Страница:
Изумление людей постепенно проходило, потому что панорама оказалась знакомой. От краев напоминающей кратер чаши, в центре которой они вышли из тоннелей, начинались террасы и плавные склоны, опускавшиеся к цилиндрической части внутренней поверхности корабля. Эту чашу на три части разделяли широкие трапы, напоминавшие железнодорожные колеи; каждый из них заканчивался широким лестничным маршем более чем в тридцать тысяч ступеней. Все три переходящих в лестницы трапа напоминали ребра огромного зонтика, по ним можно было спуститься с плоского дна кратера на просторную Центральную равнину, по всей внутренней поверхности обегавшую вращающийся цилиндр.
Большую часть снимка занимала северная половина Центральной равнины. Огромное пространство за пределами „городов“ распадалось на прямоугольные поля неправильной формы. В широкоугольном снимке оказались три города — три скопления высоких стройных объектов, отдаленно напоминавших дома Земли; они были связаны чем-то вроде шоссе, разбегавшихся вдоль краев полей. Экипаж немедленно признал в них Париж, Рим и Лондон: эти имена дали участники экспедиции на первого Раму. Не менее сильное впечатление производили длинные прямые ложбины или долины на Центральной равнине. Три длинные ложбины в десять километров длиной и сотню метров шириной были равноудалены друг от друга. Во время первой встречи с Рамой они были источником света, озарившего здешний мирок после того как растаяли льды Цилиндрического моря.
На краю изображения странное море полосой воды огибало огромный цилиндр. Как и следовало ожидать, оно пока оставалось замерзшим, посреди него высился весь в небоскребах таинственный остров, названный первооткрывателями Нью-Йорком. Небоскребы Нью-Йорка были видны у самого края снимка, громадные башни ждали исследователя.
Экипаж в полном составе почти с минуту молча рассматривал небоскребы.
— Отлично, все как прежде, — начал доктор Дэвид Браун радостным тоном.
— Эй, вы, неверующие, — гордо завопил он, так чтобы слышали все, — видите, этот Рама в точноститакой же, как первый. — Видеокамера Франчески повернулась, чтобы запечатлеть восторг Брауна. Члены экипажа в безмолвии не отводили глаз от экрана.
Тем временем зонд Такагиси передавал снимки местности возле тоннеля в обычном формате. Их выводили на экраны поменьше по всему центру управления. Этими изображениями воспользуются для уточнения конфигураций транспортной системы и системы связи, которые будут размещены внутри Рамы. Начиналась работа экспедиции: тысячи снимков, полученных с обоих летающих зондов, будут сопоставляться с изображениями, снятыми семьдесят лет назад на Раме I. Сопоставление изображения будет производиться численно с помощью компьютеров, а значит, автоматически; в них обязательно найдутся и различия, для объяснения которых потребуется человеческий разум. Даже если оба корабля идентичны, одни только различия в степени освещенности при съемке создадут свои проблемы.
Когда через два часа последний из зондов возвратился на радиорелейную станцию, фотографическое сравнение уже дало первые результаты. В масштабе до сотни метров заметных различий в конструкции Рамы II и более раннего космического аппарата не было обнаружено. При таком разрешении значительные несовпадения наблюдались лишь в Цилиндрическом море — прямолинейный алгоритм численного сравнения не позволял однозначно учесть отражательную способность льда. День оказался долгим, но увлекательным. Борзов объявил, что состав группы, намеченной для первой вылазки, будет вывешен через час, а „специальный обед“ — подан в центре управления еще часом позже.
— Вы не посмеете, — кричал разъяренный Дэвид Браун, без стука ворвавшись в каюту командира с листом, на котором были отпечатаны фамилии назначенных в первую вылазку.
— О чем это вы говорите? — спросил генерал Борзов. Грубые выходки Брауна порядком надоели ему.
— Здесь какая-то ошибка, — по-прежнему орал Браун. — Неужели вы рассчитываете, что я останусь на „Ньютоне“ во время первой вылазки? — Реакции генерала Борзова не последовало и американский ученый изменил тактику. — Я хочу, чтобы вы поняли, — я с этим не согласен. Управлению МКА такое тоже не придется по нраву.
Борзов встал, оставаясь за столом.
— Закройте дверь, Браун, — спокойно ответил он. Дэвид Браун хлопнул скользящей дверью. — А теперь выслушайте. Меня совершенно не волнует, кого вы там знаете. Этой экспедицией командую я. И если вы станете и дальше вести себя как примадонна, постараюсь, чтобы вы никогдане ступили ногой на поверхность Рамы.
Браун попритих.
— Я требую объяснений, — не скрывая враждебности, объявил он. — Я старший ученый-специалист экспедиции и отвечаю за информацию о ней в прессе. Чем же вы можете объяснить, что оставляете меня на борту „Ньютона“, отправляя внутрь Рамы девятерых космонавтов?
— Я не собираюсь искать оправданий своим действиям, — в этот миг Борзов испытывал удовлетворение от того, что наглый американец подчинен ему. — Но могу пояснить вам, почему доктор Браун не включен в состав первой партии. Наша вылазка имеет две цели: мы должны разместить транспортную систему и систему связи, а также завершить подробный осмотр внутренней части Рамы II, чтобы доказать его идентичность первому аппарату…
— Но летающие зонды уже выполнили эту задачу, — перебил его Браун.
— Такагиси так не считает, — возразил Борзов. — Он говорит, что…
— Дерьмо этот ваш Такагиси. Он будет ныть, пока не докажет, что каждый квадратный сантиметр Рамы II неотличим от Рамы I. Вы же видели результаты, полученные зондами. Неужели у вас остаются сомнения…
Дэвид Браун смолк, не договорив. Генерал Борзов, холодно глядя ему в глаза, барабанил пальцами по столу.
— Быть может, вы наконец разрешите мне закончить? — сказал Борзов и подождал еще несколько секунд. — Независимо от вашего мнения, — продолжил командир, — доктор Такагиси считается на Земле главным специалистом по Раме. Не вздумайте утверждать, что вы знакомы с обликом корабля лучше японца. Все пятеро космических кадетов нужны мне для технических работ. Идут оба журналиста… не только потому, что они не могут дублировать работу друг друга: дело в том, что сейчас внимание всего мира приковано к нам. Наконец, я считаю, что для успешного руководства экспедицией мне следует хотя бы раз войти внутрь Рамы, и намерен сделать это не откладывая. И поскольку методиками предусмотрено, что на начальном этапе экспедиции вне Рамы должно оставаться не менее трех членов экипажа, нетрудно сосчитать, кто…
— Вы не обманете меня, — вновь перебил его настырный Браун. — Я-то понимаю истинные причины вашего выбора. Да, командир, вы состряпали логичное объяснение, почему меня нет в первой группе. Но по-настоящему дело не в этом. Вы мне завидуете, Борзов. Не можете пережить, что весь мир считает подлинным руководителем экспедиции меня, а не вас.
Командир секунд пятнадцать молча глядел на Брауна.
— Знаете, Браун, — наконец проговорил он, — мне жаль вас. Вы и в самом деле человек одаренный, но ваше мнение о себе куда как превосходит ваш талант. И не будь вы таким… — на этот раз сам Борзов умолк, не договорив фразы. Он поглядел в сторону. — Кстати, поскольку я знаю, что вы сейчас броситесь в свою комнату докучать жалобами кому-либо в МКА, имейте в виду: в отчете службы жизнеобеспечения рекомендовано избегать вашего сотрудничества с Уилсоном из-за той враждебности, которую вы старательно проявляете друг к другу.
Глаза Брауна сузились.
— Значит, вы хотите сказать, что Николь де Жарден в официальной бумаге выделила Уилсона и меня.
Борзов кивнул.
— Ну и сука, — пробормотал Браун.
— Вечно кто-то да виноват, только не доктор Браун, — улыбнулся Борзов своему оппоненту.
Дэвид Браун повернулся и направился к выходу.
Генерал Борзов приказал откупорить к банкету несколько бесценных бутылок вина. Командир был в великолепном настроении. Франческа придумала отличную вещь. Космонавты сдвигали столы в центре управления и крепили их к полу, ощущая явное взаимное расположение.
Доктор Дэвид Браун на банкет не явился. Он оставался в своей каюте, а остальные одиннадцать членов экипажа пировали, насыщаясь домашней курятиной и отварным дикорастущим рисом. Франческа неловко заметила, что Брауну не по себе, но, когда Янош Табори шутливо вызвался проверить здоровье американского ученого, поспешно добавила, что доктор Браун хотел побыть в одиночестве. Янош и Ричард Уэйкфилд, перехватив несколько бокалов вина, болтали с Франческой, тем временем на другом конце стола шла оживленная беседа между Реджи Уилсоном и генералом О'Тулом о близящемся бейсбольном сезоне. Николь сидела между генералом Борзовым и адмиралом Хейльманом и внимала воспоминаниям обоих миротворцев о временах, последовавших за Великим хаосом.
Когда с едой было покончено, Франческа с извинениями поднялась и на несколько минут исчезла вместе с доктором Такагиси. Когда же они возвратились, итальянка попросила всех повернуться к большому экрану. Выключили свет, и на экране появился Рама, видимый снаружи. Только перед ними был отнюдь не привычный серый цилиндр. На этот раз изображение было ярко раскрашено с помощью подпрограмм преобразования изображения. Черный цилиндр был покрыт золотисто-желтыми полосами и напоминал какую-то физиономию. В мгновенно воцарившейся в комнате тишине Франческа начала:
Тигр, о тигр, светло горящий В глубине полночной чащи, Кем задуман огневой Соразмерный образ твой.
По спине Николь де Жарден пробежал холодок, Франческа начала следующую строфу:
В небесах или глубинах Тлел огонь очей звериных…
„В конце концов весь вопрос в том, — думала Николь, — кто создал этот гигантский корабль? Кто… и знать это куда важнее для нашей судьбы, чем знать, почему он создан“.
Что за горн пред ним пылал?
Что за млат тебя ковал?
Кто впервые сжал клещами Гневный мозг, метавший пламя?
Сидевший напротив генерал О'Тул тоже был заворожен чтением Франчески. Ум его вновь сражался с той же фундаментальной проблемой, что смущала его с того дня, когда он впервые приступил к подготовке экспедиции. „Боже мой, — удивлялся он. — Какое место эти рамане занимают в Твоей вселенной? Создал ли Ты их прежде, чем нас? Тогда они в известном смысле наши кузены? Зачем Ты послал их сюда? Зачем сделал это сейчас?“
Когда Франческа закончила чтение стиха, воцарилось недолгое молчание, за которым последовал взрыв аплодисментов. Она любезно выразила признательность доктору Такагиси за участие в обработке изображения. Японец ответил смиренным поклоном. Потом поднялся Янош Табори.
— Я хочу от имени всего экипажа поблагодарить вас, Сигеру, и вас, Франческа, за оригинальное и наводящее на размышления представление, — сказал он, улыбаясь. — И оно едва не заставило меня относиться „менее серьезно“ к тому, что ожидает нас завтра.
— Говоря об этом… — произнес генерал Борзов, поднимая взгляд от недавно откупоренной бутылки украинской водки, к которой уже успел приложиться. — Настало время тостов — есть такая старинная русская традиция. Я прихватил с собой всего лишь пару бутылок этого напитка, гордости нашей, и обе хочу разделить с вами, друзья мои и коллеги, по особому поводу.
Он передал обе бутылки в руки генерала О'Тула, американец с помощью разливателя жидкости ловко распределил водку по маленьким чашечкам с крышкой.
— Как известно Ирине Тургеневой, — продолжал командир, — на дне каждой бутылки настоящей украинской водки всегда есть червячок. Говорят, что тот, кто проглотит этого червячка вместе с напитком, целые сутки будет наделен повышенной активностью в известной области. Адмирал Хейльман пометил дно двух чашек инфракрасным крестом. Те двое, у кого окажутся меченые чашки, съедят по пропитанному водкой червячку.
— Ух, пронесло, — проговорил Янош секундой спустя, передавая Николь инфракрасный сканер. Он первым успел убедиться, что креста на дне его чашки нет. — Такое соревнование не худо и проиграть.
Крест обнаружился на дне чашки Николь. Значит, она попала в число двоих счастливцев, получивших возможность съесть украинского червяка. Николь невольно задумалась: „А нужно ли это мне? — И утвердительно ответила на этот вопрос, заметив живое нетерпение на лице командира. — Ну, во всяком случае, не умру. А все паразиты в нем наверняка убиты спиртом“.
Вторая чашка с крестом оказалась в руках самого генерала Борзова. Генерал улыбнулся, выплеснул одного из крохотных червячков в собственную чашку, другую — Николь и поднял свой импровизированный бокал над столом.
— Давайте выпьем за успех экспедиции, — сказал он. — Для каждого из нас ближайшие дни и недели станут величайшим приключением в жизни. По сути дела, мы являемся послами землян перед лицом чуждой культуры. Да не посрамит каждый из нас чести рода человеческого.
Сняв крышку со своей чашки и стараясь не взболтнуть содержимое, он выпил его одним глотком. Вместе с червячком. Николь тоже не стала разжевывать, впрочем, отметив, что мерзкий клубень, который ей пришлось съесть во время обряда поро в Республике Берег Слоновой Кости, был все-таки хуже на вкус.
После еще нескольких коротких тостов огни в комнате начали тускнеть.
— А теперь, — объявил с широким жестом Борзов, — наши гости из Стратфорда, гордость „Ньютона“ — Ричард Уэйкфилд с труппой гениальных роботов.
В комнате стало темно, лишь на полу слева от стола светилось пятно, освещенное с потолка лампой. Посреди него находился макет старинного замка. Облаченный в женское платье робот, двадцати сантиметров роста, расхаживал по одной из комнат. Эта дама читала письмо. Сделав несколько шагов, она уронила руки по бокам и начала:
Да, Гламис ты, и Кавдор ты и станешь Тем, что тебе предсказано. И все ж Боюсь я, что тебе, кто от природы Молочной незлобивостью вспоен, Кратчайший путь не выбрать… к величью…
— Эту даму я знаю, — ухмыльнулся Янош Николь, — встречались где-то.
— Ш-ш-ш, — произнесла Николь.
Точность движений леди Макбет заворожила ее. „А Уэйкфилд действительно гений, — думала она. — Как это он умудряется так точно выполнять подобные вещи?“ Особенно ее удивил диапазон выражений на лице робота.
Когда Николь пригляделась, крошечная сцена поплыла в ее голове. Она вдруг забыла, что перед ней роботы. Вошел вестник и объявил леди Макбет, что ее муж уже неподалеку от замка и что король Дункан проведет там ночь. Николь видела, как исказилось лицо леди Макбет, когда посыльный вышел.
„Боже, — думала Николь, мигая глазами, чтобы убедиться в том, что они не лгут. — Она преображается?“ Так и было. И со словами „Измените мой пол“ обличье робота начало меняться, приобретая мужеподобные черты. Выпуклости грудей и ягодиц, даже мягкость лица… все исчезло. Дальше леди Макбет изображал какой-то андрогин.
Очарованная Николь кружила в потоке фантазий, порожденных собственным воображением и алкоголем. Новое лицо робота кого-то смутно напоминало. Заметив шевеление справа, она обернулась к Реджи Уилсону, жарко говорившему с Франческой. Николь переводила глаза с Франчески на леди Макбет и обратно. „Да, — заметила она про себя. — Лицо новой леди Макбет напоминает Франческу“.
Страх и предчувствие чего-то непоправимого вдруг обрушились на Николь, повергая ее в трепет. „Вот-вот произойдет нечто ужасное“, — говорил ее ум. Она несколько раз глубоко вздохнула и попыталась успокоиться, но странное чувство не проходило. На маленькой сцене хозяйка замка приветствовала короля Дункана. Слева Франческа потчевала генерала Борзова остатками вина. Николь не могла более бороться с паникой.
— В чем дело, Николь? — спросил Янош. Он чувствовал, что она расстроена.
— Ни в чем, — ответила Николь и, собрав все силы, поднялась на ноги. — Должно быть, еда не пошла мне впрок. Пойду-ка к себе.
— Но после обеда еще будет кино, — со смешком уговаривал Янош.
Николь выдавила улыбку. Венгр помог ей встать. Она услыхала, как леди Макбет костит мужа за недостаток храбрости, и новая волна суеверного страха накатила на нее. Подождав пока адреналин в крови рассосется, Николь извинилась и оставила кают-компанию. Медленно возвращалась она в свою комнату.
17. СМЕРТЬ СОЛДАТА
Большую часть снимка занимала северная половина Центральной равнины. Огромное пространство за пределами „городов“ распадалось на прямоугольные поля неправильной формы. В широкоугольном снимке оказались три города — три скопления высоких стройных объектов, отдаленно напоминавших дома Земли; они были связаны чем-то вроде шоссе, разбегавшихся вдоль краев полей. Экипаж немедленно признал в них Париж, Рим и Лондон: эти имена дали участники экспедиции на первого Раму. Не менее сильное впечатление производили длинные прямые ложбины или долины на Центральной равнине. Три длинные ложбины в десять километров длиной и сотню метров шириной были равноудалены друг от друга. Во время первой встречи с Рамой они были источником света, озарившего здешний мирок после того как растаяли льды Цилиндрического моря.
На краю изображения странное море полосой воды огибало огромный цилиндр. Как и следовало ожидать, оно пока оставалось замерзшим, посреди него высился весь в небоскребах таинственный остров, названный первооткрывателями Нью-Йорком. Небоскребы Нью-Йорка были видны у самого края снимка, громадные башни ждали исследователя.
Экипаж в полном составе почти с минуту молча рассматривал небоскребы.
— Отлично, все как прежде, — начал доктор Дэвид Браун радостным тоном.
— Эй, вы, неверующие, — гордо завопил он, так чтобы слышали все, — видите, этот Рама в точноститакой же, как первый. — Видеокамера Франчески повернулась, чтобы запечатлеть восторг Брауна. Члены экипажа в безмолвии не отводили глаз от экрана.
Тем временем зонд Такагиси передавал снимки местности возле тоннеля в обычном формате. Их выводили на экраны поменьше по всему центру управления. Этими изображениями воспользуются для уточнения конфигураций транспортной системы и системы связи, которые будут размещены внутри Рамы. Начиналась работа экспедиции: тысячи снимков, полученных с обоих летающих зондов, будут сопоставляться с изображениями, снятыми семьдесят лет назад на Раме I. Сопоставление изображения будет производиться численно с помощью компьютеров, а значит, автоматически; в них обязательно найдутся и различия, для объяснения которых потребуется человеческий разум. Даже если оба корабля идентичны, одни только различия в степени освещенности при съемке создадут свои проблемы.
Когда через два часа последний из зондов возвратился на радиорелейную станцию, фотографическое сравнение уже дало первые результаты. В масштабе до сотни метров заметных различий в конструкции Рамы II и более раннего космического аппарата не было обнаружено. При таком разрешении значительные несовпадения наблюдались лишь в Цилиндрическом море — прямолинейный алгоритм численного сравнения не позволял однозначно учесть отражательную способность льда. День оказался долгим, но увлекательным. Борзов объявил, что состав группы, намеченной для первой вылазки, будет вывешен через час, а „специальный обед“ — подан в центре управления еще часом позже.
— Вы не посмеете, — кричал разъяренный Дэвид Браун, без стука ворвавшись в каюту командира с листом, на котором были отпечатаны фамилии назначенных в первую вылазку.
— О чем это вы говорите? — спросил генерал Борзов. Грубые выходки Брауна порядком надоели ему.
— Здесь какая-то ошибка, — по-прежнему орал Браун. — Неужели вы рассчитываете, что я останусь на „Ньютоне“ во время первой вылазки? — Реакции генерала Борзова не последовало и американский ученый изменил тактику. — Я хочу, чтобы вы поняли, — я с этим не согласен. Управлению МКА такое тоже не придется по нраву.
Борзов встал, оставаясь за столом.
— Закройте дверь, Браун, — спокойно ответил он. Дэвид Браун хлопнул скользящей дверью. — А теперь выслушайте. Меня совершенно не волнует, кого вы там знаете. Этой экспедицией командую я. И если вы станете и дальше вести себя как примадонна, постараюсь, чтобы вы никогдане ступили ногой на поверхность Рамы.
Браун попритих.
— Я требую объяснений, — не скрывая враждебности, объявил он. — Я старший ученый-специалист экспедиции и отвечаю за информацию о ней в прессе. Чем же вы можете объяснить, что оставляете меня на борту „Ньютона“, отправляя внутрь Рамы девятерых космонавтов?
— Я не собираюсь искать оправданий своим действиям, — в этот миг Борзов испытывал удовлетворение от того, что наглый американец подчинен ему. — Но могу пояснить вам, почему доктор Браун не включен в состав первой партии. Наша вылазка имеет две цели: мы должны разместить транспортную систему и систему связи, а также завершить подробный осмотр внутренней части Рамы II, чтобы доказать его идентичность первому аппарату…
— Но летающие зонды уже выполнили эту задачу, — перебил его Браун.
— Такагиси так не считает, — возразил Борзов. — Он говорит, что…
— Дерьмо этот ваш Такагиси. Он будет ныть, пока не докажет, что каждый квадратный сантиметр Рамы II неотличим от Рамы I. Вы же видели результаты, полученные зондами. Неужели у вас остаются сомнения…
Дэвид Браун смолк, не договорив. Генерал Борзов, холодно глядя ему в глаза, барабанил пальцами по столу.
— Быть может, вы наконец разрешите мне закончить? — сказал Борзов и подождал еще несколько секунд. — Независимо от вашего мнения, — продолжил командир, — доктор Такагиси считается на Земле главным специалистом по Раме. Не вздумайте утверждать, что вы знакомы с обликом корабля лучше японца. Все пятеро космических кадетов нужны мне для технических работ. Идут оба журналиста… не только потому, что они не могут дублировать работу друг друга: дело в том, что сейчас внимание всего мира приковано к нам. Наконец, я считаю, что для успешного руководства экспедицией мне следует хотя бы раз войти внутрь Рамы, и намерен сделать это не откладывая. И поскольку методиками предусмотрено, что на начальном этапе экспедиции вне Рамы должно оставаться не менее трех членов экипажа, нетрудно сосчитать, кто…
— Вы не обманете меня, — вновь перебил его настырный Браун. — Я-то понимаю истинные причины вашего выбора. Да, командир, вы состряпали логичное объяснение, почему меня нет в первой группе. Но по-настоящему дело не в этом. Вы мне завидуете, Борзов. Не можете пережить, что весь мир считает подлинным руководителем экспедиции меня, а не вас.
Командир секунд пятнадцать молча глядел на Брауна.
— Знаете, Браун, — наконец проговорил он, — мне жаль вас. Вы и в самом деле человек одаренный, но ваше мнение о себе куда как превосходит ваш талант. И не будь вы таким… — на этот раз сам Борзов умолк, не договорив фразы. Он поглядел в сторону. — Кстати, поскольку я знаю, что вы сейчас броситесь в свою комнату докучать жалобами кому-либо в МКА, имейте в виду: в отчете службы жизнеобеспечения рекомендовано избегать вашего сотрудничества с Уилсоном из-за той враждебности, которую вы старательно проявляете друг к другу.
Глаза Брауна сузились.
— Значит, вы хотите сказать, что Николь де Жарден в официальной бумаге выделила Уилсона и меня.
Борзов кивнул.
— Ну и сука, — пробормотал Браун.
— Вечно кто-то да виноват, только не доктор Браун, — улыбнулся Борзов своему оппоненту.
Дэвид Браун повернулся и направился к выходу.
Генерал Борзов приказал откупорить к банкету несколько бесценных бутылок вина. Командир был в великолепном настроении. Франческа придумала отличную вещь. Космонавты сдвигали столы в центре управления и крепили их к полу, ощущая явное взаимное расположение.
Доктор Дэвид Браун на банкет не явился. Он оставался в своей каюте, а остальные одиннадцать членов экипажа пировали, насыщаясь домашней курятиной и отварным дикорастущим рисом. Франческа неловко заметила, что Брауну не по себе, но, когда Янош Табори шутливо вызвался проверить здоровье американского ученого, поспешно добавила, что доктор Браун хотел побыть в одиночестве. Янош и Ричард Уэйкфилд, перехватив несколько бокалов вина, болтали с Франческой, тем временем на другом конце стола шла оживленная беседа между Реджи Уилсоном и генералом О'Тулом о близящемся бейсбольном сезоне. Николь сидела между генералом Борзовым и адмиралом Хейльманом и внимала воспоминаниям обоих миротворцев о временах, последовавших за Великим хаосом.
Когда с едой было покончено, Франческа с извинениями поднялась и на несколько минут исчезла вместе с доктором Такагиси. Когда же они возвратились, итальянка попросила всех повернуться к большому экрану. Выключили свет, и на экране появился Рама, видимый снаружи. Только перед ними был отнюдь не привычный серый цилиндр. На этот раз изображение было ярко раскрашено с помощью подпрограмм преобразования изображения. Черный цилиндр был покрыт золотисто-желтыми полосами и напоминал какую-то физиономию. В мгновенно воцарившейся в комнате тишине Франческа начала:
Тигр, о тигр, светло горящий В глубине полночной чащи, Кем задуман огневой Соразмерный образ твой.
По спине Николь де Жарден пробежал холодок, Франческа начала следующую строфу:
В небесах или глубинах Тлел огонь очей звериных…
„В конце концов весь вопрос в том, — думала Николь, — кто создал этот гигантский корабль? Кто… и знать это куда важнее для нашей судьбы, чем знать, почему он создан“.
Что за горн пред ним пылал?
Что за млат тебя ковал?
Кто впервые сжал клещами Гневный мозг, метавший пламя?
Сидевший напротив генерал О'Тул тоже был заворожен чтением Франчески. Ум его вновь сражался с той же фундаментальной проблемой, что смущала его с того дня, когда он впервые приступил к подготовке экспедиции. „Боже мой, — удивлялся он. — Какое место эти рамане занимают в Твоей вселенной? Создал ли Ты их прежде, чем нас? Тогда они в известном смысле наши кузены? Зачем Ты послал их сюда? Зачем сделал это сейчас?“
А когда весь купол звездный
Оросился влагой слезной,
Улыбнулся ль, — наконец,
Делу рук своих Творец? [30]
Когда Франческа закончила чтение стиха, воцарилось недолгое молчание, за которым последовал взрыв аплодисментов. Она любезно выразила признательность доктору Такагиси за участие в обработке изображения. Японец ответил смиренным поклоном. Потом поднялся Янош Табори.
— Я хочу от имени всего экипажа поблагодарить вас, Сигеру, и вас, Франческа, за оригинальное и наводящее на размышления представление, — сказал он, улыбаясь. — И оно едва не заставило меня относиться „менее серьезно“ к тому, что ожидает нас завтра.
— Говоря об этом… — произнес генерал Борзов, поднимая взгляд от недавно откупоренной бутылки украинской водки, к которой уже успел приложиться. — Настало время тостов — есть такая старинная русская традиция. Я прихватил с собой всего лишь пару бутылок этого напитка, гордости нашей, и обе хочу разделить с вами, друзья мои и коллеги, по особому поводу.
Он передал обе бутылки в руки генерала О'Тула, американец с помощью разливателя жидкости ловко распределил водку по маленьким чашечкам с крышкой.
— Как известно Ирине Тургеневой, — продолжал командир, — на дне каждой бутылки настоящей украинской водки всегда есть червячок. Говорят, что тот, кто проглотит этого червячка вместе с напитком, целые сутки будет наделен повышенной активностью в известной области. Адмирал Хейльман пометил дно двух чашек инфракрасным крестом. Те двое, у кого окажутся меченые чашки, съедят по пропитанному водкой червячку.
— Ух, пронесло, — проговорил Янош секундой спустя, передавая Николь инфракрасный сканер. Он первым успел убедиться, что креста на дне его чашки нет. — Такое соревнование не худо и проиграть.
Крест обнаружился на дне чашки Николь. Значит, она попала в число двоих счастливцев, получивших возможность съесть украинского червяка. Николь невольно задумалась: „А нужно ли это мне? — И утвердительно ответила на этот вопрос, заметив живое нетерпение на лице командира. — Ну, во всяком случае, не умру. А все паразиты в нем наверняка убиты спиртом“.
Вторая чашка с крестом оказалась в руках самого генерала Борзова. Генерал улыбнулся, выплеснул одного из крохотных червячков в собственную чашку, другую — Николь и поднял свой импровизированный бокал над столом.
— Давайте выпьем за успех экспедиции, — сказал он. — Для каждого из нас ближайшие дни и недели станут величайшим приключением в жизни. По сути дела, мы являемся послами землян перед лицом чуждой культуры. Да не посрамит каждый из нас чести рода человеческого.
Сняв крышку со своей чашки и стараясь не взболтнуть содержимое, он выпил его одним глотком. Вместе с червячком. Николь тоже не стала разжевывать, впрочем, отметив, что мерзкий клубень, который ей пришлось съесть во время обряда поро в Республике Берег Слоновой Кости, был все-таки хуже на вкус.
После еще нескольких коротких тостов огни в комнате начали тускнеть.
— А теперь, — объявил с широким жестом Борзов, — наши гости из Стратфорда, гордость „Ньютона“ — Ричард Уэйкфилд с труппой гениальных роботов.
В комнате стало темно, лишь на полу слева от стола светилось пятно, освещенное с потолка лампой. Посреди него находился макет старинного замка. Облаченный в женское платье робот, двадцати сантиметров роста, расхаживал по одной из комнат. Эта дама читала письмо. Сделав несколько шагов, она уронила руки по бокам и начала:
Да, Гламис ты, и Кавдор ты и станешь Тем, что тебе предсказано. И все ж Боюсь я, что тебе, кто от природы Молочной незлобивостью вспоен, Кратчайший путь не выбрать… к величью…
— Эту даму я знаю, — ухмыльнулся Янош Николь, — встречались где-то.
— Ш-ш-ш, — произнесла Николь.
Точность движений леди Макбет заворожила ее. „А Уэйкфилд действительно гений, — думала она. — Как это он умудряется так точно выполнять подобные вещи?“ Особенно ее удивил диапазон выражений на лице робота.
Когда Николь пригляделась, крошечная сцена поплыла в ее голове. Она вдруг забыла, что перед ней роботы. Вошел вестник и объявил леди Макбет, что ее муж уже неподалеку от замка и что король Дункан проведет там ночь. Николь видела, как исказилось лицо леди Макбет, когда посыльный вышел.
Ко мне, о духи смерти!
Измените Мой пол.
Меня от головы до пят
Злодейством напитайте.
Кровь мою
Сгустите. [31]
„Боже, — думала Николь, мигая глазами, чтобы убедиться в том, что они не лгут. — Она преображается?“ Так и было. И со словами „Измените мой пол“ обличье робота начало меняться, приобретая мужеподобные черты. Выпуклости грудей и ягодиц, даже мягкость лица… все исчезло. Дальше леди Макбет изображал какой-то андрогин.
Очарованная Николь кружила в потоке фантазий, порожденных собственным воображением и алкоголем. Новое лицо робота кого-то смутно напоминало. Заметив шевеление справа, она обернулась к Реджи Уилсону, жарко говорившему с Франческой. Николь переводила глаза с Франчески на леди Макбет и обратно. „Да, — заметила она про себя. — Лицо новой леди Макбет напоминает Франческу“.
Страх и предчувствие чего-то непоправимого вдруг обрушились на Николь, повергая ее в трепет. „Вот-вот произойдет нечто ужасное“, — говорил ее ум. Она несколько раз глубоко вздохнула и попыталась успокоиться, но странное чувство не проходило. На маленькой сцене хозяйка замка приветствовала короля Дункана. Слева Франческа потчевала генерала Борзова остатками вина. Николь не могла более бороться с паникой.
— В чем дело, Николь? — спросил Янош. Он чувствовал, что она расстроена.
— Ни в чем, — ответила Николь и, собрав все силы, поднялась на ноги. — Должно быть, еда не пошла мне впрок. Пойду-ка к себе.
— Но после обеда еще будет кино, — со смешком уговаривал Янош.
Николь выдавила улыбку. Венгр помог ей встать. Она услыхала, как леди Макбет костит мужа за недостаток храбрости, и новая волна суеверного страха накатила на нее. Подождав пока адреналин в крови рассосется, Николь извинилась и оставила кают-компанию. Медленно возвращалась она в свою комнату.
17. СМЕРТЬ СОЛДАТА
Николь снилось, что ей опять десять лет и она играет в лесу неподалеку от дома в парижском пригороде Шилли-Мазарин. И вдруг понимает, что ее мать умирает. А потом в ужасе бежит домой рассказать все отцу. Прямо на ее пути оказывается небольшая кошка, шипящая и скалящая зубы. Николь останавливается. Неожиданно в лесу раздается вопль, и она бежит по лесу, оставив тропу, и ветви царапают ее кожу. Кошка следом. Новый вопль! Проснувшись, она увидела над собой встревоженную физиономию Яноша Табори.
— Что-то случилось с генералом Борзовым, — проговорил Янош, — у него сильные боли.
Мгновенно выпрыгнув из постели, Николь запахнулась в халат, подхватила портативную аптечку и следом за Яношем направилась в коридор.
— Похоже на аппендицит, — заметил коллега-врач, пока они пересекали кают-компанию, — правда, я не совсем уверен.
Ирина Тургенева стояла на коленях возле командира и держала его за руку. Генерал был распростерт на кушетке. Лицо его побледнело, на лбу выступил пот.
— А вот и доктор де Жарден, — он ухитрился улыбнуться. Попытался сесть, дернулся от боли и опустился на спину. — Николь, — тихо пожаловался он, — адская боль. Ничего подобного со мной в жизни не было, даже когда ранили, было легче.
— И давно это началось? — спросила Николь, извлекая сканер и биомонитор, чтобы проверить все характеристики организма больного. Тем временем из-за правого плеча Николь показалась физиономия Франчески, снимающей доктора за установлением диагноза. Николь с досадой велела ей подвинуться назад.
— Минуты две или три назад, — с трудом проговорил генерал Борзов. — Я сидел в кресле, смотрел кино и, кажется, от души смеялся, и вдруг острая резкая боль — справа внизу живота. Словно что-то жжет меня изнутри.
Николь запрограммировала сканер на считывание всей рассеянной по организму информации с зондов Хакамацу за последние три минуты. По частоте пульса и секреции эндокринных желез она легко установила момент начала болевого приступа и запросила информацию со всех каналов.
— Янош, сходите в кладовую и принесите портативный диагност. — Она передала Табори карточку с кодом, открывающим дверь.
— Слегка лихорадит, значит организм сопротивляется инфекции, — заметила Николь, обращаясь к генералу Борзову. — Внутренние датчики подтверждают наличие острой боли.
Космонавт Табори вернулся с небольшим электронным устройством в виде коробочки. Достав из сканера маленький куб с данными, Николь вставила его в диагност. Секунд через тридцать небольшой экранчик засветился, на нем выступили слова „АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 94 %“. Николь нажала на кнопку, проверяя возможные варианты. В остальных случаях диагност выдавал вероятность не более 2 %.
„Есть две возможности, — Николь торопилась с мыслями, генерал Борзов дернулся от боли. — Можно отослать все данные на Землю для постановки окончательного диагноза… — Она поглядела на часы и быстро прикинула, сколько времени потребуется сигналу на путешествие до Земли и обратно и сколько уйдет, чтобы собрать там консилиум после получения диагноза. — Можно и опоздать“.
— Что он говорит, доктор? — спросил генерал. Глаза его молили снять боль как можно быстрее.
— Наиболее вероятный диагноз — аппендицит, — ответила Николь.
— Черт побери, — выругался Борзов. Он поглядел на остальных. Здесь были все, кроме Уилсона и Такагиси, не ставших смотреть кино. — Но работы не будут прерваны. Первая и вторая вылазки пройдут без моего участия. — Очередной приступ боли искривил его лицо.
— Ну пока еще не все ясно. Нужны дополнительные данные. — Николь вновь сняла показания, но теперь с поправкой на две минуты, проведенные ею в общей каюте. И на этот раз диагноз „АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 92 %“. Как и положено, она собиралась проверить альтернативные диагнозы, но сильная рука командира остановила ее.
— Если все сделать быстро, пока в моем организме не оказалось много отравы, эту несложную операцию может осуществить и робот-хирург?
Николь кивнула.
— А если мы затратим время на диагностическое подтверждение с Земли… ох… мое тело может получить более серьезные повреждения?
„Будто читает мои мысли“, — сперва подумала Николь, но затем сообразила, что генерал просто досконально следует методике действий экипажа „Ньютона“.
— Значит, пациент уже делает предложение доктору? — спросила она, не сумев скрыть улыбку, невзирая на страдания Борзова.
— Я еще не настолько самонадеян, — ответил Борзов, чуть шевельнув веком, как бы подмигивая.
Николь глядела на экран монитора. На нем светились те же слова „АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 92 %“.
— Можете ли вы что-нибудь добавить? — спросила она у Яноша Табори.
— Только то, что мне приходилось видеть аппендицит на практике в Будапеште, — ответил невысокий венгр. — И симптомы полностью совпадают.
— Хорошо, готовьте „Рохира“ к операции. Адмирал Хейльман, не доставите ли вы с космонавтом Яманакой генерала Борзова в госпиталь? — Николь повернулась к Франческе. — Я понимаю, что это сенсация, и допущу вас в операционную, только если вы обещаете выполнить три условия: пройдете такую же дезинфицирующую обработку, как и хирурги; во время операции простоите со своей камерой у стенки; будете повиноваться любым моим приказам.
— Весьма любезно с вашей стороны, — кивнула Франческа. — Благодарю вас.
Когда Борзов вместе с Хейльманом и Яманакой покинули общую каюту, в ней остались Ирина Тургенева и генерал О'Тул.
— Знаете, волнуюсь, как Ирина, — с обычной своей искренностью обращаясь к Николь, проговорил американец. — Можем ли мы хоть чем-то помочь?
— Во время операции Янош будет ассистировать мне. Но пара рук может пригодиться в качестве стратегического резерва.
— Это как раз для меня, — ответил О'Тул, — приходилось в порядке благотворительности работать в госпиталях.
— Отлично. А теперь идемте готовиться.
„Рохир“, переносный робот-хирург, находившийся на „Ньютоне“ именно для подобных нужд, с точки зрения медицинского совершенства по классу уступал полностью автономным операционным лучших госпиталей Земли, но и его не без оснований можно было считать техническим чудом. Это сложное устройство, упакованное в небольшой чемоданчик, весило всего четыре килограмма. Требования к мощности питания тоже были невелики. Но прибегать к его услугам можно было более чем в сотне случаев.
Янош Табори распаковал „Рохира“. Вид чемоданчика не больно-то впечатлял. Все необходимые конечности и соединения были сложены для длительного хранения. Проверив наличие инструкции к роботу-хирургу, Янош прикрепил его сбоку к кровати, на которой уже находился генерал Борзов. Боль слегка отпустила его. Но нетерпеливый командир торопил всех.
Янош ввел кодовое обозначение операции. „Рохир“ автоматически расправил конечности, в том числе удивительную руку-скальпель с четырьмя пальцами — именно той самой конфигурации, что предназначена для удаления аппендицита. В это время в комнате, подняв руки в перчатках, появилась Николь, облаченная в белый халат хирурга.
— Вы проверили программное обеспечение? — спросила она у Яноша.
Тот отрицательно качнул головой.
— Пока вы умываетесь, я закончу предоперационные тесты, — сказала ему Николь, давая знаком разрешение Франческе и О'Тулу войти в операционную. — Лучше не стало? — обратилась она к Борзову.
— Не слишком, — пробормотал он.
— Пока я дала вам легкое успокоительное. Перед началом операции „Рохир“ введет полную дозу анестезии.
Переодеваясь, Николь освежила в памяти все подробности. Эту операцию она знала наизусть, ею пользовались в качестве теста при отработке хирургических процедур. Николь ввела информацию об организме Борзова в „Рохир“, проверила электронные цепи, несущие информацию о пациенте во время операции, провела автоиспытания всех программ. В качестве итоговой проверки она тщательно настроила пару крошечных стереокамер, действовавших совместно с хирургической рукой.
Янош вернулся в комнату, Николь с пульта управления робота-хирурга быстро распечатала две копии описания последовательности операции. Одну взяла сама, другую передала Яношу.
— Ну все готовы? — спросила она, глядя на генерала. Командир „Ньютона“ утвердительно — вверх-вниз — качнул головой. Николь включила „Рохир“.
Одна из четырех конечностей руки „Рохира“ впрыснула анестетик в тело пациента, и за какую-то минуту сознание оставило генерала. Камера Франчески фиксировала каждый этап исторической операции — по ходу дела она что-то нашептывала в сверхчувствительный микрофон. Рука „Рохира“ со скальпелем, руководствуясь картинкой, полученной с помощью пары глаз, сделала надрезы, необходимые для вскрытия нужного органа. Никакой живой хирург не смог бы сделать все так быстро и точно. Вооруженный целой батареей датчиков, каждую секунду проверяющий сотни параметров, „Рохир“ отогнул все ткани покрова и обнажил аппендикс за какие-то две минуты. Автоматической последовательностью операции был предусмотрен тридцатисекундный перерыв для осмотра, прежде чем робот-хирург приступит к удалению органа.
— Что-то случилось с генералом Борзовым, — проговорил Янош, — у него сильные боли.
Мгновенно выпрыгнув из постели, Николь запахнулась в халат, подхватила портативную аптечку и следом за Яношем направилась в коридор.
— Похоже на аппендицит, — заметил коллега-врач, пока они пересекали кают-компанию, — правда, я не совсем уверен.
Ирина Тургенева стояла на коленях возле командира и держала его за руку. Генерал был распростерт на кушетке. Лицо его побледнело, на лбу выступил пот.
— А вот и доктор де Жарден, — он ухитрился улыбнуться. Попытался сесть, дернулся от боли и опустился на спину. — Николь, — тихо пожаловался он, — адская боль. Ничего подобного со мной в жизни не было, даже когда ранили, было легче.
— И давно это началось? — спросила Николь, извлекая сканер и биомонитор, чтобы проверить все характеристики организма больного. Тем временем из-за правого плеча Николь показалась физиономия Франчески, снимающей доктора за установлением диагноза. Николь с досадой велела ей подвинуться назад.
— Минуты две или три назад, — с трудом проговорил генерал Борзов. — Я сидел в кресле, смотрел кино и, кажется, от души смеялся, и вдруг острая резкая боль — справа внизу живота. Словно что-то жжет меня изнутри.
Николь запрограммировала сканер на считывание всей рассеянной по организму информации с зондов Хакамацу за последние три минуты. По частоте пульса и секреции эндокринных желез она легко установила момент начала болевого приступа и запросила информацию со всех каналов.
— Янош, сходите в кладовую и принесите портативный диагност. — Она передала Табори карточку с кодом, открывающим дверь.
— Слегка лихорадит, значит организм сопротивляется инфекции, — заметила Николь, обращаясь к генералу Борзову. — Внутренние датчики подтверждают наличие острой боли.
Космонавт Табори вернулся с небольшим электронным устройством в виде коробочки. Достав из сканера маленький куб с данными, Николь вставила его в диагност. Секунд через тридцать небольшой экранчик засветился, на нем выступили слова „АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 94 %“. Николь нажала на кнопку, проверяя возможные варианты. В остальных случаях диагност выдавал вероятность не более 2 %.
„Есть две возможности, — Николь торопилась с мыслями, генерал Борзов дернулся от боли. — Можно отослать все данные на Землю для постановки окончательного диагноза… — Она поглядела на часы и быстро прикинула, сколько времени потребуется сигналу на путешествие до Земли и обратно и сколько уйдет, чтобы собрать там консилиум после получения диагноза. — Можно и опоздать“.
— Что он говорит, доктор? — спросил генерал. Глаза его молили снять боль как можно быстрее.
— Наиболее вероятный диагноз — аппендицит, — ответила Николь.
— Черт побери, — выругался Борзов. Он поглядел на остальных. Здесь были все, кроме Уилсона и Такагиси, не ставших смотреть кино. — Но работы не будут прерваны. Первая и вторая вылазки пройдут без моего участия. — Очередной приступ боли искривил его лицо.
— Ну пока еще не все ясно. Нужны дополнительные данные. — Николь вновь сняла показания, но теперь с поправкой на две минуты, проведенные ею в общей каюте. И на этот раз диагноз „АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 92 %“. Как и положено, она собиралась проверить альтернативные диагнозы, но сильная рука командира остановила ее.
— Если все сделать быстро, пока в моем организме не оказалось много отравы, эту несложную операцию может осуществить и робот-хирург?
Николь кивнула.
— А если мы затратим время на диагностическое подтверждение с Земли… ох… мое тело может получить более серьезные повреждения?
„Будто читает мои мысли“, — сперва подумала Николь, но затем сообразила, что генерал просто досконально следует методике действий экипажа „Ньютона“.
— Значит, пациент уже делает предложение доктору? — спросила она, не сумев скрыть улыбку, невзирая на страдания Борзова.
— Я еще не настолько самонадеян, — ответил Борзов, чуть шевельнув веком, как бы подмигивая.
Николь глядела на экран монитора. На нем светились те же слова „АППЕНДИЦИТ. ВЕРОЯТНОСТЬ 92 %“.
— Можете ли вы что-нибудь добавить? — спросила она у Яноша Табори.
— Только то, что мне приходилось видеть аппендицит на практике в Будапеште, — ответил невысокий венгр. — И симптомы полностью совпадают.
— Хорошо, готовьте „Рохира“ к операции. Адмирал Хейльман, не доставите ли вы с космонавтом Яманакой генерала Борзова в госпиталь? — Николь повернулась к Франческе. — Я понимаю, что это сенсация, и допущу вас в операционную, только если вы обещаете выполнить три условия: пройдете такую же дезинфицирующую обработку, как и хирурги; во время операции простоите со своей камерой у стенки; будете повиноваться любым моим приказам.
— Весьма любезно с вашей стороны, — кивнула Франческа. — Благодарю вас.
Когда Борзов вместе с Хейльманом и Яманакой покинули общую каюту, в ней остались Ирина Тургенева и генерал О'Тул.
— Знаете, волнуюсь, как Ирина, — с обычной своей искренностью обращаясь к Николь, проговорил американец. — Можем ли мы хоть чем-то помочь?
— Во время операции Янош будет ассистировать мне. Но пара рук может пригодиться в качестве стратегического резерва.
— Это как раз для меня, — ответил О'Тул, — приходилось в порядке благотворительности работать в госпиталях.
— Отлично. А теперь идемте готовиться.
„Рохир“, переносный робот-хирург, находившийся на „Ньютоне“ именно для подобных нужд, с точки зрения медицинского совершенства по классу уступал полностью автономным операционным лучших госпиталей Земли, но и его не без оснований можно было считать техническим чудом. Это сложное устройство, упакованное в небольшой чемоданчик, весило всего четыре килограмма. Требования к мощности питания тоже были невелики. Но прибегать к его услугам можно было более чем в сотне случаев.
Янош Табори распаковал „Рохира“. Вид чемоданчика не больно-то впечатлял. Все необходимые конечности и соединения были сложены для длительного хранения. Проверив наличие инструкции к роботу-хирургу, Янош прикрепил его сбоку к кровати, на которой уже находился генерал Борзов. Боль слегка отпустила его. Но нетерпеливый командир торопил всех.
Янош ввел кодовое обозначение операции. „Рохир“ автоматически расправил конечности, в том числе удивительную руку-скальпель с четырьмя пальцами — именно той самой конфигурации, что предназначена для удаления аппендицита. В это время в комнате, подняв руки в перчатках, появилась Николь, облаченная в белый халат хирурга.
— Вы проверили программное обеспечение? — спросила она у Яноша.
Тот отрицательно качнул головой.
— Пока вы умываетесь, я закончу предоперационные тесты, — сказала ему Николь, давая знаком разрешение Франческе и О'Тулу войти в операционную. — Лучше не стало? — обратилась она к Борзову.
— Не слишком, — пробормотал он.
— Пока я дала вам легкое успокоительное. Перед началом операции „Рохир“ введет полную дозу анестезии.
Переодеваясь, Николь освежила в памяти все подробности. Эту операцию она знала наизусть, ею пользовались в качестве теста при отработке хирургических процедур. Николь ввела информацию об организме Борзова в „Рохир“, проверила электронные цепи, несущие информацию о пациенте во время операции, провела автоиспытания всех программ. В качестве итоговой проверки она тщательно настроила пару крошечных стереокамер, действовавших совместно с хирургической рукой.
Янош вернулся в комнату, Николь с пульта управления робота-хирурга быстро распечатала две копии описания последовательности операции. Одну взяла сама, другую передала Яношу.
— Ну все готовы? — спросила она, глядя на генерала. Командир „Ньютона“ утвердительно — вверх-вниз — качнул головой. Николь включила „Рохир“.
Одна из четырех конечностей руки „Рохира“ впрыснула анестетик в тело пациента, и за какую-то минуту сознание оставило генерала. Камера Франчески фиксировала каждый этап исторической операции — по ходу дела она что-то нашептывала в сверхчувствительный микрофон. Рука „Рохира“ со скальпелем, руководствуясь картинкой, полученной с помощью пары глаз, сделала надрезы, необходимые для вскрытия нужного органа. Никакой живой хирург не смог бы сделать все так быстро и точно. Вооруженный целой батареей датчиков, каждую секунду проверяющий сотни параметров, „Рохир“ отогнул все ткани покрова и обнажил аппендикс за какие-то две минуты. Автоматической последовательностью операции был предусмотрен тридцатисекундный перерыв для осмотра, прежде чем робот-хирург приступит к удалению органа.