Киз Грегори. Дети Великой Реки

   – И мне опять придется тебя оживлять? Неблагодарный!
   – Меня тошнит при мысли о том, чему может подвергнуться мое тело, – сказал Перкар. – Человек не должен помнить о том, как ему пронзили сердце. Смерть изглаживает подобные воспоминания.
   – Я не приношу извинений, – ответил Харка. – Возможно, ты когда-нибудь поблагодаришь меня.
   – Я поблагодарил бы тебя теперь же, если бы только мог от тебя избавиться.
   – Полегче! Ты ранишь мои чувства.
   Перкар запрокинул голову и громко завыл:
   – Сюда, сюда, бродячие мертвецы! Я покрою поле вашими телами, я вытопчу ваши незрячие глаза!
   Перкар подумал, что Эрука, наверное, стал бы им гордиться, зная, что он слагает песни даже перед кончиной. И он опять завыл.
   Новые и новые всадники выезжали из-за деревьев. Предводитель их улыбался Перкару, и улыбка его была от уха до уха.
   – А мы-то предполагали провести ночь иначе, – сказал он.
   Перкар онемел от изумления. Отряд всадников выехал из рощицы – дикого вида люди на красивых скакунах, с гривами, заплетенными в косицы, и украшенных медными, серебряными и золотыми бляхами. Все улыбались, блистая зубами в яростной, волчьей ухмылке.
   – Нгангата? – еле выдохнул Перкар.
   – Счастлив быть узнанным столь великим героем, – сказал Нгангата; он сидел, опершись ладонями о седло. – Я бы рад спеть тебе два-три хвалебных гимна, но королевская кавалерия вот-вот настигает нас. Братец Конь и остальные готовы задержать их, но лучше все же немедленно ехать.
   – Для нас найдутся лошади?
   Нгангата кивнул, и Перкару подвели коня и кобылу.
   – Великана надо взять с собой, – сказал Перкар.
   – Он жив?
   Один из воинов-менгов опустился на колени возле Тзэма. Он что-то коротко сказал Нгангате, и тот отвечал ему на наречии менгов. Привели еще одного коня, и трое мужчин положили на него Тзэма.
   – Они говорят: этот человек не доживет до утра, – пояснил Нгангата. – Но они все же повезут его, чтобы он умер верхом на лошади.

XII
ПЕСНЬ О ПЕРКАРЕ

   Тзэм всех удивил. Он пережил и первую, и вторую ночь; за это время они успели отъехать от Нола на несколько лиг. И от Реки, напомнила себе Хизи. Тело ее отдавалось болью при каждом шаге лошади, при каждом вздохе старого воина-менга, к которому они ее привязали. Хизи не понимала, откуда эта боль – то ли от тоски по Квэй и Гану, по оставленному навсегда дому, то ли таинственная ее суть томилась вдали от отца Реки, взывала к ней, вновь желая восстать. На третий день, когда ее привязали к седлу, чтобы она не спрыгнула и не убежала в Нол, Хизи поняла, что последнее всего вероятнее.
   Как раз в этот день, около полудня, всадники остановились и спешились под тополем – старым, узловатым, с корнями, питающимися скудной влагой. Всюду, куда ни кинь взор, простиралась огромная пустыня – изрытые, бугристые красновато-желтые пески.
   – Что они собираются делать? – спросила девочка у того, которого звали Братец Конь.
   – Принести жертву богу Пустыни, – объяснил старик.
   – Кому-кому?
   Дикари принялись сжигать пучки травы, между белесоватыми корнями тополя поставили небольшой сосуд.
   – Это первый – или последний, смотря в какую сторону идти, – продолжал Братец Конь. – Бог на краю земель Нола.
   – Значит, здесь предел ненасытному голоду Реки, – предположил подъехавший к ним Перкар.
   Братец Конь рассмеялся.
   – Нет предела голоду Владыки Вод, но есть предел его владениям. Здесь властвует бог Пустыни.
   – Тогда и я принесу ему жертву, – сказал Перкар. Он улыбнулся Хизи. Выглядел он счастливым. Спрыгнув с лошади, Перкар присоединился к другим мужчинам. Но Хизи чувствовала только неодолимое любопытство, по тому что кругом творились непонятные веши.
   Когда все вновь вскочили на лошадей и проехали мимо дерева, Хизи пронзила ужасающая боль, и девочка потеряла сознание.
   Когда она очнулась, не понимая, много ли времени прошло, боль постепенно стихала, как после резкого удара. Источник ее был там, где находилась чешуйка. Она была все еще там, над локтем, судя по слабому зуду.
   – Дай-ка мне взглянуть на тебя, – сказал Братец Конь.
   Он подозвал кобылу, протянул девочке руки и помог спешиться. Слабыми ногами Хизи ступила на горячий песок.
   – Хорошо-хорошо, – сказал Братец Конь и легонько потрепал Хизи по волосам.
   – Что? Что хорошо? – недоумевала Хизи.
   – Видишь ли, дитя, я сызмальства обладал способностью видеть богов. Когда я впервые тебя встретил, я тут же понял, что в тебе что-то такое есть. Я сумел разглядеть это в тебе, понятно?
   Хизи кивнула. Наверное, так и она видела нечто необычное в отце, когда он вызывал Речных Призраков.
   – Сейчас это все еще внутри тебя, но оно притихло. Ты сама чувствуешь?
   Но Хизи не чувствовала ничего, кроме радости.
   – Чувствую, – согласилась она.
   – Вот и хорошо. Будь весела. Хватка Реки значительно ослабла, и твой друг все еще жив!
   Губы Хизи поневоле расплылись в улыбке.
   – Садись на лошадь! – приказал ей Братец Конь. Он усадил девочку на кобылу, сел сам в седло и оглушительно гикнул, напугав и позабавив Хизи. Лошадь под ней поднялась на дыбы, и Хизи вспомнила, как Тзэм нес ее на руках. Разница была значительной: Хизи не могла привыкнуть к тряске весь путь из Нола. Ландшафт скакал мимо этого чудного создания – прирученной человеком молнии, называвшейся лошадью. Хизи сама едва не визжала от восторга, переполненная радостью – пусть быстротечной, но все же более настоящей, чем радость богини. Хизи вспомнила о бронзовой статуэтке. Сейчас она была полна такого же неукротимого, пламенного веселья. Она была свободна!
 
   – А теперь рассказывай, – настаивал Перкар по прошествии нескольких дней. Два мальчика и с ними девочка весело смеялись, гоняя деревянный обод по красноватому песку деревенской площади. От костра к меркнущему небу взвивались искры. Сухой холодный ветерок, спускаясь с холма и устремляясь к востоку, обещал скорую осень.
   Перкар, Братец Конь, Нгангата и воин-менг по имени Ю-Хаан собрались вокруг костра, составив, как говорил Братец Конь, Круг Совета. Хизи сидела немного поодаль, старшая дочь Братца Коня, которую звали Утка, расчесывала короткие волосы Хизи.
   – Рассказывай, – требовал Перкар. – Ведь не будешь же ты утверждать, что наткнулся на нас случайно.
   – Почему бы и нет? – спросил Нгангата. – Такова участь товарища героя.
   – Спасать героя от погони? Для этого самому нужно быть героем, – заключил Перкар. – «Песнь о Нгангате». Неплохо звучит.
   – Не надо меня воспевать, – возразил Нгангата.
   – Тогда сложите песнь обо мне, – сказал Братец Конь.
   Перкар недовольно взглянул на них.
   Братец Конь, улыбаясь, прихлебывал кактусовое пиво. Наконец он начал свой рассказ:
   – Твой друг едва с ума не сошел, когда узнал, что ты ушел потихоньку. Он настаивал, чтобы мы следовали за тобой. Я, конечно, отказывался – мне ли, старику, тягаться с королевской конницей.
   – То-то ты и петлял по пустыне, обходя их, – усмехнулся Перкар.
   – Ты умолял меня рассказать? – поинтересовался старик.
   – Прости, – спохватился Перкар. – Продолжай, пожалуйста.
   Братец Конь кивнул.
   – Я согласился отвести Нгангату – а это было очень опасно для меня самого – в ближайшую деревню, где договорился со своими внучатыми племянниками и племянницами о лошадях для поездки в Нол. Полдня скакать – или день идти. Я надеялся, что богиня Лесной Тени не заметит меня за такое короткое время.
   Старик улыбнулся, обнажив желтые, разрушенные зубы, и вновь отхлебнул пива.
   – На полпути, когда мы миновали Квадратную Скалу, пахнуло ветром и послышался шелест крыл. Сердце замерло у меня в груди от страха. И я позорно отказался от начатого предприятия…
   – Он упал на колени, умолял, – пояснил Нгангата.
   – Позорно отказался от начатого предприятия, – повторил старик, с хитрецой взглянув на Нгангату, – но вдруг понял, что передо мной вовсе не Нухинух. Бог этот имел перья, но не пестрые, а черные. Это был Ворон, я узнал его.
   – Господин Ворон, – сказал я. – Чему обязан я счастью видеть вас?
   – Разумеется, счастье ты понимаешь совсем иначе, чем я, – ответил он, да так и вперил в меня свой желтый глаз.
   – Карак? Это был Карак?
   Нгангата кивнул. Братец Конь отхлебнул напиток.
   – Буду короток, – сказал он, – потому что пахнет уже почти готовым ужином.
   Бог-Ворон сказал мне, что он давно следит за нами, потому что это его забавляет. Он велел помочь Нгангате добраться до Нола, потому что там будет нужна наша помощь. Я, в свою очередь, изложил свои условия…
   – Он спросил, какую это сулит ему выгоду, – сказал Нгангата.
   – Я изложил ему свои условия, – упрямо повторил Братец Конь. – После чего Ворон спросил меня, как я собираюсь защищаться, если Нухинух шепнет кто-то, что я разгуливаю поблизости. Не понравилось мне это, скажу я вам. Но Ворон смилостивился и пообещал замолвить за меня словечко богине Лесной Тени. Он сказал, что старуха многим ему обязана и потому я могу спокойно доживать остаток дней среди своего народа. Вы-то знаете, что я не слишком-то об этом думал, но я скучал по своей родне, живя на острове. И потом, мне хотелось стать свидетелем всех этих великих событий, участвовать в героическом предприятии…
   – Карак убедил его оказать нам помощь, – закончил Нгангата.
   – Остальное можешь рассказать сам, – позволил Братец Конь, поднимая кружку.
   Нгангата продолжил историю:
   – Братец Конь уговорил некоторых своих родственников пойти с нами, посулив им многие почести и, наверное, часть сокровищ, зарытых им где-то поблизости. Что тут рассказывать? Мы пересекли пустыню и почти достигли Нола, пока ты брел вдоль Реки.
   – Да, но как вам удалось найти меня?
   – Карак посоветовал нам наблюдать за сушей. Это звучало загадочно, но мы послушались. С холма нам была видна вся западная часть Нола.
   – Но холм так далеко от Нола? Как вы смогли узнать или даже заметить нас?
   – Разве ты не помнишь, что мне дано видеть богов? – спросил Братец Конь. – Я увидел твой меч – и в этой несчастной стране Рожденных Водой он был единственным богом.
   Вдруг он замялся и подмигнул Хизи:
   – Прости, дитя, я не думал обидеть тебя.
   Хизи пожала маленькими плечиками и покачала головой, в знак того, что не чувствует себя обиженной.
   – И потому, – продолжал Братец Конь, – я решил: если я увижу нечто похожее на бога – поблизости будешь ты.
   Перкар изумленно покачал головой.
   – И ты наблюдал так долго?.. Без сна?
   – Ну… не совсем.
   – На самом деле он уснул, – вставил Нгангата. – Но тут Ю-Хаан заметил вспышку огня, странного, неземного…
   – Это был демон, – пробормотала Хизи, и это были ее первые слова за весь вечер. – Демон, родившийся из моей крови.
   Нгангата кивнул утвердительно.
   – Мы поняли это чуть позже; было, однако, слишком темно, чтобы разглядеть еще что-то. Мы разбудили Братца Коня, и он, напрягши зрение, поклялся, что видит Перкара и рядом с ним богиню и что богиня растет и растет…
   Все взглянули на Хизи, которая чуть отодвинулась и опустила глаза.
   – Оставьте девочку в покое, – велел Братец Конь, – она и так, бедняжка, натерпелась. Нечего напоминать ей о неприятном.
   – Но всему виной я, – пробормотала Хизи. – Это из-за меня вам всем пришлось совершить большое путешествие, подвергая опасности жизнь, убивая, – и все из-за одного моего глупого желания. Его и желанием-то нельзя назвать, так, мелькнула мысль. А Тзэм – он так тяжело ранен!..
   Перкар удивлялся, отчего девочка не плачет. Если бы она заплакала, это облегчило бы ей муку.
   – Иди сюда и посиди тут с нами, – предложил Братец Конь.
   Хизи сидела, пристально глядя на огонь, – ее черные глаза, казалось, вбирают пламя. Затем она с неохотой отодвинулась от Утки, которая ни слова не поняла из всего разговора, потому что не понимала языка Нола, – и медленно подошла к костру. Братец Конь указал на место рядом с собой.
   – Не трать силы на раздумья, – посоветовал он девочке. – Все равно тебе не распутать весь этот узел. Ты можешь вытащить только одну ниточку. Взять хоть меня. Виновата ли ты в моих распрях с богиней Лесной Тени? Конечно же нет. Я с ней рассорился шесть лет назад, задолго до начала всей этой истории. Перкар – он натворил дел еще до того, как твоя кровь привела Реку в движение. А Ворон – кто скажет, отчего он поступает так, а не иначе? Но наверняка можно сказать – он не подчиняется ни твоим, ни моим желаниям. Нгангата тебя и вовсе не знал, и какой прок ему было помогать Перкару? Ты уж не обижайся, Перкар. И, однако, он все время ему помогал.
   – Но Тзэм, – прошептала Хизи и всхлипнула. – Квэй, Ган… Королевские гвардейцы…
   Она спрятала лицо в складках юбки Братца Коня и затряслась от рыданий. Перкар, смущенный, извинился и отошел от костра. Он вышел на площадь и стал бродить среди колючек и кустарника, подставив прохладному ветру спину.
   Королевские гвардейцы… Разве не он убил их? Напрасно он искал в своей душе хоть отголосок раскаяния – подобия того чувства вины, которое поселилось в нем после гибели почти всех участников похода Капаки. Вместо этого он чувствовал только смутное сожаление, что эти люди встали ему поперек дороги.
   – Всякий человек умирает, – сказал Харка.
   – И живет, – возразил Перкар. – Так что это не ответ.
   – Ну и что же? Взвесь поначалу бремя, а потом уж неси, не жалуясь.
   – Я предпочту иное, – сказал Перкар. – Пусть считают меня себялюбцем.
   – Да, ты предпочитаешь служить себе, а не другим, – заметил Харка. – Это мне известно.
   – Могу ли я освободить тебя? Как это сделать?
   – Не знаю как. Но спасибо за добрую мысль.
   – Свобода не вполне для тебя, но я все же рад тебе.
   Вернувшись в деревню, Перкар услышал тихое, знакомое пение, доносившееся из-за узловатых сосен. Присев на камень, он проследил, как краешек солнца исчез за дальней черной скалой на западе.
   Когда пение прекратилось, из сосновой рощи вышел Нгангата с луком в руке.
   – Пора ужинать, – сказал он, замявшись.
   Перкар кивнул. Раздумывая над тем, что бы это могло быть, он свел брови.
   – Пойдем, – сказал Нгангата голосом мягким, как вечерний воздух.
   Перкар покачал головой:
   – Нет, я… Братец Конь конечно же был прав. На что тебе было помогать мне?
   Рот Нгангаты дернулся. Он вгляделся в даль, на гаснущее небо, и прошло много времени, прежде чем он вновь взглянул в глаза Перкару.
   – Перкар, – вздохнул Нгангата. – Ты слишком много думаешь. Слишком много… Пойдем ужинать, я и мой лук голодны.
   Перкар стоял в нерешительности. Его видения рассеялись, как горстка пыли. Он отряхнул штаны и подошел к Нгангате.
   – Спасибо, – сказал он.
   Нгангата, отведя взгляд, кивнул.
   – Пойдем поужинаем.
   И когда друг улыбнулся, Перкар улыбнулся ему в ответ.
   – Принцесса?
   Хизи, разбуженная знакомым голосом, подумала, не сердится ли на нее Тзэм и что Квэй приготовила на завтрак. Но явью, а не сном, были красные пески и незнакомые голоса. Но Тзэм – Тзэм был с ней рядом. Он ей не снился.
   – Тзэм! – Хизи бросилась к нему, спрятала лицо на его необъятной груди. – Ты будешь жить, Тзэм!
   Великан слабо ухмыльнулся.
   – Не теряю надежды, принцесса, уж ты поверь мне.
   Он рассеянно оглядел кипарисовые столбы и закопченные сажей стены хижины, в которой их поселили.
   – Не понимаю, где мы находимся, – признался Тзэм.
   – Дай я напою тебя, – предложила Хизи. – И потом все расскажу.
   Девочка похлопала его по плечу и вышла к источнику внизу холма, который показала ей Утка. Ей нужно было столько всего рассказать Тзэму – столько всего неясного… И потом, Хизи многого не знала. Где теперь Ган и Квэй? Уж не замучили ли их после побега Хизи? Может, их уже нет в живых? Наверное, она никогда не узнает об их судьбе. Зачерпнув воды, Хизи на миг пожалела, что отказалась от своей силы. Ведь тогда она могла бы спасти Гана и Квэй. Но если бы то пламя разгорелось в ней до конца, она сама пропала бы и много, много людей погибло бы тогда…
   Тзэм с жадностью выпил воду и с расширившимися от изумления глазами выслушал все, что случилось, пока он был в забытьи.
   – Что же нам теперь делать? – спросил он у Хизи.
   – Не знаю, – ответила девочка. – Надеюсь, ты останешься со мной. Я не перенесу разлуки с тобой.
   – Конечно же, принцесса, я твой верный слуга.
   – Нет, – возразила Хизи. – Я больше не принцесса, и ты не слуга. Ты теперь останешься со мной только по доброй воле.
   Тзэм кивнул и сел на постели, задумчиво глядя сквозь яркий прямоугольник дверного проема.
   – Мне бы хотелось выйти из дома, – сказал он.
   – Но я не знаю…
   – Пожалуйста…
   Она не могла помочь Тзэму встать на ноги, но, как оказалось, он нуждается только в ее разрешении. Выбравшись на солнышко, Тзэм прислонился к беленой стене хижины и всмотрелся в даль.
   – Мне бы хотелось разыскать племя, откуда родом моя мать, – сказал он. – Она часто рассказывала мне о них…
   – Мы можем отправиться туда вместе, – предложила Хизи.
   – Не сейчас, – сказал Тзэм, – но потом когда-нибудь…
   – Когда-нибудь, – повторила Хизи и улыбнулась. Она положила руку ему на плечо и тоже вгляделась в даль.

ЭПИЛОГ. ОСЕНЬ

   Миновал месяц, небо стало чистым и холодным. С севера на юг, где сияло теплое солнце, тянулись стаи уток и гусей. Порывы ледяного ветра заставляли их поторапливаться. Менги много трудились в эти дни. Приручали лошадей, путешествовали: к Реке за орехами и ягодами, в горы за дичью и сосновыми шишками.
   Тзэм поправлялся медленно, хотя менг-целитель объявил, что он останется жить, и намекнул на помощь неких богов. Перкар, который не мог пребывать в праздности, устроил охоту, в которой участвовали Нгангата и несколько юношей-менгов. Было решено взять с собой женщин, чтобы устроить долгую стоянку. Женщины должны были разбивать шатры, рыть ямы для костров и сооружать рамы для просушки шкур, пока мужчины охотятся. Хизи училась у женщин племени собирать орехи, выкапывать корешки, скоблить шкуры. Работа была тяжелой, и не однажды девочка с тоской вспоминала дворец, где за нее все делали слуги. Женщины, которые обучали ее, были добры, но часто раздражались. Они не понимали, почему девочка не владеет простейшими навыками. Но Хизи оказалась талантливой ученицей, и вскоре они уже беседовали с ней запросто, беззлобно подсмеиваясь над ошибками в произношении. Мужчины, оставляя стоянку на несколько дней, всегда возвращались с дичью, и женщины только и говорили, что о Нгангате и его луке. Перкара как охотника ценили меньше, но и он часто бывал удачлив на охоте и, возвращаясь, сиял от гордости, «как мальчишка, которого учат охотиться», восклицали женщины.
   Прожив на стоянке полмесяца, Хизи почувствовала удовлетворение: ее пальцы все более ловко справлялись со своей задачей, а язык все меньше и меньше запинался на трудных словах незнакомого языка. Один из юных воинов принялся ухаживать за ней, и она сделалась предметом добродушных сплетен, хоть и старалась держаться от воздыхателя поодаль. Урок, который преподал ей Йэн – или Гхэ? – не так-то просто было забыть. Это было одно из трех наиболее болезненных воспоминаний. Дворец и свою семью она уже почти позабыла. Они, как говорят, были ей родные, но не близкие. Но она скучала по Квэй и Гану и очень боялась за них. Она часто думала, что же Ган написал в письме, которое увез сбежавший Цэк.
   Однажды вечером Хизи сидела и прилежно скоблила шкуру антилопы, как вдруг вдалеке показались навьюченные лошади. Женщины бросили работу и пошли к расселине посмотреть, кто и зачем сюда едет. Вскоре появились два всадника: к стоянке приближались Братец Конь и Ю-Хаан, его племянник.
   В этот вечер у них был праздник. К счастью, охотники не задержались в лесу еще на день или два и к ужину освежевали и поджарили оленя. Братец Конь привез с собой пиво, сласти, медные колокольчики для мужчин и их лошадей, ткань и ножи для женщин. Хизи он дал один из ножей – маленький, с остро отточенным лезвием.
   – Говорят, ты быстро всему учишься, – сказал старик. – Каждой женщине племени менгов нужен хороший нож, чтобы скоблить шкуры.
   – Спасибо, – обрадовалась Хизи. Нож постоянно одалживала Утка, но девочке хотелось иметь свой.
   – Я привез тебе еще кое-что, – продолжил Братец Конь, когда Хизи убрала подарок.
   Он достал из мешка маленький пакет.
   – Это тебе от твоего друга.
   – От моего друга?
   – Да. Ю-Хаан и я ездили в Нол покупать ножи и сахар.
   – В Нол?
   Хизи взяла пакет и с нетерпением надорвала его. Слезы защипали ей глаза, когда она увидела, что туда вложено. Там была книга: «Пустыни менгов» и небольшой сверток чистой бумаги. К бумаге прилагалось перо и чернильница с песком. Помимо всего, там было письмо.
 
   Хизи, – прочитала она.– Я прожил долгую жизнь, но никогда не знал радости. Утешение мне приносили окружавшие меня рукописи, бумага и чернила. И потому я благодарю тебя за непривычное счастье, которое ты мне доставила. Я не стремился любить тебя, ибо знал, что любовь редко приносит счастье. Но я стал думать иначе, когда услышал о твоей смерти. Но теперь я узнал, что ты жива и находишься в безопасности, и потому не сожалею о своей слабости. Никогда, разумеется, я не сказал бы тебе об этом, но бумага скажет то, о чем человек молчит.
   Я знаю: ты беспокоишься о своей нянюшке, Квэй, но с ней все благополучно. Воины обнаружили ее среди мертвых жрецов и решили, что она также стала жертвой твоего обезумевшего слуги. На меня также никто не указал. О побоище возле Южных Ворот предпочитают не говорить, и никто не упоминает твое имя иначе, как Хизината.
   Посылаю тебе через менгов перо и бумагу, надеюсь, они не используют ее на подтирки, пока едут к тебе. Если сможешь, пришли мне, старику, одно-два письмеца, расскажешь мне обо всем, что повидала. Вдруг в мире есть чудеса, о которых он еще не прочел?
   В Нол, Хизи, ты не должна возвращаться. Тебя здесь не ожидает ничего хорошего. Я верю в тебя – верю, ты выживешь везде, где бы ни оказалась. Это в тебе, это твоя суть, и ты сохранила ее, хоть Река и осталась позади. Будь благословенна, какие бы Боги ни попадались тебе на пути, и не вспоминай обо мне худо, хотя я и был недостаточно добр к тебе.
   Ган.
 
   Хизи читала и перечитывала письмо, не зная, смеяться ей или плакать. Да это было и не важно, ибо смех ее оказался бы грустным, а слезы – радостными. Она обняла Братца Коня и вновь поблагодарила его. Улыбаясь, старик похлопал ее по плечу и пошел выпить пива вместе с мужчинами. Вернувшись, он серьезно взглянул на нее.
   – Ты можешь сделаться женщиной племени менг, если хочешь, – предложил он ей. – Я удочерю тебя, и мы подыщем тебе хорошего мужа. Кто знает? Порой я замечаю в тебе проблеск прежней силы; она не столь велика в тебе, как прежде, но ты со временем могла бы сделаться шаманкой. Это почетное занятие, и тебе не пришлось бы больше скоблить шкуры.
   – Скоблить шкуры не такая уж плохая работа, – сказала Хизи, – но я благодарна тебе за твое предложение. Ты очень добр ко мне, ведь сейчас я для вас – лишнее бремя.
   – У наших семей сильные плечи, чтобы нести любое бремя, – ответил старик.
   – Я смутно представляю свою дальнейшую судьбу, – сказала Хизи. – Надо бы посоветоваться с Перкаром.
   – Ты с ним не связана, – заметил Братец Конь.
   – Не связана, – согласилась Хизи, – но у нас есть общий, еще не оплаченный долг, общая ответственность…
   Братец Конь покачал головой:
   – Такая серьезность не вяжется с молодостью! Наслаждайтесь друг другом, пока кости не высохли от прожитых лет и кожа не стала жесткой, как кора.
   – Я попытаюсь, – улыбнулась Хизи.
   Перкар обошел раму, любуясь натянутой на ней шкурой.
   – Прекрасная работа, – похвалил он. – И не скажешь, что некогда ты была принцессой.
   Хизи попыталась улыбнуться, но улыбка вышла довольно кислой.
   – Прости, – поторопился извиниться юноша.
   – Ничего страшного, – заверила его Хизи. – Что с того, что я была принцессой? Это было бы важно, если…
   Но «если» повисло в воздухе.
   Перкар, смущенный, притворился, что поглощен разглядыванием шкуры.
   – Как ты представляешь себе будущее, Перкар? Отныне ты всегда будешь жить и охотиться с менгами?
   – Нет, – ответил Перкар. Он и сам часто задумывался над этим. – Сейчас я оплачиваю долги и начал со своих ближайших друзей. Мне часто говорили, что здесь, на западных склонах, суровая зима. Но с наступлением весны я отправлюсь на отцовские земли. На мне лежит тяжелая вина перед соплеменниками, и я должен ее искупить.
   – Эта же вина лежит и на мне, – сказала Хизи.
   – Сомневаюсь, – сказал Перкар. – Мне кажется, ты ни в чем не виновата.
   – Но тогда и ты ни в чем не виноват. Но если ты берешь на себя ответственность, Перкар, так же поступлю и я. И ты не должен сомневаться. Мы все делали вместе – ты и я. Что бы ни говорил Братец Конь, этот клубок запутывали мы оба, каковы бы ни были наши опасения и надежды. Я почти не знаю тебя, но мы – пусть на короткое время – принадлежим друг другу.
   Перкар попытался засмеяться, но не смог.
   – Сколько тебе лет? – спросил он. – Почему ты не хочешь больше оставаться ребенком?
   Девочка взглянула на него с грустью.
   – У меня отняли детство, – сказала она.
   – Утраченное можно обрести вновь, – возразил Перкар. Но он прекрасно ее понял. Ведь и он уже давно не тот мальчик, которому подарили новый меч.
   – У нас много месяцев впереди, чтобы все обдумать, – сказал он. – Возможно, ты еще передумаешь.
   – Возможно, – согласилась Хизи. – Тзэму я тоже много наобещала. И над этим тоже надо подумать.
   Перкар хмыкнул:
   – Я тебя немного побаиваюсь.
   – Меня? Это я приняла тебя за демона, когда впервые увидела.
   – Возможно, я становился демоном, когда брал в руки Харку. Но ты…
   – Чем я могу быть страшна тебе?
   – Кто знает… Все время, пока я был возле реки, твое лицо постоянно было передо мной… Я не могу этого забыть, не могу забыть, что ненавидел тебя.
   – Ты все еще ненавидишь меня?
   – Нет. Это всего лишь воспоминание. Но воспоминание довольно отчетливое.
   Перкар сел на землю, скрестив ноги. Хизи смотрела на него, раздумывая.
   – Ты собирался убить меня, – вдруг жалобно сказала она.
   Перкар горько усмехнулся.
   – Мы едва не убили друг друга, разве не так?
   Хизи кивнула и вдруг задохнулась от внезапно нахлынувших слез. Перкар поглядел на нее встревоженно. Хизи, закусив нижнюю губу, попыталась встать на ноги. Перкар, к собственному удивлению, ласково протянул руку и положил на плечо Хизи. Поколебавшись, он встал на колени и притянул девочку к себе. Сердце ее билось, как пойманный дрозд. Хизи всхлипывала ему в плечо, и он почувствовал ком в горле.
   – Прости, прости, – повторял Перкар, неуклюже обнимая ее. – Я понимаю, тебе должно быть больно…
   – Я не предполагала такого, чтобы… – всхлипывала Хизи.
   – Тсс. Не важно, – утешал он ее.
   Они некоторое время сидели так, пока Перкар не подумал, что хоть он и прошел из-за нее полмира, но прикоснулся к ней впервые.
   – Послушай, – сказал он, отодвигаясь, но все еще держа руку на ее плече. – Все эти разговоры об общем долге и ответственности превосходны, но я бы предпочел, чтобы мы хоть немного при этом друг другу нравились.
   Хизи кивнула и вытерла слезы.
   – Ты… нравишься мне немного, – сказала она не совсем уверенно.
   Перкар улыбнулся, но на этот раз по-мальчишески, без горечи.
   – Ты мне тоже. Возможно… – Он свел брови. – Возможно, нам удастся помочь друг другу. Надеюсь, ты пойдешь вместе со мной, когда я отправлюсь на родину.
   – Да, мне бы хотелось пойти с тобой, – сказала Хизи.
   Перкар вдруг умолк и вновь уставился на натянутую на каркас шкуру.
   – Я думаю, можно было бы попутешествовать. Мне по нраву конь, которого подарили мне менги. Он напоминает того, что был у меня… Поедем вместе?
   Хизи взглянула наверх. В небе тянулась запоздалая гусиная стая.
   – Да – сказала она. – Поедем вместе.
   Перкар встал и подал ей руку, но девочка поднялась сама и только потом, улыбаясь, протянула ему свою руку.
   – Куда мы поскачем? – спросила она.
   Перкар улыбнулся ей в ответ.
   – Куда пожелаем. Мир такой большой.
   Они вернулись вместе к поджидавшим их лошадям.