Кирицэ Константин. Рыцари с Черешневой улицы, или Замок девушки в белом

   — Половина седьмого, — сказал Дан. — Что делать будем? Сдается мне, что письмо до нее не дошло. А может, оно попало в руки старухи?
   — А может, она так возмутилась, что до конца не дочитала?
   — Не может быть! Такого письма она еще в жизни не получала!
   — Что ж, возможно, ты и прав, — многозначительно произнес Тик.
   — Уж не хочешь ли ты сказать, что оно плохо написано?
   — Хватит! — отрезал Тик. — Долго мы тут будем еще торчать?
   — С меня довольно. Но, если хочешь…
   — Мне тоже надоело. Ничего, мы еще посмотрим, кто кого…
   Тик спрыгнул на землю. Дан потерял равновесие и чуть было не свалился прямо на него. Вид у обоих был довольно жалкий. Час с лишним проторчать на дереве — и все напрасно…
   — Твоя арапка трусиха, каких мало, — старался утешить себя Дан. — Ни капли романтизма. Испугалась риска и неожиданной встречи…
   — А я уверен, что виновата Баба-Яга. Она, наверное, держит ее взаперти, а может, цепями приковала…
   Неудачники подошли к скамье. Дан хотел было сесть, но тут же подскочил, словно на гвоздь напоролся.
   — Тик, гляди! Что это? Кто его принес? Когда?
   Тик посмотрел на скамейку. К спинке посередине был приклеен клочок бумаги. Тик сорвал его и прочел вслух:
   —  «Милые крошки! Я получила ваше письмецо, оно действительно пробудило во мне чувство… жалости к вам. Я даже удостоила вас нежным взором, полным восхищения, глядя, как ловко вы взбираетесь на дерево. И очень сожалею, что вы так и не сможете целовать следы моих ног, но это заставит вас поверить, что я и впрямь фея — впрочем, для вашего возраста это вполне естественно. Советую вам заняться вещами более подходящими для таких малышей, как вы. Как вы относитесь, например, к гонкам на самокатах или на трехколесных велосипедах? А уж если проиграете, так моя возвышенная душа постарается утешить ваши безмерные страдания. Вот вам ответ „пленницы в белом“».
   И приписка: «Готова биться об заклад, что вы проторчите на дереве по меньшей мере до половины седьмого. Ну и видик же у вас будет, когда прочтете эти строки…»
   Девушка в белом словно в воду глядела: на ребят было жалко смотреть. Никогда еще чирешары не подвергались такому унижению. Они смотрели друг на друга и молчали. Дан был взбешен: его прекрасная идея с письмом провалилась, и какая0то девчонка, ровесница Марии или Лучи, так над ним посмеялась. Но Тика занимали куда более конкретные вопросы. «Кто все-таки и когда приклеил эту записку?» — терзался он, готовый реветь от обиды, что их провели, как крошечных младенцев. А что уж касается соревнований на самокатах или трехколесных велосипедах, то и вспоминать об этом было тошно.
   — Понять не могу, — повторял Тик, — как попала сюда записка? Кто и когда ее доставил? Уму непостижимо!
   — Во всяком случае, уже после того, как мы сюда пришли, — заметил Дан. — Иначе мы бы обязательно заметили ее. Тикуш, я убежден, что записку написали после половины шестого. Стало быть, вместо того чтобы мы наблюдали за девчонкой, она наблюдала за нами. Так посмеяться над моим письмом! В жизни не прощу ей этого!
   — Давай-ка лучше вспомним, кто проходил по аллее и кто сидел на скамейке, — предложил хозяин пращи.
   — Та влюбленная парочка? Быть не может.
   — Старуха с этим слюнтяем? Исключено!
   — Но ведь никто больше не подходил к скамейке.
   — Кто же тогда приклеил записку? Не из рогатки же ею выстрелили!
   Закляни Тик украдкой в дом, где жила девушка в белом, все бы ему стало ясно. Высокая худая старуха перерыла весь дом, разыскивая пропавшие очки, а в глубине дома, в комнате, смуглая девчонка устало натягивала на себя белое платье. На стуле рядом лежали шорты, плотная мальчишеская блуза и выцветший, смешной берет. Одетая в этот костюм, в бабушкиных очках, она превратилась в мальчишку-недотепу, до того беспомощного, что какая-то незнакомая старая женщина пожалела его и показала, как выйти из парка и даже сама повела его к этому выходу.
   Но Тик ничего этого не знал, он мучительно пытался понять, что же произошла. Ясно было одно: они потерпели позорное поражение. Нужно было посоветоваться с друзьями сегодня же вечером. И ребята сразу же отправились на поиски: Тик должен был найти силача Урсу, Дан — Лучию и Марию.
   …В просторной голубой комнате с большими окнами и роялем в углу Мария допрашивала Дана:
   — Да говори же ты, противный! Видишь ведь, как ты разжег мое любопытство…
   — Скажу, когда придут Тик и Урсу. Потерпи немножко.
   — Не люблю мальчишек, которые изображают из себя молчальников. Хотят казаться настоящими мужчинами. Скажу тебе по секрету, Дан: от девушек ничего не утаишь!.. От мальчиков еще можно.
   — А почему от девчонок нельзя?
   — Да потому что все равно не выдержишь и скажешь — только на смех тебя подымут. А потом, девчонки знаешь как догадливы!
   — А я уверен: тебе и в голову не приходит, о чем речь.
   — Давай попробуем: я буду задавать вопросы, а ты отвечай только «да» или «нет».
   Дан поколебался, но в конце концов согласился.
   — Нда! Теперь уже ты разожгла мое любопытство.
   — Итак, начинаю. Печь идет о девушке…
   — Ну, это уж слишком. А ты откуда знаешь? А, понимаю: Тик проговорился.
   Мария задала вопрос наобум. Если бы Дан ответил «да» или «нет», ее положение оказалось бы незавидным. Но ответ Дана обнадежил ее. Надо было все обдумать так, как это делал Виктор: «Речь, стало быть, идет не о Лучи, а о другой девушке, которую я не знаю. Иначе почему бы Дан так удивился?»
   — Тик? Да он и словом не обмолвился. Поехали дальше…
   И Мария уверенно, даже с некоторой насмешкой задала следующий вопрос:
   — Я, конечно, ее не знаю?
   Дан сделал большие глаза.
   — Ну хватит! Не ври! Конечно, Тик все выболтал. Ох и трепач! Ну, я ему покажу…
   А Мария, улыбаясь, продолжала рассуждать: «Значит, она не наша одноклассница, но ровесница, иначе мы бы о ней и не говорили. Но мы с ней не знакомы, так ведь? Стало быть, значит, она не здешняя. Это точно!»
   — Я же тебе сказала: Тик мне ничего не говорил, — ответила она тоном, позволяющим предполагать, что она кое-что узнала от других. — Она ведь не здешняя, правда?
   — Ты что, издеваешься? Кто тебе все-таки сказал? Она сама?
   «Итак, она действительно нездешняя, — подумала Мария, не обращая внимания на Дана. — Как же до сих пор я ничего не слыхала о ней? Должно быть, она здесь недавно».
   — Она в городе всего лишь несколько дней?
   Дан на этот раз ответил сухо:
   — Да.
   Торжествующей улыбкой Мария прикрыла свое разочарование — Дан слишком скуп на слова. «Если она приехала сюда несколько дней тому назад и я до сих пор ничего о ней не слыхала, то объяснений может быть не много: во-первых, она живет в другом районе города, во-вторых, она сидит весь день дома, в-третьих, у нее нет друзей, в-четвертых, семья, в которой она живет, немногочисленна, иначе мы бы уже узнали а ее приезде». И, пристально взглянув на Дана, она уверенно продолжала:
   — Отвечай только «да» или «нет», как мы условились. Только быстро, не задумываясь: она живет в другой части города?
   — Да.
   — Она целый день сидит дома?
   — Да! — ответил Дан, все больше поражаясь ее осведомленности.
   — У нее нет здесь друзей?
   — Нет.
   — Потому что за ней очень строго следят, верно?
   — Верно.
   И тогда Мария задала последний вопрос, от которого зависел успех всей «игры»:
   — Ну что, будем продолжать? — И после многозначительной паузы добавила: — Я думаю, ты убедился…
   — Да, но откуда ты все это узнала? — попался Дан. — Кто мог тебе рассказать о девушке в белом? Кто, если не Тик?
   — Кто? Ты сам!
   — Я? Не говори глупостей! Я и во сне не проболтаюсь! А если бы и проболтался, тебе-то откуда об этом знать?
   — А ты все-таки мне рассказал.
   — Когда?
   — Сейчас.
   — Ну знаешь, Мария… — Тут Дан, заподозрив что-то неладное, остановился. — Ты говоришь, я? Сейчас? Значит…
   — Вот именно. Хотя в отличие от других девушек я не прибегала ни к лести, ни к обещаниям, ни к заигрываниям или угрозам. Я вела игру в открытую. И ты попался. Тебе еще не все ясно?
   — Говори яснее. Ты же знаешь, что я с рождения не шибко сообразительный…
   Мария объяснила все по порядку. И Дан вынужден был признать, что Мария придумала занятную игру и даже похвалил ее.
   Когда Тик вошел в комнату, Мария знала все о незнакомке. Мальчуган расстроено сообщил, что Урсу тренируется вовсю и не придет.
   — Лучия тоже не придет, — сообщил Дан. — А вы знаете, если Лучия сказала «нет»…
   — И Лучия? — удивился Тик. — Что это на них нашло? Как же мы без них накажем Белую арапку? Ну ладно, сам справлюсь…
   — А нельзя ли и мне узнать, почему вы хотите наказать ее? — спросила Мария.
   — А ты что, не слыхала, как она с нами поступила? — вскинулся коротыш. — Да она касс высмеяла!
   — И за это вы хотите ее наказать? Сами небось не сумели высмеять ее, а теперь обиделись…
   — Ты что, защищаешь ее? — удивился Дан. — Мария, сдается мне, что ты с ней знакома…
   — Еще чего! Я знаю ее только с ваших слов, и чем больше вы на нее нападаете, тем больше она мне нравится. Знаете, как вы ведете себя? Как наши одноклассники. Ну, скажем, Помпиликэ или Серджу, которые отзываются об Ионеле или, к примеру, о Викторе таким образом: «Ну и оболтус, скажу я вам! Знает все реки, словно они текут в его поместье… А на уроке истории этот зубрила сыплет датами, именами князей… Видали такого болвана? Даже к контрольной по ботанике, которую все списывают у преподавателя, он готовится, пока глаза на лоб не полезут. Ну не дурак ли?» Ну а теперь вы сами скажите, кто на самом-то деле олух?
   — Ты на что намекаешь? Хочешь сказать, что и мы… — нахмурился ее вихрастый братец.
   — Ну зачем так прямо? И все-таки вы сглупили, конечно. Получилось неловко…
   Тик посмотрел на сестру, потом на Дана. В самом деле, стоит ли продолжать игру?
   — Дан, может, и сглупил, но чуть-чуть. А вот я оказался настоящим дурнем. Девчонка — и так провела меня! Но с этой Бабой-Ягой я все равно рассчитаюсь!
   Дан и Мария рассмеялись. Коротыш подождал, пока они утихнут, потом спросил с невинным видом:
   — А как все-таки быть с девушкой в белом? Неужто мы так и спустим ей все?
   — Мне кажется, она заслуживает, чтобы мы приняли ее в нашу группу… — высказала свое мнение Мария. — Я думаю, с этим согласятся и Урсу и Лучия.
   — Лучия? Как бы не так, — вздохнул Тик. — Уж я-то знаю ее: пока она не выяснит, какие у нее отметки по всем предметам за все школьные годы, она и слышать о ней не захочет… Вот увидите, на старости лет Лучия тоже сделается настоящей Бабой-Ягой!
   — Что ж, — заключила Мария, — допустим, Лучия будет против — все равно большинство с нами; в худшем случае «за» будет три голоса, а «против» — два, хотя я не думаю, чтобы Урсу был «против».
   — А как можно, по-твоему, принять ее в налу группу? — поинтересовался Дан. — Каким путем?
   — Самым простым: взять и откровенно поговорить с ней, — ответила Мария.
   — Поговорить? — испуганно переспросил Тик. — А кто же на это решится?
   — Конечно, не вы. Вы проявили себя не с лучшей стороны. Придется попытаться мне.
   — А как?
   — Завтра утром я обязательно увижусь с ней, — пообещала Мария.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   На следующий день утром Мария отправилась к девушке в белом. День был ясный, дул прохладный ветерок. Мария постучала в ворота, ласково поговорила с собачкой, которая так и не распознала в ней сестру человека, нанесшего ей недавно такой чувствительный удар, и не без волнения стала ждать появления незнакомки. Прошло немного времени, и на крыльце показалась высокая, поджарая старуха. Мария слегка растерялась.
   — Тебе чего? — недовольно спросила старуха, возмущенная уже тем, что девушка с ней не поздоровалась.
   Мария, однако, заметила свою оплошность и сказала:
   — Здравствуйте, бабушка… Извините меня, я хотела попросить, если можно, книжку…
   Старуха надела очки и внимательно осмотрела гостью.
   — Вряд ли тебя мои книжки устроят, — ответила она все тем же недовольным голосом. — Кириллицу знаешь?
   Мария не сразу нашлась что ответить. Она уже поняла, отчего Тик так настроен против старухи. Но тут занавеска зашевелилась, и из окна выглянула удивленная большеглазая смуглянка. Осмелев, Мария ответила:
   — А может, у Лауры найдется нужная мне книга…
   — У Лауры? А откуда ты ее знаешь?
   Открылась дверь, и затененное крыльцо словно осветилось: перед Марией стояла девушка в белоснежном платье. Девушка с любопытством и удивлением смотрела на гостью.
   — Мы познакомились в Бухаресте… Кажется, на каком-то конкурсе, — соврала Мария и покраснела.
   Старуха недоверчиво взглянула не внучку. Девушка в свою очередь удивленно спросила:
   — На каком же конкурсе мы встречались?
   Мария смущенно проговорила:
   — На литературном… в прошлом году.
   Девушка в белом вздрогнула и внимательно посмотрела на Марию. Лицо ее покраснело, но тут же покрылось бледностью. Что-то смутно припоминалось ей… Длинный стол под красной скатертью… В зале ученики и ученицы… Волнение, надежды… Она вновь услышала басовитый голос, провозгласивший: «Первая премия за сочинение…» И перед ее мысленным взором медленно прошла девушка с ярким лицом, черными длинными косами…
   — Вы — Мария Флореску? — спросила она, охваченная внезапным волнением.
   — Да, — обрадовано ответила Мария.
   Лаура продолжала вспоминать. Тогда она очень тяжело болела и только что вышла из больницы. У нее были сильные головные боли. И все-таки она не могла не пойти на конкурс… Целый год она мечтала о нем… Большой зал… Множество девушек и юношей… Она писала, писала… О лесах и замках, о высоких, мрачных залах… о девушке в белом, величественно скользящей по мраморным плитам… Потом до ее слуха донесся отдаленный звонок и шелест закрываемых тетрадей… Седая преподавательница оказалась рядом с ее партой… Но она продолжала писать… А преподавательница требовала, чтобы она сдала тетрадь… Она протянула ее дрожащей рукой… И снова этот амфитеатр… И басовитый голос: «Вторая премия за исключительно интересное, но, к сожалению, незаконченное сочинение…» И никакого движения в зале… И снова басовитый голос назвал имя… Но никто не отозвался… Она плакала навзрыд в укромном уголке, стараясь не быть услышанной… Это было первое поражение в ее жизни…
   — Так вы Мария Флореску? Но мы ведь незнакомы…
   Мария испуганно подняла руку. Старуха, молчавшая во время этого странного разговора, тут же оживилась и закричала:
   — В таком случае, что тебе тут надо? И как можно так нагло врать? Ну-ка убирайся сейчас же отсюда!
   Мария не расслышала оскорбительных слов старухи. Глядя в бледное, испуганное лицо Лауры, она выпалила:
   — Злая девчонка!
   И, боясь, что сейчас разревется от обиды, побежала к калитке.
   Лаура стояла и смотрела в окно. Редко чьи-нибудь шаги тревожили тишину тускло освещенной улицы. В доме не было слышно ни шороха. Девушка чувствовала себя одинокой, оторванной от всего мира. Когда отец сообщил ей, что она проведет каникулы в маленьком городке у бабушки, она даже подпрыгнула от радости. Воспоминания, пусть смутные, о далеком детстве, о бабушке, о большом доме с крыльцом и обширным двором, заросшим кудрявой травкой, по которой так приятно было бегать босиком, очарование тех незабываемых солнечных дней — все это звучало в ней точно светлая лазурная мелодия. Но городок этот притягивал ее и по другой причине: там жили чирешары. Она наслушалась немало увлекательных историй о Рыцарях с улицы Черешен, а самую подробную и достоверную — даже из уст одного из них.
   …Тогда ей и в голову не пришла, что этот худой и неловкий парнишка, которого она увидела в кабинете своего отца, был одним из знаменитых чирешаров. Он показался ей уж очень робким: покуда отец о чем-то горячо спорил с высоким светловолосым мужчиной, бывшим своим одноклассником, юноша рассматривал тесные ряды книг на многочисленных полках кабинета. А когда их наконец познакомили, он покраснел до корней волос.
   Должно быть, из вежливости, а может, просто под впечатлением от заголовков книг, стоящих на полках, юноша тихо спросил ее, любит ли она путешествия. Она утвердительно кивнула головой и скороговоркой задала тот же вопрос. Он тоже кивнул и снова погрузился в молчание. Когда родители вышли в сад и они остались вдвоем, Лаура неожиданно спросила:
   — Ты что, боишься меня?
   — Нет, но… — юноша замялся.
   — Меня зовут Лаурой.
   — А меня — Ионелом.
   — Я очень люблю путешествовать, люблю горы, замки, леса, люблю пить воду из родников. Не люблю глупых людей… И еще очень люблю писать… Обо всем, что мне нравится.
   — Вот это да! — протянул Ионел и неожиданно спросил: — А пещеры не нравятся?
   — Почему же не нравятся? Кто тебе сказал? Очень даже нравятся.
   — Что ж, я бы мог тебе кое-что рассказать об одном приключении в опасной пещере.
   — Это что? Приключение чирешаров? А я уже слышала. Я знаю о них всё. Виктор, Урсу, Мария, Лучия, Тик, Ионел, Дан… А почему ты опять покраснел?
   — Я и не думал краснеть… Хотя… Так вот, ничего ты не знаешь… И прежде всего не знаешь, кто я. Я — Ионел. А ты чего покраснела?
   — Ты Ионел? Так ты чирешар? Что же ты сразу не сказал? Но если ты наврал…
   Ионел ответил улыбкой. Потом поднял руку и коснулся затылка.
   — Сама можешь убедиться. Тут еще сохранился шрам от удара рукоятью пистолета. Больно было. Если бы не Мария…
   — Знаешь что? Пошли в сад. Сядем на траву, и ты расскажешь мне все по порядку. Только смотри ничего не упусти…
   В саду, сидя в тени айвового дерева, Ионел рассказал во всех подробностях увлекательно приключение чирешаров в Черной пещере. Он описал каждого из ребят, рассказал о храбрости и невероятной силе Урсу, о решительности Виктора, о его ясном уме. О Викторе он говорил особенно красноречиво. Девушка слушала как зачарованная.
   Они расстались настоящими друзьями, пообещали писать друг другу, бывать друг у друга, познакомить со своими друзьями. Лауре так захотелось сразу же увидеть чирешаров, что она тут же попросила отца разрешить ей провести часть каникул у бабушки, в городке, где жили Рыцари с улицы Черешен. Поначалу отец и слышать не хотел об этом: она поедет с ним, как и в прежние каникулы. Но в конце концов она его упросила.
   Лаура стояла у окна и вспоминала, как она сюда приехала, как хотела найти друзей, о которых так много думала, но бабушка оберегает ее от любой встречи, заставляет сидеть дома, гулять с ней, и только с ней… И Лауре стало тоскливо и одиноко.
   Шум чьих-то шагов привлек ее внимание. По пустынной улице двигалась длинная тень. Когда она поравнялась с уличным фонарем, Лаура сразу узнала высокого, плотного юношу. Это был Урсу. Ей захотелось заговорить с ним, попросить прощения за неловкую встречу с Марией, напомнившую ей печальный случай из жизни, прямо сказать ему, что она хочет дружить с чирешарами, и даже предложить им одно удивительное, захватывающее предприятие…
   Недолго думая Лаура выпрыгнула в окно как раз в то мгновение, когда Урсу проходил под ним.
   Великан даже попятился от неожиданности.
   — Тебя зовут Урсу, правда? Я Лаура, — тихо проговорила девушка. — Не сердись, пожалуйста… Я хочу сказать тебе что-то очень важное…
   В это мгновение на крыльце вспыхнула лампочка и залила все кругом ослепительным белым светом. Дверь дома отворилась, и в проеме показалось испуганное лицо старухи. Увидев свою внучку и незнакомого парня, она бессильно прислонилась к косяку и тихо выговорила:
   — Домой!
   Лаура молча подчинилась.
   Урсу услышал, как захлопнулась дверь, как повернулся ключ в скважине. Недоумевая, он отправился дальше.
   Глаза старухи метали искры.
   — Возможно ли? В твои-то годы! В окно прыгать…
   Напрасно Лаура пыталась что-то сказать, бабушка ей и слова не давала вымолвить.
   — Слыханное ли дело! Позор! Ужас! С завтрашнего дня ты и шагу не ступишь из дому!
   — Тогда я убегу! — взорвалась девушка и заплакала. — Вот увидишь, убегу!
   — Запрещаю тебе выходить из дома! Я тебя запру!
   — Бабушка! — взмолилась Лаура. — Ну почему ты не хочешь меня выслушать? Если уж понять не хочешь, так хоть выслушай.
   Но старуха вышла из комнаты, даже не взглянув на нее. Лаура кинулась на постель. Всхлипывания становились все реже: девушка в белом обдумывала план побега.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   Во всем городке не было человека, которому праздничный костюм был так к лицу, как Тику. Он хорошо это знал, и потому берег его для исключительных случаев.
   Однажды на урок географии пришел учитель-новичок. Сперва он что-то бубнил невнятное, пытаясь объяснить новый материал, затем вызвал к доске нескольких учеников. Среди них был и Тик, который, как заметил учитель, делал за партой какие-то трюки. Поначалу Тик отвечал неплохо, но когда учитель спросил: «Где находится вулкан Попокатепельт?», он не выдержал. Он и так долго терпел: новичок-преподаватель переместил вулкан Аконкагуа в Перу, но Тик промолчал — кто знает, может, в Латинской Америке настала пора революций и изменились границы. Затем преподаватель переместил русло Миссисипи, сказав, что она пересекает Колорадо. И Тик опять промолчал. Вдруг в последнее время проложили канал, о котором он не знает… Затем он услышал, как молодой учитель размещает озеро Гурон перед Мичиганом. Тик прикрыл ладонью рот. Возможно, тут кроется оригинальная система водного пути от устья к истокам… Но когда он услышал, как новый учитель коверкает название одного из самых крупных вулканов на земле, Тик не выдержал:
   — Вы хотите сказать — Попокатепетль?
   Педагог гневно взглянул на него.
   — Я просил показать, где находится Попокатепельт.
   — Вы хотите сказать — Попокатепетль?
   — Вон из класса! Наглец! — взорвался учитель, взбешенный до крайности.
   Тик беспрекословно подчинился, но в дверях остановился и сказал просительно и чистосердечно:
   — Будь это какой-то жалкий вулканишко, я бы ей-богу, промолчал. Но тут, судите сами, один из самых великих вулканов на земном шаре…
   — Ставлю тебе единицу! — объявил преподаватель.
   Это было слишком несправедливо. Тик потерял самообладание:
   — Тогда я еще скажу вам, то есть им, ребятам, что Аконкагуа находится в Чили, Миссисипи не пересекает Колорадо, озеро Мичиган не виновато, что расположено перед Гуроном, а в Америке львы встречаются только в цирках или зоопарках… И Париж, к вашему сведению, столица Франции, а не Японии…
   Последнее замечание было, конечно, плодом воображения мальчика. А вскоре он узнал, что его вызывают в учительскую. Но она явился туда на час позже — успел сбегать домой, чтобы надеть праздничный костюм. В учительской его ждали директор, преподаватель-новичок, другие преподаватели и классный руководитель. Просунув голову в дверь, он сразу убедился, какая враждебная атмосфера царит в комнате. Новичок так и кипел от негодования, а классный руководитель и директор хмуро ждали нарушителя: один прогуливался по комнате, другой сидел, подперев кулаком подбородок. Тику велели войти. В последний раз проверив для храбрости складку отутюженных брюк, он вступил в зал и предстал перед судом.
   Кроткое выражение на его лице смутило судей. И, верно, только для того, чтобы что-то сказать, классный руководитель строго спросил:
   — Где ты так долго был?
   — Но я же не мог появиться в таком виде…
   — Ну хорошо, хорошо, — вмешался директор. — Речь не об этом опоздании. Думается, ты помнишь…
   Он сделал знак новичку, словно судья, предлагающий прокурору приступить к обвинительному акту. Но и сам прокурор чувствовал себя не очень-то ловко.
   — Ты хорошо знаешь, — начал он, — знаешь, что ученик, который… в сущности, вовсе не плохой ученик…
   — Простите меня, — сладко пропел Тик, — все это только из-за Попокатепетля. Не будь он одним из самых крупных вулканов на земле…
   — Как, как? — заинтересовался директор.
   Тик обстоятельно рассказал, как было дело, и директор сразу же понял, где собака зарыта. Но он все же счел себя обязанным прочесть суровую отповедь кротко взиравшему на него сорванцу.
   — Если бы не Попокатепетль… — защищался Тик.
   — А как же насчет Парижа? — вскинулся классный руководитель.
   — Тут я виноват… Но знаете… Это тоже из-за Попокатепетля… Не будь он одним из самых…
   Директор небрежным жестом предложил ему покинуть зал. Но парнишка успел все же услышать его последние слова, обращенные к новичку:
   — Как же вы, почтенный, умудрились именно Попокатепетль исковеркать? Не могли найти во всей Америке гору помельче?
 
   Сегодня Тик снова надел праздничный костюм. Причиной тому была девушка в белом…
 
   По дороге домой Мария немного успокоилась. Но ей было очень обидно, что все получилось так глупо. В словах девушки, которые ее так возмутили — «но мы ведь незнакомы», — было скорее удивление, чем упрек или пренебрежение. Рано утром Мария разбудила Тика и попросила под любым предлогом проникнуть в дом Лауры, извиниться перед ней от ее имени и предложить где-нибудь встретиться. А чтобы и на этот раз не попасть впросак, Тик надел праздничный костюм.
   Был почти полдень, когда он подошел к дому девушки. Выглядел он столь внушительно, что даже злющая псина на дворе не узнала в нем вчерашнего обидчика. Увидев на крыльце старуху, хозяйку дома, Тик нисколько не растерялся. Очень вежливо, как и подобает такому благовоспитанному мальчику, он сказал: