Страница:
Латур остановил свою машину перед главным входом отеля «Плантатор», новым зданием с искусственным климатом. Как он и надеялся, Том Мулен сидел за одним из столиков за азартной игрой в покер. Остальные игроки были городскими коммерсантами и владельцами нефтяных приисков. Судя по тому, что слышал Латур, чтобы получить один жетон для игры нужно было выложить пятьдесят долларов. С полдюжины красивых девушек, совсем молоденьких следили за игрой и давали советы игрокам. Одна из них, очаровательная малышка, которая издевалась над Латуром на тротуаре перед баром Джо, была одета лишь в малюсенькие трусики и прозрачный лифчик. Латур подумал, что время от времени один из игроков, будучи свободным, отправлялся в соседнюю комнату, где занимался делом, не имеющим к покеру никакого отношения.
Когда девушка в таком легком одеянии заметила Латура, она закричала, сделав презрительную мину:
– Проклятие! Вот притащился!
Большинство игроков были достаточно пьяны, чтобы найти замечание смешным. Сидя за стопкой синих жетонов, с толстыми щеками, лоснящимися от жира, Джон Португалец соблаговолил проворчать:
– Салют, Энди!
Он положил стопку жетонов на скатерть и прибавил:
– И на пятьсот долларов больше для вас!
Том Мулен бросил свои карты. Латур спросил его, может ли он сказать ему два слова, и первый помощник бросил свои карты:
– Ну, конечно.
Мулен проводил его в комнату, где сел на кровать.
– Что это тебя так разбирает?
Латур сел верхом на стул напротив Мулена.
– Меня просто интересует вопрос: после того, как я поехал арестовывать Хенни, никто не интересовался в конторе, где я был?
Пьяный или трезвый, сонный или оживленный, Том Мулен всегда был хорошим полицейским.
– Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Существует лишь одна дорога, ведущая в Биг Бенд. Но, по правде говоря, я забыл про это: у нас было немало работы сегодня днем. – Мулен снова зажег свою погасшую сигарету, у тебя имеется немало недругов, которые готовы спустить тебя.
– Я стараюсь хорошо выполнять свою работу.
Мулен решил говорить откровенно.
– Тебе совершенно незачем вкладывать в это столько рвения. Возьмем, к примеру, Хенни. Ты отлично мог ограничиться тем, что взял бы положенную взятку. Ты сказал, что он предложил тебе билет в сто долларов, чтобы ты отпустил его. Ты должен был согласиться на это. А вместо этого один из начинающих адвокатов из конторы Джона Шварта, которого он привез из Нового Орлеана, вызволил его из кутузки. За две сотни долларов. Джон, может быть, заработает еще сотню долларов за его защиту. Администрация и Джон Шварт разделят деньги, которые ты мог получить сам.
– Но ведь я не стремлюсь прикарманить нечестные доходы.
Мулен шутя выпустил на Латура целый клуб дыма.
– Именно. Естественно. Я знаю, какой ты. Я тоже таким был очень давно, так давно, что не имею никакого желания вспоминать об этом. Но послушай совет старого специалиста этого дела, Энди. Это не первый город, в котором происходит такое... И он будет не последним. Никакой флик не заработает себе на жизнь, если останется честным. Старик провел тридцать пять лет своего существования в полиции и тридцать из них он честно тянул свою лямку. Но тут наша деревня превратилась в город, и стало очень трудно призывать к порядку зарвавшегося траппера или промышленника.
Первый помощник откровенно продолжал:
– Мне больше нравится, как это делается теперь. Масса света, развлечений, азарт, все это мне нравится. Я люблю чувствовать в карманах фрик. Мне нравится гладить кругленький, хорошенький зад или другие округлости девушки, которая имеет нежную кожу, которые не проводят целый день на солнце, занимаясь полезными работами. Итак, Велич и я держим город с легкой петлей на шее. А кому это приносит вред? Это не хуже того, что было в свое время в Новом Орлеане, или даже здесь в эпоху Джона Лафита и его товарищей, когда они заставили чинить свой корабль или требовали определенную добычу.
– Нет, конечно, – согласился Латур.
– Это не может долго продолжаться, – продолжал Мулен. – Я даю вам срок в один или, от силы, два года до того времени, когда типы, подобные Джону Шварту, Сэму Тайзаду и так называемая элита верхушки города заберут достаточно власти, чтобы взять нас за шиворот и выбросить с наших мест. Они переоборудуют Френч Байу и превратят его в образцовый город, где депутаты будут голосовать за сухой закон и где можно будет выпить лишь в каких-нибудь дырах, и где парни, которые захотят получить девушку, вместо того, чтобы подобрать ее на улице или в борделе, платя за это десять долларов, будут выкрадывать малышек из школ, чтобы воспользоваться ими на заднем сидении машины и делая их беременными в девяти случаев из десяти. – Мулен воодушевился. – Закон не в состоянии изменить человеческую природу, Энди. Во Френч Байу делают именно то, что делает весь мир во всех городах на свете. Единственная разница заключается в том, что мы делаем это открыто. Так что, пересиль себя, Энди, и постарайся не упускать момента. Зарабатывай свой фрик для себя и для прекрасной женщины, которая у тебя есть, пока это еще возможно. Она стоит большего, чем ты можешь ей дать. Ладно, я вижу, что ты один из Латуров, а Латуры в этом краю всегда были почитаемы. Но человек должен идти в ногу со временем. Ты понял?
– Да, – с мрачным видом проговорил Латур. – Я понимаю, что ты хотел сказать.
Мулен встал.
– Поверь мне, старик и я – мы очень любим тебя. Мы очень любили твоего отца. Ты один из немногих оставшихся действительно из этого края.
Ты настоящий парень. Но с того времени, когда на твоих землях ничего не было обнаружено и ты вынужден был, чтобы есть каждый день мясо, занять должность помощника шерифа, ты стал невыносим. Как будто ты ненавидишь весь мир, и все ненавидят тебя. Но это неправда. Почти все люди во Френч Байу тебя любят, или, вернее, они любили тебя, если бы ты позволил им это. Латур сухо ответил ему:
– Почти все люди, которые хотели меня спустить три раза.
Мулен казался обеспокоенным.
– Должен признаться, что меня это очень беспокоит. Мы поговорим об этом утром, когда я протрезвею, и мы посмотрим, что можно будет сделать и как поймать этого типа. Черт возьми! С твоими наградами во время войны в Корее, которые ты получил, не говоря уж об этой великолепной русской, чей дедушка был не то принцем, не то князем или чем-то в этом роде, если с тобой что-нибудь случится, все большие газеты, радио и телевидение не менее чем через двадцать четыре часа оповестят весь мир, что в нашем маленьком городе произошли такие ужасные вещи. – Мулен вытер пот носовым платком, – и что же тогда произойдет? Прощай хлеб с маслом и здравствуй тюрьма! – Он улыбнулся. – Но, боже мой! Это стоило того. Это был бы просто рождественский праздник!
Он проводил Латура в салон, где и уселся на свое место за карточным столом.
– Ну, валяйте, парни. Дайте мне карты.
Латур, в течение нескольких минут понаблюдав за игрой, решил спуститься в холл. Этот разговор с Муленом не помог ему выяснить, кто же пытался его убить. Но он дал ему пищу для размышлений.
Вместо того, чтобы прямо направиться во владения Лакосты, Латур сел на ступеньки кирпичной церкви, находящейся напротив отеля.
Латур стал вспоминать подробности вечера, проведенного с Ольгой. Может быть, во многом он был сам виноват. Никакая женщина не могла любить мужчину физически, если у нее не было никакого к нему чувства. Но тут было больше, чем страсть, это было пламя, взращенное в желании нравиться ему. Латур почувствовал, что краснеет. Он даже не нашел для нее ни одного ласкового слова, не пытался даже объяснить ей, как он любит ее. Всегда это проклятая гордость! Он настолько привык считаться только со своими собственными переживаниями, что даже не поинтересовался, что она чувствует. Те русские слова, может, и не были ругательствами, может, это были слова нежности. Когда она посмотрела на него, она, вероятно, ожидала, что он скажет, что по-прежнему, любит ее, что между ними было больше, чем простое желание. Быть может, это он, а не Ольга, проложил между ними барьер, который разделял их. Он снова вспомнил ту ночь, когда был вынужден повторить то, что сказал Джон Шварт, что то богатство, на которое он рассчитывал, полетело прахом. Ольга не закричала, не стала укладывать чемодана, не стала угрожать, что покинет его. Она только проговорила:
– Как это ужасно для тебя!
И она бросилась к нему в объятия, чтобы утешить его!
Латур встал, покинул церковные ступеньки и сел за руль своей машины. Он медленно рулил по улице Лафит до ее пересечения с основной магистралью, которая вилась между полями тростника и болотистыми укреплениями, чтобы достигнуть плантации Лакосты в районе Биг Бенда.
Как только он удостоверится относительно Риты, он решил после этого поговорить с Ольгой. Он, может быть, неверно ее понял.
– Кто знает? – сказал он себе. – Может быть, это мое дурацкое воображение заставляет меня видеть зло и ненависть там, где этого совершенно нет.
Глава 7
Глава 8
Когда девушка в таком легком одеянии заметила Латура, она закричала, сделав презрительную мину:
– Проклятие! Вот притащился!
Большинство игроков были достаточно пьяны, чтобы найти замечание смешным. Сидя за стопкой синих жетонов, с толстыми щеками, лоснящимися от жира, Джон Португалец соблаговолил проворчать:
– Салют, Энди!
Он положил стопку жетонов на скатерть и прибавил:
– И на пятьсот долларов больше для вас!
Том Мулен бросил свои карты. Латур спросил его, может ли он сказать ему два слова, и первый помощник бросил свои карты:
– Ну, конечно.
Мулен проводил его в комнату, где сел на кровать.
– Что это тебя так разбирает?
Латур сел верхом на стул напротив Мулена.
– Меня просто интересует вопрос: после того, как я поехал арестовывать Хенни, никто не интересовался в конторе, где я был?
Пьяный или трезвый, сонный или оживленный, Том Мулен всегда был хорошим полицейским.
– Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Существует лишь одна дорога, ведущая в Биг Бенд. Но, по правде говоря, я забыл про это: у нас было немало работы сегодня днем. – Мулен снова зажег свою погасшую сигарету, у тебя имеется немало недругов, которые готовы спустить тебя.
– Я стараюсь хорошо выполнять свою работу.
Мулен решил говорить откровенно.
– Тебе совершенно незачем вкладывать в это столько рвения. Возьмем, к примеру, Хенни. Ты отлично мог ограничиться тем, что взял бы положенную взятку. Ты сказал, что он предложил тебе билет в сто долларов, чтобы ты отпустил его. Ты должен был согласиться на это. А вместо этого один из начинающих адвокатов из конторы Джона Шварта, которого он привез из Нового Орлеана, вызволил его из кутузки. За две сотни долларов. Джон, может быть, заработает еще сотню долларов за его защиту. Администрация и Джон Шварт разделят деньги, которые ты мог получить сам.
– Но ведь я не стремлюсь прикарманить нечестные доходы.
Мулен шутя выпустил на Латура целый клуб дыма.
– Именно. Естественно. Я знаю, какой ты. Я тоже таким был очень давно, так давно, что не имею никакого желания вспоминать об этом. Но послушай совет старого специалиста этого дела, Энди. Это не первый город, в котором происходит такое... И он будет не последним. Никакой флик не заработает себе на жизнь, если останется честным. Старик провел тридцать пять лет своего существования в полиции и тридцать из них он честно тянул свою лямку. Но тут наша деревня превратилась в город, и стало очень трудно призывать к порядку зарвавшегося траппера или промышленника.
Первый помощник откровенно продолжал:
– Мне больше нравится, как это делается теперь. Масса света, развлечений, азарт, все это мне нравится. Я люблю чувствовать в карманах фрик. Мне нравится гладить кругленький, хорошенький зад или другие округлости девушки, которая имеет нежную кожу, которые не проводят целый день на солнце, занимаясь полезными работами. Итак, Велич и я держим город с легкой петлей на шее. А кому это приносит вред? Это не хуже того, что было в свое время в Новом Орлеане, или даже здесь в эпоху Джона Лафита и его товарищей, когда они заставили чинить свой корабль или требовали определенную добычу.
– Нет, конечно, – согласился Латур.
– Это не может долго продолжаться, – продолжал Мулен. – Я даю вам срок в один или, от силы, два года до того времени, когда типы, подобные Джону Шварту, Сэму Тайзаду и так называемая элита верхушки города заберут достаточно власти, чтобы взять нас за шиворот и выбросить с наших мест. Они переоборудуют Френч Байу и превратят его в образцовый город, где депутаты будут голосовать за сухой закон и где можно будет выпить лишь в каких-нибудь дырах, и где парни, которые захотят получить девушку, вместо того, чтобы подобрать ее на улице или в борделе, платя за это десять долларов, будут выкрадывать малышек из школ, чтобы воспользоваться ими на заднем сидении машины и делая их беременными в девяти случаев из десяти. – Мулен воодушевился. – Закон не в состоянии изменить человеческую природу, Энди. Во Френч Байу делают именно то, что делает весь мир во всех городах на свете. Единственная разница заключается в том, что мы делаем это открыто. Так что, пересиль себя, Энди, и постарайся не упускать момента. Зарабатывай свой фрик для себя и для прекрасной женщины, которая у тебя есть, пока это еще возможно. Она стоит большего, чем ты можешь ей дать. Ладно, я вижу, что ты один из Латуров, а Латуры в этом краю всегда были почитаемы. Но человек должен идти в ногу со временем. Ты понял?
– Да, – с мрачным видом проговорил Латур. – Я понимаю, что ты хотел сказать.
Мулен встал.
– Поверь мне, старик и я – мы очень любим тебя. Мы очень любили твоего отца. Ты один из немногих оставшихся действительно из этого края.
Ты настоящий парень. Но с того времени, когда на твоих землях ничего не было обнаружено и ты вынужден был, чтобы есть каждый день мясо, занять должность помощника шерифа, ты стал невыносим. Как будто ты ненавидишь весь мир, и все ненавидят тебя. Но это неправда. Почти все люди во Френч Байу тебя любят, или, вернее, они любили тебя, если бы ты позволил им это. Латур сухо ответил ему:
– Почти все люди, которые хотели меня спустить три раза.
Мулен казался обеспокоенным.
– Должен признаться, что меня это очень беспокоит. Мы поговорим об этом утром, когда я протрезвею, и мы посмотрим, что можно будет сделать и как поймать этого типа. Черт возьми! С твоими наградами во время войны в Корее, которые ты получил, не говоря уж об этой великолепной русской, чей дедушка был не то принцем, не то князем или чем-то в этом роде, если с тобой что-нибудь случится, все большие газеты, радио и телевидение не менее чем через двадцать четыре часа оповестят весь мир, что в нашем маленьком городе произошли такие ужасные вещи. – Мулен вытер пот носовым платком, – и что же тогда произойдет? Прощай хлеб с маслом и здравствуй тюрьма! – Он улыбнулся. – Но, боже мой! Это стоило того. Это был бы просто рождественский праздник!
Он проводил Латура в салон, где и уселся на свое место за карточным столом.
– Ну, валяйте, парни. Дайте мне карты.
Латур, в течение нескольких минут понаблюдав за игрой, решил спуститься в холл. Этот разговор с Муленом не помог ему выяснить, кто же пытался его убить. Но он дал ему пищу для размышлений.
Вместо того, чтобы прямо направиться во владения Лакосты, Латур сел на ступеньки кирпичной церкви, находящейся напротив отеля.
Латур стал вспоминать подробности вечера, проведенного с Ольгой. Может быть, во многом он был сам виноват. Никакая женщина не могла любить мужчину физически, если у нее не было никакого к нему чувства. Но тут было больше, чем страсть, это было пламя, взращенное в желании нравиться ему. Латур почувствовал, что краснеет. Он даже не нашел для нее ни одного ласкового слова, не пытался даже объяснить ей, как он любит ее. Всегда это проклятая гордость! Он настолько привык считаться только со своими собственными переживаниями, что даже не поинтересовался, что она чувствует. Те русские слова, может, и не были ругательствами, может, это были слова нежности. Когда она посмотрела на него, она, вероятно, ожидала, что он скажет, что по-прежнему, любит ее, что между ними было больше, чем простое желание. Быть может, это он, а не Ольга, проложил между ними барьер, который разделял их. Он снова вспомнил ту ночь, когда был вынужден повторить то, что сказал Джон Шварт, что то богатство, на которое он рассчитывал, полетело прахом. Ольга не закричала, не стала укладывать чемодана, не стала угрожать, что покинет его. Она только проговорила:
– Как это ужасно для тебя!
И она бросилась к нему в объятия, чтобы утешить его!
Латур встал, покинул церковные ступеньки и сел за руль своей машины. Он медленно рулил по улице Лафит до ее пересечения с основной магистралью, которая вилась между полями тростника и болотистыми укреплениями, чтобы достигнуть плантации Лакосты в районе Биг Бенда.
Как только он удостоверится относительно Риты, он решил после этого поговорить с Ольгой. Он, может быть, неверно ее понял.
– Кто знает? – сказал он себе. – Может быть, это мое дурацкое воображение заставляет меня видеть зло и ненависть там, где этого совершенно нет.
Глава 7
Когда Латур покинул улицу Лафит, ночь, спокойная и тихая, напомнила ему темное, влажное покрывало.
Единственными признаками человеческого существования были раскиданные то тут, то там одинокие хижины, некоторые освещенные, некоторые темные. Освещение осуществлялось керосиновыми лампами и фонарями. Прогресс еще не достиг этих мест. Эта часть берега еще не изменилась. Обитатели этих по-прежнему сажали дикий рис, рыбачили, браконьерствовали или работали на земле, чтобы иметь возможность для существования.
В какой-то момент Латуру показалось, что за ним следовала машина. Он остановился у обочины дороги и стал ждать, пока машина проедет мимо него. Было настолько темно, что он с трудом смог различить силуэт мужчины, сидящего за рулем: казалось, что на нем была надета большая соломенная шляпа, какие носят большинство черных рабочих на нефтяных промыслах.
Латур снова пустился в путь и остановил свою машину на пять километров дальше, перед небольшим кабаком, покрытым рекламами пива и фруктовых соков, известный под названием Биг Бой.
Его хозяин, толстый негр, был одним из тех хозяев в этом крае, которые настаивали на задержании Хенни под тем предлогом, что товар, который он поставлял, был недоброкачественным.
В проигрывателе была поставлена пластинка с Дюком Эллингтоном. Перед баром было полно старых машин, большинство которых были заняты парочками слишком пьяных и слишком влюбленных, чтобы беспокоиться, что их видят.
В машине, стоявшей неподалеку от машины Латура, молодая негритянка умоляла своего компаньона выказать большую активность. Ее голос был хриплым и измененным, каким был голос Ольги недавно. Но ей, безусловно, было совсем не стыдно показывать свои чувства, так же, как ей было не стыдно просить парня показать себя более предприимчивым. Было над чем задуматься.
Латур прошел в бар. Шум человеческих голосов постепенно стих. Кто-то включил проигрыватель. Белый, который стоял возле стойки бара, был представителем власти и порядка.
Биг Бой занимался обслуживанием одной парочки в другом конце помещения. Он немедленно покинул их, чтобы быть в распоряжении Латура.
– Вот и я, капитан, – проговорил он, обнажая в улыбке белые зубы. – Что вы хотите, чтобы я сделал?
– Я хотел, чтобы ты дал мне, если это возможно, небольшие сведения, сказал Латур.
Биг Бой вытер пот со лба при помощи грязной тряпки.
– Я весь к вашим услугам. И спасибо, что разрушили торговлю Хенни. Вы даже не можете себе представить, как обращался с нами, как с клиентами, Хенни.
Латур закурил сигарету и коротко ответил.
– Не сомневаюсь в этом. Ты знаешь, что он заплатил залог и выпущен из тюрьмы?
– Да, мне это говорили, но даже то, что вы как-то разрушили его черное дело, уже дало свои плоды. Это будет висеть над ним, и если он снова начнет свое дело, это уже обойдется ему намного дороже. – Биг Бой старательно выражал свои мысли. – Это не потому, что я желаю парню зла или хочу, чтобы он был в тюрьме. Это просто потому, что при существующих федеральных ценах на виски честный коммерсант не может конкурировать с типом, который использует сахар, зерно и разные приспособления для изготовления зелья. Здесь некоторые негры и немногие белые пьют все, что угодно, если это недорого.
– Я понимаю.
Существующие правила запрещали Биг Бою предложить Латуру стакан вина. Он сделал все, что мог. Он вытер прилавок бара перед помощником шерифа до полного блеска.
– Итак, какие сведения я мог бы вам дать?
– В котором часу вы открываете свое заведение?
– Как обычно, около семи часов. Между семью и восемью, – ответил Биг Бой. – Раньше не стоит открывать. Нужно, чтобы все парни успели вернуться с полей или с другой работы, успели приготовить себе обед и поесть, прежде чем идти за своими маленькими подружками. Так что, за исключением некоторых очень спешивших парней, заведение обычно заполняется к девяти часам.
– А вы были здесь, я хочу сказать, у бара, без четверти восемь?
– Ну, конечно, сэр, я был. Безусловно, были и Бесси, и я, мы тут живем позади.
– Ты видел меня, когда я проезжал с Хенни?
– Нет, я ничего не видел.
Лицо Биг Боя напряглось от усилия вспомнить.
– Н-нет, и очень сожалею, – проговорил он, наконец. – Мне казалось, что я слышал одну или две проехавшие мимо машины, но я не выходил наружу. Обычно я в это время занят тем, что ставлю свое пиво на холод и все приготавливаю к вечеру. А почему вы спрашиваете об этом, мистер помощник шерифа?
– Чтобы знать, больше ничего.
Было просто необыкновенно, как человеку, который просто хотел убить, везло. Он был невидим. Три раза он пытался убить Латура, и это ему не удалось, но он успешно скрыл свои следы.
Латур отошел от бара.
– Ну, что ж! Благодарю. Это все, что я хотел узнать.
Если правила страны запрещали Биг Бою предложить Латуру стакан вина, они не запрещали предложить ему сигарету.
– А что вы скажете о хорошей «гаване», мистер помощник шерифа? Я сегодня получил большую коробку из Тампы.
Латур подумал: почему бы и нет? Он доставит удовольствие Биг Бою, приняв от него сигару. И если он будет иметь возможность дослужить свой последний год на этой должности и открыть контору вместе с Джоном Швартом, так солидно утроившемся во Френч Байу, ему понадобятся всевозможные клиенты, как белые, так и черные, каких он только сможет подцепить.
– Спасибо, – сказал он. – Сигара доставит мне удовольствие.
Толстый хозяин кабака стал шарить в коробке позади стойки бара, и когда снова повернулся, он выложил на прилавок сигару ценою в пятьдесят центов, обернутую в пятьдесят долларов. С радостным лицом он заявил:
– Поверьте, что мы все очень оценили то, что вы сделали для нас, местные коммерсанты и я.
Латур посмотрел на сигару. Биг Бой попытался подкупить его. Он просто пытался как-нибудь выразить свою благодарность за то, что отделался от нечестного конкурента.
Латур хотел сунуть завернутую сигарету в карман своей рубашки, но не смог этого сделать.
«Так ты встряхнись, Энди, – сказал ему Том Мулен. – Старайся урезать кусок пирога, пока еще есть время. Заработай немного фрика для этой прекрасной женщины, которая у тебя есть».
Латур развернул билет, как будто это была простая целлофановая обертка, потом откусил кончик сигары и зажег ее. Это была превосходная «гавана». Дым от нее был очень ароматным.
– Большое спасибо, Биг Бой, – сказал он, покидая коробку.
Латур не мог себя переделать. Он должен был вести свой путь по намеченному.
Позади него снова раздался гул мужских и женских голосов. Кто-то поставил новую пластинку в проигрыватель, и громкая музыка зазвучала в тишине ночи.
На заднем сидении машины, стоявшей рядом с машиной Латура, парочка дошла до финала в своих излияниях. Парень что-то шептал на ухо девушке.
– Ты самая красивая, самая нежная, дорогая. Я просто не понимаю, как я жил до сих пор, пока не узнал тебя!
Довольная девушка рассмеялась.
– Ты мне говоришь все это, ты просто вкручиваешь мне мозги, чтобы получить еще своего рациона.
– Это тоже возможно, – согласился парень. – Парень, которому от тебя не надо было бы ничего, был просто ненормальным.
Латур задним ходом выехал со стоянки и поехал по утрамбованной дороге до большого эвкалипта, который находился у зарослей тростника, откуда в него стреляли.
Черная вода, которая находилась между дорогой и зарослями тростника, была очень мало привлекательна. Латур осветил своим карманным фонариком темную воду, чтобы не принять уснувшую змею за болотный цветок, и погрузился в воду по самые колени. Ему только не хватало еще быть укушенным змеей. Он с облегчением вступил на твердую землю.
В нескольких метрах от кустарников он нашел нужное направление. Это было не случайностью, что в него стреляли отсюда. Это не было случайно выбранное место после того, как видели, как Латур поехал мимо на машине. Мужчина устроился тут в ожидании.
Латур осветил своим карманным фонариком смятые кусты тростника, подобрал несколько окурков, а также гильзу от пули. Другую гильзу он не нашел, вероятно, она упала в воду или была втоптана в почву подошвами человека, который пытался его убить.
Латур сунул окурки и гильзу в карман своей рубахи, в котором уже находилась пуля, которая разбила стекло в его машине. Джек Пренгл, может быть, сможет что-нибудь сказать по этим предметам, которыми Латур теперь располагает.
Никогда за последние недели он еще не был так доволен. Он не позволил положить себе на лапу. Хорошо. Но Латур все же был настоящим жителем этой страны, своим парнем. Том Мулен и Старик очень любили его. Начиная с этого времени, только для того, чтобы доставить им удовольствие, он станет добавлять немного воды в свое вино. Как об этом заметил Том Мулен, то, что происходило во Френч Байу, существовало также и в других городах. Потихоньку потягивая сигару, Латур снова пересек ров. Он задумался над тем, стоит ли ему ехать в машине до лужайки, но, в конце концов, решил оставить машину на обочине дороги, а туда пройти пешком.
Очарованный теплом и тишиной ночи, он направился по дорожке, ведущей на лужайку, где находился домик Лакосты.
Он с облегчением удостоверился, что рядом не было никакой машины. Он совершенно напрасно беспокоился о Рите. Темнота была совершенной. Рыжая девушка погасила свою лампу: все вокруг дышало спокойствием.
Было слышно лишь храпение Лакосты да крики сов и филинов, жужжание насекомых и отдаленный шум насосов на нефтяных промыслах, извлекающих нефтяной дождь, который в мечтах Латура должен был обогатить его. Действительно, фортуна очень капризная особа. Если ему удастся договориться с Ольгой, удастся убедить ее, что жизнь вдвоем может быть очень приятной, что все еще может наладиться. Всякий брак должен опираться на взаимное доверие и привязанность, и если Ольга смотрит на вещи также, то у них все будет о'кей!
Латур стал вычислять, сколько времени тому назад он отвез Лакосту в его домик. Старый мошенник совсем окосел между восемью и девятью часами. А сейчас было больше двух часов. Прошло более пяти часов – срок отсрочки, которую контора шерифа давала пьяницам за рулем до уплаты соответствующего штрафа. Теперь, когда он отказался от авантюры с Ритой, Латур мог поговорить с Лакостой в любое время. И чем раньше, тем лучше. Если старый шарлатан достаточно протрезвел, чтобы поговорить, Латуру не придется снова проделывать этот путь завтра утром.
Он снова стал размышлять. Лакоста находился у себя, когда дважды раздался выстрел. Немного позже Рите показалось, что она слышала, как он с кем-то разговаривал. Несколько минут спустя она услышала, как проехала другая машина. Лужайка находилась по крайней мере в двухстах метрах от зарослей тростника. Было весьма вероятно, что Лакоста видел этого человека, который стрелял, и говорил с ним, принимая его за охотника, забавляющегося в этой заброшенной местности.
Чем больше думал Латур, тем более вероятным ему казалось, что Лакоста видел того, кто стрелял.
Оставляя за собой след от дымящейся сигары, он прошел по тропинке, заросшей корнями, подошел к домику и тихонько постучал по металлической кровле. Он тихим голосом позвал:
– Рита!
Никакого ответа. Латур приложил руку ко лбу и попытался заглянуть внутрь домика. Он ничего не увидел. Он включил свой фонарь.
Молодая девушка спала совершенно обнаженная на кушетке. Вид этого обнаженного тела оставил Латура совершенно спокойным. Он выключил фонарь и постучал еще раз.
– Рита!
Он услышал, как заскрипела пружина, когда она поднялась.
Она закричала сонным голосом:
– Кто там?
– Это Энди Латур. Откройте и дайте мне войти.
Он заметил неясное белое пятно внутри, вероятно, молодая девушка встала.
– Но я считала, – воскликнула она уже не таким сонным голосом, – что вы вернетесь только утром. Вы сказали... – Латур потерял терпение. Он хотел говорить с Лакостой, а потом вернуться и поговорить с Ольгой, чтобы узнать, наконец, правду, в каких же она отношениях с ним.
– Неважно то, что я говорил, – сухо оборвал он ее. Он перестал стучать, а стал напирать на дверь, отчего старый домик весь задрожал. – Откройте эту дверь и дайте мне войти.
Послышались скрипы других пружин в глубине домика, старый Лакоста стал ругаться:
– Проклятье, что там происходит снаружи? Что там за сволочь? Проклятое отродье дьявола!
Латур открыл рот, чтобы ответить ему, когда внезапно потерял голос. Страшная боль ослепила его и совершенно парализовала.
Удар, который обрушился на него, шел откуда-то сзади. Страшный удар, обрушившийся на него, не лишил его сознания, но он совершенно не был в состоянии сказать хотя бы слово.
Сигара выпала из его инертных губ и покатилась по траве. Потом дубина снова обрушилась на него, ему показалось, что он летит с Ольгой куда-то вниз... После этого, не издав ни звука, он повалился на сырую землю. Сигара, перед тем, как погаснуть, обожгла ему щеку.
И Латур без сознания, безжизненной массой остался лежать плашмя на животе посередине травы, перед самой платформой фургона.
Единственными признаками человеческого существования были раскиданные то тут, то там одинокие хижины, некоторые освещенные, некоторые темные. Освещение осуществлялось керосиновыми лампами и фонарями. Прогресс еще не достиг этих мест. Эта часть берега еще не изменилась. Обитатели этих по-прежнему сажали дикий рис, рыбачили, браконьерствовали или работали на земле, чтобы иметь возможность для существования.
В какой-то момент Латуру показалось, что за ним следовала машина. Он остановился у обочины дороги и стал ждать, пока машина проедет мимо него. Было настолько темно, что он с трудом смог различить силуэт мужчины, сидящего за рулем: казалось, что на нем была надета большая соломенная шляпа, какие носят большинство черных рабочих на нефтяных промыслах.
Латур снова пустился в путь и остановил свою машину на пять километров дальше, перед небольшим кабаком, покрытым рекламами пива и фруктовых соков, известный под названием Биг Бой.
Его хозяин, толстый негр, был одним из тех хозяев в этом крае, которые настаивали на задержании Хенни под тем предлогом, что товар, который он поставлял, был недоброкачественным.
В проигрывателе была поставлена пластинка с Дюком Эллингтоном. Перед баром было полно старых машин, большинство которых были заняты парочками слишком пьяных и слишком влюбленных, чтобы беспокоиться, что их видят.
В машине, стоявшей неподалеку от машины Латура, молодая негритянка умоляла своего компаньона выказать большую активность. Ее голос был хриплым и измененным, каким был голос Ольги недавно. Но ей, безусловно, было совсем не стыдно показывать свои чувства, так же, как ей было не стыдно просить парня показать себя более предприимчивым. Было над чем задуматься.
Латур прошел в бар. Шум человеческих голосов постепенно стих. Кто-то включил проигрыватель. Белый, который стоял возле стойки бара, был представителем власти и порядка.
Биг Бой занимался обслуживанием одной парочки в другом конце помещения. Он немедленно покинул их, чтобы быть в распоряжении Латура.
– Вот и я, капитан, – проговорил он, обнажая в улыбке белые зубы. – Что вы хотите, чтобы я сделал?
– Я хотел, чтобы ты дал мне, если это возможно, небольшие сведения, сказал Латур.
Биг Бой вытер пот со лба при помощи грязной тряпки.
– Я весь к вашим услугам. И спасибо, что разрушили торговлю Хенни. Вы даже не можете себе представить, как обращался с нами, как с клиентами, Хенни.
Латур закурил сигарету и коротко ответил.
– Не сомневаюсь в этом. Ты знаешь, что он заплатил залог и выпущен из тюрьмы?
– Да, мне это говорили, но даже то, что вы как-то разрушили его черное дело, уже дало свои плоды. Это будет висеть над ним, и если он снова начнет свое дело, это уже обойдется ему намного дороже. – Биг Бой старательно выражал свои мысли. – Это не потому, что я желаю парню зла или хочу, чтобы он был в тюрьме. Это просто потому, что при существующих федеральных ценах на виски честный коммерсант не может конкурировать с типом, который использует сахар, зерно и разные приспособления для изготовления зелья. Здесь некоторые негры и немногие белые пьют все, что угодно, если это недорого.
– Я понимаю.
Существующие правила запрещали Биг Бою предложить Латуру стакан вина. Он сделал все, что мог. Он вытер прилавок бара перед помощником шерифа до полного блеска.
– Итак, какие сведения я мог бы вам дать?
– В котором часу вы открываете свое заведение?
– Как обычно, около семи часов. Между семью и восемью, – ответил Биг Бой. – Раньше не стоит открывать. Нужно, чтобы все парни успели вернуться с полей или с другой работы, успели приготовить себе обед и поесть, прежде чем идти за своими маленькими подружками. Так что, за исключением некоторых очень спешивших парней, заведение обычно заполняется к девяти часам.
– А вы были здесь, я хочу сказать, у бара, без четверти восемь?
– Ну, конечно, сэр, я был. Безусловно, были и Бесси, и я, мы тут живем позади.
– Ты видел меня, когда я проезжал с Хенни?
– Нет, я ничего не видел.
Лицо Биг Боя напряглось от усилия вспомнить.
– Н-нет, и очень сожалею, – проговорил он, наконец. – Мне казалось, что я слышал одну или две проехавшие мимо машины, но я не выходил наружу. Обычно я в это время занят тем, что ставлю свое пиво на холод и все приготавливаю к вечеру. А почему вы спрашиваете об этом, мистер помощник шерифа?
– Чтобы знать, больше ничего.
Было просто необыкновенно, как человеку, который просто хотел убить, везло. Он был невидим. Три раза он пытался убить Латура, и это ему не удалось, но он успешно скрыл свои следы.
Латур отошел от бара.
– Ну, что ж! Благодарю. Это все, что я хотел узнать.
Если правила страны запрещали Биг Бою предложить Латуру стакан вина, они не запрещали предложить ему сигарету.
– А что вы скажете о хорошей «гаване», мистер помощник шерифа? Я сегодня получил большую коробку из Тампы.
Латур подумал: почему бы и нет? Он доставит удовольствие Биг Бою, приняв от него сигару. И если он будет иметь возможность дослужить свой последний год на этой должности и открыть контору вместе с Джоном Швартом, так солидно утроившемся во Френч Байу, ему понадобятся всевозможные клиенты, как белые, так и черные, каких он только сможет подцепить.
– Спасибо, – сказал он. – Сигара доставит мне удовольствие.
Толстый хозяин кабака стал шарить в коробке позади стойки бара, и когда снова повернулся, он выложил на прилавок сигару ценою в пятьдесят центов, обернутую в пятьдесят долларов. С радостным лицом он заявил:
– Поверьте, что мы все очень оценили то, что вы сделали для нас, местные коммерсанты и я.
Латур посмотрел на сигару. Биг Бой попытался подкупить его. Он просто пытался как-нибудь выразить свою благодарность за то, что отделался от нечестного конкурента.
Латур хотел сунуть завернутую сигарету в карман своей рубашки, но не смог этого сделать.
«Так ты встряхнись, Энди, – сказал ему Том Мулен. – Старайся урезать кусок пирога, пока еще есть время. Заработай немного фрика для этой прекрасной женщины, которая у тебя есть».
Латур развернул билет, как будто это была простая целлофановая обертка, потом откусил кончик сигары и зажег ее. Это была превосходная «гавана». Дым от нее был очень ароматным.
– Большое спасибо, Биг Бой, – сказал он, покидая коробку.
Латур не мог себя переделать. Он должен был вести свой путь по намеченному.
Позади него снова раздался гул мужских и женских голосов. Кто-то поставил новую пластинку в проигрыватель, и громкая музыка зазвучала в тишине ночи.
На заднем сидении машины, стоявшей рядом с машиной Латура, парочка дошла до финала в своих излияниях. Парень что-то шептал на ухо девушке.
– Ты самая красивая, самая нежная, дорогая. Я просто не понимаю, как я жил до сих пор, пока не узнал тебя!
Довольная девушка рассмеялась.
– Ты мне говоришь все это, ты просто вкручиваешь мне мозги, чтобы получить еще своего рациона.
– Это тоже возможно, – согласился парень. – Парень, которому от тебя не надо было бы ничего, был просто ненормальным.
Латур задним ходом выехал со стоянки и поехал по утрамбованной дороге до большого эвкалипта, который находился у зарослей тростника, откуда в него стреляли.
Черная вода, которая находилась между дорогой и зарослями тростника, была очень мало привлекательна. Латур осветил своим карманным фонариком темную воду, чтобы не принять уснувшую змею за болотный цветок, и погрузился в воду по самые колени. Ему только не хватало еще быть укушенным змеей. Он с облегчением вступил на твердую землю.
В нескольких метрах от кустарников он нашел нужное направление. Это было не случайностью, что в него стреляли отсюда. Это не было случайно выбранное место после того, как видели, как Латур поехал мимо на машине. Мужчина устроился тут в ожидании.
Латур осветил своим карманным фонариком смятые кусты тростника, подобрал несколько окурков, а также гильзу от пули. Другую гильзу он не нашел, вероятно, она упала в воду или была втоптана в почву подошвами человека, который пытался его убить.
Латур сунул окурки и гильзу в карман своей рубахи, в котором уже находилась пуля, которая разбила стекло в его машине. Джек Пренгл, может быть, сможет что-нибудь сказать по этим предметам, которыми Латур теперь располагает.
Никогда за последние недели он еще не был так доволен. Он не позволил положить себе на лапу. Хорошо. Но Латур все же был настоящим жителем этой страны, своим парнем. Том Мулен и Старик очень любили его. Начиная с этого времени, только для того, чтобы доставить им удовольствие, он станет добавлять немного воды в свое вино. Как об этом заметил Том Мулен, то, что происходило во Френч Байу, существовало также и в других городах. Потихоньку потягивая сигару, Латур снова пересек ров. Он задумался над тем, стоит ли ему ехать в машине до лужайки, но, в конце концов, решил оставить машину на обочине дороги, а туда пройти пешком.
Очарованный теплом и тишиной ночи, он направился по дорожке, ведущей на лужайку, где находился домик Лакосты.
Он с облегчением удостоверился, что рядом не было никакой машины. Он совершенно напрасно беспокоился о Рите. Темнота была совершенной. Рыжая девушка погасила свою лампу: все вокруг дышало спокойствием.
Было слышно лишь храпение Лакосты да крики сов и филинов, жужжание насекомых и отдаленный шум насосов на нефтяных промыслах, извлекающих нефтяной дождь, который в мечтах Латура должен был обогатить его. Действительно, фортуна очень капризная особа. Если ему удастся договориться с Ольгой, удастся убедить ее, что жизнь вдвоем может быть очень приятной, что все еще может наладиться. Всякий брак должен опираться на взаимное доверие и привязанность, и если Ольга смотрит на вещи также, то у них все будет о'кей!
Латур стал вычислять, сколько времени тому назад он отвез Лакосту в его домик. Старый мошенник совсем окосел между восемью и девятью часами. А сейчас было больше двух часов. Прошло более пяти часов – срок отсрочки, которую контора шерифа давала пьяницам за рулем до уплаты соответствующего штрафа. Теперь, когда он отказался от авантюры с Ритой, Латур мог поговорить с Лакостой в любое время. И чем раньше, тем лучше. Если старый шарлатан достаточно протрезвел, чтобы поговорить, Латуру не придется снова проделывать этот путь завтра утром.
Он снова стал размышлять. Лакоста находился у себя, когда дважды раздался выстрел. Немного позже Рите показалось, что она слышала, как он с кем-то разговаривал. Несколько минут спустя она услышала, как проехала другая машина. Лужайка находилась по крайней мере в двухстах метрах от зарослей тростника. Было весьма вероятно, что Лакоста видел этого человека, который стрелял, и говорил с ним, принимая его за охотника, забавляющегося в этой заброшенной местности.
Чем больше думал Латур, тем более вероятным ему казалось, что Лакоста видел того, кто стрелял.
Оставляя за собой след от дымящейся сигары, он прошел по тропинке, заросшей корнями, подошел к домику и тихонько постучал по металлической кровле. Он тихим голосом позвал:
– Рита!
Никакого ответа. Латур приложил руку ко лбу и попытался заглянуть внутрь домика. Он ничего не увидел. Он включил свой фонарь.
Молодая девушка спала совершенно обнаженная на кушетке. Вид этого обнаженного тела оставил Латура совершенно спокойным. Он выключил фонарь и постучал еще раз.
– Рита!
Он услышал, как заскрипела пружина, когда она поднялась.
Она закричала сонным голосом:
– Кто там?
– Это Энди Латур. Откройте и дайте мне войти.
Он заметил неясное белое пятно внутри, вероятно, молодая девушка встала.
– Но я считала, – воскликнула она уже не таким сонным голосом, – что вы вернетесь только утром. Вы сказали... – Латур потерял терпение. Он хотел говорить с Лакостой, а потом вернуться и поговорить с Ольгой, чтобы узнать, наконец, правду, в каких же она отношениях с ним.
– Неважно то, что я говорил, – сухо оборвал он ее. Он перестал стучать, а стал напирать на дверь, отчего старый домик весь задрожал. – Откройте эту дверь и дайте мне войти.
Послышались скрипы других пружин в глубине домика, старый Лакоста стал ругаться:
– Проклятье, что там происходит снаружи? Что там за сволочь? Проклятое отродье дьявола!
Латур открыл рот, чтобы ответить ему, когда внезапно потерял голос. Страшная боль ослепила его и совершенно парализовала.
Удар, который обрушился на него, шел откуда-то сзади. Страшный удар, обрушившийся на него, не лишил его сознания, но он совершенно не был в состоянии сказать хотя бы слово.
Сигара выпала из его инертных губ и покатилась по траве. Потом дубина снова обрушилась на него, ему показалось, что он летит с Ольгой куда-то вниз... После этого, не издав ни звука, он повалился на сырую землю. Сигара, перед тем, как погаснуть, обожгла ему щеку.
И Латур без сознания, безжизненной массой остался лежать плашмя на животе посередине травы, перед самой платформой фургона.
Глава 8
Он снова почувствовал, что куда-то летит. Влажные губы Ольги прижались к его губам и все время повторяли непонятные русские слова.
– Когда мы долетим до низа, – сказал он, – мы умрем.
Умереть таким образом было приятно, хотя мысль о смерти немного опечалила его. Ольга и он потеряли столько возможностей, которыми они должны были воспользоваться!
Но Латуру хотелось, чтобы она перестала целовать его, чтобы он смог обрести нормальное же дыхание. Потом он перестал ощущать неопределенный вкус каучука на губах, и, открыв глаза, он обнаружил, что сидит на стуле с прямой спинкой в кабинете шерифа Велича, посредине знакомых, но суровых и нахмуренных лиц.
Джек Пренгл наблюдал за уровнем на аппарате-показателе опьянения.
– Во всяком случае, мы знаем определенную вещь. Вся эта история с опьянением – простой вымысел. Почти все виски на его одежде.
У Латура губы были как деревянные. Он никак не мог выговорить ни слова.
– Что здесь происходит? – наконец удалось выговорить ему.
Том Мулен с толстым покрасневшим лицом и мокрым от пота, подтянул к себе стул и сел верхом на него около Латура.
– А ты этого не знаешь?
– Нет, – искренне удивился Латур. – Последнее, что я помню, это то, что я постучал в дверь домика Джека Лакосты.
Шериф Велич стоял позади Мулена. Старый человек провел пальцами по своим редким волосам.
– Ну, хоть в этом он сознается, – проговорил он голосом человека, который собирается заплакать. – Не будет никакой возможности замять это?
Мулен бросил на него короткий взгляд.
– Каким образом? Сирена санитарной машины... ведь все ее слышали! Весь город в курсе дела, а завтра – это будет вся Луизиана! Не говоря уж о том, что газеты всех Штатов разнесут это повсюду!
Латуру очень хотелось узнать, о чем они говорили.
Мулен повернулся к нему.
– Ты сознаешься в том, что отправился к Лакосте? Ты туда отправился, когда покинул меня вчера вечером?
Мозг Латура понемногу освобождался от оцепенения, но у него все еще остался вкус металла на губах.
– Да.
– По дороге ты останавливался?
– Один раз.
– Где это?
– У Биг Боя, – ответил он, стараясь освободиться от этого металлического вкуса. – Я могу узнать, не получу ли я чего-нибудь выпить?
Джек Пренгл взял бутылку Бурбона из шкафа и протянул ее помощнику шерифа Тэду Келли.
– Не вижу причины, чтобы отказать ему в этом. Один стакан не причинит ему вреда. Судя по показаниям аппарата опьянения, в его организме нет алкоголя даже настолько, чтобы у него закружилась голова.
Келли поднес горлышко бутылки к губам Латура.
– Валяй. Сделай глоток. Потом ты сможешь объясниться. И, должен сказать, тебе придется немало дать объяснений.
Виски стало течь мимо губ Латура по его подбородку. Латур поднял руку, чтобы взять бутылку и обнаружил, что на него надеты наручники. Не думая больше о питье, он стал рассматривать свои браслеты. Голова у него болела. Прерывающимся голосом он спросил:
– Что это значит?
Келли закупорил бутылку:
– Когда мы долетим до низа, – сказал он, – мы умрем.
Умереть таким образом было приятно, хотя мысль о смерти немного опечалила его. Ольга и он потеряли столько возможностей, которыми они должны были воспользоваться!
Но Латуру хотелось, чтобы она перестала целовать его, чтобы он смог обрести нормальное же дыхание. Потом он перестал ощущать неопределенный вкус каучука на губах, и, открыв глаза, он обнаружил, что сидит на стуле с прямой спинкой в кабинете шерифа Велича, посредине знакомых, но суровых и нахмуренных лиц.
Джек Пренгл наблюдал за уровнем на аппарате-показателе опьянения.
– Во всяком случае, мы знаем определенную вещь. Вся эта история с опьянением – простой вымысел. Почти все виски на его одежде.
У Латура губы были как деревянные. Он никак не мог выговорить ни слова.
– Что здесь происходит? – наконец удалось выговорить ему.
Том Мулен с толстым покрасневшим лицом и мокрым от пота, подтянул к себе стул и сел верхом на него около Латура.
– А ты этого не знаешь?
– Нет, – искренне удивился Латур. – Последнее, что я помню, это то, что я постучал в дверь домика Джека Лакосты.
Шериф Велич стоял позади Мулена. Старый человек провел пальцами по своим редким волосам.
– Ну, хоть в этом он сознается, – проговорил он голосом человека, который собирается заплакать. – Не будет никакой возможности замять это?
Мулен бросил на него короткий взгляд.
– Каким образом? Сирена санитарной машины... ведь все ее слышали! Весь город в курсе дела, а завтра – это будет вся Луизиана! Не говоря уж о том, что газеты всех Штатов разнесут это повсюду!
Латуру очень хотелось узнать, о чем они говорили.
Мулен повернулся к нему.
– Ты сознаешься в том, что отправился к Лакосте? Ты туда отправился, когда покинул меня вчера вечером?
Мозг Латура понемногу освобождался от оцепенения, но у него все еще остался вкус металла на губах.
– Да.
– По дороге ты останавливался?
– Один раз.
– Где это?
– У Биг Боя, – ответил он, стараясь освободиться от этого металлического вкуса. – Я могу узнать, не получу ли я чего-нибудь выпить?
Джек Пренгл взял бутылку Бурбона из шкафа и протянул ее помощнику шерифа Тэду Келли.
– Не вижу причины, чтобы отказать ему в этом. Один стакан не причинит ему вреда. Судя по показаниям аппарата опьянения, в его организме нет алкоголя даже настолько, чтобы у него закружилась голова.
Келли поднес горлышко бутылки к губам Латура.
– Валяй. Сделай глоток. Потом ты сможешь объясниться. И, должен сказать, тебе придется немало дать объяснений.
Виски стало течь мимо губ Латура по его подбородку. Латур поднял руку, чтобы взять бутылку и обнаружил, что на него надеты наручники. Не думая больше о питье, он стал рассматривать свои браслеты. Голова у него болела. Прерывающимся голосом он спросил:
– Что это значит?
Келли закупорил бутылку: