Страница:
— Отдалился, и я знаю почему, — сказал Эмерсон. — Когда мать Марка умерла, его отец уволил домработницу, и она какое-то время работала у нас. Она любит посплетничать, выболтала нам всю подноготную Флейшманов. Все знают, что в Деннисе, старшем брате, мать души не чаяла. Она так и не оправилась после его смерти, а в несчастном случае винила Марка. У них там длинная и крутая подъездная дорога, и Марк упрашивал Денниса научить его водить машину. Марку было тринадцать, и ему не разрешали ездить без Денниса. В тот день он немного покатался, ну а когда вылез, то забыл поставить ручной тормоз. Деннис и моргнуть не успел, как машина скатилась на него с холма.
— Как она узнала? — спросила Джин.
— По словам домработницы, однажды ночью, незадолго до смерти матери, что-то случилось, и она совсем отреклась от Марка. Даже вычеркнула его из завещания — ей немало денег перепало от родни ее матери. Марк в то время учился в мединституте.
— Но ему было всего тринадцать, когда произошел несчастный случай, — запротестовала Джин.
— А он всегда завидовал брату, — тихо сказал Картер Стюарт. — Можешь быть уверена. Однако он мог восстановить отношения с отцом или, может, у него остался ключ от дома и он узнал, что отец в отъезде.
Неужели Марк солгал, что возвращается в Бостон? — удивилась Джин. Выходит, он специально подошел вчера в баре к нашему столу, рассказать, что проходил мимо отцовского дома. Неужели он все еще в городе, вместе с Лаурой?
Она не хотела в это верить.
— Мы все убеждены, что Лаура уехала вместе с кем-то, — проговорил Гордон Эймори. — Но возможно, она сама поехала к кому-то. Например, в соседний Гринвич, Бедфорд и Вестпорт, где у нее много именитых друзей.
Джек Эмерсон принес список приглашенных на встречу выпускников. Они распределили между собой, кто кому звонит, надеясь, что кто-нибудь сможет ответить на вопрос, куда уехала Лаура.
Они договорились встретиться утром, и вышли из ресторана. Картер Стюарт и Джек Эмерсон направились к своим машинам. В вестибюле Джин сказала Гордону Эймори и Робби Бренту, что собирается поговорить с портье.
— Что ж, будем прощаться, — сказал Гордон. — Мне еще предстоит сделать несколько звонков.
— Сейчас воскресенье, Горди, — сказал Робби Брент. — Что такое важное не может подождать до утра?
Гордон Эймори пристально посмотрел в нарочито ^евинное лицо Робби.
— Как тебе известно, я предпочитаю, чтобы ко мне обращались «Гордон», — сказал он, не повышая голоса. — Спокойной ночи, Джин.
— Напыщенный индюк, — сказал Робби, глядя, как Гордон идет через вестибюль и вызывает лифт. — Держу пари, что он поднимется к себе и включит телевизор. Сегодня премьера нового сериала на одном из его каналов. А может, он просто хочет полюбоваться в зеркале своим новым прелестным личиком. Честное слово, Джинни, этот пластический хирург, наверное, гений. Помнишь, каким Горди был в детстве?
Мне все равно, что он собирается, подумала Джин. Я просто хочу проверить, не звонила ли Лаура, а затем подняться к себе и лечь спать.
— Гордон молодец! Он сумел полностью изменить свою жизнь. Детство у него было кошмарное.
— Как и у всех нас, — отмахнулся Робби. — Конечно, не считая нашей без вести пропавшей королевы красоты. — Он пожал плечами. — Схожу за курткой и прогуляюсь. Я помешан на здоровом образе жизни, но вся моя физкультура за эти выходные — нескольких пеших прогулок. Спортзал здесь совсем убогий.
— А есть на твой взгляд хоть что-нибудь не совсем убогое в этом городе, отеле, или в людях, с которыми ты здесь встречался? — не сдержавшись, резко выпалила Джин.
— Почти ничего, — радостно сказал Робби. — Конечно, кроме тебя, Джинни. Мне грустно было смотреть, как ты расстроилась, когда мы обсуждали Марка и Лауру. Официально заявляю: я заметил, что он и с тобой заигрывал. Сложно понять, чего он хочет. Но большинство психиатров гораздо более чокнутые, чем их пациенты. Если Марк убрал тормоз на машине и убил брата, значит, осознанно или нет, он замышлял это. Ведь это был новый автомобиль Денниса, подарок родителей в честь окончания Стоункрофта. Подумай об этом.
Подмигнув и помахав рукой, он направился к лифтам. Взбешенная и униженная тем, что он заметил ее реакцию на предположение насчет Марка и Лауры, Джин подошла к конторке, где дежурила Эми Сакс, невысокая женщина с тихим голосом, короткими русыми волосами и в огромных очках, едва державшихся на переносице.
— Нет, мы пока не получали никаких известий от мисс Уилкокс, — сказала она. — Но вам пришел факс, доктор Шеридан. — Она достала с полки белый конверт.
У Джин пересохло во рту. Мысленно убеждая себя подождать и прочесть послание в номере, она вскрыла конверт.
Четыре слова: «Зловонней плевел лилии гниенье»[14].
Лилии гниенье, подумала Джин. Мертвая Лили.
— Что-то не так, доктор Шеридан? — встревожилась мышка-портье. — Надеюсь, не получили плохих известий?
— Что? Нет... все хорошо, благодарю вас. — Потрясенная, Джин поднялась в номер, открыла сумочку и перетряхнула бумажник в поисках номера мобильного Сэма Дигана. Его лаконичное «Сэм Диган» заставило ее вспомнить, что уже около десяти вечера и он, видимо, спал.
— Сэм, я, наверное, вас разбудила...
— Нет, вовсе нет, — перебил он. — Что случилось, Джин? Позвонила Лаура?
— Нет, это насчет Лили. Еще один факс.
— Зачитай мне.
Ее голос дрожал, когда она читала ему эти четыре слова.
— Сэм, это цитата из Шекспира. Мертвые лилии. Сэм, кто бы это ни прислал, он угрожает убить моего ребенка. — В голосе Джин зазвучали истеричные нотки, и она выкрикнула: — Как мне его остановить?! Что мне делать?!
37
38
39
40
41
— Как она узнала? — спросила Джин.
— По словам домработницы, однажды ночью, незадолго до смерти матери, что-то случилось, и она совсем отреклась от Марка. Даже вычеркнула его из завещания — ей немало денег перепало от родни ее матери. Марк в то время учился в мединституте.
— Но ему было всего тринадцать, когда произошел несчастный случай, — запротестовала Джин.
— А он всегда завидовал брату, — тихо сказал Картер Стюарт. — Можешь быть уверена. Однако он мог восстановить отношения с отцом или, может, у него остался ключ от дома и он узнал, что отец в отъезде.
Неужели Марк солгал, что возвращается в Бостон? — удивилась Джин. Выходит, он специально подошел вчера в баре к нашему столу, рассказать, что проходил мимо отцовского дома. Неужели он все еще в городе, вместе с Лаурой?
Она не хотела в это верить.
— Мы все убеждены, что Лаура уехала вместе с кем-то, — проговорил Гордон Эймори. — Но возможно, она сама поехала к кому-то. Например, в соседний Гринвич, Бедфорд и Вестпорт, где у нее много именитых друзей.
Джек Эмерсон принес список приглашенных на встречу выпускников. Они распределили между собой, кто кому звонит, надеясь, что кто-нибудь сможет ответить на вопрос, куда уехала Лаура.
Они договорились встретиться утром, и вышли из ресторана. Картер Стюарт и Джек Эмерсон направились к своим машинам. В вестибюле Джин сказала Гордону Эймори и Робби Бренту, что собирается поговорить с портье.
— Что ж, будем прощаться, — сказал Гордон. — Мне еще предстоит сделать несколько звонков.
— Сейчас воскресенье, Горди, — сказал Робби Брент. — Что такое важное не может подождать до утра?
Гордон Эймори пристально посмотрел в нарочито ^евинное лицо Робби.
— Как тебе известно, я предпочитаю, чтобы ко мне обращались «Гордон», — сказал он, не повышая голоса. — Спокойной ночи, Джин.
— Напыщенный индюк, — сказал Робби, глядя, как Гордон идет через вестибюль и вызывает лифт. — Держу пари, что он поднимется к себе и включит телевизор. Сегодня премьера нового сериала на одном из его каналов. А может, он просто хочет полюбоваться в зеркале своим новым прелестным личиком. Честное слово, Джинни, этот пластический хирург, наверное, гений. Помнишь, каким Горди был в детстве?
Мне все равно, что он собирается, подумала Джин. Я просто хочу проверить, не звонила ли Лаура, а затем подняться к себе и лечь спать.
— Гордон молодец! Он сумел полностью изменить свою жизнь. Детство у него было кошмарное.
— Как и у всех нас, — отмахнулся Робби. — Конечно, не считая нашей без вести пропавшей королевы красоты. — Он пожал плечами. — Схожу за курткой и прогуляюсь. Я помешан на здоровом образе жизни, но вся моя физкультура за эти выходные — нескольких пеших прогулок. Спортзал здесь совсем убогий.
— А есть на твой взгляд хоть что-нибудь не совсем убогое в этом городе, отеле, или в людях, с которыми ты здесь встречался? — не сдержавшись, резко выпалила Джин.
— Почти ничего, — радостно сказал Робби. — Конечно, кроме тебя, Джинни. Мне грустно было смотреть, как ты расстроилась, когда мы обсуждали Марка и Лауру. Официально заявляю: я заметил, что он и с тобой заигрывал. Сложно понять, чего он хочет. Но большинство психиатров гораздо более чокнутые, чем их пациенты. Если Марк убрал тормоз на машине и убил брата, значит, осознанно или нет, он замышлял это. Ведь это был новый автомобиль Денниса, подарок родителей в честь окончания Стоункрофта. Подумай об этом.
Подмигнув и помахав рукой, он направился к лифтам. Взбешенная и униженная тем, что он заметил ее реакцию на предположение насчет Марка и Лауры, Джин подошла к конторке, где дежурила Эми Сакс, невысокая женщина с тихим голосом, короткими русыми волосами и в огромных очках, едва державшихся на переносице.
— Нет, мы пока не получали никаких известий от мисс Уилкокс, — сказала она. — Но вам пришел факс, доктор Шеридан. — Она достала с полки белый конверт.
У Джин пересохло во рту. Мысленно убеждая себя подождать и прочесть послание в номере, она вскрыла конверт.
Четыре слова: «Зловонней плевел лилии гниенье»[14].
Лилии гниенье, подумала Джин. Мертвая Лили.
— Что-то не так, доктор Шеридан? — встревожилась мышка-портье. — Надеюсь, не получили плохих известий?
— Что? Нет... все хорошо, благодарю вас. — Потрясенная, Джин поднялась в номер, открыла сумочку и перетряхнула бумажник в поисках номера мобильного Сэма Дигана. Его лаконичное «Сэм Диган» заставило ее вспомнить, что уже около десяти вечера и он, видимо, спал.
— Сэм, я, наверное, вас разбудила...
— Нет, вовсе нет, — перебил он. — Что случилось, Джин? Позвонила Лаура?
— Нет, это насчет Лили. Еще один факс.
— Зачитай мне.
Ее голос дрожал, когда она читала ему эти четыре слова.
— Сэм, это цитата из Шекспира. Мертвые лилии. Сэм, кто бы это ни прислал, он угрожает убить моего ребенка. — В голосе Джин зазвучали истеричные нотки, и она выкрикнула: — Как мне его остановить?! Что мне делать?!
37
Сейчас она, наверное, получила факс. Все же непонятно, почему так приятно дразнить Джин, в особенности сейчас, когда он уже решил убить ее. Зачем он бередит ее рану, угрожая Мередит, девушке, которую Джин назвала Лили? На протяжении почти двадцати лет знание тайны ее рождения и удочерения казалось ему чем-то незначительным и бесполезным, вроде подарков, которые неприлично вернуть, и они вечно пылятся на полке.
И лишь в прошлом году, встретив ее родителей на званном обеде и узнав, кто они такие, он постарался подружиться с ними. В августе он даже пригласил их к себе в гости на выходные вместе с Мередит, которая приехала домой на каникулы. Тогда у него и возникла мысль взять у нее что-нибудь для проверки ДНК.
Вскоре подвернулся удобный случай украсть расческу. Все приглашенные купались в бассейне. Когда она расчесывала волосы после купания, зазвонил ее мобильный телефон. Она ответила на звонок и вышла поговорить. Он незаметно спрятал расческу в карман и пошел к гостям. На следующий день он отправил расческу и первое послание Джин.
Власть над жизнью и смертью... Эту его власть испытали на себе пять девушек из Стоункрофта, а также множество других женщин, выбранных случайно. Ему было интересно, как скоро найдут тело Хелен Уэлан. Не допустил ли он ошибку, положив ей в карман филина? До сих пор он прятал свой символ, не выставлял напоказ. Как в прошлом месяце, поджидая Элисон в домике у бассейна, оставил одного в ящике кухонного стола.
Свет в доме не горел. Он надел прибор ночного видения, отпер ключом заднюю дверь и вошел. Затем запер дверь, прошел через кухню к задней лестнице, бесшумно ступая, поднялся наверх.
Лаура находилась в спальне, до шестнадцати лет это была ее спальня — потом она со всей семьей переехала на Конкорд-авеню. Лаура лежала на кровати, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту. Ее золотистое вечернее платье поблескивало в темноте.
Она не слышала, как он вошел, и когда он склонился над ней, от ужаса у нее перехватило дыханье.
— Я вернулся, Лаура, — прошептал он. — Ты не рада? Она попыталась отодвинуться от него.
— Й-й-й-яаа ф-ф-фффиииил-л-л-лииин-н-н, я ж-ж-жив-в-в-вву на д-д-д-д-д... — прошипел он. — Ты думала, что передразнивать меня очень смешно, не так ли? Ты и сейчас так считаешь, Лаура? Думаешь, что смешно?
Через прибор ночного видения он заметил ужас в ее глазах. Она помотала головой, всхлипывая.
— Неверный ответ, Лаура. Ты ведь думаешь: как это смешно. Все вы, девушки, думаете: как это смешно. Покажи мне, что ты думаешь: как это смешно. Покажи.
Она закивала. Он вытащил кляп.
— Не кричи, Лаура, — прошептал он. — Никто тебя не услышит, а если начнешь кричать, я прижму к твоему лицу подушку. Поняла?
— Пожалуйста, — прошептала Лаура. — Пожалуйста...
— Нет, Лаура, я не хочу, чтобы ты говорила «пожалуйста». Я хочу, чтобы ты передразнила меня, произнесла ту мою реплику, а потом я хочу, чтобы ты засмеялась.
— Й-й-й-яаа ф-ф-фффиииил-л-л-лииин-н-н, я ж-ж-жив-в-в-вву на д-д-д-д-д....
Он одобрительно кивнул.
— Хорошо. Ты прекрасно передразниваешь. А теперь давай представим, что мы сидим вместе с девушками за обеденным столом и хихикаем, смеемся, хохочем... Я хочу увидеть, насколько все развеселились после того, как ты высмеяла меня.
— Я не могу... Прости...
Он схватил подушку и прижал к ее лицу. В отчаянии, Лаура принялась смеяться, взвизгивать, истерично поскуливать.
— Ха... Ха... Ха... — Из глаз у нее лились слезы. — Пожалуйста...
Он прикрыл ей рот рукой.
— Ты чуть не назвала меня по имени. Это запрещено. Ты можешь называть меня только Филином. Ты должна отрепетировать роль веселящихся девушек. Сейчас я развяжу тебе руки и дам поесть. Я принес тебе суп и булочку. Правда, я хороший? Потом я позволю тебе сходить в туалет. Затем, когда ты опять ляжешь на кровать, я позвоню в отель с твоего мобильного. Скажешь портье, что ты с друзьями, с планами не определилась, и пусть они оставят номер за тобой. Ты все поняла, Лаура?
— Да, — еле слышно прошептала она.
— Если попытаешься каким-то образом просить о помощи, тотчас же умрешь. Ты это понимаешь?
— Да.
— Очень хорошо.
Через двадцать минут сработал автоответчик «Глен-Ридж Хауз», предложив абоненту нажать «тройку», если он желает забронировать номер.
Зазвонил телефон на регистрационной конторке. Портье сняла трубку.
— Дежурный портье Эми Сакс слушает. Мисс Уилкокс?! — воскликнула она. — Как хорошо, что вы позвонили! Мы все так беспокоимся о вас. Ваши друзья обрадуются, узнав, что вы позвонили. Конечно, комната остается за вами. У вас все хорошо, вы уверены?
Филин оборвал связь.
— Ты все сделала правильно, Лаура. Голос немного напряженный, но, пожалуй, естественный. Похоже, у тебя есть задатки актрисы. — Он снова вставил ей кляп. — Скоро я вернусь. Постарайся поспать. И пусть тебе приснюсь я.
И лишь в прошлом году, встретив ее родителей на званном обеде и узнав, кто они такие, он постарался подружиться с ними. В августе он даже пригласил их к себе в гости на выходные вместе с Мередит, которая приехала домой на каникулы. Тогда у него и возникла мысль взять у нее что-нибудь для проверки ДНК.
Вскоре подвернулся удобный случай украсть расческу. Все приглашенные купались в бассейне. Когда она расчесывала волосы после купания, зазвонил ее мобильный телефон. Она ответила на звонок и вышла поговорить. Он незаметно спрятал расческу в карман и пошел к гостям. На следующий день он отправил расческу и первое послание Джин.
Власть над жизнью и смертью... Эту его власть испытали на себе пять девушек из Стоункрофта, а также множество других женщин, выбранных случайно. Ему было интересно, как скоро найдут тело Хелен Уэлан. Не допустил ли он ошибку, положив ей в карман филина? До сих пор он прятал свой символ, не выставлял напоказ. Как в прошлом месяце, поджидая Элисон в домике у бассейна, оставил одного в ящике кухонного стола.
Свет в доме не горел. Он надел прибор ночного видения, отпер ключом заднюю дверь и вошел. Затем запер дверь, прошел через кухню к задней лестнице, бесшумно ступая, поднялся наверх.
Лаура находилась в спальне, до шестнадцати лет это была ее спальня — потом она со всей семьей переехала на Конкорд-авеню. Лаура лежала на кровати, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту. Ее золотистое вечернее платье поблескивало в темноте.
Она не слышала, как он вошел, и когда он склонился над ней, от ужаса у нее перехватило дыханье.
— Я вернулся, Лаура, — прошептал он. — Ты не рада? Она попыталась отодвинуться от него.
— Й-й-й-яаа ф-ф-фффиииил-л-л-лииин-н-н, я ж-ж-жив-в-в-вву на д-д-д-д-д... — прошипел он. — Ты думала, что передразнивать меня очень смешно, не так ли? Ты и сейчас так считаешь, Лаура? Думаешь, что смешно?
Через прибор ночного видения он заметил ужас в ее глазах. Она помотала головой, всхлипывая.
— Неверный ответ, Лаура. Ты ведь думаешь: как это смешно. Все вы, девушки, думаете: как это смешно. Покажи мне, что ты думаешь: как это смешно. Покажи.
Она закивала. Он вытащил кляп.
— Не кричи, Лаура, — прошептал он. — Никто тебя не услышит, а если начнешь кричать, я прижму к твоему лицу подушку. Поняла?
— Пожалуйста, — прошептала Лаура. — Пожалуйста...
— Нет, Лаура, я не хочу, чтобы ты говорила «пожалуйста». Я хочу, чтобы ты передразнила меня, произнесла ту мою реплику, а потом я хочу, чтобы ты засмеялась.
— Й-й-й-яаа ф-ф-фффиииил-л-л-лииин-н-н, я ж-ж-жив-в-в-вву на д-д-д-д-д....
Он одобрительно кивнул.
— Хорошо. Ты прекрасно передразниваешь. А теперь давай представим, что мы сидим вместе с девушками за обеденным столом и хихикаем, смеемся, хохочем... Я хочу увидеть, насколько все развеселились после того, как ты высмеяла меня.
— Я не могу... Прости...
Он схватил подушку и прижал к ее лицу. В отчаянии, Лаура принялась смеяться, взвизгивать, истерично поскуливать.
— Ха... Ха... Ха... — Из глаз у нее лились слезы. — Пожалуйста...
Он прикрыл ей рот рукой.
— Ты чуть не назвала меня по имени. Это запрещено. Ты можешь называть меня только Филином. Ты должна отрепетировать роль веселящихся девушек. Сейчас я развяжу тебе руки и дам поесть. Я принес тебе суп и булочку. Правда, я хороший? Потом я позволю тебе сходить в туалет. Затем, когда ты опять ляжешь на кровать, я позвоню в отель с твоего мобильного. Скажешь портье, что ты с друзьями, с планами не определилась, и пусть они оставят номер за тобой. Ты все поняла, Лаура?
— Да, — еле слышно прошептала она.
— Если попытаешься каким-то образом просить о помощи, тотчас же умрешь. Ты это понимаешь?
— Да.
— Очень хорошо.
Через двадцать минут сработал автоответчик «Глен-Ридж Хауз», предложив абоненту нажать «тройку», если он желает забронировать номер.
Зазвонил телефон на регистрационной конторке. Портье сняла трубку.
— Дежурный портье Эми Сакс слушает. Мисс Уилкокс?! — воскликнула она. — Как хорошо, что вы позвонили! Мы все так беспокоимся о вас. Ваши друзья обрадуются, узнав, что вы позвонили. Конечно, комната остается за вами. У вас все хорошо, вы уверены?
Филин оборвал связь.
— Ты все сделала правильно, Лаура. Голос немного напряженный, но, пожалуй, естественный. Похоже, у тебя есть задатки актрисы. — Он снова вставил ей кляп. — Скоро я вернусь. Постарайся поспать. И пусть тебе приснюсь я.
38
Джейк Перкинс знал, что портье, выгнавший его из «Глен-Риджа», сдает дежурство в восемь вечера, а значит, можно вернуться в отель после восьми и послоняться у конторки, за которой дежурит Эми Сакс, посмотреть, как будут развиваться события.
Поужинав с родителями, которым он рассказал о событиях в отеле, Джейк перечитал заметки для «Пост». Он решил подождать до утра, прежде чем звонить в газету. К тому времени пройдут сутки, как пропала Лаура Уилкокс.
В десять вечера он вернулся в «Глен-Ридж» и вошел в пустой вестибюль. У конторки стояла Эми Сакс.
Эми он нравился, и знал это. В прошлом году он писал об одном банкете для школьной газеты, и она сказала, что он напоминает ее брата в детстве.
— Единственное отличие в том, что ему сорок шесть, а тебе шестнадцать, — сказала она тогда и улыбнулась. — Он хотел стать репортером и, в каком-то смысле, стал им. Он владеет транспортной компанией, которая занимается доставкой газет.
Интересно, думал Джейк, многие ли способны понять, что за боязливой угодливостью и застенчивостью Эми скрываются прекрасное чувство юмора и острая проницательность.
Она приветствовала его робкой улыбкой:
— Привет, Джейк.
— Привет, Эми. Вот, подумал, загляну к тебе, может, ты что-то слышала о Лауре Уилкокс.
— Ни слова. — Тут же зазвонил телефон, стоявший у ее локтя и она сняла трубку. — Дежурный портье Эми Сакс слушает, — произнесла она.
И сразу изменилась в лице, выдохнув: «Мисс Уилкокс...»
Джейк перегнулся через конторку и жестом попросил Эми немного отодвинуть трубку от уха, чтобы он тоже мог слышать. Он услышал, как Лаура сказала, что она с друзьями, планы у нее неопределенные и попросила оставить за ней номер.
Похоже, она не в себе, подумал Джейк. Чем-то расстроена. У нее дрожит голос.
Разговор занял двадцать секунд. Эми положила трубку, и они с Джейком переглянулись.
— Где бы она ни находилась, ей там не очень-то хорошо, — прямо сказал он.
— Может, у нее похмелье, — предположила Эми. — В прошлом году я читала в «Пипл» статью о ней, там говорилось, что она проходила курс лечения от алкогольной зависимости.
— Что ж, может, дело и в этом, — согласился Джек. Он пожал плечами. Погибла моя сенсация, подумал он.
— Как ты думаешь, Эми, куда она уехала? — спросил он. — Ты дежурила в выходные. Не заметила, может, она с кем-то особенно сблизилась?
Эми Сакс нахмурилась, ее огромные очки соскользнули на кончик носа.
— Несколько раз я видела ее под руку с доктором Флейшманом. И он первым выписался утром в воскресенье, до полдника в Стоункрофте. Может, он где-то оставил ее протрезветь, а потом побоялся за ней вернуться.
Она открыла ящик стола и достала визитку.
— Я обещала этому детективу, мистеру Дигану, что позвоню ему, если будут вести от мисс Уилкокс.
— Я пойду, — сказал Джейк. — Пока, Эми. — Помахав рукой, он зашагал к парадной двери, а она принялась набирать номер. Он вышел наружу, постоял на тротуаре, затем направился к своей машине, но на полпути развернулся и вернулся к конторке.
— Ты дозвонилась до мистера Дигана? — спросил он.
— Да. Я сказала ему, что она позвонила. Он сказал, что это хорошо и велел сообщить ему, когда она явится за своими вещами.
— Вот этого я и боялся, Эми. Дай-ка мне номер Сэма Дигана.
Она встревожилась.
— Зачем?
— Затем, что, по-моему, Лаура Уилкокс скорее напугана, чем с похмелья, и мне кажется, что мистеру Дигану лучше знать об этом.
— Если кто-то узнает, что я позволила тебе подслушивать, я потеряю работу.
— Нет, не потеряешь. Я скажу, что как только ты назвала ее имя, я схватился за трубку и держал ее так, чтобы слышать разговор. Эми, пять подруг Лауры мертвы. Если ее удерживают против ее воли, долго она не протянет.
Едва Сэм Диган закончил разговор с Джин, как позвонила портье из «Глен-Риджа». Сначала он разозлился: до чего же самовлюбленная эта Лаура Уилкокс! Пропустила поминальную службу по лучшей подруге, заставила волноваться стольких людей, не отменила такси. Но потом возникло тревожное ощущение — есть что-то подозрительное в туманной истории, которую она поведала, и в том, что, по словам портье, мисс Уилкокс, судя по голосу, или сильно нервничает, или с похмелья.
Затем позвонил Джейк Перкинс, и смутная тревога превратилась в уверенность, особенно, когда Джейк подчеркнул: он считает, что голос Уилкокс звучал испуганно.
— Ты согласен с мисс Сакс, что Лаура Уилкокс позвонила в отель ровно в десять тридцать? — спросил Сэм.
— Ровно в десять тридцать, — подтвердил Джейк. — Мистер Диган, вы собираетесь проследить звонок? Я хочу сказать, если она звонила со своего мобильного, то вы ведь можете определить, где она в это время находилась?
— Да, именно так, — раздраженно сказал Сэм. Умник нашелся. Впрочем, он хочет быть полезным, так что можно закрыть глаза на его назойливость.
— Рад стараться, буду держать ухо востро, — радостно отозвался Джейк. Мысль о том, что Лаура Уилкокс в опасности, а он принимает участие в ее розыске, наполняла его чувством собственной значимости.
— Дерзай, — сказал Сэм, затем неохотно добавил, — и это... спасибо, Джейк.
Сэм положил трубку и сел на кровати. Он понимал, что, по крайней мере, на несколько часов о сне можно забыть. Надо сообщить Джин, что Лаура звонила в отель, потом получить у судьи разрешение на просмотр входящих телефонных звонков. Он знал, что в «Глен-Ридже» есть определитель номера. Когда он узнает номер, то пойдет с разрешением в телефонную компанию, чтобы выяснить имя абонента и локализовать антенну, принявшую звонок.
Судья Хайген из Гошена, видимо, ближайший судья в округе Оранж, уполномоченный выдавать подобные разрешения. Пока Сэм дозванивался в прокуратуру, узнавал телефон судьи Хайгена, он вдруг осознал: вот оно, мерило степени его беспокойства о Лауре — он собирается разбудить сварливого судью сейчас, вместо того, чтобы начать поиски пропавшей утром.
Поужинав с родителями, которым он рассказал о событиях в отеле, Джейк перечитал заметки для «Пост». Он решил подождать до утра, прежде чем звонить в газету. К тому времени пройдут сутки, как пропала Лаура Уилкокс.
В десять вечера он вернулся в «Глен-Ридж» и вошел в пустой вестибюль. У конторки стояла Эми Сакс.
Эми он нравился, и знал это. В прошлом году он писал об одном банкете для школьной газеты, и она сказала, что он напоминает ее брата в детстве.
— Единственное отличие в том, что ему сорок шесть, а тебе шестнадцать, — сказала она тогда и улыбнулась. — Он хотел стать репортером и, в каком-то смысле, стал им. Он владеет транспортной компанией, которая занимается доставкой газет.
Интересно, думал Джейк, многие ли способны понять, что за боязливой угодливостью и застенчивостью Эми скрываются прекрасное чувство юмора и острая проницательность.
Она приветствовала его робкой улыбкой:
— Привет, Джейк.
— Привет, Эми. Вот, подумал, загляну к тебе, может, ты что-то слышала о Лауре Уилкокс.
— Ни слова. — Тут же зазвонил телефон, стоявший у ее локтя и она сняла трубку. — Дежурный портье Эми Сакс слушает, — произнесла она.
И сразу изменилась в лице, выдохнув: «Мисс Уилкокс...»
Джейк перегнулся через конторку и жестом попросил Эми немного отодвинуть трубку от уха, чтобы он тоже мог слышать. Он услышал, как Лаура сказала, что она с друзьями, планы у нее неопределенные и попросила оставить за ней номер.
Похоже, она не в себе, подумал Джейк. Чем-то расстроена. У нее дрожит голос.
Разговор занял двадцать секунд. Эми положила трубку, и они с Джейком переглянулись.
— Где бы она ни находилась, ей там не очень-то хорошо, — прямо сказал он.
— Может, у нее похмелье, — предположила Эми. — В прошлом году я читала в «Пипл» статью о ней, там говорилось, что она проходила курс лечения от алкогольной зависимости.
— Что ж, может, дело и в этом, — согласился Джек. Он пожал плечами. Погибла моя сенсация, подумал он.
— Как ты думаешь, Эми, куда она уехала? — спросил он. — Ты дежурила в выходные. Не заметила, может, она с кем-то особенно сблизилась?
Эми Сакс нахмурилась, ее огромные очки соскользнули на кончик носа.
— Несколько раз я видела ее под руку с доктором Флейшманом. И он первым выписался утром в воскресенье, до полдника в Стоункрофте. Может, он где-то оставил ее протрезветь, а потом побоялся за ней вернуться.
Она открыла ящик стола и достала визитку.
— Я обещала этому детективу, мистеру Дигану, что позвоню ему, если будут вести от мисс Уилкокс.
— Я пойду, — сказал Джейк. — Пока, Эми. — Помахав рукой, он зашагал к парадной двери, а она принялась набирать номер. Он вышел наружу, постоял на тротуаре, затем направился к своей машине, но на полпути развернулся и вернулся к конторке.
— Ты дозвонилась до мистера Дигана? — спросил он.
— Да. Я сказала ему, что она позвонила. Он сказал, что это хорошо и велел сообщить ему, когда она явится за своими вещами.
— Вот этого я и боялся, Эми. Дай-ка мне номер Сэма Дигана.
Она встревожилась.
— Зачем?
— Затем, что, по-моему, Лаура Уилкокс скорее напугана, чем с похмелья, и мне кажется, что мистеру Дигану лучше знать об этом.
— Если кто-то узнает, что я позволила тебе подслушивать, я потеряю работу.
— Нет, не потеряешь. Я скажу, что как только ты назвала ее имя, я схватился за трубку и держал ее так, чтобы слышать разговор. Эми, пять подруг Лауры мертвы. Если ее удерживают против ее воли, долго она не протянет.
Едва Сэм Диган закончил разговор с Джин, как позвонила портье из «Глен-Риджа». Сначала он разозлился: до чего же самовлюбленная эта Лаура Уилкокс! Пропустила поминальную службу по лучшей подруге, заставила волноваться стольких людей, не отменила такси. Но потом возникло тревожное ощущение — есть что-то подозрительное в туманной истории, которую она поведала, и в том, что, по словам портье, мисс Уилкокс, судя по голосу, или сильно нервничает, или с похмелья.
Затем позвонил Джейк Перкинс, и смутная тревога превратилась в уверенность, особенно, когда Джейк подчеркнул: он считает, что голос Уилкокс звучал испуганно.
— Ты согласен с мисс Сакс, что Лаура Уилкокс позвонила в отель ровно в десять тридцать? — спросил Сэм.
— Ровно в десять тридцать, — подтвердил Джейк. — Мистер Диган, вы собираетесь проследить звонок? Я хочу сказать, если она звонила со своего мобильного, то вы ведь можете определить, где она в это время находилась?
— Да, именно так, — раздраженно сказал Сэм. Умник нашелся. Впрочем, он хочет быть полезным, так что можно закрыть глаза на его назойливость.
— Рад стараться, буду держать ухо востро, — радостно отозвался Джейк. Мысль о том, что Лаура Уилкокс в опасности, а он принимает участие в ее розыске, наполняла его чувством собственной значимости.
— Дерзай, — сказал Сэм, затем неохотно добавил, — и это... спасибо, Джейк.
Сэм положил трубку и сел на кровати. Он понимал, что, по крайней мере, на несколько часов о сне можно забыть. Надо сообщить Джин, что Лаура звонила в отель, потом получить у судьи разрешение на просмотр входящих телефонных звонков. Он знал, что в «Глен-Ридже» есть определитель номера. Когда он узнает номер, то пойдет с разрешением в телефонную компанию, чтобы выяснить имя абонента и локализовать антенну, принявшую звонок.
Судья Хайген из Гошена, видимо, ближайший судья в округе Оранж, уполномоченный выдавать подобные разрешения. Пока Сэм дозванивался в прокуратуру, узнавал телефон судьи Хайгена, он вдруг осознал: вот оно, мерило степени его беспокойства о Лауре — он собирается разбудить сварливого судью сейчас, вместо того, чтобы начать поиски пропавшей утром.
39
Джин, боясь, что заснет и не услышит телефон, выставила на мобильном максимальный уровень громкости. Сэм предположил, что следующим шагом человека, писавшего ей о Лили, может стать телефонный звонок. «При условии, что все это из-за денег, — сказал он. — Некто хочет, чтобы ты поверила, будто Лили в опасности. Надеюсь, он постарается поговорить с тобой. Если он сделает это, мы попробуем проследить звонок».
Ему удалось немного ее успокоить. «Джин, если ты позволишь тревоге парализовать тебя, то станешь сама себе злейшим врагом. Ты говорила, что никому не рассказывала о ребенке, а в Чикаго ты находилась под девичьей фамилией матери. Но кто-то все выведал, возможно, совсем недавно, а возможно, и девятнадцать с половиной лет назад. Все может быть. Помоги себе сама, попытайся вспомнить, не видела ли ты кого-нибудь в приемной доктора Коннорса, когда ходила к нему на консультацию, медсестру или секретаря, догадавшихся, зачем ты туда пришла, и любопытных настолько, чтобы выяснить, кто удочерил девочку. Не забывай, что ты теперь знаменита, ведь твоя книга хорошо раскупается. Из твоих интервью стало известно о новом договоре с издателем. Моя версия — некто, знакомый с Лили, решил шантажировать тебя, угрожая ей. Утром я схожу в церковь Святого Фомы и поговорю с пастором, а ты начинай составлять список всех, с кем тогда дружила, особенно тех, кто мог иметь доступ к твоей учетной карточке».
После невозмутимых рассуждений Сэма ее нарастающую панику как рукой сняло. Джин попрощалась с ним, взяла блокнот и написала на первой странице: КАБИНЕТ ДОКТОРА КОННОРСА.
Насколько она помнила, медсестрой у него была веселая, крупная женщина лет пятидесяти. Пегги. Так ее звали. Фамилия ирландская и начиналась на К. Келли? Кеннеди? Киган? Ничего, еще всплывет в памяти, думала она. Начало положено.
Пронзительный звонок мобильного заставил ее подскочить. Она взяла телефон и глянула на часы. Почти одиннадцать. Лаура, подумала она. Наверное, вернулась. Сообщение Сэма, что Лаура позвонила портье, вроде как должно было обнадежить, но Джин уловила озабоченность в его голосе.
— Вы уверены, что-то не так, не правда ли? — спросила она.
— Возможно. Но она хотя бы позвонила.
А значит, она еще жива, подумала Джин. Вот что он хотел сказать. И спросила, тщательно подбирая слова:
— Вы полагаете, что по какой-либо причине у Лауры нет возможности сюда вернуться?
— Джин, этим звонком я собирался успокоить тебя насчет Лауры, но лучше уж буду с тобой откровенен. Дело в том, что оба слышавших ее человека утверждают: говорила она не совсем естественным тоном. Из девушек, сидевших за обеденным столом, до сих пор живы ты и Лаура. Пока мы не будем знать наверняка, где она и с кем, будь предельно осторожна.
Ему удалось немного ее успокоить. «Джин, если ты позволишь тревоге парализовать тебя, то станешь сама себе злейшим врагом. Ты говорила, что никому не рассказывала о ребенке, а в Чикаго ты находилась под девичьей фамилией матери. Но кто-то все выведал, возможно, совсем недавно, а возможно, и девятнадцать с половиной лет назад. Все может быть. Помоги себе сама, попытайся вспомнить, не видела ли ты кого-нибудь в приемной доктора Коннорса, когда ходила к нему на консультацию, медсестру или секретаря, догадавшихся, зачем ты туда пришла, и любопытных настолько, чтобы выяснить, кто удочерил девочку. Не забывай, что ты теперь знаменита, ведь твоя книга хорошо раскупается. Из твоих интервью стало известно о новом договоре с издателем. Моя версия — некто, знакомый с Лили, решил шантажировать тебя, угрожая ей. Утром я схожу в церковь Святого Фомы и поговорю с пастором, а ты начинай составлять список всех, с кем тогда дружила, особенно тех, кто мог иметь доступ к твоей учетной карточке».
После невозмутимых рассуждений Сэма ее нарастающую панику как рукой сняло. Джин попрощалась с ним, взяла блокнот и написала на первой странице: КАБИНЕТ ДОКТОРА КОННОРСА.
Насколько она помнила, медсестрой у него была веселая, крупная женщина лет пятидесяти. Пегги. Так ее звали. Фамилия ирландская и начиналась на К. Келли? Кеннеди? Киган? Ничего, еще всплывет в памяти, думала она. Начало положено.
Пронзительный звонок мобильного заставил ее подскочить. Она взяла телефон и глянула на часы. Почти одиннадцать. Лаура, подумала она. Наверное, вернулась. Сообщение Сэма, что Лаура позвонила портье, вроде как должно было обнадежить, но Джин уловила озабоченность в его голосе.
— Вы уверены, что-то не так, не правда ли? — спросила она.
— Возможно. Но она хотя бы позвонила.
А значит, она еще жива, подумала Джин. Вот что он хотел сказать. И спросила, тщательно подбирая слова:
— Вы полагаете, что по какой-либо причине у Лауры нет возможности сюда вернуться?
— Джин, этим звонком я собирался успокоить тебя насчет Лауры, но лучше уж буду с тобой откровенен. Дело в том, что оба слышавших ее человека утверждают: говорила она не совсем естественным тоном. Из девушек, сидевших за обеденным столом, до сих пор живы ты и Лаура. Пока мы не будем знать наверняка, где она и с кем, будь предельно осторожна.
40
Она понимала, что он убьет ее. Вопрос лишь, когда. Это казалось невероятным, но как только он ушел, она заснула. Сквозь занавески пробивался свет — значит, наступило утро. Понедельник или вторник? — думала Лаура, пытаясь не проснуться окончательно.
В субботу ночью, как только они зашли сюда, он разлил по бокалам шампанское и выпил за ее здоровье. Потом сказал: «Скоро День Всех Святых. Хочешь посмотреть, какую маску я себе купил?»
Он надел маску филина: круглые глазищи с большими черными зрачками в центре болезненно-желтой радужки обрамляли сероватые пучки перьев, постепенно темнеющие до бурого вокруг заостренного клюва с щелью рта. Я рассмеялась, вспомнила Лаура, потому что решила, что этого он и хотел. Но потом я поняла — с ним что-то не так, он изменился. Еще до того как он снял маску и связал мне руки, я поняла, что попала в ловушку.
Он затащил ее наверх, связал запястья, лодыжки; сунул в рот кляп, позаботившись при этом, чтобы она не задохнулась. Затем он обернул вокруг ее талии веревку и привязал к раме кровати.
— Читала когда-нибудь «Мамочкино золотце»[15]? — спросил он. — Джоан Кроуфорд всегда привязывала своих детей к кровати, на всякий случай, чтобы не вставали ночью. Она называла это «безопасным сном».
Потом он заставил ее декламировать реплику про филина на дереве, из той школьной пьесы. Снова и снова заставлял ее повторять слова, а потом он велел имитировать девушек за обеденным столом, насмехавшихся над ним. И каждый раз она видела убийственный гнев, закипавший в его глазах.
— Вы все издевались надо мной, — сказал он. — Я презираю тебя, Лаура. Смотреть на тебя не могу без отвращения.
Уходя, он специально оставил на комоде свой мобильный телефон.
— Только подумай, Лаура. Если ты дотянешься до него, сможешь позвать на помощь. Но лучше не надо. Если попытаешься освободиться, шнуры натянутся еще сильнее. Поверь мне.
Все же она попробовала и теперь в запястьях и лодыжках пульсировала боль. Во рту пересохло. Лаура попыталась увлажнить губы. Язык наткнулся на грубую ткань чулка, которым он заткнул ей рот, и к горлу подступила тошнота. Если ее вырвет, она захлебнется. Боже, помоги мне, в панике молилась она, подавив приступ тошноты.
Когда он вернулся в первый раз, в комнате было еще светло. Наверное, в воскресенье, подсчитала она. Он развязал мне руки, дал мне суп и булочку. И позволил сходить в туалет. Потом он долго не появлялся и вернулся, когда стало темно, видимо, ночью. И заставил меня позвонить. Зачем он со мной так поступает? Почему просто не убьет меня и не покончит со всем этим?
В голове у нее прояснилось. Как только она пошевелила руками и ногами, слабая пульсация превратилась в жгучую боль. Вечер субботы. Утро воскресенья. Вечер воскресенья. Наверное, сейчас утро понедельника. Она посмотрела на мобильный телефон. Не дотянуться. Если он снова даст ей позвонить, может, стоит попытаться выкрикнуть его имя?
Она представила подушку, глушащую звуки до того, как они вырвутся из ее рта, давящую ей на лицо. Не смогу, подумала Лаура. Не смогу. Может, если я не буду сердить его, кто-нибудь догадается, что со мной случилась беда и попытается отыскать меня? Проследят телефонный звонок. Я знаю, что проследят. Выяснят, чей это телефон.
Больше надеяться не на что, но облегчения это не принесло. Джин, подумала она. Он и ее намерен убить. Говорят, люди могут проецировать мысли. Попытаюсь послать свои Джин. Она закрыла глаза и представила Джин, какой та была на банкете — в ярко-синем вечернем платье. Двигая под чулком губами, она принялась произносить его имя вслух. «Джин, я с ним. Он убил тех девушек. Он убьет нас. Помоги мне, Джин. Я в своем бывшем доме. Найди меня, Джин!» Снова и снова она шептала его имя.
— Я запретил тебе называть меня по имени.
Она не слышала, что он вернулся. Несмотря на кляп, крик Лауры прорезал тишину комнаты, в которой она жила первые шестнадцать лет своей жизни.
В субботу ночью, как только они зашли сюда, он разлил по бокалам шампанское и выпил за ее здоровье. Потом сказал: «Скоро День Всех Святых. Хочешь посмотреть, какую маску я себе купил?»
Он надел маску филина: круглые глазищи с большими черными зрачками в центре болезненно-желтой радужки обрамляли сероватые пучки перьев, постепенно темнеющие до бурого вокруг заостренного клюва с щелью рта. Я рассмеялась, вспомнила Лаура, потому что решила, что этого он и хотел. Но потом я поняла — с ним что-то не так, он изменился. Еще до того как он снял маску и связал мне руки, я поняла, что попала в ловушку.
Он затащил ее наверх, связал запястья, лодыжки; сунул в рот кляп, позаботившись при этом, чтобы она не задохнулась. Затем он обернул вокруг ее талии веревку и привязал к раме кровати.
— Читала когда-нибудь «Мамочкино золотце»[15]? — спросил он. — Джоан Кроуфорд всегда привязывала своих детей к кровати, на всякий случай, чтобы не вставали ночью. Она называла это «безопасным сном».
Потом он заставил ее декламировать реплику про филина на дереве, из той школьной пьесы. Снова и снова заставлял ее повторять слова, а потом он велел имитировать девушек за обеденным столом, насмехавшихся над ним. И каждый раз она видела убийственный гнев, закипавший в его глазах.
— Вы все издевались надо мной, — сказал он. — Я презираю тебя, Лаура. Смотреть на тебя не могу без отвращения.
Уходя, он специально оставил на комоде свой мобильный телефон.
— Только подумай, Лаура. Если ты дотянешься до него, сможешь позвать на помощь. Но лучше не надо. Если попытаешься освободиться, шнуры натянутся еще сильнее. Поверь мне.
Все же она попробовала и теперь в запястьях и лодыжках пульсировала боль. Во рту пересохло. Лаура попыталась увлажнить губы. Язык наткнулся на грубую ткань чулка, которым он заткнул ей рот, и к горлу подступила тошнота. Если ее вырвет, она захлебнется. Боже, помоги мне, в панике молилась она, подавив приступ тошноты.
Когда он вернулся в первый раз, в комнате было еще светло. Наверное, в воскресенье, подсчитала она. Он развязал мне руки, дал мне суп и булочку. И позволил сходить в туалет. Потом он долго не появлялся и вернулся, когда стало темно, видимо, ночью. И заставил меня позвонить. Зачем он со мной так поступает? Почему просто не убьет меня и не покончит со всем этим?
В голове у нее прояснилось. Как только она пошевелила руками и ногами, слабая пульсация превратилась в жгучую боль. Вечер субботы. Утро воскресенья. Вечер воскресенья. Наверное, сейчас утро понедельника. Она посмотрела на мобильный телефон. Не дотянуться. Если он снова даст ей позвонить, может, стоит попытаться выкрикнуть его имя?
Она представила подушку, глушащую звуки до того, как они вырвутся из ее рта, давящую ей на лицо. Не смогу, подумала Лаура. Не смогу. Может, если я не буду сердить его, кто-нибудь догадается, что со мной случилась беда и попытается отыскать меня? Проследят телефонный звонок. Я знаю, что проследят. Выяснят, чей это телефон.
Больше надеяться не на что, но облегчения это не принесло. Джин, подумала она. Он и ее намерен убить. Говорят, люди могут проецировать мысли. Попытаюсь послать свои Джин. Она закрыла глаза и представила Джин, какой та была на банкете — в ярко-синем вечернем платье. Двигая под чулком губами, она принялась произносить его имя вслух. «Джин, я с ним. Он убил тех девушек. Он убьет нас. Помоги мне, Джин. Я в своем бывшем доме. Найди меня, Джин!» Снова и снова она шептала его имя.
— Я запретил тебе называть меня по имени.
Она не слышала, что он вернулся. Несмотря на кляп, крик Лауры прорезал тишину комнаты, в которой она жила первые шестнадцать лет своей жизни.
41
В понедельник утром, на рассвете, Джин, наконец, погрузилась в тяжелый прерывистый сон, и смутные, неопределенные видения, навязчивые и безысходные, то и дело выдергивали ее в явь. Но когда она окончательно проснулась, то с удивлением обнаружила, что уже почти половина десятого.
Она подумала, не заказать ли легкий завтрак в номер, но затем передумала — здесь есть не хотелось. Номер угнетал ее, а мрачные расцветки стен, покрывала и штор, заставляли тосковать по уютному дому в Александрии. Десять лет назад, на распродаже имущества, она купила двухэтажный дом в северном стиле, который последние сорок лет принадлежал одному затворнику. Дом был грязен, запущен, захламлен, но она влюбилась в него. Друзья пытались отговорить ее, убеждали, что подобное предприятие затянет ее в пучину финансовых проблем, однако вскоре они признали свою неправоту.
За мышиным пометом, отставшими обоями, вытертыми коврами, протекающими трубами, грязными печкой и холодильником, она разглядела высокие потолки, огромные окна, просторные комнаты и чудесный вид на Потомак, который тогда заслоняли разросшиеся деревья.
Чтобы купить дом и перестелить крышу, она отдала все, что у нее было. Затем собственноручно сделала небольшой ремонт — все вычистила, покрасила, наклеила обои. Она даже отциклевала паркетные полы, которые обнаружились под ветхими коврами.
Работа по обустройству дома помогла мне отвлечься, расслабиться, размышляла Джин, пока принимала душ, мыла и сушила волосы. О таком доме она мечтала в детстве. У матери была аллергия на цветы. Джин вспомнила свою оранжерею за кухней, где каждый день пестрели свежие цветы, и улыбнулась.
Она выбрала именно те оттенки для внутреннего убранства дома, какие, по ее мнению, создавали радостное настроение, тепло и уют — желтоватые, голубоватые, зеленоватые, красноватые. Ни одной белой стены, шутили друзья. Аванс от последнего договора позволил ей обшить панелями библиотеку и кабинет, а также перестроить кухню и ванную. Этот дом стал ее тихой заводью, убежищем, свидетельством ее успеха. Из-за того, что он стоял недалеко от горы Верной, она в шутку называла его Вернон-младший.
Она подумала, не заказать ли легкий завтрак в номер, но затем передумала — здесь есть не хотелось. Номер угнетал ее, а мрачные расцветки стен, покрывала и штор, заставляли тосковать по уютному дому в Александрии. Десять лет назад, на распродаже имущества, она купила двухэтажный дом в северном стиле, который последние сорок лет принадлежал одному затворнику. Дом был грязен, запущен, захламлен, но она влюбилась в него. Друзья пытались отговорить ее, убеждали, что подобное предприятие затянет ее в пучину финансовых проблем, однако вскоре они признали свою неправоту.
За мышиным пометом, отставшими обоями, вытертыми коврами, протекающими трубами, грязными печкой и холодильником, она разглядела высокие потолки, огромные окна, просторные комнаты и чудесный вид на Потомак, который тогда заслоняли разросшиеся деревья.
Чтобы купить дом и перестелить крышу, она отдала все, что у нее было. Затем собственноручно сделала небольшой ремонт — все вычистила, покрасила, наклеила обои. Она даже отциклевала паркетные полы, которые обнаружились под ветхими коврами.
Работа по обустройству дома помогла мне отвлечься, расслабиться, размышляла Джин, пока принимала душ, мыла и сушила волосы. О таком доме она мечтала в детстве. У матери была аллергия на цветы. Джин вспомнила свою оранжерею за кухней, где каждый день пестрели свежие цветы, и улыбнулась.
Она выбрала именно те оттенки для внутреннего убранства дома, какие, по ее мнению, создавали радостное настроение, тепло и уют — желтоватые, голубоватые, зеленоватые, красноватые. Ни одной белой стены, шутили друзья. Аванс от последнего договора позволил ей обшить панелями библиотеку и кабинет, а также перестроить кухню и ванную. Этот дом стал ее тихой заводью, убежищем, свидетельством ее успеха. Из-за того, что он стоял недалеко от горы Верной, она в шутку называла его Вернон-младший.