Страница:
Когда я поняла все, то разрыдалась. Неужели я ожидала другого? Неужели я думала, что чудесные медики, сумевшие вылечить Эпонину от проклятого вируса RV-41, смогут исцелить дефективного от рождения Бенджи? Отчаявшись, я действительно надеялась на чудо, хотя и знала разницу между инфекционным заболеванием и наследственным дефектом.
Синий Доктор изо всех сил пытался утешить меня. Я выплакалась среди октопауков, понимая, что дома мне потребуются все силы.
Наи и Эпонине сразу все стало ясно, едва они взглянули на меня. Наи обожает Бенджи и всегда хвалит его за стремление к знаниям, невзирая на все трудности. Бенджи удивительный, многие часы он проводит в своей комнате, усердно делая уроки… по целым дням заучивает дроби, которые одаренный девятилетний мальчишка запомнит за полчаса. Как раз на прошлой неделе, сияя от гордости, Бенджи сообщил мне, что может найти наименьший общий знаменатель и сложить дроби 1/4, 1/5 и 1/6.
Учит его в основном Наи. Эпонина у Бенджи в подружках. В общем ей этим утром было, наверное, хуже всех. Она-то не сомневалась, что раз уж октопауки легко исцелили ее, проблему Бенджи они решат столь же непринужденно. Увы, в его случае маги-врачи оказались бессильны. Эпонина так долго и горько плакала, что я даже забеспокоилась за ее ребенка. Погладив себя по животу, она велела мне не волноваться, обвинив во всем собственное состояние.
Мужчины заметно расстроились, но внешне не выразили никаких эмоций. Патрик, не промолвив ни слова, оставил комнату. Макс скрыл разочарование за привычной цветистой тирадой из коротких, в несколько букв, словечек. Ричард просто скривился и покачал головой.
Начиная анализы, мы решили ничего не говорить Бенджи о намерениях октопауков. Зачем его волновать? Быть может, он сам сообразил, что происходит? Не исключено. Но этим утром, сказав Бенджи, что октопауки считают его здоровым, я не заметила в глазах Бенджи истинного понимания. Я обняла его покрепче, уняла слезы, грозившие вновь испортить «фасад», и отправилась в свою комнату, где позволила себе всласть оплакать несчастье сына.
Не сомневаюсь, что Ричард и Синий Доктор устроили это совместно: остаток дня я была занята делами. Не успела я провести в комнате и двадцати минут, как в дверь негромко постучали. Ричард объявил, что в гостиной находится Синий Доктор с коллегами-медиками… еще двое ученых ожидают меня в конференц-зале. Неужели я забыла, что на сегодняшний день мне была назначена подробная лекция о пищеварительной системе октопауков?
Встреча с октопауками оказалась настолько занимательной, что я действительно даже забыла о том, что моего сына не вылечит никакая медицинская магия. Коллеги Синего Доктора принесли сложные анатомические рисунки внутренностей октопауков, объяснили назначение основных органов пищеварительной системы. Рисунки были нанесены на какой-то пергамент или тонкий лист. Разложив их на большом столе, октопауки с помощью цветовых полос принялись показывать мне, что происходит с пищей внутри их тел.
Самой необычайной особенностью пищеварительного процесса октопауков является наличие двух больших накопителей, или буферов, в обоих концах системы. Все съеденное поступает в приемный буфер, где пища может пробыть около тридцати дней. В зависимости от активности организм паука сам определяет скорость, с которой пища забирается из буфера, подвергается химическому разложению и отдает энергию клеткам.
На другом конце расположен буфер для испражнений, куда поступают остатки, которые не могут быть преобразованы в полезную энергию. Как я узнала, каждый здоровый октопаук в этой части своего тела содержит животное, называющееся «мусорщиком» (я не смогла дать лучший эквивалент цветам, обозначающим эти крошечные, похожие на многоножку создания). Описывая жизненный цикл этих существ, врачи показали мне парочку. Обитая в буфере для испражнений, это животное вырастает из маленьких яиц, отложенных его родителями в теле октопаука. Мусорщик практически всеяден. За месяц в человеческих временных единицах он потребляет 99% испражнений, попадающих в буфер. Достигая зрелости, мусорщик откладывает пару новых яиц
— проклюнется лишь одно из них — и оставляет тело своего хозяина-октопаука.
Приемный буфер размещен прямо за ртом. Октопауки едят очень редко и всегда полностью набивают емкость, когда дело доходит до еды. Мы долго разговаривали об их пищевых привычках. Синий Доктор сообщил мне два весьма неожиданных факта: во-первых, если приемный буфер оказывается совершенно пустым, менее чем через минуту наступает немедленная смерть; во-вторых, октопауков-младенцев учат следить за запасом еды. Представьте себе! Они не ощущают голода! Заметив удивление на моем лице, Синий Доктор расхохотался (смех у них выражается последовательностью смешанных цветовых импульсов) и поспешно заверил меня, что внезапная гибель от голода не является основной причиной смертности среди октопауков.
После трехчасового сна (я до сих пор не могу осилить весь долгий день октопауков, не вздремнув; из всей нашей группы лишь один Ричард способен спать, как они) Синий Доктор информировал меня о том, что, раз уж я проявила интерес к пищеварительному процессу, октопауки решили познакомить меня еще с парой примечательных особенностей своей биологии.
Вместе с тремя октопауками я уселась в повозку и меня повезли из нашей зоны через двое ворот, а потом через весь Изумрудный город. Наверное, эта поездка за город также предназначалась, чтобы смягчить мое разочарование участью Бенджи. В пути Синий Доктор напомнил мне (следить за его словами было трудно, поскольку, едва мы выехали, на улице появились самые разные существа… представители тех видов, с которыми я так неудачно познакомилась во время первого посещения Изумрудного города), что октопауки неодинаковы и их вид, заселивший наш космический корабль, имеет шесть различных взрослых форм с варьируемыми размерами.
Но заранее подготовиться к тому, что предстало передо мной через двадцать минут, я никак не могла. Мы вышли из машины, возле большого склада. У каждого конца лишенного окон здания восседали по два гигантских октопаука с туловищами не менее семи метров в диаметре, тела их высились целыми горками, длинные щупальца оказались синевато-серыми вместо обычных черно-золотых. Синий Доктор сообщил мне, что данная форма выполняет одну и только одну функцию: эти создания служат хранилищем пищи для всей колонии.
— Каждый из «наполненных» (если я правильно истолковала это слово Синего Доктора) может хранить пищу для нескольких сотен взрослых октопауков, — сказал доктор. — Приемные буферы наших тел вмещают запас пищи на тридцать дней, максимум на сорок пять при пониженных затратах энергии. Ты можешь представить, сколько пищи умещается в дюжине этих существ.
На моих глазах пятеро октопауков приблизились к одному из своих чудовищных братцев и что-то проговорили цветовыми полосами. Через мгновение создание наклонилось вперед, пригнуло голову к земле и извергло какую-то кашицу из огромного рта под молочной линзой. Пять обычных октопауков обступили горку каши и принялись подносить ее ко рту щупальцами.
— Так мы поступаем каждый день с каждым наполненным, — проговорил Синий Доктор. — Их нужно постоянно тренировать, они не очень умны. Ты заметила, что ни один из них не изъясняется цветовыми символами. Они не понимают чужих языков, а способность их к передвижению весьма ограничена. Их геном был спроектирован, чтобы они эффективно хранили еду долгое время и извергали ее по требованию члена колонии.
Я все еще думала об этих чудовищных существах, когда наш транспорт прибыл, как мне объяснили, к школе октопауков. Сперва мне показалось, что огромное помещение пустует. Один из врачей сказал, что в колонии давно не было возобновления — быть может, я не точно поняла цвета, но так и не уразумела, что он имел в виду.
Мы вошли в ничем не украшенное сооружение. Внутри двое взрослых октопауков и около двадцати молодых, примерно в половину меньших, судя по всему, что-то заучивали. Я не могла, конечно, проследить за разговором между молодыми и их учителями. Октопауки пользовались своим полным алфавитом, включающим и ультрафиолетовые, и инфракрасные символы; к тому же речь молодых не текла ровными аккуратными полосами, которые я привыкла читать.
Синий Доктор объяснил, что мы видим «класс измерений». Здесь молодежь учат следить за собственным здоровьем, в том числе определять величину запаса пищи, содержащегося в приемном буфере. Когда Синий Доктор пояснил мне, что измерения входят в программу начального обучения молодежи, я спросила о причинах неправильности цветовой речи детей. Синий Доктор ответил, что эти октопауки очень малы и не миновали «первого цвета», а потому едва способны четко выражать мысли.
Когда мы возвратились в конференц-зал, меня принялись расспрашивать о пищеварительной системе человека. Вопросы были крайне сложными… шаг за шагом мы прошли весь цикл лимонной кислоты Кребса, обсудили основы биохимии человека, которую я едва помню (меня вновь поразило, насколько октопауки больше знают о людях, чем мы о них). Как всегда, мне ни разу не пришлось повторять ответ.
Какой день! Он начался со страдания, с печали о Бенджи. Но потом мне напомнили, сколь гибка человеческая психика: меня вывели из уныния неожиданные познания об октопауках. Я по-прежнему удивляюсь человеческому разуму — как умеем мы изменяться и приспосабливаться.
Вчера мы с Эпониной обсуждали нашу жизнь здесь, в Изумрудном городе, говорили, что необычные условия жизни вполне могут повлиять на ребенка, которого она вынашивает. Эпонина улыбнулась, качнув головой.
— А знаешь, что меня удивляет? — сказала она. — Вот мы, изолированная группа людей, живем среди инопланетян, внутри колоссального космического аппарата, летящего в неизвестном направлении… и все же наши дни полны смеха, радости, печали, разочарований — как было бы на Земле.
— С виду это похоже на вафлю, — проговорил Макс, — и при первом прикосновении язык принимает это за вафлю, но клянусь, что вкуса вафли здесь нет ни на грош.
— Полей сиропом, — со смехом ответила Эпонина. — Ну-ка, дай мне тарелку.
Макс передал вафли через стол жене.
— Черт возьми, мамзелька, в последние дни ты съедаешь буквально все, что только попадется на глаза… если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что вы с нашим малышом обзавелись теми самыми «приемными буферами», о которых нам рассказала Николь.
— Было бы удобно, — смущенно произнес Ричард. — Загрузишь пищу, и работай, пока желудок не скомандует заполнить его.
— А вкусней этой каши еще не было, — промолвил маленький Кеплер с другого конца стола. — По-моему, даже Геркулесу понравится…
— Кстати, о нем, — тихим голосом проговорил Макс, обведя взглядом весь стол. — Что делает здесь этот проклятый октопаук? Он является сюда каждое утро через два часа после рассвета и болтается повсюду. Если дети учатся у Наи, он сидит позади…
— Он играет с нами, дядя Макс, — закричал Галилей. — Геркулес такой забавный. Он делает все, что мы попросим… А вчера он позволил мне использовать его затылок как боксерскую грушу.
— Арчи сказал, — вставила Николь между двумя глотками, — что Геркулес — официальный наблюдатель. Октопауки очень любопытны и хотят знать о нас все подробности.
— Все это весьма интересно, — ответил Макс, — но у нас есть проблемы. Когда ни тебя, ни Элли, ни Ричарда нет рядом, никто из нас не понимает, что говорит Геркулес. — Ну, Наи знает несколько простейших фраз, только и всего. Вчера, например, когда все спали, этот поганый тип потащился за мной в нужник; не знаю как вам, а мне сложно заниматься этим делом, даже если Эпонина может услышать. Словом, когда инопланетянин уставился на меня, мой сфинктер абсолютно парализовало.
— А почему ты не попросил Геркулеса уйти? — расхохотался Ричард.
— Я говорил, но он только пялился на меня, и жидкость перетекала в его линзах… Он несколько раз повторил одну и ту же цветовую картинку, но я ничего не понял.
— А ты не запомнил ее? — спросила Элли. — Быть может, я сумею объяснить, что говорил Геркулес.
— Черт, конечно, я не помню. К тому же сейчас речь не о том… я же не собираюсь здесь гадить.
Близнецы Ватанабэ разразились хохотом. Эпонина хмуро поглядела на мужа. Бенджи, который за завтраком не произнес и двух слов, попросил разрешения выйти из-за стола.
— С тобой все в порядке, дорогой? — поинтересовалась Николь.
Юноша кивнул и оставил столовую, отправившись к себе в спальню.
— Он что-нибудь знает? — тихо спросила Наи.
Николь быстро качнула головой и повернулась к внучке.
— Ты уже поела, Никки?
— Да, Нонни, — девочка встала из-за стола, и буквально через мгновение к ней присоединились Кеплер и Галилей.
— По-моему, Бенджи понимает куда больше, чем мы с вами предполагаем, — проговорил Макс, как только дети вышли.
— Возможно, ты прав, — негромко ответила Николь. — Но вчера, поговорив с ним, я не обнаружила никаких свидетельств того, что… — недоговорив, Николь повернулась к Эпонине. — Кстати, как ты чувствуешь себя сегодня?
— Великолепно. Перед рассветом младенец был очень активным: брыкался почти целый час. Я чувствую, как его ножки стучат в мой живот. Я хотела, чтобы Макс пощупал, но он боялся нажать.
— А почему ты говоришь, что это он, мамзелька; ты ведь прекрасно знаешь, что я хочу девчонку и чтоб на тебя…
— Я не верю тебе ни на йоту, Макс Паккетт, — перебила его Эпонина. — Ты только говоришь, что хочешь девочку, чтобы не разочароваться, но радоваться будешь мальчишке, воспитаешь себе приятеля… Кстати, как ты знаешь, в английском языке местоимением «он» пользуются и когда пол неизвестен.
— Еще один вопрос о наших октопауках-экспертах, — проговорил Макс, отпивая квазикофе. Он поглядел на Элли, а потом на Николь. — Знаете ли вы, какого пола наши друзья-октопауки, если среди них существует подобное деление? — усмехнулся он. — Сам-то я не видел на их телах ничего, что могло бы намекнуть…
Элли покачала головой.
— Не знаю, Макс. Арчи говорил мне, что Джеми — не его ребенок, во всяком случае, не в смысле родства. Синий Доктор тоже.
— Выходит, Джеми у них приемный… но что, если Арчи — мужчина, а Синий Доктор — женщина? Или наоборот? Или наши соседи — пара геев, воспитывающих приемного сына?
— А может быть, октопауки лишены того, что мы называем сексом, — промолвил Патрик.
— Тогда откуда берутся новые октопауки? — спросил Макс. — Уж не из воздуха ли?
— У октопауков настолько развита биология, — объявил Ричард, — что их процесс размножения может показаться нам чудом.
— Я несколько раз спрашивала Синего Доктора об их размножении, — сказала Николь. — Он говорил, что вопрос сложный — ведь октопауки полиморфны — и обещал объяснить мне потом, когда я пойму прочие аспекты их биологии.
— Ну, будь я октопауком, — ухмыльнулся Макс, — то предпочел бы роль одного из этих жирных жлобов, которых Николь видела вчера. Только подумать, какая жизнь: работать не нужно, ешь себе и ешь… да хранишь пищу для всей своей братии… Вот это жизнь! Я знавал в Арканзасе сына одного свинаря — прямо ихний наполненный. Только пищей он ни с кем не делился… Даже со свиньями… К тридцати он тянул на три сотни кило, правда, умер почти сразу после того…
Эпонина догрызла вафлю.
— Насмехаться над излишней полнотой в присутствии беременной женщины не тактично, — с поддельным негодованием проговорила она.
— Нишкни, Эп. Ты же знаешь, к тебе это не относится. Мы здесь в зоопарке, а потому друг без друга никуда. Какая разница, на кого мы похожи, раз сравнивать не с кем.
Наи встала из-за стола.
— Мне надо еще подготовиться к сегодняшним урокам. Никки начинает гласные, она уже прошла весь алфавит.
— Какова мать, такова дочь, — проговорил Макс. Когда и Патрик покинул их и за столом остались лишь обе пары и Элли, Макс наклонился вперед с игривой улыбкой на лице. — Если мои глаза не обманывают меня, теперь молодой Патрик проводит вместе с Паи времени куда больше, чем было, когда мы появились здесь.
— По-моему, ты не ошибаешься, Макс, — ответила Элли. — Я заметила то же самое. Он говорит мне, что ему приятно помогать Наи воспитывать Бенджи и детей. В конце концов, вы с Эпониной заняты друг другом и будущим ребенком, я все свое время отдаю Никки и октопаукам, а мать и отец постоянно заняты…
— Ты не поняла меня, юная леди, — возразил Макс, — я о том, что среди нас образуется новая парочка.
— Патрик и Наи? — спросил Ричард, словно эта идея впервые посетила его.
— Да, дорогой, — согласилась Николь. Она усмехнулась. — Ричард принадлежит к категории гениев, наделенных весьма избирательными способностями к наблюдению. Все тонкости в своих проектах он видит, даже самые крохотные. И тем не менее не замечает ничего вокруг себя. Помню, как в Новом Эдеме, когда Кэти начала носить эту короткую юбку…
Николь умолкла. Она не-могла говорить о Кэти без волнения.
— Кеплер и Галилей уже заметили, что Патрик каждый день рядом с ними, — проговорила Эпонина. — Наи утверждает, что Галилей начинает ревновать.
— А как она сама относится к вниманию Патрика? — спросила Николь. — Ей приятно?
— Ты знаешь Наи, — ответила Эпонина. — Она деликатна, задумчива и всегда заботится о других. По-моему, Наи озабочена тем, как ее отношения с Патриком могут повлиять на близнецов. Все глаза обратились к гостю, появившемуся в дверях.
— Доброе утро, Геркулес, — произнес Макс, вставая с кресла. — Какой приятный сюрприз!.. Что можем мы сделать для тебя сегодня?
Октопаук вошел в столовую, и цветовые полосы побежали вокруг его головы.
— Он говорит, что пришел помочь Ричарду с его автоматическим переводчиком, — сказала Элли. — Особенно с блоками, реагирующими на сигналы за пределами видимой области спектра.
Синий Доктор изо всех сил пытался утешить меня. Я выплакалась среди октопауков, понимая, что дома мне потребуются все силы.
Наи и Эпонине сразу все стало ясно, едва они взглянули на меня. Наи обожает Бенджи и всегда хвалит его за стремление к знаниям, невзирая на все трудности. Бенджи удивительный, многие часы он проводит в своей комнате, усердно делая уроки… по целым дням заучивает дроби, которые одаренный девятилетний мальчишка запомнит за полчаса. Как раз на прошлой неделе, сияя от гордости, Бенджи сообщил мне, что может найти наименьший общий знаменатель и сложить дроби 1/4, 1/5 и 1/6.
Учит его в основном Наи. Эпонина у Бенджи в подружках. В общем ей этим утром было, наверное, хуже всех. Она-то не сомневалась, что раз уж октопауки легко исцелили ее, проблему Бенджи они решат столь же непринужденно. Увы, в его случае маги-врачи оказались бессильны. Эпонина так долго и горько плакала, что я даже забеспокоилась за ее ребенка. Погладив себя по животу, она велела мне не волноваться, обвинив во всем собственное состояние.
Мужчины заметно расстроились, но внешне не выразили никаких эмоций. Патрик, не промолвив ни слова, оставил комнату. Макс скрыл разочарование за привычной цветистой тирадой из коротких, в несколько букв, словечек. Ричард просто скривился и покачал головой.
Начиная анализы, мы решили ничего не говорить Бенджи о намерениях октопауков. Зачем его волновать? Быть может, он сам сообразил, что происходит? Не исключено. Но этим утром, сказав Бенджи, что октопауки считают его здоровым, я не заметила в глазах Бенджи истинного понимания. Я обняла его покрепче, уняла слезы, грозившие вновь испортить «фасад», и отправилась в свою комнату, где позволила себе всласть оплакать несчастье сына.
Не сомневаюсь, что Ричард и Синий Доктор устроили это совместно: остаток дня я была занята делами. Не успела я провести в комнате и двадцати минут, как в дверь негромко постучали. Ричард объявил, что в гостиной находится Синий Доктор с коллегами-медиками… еще двое ученых ожидают меня в конференц-зале. Неужели я забыла, что на сегодняшний день мне была назначена подробная лекция о пищеварительной системе октопауков?
Встреча с октопауками оказалась настолько занимательной, что я действительно даже забыла о том, что моего сына не вылечит никакая медицинская магия. Коллеги Синего Доктора принесли сложные анатомические рисунки внутренностей октопауков, объяснили назначение основных органов пищеварительной системы. Рисунки были нанесены на какой-то пергамент или тонкий лист. Разложив их на большом столе, октопауки с помощью цветовых полос принялись показывать мне, что происходит с пищей внутри их тел.
Самой необычайной особенностью пищеварительного процесса октопауков является наличие двух больших накопителей, или буферов, в обоих концах системы. Все съеденное поступает в приемный буфер, где пища может пробыть около тридцати дней. В зависимости от активности организм паука сам определяет скорость, с которой пища забирается из буфера, подвергается химическому разложению и отдает энергию клеткам.
На другом конце расположен буфер для испражнений, куда поступают остатки, которые не могут быть преобразованы в полезную энергию. Как я узнала, каждый здоровый октопаук в этой части своего тела содержит животное, называющееся «мусорщиком» (я не смогла дать лучший эквивалент цветам, обозначающим эти крошечные, похожие на многоножку создания). Описывая жизненный цикл этих существ, врачи показали мне парочку. Обитая в буфере для испражнений, это животное вырастает из маленьких яиц, отложенных его родителями в теле октопаука. Мусорщик практически всеяден. За месяц в человеческих временных единицах он потребляет 99% испражнений, попадающих в буфер. Достигая зрелости, мусорщик откладывает пару новых яиц
— проклюнется лишь одно из них — и оставляет тело своего хозяина-октопаука.
Приемный буфер размещен прямо за ртом. Октопауки едят очень редко и всегда полностью набивают емкость, когда дело доходит до еды. Мы долго разговаривали об их пищевых привычках. Синий Доктор сообщил мне два весьма неожиданных факта: во-первых, если приемный буфер оказывается совершенно пустым, менее чем через минуту наступает немедленная смерть; во-вторых, октопауков-младенцев учат следить за запасом еды. Представьте себе! Они не ощущают голода! Заметив удивление на моем лице, Синий Доктор расхохотался (смех у них выражается последовательностью смешанных цветовых импульсов) и поспешно заверил меня, что внезапная гибель от голода не является основной причиной смертности среди октопауков.
После трехчасового сна (я до сих пор не могу осилить весь долгий день октопауков, не вздремнув; из всей нашей группы лишь один Ричард способен спать, как они) Синий Доктор информировал меня о том, что, раз уж я проявила интерес к пищеварительному процессу, октопауки решили познакомить меня еще с парой примечательных особенностей своей биологии.
Вместе с тремя октопауками я уселась в повозку и меня повезли из нашей зоны через двое ворот, а потом через весь Изумрудный город. Наверное, эта поездка за город также предназначалась, чтобы смягчить мое разочарование участью Бенджи. В пути Синий Доктор напомнил мне (следить за его словами было трудно, поскольку, едва мы выехали, на улице появились самые разные существа… представители тех видов, с которыми я так неудачно познакомилась во время первого посещения Изумрудного города), что октопауки неодинаковы и их вид, заселивший наш космический корабль, имеет шесть различных взрослых форм с варьируемыми размерами.
Но заранее подготовиться к тому, что предстало передо мной через двадцать минут, я никак не могла. Мы вышли из машины, возле большого склада. У каждого конца лишенного окон здания восседали по два гигантских октопаука с туловищами не менее семи метров в диаметре, тела их высились целыми горками, длинные щупальца оказались синевато-серыми вместо обычных черно-золотых. Синий Доктор сообщил мне, что данная форма выполняет одну и только одну функцию: эти создания служат хранилищем пищи для всей колонии.
— Каждый из «наполненных» (если я правильно истолковала это слово Синего Доктора) может хранить пищу для нескольких сотен взрослых октопауков, — сказал доктор. — Приемные буферы наших тел вмещают запас пищи на тридцать дней, максимум на сорок пять при пониженных затратах энергии. Ты можешь представить, сколько пищи умещается в дюжине этих существ.
На моих глазах пятеро октопауков приблизились к одному из своих чудовищных братцев и что-то проговорили цветовыми полосами. Через мгновение создание наклонилось вперед, пригнуло голову к земле и извергло какую-то кашицу из огромного рта под молочной линзой. Пять обычных октопауков обступили горку каши и принялись подносить ее ко рту щупальцами.
— Так мы поступаем каждый день с каждым наполненным, — проговорил Синий Доктор. — Их нужно постоянно тренировать, они не очень умны. Ты заметила, что ни один из них не изъясняется цветовыми символами. Они не понимают чужих языков, а способность их к передвижению весьма ограничена. Их геном был спроектирован, чтобы они эффективно хранили еду долгое время и извергали ее по требованию члена колонии.
Я все еще думала об этих чудовищных существах, когда наш транспорт прибыл, как мне объяснили, к школе октопауков. Сперва мне показалось, что огромное помещение пустует. Один из врачей сказал, что в колонии давно не было возобновления — быть может, я не точно поняла цвета, но так и не уразумела, что он имел в виду.
Мы вошли в ничем не украшенное сооружение. Внутри двое взрослых октопауков и около двадцати молодых, примерно в половину меньших, судя по всему, что-то заучивали. Я не могла, конечно, проследить за разговором между молодыми и их учителями. Октопауки пользовались своим полным алфавитом, включающим и ультрафиолетовые, и инфракрасные символы; к тому же речь молодых не текла ровными аккуратными полосами, которые я привыкла читать.
Синий Доктор объяснил, что мы видим «класс измерений». Здесь молодежь учат следить за собственным здоровьем, в том числе определять величину запаса пищи, содержащегося в приемном буфере. Когда Синий Доктор пояснил мне, что измерения входят в программу начального обучения молодежи, я спросила о причинах неправильности цветовой речи детей. Синий Доктор ответил, что эти октопауки очень малы и не миновали «первого цвета», а потому едва способны четко выражать мысли.
Когда мы возвратились в конференц-зал, меня принялись расспрашивать о пищеварительной системе человека. Вопросы были крайне сложными… шаг за шагом мы прошли весь цикл лимонной кислоты Кребса, обсудили основы биохимии человека, которую я едва помню (меня вновь поразило, насколько октопауки больше знают о людях, чем мы о них). Как всегда, мне ни разу не пришлось повторять ответ.
Какой день! Он начался со страдания, с печали о Бенджи. Но потом мне напомнили, сколь гибка человеческая психика: меня вывели из уныния неожиданные познания об октопауках. Я по-прежнему удивляюсь человеческому разуму — как умеем мы изменяться и приспосабливаться.
Вчера мы с Эпониной обсуждали нашу жизнь здесь, в Изумрудном городе, говорили, что необычные условия жизни вполне могут повлиять на ребенка, которого она вынашивает. Эпонина улыбнулась, качнув головой.
— А знаешь, что меня удивляет? — сказала она. — Вот мы, изолированная группа людей, живем среди инопланетян, внутри колоссального космического аппарата, летящего в неизвестном направлении… и все же наши дни полны смеха, радости, печали, разочарований — как было бы на Земле.
— С виду это похоже на вафлю, — проговорил Макс, — и при первом прикосновении язык принимает это за вафлю, но клянусь, что вкуса вафли здесь нет ни на грош.
— Полей сиропом, — со смехом ответила Эпонина. — Ну-ка, дай мне тарелку.
Макс передал вафли через стол жене.
— Черт возьми, мамзелька, в последние дни ты съедаешь буквально все, что только попадется на глаза… если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что вы с нашим малышом обзавелись теми самыми «приемными буферами», о которых нам рассказала Николь.
— Было бы удобно, — смущенно произнес Ричард. — Загрузишь пищу, и работай, пока желудок не скомандует заполнить его.
— А вкусней этой каши еще не было, — промолвил маленький Кеплер с другого конца стола. — По-моему, даже Геркулесу понравится…
— Кстати, о нем, — тихим голосом проговорил Макс, обведя взглядом весь стол. — Что делает здесь этот проклятый октопаук? Он является сюда каждое утро через два часа после рассвета и болтается повсюду. Если дети учатся у Наи, он сидит позади…
— Он играет с нами, дядя Макс, — закричал Галилей. — Геркулес такой забавный. Он делает все, что мы попросим… А вчера он позволил мне использовать его затылок как боксерскую грушу.
— Арчи сказал, — вставила Николь между двумя глотками, — что Геркулес — официальный наблюдатель. Октопауки очень любопытны и хотят знать о нас все подробности.
— Все это весьма интересно, — ответил Макс, — но у нас есть проблемы. Когда ни тебя, ни Элли, ни Ричарда нет рядом, никто из нас не понимает, что говорит Геркулес. — Ну, Наи знает несколько простейших фраз, только и всего. Вчера, например, когда все спали, этот поганый тип потащился за мной в нужник; не знаю как вам, а мне сложно заниматься этим делом, даже если Эпонина может услышать. Словом, когда инопланетянин уставился на меня, мой сфинктер абсолютно парализовало.
— А почему ты не попросил Геркулеса уйти? — расхохотался Ричард.
— Я говорил, но он только пялился на меня, и жидкость перетекала в его линзах… Он несколько раз повторил одну и ту же цветовую картинку, но я ничего не понял.
— А ты не запомнил ее? — спросила Элли. — Быть может, я сумею объяснить, что говорил Геркулес.
— Черт, конечно, я не помню. К тому же сейчас речь не о том… я же не собираюсь здесь гадить.
Близнецы Ватанабэ разразились хохотом. Эпонина хмуро поглядела на мужа. Бенджи, который за завтраком не произнес и двух слов, попросил разрешения выйти из-за стола.
— С тобой все в порядке, дорогой? — поинтересовалась Николь.
Юноша кивнул и оставил столовую, отправившись к себе в спальню.
— Он что-нибудь знает? — тихо спросила Наи.
Николь быстро качнула головой и повернулась к внучке.
— Ты уже поела, Никки?
— Да, Нонни, — девочка встала из-за стола, и буквально через мгновение к ней присоединились Кеплер и Галилей.
— По-моему, Бенджи понимает куда больше, чем мы с вами предполагаем, — проговорил Макс, как только дети вышли.
— Возможно, ты прав, — негромко ответила Николь. — Но вчера, поговорив с ним, я не обнаружила никаких свидетельств того, что… — недоговорив, Николь повернулась к Эпонине. — Кстати, как ты чувствуешь себя сегодня?
— Великолепно. Перед рассветом младенец был очень активным: брыкался почти целый час. Я чувствую, как его ножки стучат в мой живот. Я хотела, чтобы Макс пощупал, но он боялся нажать.
— А почему ты говоришь, что это он, мамзелька; ты ведь прекрасно знаешь, что я хочу девчонку и чтоб на тебя…
— Я не верю тебе ни на йоту, Макс Паккетт, — перебила его Эпонина. — Ты только говоришь, что хочешь девочку, чтобы не разочароваться, но радоваться будешь мальчишке, воспитаешь себе приятеля… Кстати, как ты знаешь, в английском языке местоимением «он» пользуются и когда пол неизвестен.
— Еще один вопрос о наших октопауках-экспертах, — проговорил Макс, отпивая квазикофе. Он поглядел на Элли, а потом на Николь. — Знаете ли вы, какого пола наши друзья-октопауки, если среди них существует подобное деление? — усмехнулся он. — Сам-то я не видел на их телах ничего, что могло бы намекнуть…
Элли покачала головой.
— Не знаю, Макс. Арчи говорил мне, что Джеми — не его ребенок, во всяком случае, не в смысле родства. Синий Доктор тоже.
— Выходит, Джеми у них приемный… но что, если Арчи — мужчина, а Синий Доктор — женщина? Или наоборот? Или наши соседи — пара геев, воспитывающих приемного сына?
— А может быть, октопауки лишены того, что мы называем сексом, — промолвил Патрик.
— Тогда откуда берутся новые октопауки? — спросил Макс. — Уж не из воздуха ли?
— У октопауков настолько развита биология, — объявил Ричард, — что их процесс размножения может показаться нам чудом.
— Я несколько раз спрашивала Синего Доктора об их размножении, — сказала Николь. — Он говорил, что вопрос сложный — ведь октопауки полиморфны — и обещал объяснить мне потом, когда я пойму прочие аспекты их биологии.
— Ну, будь я октопауком, — ухмыльнулся Макс, — то предпочел бы роль одного из этих жирных жлобов, которых Николь видела вчера. Только подумать, какая жизнь: работать не нужно, ешь себе и ешь… да хранишь пищу для всей своей братии… Вот это жизнь! Я знавал в Арканзасе сына одного свинаря — прямо ихний наполненный. Только пищей он ни с кем не делился… Даже со свиньями… К тридцати он тянул на три сотни кило, правда, умер почти сразу после того…
Эпонина догрызла вафлю.
— Насмехаться над излишней полнотой в присутствии беременной женщины не тактично, — с поддельным негодованием проговорила она.
— Нишкни, Эп. Ты же знаешь, к тебе это не относится. Мы здесь в зоопарке, а потому друг без друга никуда. Какая разница, на кого мы похожи, раз сравнивать не с кем.
Наи встала из-за стола.
— Мне надо еще подготовиться к сегодняшним урокам. Никки начинает гласные, она уже прошла весь алфавит.
— Какова мать, такова дочь, — проговорил Макс. Когда и Патрик покинул их и за столом остались лишь обе пары и Элли, Макс наклонился вперед с игривой улыбкой на лице. — Если мои глаза не обманывают меня, теперь молодой Патрик проводит вместе с Паи времени куда больше, чем было, когда мы появились здесь.
— По-моему, ты не ошибаешься, Макс, — ответила Элли. — Я заметила то же самое. Он говорит мне, что ему приятно помогать Наи воспитывать Бенджи и детей. В конце концов, вы с Эпониной заняты друг другом и будущим ребенком, я все свое время отдаю Никки и октопаукам, а мать и отец постоянно заняты…
— Ты не поняла меня, юная леди, — возразил Макс, — я о том, что среди нас образуется новая парочка.
— Патрик и Наи? — спросил Ричард, словно эта идея впервые посетила его.
— Да, дорогой, — согласилась Николь. Она усмехнулась. — Ричард принадлежит к категории гениев, наделенных весьма избирательными способностями к наблюдению. Все тонкости в своих проектах он видит, даже самые крохотные. И тем не менее не замечает ничего вокруг себя. Помню, как в Новом Эдеме, когда Кэти начала носить эту короткую юбку…
Николь умолкла. Она не-могла говорить о Кэти без волнения.
— Кеплер и Галилей уже заметили, что Патрик каждый день рядом с ними, — проговорила Эпонина. — Наи утверждает, что Галилей начинает ревновать.
— А как она сама относится к вниманию Патрика? — спросила Николь. — Ей приятно?
— Ты знаешь Наи, — ответила Эпонина. — Она деликатна, задумчива и всегда заботится о других. По-моему, Наи озабочена тем, как ее отношения с Патриком могут повлиять на близнецов. Все глаза обратились к гостю, появившемуся в дверях.
— Доброе утро, Геркулес, — произнес Макс, вставая с кресла. — Какой приятный сюрприз!.. Что можем мы сделать для тебя сегодня?
Октопаук вошел в столовую, и цветовые полосы побежали вокруг его головы.
— Он говорит, что пришел помочь Ричарду с его автоматическим переводчиком, — сказала Элли. — Особенно с блоками, реагирующими на сигналы за пределами видимой области спектра.
2
Николь спала… и снова плясала в африканских ритмах вокруг костра в Республике Берег Слоновой Кости. Вел танец Омэ, в том самом зеленом одеянии, что было на нем в Риме, когда он явился к ней в гостиницу за несколько дней до запуска «Ньютона». Все ее друзья из Изумрудного города и четверо ближайших знакомых среди октопауков также плясали. Кеплер и Галилей дрались, Элли и Никки держались за руки. Октопаук Геркулес был облачен в ярко-пурпурный африканский костюм. Беременная Эпонина тяжело переступала. Николь услышала свое имя, донесшееся откуда-то извне. Неужели это Кэти? Сердце ее заторопилось, Николь попыталась прислушаться.
— Николь, — проговорила Эпонина, опускаясь возле ее постели, — у меня схватки.
Николь села и постаралась выбросить сон из головы.
— Частые? — спросила она автоматически.
— Нерегулярные, — ответила Эпонина. — То два раза за пять минут, а потом полчаса ничего.
«Наверное, баркстон-хиксовы, — подумала Николь. — Ей еще пять недель до срока».
— Ложись на кушетку, — сказала Николь, одеваясь. — Так, когда начались схватки?
Макс ожидал в гостиной, пока Николь заканчивала умываться.
— У нее роды? — спросил он.
— Скорее всего нет. — Она принялась ощупывать живот Эпонины, пытаясь определить положение ребенка. Тем временем Макс озабоченно расхаживал по комнате.
— Убить готов за сигарету, — проговорил он.
Когда у Эпонины началась очередная схватка, Николь заметила легкое давление на еще нерастянутую шейку матки. Она обеспокоилась, поскольку не понимала, где находится ребенок.
— Извини, Эп, — произнесла Николь после следующего пароксизма. — Полагаю, что это ложные схватки… нечто вроде тренировки, которую устраивает себе твое тело. Впрочем, я могу и ошибаться… Мне никогда не приходилось иметь дело с беременностью на этой стадии, а приборов, которые могли бы помочь…
— Но ведь женщины иногда рожают и до своего срока? — перебила ее Эпонина.
— Да. Но это случается нечасто. Лишь один процент первородящих матерей разрешается от бремени ранее чем за четыре недели до срока, и почти всегда вследствие каких-нибудь осложнений или из-за наследственности… Кстати, у вас в семье никто не рождался недоношенным… может быть, ты сама или кто-либо из братьев и сестер?
Эпонина покачала головой.
— Я ничего не знаю о своей семье.
«Черт побери, — подумала Николь. — Можно почти не сомневаться, что это схватки Бракстона-Хикса… но следовало бы убедиться наверняка…»
Николь велела Эпонине одеться и идти к себе.
— Продолжай следить за своими схватками, отмечай их. Особенно важно знать интервал между схватками. Когда они начнут происходить регулярно — через каждые четыре минуты или меньше, без длительных промежутков, — сразу ко мне.
— У нее что-то не так? — шепнул Макс Николь, пока Эпонина одевалась.
— Сомневаюсь, но подобную возможность никогда нельзя исключать.
— А что, если попросить помощи у наших, приятелей, биологических чародеев? — спросил Макс. — Пожалуйста, прости, если этим я обижаю тебя, но я просто…
— Я и сама уже подумала об этом. Макс. Утром я переговорю с Синим Доктором.
Макс занервничал задолго до того, как Синий Доктор открывал то, что Макс обозвал коробком с жуками.
— Э, нет, док, — проговорил Макс, мягко останавливая щупальца, держащие коробочку. — Сперва объясните-ка мне, что будет, а потом выпускайте своих букашек!
Эпонина лежала на софе в гостиной Паккеттов. Она была раздета, но тело ее укрывала простыня. Пока три октопаука разворачивали переносную лабораторию, Николь держала Эпонину за руку. Потом Николь подошла к Максу, чтобы перевести слова Синего Доктора.
— Он утверждает, что не знаток в этой области, но один из этих двоих октопауков объяснит подробности.
После короткого разговора между тремя октопауками Синий Доктор отошел в сторону, и перед Николь и Максом появился другой инопланетянин. Синий Доктор сказал Николь, что этот октопаук, которого он называл «видеоинженером», лишь недавно начал изучать упрощенную версию языка октопауков, используемую для общения с людьми.
— Быть может, ты не все поймешь, — заметил Синий Доктор.
— Крошечные создания в коробочке, — проговорила Николь, вглядываясь в разноцветные полосы, побежавшие вокруг головы инженера, — называются… «видеоквадроидами»… надеюсь, что это приемлемый перевод… Эти живые миниатюрные камеры заползут в тело Эпонины и сделают снимки ребенка. Каждый квадроид способен зафиксировать… несколько миллионов элементов, из которых можно составить примерно 512 изображений на ниллет — единицу времени октопауков. Если необходимо, они могут получить даже движущуюся картинку.
Она помедлила и обернулась к Максу.
— Я упрощаю, но тем не менее это так. Сделать это очень сложно, но математики октопауков способны и не на такое. Под конец инженер объяснил мне, каким образом запросить разные виды картинок. Наверное, Ричарду очень понравилось бы.
— Напомни мне, сколько у них составляет ниллет, — попросил Макс.
— Около двадцати восьми секунд, — ответила Николь. — Восемь ниллетов составляет фенг, восемь фенгов равны вудену, восемь вуденов — терту, а в их сутки укладывается восемь тертов. Ричард говорит, что они равны 32 часам, 14 минутам и 6 с небольшим секундам.
— Приятно слышать, что хоть кто-то разбирается во всей этой чуши, — негромко проговорил Макс.
Николь обратилась лицом к видеоинженеру и продолжила разговор.
— Каждый видеоквадроид, — медленно переводила она, — направляется к участку съемки, фиксирует изображение, а потом возвращается в видеопроцессор — тот серый ящик на стене, — где сбрасывает изображения, получает вознаграждение и возвращается в очередь.
— Что? Какое еще вознаграждение?
— Минутку, Макс. — Она никак не могла понять предложение, которое ей уже повторили два раза. Помолчав несколько минут, Николь покачала головой и повернулась к Синему Доктору. — Прошу прощения, но я опять не поняла последнюю фразу.
Оба октопаука торопливо обменялись репликами на своем природном диалекте, потом видеоинженер вновь обратился к Николь.
— Так, — сказала она, — кажется, наконец, поняла… Макс, серый ящик — это нечто вроде программируемого устройства для обработки данных. Он хранит в живых клетках полученную от квадроидов информацию и подготавливает ее к демонстрации, чтобы мы могли увидеть изображение, каким его заказывали…
— Хватит, — остановил ее Макс. — Всего этого я все равно не пойму… но, если эта машинка работает и не повредит Эп, давайте приступим к делу.
Синий Доктор понял сказанное Максом. Заметив сигнал Николь, все октопауки вышли из дома Паккеттов и сразу вернулись, прихватив прикрытый сверху ящик из стоящей возле двери повозки.
— В этом контейнере, — произнес Синий Доктор, — находится двадцать или тридцать самых мелких форм нашего вида. Их основной функцией является непосредственное взаимодействие с квадроидами и другими крошечными созданиями, помогающими системе работать… Словом, ход процедуры контролируют морфы.
— Черт побери! — проговорил Макс, когда из открытого ящика на середину комнаты волной хлынули крошечные октопауки лишь нескольких сантиметров роста. — Это… — Макс от волнения осекся, — это же те самые, которых мы с Эпониной видели в голубом лабиринте по ту сторону Цилиндрического моря.
— Николь, — проговорила Эпонина, опускаясь возле ее постели, — у меня схватки.
Николь села и постаралась выбросить сон из головы.
— Частые? — спросила она автоматически.
— Нерегулярные, — ответила Эпонина. — То два раза за пять минут, а потом полчаса ничего.
«Наверное, баркстон-хиксовы, — подумала Николь. — Ей еще пять недель до срока».
— Ложись на кушетку, — сказала Николь, одеваясь. — Так, когда начались схватки?
Макс ожидал в гостиной, пока Николь заканчивала умываться.
— У нее роды? — спросил он.
— Скорее всего нет. — Она принялась ощупывать живот Эпонины, пытаясь определить положение ребенка. Тем временем Макс озабоченно расхаживал по комнате.
— Убить готов за сигарету, — проговорил он.
Когда у Эпонины началась очередная схватка, Николь заметила легкое давление на еще нерастянутую шейку матки. Она обеспокоилась, поскольку не понимала, где находится ребенок.
— Извини, Эп, — произнесла Николь после следующего пароксизма. — Полагаю, что это ложные схватки… нечто вроде тренировки, которую устраивает себе твое тело. Впрочем, я могу и ошибаться… Мне никогда не приходилось иметь дело с беременностью на этой стадии, а приборов, которые могли бы помочь…
— Но ведь женщины иногда рожают и до своего срока? — перебила ее Эпонина.
— Да. Но это случается нечасто. Лишь один процент первородящих матерей разрешается от бремени ранее чем за четыре недели до срока, и почти всегда вследствие каких-нибудь осложнений или из-за наследственности… Кстати, у вас в семье никто не рождался недоношенным… может быть, ты сама или кто-либо из братьев и сестер?
Эпонина покачала головой.
— Я ничего не знаю о своей семье.
«Черт побери, — подумала Николь. — Можно почти не сомневаться, что это схватки Бракстона-Хикса… но следовало бы убедиться наверняка…»
Николь велела Эпонине одеться и идти к себе.
— Продолжай следить за своими схватками, отмечай их. Особенно важно знать интервал между схватками. Когда они начнут происходить регулярно — через каждые четыре минуты или меньше, без длительных промежутков, — сразу ко мне.
— У нее что-то не так? — шепнул Макс Николь, пока Эпонина одевалась.
— Сомневаюсь, но подобную возможность никогда нельзя исключать.
— А что, если попросить помощи у наших, приятелей, биологических чародеев? — спросил Макс. — Пожалуйста, прости, если этим я обижаю тебя, но я просто…
— Я и сама уже подумала об этом. Макс. Утром я переговорю с Синим Доктором.
Макс занервничал задолго до того, как Синий Доктор открывал то, что Макс обозвал коробком с жуками.
— Э, нет, док, — проговорил Макс, мягко останавливая щупальца, держащие коробочку. — Сперва объясните-ка мне, что будет, а потом выпускайте своих букашек!
Эпонина лежала на софе в гостиной Паккеттов. Она была раздета, но тело ее укрывала простыня. Пока три октопаука разворачивали переносную лабораторию, Николь держала Эпонину за руку. Потом Николь подошла к Максу, чтобы перевести слова Синего Доктора.
— Он утверждает, что не знаток в этой области, но один из этих двоих октопауков объяснит подробности.
После короткого разговора между тремя октопауками Синий Доктор отошел в сторону, и перед Николь и Максом появился другой инопланетянин. Синий Доктор сказал Николь, что этот октопаук, которого он называл «видеоинженером», лишь недавно начал изучать упрощенную версию языка октопауков, используемую для общения с людьми.
— Быть может, ты не все поймешь, — заметил Синий Доктор.
— Крошечные создания в коробочке, — проговорила Николь, вглядываясь в разноцветные полосы, побежавшие вокруг головы инженера, — называются… «видеоквадроидами»… надеюсь, что это приемлемый перевод… Эти живые миниатюрные камеры заползут в тело Эпонины и сделают снимки ребенка. Каждый квадроид способен зафиксировать… несколько миллионов элементов, из которых можно составить примерно 512 изображений на ниллет — единицу времени октопауков. Если необходимо, они могут получить даже движущуюся картинку.
Она помедлила и обернулась к Максу.
— Я упрощаю, но тем не менее это так. Сделать это очень сложно, но математики октопауков способны и не на такое. Под конец инженер объяснил мне, каким образом запросить разные виды картинок. Наверное, Ричарду очень понравилось бы.
— Напомни мне, сколько у них составляет ниллет, — попросил Макс.
— Около двадцати восьми секунд, — ответила Николь. — Восемь ниллетов составляет фенг, восемь фенгов равны вудену, восемь вуденов — терту, а в их сутки укладывается восемь тертов. Ричард говорит, что они равны 32 часам, 14 минутам и 6 с небольшим секундам.
— Приятно слышать, что хоть кто-то разбирается во всей этой чуши, — негромко проговорил Макс.
Николь обратилась лицом к видеоинженеру и продолжила разговор.
— Каждый видеоквадроид, — медленно переводила она, — направляется к участку съемки, фиксирует изображение, а потом возвращается в видеопроцессор — тот серый ящик на стене, — где сбрасывает изображения, получает вознаграждение и возвращается в очередь.
— Что? Какое еще вознаграждение?
— Минутку, Макс. — Она никак не могла понять предложение, которое ей уже повторили два раза. Помолчав несколько минут, Николь покачала головой и повернулась к Синему Доктору. — Прошу прощения, но я опять не поняла последнюю фразу.
Оба октопаука торопливо обменялись репликами на своем природном диалекте, потом видеоинженер вновь обратился к Николь.
— Так, — сказала она, — кажется, наконец, поняла… Макс, серый ящик — это нечто вроде программируемого устройства для обработки данных. Он хранит в живых клетках полученную от квадроидов информацию и подготавливает ее к демонстрации, чтобы мы могли увидеть изображение, каким его заказывали…
— Хватит, — остановил ее Макс. — Всего этого я все равно не пойму… но, если эта машинка работает и не повредит Эп, давайте приступим к делу.
Синий Доктор понял сказанное Максом. Заметив сигнал Николь, все октопауки вышли из дома Паккеттов и сразу вернулись, прихватив прикрытый сверху ящик из стоящей возле двери повозки.
— В этом контейнере, — произнес Синий Доктор, — находится двадцать или тридцать самых мелких форм нашего вида. Их основной функцией является непосредственное взаимодействие с квадроидами и другими крошечными созданиями, помогающими системе работать… Словом, ход процедуры контролируют морфы.
— Черт побери! — проговорил Макс, когда из открытого ящика на середину комнаты волной хлынули крошечные октопауки лишь нескольких сантиметров роста. — Это… — Макс от волнения осекся, — это же те самые, которых мы с Эпониной видели в голубом лабиринте по ту сторону Цилиндрического моря.