Киз Грегори. Дети Великой Реки

   Квэй склонилась ниже, положила на лоб девочки мокрую тряпку. Тряпка была такой холодной, что прикосновение оказалось болезненно жгучим, и Хизи поспешно отстранила ее от себя.
   – Надо сообщить в библиотеку, – сказала Квэй. – Тзэм передаст, что ты больна. Ган не может тебя заставить работать, если тебе так плохо.
   – Нет, я пойду! – упорствовала Хизи. – Все равно пойду. А то он снова пришлет солдат…
   – Тише, золотко мое, тише. – Как Хизи ни увертывалась, Квэй удалось положить ей на лоб холодную тряпку. – Он этого не сделает. А если сделает, те как раз и увидят сами, что тебе плохо.
   Хизи пыталась было протестовать, но спорить не приходилось. О том, чтобы встать на ноги, страшно было даже подумать: при малейшем движении ее сразу начинало мутить даже в постели. Все ее тело горело огнем.
   – Давай-ка я заварю тебе чайку, – предложила Квэй.
   Она отошла в сторону, и Хизи жадно провела тряпкой по пылавшему лицу.
   – Что со мной? – жалобно протянула она.
   – Первые крови, – отозвалась Квэй. – Одним достается больше, другим меньше.
   Хизи этим словам не очень-то поверила. По голосу Квэй чувствовалось, что та встревожена не на шутку. Страх передался и самой Хизи.
   – Закрой глазки, золотко, отдохни капельку. Ты вчера почти совсем не спала. Да и неудивительно: эдакие-то страсти!
   – Охотились за мной, – пробормотала Хизи. – Почему охотились не за кем-нибудь, а за мной?
   – Тише, дитятко, тише. Это был призрак. Ни за кем он не охотился. Поспи немножко: теплый чаек тебе поможет, смягчит в желудке.
   – Не хочу я спать! – простонала Хизи. – Мне не нравятся мои сны.
   – Они растают, – пообещала Квэй.
   – Нет, не растают, – возразила Хизи, однако Квэй уже вышла за дверь. Хизи хотелось объяснить, что ей не страшно увидеть во сне призрак. Мало приятного, конечно, увидеть, как бедный солдат умирает снова, разорванный изнутри. Но этот сон был по крайней мере понятен. Совсем другие – зловещие сны заставляли ее бодрствовать. Худшее было не в том, что она видела, а в том, какие чувства эти сны в ней вызывали.
   Хизи слышала из соседней комнаты разговор Квэй с Тзэмом, какой-то приглушенный непонятный шум; наружная дверь отворилась, потом захлопнулась снова. Вскоре Квэй вернулась с чашкой чая. Хизи изловчилась подняться на подушках и отхлебнула глоток. Чай был горьковатым, но приятным на вкус. В животе отпустило, тошнота почти прекратилась.
   – Хизи, – сказала Квэй, когда та допивала чай. – Хизи, я не хочу, чтобы кто-то знал, что у тебя начались месячные. Ты меня понимаешь?
   – А в чем дело? – Жар как будто спал, и Хизи ощущала внутри себя приятную теплоту. Быть может, ей все-таки достанет сил пойти в библиотеку.
   – Так будет лучше. Ты ведь знаешь, как к этому относятся со стороны.
   Хизи кивнула, все еще недоумевая, однако спорить ни о чем не хотелось. Квэй направилась к выходу, но Хизи уцепилась ей за руку:
   – Останься со мной!
   Квэй нерешительно переступала с ноги на ногу.
   – Мне надо замесить тесто для хлеба. Как только сделаю это – сразу вернусь.
   – Тогда возьми меня с собой на кухню.
   – Что ты, ты еще слишком слаба. Тебе только кажется, что ты можешь ходить. Это из-за чая, дитятко. – Квэй потрепала ее по руке. – Я скоро к тебе приду.
   Хизи закрыла веки – только на минутку, прислушиваясь к удаляющимся шагам Квэй. Жар схлынул, по телу разливалась легкая теплота.
   Хизи очутилась в каком-то неведомом ей месте. Ее окружала плотная зелень, было очень сыро. Таких деревьев она еще никогда в жизни не видела. Стволы уходили куда-то в немыслимую высь; толщиной они превосходили любой кедр или оливковое дерево и росли густо, словно пшеница в поле. Наверху виднелись только крошечные голубые просветы: весь небесный купол скрывался за сводом ветвей и листьев. Солнечный свет, однако, просачивался сквозь них, будто через бумагу: Хизи могла различить вблизи тонкие прожилки. Хизи вспомнился Зал Мгновений: цветные стекла, заставлявшие свет играть и переливаться на мраморном полу. Это было прекрасно и вместе с тем немного пугало; запахи тоже были одуряюще-острыми, незнакомыми. Хуже всего было чувство какой-то страшной ошибки – поступка, которого уже не исправить. «Что я такого наделала?» – спрашивала себя Хизи.
   Вздрогнув, Хизи очнулась. Она усиленно заморгала, стараясь избавиться от увиденного: деревья будто бы загораживали все как решеткой, выросшей за ночь. Хизи сердито перевернулась на спину. Это Квэй обманом заставила ее уснуть.
   Она попыталась сосредоточиться на значении снов. Считалось, что королевские особы живут снами, творят их и разгадывают смысл. Но все сны, о которых она когда-либо слышала, относились к Реке, к Нолу, к Королевству, а о таких огромных деревьях Хизи никогда не слышала. Таких конечно же не бывает в пустыне или в Мартовских Королевствах, хотя ей доводилось слышать о густых мангровых зарослях в прибрежных болотах близ моря. Но такие громадные деревья – точно деревянные замки…
   Вдруг боковым зрением она заметила, как рядом что-то шевельнулось. Она поглядела с любопытством. Это был ее собственный крошечный призрак, такой, каким она себя представляла в роли писца. Она улыбнулась смутно различимому сгустку в воздухе.
   – Но ты-то знаешь? – спросила Хизи. – Ты знаешь, где искать такую страну?
   Хизи удивилась, когда призрак двинулся к ней: в прошлом он приближался к ней только во сне или когда она внимательно изучала копию переписанного ею манускрипта. Теперь призрак приблизился вроде бы беспричинно, но держался нерешительно – то приближался, то отступал. Хизи завороженно следила за этим странным танцем, пытаясь вспомнить лицо призрака, которое она когда-то видела, давным-давно. Преодолевая нерешительность, призрак подбирался к ней все ближе и ближе; наконец, как обычно поступает ребенок, прячущийся за спиной у взрослого, неясный сгусток воздуха, напоминающий собой руку, вытянулся вперед и притронулся – именно там, где у нее сочилась кровь. Хизи возмущенно отпрянула, но потом замерла на месте, не в силах оторвать глаз от происходящего.
   Призрак походил на прозрачный бокал, который вдруг наполнили темным вином. Кровь по его руке перелилась внутрь, и теперь он больше не был смутным сгустком. Он стал мужчиной – совершенно отчетливо видимым человеческим существом. Хизи видела его так же явственно, как и жуткое привидение, которое напало на нее позавчера. Хизи пронзительно вскрикнула и бросилась прочь: с раннего детства она знала, что чем осязаемее выглядит призрак, тем большим могуществом он обладает. Представший перед Хизи юноша не внушал ужаса и не обладал большой силой; выглядел он печально, скорее даже испуганно. Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но тут облик его потускнел, расплылся в воздухе и, наконец, бесследно исчез. Преодолевая вернувшийся страх, дрожавшая с головы до пят Хизи все же подошла к месту, где он стоял. На полу была небольшая лужица, словно кто-то выплеснул стакан воды. Одна из капель отливала рубиново-красным, постепенно становясь розовой. Конечно же это была капелька крови.
   В комнату ворвалась Квэй с испуганным воплем:
   – Что это? Что случилось?
   Хизи вновь растянулась на постели, старательно отводя взгляд от мокрого пятна на полу.
   – Ничего особенного, – проговорила она. – Просто мне приснился плохой сон.
   На следующий день, едва ей стало лучше, Хизи вернулась в библиотеку. Когда она вошла, Ган жестом подозвал ее к себе. Хизи приблизилась к столу, нетерпеливо дожидаясь, что он скажет. Ган молча вглядывался в рукопись, потом кивнул ей:
   – Садись.
   Хизи удивленно подчинилась и присела, оправив платье и поджав ноги. Ган, сурово взглянув на Хизи, вручил ей стопку листов и перевязанную нитью книгу. Затем протянул сухие чернила, камень для растирания туши, воду в кружке и перо.
   – Перепиши иероглифы с первых семи страниц, – приказал Ган. – Выучи их наизусть. Вечером я тебя проверю. Надеюсь на твою память. Поняла?
   – Я… – начала было Хизи, но Ган оборвал ее.
   – Прими мои сожаления, – с лицемерной улыбкой проговорил он. – Это чисто риторический вопрос. Конечно же ты поняла, а если нет – я узнаю это к полудню, не так ли? – Он вновь углубился в рукопись. – Можешь сесть вон за тот стол, – заключил он, не поднимая глаз.
   Озадаченная, Хизи уселась за стол и раскрыла книгу. Вдруг ее охватило радостное чувство: Ган задал ей то, чему уже учил!
   Хизи возбужденно склонилась над заданием. Большинство символов были ей уже знакомы, но она все равно их переписывала. Однако число неизвестных Хизи иероглифов казалось устрашающим: она просто не понимала, сможет ли их выучить в такой короткий срок. Хизи аккуратно выводила их, повторяя написанные по бокам иероглифов имена, согласно современной слоговой азбуке. Это не всегда получалось: очень трудно было повторить их в точности. В книге иероглифы были элегантные, плавные. То, что получалось у Хизи, напоминало мелкие кляксы.
   Вдруг она почувствовала, что рядом с ней стоит Ган. Уже пора? Она и не заметила.
   Пока Ган безмолвно изучал написанное ею, Хизи нервно теребила кайму юбки. Она знала, что ему не понравится – Гану всегда не нравилось то, что она делала, но надеялась, что он не будет слишком недоволен.
   Ган покачал головой и присел напротив.
   – Нарисуй-ка сангалх, – велел он. Сердце у Хизи упало. Нарисовать этот иероглиф она могла: он был самый простой. Но не была уверена, что ей удастся изобразить все. Она думала, Ган укажет ей иероглиф по книге, а она прочтет его. Как наивно! Ведь все было написано в книге. Она осторожно вывела разомкнутый овал, означавший «горшок»; в древнем языке сангалх, в современном шенган. Ган продолжал спрашивать, и с каждым нарисованным иероглифом уверенность Хизи таяла, как и ее радость. Она подозревала, что, заставляя сидеть с ним в библиотеке, Ган хотел лишь унизить ее. Проблемы Хизи начались с выбора способов поиска Дьена, но стоило не отреагировать на первую неприятность, как Ган безжалостно засыпал ее множеством вопросов. Хизи чувствовала, что ответы где-то рядом, знать бы только, куда смотреть.
   – Теперь нарисуй йвег, – потребовал Ган.
   Она лишь коснулась пером бумаги, не в силах его вспомнить.
   – Ну? – спросил Ган, когда ей показалась, что прошла целая вечность.
   – Можно я скажу? – прошептала Хизи.
   – Я тебя слушаю.
   – Прости, Ган. Я пыталась – правда пыталась, но я не смогла все их вспомнить.
   Хизи боялась поднять глаза, так как знала, что Ган терпеть не мог, чтобы она на него смотрела.
   Ган вздохнул и медленно прошелся по библиотеке. Хизи собралась с духом.
   – Никто не смог бы.
   Она раскрыла рот от удивления.
   – Закрой рот и слушай, – выговаривал Ган, нагнувшись к ней через стол. – Я хочу сказать, никто не выучил бы эту рукопись, если бы учил так, как ты. И вообще я удивлен, как ты еще можешь читать. Все хуже и хуже, – рассуждал он, – чтобы объяснить тебе, как пользоваться указателем, я должен учить тебя читать. Чтобы научить тебя читать, мне приходится разъяснять тебе, как надо учиться. – Он выпрямился. – Но ты от меня просто так не отделаешься. – Он поднял перо и дал его Хизи.
   – Снова пиши сангалх, – приказал он.
   Хизи подчинилась, смущенная более чем когда-либо. Сангалх не вызывал у нее затруднений. Он был почти похож на горшок – незамкнутый сверху овал.
   – Чудесно, – сказал Ган. – Теперь пиши квэн.
   И это Хизи знала. Он означал «огонь» и тоже был очень простым: извилистая линия сверху вниз, и еще две отходят от основания к сторонам, образуя с ними углы. Как и «горшок», это иероглиф походил на то, что обозначал.
   – Теперь вэд, – продолжил Ган. Хизи дивилась его необычной терпеливости. К счастью, она знала и этот символ. Он значил «готовить»; однажды Хизи нацарапала его над дверью кухни. Дорисовав до половины, она в изумлении остановилась.
   – Мне… мне никогда и в голову не приходило, – выдохнула она.
   – Что не приходило? – спросил Ган.
   – Вэд получается из квэна и сангалха. – Так оно и было, хотя они искажались: овал «горшка» немного сплющивался, но Хизи видела, что это все же был сангалх. Квэн – три волнистые линии соединялись с основанием – также сплющивались, а в центре через центр горшка проходила прямая линия. – Огонь и горшок. Приготовление еды!
   Ган прочистил горло.
   – Н'гэссэ.
   – Я… я не помню его, – признала Хизи.
   – Посмотри.
   Хизи так и сделала. Теперь она сразу поняла, что перерисовывает: иероглиф совмещал в себе опять-таки горшок и символ слова «личность». Хизи быстро поняла его значение.
   – Н'гэссэ раньше значило «тело», – размышляла она. – То есть они хотели сказать, что тело человека – это горшок?
   Ган кивнул.
   – На самом деле сангалх значит «сосуд», – объяснил он. – То, что содержит что-нибудь.
   – Ясно, ясно! – Хизи забылась и захихикала. И как она могла быть такой тупицей?
   – То же и с кораблем, да? Тут еще «дом» – сосуд с кем-то внутри! – Она набросала два иероглифа – не точно, но правильно. Теперь она поняла, что линии не были случайными загогулинами, а представляли собой более простые для написания символы.
   Ган немного понаблюдал за ней, потом протянул руку и дотронулся запястья Хизи.
   – А теперь нарисуй сью.
   Сью – маленькая скрученная катушка – обозначал воду. Хизи написала его, но ее мысли вновь убежали вперед. Конечно же сью пишется в иероглифе «лед», а символ «плакать» означал «воду и лицо». Она нетерпеливо ждала следующего задания.
   – Как будет «дорога»? – сказал он, используя современное, не древнее, слово. Хизи чуть помедлила, затем вывела нечто сложное и сама удивилась. Что-то вроде соединенных «воды» и «земли».
   – Это должно значить топь, остров или что-то вроде, разве не так?
   – Почему?
   – Это же символы слов «вода» и «земля».
   – Повтори медленно то, что ты сейчас сказала, – потребовал Ган, смотря на нее так, будто мог видеть ее мысли.
   – Э-то сим-во-лы слов «во-да» и «зем-ля».
   – Теперь только эти два слова.
   – Ше, ньюн, – сказала Хизи, – вода, земля.
   – Разве не похоже на шеньгу, «дорога»?
   Хизи выгнула бровь. «Есть немного, но не слишком».
   – А если прочесть эти иероглифы на старом языке, со старым произношением?
   – Сью-ньган, – осторожно выговорила она и улыбнулась. – Ясно! Сьюньган звучит как сьюньгу, по-старому «дорога».
   – И правда, – сказал Ган. – Все сложные иероглифы записываются этими двумя способами. – Он ухмыльнулся. – Чем учить тысячи иероглифов, проще запомнить сотню основных символов.
   Хизи растерянно кивнула.
   – Вот это да! – проговорила она.
   – Ну, – ласково спросил Ган, – теперь ты сможешь забрать это и выучить к завтрашнему дню?
   – Я могу унести с собой книгу и бумагу?
   – Я хочу, чтобы ты побыстрее выучила эту тему, – пояснил Ган. – У меня нет времени потакать тебе. Ты не должна бездельничать дома.
   – До завтра я все выучу, – пообещала Хизи,
   В тот день она едва сдержалась, чтобы не пуститься в пляс в зале, где ее ожидал Тзэм. Похоже, радостный вид Хизи удивил его.
   – Кажется, тебе стало лучше, принцесса, – сказал он.
   – Да, Тзэм, мне действительно лучше. Ган учит меня читать.
   Хизи уловила смятение в его бегающем взгляде.
   – Что-нибудь не так, Тзэм? – спросила она.
   – Нет, принцесса, тебе не о чем беспокоиться.
   – Терпеть не могу, когда мне это говорят. Ни от кого не слышала, чтобы случилось что-то, о чем я бы могла побеспокоиться.
   – Нет, – сказал Тзэм, – это только мое дело.
   – Может, я смогу помочь?
   Тзэм пронзил ее взором, будто не доверяя, однако, увидев, насколько Хизи серьезна, рассмеялся и взъерошил ей волосы:
   – Нет, принцесса. Впрочем, спасибо за предложение. Что ж, пошли домой? Думаю, Квэй уже сделала блинчики с сыром.
   – Чудесно. Но мне много задали. Давай посоревнуемся.
   – Посоревнуемся?
   – Ну, как мы раньше делали. Помнишь? Ты мне все время проигрывал.
   – Я помню, что поддавался тебе, чтобы ты не разобиделась и не приказала меня казнить.
   Хизи хотела возразить, но тут ей кое-что пришло в голову.
   – По-моему, там тот, кого ты ищешь. – Она махнула рукой в сторону коридора, который Тзэм так нервно оглядывал.
   Тзэм, заволновавшись, оглянулся. Когда он в недоумении вновь взглянул на Хизи, он увидел только, как юбка ее мелькнула за углом. Тзэм завопил и бросился вдогонку.
 
   Наконец-то служба в библиотеке стала приносить ей радость. Каждый день она все глубже погружалась в изучение древней письменности, и вскоре Ган начал знакомить ее с индексированием. Это было довольно просто: сначала нужно было прочесть – или хотя бы пролистать – книгу, а потом составить перечень предметов и лиц, описанных или упомянутых в ней. Существовал главный указатель – огромная книжища, которую Ган тщательно прятал, состоящую из названий различных предметов и лиц. Под каждым заголовком был помещен список книг, в которых они упоминались, и перечень номеров, указывающих, на какой полке эту книгу можно найти. Хизи была удивлена и даже немного раздосадована, когда узнала о существовании указателя. Знай Хизи о нем раньше, насколько облегчились бы ее поиски! Книги размещались на полках в строгом порядке, чтобы их можно было отыскать; как только их ставили на полку, место это снабжалось номером – в порядке возрастания, разумеется, и такой же номер надписывался на внутреннем уголке первой страницы, чтобы книгу после прочтения можно было вернуть на полку. Если бы книги были без индексов, их не стоило и пытаться отыскать.
   Индексирование порой казалось скучным, порой интересным занятием – все зависело от того, какую именно книгу приходилось вносить в указатель. Ган как будто был доволен тем, как Хизи справляется, хотя довольно резко и ехидно указывал на ошибки. Но со временем Хизи стала ошибаться все реже и реже, глаза ее мигом окидывали иероглиф, постигая его значение, и, схватывая смысл сложных метафор, иной раз Хизи постигала такие оттенки, о которых раньше и понятия не имела.
   Увлеченная индексированием, Хизи и думать забыла о недавнем нападении призрака и о своих странных сновидениях, в которых ей снился незнакомый лес. Она укреплялась в своем решении понять, что случилось с Дьеном, разгадать тайны своей семьи и собственную участь. Поэтому по вечерам, справившись с заданиями Гана, она изучала не места возможного обитания призраков, но Королевскую хронику. Она также ознакомилась с географией и поняла, что поблизости от ее родных краев таких лесов, что снились ей, не существует, но зато на севере, западе, востоке и юге, а также западнее моря раскинулись огромные леса, в которых водятся чудовища и человекоподобные существа. Где находится именно тот лес, что ей снился, трудно было определить.
   Были также и трудности в ознакомлении с историей королевской семьи.
   – Указатель включает множество книг, которых нет на полках, – сказал ей однажды Ган.
   – Многие книги нужно расставить по полкам, – сообщил он. – Займись этим сегодня.
   Хизи расставила книги по полкам, но нужных ей не обнаружила. Она сказала об этом Гану.
   – Как они называются? – спросил Ган. Хизи перечислила названия, и глаза его сузились от гнева.
   – Их забрали жрецы, – почти прорычал он.
   – Зачем?
   – Ответь лучше, зачем они тебе нужны.
   – Я принцесса, и меня интересует история королевской семьи.
   Ган покачал головой.
   – Нет уж, принцесса, говори правду. Ведь я не накажу тебя за это. Хотя ты можешь о многом умолчать. Твой интерес к истории королевской семьи представляется необычным. Ведь у нас в библиотеке есть генеалогические описания, а также Книга о Рожденных Водой, где подробно описывается жизнь императоров и их деяния. Но такие книги, как Явление бога в Рожденных Водой, или Начало Королевской Власти, или Ше Дэнг, не совсем обычны.
   – Это их унесли жрецы?
   – Да, и по многим причинам. Но важно одно: они не желают, чтобы книги эти попали в руки такому умному ребенку, как ты.
   Сказав это, Ган содрогнулся, глаза его закрылись.
   – Сейчас, сейчас, – сказал он, опускаясь на стул.
   – Ты находишься под запретом? – прошептала Хизи.
   – Тсс, – повелел Ган. – Молчи об этом. И никогда и нигде больше не упоминай об этих книгах.
   – Я… не буду.
   Ган кивнул.
   – Жрецы обладают на редкость скудным воображением, – продолжал Ган, почувствовав себя лучше. – Они берут у меня книги, где головоломки сшиты вместе, но оставляют первый лист головоломки здесь, в библиотеке.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Основную ткань они берут, но оставляют уток и основу.
   По лицу его вновь пробежала судорога, и Хизи прижала палец к губам.
   – Прости, Ган. Давай больше не будем об этом говорить.
   – Не будем, – согласился Ган, тяжело вздохнув.
   В течение следующих нескольких дней Хизи очень внимательно читала книги о королевской семье, в основном исторического содержания. Она обнаружила множество отсылок на древнем языке. Одна рукопись отсылала к «Благословенным Рекой» – Хизи понимала, что это такие люди, как ее отец, наделенные от Реки чудодейственной силой. В другой упоминалось время, когда не было подходящего наследника, достигшего «поры вложения», и потому временно правил страной визирь. Хизи обнаружила, что многие всходили на трон, едва достигнув ее возраста, но никого не было младше. Она выписала это все на листок. Быстро просмотрела книгу об архитектуре города, потому что плохо понимала ее содержание. В книге этой она обнаружила беглое упоминание о разрушенной части дворца, но не наводнением или пожаром, а «высвободившимся благословленным» по имени Танганата Йид Цхадун. Она разыскала его в генеалогическом древе и узнала, что он занял императорский трон в возрасте десяти лет – это был самый юный из всех когда-либо правивших императоров. В хронике говорилось, что он правил не больше года. Хроника не упоминала, что он разрушил дворец, – она просто сообщала, что слово «ната» было добавлено к его имени в таком-то году. Хизи заинтересовало это особенно потому, что случилось в начале правления их династии. Ведь Цхадун – это попросту старинное произношение Шадун.
   По пути домой она мало говорила с Тзэмом, который к тому же казался рассеянным, но пыталась связать воедино обрывки отдельных сведений. Теперь она поняла, что Ган имел в виду, когда говорил о материи, утке и основе. В одной-единственной книге она не могла прочесть обо всем сразу. Так, например, книга об архитектуре не упоминала дату восхождения на трон Танганаты и его неожиданную смерть, а генеалогия, которая содержала эти факты, опускала, что в эти годы мальчик разрушил дворец. Это были нити, которые ей предстояло сплести, чтобы возникла картина, ясная для нее. Ткацкий станок – это она сама. Хотя нет, она – это, скорее, челнок. Хотя какое все это имеет значение? Ведь это только сопоставление, не больше.
   Множество свидетельств указывало на ее возраст – около двенадцати, – как на критический для королевской семьи, особенно для мужчин, которые могли бы стать правителями. Хизи подозревала, что это как-то связано с ее кровями. Если она при этом становится женщиной, значит, мальчики должны стать мужчинами. Но ведь к ним не приходят крови, мужчины совсем иначе устроены. Хизи решила, что на следующий день попытается выяснить этот вопрос. Каковы бы ни были эти изменения, они происходят по-разному, но в один и тот же срок. Это также совпадало с тем, что Хизи знала о женщинах. История с Танганатой, восстановленная ею, казалась особенно важной. Мальчик в таком раннем возрасте становится Королем – об этом ей удалось прочесть. Но даже сухая генеалогия имела глубокий смысл: произошла какая-то ошибка в том, что его допустили к власти. То, что он был самый юный Король (а это, как чувствовала Хизи, подчеркивалось в тексте), выявляло смысл этой ошибки. И каким-то образом одиннадцатилетний мальчик ухитрился разрушить огромную часть дворца.
   Хизи была уверена, что ее отец, а возможно, и мать могли бы сделать то же самое, если бы захотели. Но причин для такого поступка не могло быть. И в этом был источник ошибки с Танганатой – ребенок в одиннадцать лет, Хизи знала, не может быть вполне благоразумен. Хотя это можно сказать о человеке любого возраста. И почему тот, кто не способен совладать со сверхмощной силой в одиннадцать, подчинит ее в двенадцать, тринадцать, четырнадцать лет? Это был самый важный вопрос. Ведь именно в эти годы детей либо переводили в королевское крыло дворца, к родителям, либо они бесследно исчезали, и к их имени присоединялось окончание «ната». Так случилось и с Дьеном.
   А ведь и ей теперь было столько же лет, сколько Дьену, когда она в последний раз видела его. И столько же лет было Танганате.
   Вернувшись домой, Хизи поняла: случилось что-то неладное. Квэй встретила ее в дверях, крутя в руках полотенце для посуды. Глаза ее были красными – это значило, что она только что плакала. Возле нее неподвижно застыл Тзэм. Чувствовалось, что он подавлен.
   – Хизи, – сказала Квэй. – Скоро к тебе придут. Ты должна сделать все, что тебе велят, и ни о чем не беспокоиться.
   Квэй, однако, была очень обеспокоена. Хизи ничего ей не сказала. В воздухе пахло дымком: так же пахли благовония, которые сжигали жрецы для изгнания духов. Хизи вышла во двор за Квэй. Там ее поджидали четверо жрецов. Все они были в хлопковых масках, которые прежде Хизи никогда не видела, с дырами для глаз и ртов. Они были в балахонах, как если бы собрались на некой церемонии.
   – Хизи Йид Шадун, – пропел один из них высоким, мальчишеским голосом. – Мы собрались здесь для совершения обряда Нгессе.