Ваш покорный слуга…
 
   Здесь Бен остановился и задумался. Он не хотел подписываться настоящим именем, по крайней мере сейчас. Поэтому, еще сильнее стиснув карандаш, он вздохнул и отчетливо вывел: Янус. [16].

11. Три разговора

   На следующий день Адриане было позволено посетить мессу. Гвардеец из Швейцарской роты следовал за ней, как тень. В богатой, даже роскошно убранной церкви она упала на колени и начала искренне молиться за дофина и короля. Ей хотелось напомнить Богу и о себе, попросить у него защиты. Но она передумала, решив, что Бог не забывает ни о чьем существовании, а она не такая уж беспомощная, и, если потребуется и Бог того пожелает, он защитит ее без лишних напоминаний и просьб.
   Улучив момент, она внимательно рассмотрела сопровождавшего ее гвардейца. Высокий молодой человек, не намного старше ее, может быть на год, с широко расставленными глазами, что его совсем не портило, и стройным и сильным телом. Но почему-то ярко-синий камзол с красной оторочкой и серебряным галуном смотрелся на нем как чужой. Бесспорно ему принадлежали только потрепанные ножны и провинциальный акцент. Адриана обнаружила его, когда заговорила с гвардейцем.
   – Мне показалось, что вам было не по себе в церкви, – тихо произнесла Адриана, когда они вышли во двор.
   Над ними, затерявшись среди листвы, выводил свои трели зяблик, а нагретые солнцем и смоченные недавним дождем каменные стены источали особый аромат, навевающий мысли о бренности и покое.
   – Эта церковь больше похожа на собор, – признался гвардеец. – Я привык к обстановке победнее.
   – Вы хотели сказать – поскромнее? Для Бога церковь не может быть бедной или богатой, – заметила Адриана. – Но я понимаю вас. Молиться среди роскоши Версаля совсем не просто.
   Он молча кивнул и, пройдя несколько шагов, вновь заговорил, чем весьма удивил Адриану.
   – Я не бездумно повторял слова молитвы, – сказал он. – В детстве и юности я часто молился. – Он бросил на нее смущенный взгляд. – А сегодня я молился за вас, мадемуазель.
   Адриану даже бросило в жар, но она не подала виду и не посмотрела в его сторону.
   – Вот как? Смею ли я спросить почему?
   – Потому что мне вверили заботу о вас, мадемуазель.
   – Ах, вверили заботу, – начала Адриана, намереваясь задать вопрос, ради которого она и затеяла весь этот разговор. – Почему вам приказано сопровождать меня повсюду и не отходить от меня ни на шаг?
   На этот раз он слегка покраснел.
   – Чтобы вы были в безопасности.
   – В безопасности?! А кого я должна опасаться?
   – Убийцы, сударыня.
   – Он что, еще не найден?
   – Нет. Нам даже подробности происшедшего до конца не известны.
   – Понятно.
   Они уже подошли к месту ее временного заточения, и гвардеец любезно открыл перед ней дверь.
   – Я буду у входа, мадемуазель, – заверил ее гвардеец.
   – Я в этом и не сомневаюсь, – ответила Адриана и удивилась: как-то сразу она поверила в его преданность и надежность. Адриана замялась, был еще один вопрос, который она хотела задать, но что-то ее сдерживало. Больше не проронив ни слова, она нехотя переступила порог своей роскошной тюрьмы.
 
   Прошло, наверное, часа два, когда послышалось легкое шуршание у дверей. Элен поспешила выяснить, кто осчастливил их своим визитом. Адриана стояла у окна и смотрела на небо. Затянутое серыми тучами весь предыдущий день и сегодняшнее утро, небо наконец прояснялось. Но тепло солнечных лучей было таким робким и призрачным, что, казалось, дотронься до стекла – и оно обожжет ледяным холодом. Адриана запахнула шаль, наброшенную поверх ее нового, по-королевски роскошного платья. Она просила Шарлотту раздобыть для нее что-нибудь попроще, но пока усилия девочки не увенчались успехом.
   У дверей пошептались, после чего Элен доложила:
   – К вам посетитель, мадемуазель, господин Фацио де Дюйе.
   Адриана, пораженная, обернулась. В проеме дверей она увидела Фацио, мнущего в руках шляпу, с растрепанными волосами. Адриана поспешно направилась в гостиную.
   – Элен, конечно же, просите его, – в широко распахнувшуюся дверь ей был виден стоявший там гвардеец. Лицо его, как и подобает лицу часового, выражало старательную безучастность.
   – Элен, ты можешь оставить дверь полуоткрытой, – сказала Адриана.
   Фацио неуверенно вошел в гостиную и потянулся к ее руке. Поцеловав, задержал ее руку в своей. Заглянул Адриане в глаза. У него был вид человека, совершенно потерявшегося от волнения.
   – Очень хорошо, сударь, что вы не постучали, а поскреблись в дверь, – стараясь казаться жизнерадостной, произнесла Адриана. – Здесь, в Версале, именно так и принято оповещать о своем прибытии. Вижу, вы отлично усвоили придворные манеры.
   – А… да, – пролепетал Фацио. – До меня дошли слухи, что вы тоже были на той барже. Вы… с вами все в порядке?
   Адриана успокаивающе похлопала его по руке:
   – Никогда не бойтесь за меня, мой дорогой Фацио, – ответила она. – Мне слегка опалило спину, только и всего. Мне повезло: в тот момент, когда все началось, я лежала на палубе баржи.
   – Очень хорошо, – продолжал Фацио, – но какой ужас, потрясающий ужас видеть трагедию собственными глазами…
   У Адрианы комок подступил к горлу, ей стало трудно дышать.
   – Я думаю, мне лучше сесть, – произнесла она.
   – Ах, извините, я не должен был это говорить, – засуетился Фацио. Адриане показалось, что он сейчас расплачется. Но если он заплачет, то и ей будет не сдержать слез. Она не знала тех людей, что превратились в обуглившиеся трупы, возможно, она была с кем-то знакома, но только мельком.
   Она даже не помолилась о них. Она просто забыла… Картина мертвых и умирающих людей всплыла перед глазами. И так отчетливо! Она закрыла лицо руками.
   – О дорогая, – воскликнул Фацио, – простите меня, мне лучше уйти сейчас, я зайду как-нибудь потом.
   – Не уходите, – вымолвила Адриана, рыдая. – Останьтесь, сударь, ради меня, прошу вас.
   Элен и Шарлотта подошли к ней и начали успокаивать. Девочки гладили ее по голове и утирали платочками бегущие по щекам слезы. Выплакав накатившую боль, Адриана немного успокоилась и отослала девочек.
   – Извините меня, – произнесла Адриана твердым голосом. – Кажется, я вас перебила, вы что-то хотели мне сказать?
   Фацио растерянно пожал плечами.
   – Я не помню, о чем начал говорить, – признался он.
   – В таком случае расскажите, как вам удалось так быстро попасть в Версаль.
   – О, очень просто, король сам послал за нами.
   – За вами и Густавом?
   – Да… в общем… нет… Я хотел сказать, он послал за всеми нами, за всей Академией.
   – Что вы говорите?! – удивилась Адриана.
   – Да, Академия переехала в Версаль. Мое оборудование прибудет сюда завтра.
   – Это… это что-то невероятное, – запинаясь, произнесла Адриана. «Чистое безумие», – закончила она про себя. – Вам уже выделили помещение?
   Фацио утвердительно кивнул.
   – Жилые комнаты не такие большие, как хотелось бы, – признался он. – Но рабочие помещения вполне подходящие. Мы уже завтра можем начать работу. Конечно, я найду кого-нибудь, кто смог бы вас заменить, пока вы окончательно не поправитесь и…
   – Что? Ах нет, сударь, я совершенно здорова, уверяю вас.
   – Адриана, я и думать не смею просить вас приступить к работе сразу же после пережитого кошмара, я уверен…
   – Нет, сударь! – почти закричала Адриана, сама себе поражаясь. – Я хочу сказать, Фацио, что сейчас работа необходима мне как воздух. Если я и дальше буду пребывать в праздности, мне не о чем будет думать, как только о пережитом кошмаре. В Сен-Сире нас приучили к тому, что работа – лучшее лекарство от всех болезней.
   Он посмотрел ей прямо в глаза, будто пытался распознать ее истинные желания, затем неохотно кивнул.
   – Как вам будет угодно, – сказал он. – Но мне бы не хотелось, чтобы говорили, якобы я заставил вас вернуться к работе слишком рано.
   – Никто так не скажет, уверяю вас. Король, насколько мне известно, уже приступил к исполнению своих обязанностей. А его горе и страдания несравнимы с моими.
   – Король, кажется, еще не совсем пришел в себя. – Фацио очень осторожно подбирал слова, стараясь дать понять, что истинное состояние короля должно описывать более мрачными красками.
   – Вы видели его?
   – Нас чуть ли не силой к нему доставили. Он потребовал… – Фацио замолчал, на лице его появилась странная гримаса. Адриана поняла, что он таким образом пытается спрятать улыбку. – Насколько мне известно, король всегда так галантен и любезен.
   – Да. Я не припомню случая, чтобы видела его в гневе, – согласилась Адриана. – Полагаю, что у него сейчас тяжелый период. Он был груб с вами?
   Фацио кивнул.
   – Очень точное слово. Он потребовал, чтобы мы завершили работу немедленно. Понимаете, я пообещал ему создать нечто грандиозное.
   – Я уверена, вы создадите, – успокоила его Адриана.
   – Надеюсь на это, – искренне обрадовался ее поддержке Фацио. – Но дело в том, что мне требуется чуть больше времени, чем он отпустил.
   – В таком случае мы должны приняться за работу, и как можно скорее. Давайте приступим прямо завтра.
   Фацио сделал еще одну попытку воспротивиться, но отступил под твердым напором Адрианы.
   Когда Фацио ушел, Адриана позвала гвардейца.
   – Сударь, – сказала она, – завтра мне нужно будет вернуться к моей прерванной работе. Попросите у кого следует разрешения сопровождать меня в лабораторию Фацио де Дюйе. Я не могу больше сидеть взаперти.
 
   Время шло, и тени за окном вытянулись, из серых сделавшись черными. Элен и Шарлотта зажгли камин. Адриана укуталась еще одним одеялом, шерстяным. Она вспомнила, как однажды мадам де Ментенон обмолвилась: «Людовик боготворит идеальную симметрию, поэтому двери должны абсолютно точно располагаться одна против другой. То, что это порождает чудовищные сквозняки, его совершенно не волнует».
   Был уже поздний вечер, когда приехал Торси.
   – Мадемуазель, – начал он, – я очень занятой человек. Кто-то пытался убить короля, и каждый из нас должен внести свой вклад в поиски злоумышленника.
   – А разве не королевский камергер ведет расследование? – удивилась Адриана.
   – Конечно, он. И именно он поручил мне проверить некоторые детали.
   – Понимаю. Я обязана вашему визиту…
   Торси наградил ее хищным оскалом улыбки:
   – Я бы в любом случае вас навестил, мадемуазель, независимо от того, получил от вас приглашение или нет.
   Адриана напряглась.
   – Я вас не понимаю, – ответила она.
   – Что ж, буду говорить просто и ясно. Вы помните наш разговор о герцоге Орлеанском и о том, как вас приняли в Академию?
   – Конечно, помню.
   – Тогда вы понимаете, почему я интересуюсь вашим разговором с герцогиней Орлеанской, который вы вели с ней незадолго до трагедии на барже.
   Адриана почувствовала, как в ней против воли поднимается раздражение.
   – Мы обменялись невинными любезностями, только и всего, – мы ведь сидели рядом.
   – Я сам посадил вас вместе, чтобы посмотреть, что между вами произойдет. Поэтому будьте откровенны со мной. Так о чем шел у вас разговор? Что она вам сказала?
   Адриана нахмурилась.
   – Вы подозреваете герцогиню?
   Лицо Торси потемнело.
   – На герцога и герцогиню Орлеанских уже падало подозрение, когда умер первый дофин, а за ним герцог и герцогиня Бургундские.
   – Король никогда не считал их виновными в этих смертях, не верил слухам и домыслам.
   – О, я вижу, вы решили стать защитницей герцогини Орлеанской?
   – Ни в коей мере, – ответила Адриана, но, к своему удивлению, почувствовала, что ей действительно хочется защитить герцогиню. – Если герцогиня участвовала в заговоре и причастна к покушению на короля, я молю Бога, чтобы он был милостив к ней, я ей помочь ничем не могу. А сейчас я лишь излагаю известные мне факты. Король никогда не верил, что герцог и герцогиня Орлеанские причастны к тому убийству. Скажу больше: король не верил, что это вообще было убийство. Виновницей их смерти он считал неизвестную и странную болезнь.
   – Откуда вам это известно, моя дорогая? Вам же было всего девять лет?
   – У меня хорошая память, сударь. Герцогиня Бургундская часто бывала в Сен-Сире. А несколькими годами позже, когда я уже стала секретарем мадам де Ментенон, эти сплетни все еще были на слуху. Но если ни король, ни королева им не верили, то почему я должна верить?
   Торси тяжело вздохнул. Адриана заметила, что он сжал кулаки так, что у него побелели костяшки пальцев.
   – Откровенно говоря, я сам никогда не верил этим сплетням. Я считал, что все три дофина и герцогиня умерли, повинуясь злому року. Возможно, от кори или скарлатины. Но сейчас я должен принять во внимание даже самые невероятные версии и предположения. И даже вас, мадемуазель, представить в роли убийцы.
   – Я не имею никакого отношения к убийству, – твердо отрезала Адриана. – Мне неизвестно ничего, кроме того, что я видела своими собственными глазами.
   – В таком случае расскажите мне, что вы видели.
   Адриана подробно рассказала все, что могла вспомнить, включая разговор с герцогиней Орлеанской. Она умолчала лишь об одном: о записке и ее содержании.
   Торси, выслушав ее, кивнул головой.
   – Ничего нового из вашего рассказа я не узнал, но все же выражаю вам свою благодарность за предоставленные сведения. – С этими словами он поклонился и развернулся, чтобы уйти.
   – Подождите, сударь, – остановила его Адриана, – подарите мне еще секунду вашего драгоценного времени.
   Торси устало вздохнул.
   – С превеликим удовольствием, сударыня.
   – Я слышала, что по приказу короля Академия переехала сюда, в Версаль.
   – Совершенно верно, и я одобрил это решение короля, – ответил Торси. – Таким образом, весь ход научной мысли оказался под моим пристальным надзором.
   – Я бы хотела вернуться к своей работе с господином де Дюйе, – сказала Адриана.
   – В данный момент это совершенно невозможно.
   – Смею заметить, что король проявляет к работе большой интерес, – настаивала Адриана. – И я бы хотела завершить возложенную на меня часть работы.
   Торси пристально посмотрел на нее.
   – Если бы вы только знали, о чем просите…
   – Вы подозреваете в покушении кого-то из философов? – не дала договорить ему Адриана.
   Мгновение Торси продолжал стоять с полуоткрытым ртом.
   – С чего вы взяли? – спросил он с неподдельным любопытством.
   – Во-первых, вы подозреваете герцога и герцогиню Орлеанских – единственных при дворе, кто что-то понимает в науке. Во-вторых, для любого человека, который хоть чуточку умнее осла, – ах, простите, сударь, понятно, как было совершено убийство.
   Лицо Торси застыло, как восковая маска, и вдруг он рассмеялся.
   – Какая вы удивительная женщина! – заметил он весело. – Я придерживаюсь мнения, что удивительных женщин нужно держать либо в монастырях, либо закованными в цепи. Дорогая моя, прошу вас, расскажите мне, ослу, как убили дофина.
   – У меня есть всего лишь догадка, но я знаю, как найти доказательства.
   – Прошу вас, продолжайте.
   – Могу ли я отослать Элен и Шарлотту? И можно ли поплотнее закрыть дверь?
   Торси не возражал, он сам нетерпеливым жестом приказал девочкам удалиться.
   – Ну, я слушаю вас, – обратился он к Адриане, когда дверь была плотно закрыта.
   – Вся причина в алхимическом фонаре, том самом, что висел над троном короля.
   Торси молчал. Она понизила голос и продолжала:
   – Фонарь горит в результате происходящей в нем алхимической реакции: поверхность шара ослабляет сродство воздуха, за счет которого свечение и газ связаны.
   – Продолжайте, – произнес Торси.
   – Воздух состоит из трех атомов газа в виде фермента, одного атома свечения и двух атомов флегмы. Фонарь выделяет атом свечения, таким образом внутри остается безвредное соединение – инертный газ. Но если выделить один атом свечения, связанный с одним атомом газа, то фонарь погаснет. Если же выделить один атом свечения, связанный с двумя атомами газа, или, как я полагаю, связанный с флегмой, тогда, сударь, произойдет воспламенение.
   Глаза Торси сощурились и превратились в узкие щелки.
   – Вы хотите сказать, что фонарь подвергся каким-то изменениям с той целью, чтобы воздух превратился в огонь?
   – Именно, – подтвердила Адриана.
   Торси повернулся к ней спиной и медленно пошел к окну, заложив руки за спину.
   – Поклянитесь, – произнес он, не оборачиваясь, – поклянитесь именем Бога и памятью отца, что вы ничего не знаете об этом убийстве, а только строите догадки.
   – Клянусь Богом и памятью своего отца, что говорю правду.
   Как змея бросается на своего противника, так же молниеносно обернулся к ней Торси. Не успела Адриана и глазом моргнуть, как он уже стоял рядом, сверлил ее горящими глазами и обжигал пламенным дыханием.
   – Поклянитесь еще раз, – потребовал Торси.
   – Зачем? – удивилась Адриана, стараясь говорить как можно спокойнее. – Вы мне не верите?
   – Нет, не верю, но хочу поверить. И еще хочу убедиться, что если вы лжете, то наверняка будете гореть за эту ложь в аду, присовокупив к ней все ваши прочие грехи.
   – Что ж, хорошо, – ответила Адриана. Она с трудом выдерживала пронзительный взгляд Торси, похожий на смертельный взгляд василиска. Пришлось напрячь все силы. – Я клянусь Богом и памятью своего отца, что не причастна к убийству дофина и ослеплению короля.
   Пока она это говорила, Торси жег ее взглядом, казалось пытаясь проникнуть ей в мозг и там найти правду. Он замолчал, выждал мгновение, потом резко кивнул головой.
   – Я верю вашей клятве. Я устрою так, что вы продолжите свою работу с господином де Дюйе. Но мне потребуется от вас ответная услуга. – Он замолчал и сделал шаг назад. – Я хочу, чтобы вы выяснили, кто организовал покушение. Выяснили и рассказали мне.
   У Адрианы от его слов так пересохло во рту, что она не могла вымолвить и слова, а лишь кивнула в ответ.
   – Мадемуазель, если вы мне все правильно объяснили и воздух сам воспламенился, то скажите мне, каким образом королю удалось избежать смерти?
   Адриана облизнула губы и сделала судорожный глоток.
   – Король не должен был спастись, – призналась Адриана, – и я не могу объяснить, как это ему удалось.
   Саркастически скривив рот, Торси кивнул. Развернулся, не оглядываясь, широкими шагами направился к выходу и резко захлопнул за собой дверь.
   Адриана посмотрела на плотно закрытую дверь и подумала о записке с нарисованной совой.
   После нескольких лет молчания «Корай» вновь заговорил с ней. Герцогиня Орлеанская одна из «Корая», значит, она, Адриана, в каком-то смысле обманула Торси.
   Будучи еще девочкой, она была уверена, что ее знания принесут плоды.
   Адриана заскрежетала зубами, вспомнив слова Торси: «Нужно быть либо королевой, либо пешкой». Про себя решила: «Коль скоро я втянута в эту игру, то уж пешкой никогда не буду».

12. Унылые парки

   – Он что, так и будет за нами наблюдать? – возмутился Фацио, бросив взгляд в сторону двери, где стоял гвардеец, не спускавший глаз с Адрианы.
   – Думаю, что да, – ответила Адриана. – Мне сказали, что он приставлен ко мне по приказу самого короля.
   – Ну, если так… – пробормотал Фацио, очевидно не удовлетворенный таким положением дел.
   – Ручаюсь, он ничего не понимает в том, чем мы занимаемся, и не сможет шпионить и доносить, – успокоил его Густав, Голос его как всегда звучал мелодично, но глаза обдавали ледяным холодом.
   – Кому доносить? – удивился Фацио. – Он же на службе у короля…
   – Мой гвардеец не глухой, – довольно резко вмешалась в разговор Адриана. Ей показалось оскорбительным, что молодого человека обсуждают, будто его здесь и нет. Фацио удивленно вытаращил глаза, кивнул и пожал плечами.
   – Ну да, – сказал он, – в любом случае нам не до этого. У нас с Густавом сегодня так много работы, что боюсь не успеть к ночи закончить ее.
   – Если вы будете думать о поражении, то поражение и притянете к себе, думайте лучше о победе.
   Фацио ответил ей слабой улыбкой. Густав не скрывал раздражения. И оба отвернулись к рабочему столу. Адриана последовала за ними, впившись глазами в формулу, над которой те двое ломали голову. Если бы только она могла обнаружить свои познания в математике! Как жаль, что для этого не настало время! Ее и так облагодетельствовали вниманием, может быть даже слишком. Еще месяц назад она незаметной мышкой шуршала где-то в лабиринтах королевской библиотеки. А сейчас короли, министры, герцоги – кто только не борется за право разрушить ее жизнь. И все началось с того самого момента, когда она стала помощницей Фацио.
   Адриана отошла назад, к эфирографам, вздохнула и начала разбирать бумаги, которые предстояло разослать. В этот момент один из самописцев звякнул, зажужжал и начал писать.
   Ей непременно нужно выяснить, над чем работают Фацио и Густав. Король интересуется ею как женщиной, Торси – постольку, поскольку она представляет интерес для короля, по крайней мере так он ей это объяснил. Важно то, что вопросы Торси касаются в основном ее работы в Академии и отношений с герцогом и герцогиней Орлеанскими. Конечно, если герцогиня член «Корая», значит, именно «Корай» открыл ей дорогу в Академию. Но зачем «Кораю» это понадобилось?
   Адриане казалось, что петля затягивается у нее на шее. Она, сама того не желая, оказалась в центре какой-то важной тайны. Она не знала какой, но предполагала, что тайна связана с работой Фацио. И работа эта важная – она интересует короля, Торси, герцогиню…
   Адриана поменяла бумагу в самописце. «Должно быть, они разрабатывают новый вид оружия», – подумала она. По тем расчетам, которые она видела, оружие похоже на пушку. Но Адриана была уверена, что это не пушка. Что же на самом деле прячется за расчетами?
   Фацио и Густав что-то сосредоточенно обсуждали и не заметили, как пришло новое сообщение. Адриана воспользовалась случаем и быстро украдкой пробежала его глазами.
   Сообщение поступило от М2, но почерк был незнакомым. «Наверное, – подумала Адриана, – писал новый секретарь».
   Первая строчка поразила ее настолько, что она внимательно прочитала странное письмо от начала до конца. Очевидно, кто-то разыгрывает ее, а может быть, и самого Фацио. Никогда раньше М2 не позволял себе и намека на шутку. Вероятно, к ним подключился посторонний самописец.
   Кто-то тихонько поскребся в дверь и отвлек ее внимание. Адриана засунула новое сообщение в кипу бумаг, приготовленных к отправке.
   Она не видела, кого гвардеец впустил в комнату, но услышав, как Фацио приветствует гостя, похолодела.
   – Герцог! – воскликнул Фацио. – Герцог Орлеанский, позвольте представить вам Густава фон Трехта. Чем мы заслужили такую высокую честь? – рассыпался в любезностях Фацио.
   Адриана вставила чистый лист бумаги в самописец и начала писать, всеми силами стараясь остаться незамеченной – фигурой, не заслуживающей внимания, простым секретарем.
   – Я пришел, чтобы послужить на благо науки, сударь, – ответил герцог. – Хочу узнать, не может ли Академия сделать что-нибудь для вас, что бы облегчило переезд на новое место.
   – Вы так любезны… – начал Фацио.
   Густав вежливо кашлянул:
   – Нам нужна обсерватория, милорд.
   – Обсерватория! – воскликнул Фацио. – Совершенно верно! Чуть не забыл. Нам с Густавом очень скоро понадобится обсерватория.
   – Понадобится обсерватория? – переспросил слегка удивленный герцог. Его тон заставил Адриану насторожиться. «Он тоже не знает, чем они занимаются, – поняла Адриана. – И тоже пытается это выяснить». – К сожалению, – продолжал герцог, – уверен, вы знаете об этом, обсерваторию невозможно сюда перевезти. Но я мог бы организовать доставку отражающего телескопа. Один телескоп можно привезти и на лошадях.
   – О, я думаю, это было бы великолепно, – обрадовался Фацио.
   – Есть еще какие-нибудь просьбы, господа?
   – Думаю, что нет… ах, извините, герцог, я не представил вам еще одного своего коллегу. Позвольте представить вам юную мадемуазель…
   Адриана закрыла глаза, моля Бога дать ей силы. Она сложила губы в дежурной улыбке и повернулась, чтобы предстать перед герцогом.
   Герцог был невысокого роста, изрядно упитанный и смотрел на окружающий мир кроткими глазами. К ее удивлению, ей показалось, что он посмотрел на нее без особого интереса и раскланялся как-то небрежно.
   – Очень рад вновь с вами встретиться, мадемуазель де Моншеврой, – произнес герцог.
   – О, вы знакомы с мадемуазель, – почему-то немного огорчился Фацио.
   – Впервые мы встретились несколько лет назад, – пояснил герцог. – А последний раз виделись два дня тому, при весьма печальных обстоятельствах.
   – Как ужасно, – поспешил выразить сочувствие Фацио.
   – Моя супруга, герцогиня, справлялась о вас, – продолжал герцог.
   – Пожалуйста, передайте ей, что со мной все в порядке. А как она себя чувствует?
   – Как и я, она немного обгорела, – ответил герцог. – А вы, похоже, избежали подобного несчастья?