Страница:
– Разве грешно добиваться того, в чем ты нуждаешься? – ухмыльнулся он ей в лицо. – Я поступаю так, как считаю нужным. Вы хоть представляете себе, как унизительно для такого человека, как я, быть всего лишь хранителем Глас-Эйлина, зная, что он принадлежит женщине? Как унизительно иметь слабую здоровьем жену, которая не может подарить мужу наследника?
Микаэла изогнулась всем телом, пытаясь выскользнуть из цепких рук Ранальда, и крикнула:
– Все равно вы не имеете права так поступать!
– Очень даже имею! – Он сжал ее руки так крепко, что Микаэле стало больно. – Меня надули, всучив жену, которая не может выполнить свое женское предназначение. Дайрмид Кемпбелл завладел моей женщиной, а потом развелся с ней, унизил, растоптал! Да еще король не пожелал отплатить мне за верную службу и отдал Глас-Эйлин вам. Этот замок принадлежит мне по праву!
Он наклонился к ней совсем близко и зашептал в самое ухо:
– Одно движение, миледи, и вы сорветесь вниз. Что вы выберете: пропасть или замужество? Вы же благоразумная женщина! Все так просто: вам нужен муж, мне – жена, которая в состоянии родить мне наследника. – Ранальд бесстыдно прижался к ее бедрам и добавил: – Чувствуете, как я хочу стать отцом?
Вскрикнув от отвращения, Микаэла оттолкнула его:
– Сейчас же отпустите меня! Дайрмид никогда не допустит этого брака и Сорчу отсюда заберет. Он заставит вас пожалеть о вашей гнусной затее!
– Ой-ой-ой, как вы в него верите! – ухмыльнулся Максуин. – Но мы еще посмотрим, чья возьмет. Я знаю, он уже давно сует нос в мои дела, и не собираюсь этого терпеть. Ну-ка признавайтесь, он говорил вам, что ему удалось здесь разнюхать?
– Нет, не говорил, – твердо ответила молодая женщина.
– Видите ли, я подозреваю, что Кемпбелл из Даншена проведал об одном моем деле, – посерьезнев, продолжал Максуин. – Но он напрасно надеется помешать мне исполнить задуманное, потому что раньше, чем он попытается это сделать, я его убью! Ну-ка отвечайте: он уже спал с вами? Он вернется за вами сюда?
– Он не питает ко мне никакого интереса, уверяю вас! – поспешно сказала Микаэла.
Неожиданно лэрд отпустил ее руки, и она, не ожидая, что пытка кончится так скоро, даже не сразу отошла от своего мучителя.
– Не считайте меня идиотом, миледи. Я же видел, как он на вас смотрел. Дайрмид Кемпбелл наверняка приедет за вами, и я устрою ему горячую встречу, будьте уверены!
Все еще дрожа от страха, Микаэла на подгибающихся ногах метнулась прочь.
– Идите, идите! – махнул рукой Максуин, не делая попытки остановить ее. – Я знаю, что, вернувшись в замок, вы будете держать язык за зубами и не прервете свой визит на наш гостеприимный остров.
– На вашем месте я бы не была так уверена! – крикнула она, обернувшись. Клокотавший внутри ее гнев пересилил страх.
– Я слишком хорошо знаю ваши слабости, миледи, – издевательски ухмыльнулся Максуин. – Самая главная из них – чересчур человеколюбивое сердце! Вы ведь не станете рисковать жизнью Сорчи и еще не родившегося ребенка?
Микаэла бросилась бежать к замку. Спотыкаясь и хватаясь за стены, она поднялась в свою комнату, упала на постель и разрыдалась. У нее в ушах звучали ужасные слова Ранальда…
Всю следующую неделю Микаэла, как и предполагал ее мучитель, не осмеливалась никому рассказать о том, что случилось у обрыва. Ранальд больше не пытался с ней заговорить, только вежливо кивал, поглядывая недобрыми мутными глазами, когда ненадолго заходил в спальню жены или встречал Микаэлу в коридорах замка. Но несмотря на молчание лэрда, от него исходило такое напряжение и ощущение опасности, что Микаэла лишилась сна и аппетита и тревожно вздрагивала при одном лишь упоминании его имени.
Она старалась подольше оставаться в обществе Мунго: его грубоватые шутки и непоколебимая преданность Дайрмиду ее успокаивали. Микаэла даже стала вставать по ночам, чтобы посмотреть, на месте ли верный страж, и засыпала, только убедившись, что Мунго лежит у порога спальни, завернувшись в свой старый плед. Ранальд больше не ночевал у жены, выбрав себе в качестве спальни расписанную фресками комнатку на другом этаже.
Однажды Микаэла провела очень утомительную ночь у постели Сорчи и на следующее утро встала поздно, разбуженная пронзительными криками чаек за окном. Вскочив с постели, она быстро умылась, надела свежевыстиранное платье из черной саржи, натянула сапожки, накинула платок, закрепив его сверху обручем, сплетенным из шелковых лент, и уже направилась к двери, как вдруг в ее комнату кто-то постучал. Удивленная, Микаэла открыла – перед ней стояла Сорча в белом просторном платье, обтягивающем огромный живот, босая, вся в слезах.
– Что случилось? – испуганно воскликнула Микаэла и, обняв молодую женщину, усадила ее на свою кровать. – Уж не начались ли роды?
– Нет-нет, не беспокойтесь. – Сорча горестно покачала головой. – Дело в том, что Ранальд уезжает на несколько дней в Ирландию…
– Зачем же так расстраиваться? – озадаченно посмотрела на нее Микаэла. – Стоит ли плакать из-за очередной поездки мужа? Вы же знаете: любое волнение может привести к преждевременным родам!
Сорча закусила губу. Выглядела бедняжка неважно: рыжие волосы лежали на плечах как плети, лицо было мертвенно-бледным, все в красных пятнах от слез, рот и веки распухли.
– Он сказал, что я обязательно должна родить ему сына, – всхлипнула она, – иначе он меня прогонит…
Микаэла нахмурилась и несколько мгновений смотрела прямо перед собой, не решаясь поднять глаза на Сорчу.
– Что еще он сказал? – наконец спросила она тихо.
– Что женится на другой женщине, которая родит ему наследников! – ответила Сорча, вытирая заплаканные глаза. – Я знала, что мне не стоит за него выходить. Ранальд не из тех мужчин, которые могут дать женщине настоящее счастье. Но я надеялась, что мы будем жить мирно, без обид… Если бы не воля отца, я бы никогда не стала его женой! Мой отец умирал и перед смертью хотел обязательно выдать меня замуж за достойного человека, чтобы обеспечить мое будущее. Почему-то он решил, что Ранальд – именно такой человек…
Слезы полились у нее из глаз, она отвернулась.
– Я все понимаю, милая, не волнуйтесь так! – погладила ее по руке Микаэла.
– Ранальд очень переменился с тех пор. Он был когда-то совсем другим: веселым, обходительным… Откуда взялась в нем эта холодность и жестокость?!
Микаэлу охватил гнев – как посмел этот негодяй так огорчать Сорчу именно сейчас, когда жизнь ее и ребенка висела на волоске?! О, с каким наслаждением Микаэла высказала бы все, что о нем думает! Но ради спокойствия Сорчи надо было взять себя в руки…
– Дорогая, не судите мужа слишком строго: наверное, он нервничает, видя, как вы страдаете все эти годы, – ласково проговорила Микаэла. – Не желая показывать свою слабость, он надел маску холодного равнодушия, но не тревожьтесь, это пройдет. Помните, что сейчас главное – сохранить ребенка. Не волнуйтесь, побольше отдыхайте – и родите здорового малыша!
Сорча печально покачала головой:
– Ранальд все равно рано или поздно прогонит меня. Я знаю, он хочет жениться на вас!
– С чего вы взяли? Он сам так сказал? – переспросила Микаэла, делая удивленные глаза.
– Нет, он сказал только, что женится на другой женщине, потому что я не смогла подарить ему наследника. А уж если жениться, так на вас: ведь вам принадлежит Глас-Эйлин. Я знаю, что Ранальд всегда мечтал завладеть им.
– Я никогда не соглашусь выйти за него, – твердо сказала Микаэла. – Вы верите мне?
Сорча глубоко вздохнула:
– Конечно, верю. А знаете, если бы не Анабел, Дайрмид наверняка попросил бы вашей руки. Я видела, с какой тоской и любовью он на вас смотрит!
– Я не собираюсь выходить ни за того, ни за другого, – ответила Микаэла, поднимаясь. – После родов уеду к себе в Кинглэсси. А если Ранальд и впрямь решит вас отослать, то Дайрмид увезет вас с новорожденным в Даншенский замок. Только не надо плакать, моя дорогая, поверьте, так будет лучше для всех!
Сорча послушно кивнула, но у нее задрожали губы. Отвернувшись, Микаэла подошла к окну. Она изо всех сил старалась держаться спокойно, чтобы Сорча не почувствовала, как ей страшно. Ведь никто, кроме нее, не знал, насколько реальны угрозы Ранальда, только она могла защитить Сорчу и Дайрмида от мести свирепого лэрда. И видит бог, ради них она была готова на все!
Микаэла тяжело вздохнула, подумав о том, сколь хрупок ее маленький мирок, от скольких «если» зависит, как повернется ее судьба. Если Сорча наконец родит здорового мальчика, если Ранальд позволит своей гостье уехать в Кинглэсси, и ей удастся вернуть королю жалованную грамоту, тем самым отказавшись от Глас-Эйлина, если она никогда больше не увидит Дайрмида Кемпбелла… Единственное Микаэла знала наверняка: она отдала бы все на свете, чтобы Сорча и Дайрмид были счастливы, даже если бы ради этого ей пришлось их покинуть…
При мысли о предстоящей разлуке у нее заныло сердце, к горлу подкатил комок. Микаэла просто не могла себе представить, что ей придется навсегда покинуть и забыть милых гостеприимных Кемпбеллов, не говоря уж о самом лэрде Даншенского замка, навеки покорившем ее сердце. Расстаться с Дайрмидом? Нет, это невозможно, немыслимо! Но ради его благополучия и безопасности она готова перенести разлуку…
Глядя в синюю морскую даль, Микаэла прижалась щекой к холодному, украшенному резьбой оконному переплету и стала про себя молиться, чтобы господь помог ей найти выход.
За окном с криками носились чайки. День выдался хмурый, пасмурный; хотя дождя еще не было, тяжелые тучи, затягивавшие горизонт, указывали на его приближение. Взгляд Микаэлы остановился на небольшом стаде тюленей, резвившихся в море между камнями. Несколько тюленей поменьше, отплыв подальше от старших, затеяли игру, словно расшалившиеся дети: они взбирались на большой бугристый камень и весело плюхались в воду с его многочисленных выступов. Вдруг самый маленький тюлень, забравшийся выше всех, потерял равновесие и свалился вниз на уступ по другую сторону камня. Когда другие молодые тюлени как по команде попрыгали в воду и поплыли к старшим, он остался лежать на каменном уступе: по-видимому, сильно расшибся при падении.
Микаэла следила за ним затаив дыхание – приближалось время прилива, и беспомощный тюлененок мог утонуть! Ей вспомнились печальные песни Сорчи о людях-тюленях. Бедняжка, она была так уверена, что ее умершие младенцы превратились в маленьких тюленей и покинули ее ради свободной, счастливой жизни в волнах… Слезы снова навернулись на глаза Микаэлы. «Надо спасти попавшего в беду тюлененка», – решила она, чувствуя, что иначе ее будет мучить совесть.
Схватив висевший на стене плащ, она сказала Сорче:
– Поспи, дорогая, и пусть тебе приснится твое будущее дитя! А я выйду на свежий воздух, немножко прогуляюсь!
Кивнув, Сорча уютно свернулась под одеялом и закрыла глаза, а Микаэла выскочила из комнаты и, увидев поднимавшегося по лестнице Мунго, бросилась к нему.
– Вы мне нужны, Мунго! – воскликнула она, схватила его за руку и потащила вниз. – Пожалуйста, возьмите лодку, мы выходим в море! Там маленький тюлененок разбился о камни, нужно попытаться ему помочь.
– Что вы, что вы, миледи! – запротестовал горец. – Вы же страдаете морской болезнью, забыли? И что вам за дело до какого-то тюленя?
Но Микаэла не желала ничего слушать, и в конце концов Мунго сдался.
20
Микаэла изогнулась всем телом, пытаясь выскользнуть из цепких рук Ранальда, и крикнула:
– Все равно вы не имеете права так поступать!
– Очень даже имею! – Он сжал ее руки так крепко, что Микаэле стало больно. – Меня надули, всучив жену, которая не может выполнить свое женское предназначение. Дайрмид Кемпбелл завладел моей женщиной, а потом развелся с ней, унизил, растоптал! Да еще король не пожелал отплатить мне за верную службу и отдал Глас-Эйлин вам. Этот замок принадлежит мне по праву!
Он наклонился к ней совсем близко и зашептал в самое ухо:
– Одно движение, миледи, и вы сорветесь вниз. Что вы выберете: пропасть или замужество? Вы же благоразумная женщина! Все так просто: вам нужен муж, мне – жена, которая в состоянии родить мне наследника. – Ранальд бесстыдно прижался к ее бедрам и добавил: – Чувствуете, как я хочу стать отцом?
Вскрикнув от отвращения, Микаэла оттолкнула его:
– Сейчас же отпустите меня! Дайрмид никогда не допустит этого брака и Сорчу отсюда заберет. Он заставит вас пожалеть о вашей гнусной затее!
– Ой-ой-ой, как вы в него верите! – ухмыльнулся Максуин. – Но мы еще посмотрим, чья возьмет. Я знаю, он уже давно сует нос в мои дела, и не собираюсь этого терпеть. Ну-ка признавайтесь, он говорил вам, что ему удалось здесь разнюхать?
– Нет, не говорил, – твердо ответила молодая женщина.
– Видите ли, я подозреваю, что Кемпбелл из Даншена проведал об одном моем деле, – посерьезнев, продолжал Максуин. – Но он напрасно надеется помешать мне исполнить задуманное, потому что раньше, чем он попытается это сделать, я его убью! Ну-ка отвечайте: он уже спал с вами? Он вернется за вами сюда?
– Он не питает ко мне никакого интереса, уверяю вас! – поспешно сказала Микаэла.
Неожиданно лэрд отпустил ее руки, и она, не ожидая, что пытка кончится так скоро, даже не сразу отошла от своего мучителя.
– Не считайте меня идиотом, миледи. Я же видел, как он на вас смотрел. Дайрмид Кемпбелл наверняка приедет за вами, и я устрою ему горячую встречу, будьте уверены!
Все еще дрожа от страха, Микаэла на подгибающихся ногах метнулась прочь.
– Идите, идите! – махнул рукой Максуин, не делая попытки остановить ее. – Я знаю, что, вернувшись в замок, вы будете держать язык за зубами и не прервете свой визит на наш гостеприимный остров.
– На вашем месте я бы не была так уверена! – крикнула она, обернувшись. Клокотавший внутри ее гнев пересилил страх.
– Я слишком хорошо знаю ваши слабости, миледи, – издевательски ухмыльнулся Максуин. – Самая главная из них – чересчур человеколюбивое сердце! Вы ведь не станете рисковать жизнью Сорчи и еще не родившегося ребенка?
Микаэла бросилась бежать к замку. Спотыкаясь и хватаясь за стены, она поднялась в свою комнату, упала на постель и разрыдалась. У нее в ушах звучали ужасные слова Ранальда…
Всю следующую неделю Микаэла, как и предполагал ее мучитель, не осмеливалась никому рассказать о том, что случилось у обрыва. Ранальд больше не пытался с ней заговорить, только вежливо кивал, поглядывая недобрыми мутными глазами, когда ненадолго заходил в спальню жены или встречал Микаэлу в коридорах замка. Но несмотря на молчание лэрда, от него исходило такое напряжение и ощущение опасности, что Микаэла лишилась сна и аппетита и тревожно вздрагивала при одном лишь упоминании его имени.
Она старалась подольше оставаться в обществе Мунго: его грубоватые шутки и непоколебимая преданность Дайрмиду ее успокаивали. Микаэла даже стала вставать по ночам, чтобы посмотреть, на месте ли верный страж, и засыпала, только убедившись, что Мунго лежит у порога спальни, завернувшись в свой старый плед. Ранальд больше не ночевал у жены, выбрав себе в качестве спальни расписанную фресками комнатку на другом этаже.
Однажды Микаэла провела очень утомительную ночь у постели Сорчи и на следующее утро встала поздно, разбуженная пронзительными криками чаек за окном. Вскочив с постели, она быстро умылась, надела свежевыстиранное платье из черной саржи, натянула сапожки, накинула платок, закрепив его сверху обручем, сплетенным из шелковых лент, и уже направилась к двери, как вдруг в ее комнату кто-то постучал. Удивленная, Микаэла открыла – перед ней стояла Сорча в белом просторном платье, обтягивающем огромный живот, босая, вся в слезах.
– Что случилось? – испуганно воскликнула Микаэла и, обняв молодую женщину, усадила ее на свою кровать. – Уж не начались ли роды?
– Нет-нет, не беспокойтесь. – Сорча горестно покачала головой. – Дело в том, что Ранальд уезжает на несколько дней в Ирландию…
– Зачем же так расстраиваться? – озадаченно посмотрела на нее Микаэла. – Стоит ли плакать из-за очередной поездки мужа? Вы же знаете: любое волнение может привести к преждевременным родам!
Сорча закусила губу. Выглядела бедняжка неважно: рыжие волосы лежали на плечах как плети, лицо было мертвенно-бледным, все в красных пятнах от слез, рот и веки распухли.
– Он сказал, что я обязательно должна родить ему сына, – всхлипнула она, – иначе он меня прогонит…
Микаэла нахмурилась и несколько мгновений смотрела прямо перед собой, не решаясь поднять глаза на Сорчу.
– Что еще он сказал? – наконец спросила она тихо.
– Что женится на другой женщине, которая родит ему наследников! – ответила Сорча, вытирая заплаканные глаза. – Я знала, что мне не стоит за него выходить. Ранальд не из тех мужчин, которые могут дать женщине настоящее счастье. Но я надеялась, что мы будем жить мирно, без обид… Если бы не воля отца, я бы никогда не стала его женой! Мой отец умирал и перед смертью хотел обязательно выдать меня замуж за достойного человека, чтобы обеспечить мое будущее. Почему-то он решил, что Ранальд – именно такой человек…
Слезы полились у нее из глаз, она отвернулась.
– Я все понимаю, милая, не волнуйтесь так! – погладила ее по руке Микаэла.
– Ранальд очень переменился с тех пор. Он был когда-то совсем другим: веселым, обходительным… Откуда взялась в нем эта холодность и жестокость?!
Микаэлу охватил гнев – как посмел этот негодяй так огорчать Сорчу именно сейчас, когда жизнь ее и ребенка висела на волоске?! О, с каким наслаждением Микаэла высказала бы все, что о нем думает! Но ради спокойствия Сорчи надо было взять себя в руки…
– Дорогая, не судите мужа слишком строго: наверное, он нервничает, видя, как вы страдаете все эти годы, – ласково проговорила Микаэла. – Не желая показывать свою слабость, он надел маску холодного равнодушия, но не тревожьтесь, это пройдет. Помните, что сейчас главное – сохранить ребенка. Не волнуйтесь, побольше отдыхайте – и родите здорового малыша!
Сорча печально покачала головой:
– Ранальд все равно рано или поздно прогонит меня. Я знаю, он хочет жениться на вас!
– С чего вы взяли? Он сам так сказал? – переспросила Микаэла, делая удивленные глаза.
– Нет, он сказал только, что женится на другой женщине, потому что я не смогла подарить ему наследника. А уж если жениться, так на вас: ведь вам принадлежит Глас-Эйлин. Я знаю, что Ранальд всегда мечтал завладеть им.
– Я никогда не соглашусь выйти за него, – твердо сказала Микаэла. – Вы верите мне?
Сорча глубоко вздохнула:
– Конечно, верю. А знаете, если бы не Анабел, Дайрмид наверняка попросил бы вашей руки. Я видела, с какой тоской и любовью он на вас смотрит!
– Я не собираюсь выходить ни за того, ни за другого, – ответила Микаэла, поднимаясь. – После родов уеду к себе в Кинглэсси. А если Ранальд и впрямь решит вас отослать, то Дайрмид увезет вас с новорожденным в Даншенский замок. Только не надо плакать, моя дорогая, поверьте, так будет лучше для всех!
Сорча послушно кивнула, но у нее задрожали губы. Отвернувшись, Микаэла подошла к окну. Она изо всех сил старалась держаться спокойно, чтобы Сорча не почувствовала, как ей страшно. Ведь никто, кроме нее, не знал, насколько реальны угрозы Ранальда, только она могла защитить Сорчу и Дайрмида от мести свирепого лэрда. И видит бог, ради них она была готова на все!
Микаэла тяжело вздохнула, подумав о том, сколь хрупок ее маленький мирок, от скольких «если» зависит, как повернется ее судьба. Если Сорча наконец родит здорового мальчика, если Ранальд позволит своей гостье уехать в Кинглэсси, и ей удастся вернуть королю жалованную грамоту, тем самым отказавшись от Глас-Эйлина, если она никогда больше не увидит Дайрмида Кемпбелла… Единственное Микаэла знала наверняка: она отдала бы все на свете, чтобы Сорча и Дайрмид были счастливы, даже если бы ради этого ей пришлось их покинуть…
При мысли о предстоящей разлуке у нее заныло сердце, к горлу подкатил комок. Микаэла просто не могла себе представить, что ей придется навсегда покинуть и забыть милых гостеприимных Кемпбеллов, не говоря уж о самом лэрде Даншенского замка, навеки покорившем ее сердце. Расстаться с Дайрмидом? Нет, это невозможно, немыслимо! Но ради его благополучия и безопасности она готова перенести разлуку…
Глядя в синюю морскую даль, Микаэла прижалась щекой к холодному, украшенному резьбой оконному переплету и стала про себя молиться, чтобы господь помог ей найти выход.
За окном с криками носились чайки. День выдался хмурый, пасмурный; хотя дождя еще не было, тяжелые тучи, затягивавшие горизонт, указывали на его приближение. Взгляд Микаэлы остановился на небольшом стаде тюленей, резвившихся в море между камнями. Несколько тюленей поменьше, отплыв подальше от старших, затеяли игру, словно расшалившиеся дети: они взбирались на большой бугристый камень и весело плюхались в воду с его многочисленных выступов. Вдруг самый маленький тюлень, забравшийся выше всех, потерял равновесие и свалился вниз на уступ по другую сторону камня. Когда другие молодые тюлени как по команде попрыгали в воду и поплыли к старшим, он остался лежать на каменном уступе: по-видимому, сильно расшибся при падении.
Микаэла следила за ним затаив дыхание – приближалось время прилива, и беспомощный тюлененок мог утонуть! Ей вспомнились печальные песни Сорчи о людях-тюленях. Бедняжка, она была так уверена, что ее умершие младенцы превратились в маленьких тюленей и покинули ее ради свободной, счастливой жизни в волнах… Слезы снова навернулись на глаза Микаэлы. «Надо спасти попавшего в беду тюлененка», – решила она, чувствуя, что иначе ее будет мучить совесть.
Схватив висевший на стене плащ, она сказала Сорче:
– Поспи, дорогая, и пусть тебе приснится твое будущее дитя! А я выйду на свежий воздух, немножко прогуляюсь!
Кивнув, Сорча уютно свернулась под одеялом и закрыла глаза, а Микаэла выскочила из комнаты и, увидев поднимавшегося по лестнице Мунго, бросилась к нему.
– Вы мне нужны, Мунго! – воскликнула она, схватила его за руку и потащила вниз. – Пожалуйста, возьмите лодку, мы выходим в море! Там маленький тюлененок разбился о камни, нужно попытаться ему помочь.
– Что вы, что вы, миледи! – запротестовал горец. – Вы же страдаете морской болезнью, забыли? И что вам за дело до какого-то тюленя?
Но Микаэла не желала ничего слушать, и в конце концов Мунго сдался.
20
Когда утлая лодчонка, выплыв из громадной расщелины-гавани, оказалась в полосе прибоя, сама Микаэла едва не пожалела о своем опрометчивом поступке. Схватившись обеими руками за борт и согнувшись в три погибели, она боролась с ужасным приступом тошноты.
– Э, да вы совсем зеленая! – заволновался сидевший на веслах Мунго. – Я же вас предупреждал! Мой лэрд мне голову оторвет, если узнает, на что вы меня подбили!
– Вы ни в чем не виноваты, – пробормотала Микаэла. – Я сама решила ехать и выдержу эту поездку!
– Надеюсь, что так, миледи, но выглядите вы неважно.
Микаэла постаралась выровнять дыхание и стала смотреть на горизонт, чтобы не видеть разбивающихся о корпус лодки волн.
– И все из-за какого-то детеныша тюленя! – глядя на ее муки, неодобрительно покачал головой горец. – Да молодые тюлени каждый день десятками калечатся и гибнут, и сородичи спокойно оставляют раненых умирать. Слишком уж вы сердобольная, миледи. Видели бы вы, как рыбаки с дубинками охотятся на них ради шкуры, которую можно выгодно продать на рынке! Право слово, давайте повернем обратно, милосерднее оставить малыша в покое, пусть себе мирно околеет – уж больно жизнь у тюленей трудная!
– Мы должны его спасти, – повторила Микаэла, высматривая большой камень, который видела из окна своей спальни. – Уже совсем рядом, Мунго. Смотрите, вон он, на уступе!
Нос лодки с глухим стуком ударился о камень. Мунго ловко накинул веревочную петлю на один из выступов, закрепил лодку, потом помог выйти Микаэле и сам следом за ней ступил на скалу. Они осторожно подошли к тюленю и, присев на корточки, стали его рассматривать.
Пухлый, с пятнистой черно-серой шкуркой, большими черными глазами и забавной круглой мордочкой, он был совсем маленький, не больше нескольких недель от роду. Тюлененок лежал, безжизненно распластавшись на камне, но, увидев людей, начал барахтаться и бить хвостом, тщетно пытаясь доползти до воды.
– Бедняжка, – пробормотала Микаэла, наклоняясь над животным. – Посмотрите, у него кровь на ласте, он ранен! Вот почему он не может сползти вниз.
Она протянула к нему руку, и тюлень издал испуганный крик.
– Осторожно! – воскликнул Мунго. – Не дай бог, на его вопли приплывет мать. Тогда нам придется туго, потому что тюлени могут быть очень злыми – они совсем не похожи на селки из сказок.
Микаэла посмотрела на камни у берега, где резвились и спали на солнышке другие тюлени. Услышав вопль детеныша, одна самка, лежавшая поодаль от остальных, тревожно подняла голову и закричала, словно звала кого-то.
– Вот его мать! Думаю, она не против того, чтобы мы помогли ее детенышу, – решила молодая женщина и принялась осторожно ощупывать поврежденную ласту. – Я совершенно незнакома с анатомией этих животных, но, похоже, их ласты – нечто вроде нашей кисти… Кажется, у него сломана кость.
Словно подтверждая ее слова, тюлененок горестно захныкал и толкнул ее руку.
– Как спокойно он дал вам себя осмотреть, – удивленно заметил Мунго. – У вас действительно настоящий дар к целительству!
Молодая женщина улыбнулась – в детстве она всегда лечила больных птиц и животных, которые не давались в руки никому другому.
– Бедненький, – ласково погладила она маленького тюленя, – мы отвезем тебя к маме, только сначала немножко полечим… Мунго, я хочу зашить рану на его ласте – иначе он потеряет много крови. Для этого мне понадобятся иголка и шелковая нить.
– Вы хотите зашить рану тюленю? – изумленно воззрился на нее горец. – Никогда о таком не слышал! Ну что ж, вы побудете здесь, а я съезжу в замок за всем необходимым. Но сначала пообещайте, что отпустите тюленя, как только зашьете ему рану. А то, боюсь, он покажется вам таким несчастным и беспомощным, что вы решите отвезти его в замок.
– Конечно, отпущу, – согласилась молодая женщина. – Бедняжке нужна забота и любовь матери. А вы найдите в моей комнате кожаную сумку с инструментами и возьмите из нее иглы, нитки, бинт и целебную мазь.
– Слава богу, что вам не понадобился ваш тяжеленный сундук с книгами, – проворчал горец.
Микаэла звонко рассмеялась:
– Спасибо за помощь, Мунго! Похоже, я снова у вас в долгу.
– Не вижу в этом ничего плохого. Я готов сделать все, о чем бы вы ни попросили, госпожа доктор!
– Из-за Ангуса?
– Конечно, я благодарен вам за спасение отца, но это не единственная причина, – улыбнулся горец. – Дело в том, что вас больше жизни любит Дайрмид. Он попросил меня заботиться о вас, пока он в отъезде, а его слово для меня – закон!
Он взялся за весла, лодка развернулась и поплыла к замку.
Слезы навернулись Микаэле на глаза.
– Мунго! – крикнула она. – Возвращайтесь скорее! И привезите мне что-нибудь поесть, я просто умираю с голоду!
Через мгновение лодка скрылась из виду, и Микаэла улыбнулась сквозь слезы: подумать только, он сказал, что Дайрмид любит ее больше жизни! От этих слов у нее все запело внутри. Дайрмид ее любит, любит! Будь выступ, на котором она стояла, пошире, она пустилась бы в пляс, но места было слишком мало. Тогда молодая женщина уселась на самый край, свесив ноги над водой, и приготовилась терпеливо ждать – дорога в замок и обратно наверняка займет у Мунго не меньше часа.
Она посмотрела на тюленя – малыш вел себя на удивление тихо. «Очевидно, совсем обессилел от боли и потери крови», – решила Микаэла. Кровь все еще продолжала сочиться, и она перетянула ласт повыше раны жгутом из батистового платка, а потом, положив к себе на колени круглую голову малыша, стала ласково гладить по теплой, шелковистой шерсти. Тюлень покосился на нее большими, выразительными, как у человека, глазами.
– Тебе, наверное, больно и страшно, бедненький? – прошептала молодая женщина. – Ничего, все пройдет, я тебе помогу. Ты снова станешь здоровым и веселым, будешь плавать и резвиться со своей мамой.
Тюлень жалобно, совсем по-детски запищал, и у Микаэлы защемило сердце. Она положила руку на рану, надеясь понять, насколько она серьезна, и закрыла глаза, отдавшись своим ощущениям. Ее мысленному взору предстали тонкие, как у ребенка, кости, на одной из которых она ясно заметила место перелома – с зазубренными концами, как это часто бывает у детей. Такие переломы со временем срастаются сами, не оставляя следов. Пораженная четкостью своего внутреннего видения, она сомкнула руки вокруг поврежденного ласта, продолжая приветливо разговаривать с тюленем.
Детеныш зашевелился и подсунул усатую мордочку под ее руку: он явно начал нервничать. Микаэла вспомнила, что, по рассказам бывалых рыбаков, тюлени любят музыку, и запела одну из баллад Сорчи о людях-тюленях. Малыш поднял голову и смотрел на певицу во все глаза, как будто понимая, о чем ее баллада.
Когда Микаэла умолкла, он снова подпихнул носом ее руку, требуя продолжения.
– Ах ты, мой хороший! – Она погладила его по голове. – Кто знает, может быть, Сорча права и ее умершие детки действительно стали такими же, как ты, тюленятами? Может быть, они сейчас резвятся где-нибудь на берегу с твоими сородичами, беспечные и счастливые…
Она привалилась спиной к стене и задумалась. Внезапно волна плеснула ей на башмаки, и Микаэла, испуганно отодвинувшись, поджала ноги. Похоже, вода начала подниматься. Это было плохо – прилив грозил затопить узкий выступ. Скорей бы вернулся Мунго! Он привезет все необходимое, она зашьет тюленю рану, и он поправится…
Молодая женщина погладила тюленя и закрыла глаза, прислушиваясь к приглушенному рокоту прибоя. Руку с раны она не убирала, и внезапно в ладони появилось давно забытое ощущение тепла. Это ощущение с каждой минутой становилось все сильнее, пока наконец Микаэле не стало казаться, что она сидит у камина, поднеся руку к самому пламени. И в это мгновение она почувствовала, что к ней вернулся ее дар!
Нестерпимо яркий и жгучий, как солнце, огонь потек по ее жилам, наполняя каждую частичку тела. Зажмурившись, Микаэла увидела сверкающую россыпь огней, переливавшихся всеми цветами радуги. Ей показалось, что она парит среди них, словно золотая чаша, до краев полная света, тепла и любви…
Не открывая глаз, она увидела, что постепенно кровотечение остановилось, а сломанная косточка срослась.
Почувствовав, что детеныш под ее рукой снова зашевелился, молодая женщина открыла глаза и сразу наткнулась на его темный влажный взгляд, показавшийся ей пугающе мудрым и проницательным. «Похоже, легенды о людях-тюленях имеют под собой какое-то основание», – подумала Микаэла.
– Вот видишь, малыш, ты уже почти здоров, – сказала она, погладив его по голове. – Теперь все будет в порядке!
Она чувствовала ужасную слабость, но на душе было ясно и радостно: ее дар, о котором она так горевала, вернулся!
Ей вспомнилось, как очень давно, маленькой девочкой, она подобрала во дворе замка Кинглэсси раненую голубку – бедная птица сидела в ее руке тихо-тихо, не делая никаких попыток вырваться. Тогда Микаэла впервые ощутила этот поток неизбывной любви и жалости к страдающему, обреченному на гибель существу, который наполнил голубку жизненной силой, залечил ее рану. Девочка раскрыла руки, и птица, целая и невредимая, вылетела на волю.
Микаэла в тот же вечер рассказала о случившемся брату Гэвину, и оказалось, что он тоже умеет исцелять раны и недуги наложением рук. Эта таинственная способность переходила в их семье из поколения в поколение, как золотая жила проходит по пластам земли. Говорили, что бабка Гэвина и Микаэлы, которую девочка никогда не знала, обладала таким сильным даром, что ее почитали святой. Микаэла была незаконной дочерью лорда Фолкенера – грубого английского вояки. Его жена и сын после смерти матери Микаэлы приняли сироту в свою семью. Жена лорда Фолкенера, Христиана, удочерила ее, дала надлежащее воспитание, и Микаэла всю жизнь называла ее мамой. Гэвин и Христиана с радостью позволяли Микаэле помогать другим, пользуясь своим даром, и люди с благодарностью принимали ее помощь.
В Италии все было совершенно по-другому: к ее необыкновенной способности с самого начала отнеслись с подозрением, а потом и с открытым неприятием. Микаэлу обвинили в ереси, был суд, о котором она даже сейчас, спустя столько лет, вспоминала с содроганием. К счастью, рядом был мудрый и влиятельный Ибрагим, который спас ее и от сурового приговора, и от людских кривотолков. Чтобы защитить юную ученицу на будущее, он попросил ее забыть о даре, и она согласилась – отчасти из уважения к мужу, отчасти из страха перед новым судом, – хотя в душе всегда горько оплакивала свою потерю. Но в один прекрасный день в ее тесный мирок вторгся Дайрмид Кемпбелл, потребовавший от нее чуда, и жизнь Микаэлы Фолкенер устремилась по новому руслу…
Поглаживая теплый бок тюленя, молодая женщина вспомнила свою первую встречу с Дайрмидом, оставившую глубокий след в ее душе. Одиннадцать лет назад она, еще совсем девочка, встретила на поле битвы молодого хирурга, который поразил ее своей самоотверженностью и состраданием к раненым. Микаэла вдруг подумала, что ее любовь к Дайрмиду началась именно тогда, тем туманным утром, среди крови и грязи только что закончившегося боя. Так, значит, само Провидение привело ее в Перт, где им с Дайрмидом было предназначено встретиться вновь! Все вернулось на круги своя, судьба хочет, чтобы они были вместе!
Эта мысль заставила ее сердце радостно забиться. Микаэла засмеялась, откинув голову назад, и вдруг почувствовала, что тюлень заснул, согревая ее своим теплом.
Но где же Мунго? Микаэла посмотрела вниз – вода поднялась почти вровень с уступом, хлюпая у самых ее ног, и продолжала прибывать. Несомненно, вскоре она зальет и уступ… Молодая женщина огляделась в поисках нового убежища и заметила над головой несколько глубоких ниш в неровной стене, где она вполне могла поместиться вместе с тюлененком, если бы удалось до них добраться. Но до этого, конечно, не дойдет, Мунго обязательно вернется за ними. Волны лизнули край ее плаща. Она так глубоко ушла в свои мысли и переживания, что не придала никакого значения начавшемуся приливу, и теперь, когда наконец обратила на него внимание, вода плескалась уже у самых ее ног! Радость Микаэлы померкла, уступив место тревоге, а потом в душу молодой женщины закрался страх. Где же Мунго? Ведь вода вскоре зальет уступ!
Воды Микаэла всегда панически боялась, это было для нее настоящим проклятьем. Какая злая ирония судьбы: радоваться жизни, думать о Дайрмиде и вдруг понять, что вокруг только грозящая гибелью водная стихия и нет никого, кто бы мог прийти на помощь! Содрогнувшись от ужаса, молодая женщина стала следить за неумолимо поднимавшимися волнами.
– Я так рада вновь увидеть вас в нашей скромной обители после столь долгого перерыва, – расплылась в любезной улыбке настоятельница, поднимаясь навстречу Дайрмиду.
Кругленькая, с пухлыми румяными щечками, она была такого маленького роста, что рядом с ним казалась настоящей карлицей. Дайрмид всегда чувствовал неловкость оттого, что ему приходилось смотреть на почтенную женщину в прямом смысле свысока.
– Я знала, сын мой, что вы приедете к нам, когда ваш дух вновь обретет смирение и покой, – продолжала она с приличествующей монахине кротостью.
– О каком смирении вы говорите, матушка? – не понял Дайрмид. – Я приехал навестить свою жену!
– Конечно, конечно, сын мой! – кивнула настоятельница. – Следуйте за мной.
Пройдя через маленькую заднюю дверь, они миновали огород, где обитательницы монастыря выращивали целебные травы, и вышли во фруктовый сад с облетевшими яблонями и грушами, которые довольно сиротливо смотрелись на фоне пасмурного неба.
Погода не предвещала ничего хорошего – промозглый ветер сгонял на запад тяжелые грозовые облака, свинцовое море покрылось белыми барашками. Дайрмид велел своим гребцам ждать на берегу, поскольку не собирался задерживаться надолго: он хотел только еще раз попросить у Анабел свободы, а больше им говорить было не о чем. Его чувства к Анабел, пройдя за пять лет все стадии от любви до ненависти, неожиданно для него самого приобрели нейтральный оттенок, как будто речь шла о какой-то случайной знакомой, а не о женщине, которую он любил и которая так бессовестно его предала. Он еще не простил ее до конца, но его ярость и боль уже улеглись.
– Э, да вы совсем зеленая! – заволновался сидевший на веслах Мунго. – Я же вас предупреждал! Мой лэрд мне голову оторвет, если узнает, на что вы меня подбили!
– Вы ни в чем не виноваты, – пробормотала Микаэла. – Я сама решила ехать и выдержу эту поездку!
– Надеюсь, что так, миледи, но выглядите вы неважно.
Микаэла постаралась выровнять дыхание и стала смотреть на горизонт, чтобы не видеть разбивающихся о корпус лодки волн.
– И все из-за какого-то детеныша тюленя! – глядя на ее муки, неодобрительно покачал головой горец. – Да молодые тюлени каждый день десятками калечатся и гибнут, и сородичи спокойно оставляют раненых умирать. Слишком уж вы сердобольная, миледи. Видели бы вы, как рыбаки с дубинками охотятся на них ради шкуры, которую можно выгодно продать на рынке! Право слово, давайте повернем обратно, милосерднее оставить малыша в покое, пусть себе мирно околеет – уж больно жизнь у тюленей трудная!
– Мы должны его спасти, – повторила Микаэла, высматривая большой камень, который видела из окна своей спальни. – Уже совсем рядом, Мунго. Смотрите, вон он, на уступе!
Нос лодки с глухим стуком ударился о камень. Мунго ловко накинул веревочную петлю на один из выступов, закрепил лодку, потом помог выйти Микаэле и сам следом за ней ступил на скалу. Они осторожно подошли к тюленю и, присев на корточки, стали его рассматривать.
Пухлый, с пятнистой черно-серой шкуркой, большими черными глазами и забавной круглой мордочкой, он был совсем маленький, не больше нескольких недель от роду. Тюлененок лежал, безжизненно распластавшись на камне, но, увидев людей, начал барахтаться и бить хвостом, тщетно пытаясь доползти до воды.
– Бедняжка, – пробормотала Микаэла, наклоняясь над животным. – Посмотрите, у него кровь на ласте, он ранен! Вот почему он не может сползти вниз.
Она протянула к нему руку, и тюлень издал испуганный крик.
– Осторожно! – воскликнул Мунго. – Не дай бог, на его вопли приплывет мать. Тогда нам придется туго, потому что тюлени могут быть очень злыми – они совсем не похожи на селки из сказок.
Микаэла посмотрела на камни у берега, где резвились и спали на солнышке другие тюлени. Услышав вопль детеныша, одна самка, лежавшая поодаль от остальных, тревожно подняла голову и закричала, словно звала кого-то.
– Вот его мать! Думаю, она не против того, чтобы мы помогли ее детенышу, – решила молодая женщина и принялась осторожно ощупывать поврежденную ласту. – Я совершенно незнакома с анатомией этих животных, но, похоже, их ласты – нечто вроде нашей кисти… Кажется, у него сломана кость.
Словно подтверждая ее слова, тюлененок горестно захныкал и толкнул ее руку.
– Как спокойно он дал вам себя осмотреть, – удивленно заметил Мунго. – У вас действительно настоящий дар к целительству!
Молодая женщина улыбнулась – в детстве она всегда лечила больных птиц и животных, которые не давались в руки никому другому.
– Бедненький, – ласково погладила она маленького тюленя, – мы отвезем тебя к маме, только сначала немножко полечим… Мунго, я хочу зашить рану на его ласте – иначе он потеряет много крови. Для этого мне понадобятся иголка и шелковая нить.
– Вы хотите зашить рану тюленю? – изумленно воззрился на нее горец. – Никогда о таком не слышал! Ну что ж, вы побудете здесь, а я съезжу в замок за всем необходимым. Но сначала пообещайте, что отпустите тюленя, как только зашьете ему рану. А то, боюсь, он покажется вам таким несчастным и беспомощным, что вы решите отвезти его в замок.
– Конечно, отпущу, – согласилась молодая женщина. – Бедняжке нужна забота и любовь матери. А вы найдите в моей комнате кожаную сумку с инструментами и возьмите из нее иглы, нитки, бинт и целебную мазь.
– Слава богу, что вам не понадобился ваш тяжеленный сундук с книгами, – проворчал горец.
Микаэла звонко рассмеялась:
– Спасибо за помощь, Мунго! Похоже, я снова у вас в долгу.
– Не вижу в этом ничего плохого. Я готов сделать все, о чем бы вы ни попросили, госпожа доктор!
– Из-за Ангуса?
– Конечно, я благодарен вам за спасение отца, но это не единственная причина, – улыбнулся горец. – Дело в том, что вас больше жизни любит Дайрмид. Он попросил меня заботиться о вас, пока он в отъезде, а его слово для меня – закон!
Он взялся за весла, лодка развернулась и поплыла к замку.
Слезы навернулись Микаэле на глаза.
– Мунго! – крикнула она. – Возвращайтесь скорее! И привезите мне что-нибудь поесть, я просто умираю с голоду!
Через мгновение лодка скрылась из виду, и Микаэла улыбнулась сквозь слезы: подумать только, он сказал, что Дайрмид любит ее больше жизни! От этих слов у нее все запело внутри. Дайрмид ее любит, любит! Будь выступ, на котором она стояла, пошире, она пустилась бы в пляс, но места было слишком мало. Тогда молодая женщина уселась на самый край, свесив ноги над водой, и приготовилась терпеливо ждать – дорога в замок и обратно наверняка займет у Мунго не меньше часа.
Она посмотрела на тюленя – малыш вел себя на удивление тихо. «Очевидно, совсем обессилел от боли и потери крови», – решила Микаэла. Кровь все еще продолжала сочиться, и она перетянула ласт повыше раны жгутом из батистового платка, а потом, положив к себе на колени круглую голову малыша, стала ласково гладить по теплой, шелковистой шерсти. Тюлень покосился на нее большими, выразительными, как у человека, глазами.
– Тебе, наверное, больно и страшно, бедненький? – прошептала молодая женщина. – Ничего, все пройдет, я тебе помогу. Ты снова станешь здоровым и веселым, будешь плавать и резвиться со своей мамой.
Тюлень жалобно, совсем по-детски запищал, и у Микаэлы защемило сердце. Она положила руку на рану, надеясь понять, насколько она серьезна, и закрыла глаза, отдавшись своим ощущениям. Ее мысленному взору предстали тонкие, как у ребенка, кости, на одной из которых она ясно заметила место перелома – с зазубренными концами, как это часто бывает у детей. Такие переломы со временем срастаются сами, не оставляя следов. Пораженная четкостью своего внутреннего видения, она сомкнула руки вокруг поврежденного ласта, продолжая приветливо разговаривать с тюленем.
Детеныш зашевелился и подсунул усатую мордочку под ее руку: он явно начал нервничать. Микаэла вспомнила, что, по рассказам бывалых рыбаков, тюлени любят музыку, и запела одну из баллад Сорчи о людях-тюленях. Малыш поднял голову и смотрел на певицу во все глаза, как будто понимая, о чем ее баллада.
Когда Микаэла умолкла, он снова подпихнул носом ее руку, требуя продолжения.
– Ах ты, мой хороший! – Она погладила его по голове. – Кто знает, может быть, Сорча права и ее умершие детки действительно стали такими же, как ты, тюленятами? Может быть, они сейчас резвятся где-нибудь на берегу с твоими сородичами, беспечные и счастливые…
Она привалилась спиной к стене и задумалась. Внезапно волна плеснула ей на башмаки, и Микаэла, испуганно отодвинувшись, поджала ноги. Похоже, вода начала подниматься. Это было плохо – прилив грозил затопить узкий выступ. Скорей бы вернулся Мунго! Он привезет все необходимое, она зашьет тюленю рану, и он поправится…
Молодая женщина погладила тюленя и закрыла глаза, прислушиваясь к приглушенному рокоту прибоя. Руку с раны она не убирала, и внезапно в ладони появилось давно забытое ощущение тепла. Это ощущение с каждой минутой становилось все сильнее, пока наконец Микаэле не стало казаться, что она сидит у камина, поднеся руку к самому пламени. И в это мгновение она почувствовала, что к ней вернулся ее дар!
Нестерпимо яркий и жгучий, как солнце, огонь потек по ее жилам, наполняя каждую частичку тела. Зажмурившись, Микаэла увидела сверкающую россыпь огней, переливавшихся всеми цветами радуги. Ей показалось, что она парит среди них, словно золотая чаша, до краев полная света, тепла и любви…
Не открывая глаз, она увидела, что постепенно кровотечение остановилось, а сломанная косточка срослась.
Почувствовав, что детеныш под ее рукой снова зашевелился, молодая женщина открыла глаза и сразу наткнулась на его темный влажный взгляд, показавшийся ей пугающе мудрым и проницательным. «Похоже, легенды о людях-тюленях имеют под собой какое-то основание», – подумала Микаэла.
– Вот видишь, малыш, ты уже почти здоров, – сказала она, погладив его по голове. – Теперь все будет в порядке!
Она чувствовала ужасную слабость, но на душе было ясно и радостно: ее дар, о котором она так горевала, вернулся!
Ей вспомнилось, как очень давно, маленькой девочкой, она подобрала во дворе замка Кинглэсси раненую голубку – бедная птица сидела в ее руке тихо-тихо, не делая никаких попыток вырваться. Тогда Микаэла впервые ощутила этот поток неизбывной любви и жалости к страдающему, обреченному на гибель существу, который наполнил голубку жизненной силой, залечил ее рану. Девочка раскрыла руки, и птица, целая и невредимая, вылетела на волю.
Микаэла в тот же вечер рассказала о случившемся брату Гэвину, и оказалось, что он тоже умеет исцелять раны и недуги наложением рук. Эта таинственная способность переходила в их семье из поколения в поколение, как золотая жила проходит по пластам земли. Говорили, что бабка Гэвина и Микаэлы, которую девочка никогда не знала, обладала таким сильным даром, что ее почитали святой. Микаэла была незаконной дочерью лорда Фолкенера – грубого английского вояки. Его жена и сын после смерти матери Микаэлы приняли сироту в свою семью. Жена лорда Фолкенера, Христиана, удочерила ее, дала надлежащее воспитание, и Микаэла всю жизнь называла ее мамой. Гэвин и Христиана с радостью позволяли Микаэле помогать другим, пользуясь своим даром, и люди с благодарностью принимали ее помощь.
В Италии все было совершенно по-другому: к ее необыкновенной способности с самого начала отнеслись с подозрением, а потом и с открытым неприятием. Микаэлу обвинили в ереси, был суд, о котором она даже сейчас, спустя столько лет, вспоминала с содроганием. К счастью, рядом был мудрый и влиятельный Ибрагим, который спас ее и от сурового приговора, и от людских кривотолков. Чтобы защитить юную ученицу на будущее, он попросил ее забыть о даре, и она согласилась – отчасти из уважения к мужу, отчасти из страха перед новым судом, – хотя в душе всегда горько оплакивала свою потерю. Но в один прекрасный день в ее тесный мирок вторгся Дайрмид Кемпбелл, потребовавший от нее чуда, и жизнь Микаэлы Фолкенер устремилась по новому руслу…
Поглаживая теплый бок тюленя, молодая женщина вспомнила свою первую встречу с Дайрмидом, оставившую глубокий след в ее душе. Одиннадцать лет назад она, еще совсем девочка, встретила на поле битвы молодого хирурга, который поразил ее своей самоотверженностью и состраданием к раненым. Микаэла вдруг подумала, что ее любовь к Дайрмиду началась именно тогда, тем туманным утром, среди крови и грязи только что закончившегося боя. Так, значит, само Провидение привело ее в Перт, где им с Дайрмидом было предназначено встретиться вновь! Все вернулось на круги своя, судьба хочет, чтобы они были вместе!
Эта мысль заставила ее сердце радостно забиться. Микаэла засмеялась, откинув голову назад, и вдруг почувствовала, что тюлень заснул, согревая ее своим теплом.
Но где же Мунго? Микаэла посмотрела вниз – вода поднялась почти вровень с уступом, хлюпая у самых ее ног, и продолжала прибывать. Несомненно, вскоре она зальет и уступ… Молодая женщина огляделась в поисках нового убежища и заметила над головой несколько глубоких ниш в неровной стене, где она вполне могла поместиться вместе с тюлененком, если бы удалось до них добраться. Но до этого, конечно, не дойдет, Мунго обязательно вернется за ними. Волны лизнули край ее плаща. Она так глубоко ушла в свои мысли и переживания, что не придала никакого значения начавшемуся приливу, и теперь, когда наконец обратила на него внимание, вода плескалась уже у самых ее ног! Радость Микаэлы померкла, уступив место тревоге, а потом в душу молодой женщины закрался страх. Где же Мунго? Ведь вода вскоре зальет уступ!
Воды Микаэла всегда панически боялась, это было для нее настоящим проклятьем. Какая злая ирония судьбы: радоваться жизни, думать о Дайрмиде и вдруг понять, что вокруг только грозящая гибелью водная стихия и нет никого, кто бы мог прийти на помощь! Содрогнувшись от ужаса, молодая женщина стала следить за неумолимо поднимавшимися волнами.
– Я так рада вновь увидеть вас в нашей скромной обители после столь долгого перерыва, – расплылась в любезной улыбке настоятельница, поднимаясь навстречу Дайрмиду.
Кругленькая, с пухлыми румяными щечками, она была такого маленького роста, что рядом с ним казалась настоящей карлицей. Дайрмид всегда чувствовал неловкость оттого, что ему приходилось смотреть на почтенную женщину в прямом смысле свысока.
– Я знала, сын мой, что вы приедете к нам, когда ваш дух вновь обретет смирение и покой, – продолжала она с приличествующей монахине кротостью.
– О каком смирении вы говорите, матушка? – не понял Дайрмид. – Я приехал навестить свою жену!
– Конечно, конечно, сын мой! – кивнула настоятельница. – Следуйте за мной.
Пройдя через маленькую заднюю дверь, они миновали огород, где обитательницы монастыря выращивали целебные травы, и вышли во фруктовый сад с облетевшими яблонями и грушами, которые довольно сиротливо смотрелись на фоне пасмурного неба.
Погода не предвещала ничего хорошего – промозглый ветер сгонял на запад тяжелые грозовые облака, свинцовое море покрылось белыми барашками. Дайрмид велел своим гребцам ждать на берегу, поскольку не собирался задерживаться надолго: он хотел только еще раз попросить у Анабел свободы, а больше им говорить было не о чем. Его чувства к Анабел, пройдя за пять лет все стадии от любви до ненависти, неожиданно для него самого приобрели нейтральный оттенок, как будто речь шла о какой-то случайной знакомой, а не о женщине, которую он любил и которая так бессовестно его предала. Он еще не простил ее до конца, но его ярость и боль уже улеглись.