Страница:
– Не совсем так, – осторожно заметил Латур.
Его безразличие подстегнуло девушку, она принялась издеваться.
– Ты неспособен или что?
Латур криво улыбнулся.
– Нет, совсем наоборот.
– У тебя кто-то есть?
– Нет.
Девица с трудом облизала свои губы.
– Тогда я скажу тебе, что мы сделаем. Ты штраф заплатишь за меня сегодня утром, а вечером я с тобой буду очень мила.
– Нет, спасибо, – ответил Латур.
Девушка продолжала рассматривать его через решетку камеры.
– Нет ничего удивительного, – проговорила она наконец. – Я теперь знаю, кто ты. Ты тот прохвост, помощник шерифа, который спустил старого мошенника и изнасиловал его жену.
– Я не трогал никого, – сказал Латур.
– Я тебе не верю, знаешь! Да, это ты говоришь, а знаешь, что говорят в городе?
– Что же?
– Что это ты также изнасиловал и тех трех девочек. И я в это верю. Они имели тогда страшный вид после работы этого типа. – Девица казалась заинтересованной. – Но что с тобой делается, что у тебя не так как следует? Ты один из тех, которые любят все запрещенное?
Латур не счел нужным ответить. Девушка перестала интересоваться им и растянулась на тощем матрасике своей койки.
– А потом, черт возьми, уж ничего и не поделаешь! Мой дорогой, папаша, ты дошел до конца своего пути!
Латур спросил:
– Что вы хотите сказать?
Девушка приняла таинственный вид.
– Подожди до вечера и увидишь. В городе есть негодяи, но есть и настоящие мужчины.
– Что вы хотите этим сказать? – снова спросил Латур.
Вместо ответа девушка, сломленная усталостью после ночной работы и парами виски, стала зевать и вертеться на своем ложе, потом закрыла глаза и уснула.
Наступление рабочего утра пришлось ждать долго. Оно началось со стука кастрюль и другой посуды на кухне тюрьмы. Там готовился тощий завтрак для обитателей тюрьмы, задержанных ночью. При одной только мысли о еде Латур почувствовал спазмы в желудке, но горячий ароматный кофе с цикорием приятно пахнул. Он с нетерпением ждал того момента, когда служитель появится с чашкой кофе.
Слышался стук металлических ложек и тарелок по всему коридору, но никто не дошел до камеры, в которой сидел Латур. Тогда он вспомнил, почему так было. Так как все прислужники были черными, осужденными на короткие сроки, и так как они были неграми, то не смели преступать черты, отделяющих заключенных черных от камер с белыми женщинами. Латуру придется подождать прихода цветных помощников шерифа, чтобы получить свой кофе. Он подумал, что независимо от того, какое обвинение тяготело над ним, расположение его камеры было совершенно отделено от прочих камер.
Было уже больше восьми вечера, когда Том Мулен, сопровождаемый Гарри Рафигнасом, появился, держа в руках две чашки кофе и две тарелки, полные маисового ризотто.
Рафигнас бросил взгляд на уснувшую девушку по другую сторону прохода и восхищенно свистнул.
– Похоже, она достаточно в теле для своих двадцати двух лет, но манера, с которой она храпит, дает понять, что ее теперь ничем не разбудишь.
Мулен сделал знак помощнику продолжать свой путь.
– Оставь ее, пусть спит до того времени, когда ее пригласят к судье, и дай ей завтрак Хенни.
– А я? – спросил Латур. – Я не имею права на кофе?
– Напротив, – возразил первый помощник с кривой усмешкой. – Твой ожидает тебя в дежурной комнате. – Мулен отодвинул запор. – Я бы очень хотел бы знать, как мне держаться с тобой, Энди?
– О чем ты говоришь?
– Понимай, как хочешь. Я очень давно тебя знаю и всегда считал тебя честным парнем. А теперь вдруг ты делаешь некоторые вещи, которые порядочный парень не делает.
– Насилие, например?
– Точно, – согласился Мулен. – Насилие. А потом, как сказал вчера Старик, мне кажется необъяснимым, как парень, женатый на такой куколке, как твоя, может пойти развлекаться к такой мышке, как та, которая в госпитале.
– Том, я уверяю тебя, что я не делал этого, – протестовал Латур.
Сделав ему знак, чтобы он шел впереди него, Том Мулен, наконец, сказал первые ободряющие слова после ареста.
– Мы стараемся доказать это.
Латур открыл дверь в комнату дежурных. С бледным лицом, но спокойная, с тщательно причесанными светлыми волосами, с большой корзиной в руке, в сопровождении Георга, Ольга стояла у одного из столов, на котором помощники шерифа играли в минуту отдыха в карты.
Мулен посмотрел на часы.
– Время двадцать минут, – сказал он, закрывая дверь.
Ледяным и презрительным тоном Георг воскликнул:
– Итак, вот он человек, за которого моя сестра вышла замуж! И ты могла сделать подобную вещь! Если бы в этой стране это разрешалось, я избил бы тебя, как бешеную собаку до смерти.
На это, безусловно, нечего было ответить. Латур ничего не сказал. Но Ольга повысила голос и проговорила без всякого акцента, как настоящая американка:
– Замолчи и уйди отсюда! – сказала она. – Тебе здесь нечего делать. Это не ты замужем за Энди, а я!
Высокий белокурый парень хотел протестовать, но Ольга бросила на него лишь один-единственный взгляд.
– Я тебе сказала, чтобы ты оставил нас одних.
Георг пожал плечами.
– Как тебе угодно. Я увижу тебя перед судом.
Дверь тяжело закрылась за ним. Латур никогда не думал, что молчание может быть настолько тяжелым. Он страдал от того, что на нем была надета грязная рубашка и что он был небрит. И это как раз тогда, когда он хотел так много сказать, произвести хорошее впечатление на Ольгу.
Она поставила корзину на стол и подняла крышку.
– Ты, безусловно, должен быть голоден, – просто проговорила она. – Вот я и принесла тебе поесть. И сигареты.
– Почему?
– Но ведь ты мой муж, – так же просто ответила она.
Она расстелила на столе салфетку и достала термос с горячим кофе. Потом достала чашку с блюдечком, тарелку с теплыми маленькими хлебцами, завернутыми в салфетку, баночку домашнего варенья и варенные яйца, каждое завернуто отдельно, в надежде донести их теплыми.
Ольга стала извиняться.
– Конечно, здесь немного, я очень огорчена. Но трудно приготовить завтрак, который нужно принести в корзине.
– А как ты добралась сюда? – спросил ее Латур.
– Пешком. Вместе с Георгом.
– Но ведь это больше шести километров!
Ольга пожала плечами.
– Разве это так много, шесть километров! – Она показала на корзину. – Ешь же. У тебя немного времени. Начальник сказал про двадцать минут.
Латуру никогда так не хотелось есть, но он заставил себя съесть несколько теплых еще хлебцов и остывшие яйца, запивая все это горячим кофе. Ему хотелось много сказать Ольге, но он не знал, с чего начать. Со своей стороны, она была тоже совершенно молчалива, но ее ясные глаза, такие синие, не переставали разглядывать лицо мужа.
Несмотря на то, что мы женаты, мы совсем не знаем друг друга, – подумал Латур. – Мы боимся разговаривать друг с другом.
Он вздрогнул, когда Том Мулен открыл дверь и заявил:
– Вот и все, Энди. Время прошло.
Латур не представлял себе, что двадцать минут могли так быстро пройти. Все, о чем он хотел рассказать Ольге, осталось при нем. Он даже не сказал, что любит ее.
Бил Виллер с опухшим и перевязанным лицом стоял около Тома Мулена. Мулен защелкнул на правой руке Латура наручник, который свисал с левого запястья рыбака.
– Это не большая честь для меня, должен сказать тебе, – проворчал Виллер. – Итак, ты кончил тем, что стал разбойником. Это меня не удивляет. Когда ты почувствовал возможность разгуляться, ты и стал действовать. Это всегда так бывает у разнузданных типов, подобных тебе.
Мулен ударил его по щеке.
– Перестань говорить такие вещи, здесь дама.
– Простите, – пробормотал рыбак.
Ольга вынула две пачки сигарет из своей корзины и засунула их в карман Латуру.
– Пожалуйста, позвольте мне задать один вопрос моему мужу? – обратилась он к Мулену.
– Конечно, пожалуйста, – ответил тот.
Тогда Ольга нашла в себе смелость сказать то, что не смогла сказать в течение двадцати минут, когда она была наедине с ним.
– То, что говорят, что ты убил этого человека не имеет значения. – С чисто восточным фатализмом она отбросила мысль об убийстве, как будто, то был не человек, а насекомое. – Очень много людей умирает. А я хочу знать другое.
Латур тоже обрел свой голос.
– Что же?
С высоко поднятой головой, нисколько не смущаясь двух посторонних мужчин, Ольга продолжала пристально всматриваться в лицо мужа.
– Ты отправился к этой девушке сразу после того, как покинул меня?
– Нет, – ответил Латур. – Я клянусь тебе в этом.
Глаза Ольги по-прежнему пристально смотрели на его лицо. Наконец, она ответила:
– Я тебе верю. Этого я бы не смогла перенести.
Она поднялась на цыпочки и поцеловала его мягко и нежно, как бабочка, которая на мгновение садится на цветок.
Он не смог разобрать, что она прошептала.
– Что ты сказала? – спросил он.
– Пусть бог защитит тебя, – ответила она.
Глава 10
Глава 11
Его безразличие подстегнуло девушку, она принялась издеваться.
– Ты неспособен или что?
Латур криво улыбнулся.
– Нет, совсем наоборот.
– У тебя кто-то есть?
– Нет.
Девица с трудом облизала свои губы.
– Тогда я скажу тебе, что мы сделаем. Ты штраф заплатишь за меня сегодня утром, а вечером я с тобой буду очень мила.
– Нет, спасибо, – ответил Латур.
Девушка продолжала рассматривать его через решетку камеры.
– Нет ничего удивительного, – проговорила она наконец. – Я теперь знаю, кто ты. Ты тот прохвост, помощник шерифа, который спустил старого мошенника и изнасиловал его жену.
– Я не трогал никого, – сказал Латур.
– Я тебе не верю, знаешь! Да, это ты говоришь, а знаешь, что говорят в городе?
– Что же?
– Что это ты также изнасиловал и тех трех девочек. И я в это верю. Они имели тогда страшный вид после работы этого типа. – Девица казалась заинтересованной. – Но что с тобой делается, что у тебя не так как следует? Ты один из тех, которые любят все запрещенное?
Латур не счел нужным ответить. Девушка перестала интересоваться им и растянулась на тощем матрасике своей койки.
– А потом, черт возьми, уж ничего и не поделаешь! Мой дорогой, папаша, ты дошел до конца своего пути!
Латур спросил:
– Что вы хотите сказать?
Девушка приняла таинственный вид.
– Подожди до вечера и увидишь. В городе есть негодяи, но есть и настоящие мужчины.
– Что вы хотите этим сказать? – снова спросил Латур.
Вместо ответа девушка, сломленная усталостью после ночной работы и парами виски, стала зевать и вертеться на своем ложе, потом закрыла глаза и уснула.
Наступление рабочего утра пришлось ждать долго. Оно началось со стука кастрюль и другой посуды на кухне тюрьмы. Там готовился тощий завтрак для обитателей тюрьмы, задержанных ночью. При одной только мысли о еде Латур почувствовал спазмы в желудке, но горячий ароматный кофе с цикорием приятно пахнул. Он с нетерпением ждал того момента, когда служитель появится с чашкой кофе.
Слышался стук металлических ложек и тарелок по всему коридору, но никто не дошел до камеры, в которой сидел Латур. Тогда он вспомнил, почему так было. Так как все прислужники были черными, осужденными на короткие сроки, и так как они были неграми, то не смели преступать черты, отделяющих заключенных черных от камер с белыми женщинами. Латуру придется подождать прихода цветных помощников шерифа, чтобы получить свой кофе. Он подумал, что независимо от того, какое обвинение тяготело над ним, расположение его камеры было совершенно отделено от прочих камер.
Было уже больше восьми вечера, когда Том Мулен, сопровождаемый Гарри Рафигнасом, появился, держа в руках две чашки кофе и две тарелки, полные маисового ризотто.
Рафигнас бросил взгляд на уснувшую девушку по другую сторону прохода и восхищенно свистнул.
– Похоже, она достаточно в теле для своих двадцати двух лет, но манера, с которой она храпит, дает понять, что ее теперь ничем не разбудишь.
Мулен сделал знак помощнику продолжать свой путь.
– Оставь ее, пусть спит до того времени, когда ее пригласят к судье, и дай ей завтрак Хенни.
– А я? – спросил Латур. – Я не имею права на кофе?
– Напротив, – возразил первый помощник с кривой усмешкой. – Твой ожидает тебя в дежурной комнате. – Мулен отодвинул запор. – Я бы очень хотел бы знать, как мне держаться с тобой, Энди?
– О чем ты говоришь?
– Понимай, как хочешь. Я очень давно тебя знаю и всегда считал тебя честным парнем. А теперь вдруг ты делаешь некоторые вещи, которые порядочный парень не делает.
– Насилие, например?
– Точно, – согласился Мулен. – Насилие. А потом, как сказал вчера Старик, мне кажется необъяснимым, как парень, женатый на такой куколке, как твоя, может пойти развлекаться к такой мышке, как та, которая в госпитале.
– Том, я уверяю тебя, что я не делал этого, – протестовал Латур.
Сделав ему знак, чтобы он шел впереди него, Том Мулен, наконец, сказал первые ободряющие слова после ареста.
– Мы стараемся доказать это.
Латур открыл дверь в комнату дежурных. С бледным лицом, но спокойная, с тщательно причесанными светлыми волосами, с большой корзиной в руке, в сопровождении Георга, Ольга стояла у одного из столов, на котором помощники шерифа играли в минуту отдыха в карты.
Мулен посмотрел на часы.
– Время двадцать минут, – сказал он, закрывая дверь.
Ледяным и презрительным тоном Георг воскликнул:
– Итак, вот он человек, за которого моя сестра вышла замуж! И ты могла сделать подобную вещь! Если бы в этой стране это разрешалось, я избил бы тебя, как бешеную собаку до смерти.
На это, безусловно, нечего было ответить. Латур ничего не сказал. Но Ольга повысила голос и проговорила без всякого акцента, как настоящая американка:
– Замолчи и уйди отсюда! – сказала она. – Тебе здесь нечего делать. Это не ты замужем за Энди, а я!
Высокий белокурый парень хотел протестовать, но Ольга бросила на него лишь один-единственный взгляд.
– Я тебе сказала, чтобы ты оставил нас одних.
Георг пожал плечами.
– Как тебе угодно. Я увижу тебя перед судом.
Дверь тяжело закрылась за ним. Латур никогда не думал, что молчание может быть настолько тяжелым. Он страдал от того, что на нем была надета грязная рубашка и что он был небрит. И это как раз тогда, когда он хотел так много сказать, произвести хорошее впечатление на Ольгу.
Она поставила корзину на стол и подняла крышку.
– Ты, безусловно, должен быть голоден, – просто проговорила она. – Вот я и принесла тебе поесть. И сигареты.
– Почему?
– Но ведь ты мой муж, – так же просто ответила она.
Она расстелила на столе салфетку и достала термос с горячим кофе. Потом достала чашку с блюдечком, тарелку с теплыми маленькими хлебцами, завернутыми в салфетку, баночку домашнего варенья и варенные яйца, каждое завернуто отдельно, в надежде донести их теплыми.
Ольга стала извиняться.
– Конечно, здесь немного, я очень огорчена. Но трудно приготовить завтрак, который нужно принести в корзине.
– А как ты добралась сюда? – спросил ее Латур.
– Пешком. Вместе с Георгом.
– Но ведь это больше шести километров!
Ольга пожала плечами.
– Разве это так много, шесть километров! – Она показала на корзину. – Ешь же. У тебя немного времени. Начальник сказал про двадцать минут.
Латуру никогда так не хотелось есть, но он заставил себя съесть несколько теплых еще хлебцов и остывшие яйца, запивая все это горячим кофе. Ему хотелось много сказать Ольге, но он не знал, с чего начать. Со своей стороны, она была тоже совершенно молчалива, но ее ясные глаза, такие синие, не переставали разглядывать лицо мужа.
Несмотря на то, что мы женаты, мы совсем не знаем друг друга, – подумал Латур. – Мы боимся разговаривать друг с другом.
Он вздрогнул, когда Том Мулен открыл дверь и заявил:
– Вот и все, Энди. Время прошло.
Латур не представлял себе, что двадцать минут могли так быстро пройти. Все, о чем он хотел рассказать Ольге, осталось при нем. Он даже не сказал, что любит ее.
Бил Виллер с опухшим и перевязанным лицом стоял около Тома Мулена. Мулен защелкнул на правой руке Латура наручник, который свисал с левого запястья рыбака.
– Это не большая честь для меня, должен сказать тебе, – проворчал Виллер. – Итак, ты кончил тем, что стал разбойником. Это меня не удивляет. Когда ты почувствовал возможность разгуляться, ты и стал действовать. Это всегда так бывает у разнузданных типов, подобных тебе.
Мулен ударил его по щеке.
– Перестань говорить такие вещи, здесь дама.
– Простите, – пробормотал рыбак.
Ольга вынула две пачки сигарет из своей корзины и засунула их в карман Латуру.
– Пожалуйста, позвольте мне задать один вопрос моему мужу? – обратилась он к Мулену.
– Конечно, пожалуйста, – ответил тот.
Тогда Ольга нашла в себе смелость сказать то, что не смогла сказать в течение двадцати минут, когда она была наедине с ним.
– То, что говорят, что ты убил этого человека не имеет значения. – С чисто восточным фатализмом она отбросила мысль об убийстве, как будто, то был не человек, а насекомое. – Очень много людей умирает. А я хочу знать другое.
Латур тоже обрел свой голос.
– Что же?
С высоко поднятой головой, нисколько не смущаясь двух посторонних мужчин, Ольга продолжала пристально всматриваться в лицо мужа.
– Ты отправился к этой девушке сразу после того, как покинул меня?
– Нет, – ответил Латур. – Я клянусь тебе в этом.
Глаза Ольги по-прежнему пристально смотрели на его лицо. Наконец, она ответила:
– Я тебе верю. Этого я бы не смогла перенести.
Она поднялась на цыпочки и поцеловала его мягко и нежно, как бабочка, которая на мгновение садится на цветок.
Он не смог разобрать, что она прошептала.
– Что ты сказала? – спросил он.
– Пусть бог защитит тебя, – ответила она.
Глава 10
Маленькая зала в первом этаже полицейского участка была наполнена до отказа. Не только все сидячие места были заполнены, но в проходах всюду толпились молчаливые женщины и мужчины, прислонившись спинами к стене, и несмотря на все усилия дежурного полицейского, усадить их не удавалось. Джон Шварт ожидал вместе с Латуром в маленькой комнатке для подсудимых. Адвокат не пытался скрыть серьезность ситуации. Он хотел предупредить Латура.
– Там вам будет очень трудно. Не только все люди края, но и все доказательства против тебя. И с теми показаниями миссис Лакоста, которые она написала и подписала, все, что сможет сделать для тебя судья Блекли это отправить тебя в суд высшей инстанции, где ты будешь судим по этим двум преступлениям.
– Я знаю, – ответил Латур.
У Шварта не было больше его оптимистического вида.
– И, учитывая твои боевые заслуги и твою безупречную службу, как в рядах армии, так и на посту помощника шерифа, я буду просить суд на основании недостаточности доказательств виновности отпустить тебя под залог. Правда, я сомневаюсь, что они на это согласятся.
– Я знаю, – повторил Латур.
Он еще чувствовал на своих губах вкус поцелуя Ольги. Она сказала ему: – Пусть бог защитит тебя.
Для нее безразлично было, что ее муж обвинен в убийстве старика. Единственная вещь, которая в ее глазах только имела цену, это было сознание, что он из ее объятий перешел в объятия другой женщины. Может быть, то было самолюбие или еще более глубокое чувство. Если ему удастся когда-нибудь выбраться из этой ямы, он сразу же выяснит это.
Он заметил, что Шварт продолжает говорить.
– По моему мнению, – говорил адвокат, – мы должны держать свое мнение при себе до процесса. Я хочу говорить о трех покушениях на твою жизнь и о своей гипотезе, что тот, кто пытался убить тебя, убил Джека Лакосту и изнасиловал его жену в надежде, что суд сделает то, что ему не удалось сделать.
Латур чувствовал себя страшно безразличным. Ему почти казалось, что он просто зритель, что это не он будет судим и не его обвиняют в столь тяжких преступлениях.
– Делай, как знаешь, и как можно лучше, Джон. Ведь ты мой адвокат.
Немного подумав, он сказал:
– Кстати, попытайся повидать шерифа. Будет очень любезно с его стороны отдать ключи от моей машины. Для Ольги. Ей пришлось проделать путь до города пешком.
– Она прошла шесть километров?
– Да, чтобы принести мне завтрак.
Шварт поправил узел своего галстука.
– Понятно. Я поговорю с Величем, как только закончится заседание. А твоя почта?
Латур пожал плечами.
– Все послания, которые я получаю – это квитанции на оплату. А с тех пор, как у нас живет Георг, он настоятельно сам ходит за почтой, которую приносят в определенные ящики. Ты так и не познакомился с моим шурином?
– Нет. Еще не удалось этого сделать, – ответил Шварт. – Но я рассчитываю повидать его сегодня утром.
– Постарайся сделать это, – сказал Латур. – А потом скажешь мне свое мнение о нем.
Шварт слегка мигнул глазами.
– Но не думаешь же ты, что брат твоей жены может быть замешан в этом деле?
– Существует кто-то, кто меня очень не любит.
– Да, это совершенно очевидно, – сказал адвокат. – Ладно, я думаю, будет лучше, если я пойду в зал заседаний. Но не забывай, что протоколы этого заседания будут фигурировать в досье твоего дела в судебном заседании и не давай себя запугивать прокурору. Когда он спросит тебя, как ты смог сделать подобные вещи, ответь ему, что ты невиновен в обоих предъявленных тебе обвинениях и предоставь мне дальше действовать.
– Как хочешь, – сказал Латур.
Сторож открыл дверь комнаты для обвиняемых, чтобы Шварт мог выйти оттуда.
И тотчас компания пьяниц и бродяг, которые находились поблизости, воспользовались моментом, чтобы броситься на Латура. Тяжелые кулаки ударяли его по телу и лицу. Ногами его били в низ живота.
Руководил приступом Виллер.
– Ты очень пожалеешь, если тебя отпустят под залог, – злорадствовал рыбак. – Представь себе, что все мы здесь не любим таких парней, как ты. Позабавиться – это да, но сделать то, что сделал ты, это уже совсем другой коленкор.
Вынужденный отбиваться, Латур с трудом выпрямился, в то время, как сторож пытался навести порядок.
– Спокойнее, парни, спокойнее, – говорил он. – Я понимаю, что вы все возмущены, но не следует этого делать здесь.
– Совершенно точно, – сказал какой-то рабочий с промыслов. – То, что нам нужно – это дерево и хороший кусок веревки.
Латур вытер платком рот. Его губы были разбиты, а правый глаз начинал заплывать. Он подумал, правильно ли собрался поступить Шварт, когда думал просить его освобождения под залог. Если большинство жителей Френч Байу были такого же мнения, как и эти люди, у него могли произойти большие неприятности.
Ирония судьбы заставила его улыбнуться. Если бы он овладел Ритой тогда, когда она сама это предлагала, ничего такого не произошло. Но теперь ее избили и изнасиловали, старый Лакоста был убит и это ему, Латуру, приписывали оба преступления. Все это дело производило впечатление хорошо составленного и приведенного в жизнь сценария.
Дело Латура рассматривалось последним. Когда он приблизился к выходу из комнаты заключенных, то по толпе пробежала дрожь. Потом этот легкий шум стих и уступил место полной угрозой тишине.
Я привожу их в ужас, – подумал Латур. Он поискал глазами Ольгу и увидел ее в первом ряду за барьером, ограждающем место заседания от публики. С удовлетворением на лице, в восторге от сложившейся ситуации, рядом с сестрой сидел Георг. Мысли молодого русского ясно читались в его глазах. Если Латура будут судить в высшей инстанции, он будет осужден и казнен, Ольга будет свободной и сможет снова выйти замуж, на этот раз более удачно, за богатого человека, и ему можно будет всю жизнь прожить припеваючи за счет нового мужа Ольги. Может быть, Джону Шварту не мешало бы сунуть нос в его дела, вернее, во времяпровождение Георга в последние недели.
В полной тишине, которая сопровождала появление Латура, секретарь суда прочел обвинительное заключение. Латур думал, что судья Блекли первым делом спросит его, считает ли он себя виновным, но вместо того судья обратился к прокурору, чтобы тот указал на сведения, указывающие его вину. Это было очень мило, но это было приятно Латуру. Как бы теперь они не относились к нему, но все же его бывшие коллеги старались сделать все возможное, чтобы облегчить его защиту.
Недовольный прокурор обратился к шерифу Лаверсу. Несмотря на свои собственные грешки и потрепанную репутацию, старик держался со скромным достоинством, которое тронуло Латура.
Стоя очень прямо перед судом, Велич без всяких прикрас рассказал, как им довелось обнаружить труп Джека Лакосты и его жену, живую, но подвергшуюся насилию.
После того, как неизвестный человек сообщил по телефону, что услышал два выстрела и крики, доносившееся с лужайки Лакосты, его первый помощник, помощник Джек Пренгл и он, все трое, отправились к домику, где и нашли то, что уже упоминалось.
После него свидетельствовал доктор Уолкер. Он заявил, что Лакоста был уже мертв к его приезду, рассказал об увечьях, которые получила молодая женщина, но не старался сгустить краски, рассказывая то, что говорила Рита в бреду. К тому же, это было бесполезно. Как предупреждал Джон Шварт, прокурор позаботился получить письменное доказательство молодой женщины, подписанное ею сразу же, в госпитале. В этом показании Риты говорится:
Когда секретарь прочел это показание, в зале не было слышно никакого движения или звука. Судья Блекли прочистил себе горло и сделал знак Латуру.
– Обвиняемый, встаньте.
Латуру пришлось сделать страшное усилие, чтобы встать. Он теперь знал, что может чувствовать заключенный во время судебного заседания. Он мог быть уверенным в своей невиновности, но чувствовал себя приговоренным. Его разбитая губа и опухший глаз стесняли его. Он с трудом дышал, ожидая вопроса судьи.
– Признаете ли вы себя виновным? – наконец спросил Блекли.
– Нет, я невиновен в двух приписываемых преступлениях, – ответил Латур. – Я не убивал Джека Лакосту. И несмотря на то, что кажется миссис Лакоста, это не я атаковал домик ее мужа.
Он не успел закончить последние слова, как гневное возмущение овладело залом. Латур бросил взгляд назад. Улыбка Георга была еще более довольной. У Ольги расстроенный и обеспокоенный вид.
Судья Блекли стукнул по своему столу.
– Тишина в зале! – приказал он, обращаясь к публике. Потом он повернулся к Латуру. Тихим, сухим голосом он продолжал:
– Совершенно понятно, что сейчас идет речь о предварительном следствии. Но, учитывая все доказательства обвинения, представленные здесь перед судом, у меня могут быть достаточные основания, чтобы сомневаться в невиновности обвиняемого, и потому я принимаю решение предъявить ему обвинение перед вышестоящим судом в убийстве человека по имени Джек Лакоста и в преступном насилии над его женой.
Угрожающий шепот пронесся по залу. Можно было различить отдельные слова, отдельные фразы:
– К счастью!... Это грязный парень! Что он из себя воображает?... Девушка уж должна хорошо знать, а?... Вероятно, тот же подонок, который изнасиловал уже троих... Одна из учениц говорила, что он сделал с нею что-то невероятное... Отлично... Это как раз то, что мне говорили... Наложено шесть швов... – Судья снова стукнул по столу:
– У обвиняемого есть защитник?
– Да, – ответил Латур.
Блекли повернулся к Шварту.
– Адвокат защиты имеет что-либо сказать перед судом, пока обвиняемого не вернули в тюрьму под надзор шерифа Велича до того времени, пока не будет назначен день суда в высшей инстанции?
Шварт вполголоса поговорил с Латуром:
– Мне не нравится реакция публики, – честно признался он. – И еще пятьсот человек, которые находятся около тюрьмы на лужайке. Это должен решать ты. Но я не думаю, что будет благоразумно прямо обращаться с просьбой о твоем освобождении под залог. Я лично считаю, что будет лучше, если ты переждешь в тюрьме, а я постараюсь, пока это немного успокоится, собрать как можно больше убедительных доказательств для последующего следствия. Я боюсь, что сейчас могу только все испортить.
Латур смотрел на Шварта с безразличным видом. Он дошел до такого состояния, что ему все становилось безразличным. Его сердце и разум отяжелели. Он чувствовал себя потерянным в джунглях ненависти, в которой он был неповинен.
– Делай, как лучше, – сказал он. – Ты знаешь закон и ты знаком с реакцией толпы. Ведь ты мой защитник.
Шварт поправил узел галстука и обратился к судье:
– В настоящее время, ваша честь, защита не находит нужным делать никаких заявлений.
По-прежнему сухим голосом Блекли продолжал:
– В таком случае, я приказываю, чтобы подсудимый находился под присмотром шерифа Велича и был препровожден в тюрьму Френч Байу до того времени, пока не закончится следствие и не будут получены все нужные сведения и доказательства обвинения.
Старый шериф Велич, сразу постаревший, встал, подошел к Латуру и, взяв пару наручников, закрепил один на правой руке Латура, а другой на своей левой руке.
Пальцы старого человека немного дрожали, когда он защелкивал наручники.
– Мне кажется, что теперь все, – тихо проговорил он. – Можно подумать, что тебя здорово оглушили, Энди?
Взгляд Латура перешел с судьи Блекли на Джона Шварта, потом с него на Георга, а потом на толпу с угрожающими лицами, позади барьера.
– Да, это можно сказать, – согласился он.
– Там вам будет очень трудно. Не только все люди края, но и все доказательства против тебя. И с теми показаниями миссис Лакоста, которые она написала и подписала, все, что сможет сделать для тебя судья Блекли это отправить тебя в суд высшей инстанции, где ты будешь судим по этим двум преступлениям.
– Я знаю, – ответил Латур.
У Шварта не было больше его оптимистического вида.
– И, учитывая твои боевые заслуги и твою безупречную службу, как в рядах армии, так и на посту помощника шерифа, я буду просить суд на основании недостаточности доказательств виновности отпустить тебя под залог. Правда, я сомневаюсь, что они на это согласятся.
– Я знаю, – повторил Латур.
Он еще чувствовал на своих губах вкус поцелуя Ольги. Она сказала ему: – Пусть бог защитит тебя.
Для нее безразлично было, что ее муж обвинен в убийстве старика. Единственная вещь, которая в ее глазах только имела цену, это было сознание, что он из ее объятий перешел в объятия другой женщины. Может быть, то было самолюбие или еще более глубокое чувство. Если ему удастся когда-нибудь выбраться из этой ямы, он сразу же выяснит это.
Он заметил, что Шварт продолжает говорить.
– По моему мнению, – говорил адвокат, – мы должны держать свое мнение при себе до процесса. Я хочу говорить о трех покушениях на твою жизнь и о своей гипотезе, что тот, кто пытался убить тебя, убил Джека Лакосту и изнасиловал его жену в надежде, что суд сделает то, что ему не удалось сделать.
Латур чувствовал себя страшно безразличным. Ему почти казалось, что он просто зритель, что это не он будет судим и не его обвиняют в столь тяжких преступлениях.
– Делай, как знаешь, и как можно лучше, Джон. Ведь ты мой адвокат.
Немного подумав, он сказал:
– Кстати, попытайся повидать шерифа. Будет очень любезно с его стороны отдать ключи от моей машины. Для Ольги. Ей пришлось проделать путь до города пешком.
– Она прошла шесть километров?
– Да, чтобы принести мне завтрак.
Шварт поправил узел своего галстука.
– Понятно. Я поговорю с Величем, как только закончится заседание. А твоя почта?
Латур пожал плечами.
– Все послания, которые я получаю – это квитанции на оплату. А с тех пор, как у нас живет Георг, он настоятельно сам ходит за почтой, которую приносят в определенные ящики. Ты так и не познакомился с моим шурином?
– Нет. Еще не удалось этого сделать, – ответил Шварт. – Но я рассчитываю повидать его сегодня утром.
– Постарайся сделать это, – сказал Латур. – А потом скажешь мне свое мнение о нем.
Шварт слегка мигнул глазами.
– Но не думаешь же ты, что брат твоей жены может быть замешан в этом деле?
– Существует кто-то, кто меня очень не любит.
– Да, это совершенно очевидно, – сказал адвокат. – Ладно, я думаю, будет лучше, если я пойду в зал заседаний. Но не забывай, что протоколы этого заседания будут фигурировать в досье твоего дела в судебном заседании и не давай себя запугивать прокурору. Когда он спросит тебя, как ты смог сделать подобные вещи, ответь ему, что ты невиновен в обоих предъявленных тебе обвинениях и предоставь мне дальше действовать.
– Как хочешь, – сказал Латур.
Сторож открыл дверь комнаты для обвиняемых, чтобы Шварт мог выйти оттуда.
И тотчас компания пьяниц и бродяг, которые находились поблизости, воспользовались моментом, чтобы броситься на Латура. Тяжелые кулаки ударяли его по телу и лицу. Ногами его били в низ живота.
Руководил приступом Виллер.
– Ты очень пожалеешь, если тебя отпустят под залог, – злорадствовал рыбак. – Представь себе, что все мы здесь не любим таких парней, как ты. Позабавиться – это да, но сделать то, что сделал ты, это уже совсем другой коленкор.
Вынужденный отбиваться, Латур с трудом выпрямился, в то время, как сторож пытался навести порядок.
– Спокойнее, парни, спокойнее, – говорил он. – Я понимаю, что вы все возмущены, но не следует этого делать здесь.
– Совершенно точно, – сказал какой-то рабочий с промыслов. – То, что нам нужно – это дерево и хороший кусок веревки.
Латур вытер платком рот. Его губы были разбиты, а правый глаз начинал заплывать. Он подумал, правильно ли собрался поступить Шварт, когда думал просить его освобождения под залог. Если большинство жителей Френч Байу были такого же мнения, как и эти люди, у него могли произойти большие неприятности.
Ирония судьбы заставила его улыбнуться. Если бы он овладел Ритой тогда, когда она сама это предлагала, ничего такого не произошло. Но теперь ее избили и изнасиловали, старый Лакоста был убит и это ему, Латуру, приписывали оба преступления. Все это дело производило впечатление хорошо составленного и приведенного в жизнь сценария.
Дело Латура рассматривалось последним. Когда он приблизился к выходу из комнаты заключенных, то по толпе пробежала дрожь. Потом этот легкий шум стих и уступил место полной угрозой тишине.
Я привожу их в ужас, – подумал Латур. Он поискал глазами Ольгу и увидел ее в первом ряду за барьером, ограждающем место заседания от публики. С удовлетворением на лице, в восторге от сложившейся ситуации, рядом с сестрой сидел Георг. Мысли молодого русского ясно читались в его глазах. Если Латура будут судить в высшей инстанции, он будет осужден и казнен, Ольга будет свободной и сможет снова выйти замуж, на этот раз более удачно, за богатого человека, и ему можно будет всю жизнь прожить припеваючи за счет нового мужа Ольги. Может быть, Джону Шварту не мешало бы сунуть нос в его дела, вернее, во времяпровождение Георга в последние недели.
В полной тишине, которая сопровождала появление Латура, секретарь суда прочел обвинительное заключение. Латур думал, что судья Блекли первым делом спросит его, считает ли он себя виновным, но вместо того судья обратился к прокурору, чтобы тот указал на сведения, указывающие его вину. Это было очень мило, но это было приятно Латуру. Как бы теперь они не относились к нему, но все же его бывшие коллеги старались сделать все возможное, чтобы облегчить его защиту.
Недовольный прокурор обратился к шерифу Лаверсу. Несмотря на свои собственные грешки и потрепанную репутацию, старик держался со скромным достоинством, которое тронуло Латура.
Стоя очень прямо перед судом, Велич без всяких прикрас рассказал, как им довелось обнаружить труп Джека Лакосты и его жену, живую, но подвергшуюся насилию.
После того, как неизвестный человек сообщил по телефону, что услышал два выстрела и крики, доносившееся с лужайки Лакосты, его первый помощник, помощник Джек Пренгл и он, все трое, отправились к домику, где и нашли то, что уже упоминалось.
После него свидетельствовал доктор Уолкер. Он заявил, что Лакоста был уже мертв к его приезду, рассказал об увечьях, которые получила молодая женщина, но не старался сгустить краски, рассказывая то, что говорила Рита в бреду. К тому же, это было бесполезно. Как предупреждал Джон Шварт, прокурор позаботился получить письменное доказательство молодой женщины, подписанное ею сразу же, в госпитале. В этом показании Риты говорится:
"Я спала уже более часа, совершенно обнаженная, так как была сильная жара, когда была разбужена стуком в дверь домика моего мужа. Я спросила кто там, и человек мне ответил, что это Энди Латур, помощник городского шерифа, который несколько часов назад проводил меня и моего мужа до нашего дома, потому что он был пьян и упал без сознания на улице Лафит. Вместе со мной, стуком в дверь был разбужен мой муж. Он подошел к двери и спросил у мистера Латура, что тот хочет. Вместо ответа мистер Латур выстрелил два раза через дверь, которую потом вышиб, чтобы войти внутрь. Было слишком темно, чтобы я могла разглядеть его, но когда он дотронулся до меня, и понял, что на мне ничего не надето, он стал, как бешеный. Он стал ласкать меня несмотря на мои протесты, он ударил меня кулаком и повалил на пол, и силой овладел мной. Сопротивление мое еще больше ожесточило его и он избил меня. После его побоев я потеряла сознание. Все это происходило тогда, когда мой муж лежал рядом с нами. Я утверждаю, что все, что я сказала, правда, только правда и ничего, кроме правды.”Подписано: «Миссис Джек Лакоста».
Когда секретарь прочел это показание, в зале не было слышно никакого движения или звука. Судья Блекли прочистил себе горло и сделал знак Латуру.
– Обвиняемый, встаньте.
Латуру пришлось сделать страшное усилие, чтобы встать. Он теперь знал, что может чувствовать заключенный во время судебного заседания. Он мог быть уверенным в своей невиновности, но чувствовал себя приговоренным. Его разбитая губа и опухший глаз стесняли его. Он с трудом дышал, ожидая вопроса судьи.
– Признаете ли вы себя виновным? – наконец спросил Блекли.
– Нет, я невиновен в двух приписываемых преступлениях, – ответил Латур. – Я не убивал Джека Лакосту. И несмотря на то, что кажется миссис Лакоста, это не я атаковал домик ее мужа.
Он не успел закончить последние слова, как гневное возмущение овладело залом. Латур бросил взгляд назад. Улыбка Георга была еще более довольной. У Ольги расстроенный и обеспокоенный вид.
Судья Блекли стукнул по своему столу.
– Тишина в зале! – приказал он, обращаясь к публике. Потом он повернулся к Латуру. Тихим, сухим голосом он продолжал:
– Совершенно понятно, что сейчас идет речь о предварительном следствии. Но, учитывая все доказательства обвинения, представленные здесь перед судом, у меня могут быть достаточные основания, чтобы сомневаться в невиновности обвиняемого, и потому я принимаю решение предъявить ему обвинение перед вышестоящим судом в убийстве человека по имени Джек Лакоста и в преступном насилии над его женой.
Угрожающий шепот пронесся по залу. Можно было различить отдельные слова, отдельные фразы:
– К счастью!... Это грязный парень! Что он из себя воображает?... Девушка уж должна хорошо знать, а?... Вероятно, тот же подонок, который изнасиловал уже троих... Одна из учениц говорила, что он сделал с нею что-то невероятное... Отлично... Это как раз то, что мне говорили... Наложено шесть швов... – Судья снова стукнул по столу:
– У обвиняемого есть защитник?
– Да, – ответил Латур.
Блекли повернулся к Шварту.
– Адвокат защиты имеет что-либо сказать перед судом, пока обвиняемого не вернули в тюрьму под надзор шерифа Велича до того времени, пока не будет назначен день суда в высшей инстанции?
Шварт вполголоса поговорил с Латуром:
– Мне не нравится реакция публики, – честно признался он. – И еще пятьсот человек, которые находятся около тюрьмы на лужайке. Это должен решать ты. Но я не думаю, что будет благоразумно прямо обращаться с просьбой о твоем освобождении под залог. Я лично считаю, что будет лучше, если ты переждешь в тюрьме, а я постараюсь, пока это немного успокоится, собрать как можно больше убедительных доказательств для последующего следствия. Я боюсь, что сейчас могу только все испортить.
Латур смотрел на Шварта с безразличным видом. Он дошел до такого состояния, что ему все становилось безразличным. Его сердце и разум отяжелели. Он чувствовал себя потерянным в джунглях ненависти, в которой он был неповинен.
– Делай, как лучше, – сказал он. – Ты знаешь закон и ты знаком с реакцией толпы. Ведь ты мой защитник.
Шварт поправил узел галстука и обратился к судье:
– В настоящее время, ваша честь, защита не находит нужным делать никаких заявлений.
По-прежнему сухим голосом Блекли продолжал:
– В таком случае, я приказываю, чтобы подсудимый находился под присмотром шерифа Велича и был препровожден в тюрьму Френч Байу до того времени, пока не закончится следствие и не будут получены все нужные сведения и доказательства обвинения.
Старый шериф Велич, сразу постаревший, встал, подошел к Латуру и, взяв пару наручников, закрепил один на правой руке Латура, а другой на своей левой руке.
Пальцы старого человека немного дрожали, когда он защелкивал наручники.
– Мне кажется, что теперь все, – тихо проговорил он. – Можно подумать, что тебя здорово оглушили, Энди?
Взгляд Латура перешел с судьи Блекли на Джона Шварта, потом с него на Георга, а потом на толпу с угрожающими лицами, позади барьера.
– Да, это можно сказать, – согласился он.
Глава 11
Обнаженная девка из камеры, находящейся напротив камеры для опасных преступников, исчезла, выпущенная без сомнения, после уплаты штрафа в двадцать долларов и фрика полицейским с туманным советом продолжать в том же духе.
Латур сел на пружинный матрац в своей камере и закурил одну из сигарет, принесенных ему Ольгой. Не считая дежурного помощника шерифа и черных прислужников, он был один в тюрьме. Она обычно наполнялась к вечеру.
По его мнению, обстоятельства складывались мало благоприятно и даже опасно... Он мог гнить недели, месяцы в этой дыре, не видя никого, кроме блюстителей порядка. А потом, после бесконечной бумажной волокиты и юридический операций, будет назначен день его процесса. Будет назначен прокурор, выберут судью, и он будет официально судим за убийство и насилие. И, судя по реакции его компаньонов по задержанию и публики, присутствующей в зале судебного заседания, за исключением Джона Шварта и Ольги, у него не было ни одного мужчины или женщины, которые верили бы в его невиновность.
Он стал вспоминать показания Риты, те, что он слышал в суде. Рыжая девочка искренне верила, что он был тем агрессором. Рита не слышала никакого постороннего шума около домика. Последний голос, который она слышала, принадлежал Латуру. Потом раздались два выстрела и началась драка.
Опытный прокурор, вызвав ее к свидетельскому барьеру, заставит рассказать свою историю со всеми подробностями. Все узнают, что после того, как он проводил Джека и ее до домика, он остался там, чтобы выпить с нею чашку кофе. Узнают также, что она сняла свой кринолин, чтобы надеть что-нибудь полегче, в то время, когда она переодевалась, вмешалась судьба и заставила дверь открыться. Он ее увидел голой. Эта деталь могла сильно повредить ему: это обстоятельство могло воодушевить Латура на дальнейшие действия, которые произошли.
Бледная, слабая и очень привлекательная Рита в восторге, что может отомстить, будет рьяно давать показания на суде. Тогда – прощай Френч Байу. В течение нескольких секунд его тело будет стремиться отделиться от пут, связывающих его, а потом... «Здравствуй, Иисус, меня зовут Энди Латур».
По цементному полу раздались шаги, и шериф Велич открыл дверь камеры. Он казался еще более старым, чем на судебном заседании. Черты его лица обострились, кожа стала прозрачной и он выглядел очень старым. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
Латур пожал плечами.
– Я полагаю, насколько возможно, хорошо. В виду обстоятельств и тяжести обвинений, предъявленных мне, Блекли сделал единственную вещь, которую должен был сделать.
Не беспокоя себя закрыванием двери камеры, старый человек сел на лежанку рядом с Латуром и вынул из кармана непочатую бутылку виски.
– Вот, конечно, это все, что я мог сделать. – Он протянул бутылку Латуру.
– Я подумал, что это будет для тебя не вредно.
– Спасибо. Но ведь это немного против правил, а?
Велич слегка пожал плечами.
– Существует множество вещей, противоречащих правилам. Если бы все точно придерживались правил, то все мужчины во Френч Байу, включая также и меня, и Тома Мулена, были бы здесь, вместе с тобой.
Латур вынул пробку, сделал глоток виски, ожидая услышать о том, что привело к нему шерифа Велича.
Старик не торопился:
– Я отдаю себе отчет, что как шериф я не был на высоте, во всяком случае, после того, как была обнаружена нефть. Я был слишком занят возмещением потерянного времени. Но теперь, если ты отдаешь себе в этом отчет, с этим покончено.
– Как это случилось?
– Город наводнен корреспондентами больших газет.
– Понимаю.
– Сегодня вечером, завтра или позднее о нас будет написано во всех больших газетах на первых страницах, по всей стране. Мы станем феноменами Луизианы, самого маленького и отдаленного города в Штатах. И, чтобы спасти свою кожу, люди, стоявшие выше меня, все свалят на мою спину.
Латур сел на пружинный матрац в своей камере и закурил одну из сигарет, принесенных ему Ольгой. Не считая дежурного помощника шерифа и черных прислужников, он был один в тюрьме. Она обычно наполнялась к вечеру.
По его мнению, обстоятельства складывались мало благоприятно и даже опасно... Он мог гнить недели, месяцы в этой дыре, не видя никого, кроме блюстителей порядка. А потом, после бесконечной бумажной волокиты и юридический операций, будет назначен день его процесса. Будет назначен прокурор, выберут судью, и он будет официально судим за убийство и насилие. И, судя по реакции его компаньонов по задержанию и публики, присутствующей в зале судебного заседания, за исключением Джона Шварта и Ольги, у него не было ни одного мужчины или женщины, которые верили бы в его невиновность.
Он стал вспоминать показания Риты, те, что он слышал в суде. Рыжая девочка искренне верила, что он был тем агрессором. Рита не слышала никакого постороннего шума около домика. Последний голос, который она слышала, принадлежал Латуру. Потом раздались два выстрела и началась драка.
Опытный прокурор, вызвав ее к свидетельскому барьеру, заставит рассказать свою историю со всеми подробностями. Все узнают, что после того, как он проводил Джека и ее до домика, он остался там, чтобы выпить с нею чашку кофе. Узнают также, что она сняла свой кринолин, чтобы надеть что-нибудь полегче, в то время, когда она переодевалась, вмешалась судьба и заставила дверь открыться. Он ее увидел голой. Эта деталь могла сильно повредить ему: это обстоятельство могло воодушевить Латура на дальнейшие действия, которые произошли.
Бледная, слабая и очень привлекательная Рита в восторге, что может отомстить, будет рьяно давать показания на суде. Тогда – прощай Френч Байу. В течение нескольких секунд его тело будет стремиться отделиться от пут, связывающих его, а потом... «Здравствуй, Иисус, меня зовут Энди Латур».
По цементному полу раздались шаги, и шериф Велич открыл дверь камеры. Он казался еще более старым, чем на судебном заседании. Черты его лица обострились, кожа стала прозрачной и он выглядел очень старым. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
Латур пожал плечами.
– Я полагаю, насколько возможно, хорошо. В виду обстоятельств и тяжести обвинений, предъявленных мне, Блекли сделал единственную вещь, которую должен был сделать.
Не беспокоя себя закрыванием двери камеры, старый человек сел на лежанку рядом с Латуром и вынул из кармана непочатую бутылку виски.
– Вот, конечно, это все, что я мог сделать. – Он протянул бутылку Латуру.
– Я подумал, что это будет для тебя не вредно.
– Спасибо. Но ведь это немного против правил, а?
Велич слегка пожал плечами.
– Существует множество вещей, противоречащих правилам. Если бы все точно придерживались правил, то все мужчины во Френч Байу, включая также и меня, и Тома Мулена, были бы здесь, вместе с тобой.
Латур вынул пробку, сделал глоток виски, ожидая услышать о том, что привело к нему шерифа Велича.
Старик не торопился:
– Я отдаю себе отчет, что как шериф я не был на высоте, во всяком случае, после того, как была обнаружена нефть. Я был слишком занят возмещением потерянного времени. Но теперь, если ты отдаешь себе в этом отчет, с этим покончено.
– Как это случилось?
– Город наводнен корреспондентами больших газет.
– Понимаю.
– Сегодня вечером, завтра или позднее о нас будет написано во всех больших газетах на первых страницах, по всей стране. Мы станем феноменами Луизианы, самого маленького и отдаленного города в Штатах. И, чтобы спасти свою кожу, люди, стоявшие выше меня, все свалят на мою спину.