Страница:
– Я спрашиваю, что это значит?
– И это говорит он! Вот чего я совершенно не могу выносить, так это ничтожных, много воображающих о себе людей! Они хотя играть в святого это лучше, чем заработать лишний доллар. А потом они выкидывают подобные штучки, и все для нас летит в воздух из-за этого притворщика.
Латур облизал виски, которое оставалось у него на губах и посмотрел на полицейских, тех что стояли вокруг него. Клебори, Ла Ронд, Даркос, Редди, Джим Руссо, Рафигнас, Луели – все помощники шерифа находились здесь. И все встретили его взгляд с ледяным выражением.
– Что это значит? – повторил Латур.
Том Мулен переложил его кобуру с револьвером на бедро, чтобы придать ей более удобное положение.
– Это тебя надо спросить об этом. Ты признаешься, что отправился к Лакосте?
– Естественно.
– Зачем?
– Я хотел посмотреть на то место в зарослях сахарного тростника, откуда в меня стреляли.
Шериф Велич снова провел рукой по своим волосам. Голосом сухим и резким, похожим на треск раздавливаемых сухих веток, он заметил:
– Мне надоело говорить это тебе, но я начинаю верить, что эти покушения на тебя так же фальшивы, как и твое поведение святого-недотроги, которого ты изображал во время работы с нами.
Латур стал протестовать.
– Это неправда, шериф. В меня стреляли из зала ожидания. Мне подсунули в капот машины бомбу. И еще в меня стреляли два раза вечером, когда я вез задержанного мною Хенни. Пули вылетели из зарослей кустарника на земле, принадлежавшей Лакосте. И я нашел четыре окурка и гильзы в том месте, где мой враг устроил засаду и поджидал мою машину.
– Куда ты их положил?
– В левый карман моей рубашки.
Голова Мулена сделала отрицательный жест.
– Их там нет.
Он показал на предметы, лежащие на столе шерифа Велича.
– Вот твой револьвер, из которого выстрелили два раза, твой бумажник, немного денег, твое удостоверение и половина бутылки алкоголя. Это все, что нашли у тебя.
Латур посмотрел на то, что лежало на письменном столе шерифа. Даже расплющенной пули, которая разбила стекло в его машине, тоже не было исчезла!
– Значит, кто-то взял их!
– Кто?
Все происшедшее с ним теперь прояснилось в его мозгу, полностью освободившись от тумана.
– Я теперь знаю это. Это сделал тот, кто оглушил меня перед домиком Лакосты. Да. Безусловно, это он. – Он поднял свои скованные руки и тихонько ощупал ими свою голову. – Вот почему у меня на голове ссадина.
– О, послушай, Энди, – снова заговорил Мулен. – Ты совершенно уверен, что не ударился о ножку кушетки или стола, валяясь, как это ты должен был сделать на полу домика?
Латур ошеломленно посмотрел на него.
– Я не понимаю, о чем вы говорите?
– Я верю тебе, знаешь? О, да, я тебе верю, – насмешливо воскликнул Мулен.
В тот момент большая дверь тюрьмы широко открылась. Джек Пренгл пошел посмотреть, что там такое, и громко выругался.
– Ну, что ж! Я думаю, джентльмены, что мы все еще не успели выполнить свои обязательства. Наша последняя надежда замять дело исчезла!
Джон Шварт вошел в кабинет шерифа и прямо направился к стулу, на котором сидел Латур. Это было в первый раз, когда Латур видел законника в таком небрежном виде. Рубашка Шварта была расстегнута и галстук свисал по обеим сторонам. Больше того, он так торопился, что снизу на одной ноге из-под брюк выглядывала пижама.
– Что тут происходит, Энди? – спросил он.
– Я не знаю. Все это очень странно и таинственно.
Мулен встал со стула, на котором он сидел верхом и встал около адвоката.
– Естественно, вы в курсе дела.
Шварт заметил, что у него из брючины вылезает пижама и поддернул ее. – Естественно, – холодно проговорил он. – Я полагаю, что весь Френч Байу теперь уже знает все. Зная, что я друг Энди, один из молодых людей из моей конторы позвонил мне по телефону.
Шериф Велич зажег одну из долларовых сигар, которые он получал в виде взяток.
– Вы находитесь здесь в качестве адвоката Энди?
Латур попытался встать, но Джим Руссо и Билл Даркос толкнули его обратно на стул.
– Не двигайся, – сказал Даркос.
– Почему? – захотелось узнать Латуру. – Какое действие мне приписывают? Почему мне может понадобиться адвокат?
Шварт похлопал его по плечу.
– Осторожнее, Энди, через минуту мы сможем поговорить. – Шварт посмотрел на первого помощника шерифа, Тома Мулена. – В настоящий момент я хочу знать, что вы имеете против него?
– Много чего, – отпарировал Мулен. – В его револьвере не хватает двух пуль, и мисс Лакоста утверждает, что он подошел к двери домика и просил открыть дверь. Я думаю, что было несколько минут до или после двух часов ночи.
– Это правда, Энди? – спросил Шварт.
Латур подтвердил это.
– Я действительно стучал в дверь домика около двух часов ночи.
Шериф Велич стал перекатывать по губам сигару, которую он закурил.
– Судя по тому, что молодая женщина рассказала доктору Уолкеру, после того, как он осмотрел ее и она смогла говорить, Энди стучался так сильно, что разбудил мертвецки пьяного Лакосту в его комнате. Джек, шатаясь, прошел в переднюю комнату, спрашивая, что тут происходит, и тут началась драка.
– Понимаю, – сказал Шварт. – Латур очень хотел бы того же самого.
Велич продолжал:
– Я представляю себе, что двери такого домика не особенно солидны. Во всяком случае, те двери... Шварт застегнул свою рубашку и завязал галстук.
– Я тоже так думаю. – Он убедился в том, что галстук его завязан хорошо и воткнул в него булавку. – Но каким образом так скоро поднялась тревога? Ведь это место настолько уединенное?
Джек Пренгл перебил его:
– Сельскохозяйственный рабочий позвонил по телефону.
– А кто принял это сообщение?
– Я.
– Это был белый или черный?
Пренгл подумал.
– Я думаю, что черный. Вы знаете, они как говорят, когда волнуются. Короче говоря, он сказал, что только что проезжал мимо лужайки, и тут у него спустилась камера. Он остановился у края дороги, поставил машину и только начал ставить запасное колесо, как услышал выстрелы. Потом стала кричать женщина, и он понял, что что-то произошло. Как только он сменил запаску, он быстро поехал до первого телефона и позвонил нам.
– А он не ходил на лужайку?
– Нет, насколько я понял.
– Вы спросили у него имя?
Пренгл покачал головой.
– Нет, как я вам уже сказал, парень был очень взволнован, а потом я подумал, что он вряд ли захочет быть замешанным в подобную историю, связанную с белой женщиной.
– А он сказал вам, откуда он звонит?
– Он не говорил об этом.
Шварт удостоверился, что все пуговицы на его рубашке застегнуты, как следует.
– И что же вы сделали после того, как получили такое извещение по телефону?
– Я связался с Томом и с шерифом, потом я предупредил Луели, чтобы тот дежурил в конторе шерифа. Потом мы все трое отправились на эту лужайку.
– Понятно, – сказал Шварт. – Все, что вы имели для того, чтобы отправиться на охоту, был телефонный звонок неизвестного вам человека, утверждавшего, что он слышал выстрелы и крики женщины?
Пренгл обозлился.
– А разве этого недостаточно? Если бы вы были вместе с нами, вы бы почувствовали себя весьма плохо, войдя в этот домишко.
Шварт достал сигарету, постучал ею по пальцу, не спеша сунул ее в рот и закурил.
– Это весьма возможно, – согласился он. – Откуда вы вызвали санитарную машину?
– Шериф заставил меня вернуться в Биг Бой.
– А где вы обнаружили Энди?
Вмешался Том Мулен.
– Это я его нашел. В двухстах метрах от лужайки, в стороне. Сидя за рулем своей машины, он казался мертвецки пьяным.
Адвокат пожал плечами.
– Это мне кажется довольно нелепым. И все мы отлично знаем, что, чтобы ни случилось, Энди не идиот. Если он виноват в тех преступлениях, в которых его обвиняют, я думаю, что он постарался бы поскорее убраться оттуда.
Мулен ответил, не сердясь:
– Да, но он не мог сделать этого.
– А почему же?
– В момент, когда он торопился, он дал машине задний ход, вместо того, чтобы дать на первой передаче вперед, и завяз в болоте. Машина и сейчас еще там в ожидании экспертов, и вода доходит до порогов машины. Так что он сделал все, что мог. И он казался пьяным.
– Казался?
– Да, судя по показаниям счетчика.
– Понятно, – повторил Шварт. Он сел на стул, с которого встал мулен.
– Теперь расскажите вашу версию. Энди.
Латур честно признался человеку закона.
– Джон, я не понимаю, о чем они говорят, ни кто стрелял, ни почему Рита кричала.
– Прежде всего, что ты там делал?
– Я подумал о миссис Лакоста и беспокоился, в безопасности ли она после того скандала, который учинил Лакоста на улице, когда он прямо говорил, обвиняя ее в том, что она спит с каждым встречным. Тогда я отправился к домику, а потом, если бы Джек был в состоянии говорить, я хотел расспросить его кое о чем.
– А что ты хотел спросить у Джека Лакосты?
Латур должен был делать большие усилия, чтобы говорить. Он очень устал. Голова у него сильно болела. У него все еще был привкус металла во рту и его тошнило. Он ответил:
– Мы говорили об этом у Джо Банко, ты и я. Кто-то пытался убить меня. Последняя попытка была совершена сегодня вечером: в меня стреляли из зарослей тростника плантации Лакосты. И когда я проводил Лакосту и его жену после сцены на улице Лафит, она сказала мне, что видела проезжающую мимо машину, как раз перед выстрелами. Она услышала или ей показалось, что она услышала, что Джек с кем-то разговаривал на лужайке.
– Понятно.
– Тогда я отправился туда. Я, конечно, не загонял свою машину в болото, а оставил ее на обочине дороги, приблизительно в двухстах метрах от лужайки. Прежде чем подойти к домику, я пересек ров и обнаружил там место, в котором неизвестный устроил мне засаду. Я также обнаружил четыре окурка от сигарет и гильзу от калибра 39.
– Что ты сделал потом?
– Я пешком прошел до домика и стал стучать в дверь. В это время кто-то оглушил меня дубинкой.
Шварт ничего не сказал. Помощники шерифа, которые окружили стул, на котором сидел Латур, тоже не пошевелились. Латур стал просить их.
– Хорошо. Теперь перестаньте играть со мной. Умоляю вас, скажите, в чем все-таки дело. В чем меня обвиняют? Что я, по вашему, сделал?
Адвокат глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
– Джек Лакоста убит двумя пулями в сердце: стрелял, безусловно, тот, который сразу же оглушил молодую женщину, после чего изнасиловал ее.
Все то, что раньше ему говорили здесь в этом кабинете, неожиданно приобрело большое значение. Латур наклонился вперед на своем стуле и стал икать, с трудом удерживаясь от рвоты.
Том Мулен сухо заметил:
– Ты чувствуешь себя теперь не так-то уж хорошо, а Энди?
– Да, – согласился Латур, – не очень хорошо.
На письменном столе шерифа зазвонил телефон. Старый Велич взял трубку.
– Понятно, – сказал он. – Понятно. – Он повесил трубку и сделал знак Латуру встать с места. – Пошли, Энди. Звонил доктор Уолкер из госпиталя. Он сказал, что дал успокоительное миссис Лакоста и теперь она немного спокойнее, и он думает, что она сможет дать показания, прежде чем заснет.
Пренгл и Келли заставили Латура резко встать и толкнули его по направлению ко входной двери, потом на площадку и заставили спуститься по ступенькам тюрьмы.
Небольшая кучка любопытных собралась перед входом.
– Вот он, негодяй! – закричал кто-то. Другой попытался ударить Латура, но Том Мулен оттолкнул его.
– Без этого, не стройте из себя дикарей. Отойдите, парни, и дайте нам пройти.
– А я? – спросил Шварт.
– Вы можете воспользоваться вашей машиной, – ответил ему Велич, садясь рядом с Томом Муленом. – Наконец-то! – выдохнул шериф. – Это долго продолжалось, но следовало проделать это. Я боюсь, что слишком постарел, но я не вижу ничего плохого в том, чтобы подобрать лишний доллар. Я очень люблю ложиться спать с какой-нибудь малышкой: чем она моложе, тем больше она мне нравится. Но с условием, что она добровольно соглашается на это. Я даже убил несколько типов в свое время. Но насилие – это уж совсем не для меня!
– Но я не насиловал никого! – протестовал Латур. – Вы можете мне поверить, шериф.
– Почему? – лаконично спросил он.
Мулен пропустил без сожаления мимо себя строй фургонов нефтяной компании, потом включил мигающий красный свет и помчался по улицам так быстро, как позволяла оживленность движения.
У Латура все больше создавалось впечатление нереальности происходящего. Он позволил вести себя и смотрел на толпу на тротуарах. Никто не кричал, но все оборачивались, чтобы посмотреть на полицейскую машину и следили за ней глазами. В толпе женщины были так же молчаливы, как и мужчины. Даже ритм улицы изменился. Ударные инструменты в оркестре замолчали и была слышна лишь приглушенная мелодия смычковых.
Келли нервно ерзал на своем сидении.
– Мне хочется знать, дадут ли нам повернуть дело, как мы хотим?
– Этого я не знаю, – ответил шериф. – И я не могу сказать, что меня это очень беспокоит. Если бы ты видел эту бедную девчонку, избитую, заплаканную, совершенно голую, лежащую на полу домика, ты, может быть, думал по-другому.
– Как те три тогда, а?
– Еще хуже, если это возможно. У нее было внутреннее кровотечение.
Мулен затормозил и остановил полицейскую машину перед госпиталем нефтяной компании. Келли и Пренгл схватили за руки Латура и вытащили его из машины.
Доктор Уолкер, официальный полицейский врач и главный врач города, стоял перед дверями одной из комнат.
– Как она себя чувствует? – спросил Мулен.
– Она поправится, – ответил врач. Он презрительно посмотрел на Латура. – Но как мог мужчина довести до такого состояния женщину? Это мне непонятно.
Латур хотел протестовать против такого обвинения, но у него слишком пересохло в горле, чтобы он мог говорить.
– Сколько времени сможем мы говорить с ней? – спросил шериф Велич.
– Две или три минуты, – ответил врач, – но не больше, она сильно страдает.
– Он неслабо ее поранил, а?
– Да, немало, – согласился Уолкер.
Велич сделал знак головой обоим помощникам, которые конвоировали Латура, и они провели его в комнату, перед которой стоял доктор Уолкер.
Со старательно причесанными и заплетенными в косы волосами, казавшаяся еще более юной и маленькой, чем она выглядела на платформе, освещенной лампами, молодая вдова убитого человека неподвижно лежала в госпитальной кровати. Ее серые глаза были лишь щелками на ее покрасневшем опухшем лице. Ей сломали нос. Доктор Уолкер и хирургическая сестра только одни были в курсе событий, то есть ее ранений и повреждений. Тело Риты было покрыто простыней и Латур был очень доволен этим. Ни за что на свете он не хотел бы увидеть его.
Старый шериф снял шляпу и представился.
– Я шериф Велич, я знаю, как вы страдаете, миссис Лакоста, и постараюсь быть как можно более кратким. Но до этого времени, когда вы заснете, я бы очень хотел, чтобы вы ответили на несколько вопросов.
Безжизненным голосом Рита ответила:
– Я попробую.
– Вы знаете помощника шерифа Энди Латура?
– Да.
– Это он произвел над вами насилие и убил вашего мужа?
– Да, это он.
Велич старался беспристрастным и спокойным голосом спрашивать:
– Если в домике было так темно в момент агрессии, как это было тогда, когда мы и приехали, как вы можете быть уверенной в том, что это был действительно он?
– Потому что как раз перед этим, как это случилось, он стал стучать в дверь и требовать, чтобы ему дали возможность войти.
– Вы сделали это?
– Нет.
– И что же произошло потом?
– Стук разбудил моего мужа, и Джек встал и вышел из своей комнаты, чтобы узнать, что происходит. – Молодая женщина пыталась говорить твердо, но слабость не позволила ей сделать это. – Тогда он выстрелил в Джека через решетку, потом вышиб дверь и накинулся на меня. И каждый раз, когда я протестовала или пыталась ускользнуть от него, он бил меня кулаками и продолжал делать то, что делал. А Джек лежал на полу около меня мертвый!
– Он вас насиловал не один раз?
– Я не знаю, сколько раз.
– Я считаю, что на сегодня этого достаточно, шериф, – вмешался врач. – Вы еще раз сможете поговорить с ней утром.
Шериф Велич надел свою шляпу.
– Один вопрос, только один вопрос. Латур утверждает, что сразу после того, как он постучал в дверь и назвал свое имя, неизвестный ему человек оглушил его дубинкой и он потерял сознание. После того, как Латур постучал в вашу дверь и вы услышали, как он назвал себя, вы не заметили какую-нибудь возню около фургона или домика?
Рита ответила категорическим тоном:
– Я ничего не слышала.
Джон Шварт ждал в коридоре госпиталя. Латур стал настаивать:
– Джон, я невиновен. Она думает, что это был я, но она ошибается. Я не убивал Лакосту и не насиловал ее. В домике было слишком темно, чтобы она могла разглядеть человека, который насиловал ее. Все, что она могла нам сказать, были лишь предположения.
Мулен добавил сухим тоном:
– И еще то, что у него было много секса!
Доктор Уолкер вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
– Это был не ты, а, Энди?
– Нет, это был не я.
Врач вынул из кармана своей белой рубашки какой-то металлический предмет и протянул его шерифу.
– Тогда, где она нашла это? Это было так сильно вдавлено в ладонь ее правой руки, что сиделки и я были вынуждены с силой разжать ее пальцы, чтобы вынуть это.
Латур внимательно осмотрел металлический предмет, лежащий на ладони шерифа, потом посмотрел на ладони шерифа и перевел взгляд на правый карманчик своей рубашки. В том месте, где он прикреплял свой значок помощника шерифа, теперь лишь было отверстие от вырванного клочка материи. Горло Латура сжалось. Прежде чем он успел заговорить, Шварт предупредил его:
– Не отвечай на этот вопрос, Энди. Ты не должен говорить ничего такого, что может послужить обвинению. С настоящего времени, я, как твой защитник, буду сам отвечать на все задаваемые вопросы.
– Как тебе будет угодно, – согласился Латур.
Глава 9
– И это говорит он! Вот чего я совершенно не могу выносить, так это ничтожных, много воображающих о себе людей! Они хотя играть в святого это лучше, чем заработать лишний доллар. А потом они выкидывают подобные штучки, и все для нас летит в воздух из-за этого притворщика.
Латур облизал виски, которое оставалось у него на губах и посмотрел на полицейских, тех что стояли вокруг него. Клебори, Ла Ронд, Даркос, Редди, Джим Руссо, Рафигнас, Луели – все помощники шерифа находились здесь. И все встретили его взгляд с ледяным выражением.
– Что это значит? – повторил Латур.
Том Мулен переложил его кобуру с револьвером на бедро, чтобы придать ей более удобное положение.
– Это тебя надо спросить об этом. Ты признаешься, что отправился к Лакосте?
– Естественно.
– Зачем?
– Я хотел посмотреть на то место в зарослях сахарного тростника, откуда в меня стреляли.
Шериф Велич снова провел рукой по своим волосам. Голосом сухим и резким, похожим на треск раздавливаемых сухих веток, он заметил:
– Мне надоело говорить это тебе, но я начинаю верить, что эти покушения на тебя так же фальшивы, как и твое поведение святого-недотроги, которого ты изображал во время работы с нами.
Латур стал протестовать.
– Это неправда, шериф. В меня стреляли из зала ожидания. Мне подсунули в капот машины бомбу. И еще в меня стреляли два раза вечером, когда я вез задержанного мною Хенни. Пули вылетели из зарослей кустарника на земле, принадлежавшей Лакосте. И я нашел четыре окурка и гильзы в том месте, где мой враг устроил засаду и поджидал мою машину.
– Куда ты их положил?
– В левый карман моей рубашки.
Голова Мулена сделала отрицательный жест.
– Их там нет.
Он показал на предметы, лежащие на столе шерифа Велича.
– Вот твой револьвер, из которого выстрелили два раза, твой бумажник, немного денег, твое удостоверение и половина бутылки алкоголя. Это все, что нашли у тебя.
Латур посмотрел на то, что лежало на письменном столе шерифа. Даже расплющенной пули, которая разбила стекло в его машине, тоже не было исчезла!
– Значит, кто-то взял их!
– Кто?
Все происшедшее с ним теперь прояснилось в его мозгу, полностью освободившись от тумана.
– Я теперь знаю это. Это сделал тот, кто оглушил меня перед домиком Лакосты. Да. Безусловно, это он. – Он поднял свои скованные руки и тихонько ощупал ими свою голову. – Вот почему у меня на голове ссадина.
– О, послушай, Энди, – снова заговорил Мулен. – Ты совершенно уверен, что не ударился о ножку кушетки или стола, валяясь, как это ты должен был сделать на полу домика?
Латур ошеломленно посмотрел на него.
– Я не понимаю, о чем вы говорите?
– Я верю тебе, знаешь? О, да, я тебе верю, – насмешливо воскликнул Мулен.
В тот момент большая дверь тюрьмы широко открылась. Джек Пренгл пошел посмотреть, что там такое, и громко выругался.
– Ну, что ж! Я думаю, джентльмены, что мы все еще не успели выполнить свои обязательства. Наша последняя надежда замять дело исчезла!
Джон Шварт вошел в кабинет шерифа и прямо направился к стулу, на котором сидел Латур. Это было в первый раз, когда Латур видел законника в таком небрежном виде. Рубашка Шварта была расстегнута и галстук свисал по обеим сторонам. Больше того, он так торопился, что снизу на одной ноге из-под брюк выглядывала пижама.
– Что тут происходит, Энди? – спросил он.
– Я не знаю. Все это очень странно и таинственно.
Мулен встал со стула, на котором он сидел верхом и встал около адвоката.
– Естественно, вы в курсе дела.
Шварт заметил, что у него из брючины вылезает пижама и поддернул ее. – Естественно, – холодно проговорил он. – Я полагаю, что весь Френч Байу теперь уже знает все. Зная, что я друг Энди, один из молодых людей из моей конторы позвонил мне по телефону.
Шериф Велич зажег одну из долларовых сигар, которые он получал в виде взяток.
– Вы находитесь здесь в качестве адвоката Энди?
Латур попытался встать, но Джим Руссо и Билл Даркос толкнули его обратно на стул.
– Не двигайся, – сказал Даркос.
– Почему? – захотелось узнать Латуру. – Какое действие мне приписывают? Почему мне может понадобиться адвокат?
Шварт похлопал его по плечу.
– Осторожнее, Энди, через минуту мы сможем поговорить. – Шварт посмотрел на первого помощника шерифа, Тома Мулена. – В настоящий момент я хочу знать, что вы имеете против него?
– Много чего, – отпарировал Мулен. – В его револьвере не хватает двух пуль, и мисс Лакоста утверждает, что он подошел к двери домика и просил открыть дверь. Я думаю, что было несколько минут до или после двух часов ночи.
– Это правда, Энди? – спросил Шварт.
Латур подтвердил это.
– Я действительно стучал в дверь домика около двух часов ночи.
Шериф Велич стал перекатывать по губам сигару, которую он закурил.
– Судя по тому, что молодая женщина рассказала доктору Уолкеру, после того, как он осмотрел ее и она смогла говорить, Энди стучался так сильно, что разбудил мертвецки пьяного Лакосту в его комнате. Джек, шатаясь, прошел в переднюю комнату, спрашивая, что тут происходит, и тут началась драка.
– Понимаю, – сказал Шварт. – Латур очень хотел бы того же самого.
Велич продолжал:
– Я представляю себе, что двери такого домика не особенно солидны. Во всяком случае, те двери... Шварт застегнул свою рубашку и завязал галстук.
– Я тоже так думаю. – Он убедился в том, что галстук его завязан хорошо и воткнул в него булавку. – Но каким образом так скоро поднялась тревога? Ведь это место настолько уединенное?
Джек Пренгл перебил его:
– Сельскохозяйственный рабочий позвонил по телефону.
– А кто принял это сообщение?
– Я.
– Это был белый или черный?
Пренгл подумал.
– Я думаю, что черный. Вы знаете, они как говорят, когда волнуются. Короче говоря, он сказал, что только что проезжал мимо лужайки, и тут у него спустилась камера. Он остановился у края дороги, поставил машину и только начал ставить запасное колесо, как услышал выстрелы. Потом стала кричать женщина, и он понял, что что-то произошло. Как только он сменил запаску, он быстро поехал до первого телефона и позвонил нам.
– А он не ходил на лужайку?
– Нет, насколько я понял.
– Вы спросили у него имя?
Пренгл покачал головой.
– Нет, как я вам уже сказал, парень был очень взволнован, а потом я подумал, что он вряд ли захочет быть замешанным в подобную историю, связанную с белой женщиной.
– А он сказал вам, откуда он звонит?
– Он не говорил об этом.
Шварт удостоверился, что все пуговицы на его рубашке застегнуты, как следует.
– И что же вы сделали после того, как получили такое извещение по телефону?
– Я связался с Томом и с шерифом, потом я предупредил Луели, чтобы тот дежурил в конторе шерифа. Потом мы все трое отправились на эту лужайку.
– Понятно, – сказал Шварт. – Все, что вы имели для того, чтобы отправиться на охоту, был телефонный звонок неизвестного вам человека, утверждавшего, что он слышал выстрелы и крики женщины?
Пренгл обозлился.
– А разве этого недостаточно? Если бы вы были вместе с нами, вы бы почувствовали себя весьма плохо, войдя в этот домишко.
Шварт достал сигарету, постучал ею по пальцу, не спеша сунул ее в рот и закурил.
– Это весьма возможно, – согласился он. – Откуда вы вызвали санитарную машину?
– Шериф заставил меня вернуться в Биг Бой.
– А где вы обнаружили Энди?
Вмешался Том Мулен.
– Это я его нашел. В двухстах метрах от лужайки, в стороне. Сидя за рулем своей машины, он казался мертвецки пьяным.
Адвокат пожал плечами.
– Это мне кажется довольно нелепым. И все мы отлично знаем, что, чтобы ни случилось, Энди не идиот. Если он виноват в тех преступлениях, в которых его обвиняют, я думаю, что он постарался бы поскорее убраться оттуда.
Мулен ответил, не сердясь:
– Да, но он не мог сделать этого.
– А почему же?
– В момент, когда он торопился, он дал машине задний ход, вместо того, чтобы дать на первой передаче вперед, и завяз в болоте. Машина и сейчас еще там в ожидании экспертов, и вода доходит до порогов машины. Так что он сделал все, что мог. И он казался пьяным.
– Казался?
– Да, судя по показаниям счетчика.
– Понятно, – повторил Шварт. Он сел на стул, с которого встал мулен.
– Теперь расскажите вашу версию. Энди.
Латур честно признался человеку закона.
– Джон, я не понимаю, о чем они говорят, ни кто стрелял, ни почему Рита кричала.
– Прежде всего, что ты там делал?
– Я подумал о миссис Лакоста и беспокоился, в безопасности ли она после того скандала, который учинил Лакоста на улице, когда он прямо говорил, обвиняя ее в том, что она спит с каждым встречным. Тогда я отправился к домику, а потом, если бы Джек был в состоянии говорить, я хотел расспросить его кое о чем.
– А что ты хотел спросить у Джека Лакосты?
Латур должен был делать большие усилия, чтобы говорить. Он очень устал. Голова у него сильно болела. У него все еще был привкус металла во рту и его тошнило. Он ответил:
– Мы говорили об этом у Джо Банко, ты и я. Кто-то пытался убить меня. Последняя попытка была совершена сегодня вечером: в меня стреляли из зарослей тростника плантации Лакосты. И когда я проводил Лакосту и его жену после сцены на улице Лафит, она сказала мне, что видела проезжающую мимо машину, как раз перед выстрелами. Она услышала или ей показалось, что она услышала, что Джек с кем-то разговаривал на лужайке.
– Понятно.
– Тогда я отправился туда. Я, конечно, не загонял свою машину в болото, а оставил ее на обочине дороги, приблизительно в двухстах метрах от лужайки. Прежде чем подойти к домику, я пересек ров и обнаружил там место, в котором неизвестный устроил мне засаду. Я также обнаружил четыре окурка от сигарет и гильзу от калибра 39.
– Что ты сделал потом?
– Я пешком прошел до домика и стал стучать в дверь. В это время кто-то оглушил меня дубинкой.
Шварт ничего не сказал. Помощники шерифа, которые окружили стул, на котором сидел Латур, тоже не пошевелились. Латур стал просить их.
– Хорошо. Теперь перестаньте играть со мной. Умоляю вас, скажите, в чем все-таки дело. В чем меня обвиняют? Что я, по вашему, сделал?
Адвокат глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
– Джек Лакоста убит двумя пулями в сердце: стрелял, безусловно, тот, который сразу же оглушил молодую женщину, после чего изнасиловал ее.
Все то, что раньше ему говорили здесь в этом кабинете, неожиданно приобрело большое значение. Латур наклонился вперед на своем стуле и стал икать, с трудом удерживаясь от рвоты.
Том Мулен сухо заметил:
– Ты чувствуешь себя теперь не так-то уж хорошо, а Энди?
– Да, – согласился Латур, – не очень хорошо.
На письменном столе шерифа зазвонил телефон. Старый Велич взял трубку.
– Понятно, – сказал он. – Понятно. – Он повесил трубку и сделал знак Латуру встать с места. – Пошли, Энди. Звонил доктор Уолкер из госпиталя. Он сказал, что дал успокоительное миссис Лакоста и теперь она немного спокойнее, и он думает, что она сможет дать показания, прежде чем заснет.
Пренгл и Келли заставили Латура резко встать и толкнули его по направлению ко входной двери, потом на площадку и заставили спуститься по ступенькам тюрьмы.
Небольшая кучка любопытных собралась перед входом.
– Вот он, негодяй! – закричал кто-то. Другой попытался ударить Латура, но Том Мулен оттолкнул его.
– Без этого, не стройте из себя дикарей. Отойдите, парни, и дайте нам пройти.
– А я? – спросил Шварт.
– Вы можете воспользоваться вашей машиной, – ответил ему Велич, садясь рядом с Томом Муленом. – Наконец-то! – выдохнул шериф. – Это долго продолжалось, но следовало проделать это. Я боюсь, что слишком постарел, но я не вижу ничего плохого в том, чтобы подобрать лишний доллар. Я очень люблю ложиться спать с какой-нибудь малышкой: чем она моложе, тем больше она мне нравится. Но с условием, что она добровольно соглашается на это. Я даже убил несколько типов в свое время. Но насилие – это уж совсем не для меня!
– Но я не насиловал никого! – протестовал Латур. – Вы можете мне поверить, шериф.
– Почему? – лаконично спросил он.
Мулен пропустил без сожаления мимо себя строй фургонов нефтяной компании, потом включил мигающий красный свет и помчался по улицам так быстро, как позволяла оживленность движения.
У Латура все больше создавалось впечатление нереальности происходящего. Он позволил вести себя и смотрел на толпу на тротуарах. Никто не кричал, но все оборачивались, чтобы посмотреть на полицейскую машину и следили за ней глазами. В толпе женщины были так же молчаливы, как и мужчины. Даже ритм улицы изменился. Ударные инструменты в оркестре замолчали и была слышна лишь приглушенная мелодия смычковых.
Келли нервно ерзал на своем сидении.
– Мне хочется знать, дадут ли нам повернуть дело, как мы хотим?
– Этого я не знаю, – ответил шериф. – И я не могу сказать, что меня это очень беспокоит. Если бы ты видел эту бедную девчонку, избитую, заплаканную, совершенно голую, лежащую на полу домика, ты, может быть, думал по-другому.
– Как те три тогда, а?
– Еще хуже, если это возможно. У нее было внутреннее кровотечение.
Мулен затормозил и остановил полицейскую машину перед госпиталем нефтяной компании. Келли и Пренгл схватили за руки Латура и вытащили его из машины.
Доктор Уолкер, официальный полицейский врач и главный врач города, стоял перед дверями одной из комнат.
– Как она себя чувствует? – спросил Мулен.
– Она поправится, – ответил врач. Он презрительно посмотрел на Латура. – Но как мог мужчина довести до такого состояния женщину? Это мне непонятно.
Латур хотел протестовать против такого обвинения, но у него слишком пересохло в горле, чтобы он мог говорить.
– Сколько времени сможем мы говорить с ней? – спросил шериф Велич.
– Две или три минуты, – ответил врач, – но не больше, она сильно страдает.
– Он неслабо ее поранил, а?
– Да, немало, – согласился Уолкер.
Велич сделал знак головой обоим помощникам, которые конвоировали Латура, и они провели его в комнату, перед которой стоял доктор Уолкер.
Со старательно причесанными и заплетенными в косы волосами, казавшаяся еще более юной и маленькой, чем она выглядела на платформе, освещенной лампами, молодая вдова убитого человека неподвижно лежала в госпитальной кровати. Ее серые глаза были лишь щелками на ее покрасневшем опухшем лице. Ей сломали нос. Доктор Уолкер и хирургическая сестра только одни были в курсе событий, то есть ее ранений и повреждений. Тело Риты было покрыто простыней и Латур был очень доволен этим. Ни за что на свете он не хотел бы увидеть его.
Старый шериф снял шляпу и представился.
– Я шериф Велич, я знаю, как вы страдаете, миссис Лакоста, и постараюсь быть как можно более кратким. Но до этого времени, когда вы заснете, я бы очень хотел, чтобы вы ответили на несколько вопросов.
Безжизненным голосом Рита ответила:
– Я попробую.
– Вы знаете помощника шерифа Энди Латура?
– Да.
– Это он произвел над вами насилие и убил вашего мужа?
– Да, это он.
Велич старался беспристрастным и спокойным голосом спрашивать:
– Если в домике было так темно в момент агрессии, как это было тогда, когда мы и приехали, как вы можете быть уверенной в том, что это был действительно он?
– Потому что как раз перед этим, как это случилось, он стал стучать в дверь и требовать, чтобы ему дали возможность войти.
– Вы сделали это?
– Нет.
– И что же произошло потом?
– Стук разбудил моего мужа, и Джек встал и вышел из своей комнаты, чтобы узнать, что происходит. – Молодая женщина пыталась говорить твердо, но слабость не позволила ей сделать это. – Тогда он выстрелил в Джека через решетку, потом вышиб дверь и накинулся на меня. И каждый раз, когда я протестовала или пыталась ускользнуть от него, он бил меня кулаками и продолжал делать то, что делал. А Джек лежал на полу около меня мертвый!
– Он вас насиловал не один раз?
– Я не знаю, сколько раз.
– Я считаю, что на сегодня этого достаточно, шериф, – вмешался врач. – Вы еще раз сможете поговорить с ней утром.
Шериф Велич надел свою шляпу.
– Один вопрос, только один вопрос. Латур утверждает, что сразу после того, как он постучал в дверь и назвал свое имя, неизвестный ему человек оглушил его дубинкой и он потерял сознание. После того, как Латур постучал в вашу дверь и вы услышали, как он назвал себя, вы не заметили какую-нибудь возню около фургона или домика?
Рита ответила категорическим тоном:
– Я ничего не слышала.
Джон Шварт ждал в коридоре госпиталя. Латур стал настаивать:
– Джон, я невиновен. Она думает, что это был я, но она ошибается. Я не убивал Лакосту и не насиловал ее. В домике было слишком темно, чтобы она могла разглядеть человека, который насиловал ее. Все, что она могла нам сказать, были лишь предположения.
Мулен добавил сухим тоном:
– И еще то, что у него было много секса!
Доктор Уолкер вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
– Это был не ты, а, Энди?
– Нет, это был не я.
Врач вынул из кармана своей белой рубашки какой-то металлический предмет и протянул его шерифу.
– Тогда, где она нашла это? Это было так сильно вдавлено в ладонь ее правой руки, что сиделки и я были вынуждены с силой разжать ее пальцы, чтобы вынуть это.
Латур внимательно осмотрел металлический предмет, лежащий на ладони шерифа, потом посмотрел на ладони шерифа и перевел взгляд на правый карманчик своей рубашки. В том месте, где он прикреплял свой значок помощника шерифа, теперь лишь было отверстие от вырванного клочка материи. Горло Латура сжалось. Прежде чем он успел заговорить, Шварт предупредил его:
– Не отвечай на этот вопрос, Энди. Ты не должен говорить ничего такого, что может послужить обвинению. С настоящего времени, я, как твой защитник, буду сам отвечать на все задаваемые вопросы.
– Как тебе будет угодно, – согласился Латур.
Глава 9
Жара и тишина царствовали в тюремных помещениях. Сидя на продавленных пружинах, опершись спиной в стену, не в состоянии спать, страшно обеспокоенный, докуривая последнюю сигарету из пакета, оставленного ему Швартом, Латур наблюдал за утренним сверкающим солнцем, высоко стоящем в небе, через слуховое окошко.
Это было в первый раз в его жизни, что он оказался за решеткой, среди задержанных. Латур теперь знал, что должен чувствовать зверь в клетке. Это было ужасное состояние. Джон Шварт сказал ему: «Не расстраивайся, мы выберемся отсюда любым способом».
– Но как это сделать?
Сигарета стала жечь ему пальцы и Латур с сожалением погасил ее. По его мнению, несмотря на весь свой опыт ведения дел в судах, у адвоката был не слишком оптимистический вид.
Латур вновь перебрал все обвинения, выдвинутые против него. Он не убивал Лакосты и не насиловал рыжую девушку. Но ночью все кошки серы, все мужчины похожи друг на друга. Каким же образом со всеми вещественными доказательствами, не считая категорического заявления Риты, можно было надеяться доказать, что он не насиловал молодую женщину, обезумевшую в темноте домика, когда Рита утверждала, что это был он. Он не мог понять, на что надеялся Шварт.
Это была трудная юридическая проблема, но очень интересная, и Латур надеялся, что Шварт сумеет найти выход из этого положения. А пока, в ожидании, одна вещь была ясна: Латур не видел этого выхода. В штате Луизиана только два преступления карались особенно строго: первым было убийство, вторым – насилие.
Латур сперва собирался постучать в дверь или по решетке своей камеры, чтобы попросить у дежурного помощника шерифа пачку сигарет, но потом решил, что черта-с-два он это сделает. Он не хотел просить об одолжении. Все, что он хотел, это поскорее выйти из тюрьмы.
Таракан пробежал по полу его камеры, потом, испуганный ярким светом и шумом голосов заключенных соседней камеры, убежал в свое убежище. Латуру даже стало жалко, что тот убежал, все-таки это была жизнь и движение. Глухой шум от работающих насосов на нефтяных промыслах, завывание сирен в порту, а также музыка на улице Лафит перестали быть слышны. Это время, между начинающейся зарей и полным днем было, как говорят, часом наживы. С этого момента до открытия трибунала простой полиции, ночные дежурные помощники шерифа устремлялись на улицы, чтобы подобрать нетрезвых бродяг и уличных девок, чтобы скрыть их от людских взоров, а на самом деле для того, чтобы получить проценты, которые получала контора шерифа. Каждый раз, когда судья Блекли назначал штраф в десять долларов какому-нибудь пьянице или уличной девке, часть этого штрафа оказывалась в карманах шерифа Велича.
Латур подумал об Ольге, но сразу же пожалел об этом. Теперь Ольга была уже в курсе дела. Добрый друг, вероятно, разбудил ее, чтобы сказать: "Я подумал, что вам будет приятно быть в курсе дела. Вашего мужа арестовали по обвинению в убийстве и насилии.”
Латур стал искать по полу окурок, достаточно длинный, чтобы его можно было закурить, но не нашел такого. В настоящее время Ольга должна быть уверена, что он покинул ее для того, чтобы накинуться на Риту.
Он стал рассматривать этот вопрос.
Физически это было невозможно. Мужчина в расцвете сил мог сразу перейти от одной женщины к другой. Рита в начале вечера разбудила его чувства, когда дверь в его комнату раскрылась и он увидел ее обнаженной. Но после сеанса с Ольгой, считаясь со всеми ее физиологическими факторами, он не смог бы в действительности удовлетворить молодую женщину, даже если бы она лежала рядом с ним и умоляла его об этом.
Вместе с тем, это не было аргументом, который мужчина мог бы использовать перед судом. Он не смог бы даже доказать это Джону Шварту. Мужчина, один из Латуров, никогда не стал бы говорить о своих половых отношениях со своей женой.
По цементному коридору тюрьмы послышались шаги, и Питер Даркос привел, почти таща на себе, какую-то темноволосую девушку и поместил ее в женское отделение тюрьмы, в камеру, находящуюся напротив камеры Латура. Девушка хриплым голосом на все лады проклинала помощника шерифа.
– Проклятое отродье, чертова скотина. Только потому, что я выпила и разбила какое-то паршивое зеркало, тебе понадобилось меня зацапать! Если бы мои дела шли лучше и я смогла бы сунуть деньги, я не была бы здесь, и ты это отлично знаешь!
Латур встал с койки и подошел к решетчатой двери.
– Что она сделала, Питер?
Помощнику шерифа казалось неудобным вести с ним разговор. Он пожал плечами, но все-таки ответил:
– О! Она бросила бутылку виски в большое зеркало в клубе «Хейк Хо». Я пытался заставить ее вернуться в отель, но она ничего не хотела слышать. У девчонки просто кризис темперамента. Ты знаешь, она говорит, что нужно закрыть все кабаки...
– Двадцать долларов и еще добавок, а?
– Похоже на то.
Латур пытался найти в себе мужество и попросить у Даркоса пачку сигарет, но он не смог заставить себя. Он сможет обойтись и без курева.
– А что происходит в городе? – спросил он.
Даркос еще раз пожал плечами.
– Еще не слишком шумно. Город, на мой взгляд, слишком уж спокоен. Знаешь, мужчины собираются маленькими группами, чтобы поговорить.
Отчаяние снова охватило Латура. Он понимал, что хотел сказать этот Даркос. Френч Байу мог быть местом, где проделывались махинации, где все продавалось и покупалось, но, тем не менее, это было место в самом сердце Юга, где женщина пользуется особым уважением, на которое она имеет право. – Ты знаешь, что это не я сделал, Питер, – спокойно проговорил Латур.
– Ты ходил вместе со мной в школу. Ты знаешь, что я не способен на подобную вещь.
Даркос не хотел компрометировать себя.
– Конечно. Я слышал, как ты говорил это Старику.
Он пошел по коридору, чтобы вернуться в кабинет шерифа. В камере, по другую сторону прохода, девушка, которую только что привели, схватила обеими руками подол своей юбки и стащила с себя ее через голову. Под платьем у нее ничего не было.
– Проклятый бордель, сволочи и прохвосты, – ворчала она. – Будь проклят этот бордель для всех шлюх! Могли бы они хоть немного здесь проветрить!
Продолжая все время ворчать про себя, девушка использовала кадку камеры. Латур был смущен. Между тем, он работал помощником шерифа уже два года, но никогда не замечал ни что тюрьма такая ветхая, ни того, что отделение для женщин находится так близко от места, где он сейчас был заключен. По правде говоря, эта изолированная камера использовалась редко. Она предназначалась для тех, преступления которых не могли быть рассмотрены шерифом Величем, а рассматривались трибуналом. Никто из мужчин, крепко спящих в своих камерах, достаточно удаленных, не могли видеть того, что происходило в камере, в которую Даркос посадил девушку. Она подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее.
– Вы уже достаточно насмотрелись на меня, гнусная вы личность!
Латур сел на койку.
– Простите меня.
Девушка забыла или сделала вид, что забыла, что она голая, и уцепилась за решетку своей камеры. Несмотря на свое опьянение, она еще старалась сохранить привлекательность женщины, способной соблазнить мужчину при помощи средств, отпущенных ей природой.
– Держу пари, что вы предпочли бы находится здесь, вместе со мной.
Это было в первый раз в его жизни, что он оказался за решеткой, среди задержанных. Латур теперь знал, что должен чувствовать зверь в клетке. Это было ужасное состояние. Джон Шварт сказал ему: «Не расстраивайся, мы выберемся отсюда любым способом».
– Но как это сделать?
Сигарета стала жечь ему пальцы и Латур с сожалением погасил ее. По его мнению, несмотря на весь свой опыт ведения дел в судах, у адвоката был не слишком оптимистический вид.
Латур вновь перебрал все обвинения, выдвинутые против него. Он не убивал Лакосты и не насиловал рыжую девушку. Но ночью все кошки серы, все мужчины похожи друг на друга. Каким же образом со всеми вещественными доказательствами, не считая категорического заявления Риты, можно было надеяться доказать, что он не насиловал молодую женщину, обезумевшую в темноте домика, когда Рита утверждала, что это был он. Он не мог понять, на что надеялся Шварт.
Это была трудная юридическая проблема, но очень интересная, и Латур надеялся, что Шварт сумеет найти выход из этого положения. А пока, в ожидании, одна вещь была ясна: Латур не видел этого выхода. В штате Луизиана только два преступления карались особенно строго: первым было убийство, вторым – насилие.
Латур сперва собирался постучать в дверь или по решетке своей камеры, чтобы попросить у дежурного помощника шерифа пачку сигарет, но потом решил, что черта-с-два он это сделает. Он не хотел просить об одолжении. Все, что он хотел, это поскорее выйти из тюрьмы.
Таракан пробежал по полу его камеры, потом, испуганный ярким светом и шумом голосов заключенных соседней камеры, убежал в свое убежище. Латуру даже стало жалко, что тот убежал, все-таки это была жизнь и движение. Глухой шум от работающих насосов на нефтяных промыслах, завывание сирен в порту, а также музыка на улице Лафит перестали быть слышны. Это время, между начинающейся зарей и полным днем было, как говорят, часом наживы. С этого момента до открытия трибунала простой полиции, ночные дежурные помощники шерифа устремлялись на улицы, чтобы подобрать нетрезвых бродяг и уличных девок, чтобы скрыть их от людских взоров, а на самом деле для того, чтобы получить проценты, которые получала контора шерифа. Каждый раз, когда судья Блекли назначал штраф в десять долларов какому-нибудь пьянице или уличной девке, часть этого штрафа оказывалась в карманах шерифа Велича.
Латур подумал об Ольге, но сразу же пожалел об этом. Теперь Ольга была уже в курсе дела. Добрый друг, вероятно, разбудил ее, чтобы сказать: "Я подумал, что вам будет приятно быть в курсе дела. Вашего мужа арестовали по обвинению в убийстве и насилии.”
Латур стал искать по полу окурок, достаточно длинный, чтобы его можно было закурить, но не нашел такого. В настоящее время Ольга должна быть уверена, что он покинул ее для того, чтобы накинуться на Риту.
Он стал рассматривать этот вопрос.
Физически это было невозможно. Мужчина в расцвете сил мог сразу перейти от одной женщины к другой. Рита в начале вечера разбудила его чувства, когда дверь в его комнату раскрылась и он увидел ее обнаженной. Но после сеанса с Ольгой, считаясь со всеми ее физиологическими факторами, он не смог бы в действительности удовлетворить молодую женщину, даже если бы она лежала рядом с ним и умоляла его об этом.
Вместе с тем, это не было аргументом, который мужчина мог бы использовать перед судом. Он не смог бы даже доказать это Джону Шварту. Мужчина, один из Латуров, никогда не стал бы говорить о своих половых отношениях со своей женой.
По цементному коридору тюрьмы послышались шаги, и Питер Даркос привел, почти таща на себе, какую-то темноволосую девушку и поместил ее в женское отделение тюрьмы, в камеру, находящуюся напротив камеры Латура. Девушка хриплым голосом на все лады проклинала помощника шерифа.
– Проклятое отродье, чертова скотина. Только потому, что я выпила и разбила какое-то паршивое зеркало, тебе понадобилось меня зацапать! Если бы мои дела шли лучше и я смогла бы сунуть деньги, я не была бы здесь, и ты это отлично знаешь!
Латур встал с койки и подошел к решетчатой двери.
– Что она сделала, Питер?
Помощнику шерифа казалось неудобным вести с ним разговор. Он пожал плечами, но все-таки ответил:
– О! Она бросила бутылку виски в большое зеркало в клубе «Хейк Хо». Я пытался заставить ее вернуться в отель, но она ничего не хотела слышать. У девчонки просто кризис темперамента. Ты знаешь, она говорит, что нужно закрыть все кабаки...
– Двадцать долларов и еще добавок, а?
– Похоже на то.
Латур пытался найти в себе мужество и попросить у Даркоса пачку сигарет, но он не смог заставить себя. Он сможет обойтись и без курева.
– А что происходит в городе? – спросил он.
Даркос еще раз пожал плечами.
– Еще не слишком шумно. Город, на мой взгляд, слишком уж спокоен. Знаешь, мужчины собираются маленькими группами, чтобы поговорить.
Отчаяние снова охватило Латура. Он понимал, что хотел сказать этот Даркос. Френч Байу мог быть местом, где проделывались махинации, где все продавалось и покупалось, но, тем не менее, это было место в самом сердце Юга, где женщина пользуется особым уважением, на которое она имеет право. – Ты знаешь, что это не я сделал, Питер, – спокойно проговорил Латур.
– Ты ходил вместе со мной в школу. Ты знаешь, что я не способен на подобную вещь.
Даркос не хотел компрометировать себя.
– Конечно. Я слышал, как ты говорил это Старику.
Он пошел по коридору, чтобы вернуться в кабинет шерифа. В камере, по другую сторону прохода, девушка, которую только что привели, схватила обеими руками подол своей юбки и стащила с себя ее через голову. Под платьем у нее ничего не было.
– Проклятый бордель, сволочи и прохвосты, – ворчала она. – Будь проклят этот бордель для всех шлюх! Могли бы они хоть немного здесь проветрить!
Продолжая все время ворчать про себя, девушка использовала кадку камеры. Латур был смущен. Между тем, он работал помощником шерифа уже два года, но никогда не замечал ни что тюрьма такая ветхая, ни того, что отделение для женщин находится так близко от места, где он сейчас был заключен. По правде говоря, эта изолированная камера использовалась редко. Она предназначалась для тех, преступления которых не могли быть рассмотрены шерифом Величем, а рассматривались трибуналом. Никто из мужчин, крепко спящих в своих камерах, достаточно удаленных, не могли видеть того, что происходило в камере, в которую Даркос посадил девушку. Она подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее.
– Вы уже достаточно насмотрелись на меня, гнусная вы личность!
Латур сел на койку.
– Простите меня.
Девушка забыла или сделала вид, что забыла, что она голая, и уцепилась за решетку своей камеры. Несмотря на свое опьянение, она еще старалась сохранить привлекательность женщины, способной соблазнить мужчину при помощи средств, отпущенных ей природой.
– Держу пари, что вы предпочли бы находится здесь, вместе со мной.