружие. В Турции они много десятилетий вели партизанскую войну. Она до сих пор продолжается, хотя не так интенсивно.
— Тяжелая вам выпала доля, — посочувствовал Дэнни.
— Мне-то еще повезло, — сказал Реми, — а вот Зебеку действительно пришлось пережить настоящий ужас. Его родителей убили, а сам он остался в подземном городе.
— В подземном городе? — переспросил Дэнни.
— Да. В местах проживания курдов много подземных городов. Вся западная Анатолия продырявлена ими. В одной только Капподакии их дюжина. Чтобы попасть туда, туристы выстраиваются в очередь. Правда, самые знаменитые подземные города находятся в Сирии.
— И как они устроены?
— Как муравейники. В туфе — это такой камень, который легко обрабатывать, — прорезаны ходы, помещения. Археологи считают, что первые такие города появились где-то в девятитысячном году до новой эры. Их возраст почти как у сфинкса.
— Они большие? Или вроде стамбульской Цистерны?
— О, много больше. Недалеко от Узельюрта есть подземный город Невазир. Он имеет километр в поперечнике и семь этажей в глубину. Там довольно сложная вентиляционная система, разные люки и складские помещения для пиши и воды. В этом городе несколько недель могут автономно жить тысячи человек.
— Но зачем? С какой целью построены города?
— Точно никто не знает. Вроде бы в древности в них можно было укрыться от всяких напастей. Когда завоеватели опустошали целые районы. Именно в Невазир увели Зебека после гибели родителей, поскольку там было самое безопасное место. Но людей, которые оставили его там одного и должны были на следующий день прийти, убили. И он, шестилетний, провел четыре или даже пять дней под землей на глубине тридцать метров. Причем в полной темноте, потому что свеча скоро выгорела.
— Да, ужасно.
— Когда его вывели на свет, первое время он вел себя как дефективный. Но Зебек все-таки выжил, а многих просто уничтожили. Ведь в этих краях часто проводили так называемые этнические чистки. Кто побогаче, тот закрывал свой дом и уезжал. Переждать где-нибудь, пока ситуация улучшится. Меня родители в пять лет увезли в Париж, а у Зебека нашлись родственники в Риме. Я вернулся сюда шесть лет назад.
— Уехала вся ваша семья?
— Кроме дедушки. Он остался присматривать за домом.
— Вы говорите о шейхе Мунире?
Реми кивнул.
— Вас не удивляет, что я его знаю? — спросил Дэнни.
— Нет. Мне сообщили, что вы с ним виделись. Кстати, эти двое, которые привезли вас сюда, даже не знаю, как их назвать… ну, что-то вроде гвардии. Но конечно, так обращаться с вами он им не поручал.
— Значит, Мунир у вас вроде… мэра?
Реми засмеялся.
— Он один из пяти старейшин. Это очень почетное звание, потому что именно совет старейшин пяти географических районов, где проживают иезиды, выбирает пожизненного верховного правителя, имама.
— Но если ваш дедушка иезид, значит, и вы тоже?
— Разумеется. Иезиды — очень древний народ. Миф о всемирном потопе был известен в Курдистане раньше, чем появился Ветхий Завет.
— Вы совершенно не похожи на человека, который поклоняется дьяволу, — признался Дэнни.
Реми Барзан улыбнулся:
— Я вообще вне религии.
— А шейх Мунир?
— Да, он исповедует культ ангела-павлина, или малак-тавуса. По-вашему — Люцифера. — Увидев недоумение на лице Дэнни, Реми добавил: — Если хотите, называйте это поклонением дьяволу, но суть в ином. Для иезидов малак-тавус — самый могущественный из всех ангелов, любимец Бога.
— Он же Люцифер, — заметил Дэнни.
— В верованиях иезидов, — объяснил Реми, — отсутствует понятие первородного греха и борьбы за людские души. В «Черном писании» сказано, что Бог создал землю за шесть дней, а на седьмой отдыхал. Когда же наступил восьмой день, он перенес свой интерес на другое, а за своим творением поручил надзирать ангелу-павлину. Рано или поздно должен наступить день, когда он сойдет к людям, и тогда миром станут править иезиды, единственный народ, который его почитает.
Дэнни этот разговор уже наскучил, поскольку не имел никакого отношения к тому, что случилось с ним, Терио и Пателом. Он попытался сменить тему:
— Вчера вы упомянули, что Терио послал вам какие-то файлы.
— Да, по электронной почте. Но они так и не прибыли.
— Еще вы сказали, будто они имели отношение к каким-то годичным кольцам, — напомнил Дэнни.
Барзан кивнул.
— С Кристианом мы познакомились в Стамбуле, где он занимался научной работой. Мы быстро подружились, и я познакомил его кое с кем в Диярбакыре. Он был там во время покушения на имама. — Реми посмотрел на Дэнни. — Духовному предводителю иезидов было восемьдесят семь лет, из которых пятьдесят он служил имамом.
— И как это случилось?
— Как в кино. Двое на мотоцикле. Один едет, другой стреляет.
— Они, конечно, скрылись?
— Да.
— Но зачем? Человеку было восемьдесят семь лет…
— Вы хотите спросить, кто это сделал? Полиция обвиняет в этом Рабочую партию Курдистана.
— А вы?
— Я просто знаю, что имама убили люди Зебека. После покушения Кристиан приехал в Узельюрт. Он готовил большую работу об иезидах и очень хотел увидеть санджак. Говорил, что такая возможность предоставляется раз в жизни. — Барзан бросил взгляд на Дэнни. — Это религиозная святыня, статуя, точнее, бюст. У каждого рода иезидов есть свой санджак, у некоторых даже два. Наш находится в Невазире, подземном городе, о котором я говорил. — Один из псов, лежащих рядом с хозяином вдруг поднял голову и негромко гавкнул, будто чему-то удивился. Реми погладил его и продолжил: — Кристиан просто бредил подземными городами. Говорил, будто это единственный пример в мире «истинного коллективизма».
— И как он собирался увидеть санджака?
Барзан усмехнулся.
— Это очень трудно сделать. Дело в том, что его уже пятьдесят лет вообще никто не видел. Но я нарушил законы, потому что… — он пожал плечами, — вам уже известно, что я человек нерелигиозный. Для меня санджак — просто предмет материальной культуры.
— Но почему его столько лет никто не видел?
— Во-первых, его прятали, чтобы спасти от уничтожения. Дело в том, что Турция даже после Ататюрка по-прежнему оставалась исламским обществом. Вы, наверное, знаете, что в исламе запрещено изображать существа, имеющие душу. Вот почему на фресках в старинных церквах у святых стерты лица. По этой же причине мусульмане заштукатурили мозаику в соборе Айя-София. Сунниты уничтожают любые изваяния и картины, на которых изображены люди. Помните, как сравнительно недавно талибы разрушили статую Будды в Афганистане? Они… — Барзан затруднился с выбором нужного английского слова. — Как у вас называют тех, кто уничтожает религиозные образы?
— Иконоборцы, — предположил Дэнни.
— Вот именно! — воскликнул Барзан. — В Турции храмовые стенные росписи повсюду уничтожены, лица тщательно соскоблены; кстати, и животных тоже. Эта тенденция присуща не только исламу. В христианстве в восьмисотом году тоже существовали иконоборцы. Многие столетия длился сезон охоты за любым произведением искусства, где было изображено лицо. В общем, санджак прятали в Невазире. Он хранится там до сих пор, задрапированный покрывалом, которое снимают только во время выборов имама на совете старейшин. Считается, что санджак в этот момент подает им какие-то знаки. — Реми усмехнулся. — Для меня санджак — всего лишь изваяние, для деда — святыня, а весь ритуал открытия его на совете старейшин преисполнен глубокого смысла.
Неожиданно собаки вскочили и с яростным лаем ринулись к воротам. Одновременно зазвенел мобильный телефон Реми. Он поднес его к уху, произнес несколько слов и встал.
— Я скоро вернусь.
— Что-то случилось? — спросил Дэнни.
— Нет, просто приехали ребята с ближайшего блокпоста. Они заглядывают ко мне каждые два дня.
* * *
Пока Реми общался с солдатами, Дэнни пытался осмыслить услышанное. Никакой ясности не возникало. Зачем Зебек убил престарелого имама? И как это связано с религиозной святыней, хранящейся в подземном городе?Через несколько минут Реми Барзан вернулся. Следом плелись собаки. Дэнни напомнил ему о годичных кольцах.
— Вы так и не объяснили, что это такое.
— Мы скоро дойдем и до годичных колец, — успокоил его Реми. — Закончим с санджаком, а потом вы сами все поймете. Значит, Кристиан очень хотел увидеть святыню иезидов, хотя бы на фотографии. И я это устроил. Показать фотографию?
— Конечно.
Реми принес из дома снимок и, улыбаясь, протянул Дэнни.
— Вот. Мне очень интересно проследить за вашей реакцией.
Снимок был сделан со вспышкой. Небольшой альков, выдолбленный в туфе медового цвета, заливал резкий белый свет. В центре на некоем подобии алтаря стоял великолепный бюст, вырезанный из дерева. Бюст… Зеревана Зебека.
Дэнни ойкнул. Коротенькие волосы на затылке, очевидно, поднялись дыбом.
— Это он?
Реми засмеялся.
— Кристиан реагировал примерно так же.
Дэнни не верил глазам. Это был Зебек. Тяжелые веки, то же скуластое лицо, ямочка на подбородке и волосы, спускающиеся треугольным выступом ко лбу. Совпадением это никак быть не могло. Значит, санджак — это Зебек? Или наоборот?
— А разве Терио с ним встречался?
— Он его видел однажды в Диярбакыре, не зная, кто это такой. Зебек то ли выходил из «бентли», то ли садился в него.
— И он его узнал?
Барзан кивнул.
— В наших местах «бентли» встречаются редко, и Кристиан рассмотрел мужчину.
Дэнни вспомнил разговор с Инцаги за обедом («А вы думали, дьявол ездит на „роллс-ройсе“?»). Вспомнил встречу с Белцером в «Клубе адмиралов» («Говорят, он связан с мафией… реинкарнация дьявола»).
— И что же теперь получается? — воскликнул он. — Зебек — это тавус?
Реми Барзан собирался ответить что-то, но снова зазвонил мобильный телефон. Разговор длился не более минуты. Реми встал и произнес:
— Меня ждет машина. Я должен идти.
— Вы уезжаете? — спросил Дэнни.
— Да. Повидаться с дедом.
— А когда вернетесь?
— Через день или два. Утром старик отправляется в Диярбакыр, оттуда в Цюрих. Мне нужно побеседовать с ним до отъезда.
— Но вас могут увидеть!
— Нет.
— А как мне себя вести?
— За всем проследит Лайла. Она лечила вашу губу. Старайтесь не держаться на виду, и все будет в порядке.
* * *
Вечер Дэнни провел в библиотеке. Опустил ноги в тазик с раствором морской соли, принял перкосет. Обнаружив на столе катушку толстой медной проволоки и опрессовочные клещи для беспаечного соединения проводов, он начал делать маску Зеревана Зебека и занимался этим до ужина. Получив наконец удовлетворительный результат, он смотрел на него несколько минут, а потом скатал проволоку в шар и бросил в мусорную корзину.«Оказывается, опрессовочные клещи — классная штуковина, — подумал Дэнни. — Можно сделать что-нибудь интересное. Надо обязательно придумать что-нибудь для Барзана. Вроде как подарок в благодарность за то, что он не позволил замучить меня до смерти».
Вкусы у владельца виллы были эклектические. Большая коллекция джазовых компакт-дисков и огромный стеллаж во всю стену с альбомами по искусству. О некоторых художниках и исполнителях Дэнни не знал. Когда слуга принес на медном подносе ужин — пюре из нута, ливанский салат «табули», рис, овощные кебабы, хлеб, бутылку холодного белого вина, — он заканчивал пролистывать систематический каталог работ Кейллибота, слушая компакт-диск скандинавской джазовой певицы Лизы Экдхал.
Все складывалось не так уж плохо, вот только Кейли… Дэнни мужественно сопротивлялся искушению позвонить ей. Ведь она наверняка бросит трубку. А если даже не бросит, то что он ей скажет?
* * *
Утром его ступни были почти нормальными. Дэнни надел свои кроссовки, но тут же снял. Позавтракав во дворе, сходил в библиотеку за опрессовочными клещами и проволокой. Сел под абрикосовым деревом и принялся за работу. Прошло часа два. Лайла, женщина, которая зашивала ему губу, подошла и, увидев его творения, засмеялась и захлопала в ладоши.— Это для шиша… верно?
Дэнни кивнул:
— Конечно. А что такое шиш?
Она подняла самую крупную вещь и промолвила:
— Это кинк?
Его вдруг осенило: это же шахматные фигуры.
— Да! — воскликнул он. — Король… а это ладья. Вот слон.
— Так хорошо! — сказала она. — Вы, я думаю… вы… есть настоящий художник.
— Спасибо.
Дэнни даже смутился. Ему еще никогда никто не говорил таких милых комплиментов. Пальцы уже устали, и он отнес клещи в библиотеку. Сел за стол перед компьютером. Пока программа загружалась, смотрел, что делается на экранах мониторов наблюдения. На одном были видны ворота, у которых дремали собаки. На втором картинка менялась каждые несколько секунд. Гостиная, кухня, холл. Третий отслеживал ситуацию за воротами, а четвертый показывал обстановку в сарае, где мучили Дэнни. Просто не верится, что Реми Барзан все время сидел и спокойно наблюдал.