Страница:
После завершения срока пребывания Николь на посту губернатора сенат единогласно одобрил предложение Кэндзи назначить ее одним из пяти постоянных судей Нового Эдема. Тем не менее общественное мнение о ней значительно ухудшилось, когда стали известны аргументы, которые она выдвигала в пользу несостоявшегося переселения. Николь полагала, что колонистам необходимо пожить вместе по соседству, чтобы действительно оценить величину расовых и культурных различий. Критики считали подобную точку зрения безнадежно наивной.
Отдыхая после энергичного подъема в гору, Николь еще несколько минут глядела на мерцающие огни Сан-Мигеля. И перед тем как наконец повернуть к дому, вдруг вспомнила другие мерцающие огни… вспомнила Давос, швейцарский городок на далекой планете Земля. Во время последнего отпуска, проведенного на лыжах с дочерью Женевьевой, они обедали на горе высоко над Давосом, а после еды стояли на балконе ресторана, взявшись за руки и обнявшись на холоде. Далеко внизу крохотными самоцветами мерцали огни городка. Слезы прихлынули к глазам Николь, когда ей представилась тонкая и остроумная старшая дочь, которую она не видела столько лет. «Вот спасибо тебе, Кэндзи, — пробормотала она, снова пускаясь в путь и вспоминая фотографии, которые новый друг доставил ей с Земли. — Спасибо за то, что посетил Женевьеву».
Вокруг было темно, когда Николь направилась вниз по склону горы. Теперь внешняя стена колонии находилась слева от нее. Николь продолжала думать о жизни в Новом Эдеме. «Нам нужна отвага, — сказала она себе. — Отвага, ценности и предвидение». Но в сердце своем Николь опасалась, что худшее у колонистов еще впереди. «К несчастью, — подумала она, — не только мы с Ричардом, но далее наши дети остались чужими для них, невзирая на все наши старания. Едва ли мы сумеем что-нибудь изменить».
Удостоверившись в том, что все три биота-Эйнштейна без ошибок скопировали методики и данные с нескольких мониторов, находившихся в его кабинете, Ричард велел им идти. Они вчетвером покидали дом, и Николь поцеловала его.
— Ты удивительный человек, Ричард Уэйкфилд, — проговорила она.
— Пожалуй, лишь для тебя одной, — ответил он с деланной улыбкой.
— Точнее, кроме меня этого никто здесь не знает, — сказала Николь и, помедлив, продолжила: — Серьезно, дорогой. Я ценю твои усилия. Я знаю…
— Я ненадолго, — перебил он ее. — И у меня, и у троих Алов остались лишь две неопробованные идеи… Придется сдаваться, если сегодня нам не улыбнется удача.
Ричард и трое Эйнштейнов спустились к станции Бовуа и сели на поезд до Позитано. Поезд сделал короткую остановку в большом парке на берегу озера Шекспир, где два месяца назад состоялся пикник в честь Дня Поселения. Через несколько минут Ричард со своими биотами высадился в Позитано и направился через поселок к юго-западной оконечности колонии. Там их документы проверили один человек и две Гарсиа перед тем, как пропустить в кольцевой проход, окружавший всю территорию Нового Эдема. После еще одного короткого электронного обследования они миновали единственную дверь, прорезанную в толстой внешней стене поселения. Она отворилась и Ричард вывел биотов на просторы Рамы.
Когда восемнадцать месяцев назад сенат проголосовал за проведение исследований Рамы за пределами поселения, Ричард протестовал. Тем не менее ему пришлось войти в состав комитета, осуществляющего проектирование проникающего зонда; он боялся, что внешние условия могут оказаться чрезвычайно неподходящими и конструкция зонда не позволит обеспечить целостность поселения. Инженерам пришлось потратить много времени и денег, чтобы надежно изолировать границы Нового Эдема во время работы зонда, по дюйму прогрызавшего свой путь через стену.
Но когда выяснилось, что условия на Раме не слишком-то отличаются от тех, что были в колонии, доверие к Ричарду пошатнулось. Снаружи царила постоянная темнота, происходили небольшие периодические изменения состава атмосферы и давления, но среда внутри Рамы оказалась во всем аналогичной той, что была в Новом Эдеме, поэтому исследователям не потребовались скафандры. И через две недели после того, как первый зонд засвидетельствовал, что снаружи можно дышать, колонисты завершили картографирование всей доступной области Центральной равнины.
Новый Эдем и второе, расположенное к югу, почти идентичное ему сооружение, — Ричард и Николь считали его местом жительства другой разумной формы жизни — находились в прямоугольной области, огороженной чрезвычайно высокой серо-металлической стеной. С севера и юга она продолжала стены поселений. К востоку и западу стена отстояла от обоих поселений примерно на два километра. В четырех углах этого внешнего прямоугольника размещались массивные цилиндрические сооружения. Ричард, как и прочие инженеры, не сомневался в том, что в непроницаемых цилиндрах находились жидкости и насосные механизмы, создающие погоду внутри поселения.
Здесь, снаружи, не было потолка, над головой высилась противоположная сторона Рамы — большая часть Северного полуцилиндра космического корабля. Между обоими поселениями на Центральной равнине располагалась только огромная металлическая хижина, напоминавшая эскимосское иглу. Она была центром управления Новым Эдемом и находилась приблизительно в двух километрах к югу от стены колонии.
И когда их выпустили из Нового Эдема, Ричард и три Эйнштейна направились как раз к центру управления, где они уже проработали почти две недели, пытаясь разобраться в логике управления погодой внутри Нового Эдема. Невзирая на возражение Кэндзи Ватанабэ, сенат выделил крупные средства на «детальные» исследования, и лучшие инженеры колонии занялись изучением инопланетного погодного алгоритма. Это решение было принято после того, как группа японских ученых выдвинула предложение о том, что стабильных погодных условий внутри Нового Эдема можнодостичь при более высоких уровнях содержания углекислого газа и дыма в атмосфере.
Подобная перспектива привлекала политиков. Можно не запрещать сжигать древесину, не нужно восстанавливать сеть ГОУ… Стало быть, достаточно подрегулироватьнесколько параметров в алгоритме, разработанном для других первоначальных условий, теперь изменившихся…
Ричард ненавидел такого рода мышление. Он считал подобные умозаключения лишь уклонением от решения. Тем не менее, уступая просьбам Николь и учитывая, что другие инженеры не сумели абсолютно ничего понять в процессе управления погодой, Ричард согласился взяться за это дело. Впрочем, он настоял, что будет работать один, пользуясь только услугами Эйнштейнов. И в тот день, когда Ричард запланировал сделать последнюю попытку дешифровки управляющего погодой алгоритма, его биоты остановились в километре от выхода из колонии. Там, под большими фонарями, Ричард заметил группу архитекторов и инженеров, расположившихся за очень длинным столом.
— Канаву вырыть несложно — почва очень мягкая.
— А что будем делать со сточными водами? Рыть отстойники или направлять отбросы обратно в Новый Эдем на переработку?
— Новое поселение потребует ощутимых затрат электроэнергии. Не только для освещения в связи с окружающей темнотой, но и для всех нужд. Кроме того, мы будем находиться на достаточном удалении от Нового Эдема и придется учитывать потери в линиях… для подобного применения у нас не хватит лучших сверхпроводящих материалов.
Этот разговор Ричард слушал со смесью гнева и негодования. Архитекторы и инженеры обдумывали конструкцию еще одного поселения за пределами Нового Эдема, чтобы разместить в нем носителей RV-41. Этот проект именовался «Авалон»; он появился на свет в результате деликатного политического компромисса между губернатором Ватанабэ и оппозицией. Кэндзи согласился финансировать исследования, чтобы продемонстрировать свой «открытый подход» к проблеме RV-41.
Ричард и трое его Эйнштейнов отправились дальше по тропе на юг. К северу от центра управления они столкнулись с направляющейся ко второму поселению группой людей и биотов, оснащенных весьма впечатляющим оборудованием.
— Привет, Ричард, — проговорила Мерилин Блэкстоун, землячка-британка, возглавившая исследовательскую группу по рекомендации Ричарда. Мерилин была родом из Тонтона в Сомерсете. Свой диплом инженера она получила в Кембридже в 2232 году и была исключительно компетентным специалистом.
— Ну как идет работа? — спросил Ричард.
— Если у тебя есть свободная минутка, пойдем поглядим, — предложила землячка.
Ричард оставил троих Эйнштейнов в центре управления и отправился с Мерилин и ее бригадой через Центральную равнину ко второму поселению. По пути он обдумывал свой разговор с Кэндзи Ватанабэ и Дмитрием Улановым, состоявшийся в офисе губернатора перед тем, как проект зондирования получил официальное одобрение.
— Я хочу, чтобы вы меня поняли, — проговорил Ричард. — Я категорически возражаю против любых попыток проникнуть внутрь другого поселения. Мы с Николь абсолютно уверены в том, что внутри обитают иные существа. Любые аргументы в пользу проникновения туда не достаточны.
— Ну а что, если внутри ничего нет, — ответил Дмитрий. — Предположим, что поселение это строили для нас, чтобы мы проявили смекалку и сумели проникнуть внутрь.
— Дмитрий, — почти выкрикнул Ричард, — неужели вы не поняли ни слова из того, что мы с Николь твердили все эти месяцы? Как можно все еще держаться за абсурдные гомоцентрические представления относительно места рода людского во Вселенной. Вы считаете, что мы — высшие существа, поскольку доминируем на Земле. Куда нам, существуют сотни…
— Ричард, — перебил его Кэндзи негромким голосом, — мы знаем ваше мнение по этому поводу. Но колонисты Нового Эдема не согласны с вами. Они никогда не видели вашего Орла, октопауков, всех этих удивительных созданий, о которых вы говорили. Они хотят убедиться в том, что наше поселение можно расширить…
«Кэндзи тогда уже боялся, — думал Ричард, приближаясь вместе с исследовательской бригадой ко второму поселению. — Его ужасает перспектива того, что Макмиллан одолеет Уланова на выборах и отдаст колонию в руки Накамуры».
Два биота-Эйнштейна как раз приступили к работе, когда бригада появилась возле места расположения зонда. Они разместили компактную лазерную бурильную установку возле дыры, уже проделанной в стене. И через пять минут бур неторопливо принялся расширять отверстие.
— Как далеко вы проникли? — спросил Ричард.
— Пока всего только на тридцать пять сантиметров, — ответила Мерилин. — Мы не торопимся. Если стена здесь имеет ту же толщину, что и у нас, потребуются три или четыре недели, чтобы пройти ее насквозь… спектральный анализ свидетельствует, что обе стены изготовлены из одинакового металла.
— Ну а что будет потом, когда вы проникнете внутрь?
Мерилин расхохоталась.
— Не беспокойся, Ричард. В соответствии с методиками, которые вы нам рекомендовали, мы посвятим пассивным наблюдениям как минимум две недели, прежде чем приступим к следующей фазе. Они получат шанс отреагировать, если там действительно кто-тоесть.
Скепсис в ее голосе был очевиден.
— И ты тоже, Мерилин, — проговорил Ричард. — Что приключилось с вами? Неужели вы думаете, что мы с Николь и детьми могли просто выдумать всю эту историю?
— Необычайное утверждение требует необычайных доказательств, — ответила она.
Ричард покачал головой. Он хотел было возразить Мерилин, но решил, что у него есть более важные дела и, потратив несколько минут на вежливый профессиональный разговор, направился назад к центру управления, где его ожидали Эйнштейны.
Работа с Эйнштейнами предоставляла Ричарду прекрасные возможности. Он мог одновременно опробовать много идей, а когда у него в голове возникал новый метод, можно было изложить его основы биоту и не сомневаться, что все будет выполнено должным образом. Эйнштейны никогда самостоятельно не предлагали новых идей, но они являлись идеальными запоминающими устройствами и частенько поправляли Ричарда, когда какая-нибудь из его новых идей походила на прежнюю, оказавшуюся неудачной.
Все инженеры-колонисты, пытавшиеся разобраться в погодном алгоритме, пробовали понять внутреннюю логику суперкомпьютера инопланетян, помещавшегося в середине центра управления. Это было их фундаментальной ошибкой. Ричард знал, что внутренняя логика суперкомпьютера покажется людям неотличимой от магии, и сконцентрировал свои усилия на выделении сигналов огромного процессора и изучении их. В конце концов, полагал он, суть методики должна быть достаточно проста: в произвольный момент времени внутри Нового Эдема осуществляется определенный комплекс измерений, а придуманные чужаками алгоритмы используют полученные данные, чтобы рассчитать по ним управляющие сигналы, неким образом передающиеся тем огромным цилиндрическим сооружениям, где происходят реальные физические действия, изменяющие состояние атмосферы внутри поселения.
Ричард достаточно быстро набросал функциональную блок-схему процесса. Поскольку непосредственные электрические контакты между центром управления и цилиндрами отсутствовали, было ясно, что эти объекты соединены чем-то вроде электромагнитной связи. Но какой природы? Чтобы определить, на каких волнах производится связь, Ричард исследовал спектр и обнаружил множество потенциальных сигналов.
Пытаться проанализировать и интерпретировать всю информацию можно было с тем же успехом, что отыскать иголку в стоге сена. С помощью биотов-Эйнштейнов Ричард наконец определил, что чаще всего обмен сигналами происходил в микроволновом диапазоне. И целую неделю вместе с Эйнштейнами он каталогизировал микроволновые передачи, сопоставляя их с погодными условиями в Новом Эдеме до и после сигнала, пытаясь выявить конкретный набор параметров, определяющих реакцию цилиндров. В течение этой недели Ричард также опробовал переносный микроволновый передатчик, изготовленный им совместно с биотами. Он хотел смоделировать сигнал, посылаемый центром управления.
Первая же серьезная попытка завершилась полной неудачей. Ричард предположил, что все дело — в точности, и, подбирая момент передачи, он с Эйнштейнами разработал последовательность команд, которая позволила им укладывать сигнал в фемтосекунды, чтобы цилиндры принимали команду за чрезвычайно короткое время. Но буквально через мгновение, после того как Ричард послал сигнал, представлявший собой, по его мнению, набор контрольных параметров для цилиндров, в центре управления раздался громкий сигнал тревоги. Через какие-то доли секунды в воздухе над Ричардом и биотами появилось призрачное изображение Орла.
— Человеческие создания, — проговорил голографический Орел, — будьте весьма осторожны. Тонкий баланс внутри вашего поселения установлен с великой мудростью и со знанием дела. Нельзя менять критические алгоритмы без особой необходимости.
Невзирая на потрясение, Ричард отреагировал немедленно и приказал Эйнштейнам зарегистрировать виденное. Орел повторил свое предупреждение во второй раз и исчез, но вся сценка была запечатлена видеосистемами биотов.
3
Отдыхая после энергичного подъема в гору, Николь еще несколько минут глядела на мерцающие огни Сан-Мигеля. И перед тем как наконец повернуть к дому, вдруг вспомнила другие мерцающие огни… вспомнила Давос, швейцарский городок на далекой планете Земля. Во время последнего отпуска, проведенного на лыжах с дочерью Женевьевой, они обедали на горе высоко над Давосом, а после еды стояли на балконе ресторана, взявшись за руки и обнявшись на холоде. Далеко внизу крохотными самоцветами мерцали огни городка. Слезы прихлынули к глазам Николь, когда ей представилась тонкая и остроумная старшая дочь, которую она не видела столько лет. «Вот спасибо тебе, Кэндзи, — пробормотала она, снова пускаясь в путь и вспоминая фотографии, которые новый друг доставил ей с Земли. — Спасибо за то, что посетил Женевьеву».
Вокруг было темно, когда Николь направилась вниз по склону горы. Теперь внешняя стена колонии находилась слева от нее. Николь продолжала думать о жизни в Новом Эдеме. «Нам нужна отвага, — сказала она себе. — Отвага, ценности и предвидение». Но в сердце своем Николь опасалась, что худшее у колонистов еще впереди. «К несчастью, — подумала она, — не только мы с Ричардом, но далее наши дети остались чужими для них, невзирая на все наши старания. Едва ли мы сумеем что-нибудь изменить».
Удостоверившись в том, что все три биота-Эйнштейна без ошибок скопировали методики и данные с нескольких мониторов, находившихся в его кабинете, Ричард велел им идти. Они вчетвером покидали дом, и Николь поцеловала его.
— Ты удивительный человек, Ричард Уэйкфилд, — проговорила она.
— Пожалуй, лишь для тебя одной, — ответил он с деланной улыбкой.
— Точнее, кроме меня этого никто здесь не знает, — сказала Николь и, помедлив, продолжила: — Серьезно, дорогой. Я ценю твои усилия. Я знаю…
— Я ненадолго, — перебил он ее. — И у меня, и у троих Алов остались лишь две неопробованные идеи… Придется сдаваться, если сегодня нам не улыбнется удача.
Ричард и трое Эйнштейнов спустились к станции Бовуа и сели на поезд до Позитано. Поезд сделал короткую остановку в большом парке на берегу озера Шекспир, где два месяца назад состоялся пикник в честь Дня Поселения. Через несколько минут Ричард со своими биотами высадился в Позитано и направился через поселок к юго-западной оконечности колонии. Там их документы проверили один человек и две Гарсиа перед тем, как пропустить в кольцевой проход, окружавший всю территорию Нового Эдема. После еще одного короткого электронного обследования они миновали единственную дверь, прорезанную в толстой внешней стене поселения. Она отворилась и Ричард вывел биотов на просторы Рамы.
Когда восемнадцать месяцев назад сенат проголосовал за проведение исследований Рамы за пределами поселения, Ричард протестовал. Тем не менее ему пришлось войти в состав комитета, осуществляющего проектирование проникающего зонда; он боялся, что внешние условия могут оказаться чрезвычайно неподходящими и конструкция зонда не позволит обеспечить целостность поселения. Инженерам пришлось потратить много времени и денег, чтобы надежно изолировать границы Нового Эдема во время работы зонда, по дюйму прогрызавшего свой путь через стену.
Но когда выяснилось, что условия на Раме не слишком-то отличаются от тех, что были в колонии, доверие к Ричарду пошатнулось. Снаружи царила постоянная темнота, происходили небольшие периодические изменения состава атмосферы и давления, но среда внутри Рамы оказалась во всем аналогичной той, что была в Новом Эдеме, поэтому исследователям не потребовались скафандры. И через две недели после того, как первый зонд засвидетельствовал, что снаружи можно дышать, колонисты завершили картографирование всей доступной области Центральной равнины.
Новый Эдем и второе, расположенное к югу, почти идентичное ему сооружение, — Ричард и Николь считали его местом жительства другой разумной формы жизни — находились в прямоугольной области, огороженной чрезвычайно высокой серо-металлической стеной. С севера и юга она продолжала стены поселений. К востоку и западу стена отстояла от обоих поселений примерно на два километра. В четырех углах этого внешнего прямоугольника размещались массивные цилиндрические сооружения. Ричард, как и прочие инженеры, не сомневался в том, что в непроницаемых цилиндрах находились жидкости и насосные механизмы, создающие погоду внутри поселения.
Здесь, снаружи, не было потолка, над головой высилась противоположная сторона Рамы — большая часть Северного полуцилиндра космического корабля. Между обоими поселениями на Центральной равнине располагалась только огромная металлическая хижина, напоминавшая эскимосское иглу. Она была центром управления Новым Эдемом и находилась приблизительно в двух километрах к югу от стены колонии.
И когда их выпустили из Нового Эдема, Ричард и три Эйнштейна направились как раз к центру управления, где они уже проработали почти две недели, пытаясь разобраться в логике управления погодой внутри Нового Эдема. Невзирая на возражение Кэндзи Ватанабэ, сенат выделил крупные средства на «детальные» исследования, и лучшие инженеры колонии занялись изучением инопланетного погодного алгоритма. Это решение было принято после того, как группа японских ученых выдвинула предложение о том, что стабильных погодных условий внутри Нового Эдема можнодостичь при более высоких уровнях содержания углекислого газа и дыма в атмосфере.
Подобная перспектива привлекала политиков. Можно не запрещать сжигать древесину, не нужно восстанавливать сеть ГОУ… Стало быть, достаточно подрегулироватьнесколько параметров в алгоритме, разработанном для других первоначальных условий, теперь изменившихся…
Ричард ненавидел такого рода мышление. Он считал подобные умозаключения лишь уклонением от решения. Тем не менее, уступая просьбам Николь и учитывая, что другие инженеры не сумели абсолютно ничего понять в процессе управления погодой, Ричард согласился взяться за это дело. Впрочем, он настоял, что будет работать один, пользуясь только услугами Эйнштейнов. И в тот день, когда Ричард запланировал сделать последнюю попытку дешифровки управляющего погодой алгоритма, его биоты остановились в километре от выхода из колонии. Там, под большими фонарями, Ричард заметил группу архитекторов и инженеров, расположившихся за очень длинным столом.
— Канаву вырыть несложно — почва очень мягкая.
— А что будем делать со сточными водами? Рыть отстойники или направлять отбросы обратно в Новый Эдем на переработку?
— Новое поселение потребует ощутимых затрат электроэнергии. Не только для освещения в связи с окружающей темнотой, но и для всех нужд. Кроме того, мы будем находиться на достаточном удалении от Нового Эдема и придется учитывать потери в линиях… для подобного применения у нас не хватит лучших сверхпроводящих материалов.
Этот разговор Ричард слушал со смесью гнева и негодования. Архитекторы и инженеры обдумывали конструкцию еще одного поселения за пределами Нового Эдема, чтобы разместить в нем носителей RV-41. Этот проект именовался «Авалон»; он появился на свет в результате деликатного политического компромисса между губернатором Ватанабэ и оппозицией. Кэндзи согласился финансировать исследования, чтобы продемонстрировать свой «открытый подход» к проблеме RV-41.
Ричард и трое его Эйнштейнов отправились дальше по тропе на юг. К северу от центра управления они столкнулись с направляющейся ко второму поселению группой людей и биотов, оснащенных весьма впечатляющим оборудованием.
— Привет, Ричард, — проговорила Мерилин Блэкстоун, землячка-британка, возглавившая исследовательскую группу по рекомендации Ричарда. Мерилин была родом из Тонтона в Сомерсете. Свой диплом инженера она получила в Кембридже в 2232 году и была исключительно компетентным специалистом.
— Ну как идет работа? — спросил Ричард.
— Если у тебя есть свободная минутка, пойдем поглядим, — предложила землячка.
Ричард оставил троих Эйнштейнов в центре управления и отправился с Мерилин и ее бригадой через Центральную равнину ко второму поселению. По пути он обдумывал свой разговор с Кэндзи Ватанабэ и Дмитрием Улановым, состоявшийся в офисе губернатора перед тем, как проект зондирования получил официальное одобрение.
— Я хочу, чтобы вы меня поняли, — проговорил Ричард. — Я категорически возражаю против любых попыток проникнуть внутрь другого поселения. Мы с Николь абсолютно уверены в том, что внутри обитают иные существа. Любые аргументы в пользу проникновения туда не достаточны.
— Ну а что, если внутри ничего нет, — ответил Дмитрий. — Предположим, что поселение это строили для нас, чтобы мы проявили смекалку и сумели проникнуть внутрь.
— Дмитрий, — почти выкрикнул Ричард, — неужели вы не поняли ни слова из того, что мы с Николь твердили все эти месяцы? Как можно все еще держаться за абсурдные гомоцентрические представления относительно места рода людского во Вселенной. Вы считаете, что мы — высшие существа, поскольку доминируем на Земле. Куда нам, существуют сотни…
— Ричард, — перебил его Кэндзи негромким голосом, — мы знаем ваше мнение по этому поводу. Но колонисты Нового Эдема не согласны с вами. Они никогда не видели вашего Орла, октопауков, всех этих удивительных созданий, о которых вы говорили. Они хотят убедиться в том, что наше поселение можно расширить…
«Кэндзи тогда уже боялся, — думал Ричард, приближаясь вместе с исследовательской бригадой ко второму поселению. — Его ужасает перспектива того, что Макмиллан одолеет Уланова на выборах и отдаст колонию в руки Накамуры».
Два биота-Эйнштейна как раз приступили к работе, когда бригада появилась возле места расположения зонда. Они разместили компактную лазерную бурильную установку возле дыры, уже проделанной в стене. И через пять минут бур неторопливо принялся расширять отверстие.
— Как далеко вы проникли? — спросил Ричард.
— Пока всего только на тридцать пять сантиметров, — ответила Мерилин. — Мы не торопимся. Если стена здесь имеет ту же толщину, что и у нас, потребуются три или четыре недели, чтобы пройти ее насквозь… спектральный анализ свидетельствует, что обе стены изготовлены из одинакового металла.
— Ну а что будет потом, когда вы проникнете внутрь?
Мерилин расхохоталась.
— Не беспокойся, Ричард. В соответствии с методиками, которые вы нам рекомендовали, мы посвятим пассивным наблюдениям как минимум две недели, прежде чем приступим к следующей фазе. Они получат шанс отреагировать, если там действительно кто-тоесть.
Скепсис в ее голосе был очевиден.
— И ты тоже, Мерилин, — проговорил Ричард. — Что приключилось с вами? Неужели вы думаете, что мы с Николь и детьми могли просто выдумать всю эту историю?
— Необычайное утверждение требует необычайных доказательств, — ответила она.
Ричард покачал головой. Он хотел было возразить Мерилин, но решил, что у него есть более важные дела и, потратив несколько минут на вежливый профессиональный разговор, направился назад к центру управления, где его ожидали Эйнштейны.
Работа с Эйнштейнами предоставляла Ричарду прекрасные возможности. Он мог одновременно опробовать много идей, а когда у него в голове возникал новый метод, можно было изложить его основы биоту и не сомневаться, что все будет выполнено должным образом. Эйнштейны никогда самостоятельно не предлагали новых идей, но они являлись идеальными запоминающими устройствами и частенько поправляли Ричарда, когда какая-нибудь из его новых идей походила на прежнюю, оказавшуюся неудачной.
Все инженеры-колонисты, пытавшиеся разобраться в погодном алгоритме, пробовали понять внутреннюю логику суперкомпьютера инопланетян, помещавшегося в середине центра управления. Это было их фундаментальной ошибкой. Ричард знал, что внутренняя логика суперкомпьютера покажется людям неотличимой от магии, и сконцентрировал свои усилия на выделении сигналов огромного процессора и изучении их. В конце концов, полагал он, суть методики должна быть достаточно проста: в произвольный момент времени внутри Нового Эдема осуществляется определенный комплекс измерений, а придуманные чужаками алгоритмы используют полученные данные, чтобы рассчитать по ним управляющие сигналы, неким образом передающиеся тем огромным цилиндрическим сооружениям, где происходят реальные физические действия, изменяющие состояние атмосферы внутри поселения.
Ричард достаточно быстро набросал функциональную блок-схему процесса. Поскольку непосредственные электрические контакты между центром управления и цилиндрами отсутствовали, было ясно, что эти объекты соединены чем-то вроде электромагнитной связи. Но какой природы? Чтобы определить, на каких волнах производится связь, Ричард исследовал спектр и обнаружил множество потенциальных сигналов.
Пытаться проанализировать и интерпретировать всю информацию можно было с тем же успехом, что отыскать иголку в стоге сена. С помощью биотов-Эйнштейнов Ричард наконец определил, что чаще всего обмен сигналами происходил в микроволновом диапазоне. И целую неделю вместе с Эйнштейнами он каталогизировал микроволновые передачи, сопоставляя их с погодными условиями в Новом Эдеме до и после сигнала, пытаясь выявить конкретный набор параметров, определяющих реакцию цилиндров. В течение этой недели Ричард также опробовал переносный микроволновый передатчик, изготовленный им совместно с биотами. Он хотел смоделировать сигнал, посылаемый центром управления.
Первая же серьезная попытка завершилась полной неудачей. Ричард предположил, что все дело — в точности, и, подбирая момент передачи, он с Эйнштейнами разработал последовательность команд, которая позволила им укладывать сигнал в фемтосекунды, чтобы цилиндры принимали команду за чрезвычайно короткое время. Но буквально через мгновение, после того как Ричард послал сигнал, представлявший собой, по его мнению, набор контрольных параметров для цилиндров, в центре управления раздался громкий сигнал тревоги. Через какие-то доли секунды в воздухе над Ричардом и биотами появилось призрачное изображение Орла.
— Человеческие создания, — проговорил голографический Орел, — будьте весьма осторожны. Тонкий баланс внутри вашего поселения установлен с великой мудростью и со знанием дела. Нельзя менять критические алгоритмы без особой необходимости.
Невзирая на потрясение, Ричард отреагировал немедленно и приказал Эйнштейнам зарегистрировать виденное. Орел повторил свое предупреждение во второй раз и исчез, но вся сценка была запечатлена видеосистемами биотов.
3
— Итак, ты намереваешься пребывать в вечном унынии? — проговорила Николь за завтраком, поглядев через стол на мужа. — Пока ничего ужасного не случилось. Погода просто прекрасная.
— По-моему, она стала лучше, чем прежде, дядя Ричард, — согласился Патрик. — В университете тебя считают героем, хотя некоторые из ребят говорят, что ты отчасти инопланетянин.
Ричард выдавил улыбку.
— Правительство не последовало моим рекомендациям, — тихо произнес он,
— оно не приняло во внимание предупреждение Орла. В инженерных службах нашлись даже люди, которые заявили, что я сам создал голограмму Орла. Можете ли вы представить себе такое?
— Кэндзи верит твоим словам, дорогой.
— Тогда зачем он позволяет этим метеорологам постепенно наращивать мощность управляющего сигнала? Они не в состоянии предсказать долгосрочных эффектов.
— Что же тебя беспокоит, отец? — спросила Элли немного погодя.
— Контролировать такой большой объем газа очень сложно, Элли. Я с огромным уважением отношусь к внеземлянам, спроектировавшим в первую очередь инфраструктуру Нового Эдема. И как раз они-тои настаивали, чтобы содержание углекислого газа и дымовых частиц оставалось ниже определенных уровней. Им что-тоизвестно.
Патрик и Элли покончили с завтраком и распрощались. Через несколько минут после того, как дети покинули дом, Николь обошла стол и положила руки на плечи Ричарда.
— А ты помнишь ту ночь, когда мы говорили об Альберте Эйнштейне с Патриком и Элли?
Ричард, нахмурясь, поглядел на Николь.
— Потом, когда мы легли, я сказала, что открытое Эйнштейном соотношение между материей и энергией было «ужасным», поскольку привело к возникновению ядерного оружия… Помнишь, как ты мне ответил?
Ричард кивнул головой.
— Ты сказал мне, что Эйнштейн был ученым, и целью всей его жизни являлось познание истины. «Само по себе знание не ужасно, — говорил ты, — страшно то, как люди могут его использовать».
Ричард улыбнулся.
— Ты хочешь сказать, что я не виноват в их фокусах с погодой?
— Возможно, — ответила Николь. Пригнувшись, она поцеловала его в губы.
— Ричард, хоть ты — один из самых умных и самых созидательных людей, родившихся когда-либо на Земле, но мне не нравится, что ты принимаешь на свои плечи ответственность за всю колонию.
Ричард с энтузиазмом возвратил ей поцелуй.
— А как ты думаешь, может успеем, пока не проснулся Бенджи? — шепнул он. — Сегодня ему в школу не надо, а вчера он лег очень поздно.
— Возможно, — Николь кокетливо улыбнулась. — Во всяком случае, можно попробовать. Первое слушание у меня назначено на десять часов.
Курс Эпонины в колледже Сентрал-Сити назывался просто «Искусство и литература». Он охватывал многие аспекты культуры, которую колонисты, по крайней мере временно, оставили позади. В своих лекциях Эпонина использовала обширный и эклектичный набор источников, поощряя стремление студентов самостоятельно обращаться к тем конкретным областям, которые казались им интересными. Она всегда пользовалась учебными планами и конспектом, но при этом принадлежала к числу тех преподавателей, что корректируют изложение в каждой аудитории в соответствии с интересами студентов.
Сама Эпонина считала «Отверженных» Виктора Гюго величайшим романом в истории, а художника-импрессиониста XIX века Огюста Ренуара, уроженца ее родного города Лиможа, ценила выше всех живописцев Земли. Она включила творчество обоих своих соотечественников в лекционный курс, но тщательно скорректировала весь остальной материал, чтобы достаточно объективно охарактеризовать прочие нации и культуры.
Поскольку биоты-Кавабаты помогали ей каждый год, вполне естественно было обратиться к произведениям настоящего Кавабаты. Его повести «Тысячекрылый журавль» и «Снежная страна» послужили примерами японской литературы. Три недели, отведенные поэзии, охватили диапазон от Фроста до Рильке и далее до Омара Хайяма. Однако в основном поэтический фокус был обращен к Бените Гарсиа, не только потому, что биоты-Гарсиа повсюду присутствовали в Новом Эдеме, но и по той причине, что жизнь и поэзия Бениты завораживали молодых людей.
В тот год, когда Эпонине пришлось надеть на рукав красную повязку, раз уж в ее крови обнаружились антитела вируса RV-41, в ее классе осталось только одиннадцать учащихся. Результаты теста поставили администрацию колледжа перед трудной проблемой. Хотя директор с отвагой отражал усилия энергичной группы родителей, по большей части живших в Хаконе и требовавших «убрать» Эпонину из колледжа, тем не менее и он, и его сотрудники в известной мере подчинились поднявшейся в колонии истерии, сделав курс Эпонины факультативным. В результате число слушателей намного уменьшилось по сравнению с предыдущими двумя годами.
Элли Уэйкфилд была любимой студенткой Эпонины. Невзирая на огромные пробелы в знаниях молодой девушки (сказывались проведенные во сне годы во время путешествия от Узла к Солнечной системе), ее природный ум и жажда познаний часто радовали Эпонину. Она нередко просила Элли выполнить какое-нибудь специальное задание. И в то утро, когда класс обратился к творчеству Бениты Гарсиа, — в то самое, когда Ричард Уэйкфилд обсуждал с дочерью свое беспокойство о последствиях вмешательства в погоду, — Эпонина попросила Элли прочитать наизусть любое стихотворение из первого сборника Бениты Гарсиа «Сны мексиканской девушки», выпущенного до того, как ей исполнилось двадцать. Но прежде чем Элли начала читать, Эпонина попыталась воспламенить воображение молодых людей короткой лекцией о жизни Бениты.
— ИстиннаяБенита Гарсиа была одной из самых удивительных женщин, когда-либо живших на свете, — проговорила Эпонина, кивнув в сторону безразличного биота-Гарсиа, помогавшего ей в ходе обучения. — Поэтесса, космонавт, политик, мистик… вся история того времени отразилась в ее жизни, и эта судьба может вдохновить любого.
— Отец Бениты владел крупным поместьем в мексиканском штате Юкатан, расположенным далеко от художественного и политического центра страны. И единственная дочь Бенита (ее мать, индеанка-майя, была много моложе мужа) большую часть своего детства провела на семейной плантации возле таинственных руин Ушмаля. Маленькой девочкой Бенита часто играла среди пирамид и сооружений тысячелетнего церемониального центра.
— Она всегда была талантливой ученицей, но своим воображением и пылом воистину выделялась среди прочих. Первое свое стихотворение Бенита написала лет в девять или десять, а к пятнадцати годам, когда девушка поступила в католическую школу в Мериде, столице штата Юкатан, два ее стихотворения уже были опубликованы в престижной «Диарио де Мехико». [40]
— Окончив среднюю школу, Бенита удивила своих учителей и семейство, объявив, что хочет стать космонавтом. И в 2129 году она стала первой мексиканкой, поступившей в Космическую академию в Колорадо. Но, когда через четыре года она закончила учебное заведение, в космосе начиналось великое отступление. После краха 2134 года мир погрузился в депрессию, известную под названием Великого хаоса, и практически все космические исследования были прекращены. В 2137 году МКА уволило Бениту в отставку, и она уже решила, что ее космическая карьера закончена.
— Но в 2144 году один из последних межпланетных транспортных кораблей «Джеймс Мартин» кое-как добрался от Марса до Земли, имея на борту женщин и детей, эвакуированных из марсианских колоний. Космический корабль едва удалось вывести на околоземную орбиту и похоже было, что пассажиры погибнут. Тогда Бенита Гарсиа и трое ее друзей из корпуса космонавтов сумели соорудить спасательный аппарат и спасли двадцать четыре пассажира после самой впечатляющей вылазки в космос, которую знала история…
Элли отвлеклась от повествования Эпонины и попыталась представить себе, как было здорово в этом спасательном полете. Бенита вручную вела свой космический корабль, не связываясь с центрами управления на Земле, рисковала своей жизнью ради спасения остальных. Можно ли предложить большую жертву своим собратьям по вере?
И пока она думала о самопожертвовании Гарсиа, перед умственным взором Элли возникла ее мать: различные облики Николь быстро следовали один за другим. Сперва Элли увидела мать в мантии судьи — перед сенатом. Вот Николь на ночь растирает шею ее отцу; вот терпеливо учит Бенджи читать; вот едет с Патриком на велосипеде, чтобы сыграть в теннис в парке; вот говорит Линку, что приготовить на обед. В последней сценке Элли увидела Николь сидящей возле себя на кровати и отвечающей на ее вопросы о жизни и любви. «Моя героиня — это моя мать, — вдруг поняла Элли. — И она проявляла такое же самопожертвование, как и Бенита Гарсиа».
— …представьте теперь, если сумеете, молодую мексиканскую девушку шестнадцати лет, вернувшуюся домой на каникулы из школы… вот она медленно поднимается по крутым ступеням пирамиды Волшебника в Ушмале. Теплым весенним утром игуаны играют среди камней и в руинах…
Эпонина кивнула Элли. Время было читать стихотворение. Девушка встала с места и продекламировала:
— По-моему, она стала лучше, чем прежде, дядя Ричард, — согласился Патрик. — В университете тебя считают героем, хотя некоторые из ребят говорят, что ты отчасти инопланетянин.
Ричард выдавил улыбку.
— Правительство не последовало моим рекомендациям, — тихо произнес он,
— оно не приняло во внимание предупреждение Орла. В инженерных службах нашлись даже люди, которые заявили, что я сам создал голограмму Орла. Можете ли вы представить себе такое?
— Кэндзи верит твоим словам, дорогой.
— Тогда зачем он позволяет этим метеорологам постепенно наращивать мощность управляющего сигнала? Они не в состоянии предсказать долгосрочных эффектов.
— Что же тебя беспокоит, отец? — спросила Элли немного погодя.
— Контролировать такой большой объем газа очень сложно, Элли. Я с огромным уважением отношусь к внеземлянам, спроектировавшим в первую очередь инфраструктуру Нового Эдема. И как раз они-тои настаивали, чтобы содержание углекислого газа и дымовых частиц оставалось ниже определенных уровней. Им что-тоизвестно.
Патрик и Элли покончили с завтраком и распрощались. Через несколько минут после того, как дети покинули дом, Николь обошла стол и положила руки на плечи Ричарда.
— А ты помнишь ту ночь, когда мы говорили об Альберте Эйнштейне с Патриком и Элли?
Ричард, нахмурясь, поглядел на Николь.
— Потом, когда мы легли, я сказала, что открытое Эйнштейном соотношение между материей и энергией было «ужасным», поскольку привело к возникновению ядерного оружия… Помнишь, как ты мне ответил?
Ричард кивнул головой.
— Ты сказал мне, что Эйнштейн был ученым, и целью всей его жизни являлось познание истины. «Само по себе знание не ужасно, — говорил ты, — страшно то, как люди могут его использовать».
Ричард улыбнулся.
— Ты хочешь сказать, что я не виноват в их фокусах с погодой?
— Возможно, — ответила Николь. Пригнувшись, она поцеловала его в губы.
— Ричард, хоть ты — один из самых умных и самых созидательных людей, родившихся когда-либо на Земле, но мне не нравится, что ты принимаешь на свои плечи ответственность за всю колонию.
Ричард с энтузиазмом возвратил ей поцелуй.
— А как ты думаешь, может успеем, пока не проснулся Бенджи? — шепнул он. — Сегодня ему в школу не надо, а вчера он лег очень поздно.
— Возможно, — Николь кокетливо улыбнулась. — Во всяком случае, можно попробовать. Первое слушание у меня назначено на десять часов.
Курс Эпонины в колледже Сентрал-Сити назывался просто «Искусство и литература». Он охватывал многие аспекты культуры, которую колонисты, по крайней мере временно, оставили позади. В своих лекциях Эпонина использовала обширный и эклектичный набор источников, поощряя стремление студентов самостоятельно обращаться к тем конкретным областям, которые казались им интересными. Она всегда пользовалась учебными планами и конспектом, но при этом принадлежала к числу тех преподавателей, что корректируют изложение в каждой аудитории в соответствии с интересами студентов.
Сама Эпонина считала «Отверженных» Виктора Гюго величайшим романом в истории, а художника-импрессиониста XIX века Огюста Ренуара, уроженца ее родного города Лиможа, ценила выше всех живописцев Земли. Она включила творчество обоих своих соотечественников в лекционный курс, но тщательно скорректировала весь остальной материал, чтобы достаточно объективно охарактеризовать прочие нации и культуры.
Поскольку биоты-Кавабаты помогали ей каждый год, вполне естественно было обратиться к произведениям настоящего Кавабаты. Его повести «Тысячекрылый журавль» и «Снежная страна» послужили примерами японской литературы. Три недели, отведенные поэзии, охватили диапазон от Фроста до Рильке и далее до Омара Хайяма. Однако в основном поэтический фокус был обращен к Бените Гарсиа, не только потому, что биоты-Гарсиа повсюду присутствовали в Новом Эдеме, но и по той причине, что жизнь и поэзия Бениты завораживали молодых людей.
В тот год, когда Эпонине пришлось надеть на рукав красную повязку, раз уж в ее крови обнаружились антитела вируса RV-41, в ее классе осталось только одиннадцать учащихся. Результаты теста поставили администрацию колледжа перед трудной проблемой. Хотя директор с отвагой отражал усилия энергичной группы родителей, по большей части живших в Хаконе и требовавших «убрать» Эпонину из колледжа, тем не менее и он, и его сотрудники в известной мере подчинились поднявшейся в колонии истерии, сделав курс Эпонины факультативным. В результате число слушателей намного уменьшилось по сравнению с предыдущими двумя годами.
Элли Уэйкфилд была любимой студенткой Эпонины. Невзирая на огромные пробелы в знаниях молодой девушки (сказывались проведенные во сне годы во время путешествия от Узла к Солнечной системе), ее природный ум и жажда познаний часто радовали Эпонину. Она нередко просила Элли выполнить какое-нибудь специальное задание. И в то утро, когда класс обратился к творчеству Бениты Гарсиа, — в то самое, когда Ричард Уэйкфилд обсуждал с дочерью свое беспокойство о последствиях вмешательства в погоду, — Эпонина попросила Элли прочитать наизусть любое стихотворение из первого сборника Бениты Гарсиа «Сны мексиканской девушки», выпущенного до того, как ей исполнилось двадцать. Но прежде чем Элли начала читать, Эпонина попыталась воспламенить воображение молодых людей короткой лекцией о жизни Бениты.
— ИстиннаяБенита Гарсиа была одной из самых удивительных женщин, когда-либо живших на свете, — проговорила Эпонина, кивнув в сторону безразличного биота-Гарсиа, помогавшего ей в ходе обучения. — Поэтесса, космонавт, политик, мистик… вся история того времени отразилась в ее жизни, и эта судьба может вдохновить любого.
— Отец Бениты владел крупным поместьем в мексиканском штате Юкатан, расположенным далеко от художественного и политического центра страны. И единственная дочь Бенита (ее мать, индеанка-майя, была много моложе мужа) большую часть своего детства провела на семейной плантации возле таинственных руин Ушмаля. Маленькой девочкой Бенита часто играла среди пирамид и сооружений тысячелетнего церемониального центра.
— Она всегда была талантливой ученицей, но своим воображением и пылом воистину выделялась среди прочих. Первое свое стихотворение Бенита написала лет в девять или десять, а к пятнадцати годам, когда девушка поступила в католическую школу в Мериде, столице штата Юкатан, два ее стихотворения уже были опубликованы в престижной «Диарио де Мехико». [40]
— Окончив среднюю школу, Бенита удивила своих учителей и семейство, объявив, что хочет стать космонавтом. И в 2129 году она стала первой мексиканкой, поступившей в Космическую академию в Колорадо. Но, когда через четыре года она закончила учебное заведение, в космосе начиналось великое отступление. После краха 2134 года мир погрузился в депрессию, известную под названием Великого хаоса, и практически все космические исследования были прекращены. В 2137 году МКА уволило Бениту в отставку, и она уже решила, что ее космическая карьера закончена.
— Но в 2144 году один из последних межпланетных транспортных кораблей «Джеймс Мартин» кое-как добрался от Марса до Земли, имея на борту женщин и детей, эвакуированных из марсианских колоний. Космический корабль едва удалось вывести на околоземную орбиту и похоже было, что пассажиры погибнут. Тогда Бенита Гарсиа и трое ее друзей из корпуса космонавтов сумели соорудить спасательный аппарат и спасли двадцать четыре пассажира после самой впечатляющей вылазки в космос, которую знала история…
Элли отвлеклась от повествования Эпонины и попыталась представить себе, как было здорово в этом спасательном полете. Бенита вручную вела свой космический корабль, не связываясь с центрами управления на Земле, рисковала своей жизнью ради спасения остальных. Можно ли предложить большую жертву своим собратьям по вере?
И пока она думала о самопожертвовании Гарсиа, перед умственным взором Элли возникла ее мать: различные облики Николь быстро следовали один за другим. Сперва Элли увидела мать в мантии судьи — перед сенатом. Вот Николь на ночь растирает шею ее отцу; вот терпеливо учит Бенджи читать; вот едет с Патриком на велосипеде, чтобы сыграть в теннис в парке; вот говорит Линку, что приготовить на обед. В последней сценке Элли увидела Николь сидящей возле себя на кровати и отвечающей на ее вопросы о жизни и любви. «Моя героиня — это моя мать, — вдруг поняла Элли. — И она проявляла такое же самопожертвование, как и Бенита Гарсиа».
— …представьте теперь, если сумеете, молодую мексиканскую девушку шестнадцати лет, вернувшуюся домой на каникулы из школы… вот она медленно поднимается по крутым ступеням пирамиды Волшебника в Ушмале. Теплым весенним утром игуаны играют среди камней и в руинах…
Эпонина кивнула Элли. Время было читать стихотворение. Девушка встала с места и продекламировала:
Старуха-ящерка, прошли перед тобой
Все слезы наши, радости,
Мечтания, что наполняли сердце,
И страшные желанья.
Зачем, зачем все неизменно?
И разве не сидела индеанка, мать матери моей,
На этих же ступенях
В века иные, и в другом убранстве,
И признавалась пред тобой в страстях,
Которых не должна, не может разделять?
По ночам я гляжу на звезды,
Среди них себя замечаю.
Сердце парит к высотам,