— Не понимаю, о чем вы.
Они подбирались к нему. Становилось опасно. Поэтому он уехал из Нью-Йорка в Коннектикут, нашел работу на автозаправке. Шесть лет назад выкупил ремонтную мастерскую в Карли.
Аризона. Вот где он допустил большую ошибку. Зачем только он сказал: «Род-Айленд — не Аризона». Может, парень, назвавшийся Питом, не заметил, но все равно, это было ошибкой.
У них нет против него никаких улик, начнут копаться в прошлом, когда его допрашивали насчет девушки из Техаса. «Приезжай ко мне в Гринвич-Виллидж, — сказал он ей. — У меня много друзей-художников, которые умеют работать с красивыми моделями».
Но у них не было и нет доказательств. Ничего. Он нигде не поскользнулся и знал это наверняка.
— Это твое жилье? — спросила она. — Эта свалка?
Он выехал с Меррит на Хатчинсон-ривер и, указателям, двинулся к мосту Трогс-Нек. У него родился гениальный план. Угонять машину опасно. Владелец может вернуться через десять минут, а копы могут поднять тревогу, не успеет он проехать и пяти миль. Нельзя угонять машину, если не уверен, что владелец не помешает… например, смотрит фильм тридцатилетней давности или сидит в самолете.
На мосту Трогс-Нек горели предупреждающие огни. Лед. Ветер. Но это не страшно. Он хороший водитель, а трусы, которые не умеют держать руль, сегодня сидят по домам. Тем легче перемещаться.
В двадцать минут двенадцатого он въехал на парковку номер пять аэропорта Ла Гуардиа, где предоставляли скидки для тех, кто оставляет машину надолго.
Фокс вытащил из автомата квитанцию, шлагбаум поднялся, и он медленно поехал по парковке, стараясь скрыться с глаз служителя на выездной полосе рядом с автоматом регистрации. Он нашел свободное место в девятой секции, между «Крайслером» и «Кадиллаком» и позади «Олдсмобила». Среди них «жук» был незаметен.
Тогда он откинулся на сиденье и стал ждать. Прошло сорок минут. Заехали две машины, одна вызывающе красная, другая — желтый «универсал». Обе слишком бросаются в глаза. Хорошо, что водители не обратили внимания на свободные места рядом с ними и двинулись в дальний левый конец парковки.
Мимо медленно проехала еще одна машина. Темно-синий «Понтиак» остановился в трех рядах впереди. Фары выключились. Водитель вышел, подошел к багажнику и достал большой чемодан. Этот не сразу хватится своей машины.
Низко съехав на сиденье, так что лишь макушка виднелась на уровне лобового стекла, он наблюдал, как мужчина захлопнул багажник, взял чемодан и двинулся к ближайшей остановке, откуда автобусы уезжали к терминалам.
Автобус подошел через несколько минут. Фокс убедился, что мужчина сел в него.
Медленно и осторожно он выбрался из своего «жука». Мелькающих фар не видно. Быстрыми шагами подошел к «Понтиаку». Со второй попытки подобрал ключ и сел в машину.
В салоне сохранилось приятное тепло. Он вставил ключ в зажигание. Двигатель завелся почти бесшумно, бензобак заполнен на три четверти.
Прекрасно.
Придется подождать. Охранник заподозрит неладное, если на квитанции будет указано время стоянки меньше чем два часа. Но он не торопится, и ему надо подумать. Фокс откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, и перед его глазами проплыл образ Нины, такой, какой она была в тот первый вечер…
Он разъезжал по округе, зная, что этого делать нельзя, что слишком мало времени прошло со смерти Джин Карфолли и миссис Вейсс, но не в силах был оставаться дома. И тогда увидел ее. Она остановила свой «Карманн-Гиа» на 7-й трассе в тихом пустынном месте. Фары высветили стройную невысокую фигуру. Темные волосы. Маленькие руки, не справлявшиеся с домкратом. Огромные карие глаза испуганно смотрели на него, когда он сбавил скорость и подъехал. Видимо, ей вспомнились все разговоры об убийцах с большой дороги.
— Может, вам помочь, мисс? Вам тяжело, а я этим все время занимаюсь. Я механик.
Тревога исчезла из глаз.
— Отлично. По правде говоря, я немного нервничаю. Проколола шину в таком неудачном месте…
Он ни разу не посмотрел на нее, только на покрышку, словно ее и не существовало или ей было девяносто лет.
— Вы наехали на стекло, бывает.
Он легко и быстро сменил шину. Меньше чем за три минуты. Ни одной машины мимо не проехало. Он поднялся.
— Сколько я вам должна? — Она открыла сумочку, склонила голову. Под замшевой курткой вздымалась и опускалась грудь. Класс. Все в ней выдавало класс. Не напуганная девчонка вроде Джин Карфолли и не разъяренная старая стерва вроде Вейсс, а просто красивая молодая женщина, испытывающая к нему благодарность. Он протянул руку, чтобы коснуться ее груди.
Свет выхватил дерево на противоположной стороне, сделал круг и озарил их обоих. Копы. С включенной мигалкой.
— Три доллара за замену покрышки, — сказал он быстро, — и я могу заделать прокол, если хотите. — Он сунул руку в карман. — Я Арти Таггерт, у меня мастерская в Карли на Монро-стрит, в полумиле от бара «Мельница».
Полицейская машина подъехала и остановилась. Из нее вышел патрульный.
— Все нормально, мэм? — Он с подозрением посмотрел на Арти.
— Да, мне очень повезло. Мы с мистером Таггертом из одного города, у меня прокололась шина, а он как раз проезжал мимо.
Она сделала вид, будто знает его. Какая удача! Лицо полицейского сразу смягчилось.
— Вам действительно повезло, мэм, что рядом оказался знакомый. В наше время женщине небезопасно оставаться в одиночестве со сломанной машиной.
Коп вернулся в машину, но не уехал.
— Вы почините мне покрышку? — спросила она. — Я Нина Петерсон. Мы живем на Дрифтвуд-лейн.
— Конечно. С удовольствием. — Он направился к своей машине, спокойно, непринужденно, словно собирался выполнить очередной мелкий ремонт, не показал, насколько необходимо ему снова увидеться с ней. По ее виду было ясно, что и она жалеет о вмешательстве копа. Но сейчас важно уехать, пока коп не вспомнил о Джин Карфолли и миссис Вейсс и не спросил: «Любите помогать дамам, оказавшимся в одиночестве, мистер?»
Поэтому он уехал, а на следующее утро, когда придумывал, как бы позвонить ей, она позвонила сама.
— Муж отругал меня за то, что я езжу на запаске, — мягко и доверительно произнесла она, словно это была их личная шутка. — Где я могу забрать покрышку?
Арти соображал быстро. Дрифтвуд-лейн — район тихий, дома стоят неплотно. Если она приедет к нему, подружиться с ней не получится. Слишком опасно.
— Сейчас у меня выезд, — солгал он. — Я привезу вам ее к концу дня, около пяти. — К пяти уже темнело.
— Прекрасно. Мне просто нужно, чтобы эта чертова штуковина была на месте, когда я в полшестого поеду за мужем.
В тот день от возбуждения ему не сиделось на месте. Он постригся и купил новую клетчатую рубашку. Вернувшись, не стал работать. Принял душ, переоделся и, пока ждал, слушал свои кассеты. Потом вставил в магнитофон новую кассету и подписал ее «Нина». Убедился, что в фотоаппарате есть пленка, и с удовольствием подумал, как будет проявлять фотографии, и на снимках будет проступать изображение…
В десять минут пятого он отправился на Дрифтвуд-лейн. Объехал улицу и наконец решил припарковаться в леске возле ее дома. На всякий случай…
Арти прошел по лесу у побережья. Вспомнил, как плескалась вода тогда на пляже, этот уютный шум волновал и согревал его холодными ночами.
Ее машина стояла на дорожке за домом, ключи оставлены в зажигании. Нину он увидел в кухонном окне: она выгружала покупки. Со светильника сняли абажур, поэтому кухня была ярко освещена. И Нина выглядела просто красавицей в своем бледно-голубом свитере, брюках и шарфе. Покрышку он сменил быстро, пытаясь определить, есть ли в доме кто-то еще. Он займется с ней любовью — ведь и она втайне этого хочет. Она же намекнула, что муж рассердился, то есть ей нужен сочувствующий мужчина. Включив магнитофон, он стал нашептывать, как осчастливит Нину, когда расскажет ей о своих чувствах.
Он подошел к кухне и осторожно постучал. Она подбежала к двери и удивленно посмотрела, но он держал ключи и улыбался ей через стекло. Тогда и она улыбнулась и открыла дверь, такая теплая и гостеприимная, и ее голос словно обнимал его, приглашал войти, говорил, как он желанен.
Потом она спросила, сколько ему должна. Он поднял руку… конечно, он был в перчатках… и выключил в кухне свет. Обхватил ее лицо и поцеловал.
— Расплатись со мной вот так, — прошептал он.
Она влепила ему пощечину. Просто не верилось, что эта маленькая рука может так сильно ударить.
— Убирайтесь, — сказала она так, будто он грязь, будто не нарядился специально для нее и не оказал ей честь.
Тогда он обезумел. Как и прежде. Это случалось с ним, когда отказывали. Ей надо было думать, прежде чем его распалять. Он протянул руки, чтобы сделать ей больно, выжать из нее эту подлость. И коснулся ее шарфа. Но она как-то ускользнула от него и убежала в гостиную. Не издала ни звука, не позвала на помощь. Потом-то он понял почему. Не хотела, чтобы он узнал о ребенке. А сама попыталась достать из камина кочергу.
Он рассмеялся. И стал медленно говорить ей, что собирается сделать. Взял обе ее руки в свою и отобрал кочергу. Схватился за шарф и затянул на шее, а она задыхалась и хватала ртом воздух, руки болтались, как у куклы, но потом обмякли и повисли, прекрасные карие глаза расширились, остекленели и обвиняющее уставились на него, а лицо уже посинело.
Бульканье стихло. Он держал ее одной рукой и фотографировал, жалея, что у нее открыты глаза, и тут бульканье раздалось у него за спиной.
Он обернулся. Мальчик стоял в холле и не сводил с него огромных карих глаз, прожигающих насквозь. И хватал ртом воздух, как его мать минуту назад.
Словно он и не убивал ее, словно она переселилась в тело мальчика и собиралась наказать его, преследовать, отомстить.
Тогда он двинулся на мальчика. Он заставит его замолчать и закроет эти глаза… Он вытянул руки и наклонился над ребенком…
И тут в дверь позвонили.
Надо бежать. Он бросился в кухню, выскользнул через черный ход и снова услышал звонок. Но машина была рядом, и уже через несколько минут он был у себя в мастерской. Спокойно. Спокойно. Он отправился в «Мельницу» выпить пива и съесть гамбургер и сидел там, когда новость об убийстве на Дрифтвуд-лейн разнеслась по городу.
Но он испугался. Патрульный мог узнать фото Нины в газете и сказать коллегам: «Странно, вчера вечером я видел ее на дороге, и некий Таггерт чинил ей машину…»
Он решил уехать из города. Но, уже пакуя вещи, вдруг услышал, что свидетельницу, соседку, сбил с ног человек, бежавший от дома Петерсонов, и она опознала Рональда Томпсона, семнадцатилетнего юношу, которого за несколько часов до преступления видели с миссис Петерсон.
Арти сложил фотоаппарат, диктофон, снимки, пленку и кассеты в металлическую коробку и закопал под кустом за мастерской. Что-то подсказывало ему подождать.
А потом Томпсона поймали в мотеле в Вирджинии, и мальчишка его тоже опознал.
Удача. Невероятная удача. В гостиной было темно. Мальчик не разглядел его лица, а потом в дом вошел Томпсон.
Но он начал следить за ребенком, подбираться к нему. Нил наверняка был в шоке. Но что, если он когда-нибудь вспомнит?
Эта мысль мучила Арти в кошмарах. Те глаза не давали покоя бессонными ночами. Иногда он просыпался посреди ночи в поту, дрожа, и ему казалось, что глаза смотрят в окно его спальни, а ветер издает тот же булькающий звук.
После этого он больше не искал девушек. Никогда. Только ходил в «Мельницу» по вечерам, подружился с ребятами и особенно с Биллом Люфтсом. Билл много рассказывал о Ниле.
До последнего месяца, когда он понял, что ему нужно выкопать кассеты и снова их послушать.
В ту ночь Кэллахан передала по рации, что у нее лопнула шина, и он отправился искать ее. Две недели спустя миссис Эмброуз сообщила, что потерялась, и у нее почти закончился бензин.
Но после этих двоих сны о Нине мучили его каждую ночь. Обвиняли. А несколько недель назад к нему приехал Билл Люфтс с Нилом. И тот сразу уставился на Арти.
Тогда Арти и понял, что до отъезда из Карли нужно убить Нила. А когда Люфтс стал хвастаться о счете на имя Нила… будто его жена видела на столе Петерсона выписку из счета… тогда он понял, как достать нужные ему деньги.
Стоило ему подумать о Нине, как он еще сильнее начинал ненавидеть Стива Петерсона. Петерсону было позволено прикасаться к ней и не получать пощечин, Петерсон талантливый редактор, Петерсона ждут в приемной, у Петерсона новая красивая подруга. Он ему покажет…
Он всегда помнил о комнате на вокзале. Это место, где можно спрятаться или привести девушку, и никто ее там не найдет.
Когда он работал в этой комнате, то все время думал о том, как бы взорвать Центральный вокзал. Представлял, как испугаются и запаникуют эти люди при взрыве бомбы, когда из-под ног будет уходить пол и обрушиваться потолок, все те, кто не обращал на него внимания, когда он старался быть приветливым, никогда не улыбались ему, торопились мимо, смотрели сквозь него, ели с тарелок, которые ему приходилось мыть, и оставляли их жирными от устричных раковин, соусов и масла.
А потом все стало на свои места. План. План Августа Роммеля[9] Таггерта. План Лиса.
Если бы только Шэрон не нужно было умирать, если бы она любила его… Но в Аризоне девушки станут приветливее. У него будет столько денег.
Здорово он придумал, что Шэрон и Нил умрут как раз в ту минуту, когда казнят Томпсона. Потому что их он тоже казнит, а Томпсон заслуживает смерти за то, что помешал ему в тот вечер.
Все эти люди на Центральном вокзале… на них обрушатся тонны каменной кладки. Они узнают, каково очутиться в ловушке.
А он будет на свободе.
Скоро. Скоро все закончится.
Арти сощурился, сообразив, что прошло немало времени. Так всегда случалось, стоило ему подумать о Нине. Пора ехать.
Он повернул ключ зажигания в «Понтиаке». Без четверти два подъехал к шлагбауму и отдал квитанцию, которую получил из автомата. Дежурный засыпал на ходу.
— Два часа двадцать пять минут… три бакса, мистер.
Из аэропорта Арти направился к телефону на бульваре Квинс. Ровно в два позвонил в автомат возле «Блуминг-дейла». Как только Петерсон ответил, отправил его к телефону на 96-й улице.
У него было пятнадцать минут, а он проголодался.
Не сводя глаз с часов, он проглотил кофе и тосты. На этой еде предстояло продержаться всю ночь.
В два пятнадцать он набрал номер автомата на 96-й и быстро назвал Стиву место встречи.
Оставалось самое опасное.
В два двадцать пять он двинулся к Рузвельт-авеню. На улице почти никого не было. Патрульных машин тоже не видно. Их он бы заметил, ведь он научился разъезжать по дорогам и не вызывать подозрений.
Назначить встречу на Рузвельт-авеню он решил на прошлой неделе. Просчитал, сколько времени потребуется, чтобы вернуться в аэропорт Ла Гуардиа. Ровно шесть минут. Если с Петерсоном приедут копы, он сможет от них избавиться.
Эстакадные пути над Рузвельт-авеню поддерживали опоры, из-за которых почти не видно, что происходит на другой стороне улицы или через квартал. Лучше места для встречи не найти.
Ровно в два тридцать пять он припарковался на Рузвельт-авеню, лицом к шоссе Бруклин — Квинс, в половине квартала от подъездной дороги.
В два тридцать пять он увидел фары машины, свернувшей с шоссе. И сразу же натянул маску-чулок.
«Меркурий» Петерсона. На секунду ему показалось, что Петерсон собирается приблизиться к нему: его машина вильнула в двух шагах. Или он сфотографировал «Понтиак»? Здорово это ему поможет.
Петерсон остановился практически напротив. Арти нервно сглотнул. Но другие машины с трассы не свернули. Надо двигаться быстро. Он достал вещмешок. В одном журнале по электронике он прочитал, что в чемодан с выкупом обычно устанавливают «жучки». Рисковать он не собирается.
Вещмешок — пустой, легкий, готовый к наполнению — вселял уверенность. Арти открыл дверь и бесшумно пересек улицу. Всего шестьдесят секунд, и он в безопасности. Он постучал в окно машины Петерсона, махнул рукой, чтобы тот открыл окно. Когда окно открылось, быстро заглянул в машину. Петерсон приехал один. Арти сунул ему вещмешок.
При тусклом свете на машину ложились тени от опор. Тихим отрепетированным шепотом Арти велел Петерсону не смотреть на него и сложить деньги в вещмешок.
Тот не спорил. Фокс оглядел улицу. Напряженно вслушался. Ни звука. Копы наверняка на хвосте у Петерсона, но хотят убедиться, что встреча состоялась.
Петерсон уложил последнюю пачку банкнот, и Фокс приказал ему закрыть и завязать мешок. Жадно взвесил в руке. Не забывая говорить тихо, велел Петерсону подождать пятнадцать минут и сказал, что Шэрон и Нила можно забрать в половине двенадцатого.
— Вы имеете отношение к смерти моей жены?
Вопрос поразил Фокса. Что они уже заподозрили? Надо сматываться. Он взмок, тяжелый пот пропитал костюм и согрел пятки, пока резкий ветер кусал лодыжки.
Он перешел дорогу, сел в машину. Осмелится ли Петерсон последовать за ним?
Нет. Сидит в темноте, без звука.
Фокс нажал на газ, пулей вылетел на съезд к Бруклин — Квинс, за две минуты доехал до Центрального шоссе, влился в небольшой поток машин, едущих на восток, и через три минуты был в аэропорту Ла Гуардиа.
В два двадцать шесть он уже получил квитанцию на въезде в парковочную секцию номер пять.
Девяносто секунд спустя «Понтиак» был припаркован точно на своем месте, лишь в бензобаке стало чуть меньше топлива, а на спидометре на шесть миль больше.
Фокс вылез из «Понтиака», тщательно запер его, и понес мешок в свой темно-зеленый «жук». Впервые он облегченно вздохнул, когда сел в машину и схватился за бечеву вещмешка.
Наконец он развязал его и направил внутрь луч фонарика. Губы растянулись в мрачной ухмылке, словно у хэллоуинской тыквы. Он вынул первую пачку денег и начал пересчитывать.
Все здесь. Восемьдесят две тысячи. Фокс достал с заднего сиденья пустой чемодан и начал аккуратно укладывать пачки. Этот багаж он возьмет с собой в самолет.
В семь утра он выехал с парковки, затерялся в утреннем потоке транспорта на Манхэттен, оставил машину в гараже «Билтмора» и поспешил к себе, где его ждали бритва, душ и завтрак.
36
Они подбирались к нему. Становилось опасно. Поэтому он уехал из Нью-Йорка в Коннектикут, нашел работу на автозаправке. Шесть лет назад выкупил ремонтную мастерскую в Карли.
Аризона. Вот где он допустил большую ошибку. Зачем только он сказал: «Род-Айленд — не Аризона». Может, парень, назвавшийся Питом, не заметил, но все равно, это было ошибкой.
У них нет против него никаких улик, начнут копаться в прошлом, когда его допрашивали насчет девушки из Техаса. «Приезжай ко мне в Гринвич-Виллидж, — сказал он ей. — У меня много друзей-художников, которые умеют работать с красивыми моделями».
Но у них не было и нет доказательств. Ничего. Он нигде не поскользнулся и знал это наверняка.
— Это твое жилье? — спросила она. — Эта свалка?
Он выехал с Меррит на Хатчинсон-ривер и, указателям, двинулся к мосту Трогс-Нек. У него родился гениальный план. Угонять машину опасно. Владелец может вернуться через десять минут, а копы могут поднять тревогу, не успеет он проехать и пяти миль. Нельзя угонять машину, если не уверен, что владелец не помешает… например, смотрит фильм тридцатилетней давности или сидит в самолете.
На мосту Трогс-Нек горели предупреждающие огни. Лед. Ветер. Но это не страшно. Он хороший водитель, а трусы, которые не умеют держать руль, сегодня сидят по домам. Тем легче перемещаться.
В двадцать минут двенадцатого он въехал на парковку номер пять аэропорта Ла Гуардиа, где предоставляли скидки для тех, кто оставляет машину надолго.
Фокс вытащил из автомата квитанцию, шлагбаум поднялся, и он медленно поехал по парковке, стараясь скрыться с глаз служителя на выездной полосе рядом с автоматом регистрации. Он нашел свободное место в девятой секции, между «Крайслером» и «Кадиллаком» и позади «Олдсмобила». Среди них «жук» был незаметен.
Тогда он откинулся на сиденье и стал ждать. Прошло сорок минут. Заехали две машины, одна вызывающе красная, другая — желтый «универсал». Обе слишком бросаются в глаза. Хорошо, что водители не обратили внимания на свободные места рядом с ними и двинулись в дальний левый конец парковки.
Мимо медленно проехала еще одна машина. Темно-синий «Понтиак» остановился в трех рядах впереди. Фары выключились. Водитель вышел, подошел к багажнику и достал большой чемодан. Этот не сразу хватится своей машины.
Низко съехав на сиденье, так что лишь макушка виднелась на уровне лобового стекла, он наблюдал, как мужчина захлопнул багажник, взял чемодан и двинулся к ближайшей остановке, откуда автобусы уезжали к терминалам.
Автобус подошел через несколько минут. Фокс убедился, что мужчина сел в него.
Медленно и осторожно он выбрался из своего «жука». Мелькающих фар не видно. Быстрыми шагами подошел к «Понтиаку». Со второй попытки подобрал ключ и сел в машину.
В салоне сохранилось приятное тепло. Он вставил ключ в зажигание. Двигатель завелся почти бесшумно, бензобак заполнен на три четверти.
Прекрасно.
Придется подождать. Охранник заподозрит неладное, если на квитанции будет указано время стоянки меньше чем два часа. Но он не торопится, и ему надо подумать. Фокс откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза, и перед его глазами проплыл образ Нины, такой, какой она была в тот первый вечер…
Он разъезжал по округе, зная, что этого делать нельзя, что слишком мало времени прошло со смерти Джин Карфолли и миссис Вейсс, но не в силах был оставаться дома. И тогда увидел ее. Она остановила свой «Карманн-Гиа» на 7-й трассе в тихом пустынном месте. Фары высветили стройную невысокую фигуру. Темные волосы. Маленькие руки, не справлявшиеся с домкратом. Огромные карие глаза испуганно смотрели на него, когда он сбавил скорость и подъехал. Видимо, ей вспомнились все разговоры об убийцах с большой дороги.
— Может, вам помочь, мисс? Вам тяжело, а я этим все время занимаюсь. Я механик.
Тревога исчезла из глаз.
— Отлично. По правде говоря, я немного нервничаю. Проколола шину в таком неудачном месте…
Он ни разу не посмотрел на нее, только на покрышку, словно ее и не существовало или ей было девяносто лет.
— Вы наехали на стекло, бывает.
Он легко и быстро сменил шину. Меньше чем за три минуты. Ни одной машины мимо не проехало. Он поднялся.
— Сколько я вам должна? — Она открыла сумочку, склонила голову. Под замшевой курткой вздымалась и опускалась грудь. Класс. Все в ней выдавало класс. Не напуганная девчонка вроде Джин Карфолли и не разъяренная старая стерва вроде Вейсс, а просто красивая молодая женщина, испытывающая к нему благодарность. Он протянул руку, чтобы коснуться ее груди.
Свет выхватил дерево на противоположной стороне, сделал круг и озарил их обоих. Копы. С включенной мигалкой.
— Три доллара за замену покрышки, — сказал он быстро, — и я могу заделать прокол, если хотите. — Он сунул руку в карман. — Я Арти Таггерт, у меня мастерская в Карли на Монро-стрит, в полумиле от бара «Мельница».
Полицейская машина подъехала и остановилась. Из нее вышел патрульный.
— Все нормально, мэм? — Он с подозрением посмотрел на Арти.
— Да, мне очень повезло. Мы с мистером Таггертом из одного города, у меня прокололась шина, а он как раз проезжал мимо.
Она сделала вид, будто знает его. Какая удача! Лицо полицейского сразу смягчилось.
— Вам действительно повезло, мэм, что рядом оказался знакомый. В наше время женщине небезопасно оставаться в одиночестве со сломанной машиной.
Коп вернулся в машину, но не уехал.
— Вы почините мне покрышку? — спросила она. — Я Нина Петерсон. Мы живем на Дрифтвуд-лейн.
— Конечно. С удовольствием. — Он направился к своей машине, спокойно, непринужденно, словно собирался выполнить очередной мелкий ремонт, не показал, насколько необходимо ему снова увидеться с ней. По ее виду было ясно, что и она жалеет о вмешательстве копа. Но сейчас важно уехать, пока коп не вспомнил о Джин Карфолли и миссис Вейсс и не спросил: «Любите помогать дамам, оказавшимся в одиночестве, мистер?»
Поэтому он уехал, а на следующее утро, когда придумывал, как бы позвонить ей, она позвонила сама.
— Муж отругал меня за то, что я езжу на запаске, — мягко и доверительно произнесла она, словно это была их личная шутка. — Где я могу забрать покрышку?
Арти соображал быстро. Дрифтвуд-лейн — район тихий, дома стоят неплотно. Если она приедет к нему, подружиться с ней не получится. Слишком опасно.
— Сейчас у меня выезд, — солгал он. — Я привезу вам ее к концу дня, около пяти. — К пяти уже темнело.
— Прекрасно. Мне просто нужно, чтобы эта чертова штуковина была на месте, когда я в полшестого поеду за мужем.
В тот день от возбуждения ему не сиделось на месте. Он постригся и купил новую клетчатую рубашку. Вернувшись, не стал работать. Принял душ, переоделся и, пока ждал, слушал свои кассеты. Потом вставил в магнитофон новую кассету и подписал ее «Нина». Убедился, что в фотоаппарате есть пленка, и с удовольствием подумал, как будет проявлять фотографии, и на снимках будет проступать изображение…
В десять минут пятого он отправился на Дрифтвуд-лейн. Объехал улицу и наконец решил припарковаться в леске возле ее дома. На всякий случай…
Арти прошел по лесу у побережья. Вспомнил, как плескалась вода тогда на пляже, этот уютный шум волновал и согревал его холодными ночами.
Ее машина стояла на дорожке за домом, ключи оставлены в зажигании. Нину он увидел в кухонном окне: она выгружала покупки. Со светильника сняли абажур, поэтому кухня была ярко освещена. И Нина выглядела просто красавицей в своем бледно-голубом свитере, брюках и шарфе. Покрышку он сменил быстро, пытаясь определить, есть ли в доме кто-то еще. Он займется с ней любовью — ведь и она втайне этого хочет. Она же намекнула, что муж рассердился, то есть ей нужен сочувствующий мужчина. Включив магнитофон, он стал нашептывать, как осчастливит Нину, когда расскажет ей о своих чувствах.
Он подошел к кухне и осторожно постучал. Она подбежала к двери и удивленно посмотрела, но он держал ключи и улыбался ей через стекло. Тогда и она улыбнулась и открыла дверь, такая теплая и гостеприимная, и ее голос словно обнимал его, приглашал войти, говорил, как он желанен.
Потом она спросила, сколько ему должна. Он поднял руку… конечно, он был в перчатках… и выключил в кухне свет. Обхватил ее лицо и поцеловал.
— Расплатись со мной вот так, — прошептал он.
Она влепила ему пощечину. Просто не верилось, что эта маленькая рука может так сильно ударить.
— Убирайтесь, — сказала она так, будто он грязь, будто не нарядился специально для нее и не оказал ей честь.
Тогда он обезумел. Как и прежде. Это случалось с ним, когда отказывали. Ей надо было думать, прежде чем его распалять. Он протянул руки, чтобы сделать ей больно, выжать из нее эту подлость. И коснулся ее шарфа. Но она как-то ускользнула от него и убежала в гостиную. Не издала ни звука, не позвала на помощь. Потом-то он понял почему. Не хотела, чтобы он узнал о ребенке. А сама попыталась достать из камина кочергу.
Он рассмеялся. И стал медленно говорить ей, что собирается сделать. Взял обе ее руки в свою и отобрал кочергу. Схватился за шарф и затянул на шее, а она задыхалась и хватала ртом воздух, руки болтались, как у куклы, но потом обмякли и повисли, прекрасные карие глаза расширились, остекленели и обвиняющее уставились на него, а лицо уже посинело.
Бульканье стихло. Он держал ее одной рукой и фотографировал, жалея, что у нее открыты глаза, и тут бульканье раздалось у него за спиной.
Он обернулся. Мальчик стоял в холле и не сводил с него огромных карих глаз, прожигающих насквозь. И хватал ртом воздух, как его мать минуту назад.
Словно он и не убивал ее, словно она переселилась в тело мальчика и собиралась наказать его, преследовать, отомстить.
Тогда он двинулся на мальчика. Он заставит его замолчать и закроет эти глаза… Он вытянул руки и наклонился над ребенком…
И тут в дверь позвонили.
Надо бежать. Он бросился в кухню, выскользнул через черный ход и снова услышал звонок. Но машина была рядом, и уже через несколько минут он был у себя в мастерской. Спокойно. Спокойно. Он отправился в «Мельницу» выпить пива и съесть гамбургер и сидел там, когда новость об убийстве на Дрифтвуд-лейн разнеслась по городу.
Но он испугался. Патрульный мог узнать фото Нины в газете и сказать коллегам: «Странно, вчера вечером я видел ее на дороге, и некий Таггерт чинил ей машину…»
Он решил уехать из города. Но, уже пакуя вещи, вдруг услышал, что свидетельницу, соседку, сбил с ног человек, бежавший от дома Петерсонов, и она опознала Рональда Томпсона, семнадцатилетнего юношу, которого за несколько часов до преступления видели с миссис Петерсон.
Арти сложил фотоаппарат, диктофон, снимки, пленку и кассеты в металлическую коробку и закопал под кустом за мастерской. Что-то подсказывало ему подождать.
А потом Томпсона поймали в мотеле в Вирджинии, и мальчишка его тоже опознал.
Удача. Невероятная удача. В гостиной было темно. Мальчик не разглядел его лица, а потом в дом вошел Томпсон.
Но он начал следить за ребенком, подбираться к нему. Нил наверняка был в шоке. Но что, если он когда-нибудь вспомнит?
Эта мысль мучила Арти в кошмарах. Те глаза не давали покоя бессонными ночами. Иногда он просыпался посреди ночи в поту, дрожа, и ему казалось, что глаза смотрят в окно его спальни, а ветер издает тот же булькающий звук.
После этого он больше не искал девушек. Никогда. Только ходил в «Мельницу» по вечерам, подружился с ребятами и особенно с Биллом Люфтсом. Билл много рассказывал о Ниле.
До последнего месяца, когда он понял, что ему нужно выкопать кассеты и снова их послушать.
В ту ночь Кэллахан передала по рации, что у нее лопнула шина, и он отправился искать ее. Две недели спустя миссис Эмброуз сообщила, что потерялась, и у нее почти закончился бензин.
Но после этих двоих сны о Нине мучили его каждую ночь. Обвиняли. А несколько недель назад к нему приехал Билл Люфтс с Нилом. И тот сразу уставился на Арти.
Тогда Арти и понял, что до отъезда из Карли нужно убить Нила. А когда Люфтс стал хвастаться о счете на имя Нила… будто его жена видела на столе Петерсона выписку из счета… тогда он понял, как достать нужные ему деньги.
Стоило ему подумать о Нине, как он еще сильнее начинал ненавидеть Стива Петерсона. Петерсону было позволено прикасаться к ней и не получать пощечин, Петерсон талантливый редактор, Петерсона ждут в приемной, у Петерсона новая красивая подруга. Он ему покажет…
Он всегда помнил о комнате на вокзале. Это место, где можно спрятаться или привести девушку, и никто ее там не найдет.
Когда он работал в этой комнате, то все время думал о том, как бы взорвать Центральный вокзал. Представлял, как испугаются и запаникуют эти люди при взрыве бомбы, когда из-под ног будет уходить пол и обрушиваться потолок, все те, кто не обращал на него внимания, когда он старался быть приветливым, никогда не улыбались ему, торопились мимо, смотрели сквозь него, ели с тарелок, которые ему приходилось мыть, и оставляли их жирными от устричных раковин, соусов и масла.
А потом все стало на свои места. План. План Августа Роммеля[9] Таггерта. План Лиса.
Если бы только Шэрон не нужно было умирать, если бы она любила его… Но в Аризоне девушки станут приветливее. У него будет столько денег.
Здорово он придумал, что Шэрон и Нил умрут как раз в ту минуту, когда казнят Томпсона. Потому что их он тоже казнит, а Томпсон заслуживает смерти за то, что помешал ему в тот вечер.
Все эти люди на Центральном вокзале… на них обрушатся тонны каменной кладки. Они узнают, каково очутиться в ловушке.
А он будет на свободе.
Скоро. Скоро все закончится.
Арти сощурился, сообразив, что прошло немало времени. Так всегда случалось, стоило ему подумать о Нине. Пора ехать.
Он повернул ключ зажигания в «Понтиаке». Без четверти два подъехал к шлагбауму и отдал квитанцию, которую получил из автомата. Дежурный засыпал на ходу.
— Два часа двадцать пять минут… три бакса, мистер.
Из аэропорта Арти направился к телефону на бульваре Квинс. Ровно в два позвонил в автомат возле «Блуминг-дейла». Как только Петерсон ответил, отправил его к телефону на 96-й улице.
У него было пятнадцать минут, а он проголодался.
Не сводя глаз с часов, он проглотил кофе и тосты. На этой еде предстояло продержаться всю ночь.
В два пятнадцать он набрал номер автомата на 96-й и быстро назвал Стиву место встречи.
Оставалось самое опасное.
В два двадцать пять он двинулся к Рузвельт-авеню. На улице почти никого не было. Патрульных машин тоже не видно. Их он бы заметил, ведь он научился разъезжать по дорогам и не вызывать подозрений.
Назначить встречу на Рузвельт-авеню он решил на прошлой неделе. Просчитал, сколько времени потребуется, чтобы вернуться в аэропорт Ла Гуардиа. Ровно шесть минут. Если с Петерсоном приедут копы, он сможет от них избавиться.
Эстакадные пути над Рузвельт-авеню поддерживали опоры, из-за которых почти не видно, что происходит на другой стороне улицы или через квартал. Лучше места для встречи не найти.
Ровно в два тридцать пять он припарковался на Рузвельт-авеню, лицом к шоссе Бруклин — Квинс, в половине квартала от подъездной дороги.
В два тридцать пять он увидел фары машины, свернувшей с шоссе. И сразу же натянул маску-чулок.
«Меркурий» Петерсона. На секунду ему показалось, что Петерсон собирается приблизиться к нему: его машина вильнула в двух шагах. Или он сфотографировал «Понтиак»? Здорово это ему поможет.
Петерсон остановился практически напротив. Арти нервно сглотнул. Но другие машины с трассы не свернули. Надо двигаться быстро. Он достал вещмешок. В одном журнале по электронике он прочитал, что в чемодан с выкупом обычно устанавливают «жучки». Рисковать он не собирается.
Вещмешок — пустой, легкий, готовый к наполнению — вселял уверенность. Арти открыл дверь и бесшумно пересек улицу. Всего шестьдесят секунд, и он в безопасности. Он постучал в окно машины Петерсона, махнул рукой, чтобы тот открыл окно. Когда окно открылось, быстро заглянул в машину. Петерсон приехал один. Арти сунул ему вещмешок.
При тусклом свете на машину ложились тени от опор. Тихим отрепетированным шепотом Арти велел Петерсону не смотреть на него и сложить деньги в вещмешок.
Тот не спорил. Фокс оглядел улицу. Напряженно вслушался. Ни звука. Копы наверняка на хвосте у Петерсона, но хотят убедиться, что встреча состоялась.
Петерсон уложил последнюю пачку банкнот, и Фокс приказал ему закрыть и завязать мешок. Жадно взвесил в руке. Не забывая говорить тихо, велел Петерсону подождать пятнадцать минут и сказал, что Шэрон и Нила можно забрать в половине двенадцатого.
— Вы имеете отношение к смерти моей жены?
Вопрос поразил Фокса. Что они уже заподозрили? Надо сматываться. Он взмок, тяжелый пот пропитал костюм и согрел пятки, пока резкий ветер кусал лодыжки.
Он перешел дорогу, сел в машину. Осмелится ли Петерсон последовать за ним?
Нет. Сидит в темноте, без звука.
Фокс нажал на газ, пулей вылетел на съезд к Бруклин — Квинс, за две минуты доехал до Центрального шоссе, влился в небольшой поток машин, едущих на восток, и через три минуты был в аэропорту Ла Гуардиа.
В два двадцать шесть он уже получил квитанцию на въезде в парковочную секцию номер пять.
Девяносто секунд спустя «Понтиак» был припаркован точно на своем месте, лишь в бензобаке стало чуть меньше топлива, а на спидометре на шесть миль больше.
Фокс вылез из «Понтиака», тщательно запер его, и понес мешок в свой темно-зеленый «жук». Впервые он облегченно вздохнул, когда сел в машину и схватился за бечеву вещмешка.
Наконец он развязал его и направил внутрь луч фонарика. Губы растянулись в мрачной ухмылке, словно у хэллоуинской тыквы. Он вынул первую пачку денег и начал пересчитывать.
Все здесь. Восемьдесят две тысячи. Фокс достал с заднего сиденья пустой чемодан и начал аккуратно укладывать пачки. Этот багаж он возьмет с собой в самолет.
В семь утра он выехал с парковки, затерялся в утреннем потоке транспорта на Манхэттен, оставил машину в гараже «Билтмора» и поспешил к себе, где его ждали бритва, душ и завтрак.
36
К трем утра стало ясно, что их единственная зацепка — номер машины похитителя — никуда не ведет.
Первым ударом оказалось то, что машина зарегистрирована на имя Генри А. Уайта, вице-президента «Международной пищевой компании».
Агенты бросились в дом Уайта в Скарсдейле и установили за ним наблюдение. Но «Понтиака» в гараже не оказалось, и дом, казалось, был надолго заперт. Все окна плотно закрыты, сквозь задернутые шторы видно лишь пятнышко света, и то, скорее всего, на таймере.
Связались с охранником «Международной пищевой компании». Тот позвонил начальнику отдела кадров, который, в свою очередь, дал номер менеджера из департамента Уайта. Менеджер сонным голосом сообщил следователям, что Уайт только что вернулся из трехнедельной поездки в Швейцарию, поужинал с двумя коллегами в «Пасторском ресторане» и оттуда отправился к жене, чтобы провести с нею отпуск на лыжном курорте. Она гостила у друзей в Аспене или Сент-Велли.
В пять часов Стив и Хью поехали в Карли. Машину вел Хью. Стив смотрел на ленту дороги, которая вилась по Вестчестеру и приближалась к Коннектикуту. Машин совсем мало. Многие люди еще спят, обнимают жен, проверяют, укрыты ли дети, не тянет ли сквозняком из открытых окон. В какой дыре, холодной и сырой, заперты Шэрон и Нил?
«Почему я думаю об этом?» — спросил себя Стив. И смутно припомнил статью о том, что, когда люди не властны над событиями, они сосредоточиваются на мелких проблемах. Живы ли еще Шэрон и Стив? Вот о чем надо тревожиться. Господи, пощади их, будь милосерден…
— Что там с «Понтиаком»? — спросил он Хью.
— Видимо, Уайт оставил машину на стоянке и ее угнали.
— И что дальше?
— Ждем.
— Чего?
— Он может их отпустить. Он же обещал. Деньги теперь у него.
— Он так тщательно замел следы. Обо всем подумал. Как же он отпустит двоих человек, которые могут его опознать?
— Не знаю, — признался Хью.
— Может, предпринять что-то еще?
— Если он не сдержит слово и не выпустит их, надо будет раскрыть это дело, рассказать о нем СМИ. Может, кто-нибудь что-то видел или слышал.
— А как же Рональд Томпсон?
— А что он?
— Вдруг он говорит правду? И мы выясним это после одиннадцати тридцати?
— Что вы имеете в виду?
— Есть ли у нас право скрывать, что Шэрон и Нила похитили?
— Я сомневаюсь, что это повлияет на решение губернатора насчет Томпсона. Нет никаких доказательств, что они взяты в заложники, но даже если она так подумает, то может только ускорить казнь. Ее уже критиковали за предоставление Томпсону двух отсрочек. Тем ребятам из Джорджии рубильник дернули сразу. А тому, что у Фокса оказалась кассета с голосом вашей жены, может найтись простое объяснение… и, возможно, оно никак не связано с ее смертью.
Стив смотрел прямо перед собой. Они проезжали Гринвич. Как-то на выходных они с Шэрон гостили здесь на вечеринке у Брэда Робертсона. На Шэрон была черная бархатная юбка и парчовый жакет. Она прелестно выглядела, и Брэд сказал ему: «Стив, если у тебя есть хоть капля мозгов, ты не упустишь эту женщину».
— А после огласки похититель не запаникует? — Он знал ответ, но ему необходимо было спросить.
— Думаю, так и будет, — голос Хью изменился, стал тверже. — Что вы задумали, мистер Петерсон?
Вот он, вопрос. Прямо в лоб. У Стива пересохло во рту. «Просто предчувствие, — сказал он себе. — Возможно, оно ничего не значит. Но если я это затею, то не смогу остановить. А Шэрон и Нилу это может стоить жизни…»
Уныло и потерянно он ждал, словно ныряльщик перед прыжком в неуправляемую стихию. Он вспомнил Рональда Томпсона на суде, юное лицо, испуганное, но непреклонное Я не убивал. Она был мертва, когда я пришел. Спросите мальчика…
— Что бы вы чувствовали, будь это ваш единственный ребенок? Что бы вы чувствовали?
«Это и есть мой единственный ребенок, миссис Томпсон», — мысленно ответил он ей. И заговорил:
— Хью, помните, Бор Кернер сказал, что убийства этих четырех женщин и Нины как-то связаны?
— Да, и вы знаете мое мнение. Он хватается за соломинку.
— А если я скажу, что Кернер прав и смерть Нины связана с этими убийствами?
— О чем вы говорите?
— Помните, Кернер сказал, что не может понять одного — почему у всех остальных были неполадки с машиной, а у Нины не было, и ее задушили дома, а не где-то на дороге?
— Продолжайте.
— Накануне убийства Нина проколола шину. Я задержался на собрании в Нью-Йорке, и вернулся домой после полуночи. Она спала. А на следующее утро, по дороге на станцию, я заметил, что мы едем на запасном колесе…
— Продолжайте.
— Вспомните стенограмму, которую оставил Кернер. Томпсон упомянул, как они с Ниной шутили про то, что неудача обернулась удачей, а она сказала, что покупки влезли в багажник.
— К чему вы клоните?
У нее маленький багажник. Если там было место, значит, она так и не положила в него запасную покрышку. С Томпсоном они встретились после четырех, и она, наверно, сразу поехала домой. Дора в тот день прибиралась и сказала, что Нина отвезла ее домой около пяти.
— А потом они с Нилом вернулись к себе…
— Да, и он пошел играть в поезда. Нина выгружала покупки. Помните свертки на столе? И мы знаем, что в течение следующих нескольких минут она умерла. В тот вечер я осмотрел машину. Запасная покрышка была в багажнике. А на переднем колесе — новая ось.
— Вы хотите сказать, что кто-то привез покрышку, заменил ее, а потом убил вашу жену?
— А когда бы еще заменили покрышку, если не в это время? И если так все и было, тогда Томпсон не виновен. Он действительно мог спугнуть убийцу, позвонив в дверь. Бога ради, выясните у него, была ли покрышка в багажнике, когда он загружал покупки. Мне сразу надо было понять, как это важно. Но я не мог думать о том, что повздорил с Ниной в нашу последнюю минуту вместе…
Хью надавил на газ. Стрелка спидометра с шестидесяти перескочила на семьдесят и сразу на восемьдесят. С первым проблеском рассвета на мрачном небе машина с визгом подлетела к дому Стива. Хью бросился к телефону. Не снимая пальто, он позвонил в тюрьму в Сомерсе и потребовал к телефону начальника.
— Нет, я подожду. — Он повернулся к Стиву. — Начальник всю ночь провел в кабинете, на случай звонка губернатора. Сейчас они бреют парнишку.
— Боже мой.
— Даже если он заявит, что багажник был пуст, это не доказательство. Все это предположения. Кто-то мог завезти ей покрышку, сменить ее и уехать. Томпсон по-прежнему на крючке.
— Мы оба верим, что Томпсон невиновен.
«Я всегда в это верил, — бессильно подумал он. — Боже мой, в глубине души я всегда верил в это и не взглянул правде в лицо».
— Да, я здесь… Большое спасибо. — Хью бросил трубку. — Томпсон клянется, что покрышки не было, когда он укладывал покупки.
— Позвоните губернатору, — взмолился Стив. — Скажите ей… попросите хотя бы на день отсрочить казнь. Дайте трубку мне, если это поможет.
Хью набирал номер администрации штата.
Первым ударом оказалось то, что машина зарегистрирована на имя Генри А. Уайта, вице-президента «Международной пищевой компании».
Агенты бросились в дом Уайта в Скарсдейле и установили за ним наблюдение. Но «Понтиака» в гараже не оказалось, и дом, казалось, был надолго заперт. Все окна плотно закрыты, сквозь задернутые шторы видно лишь пятнышко света, и то, скорее всего, на таймере.
Связались с охранником «Международной пищевой компании». Тот позвонил начальнику отдела кадров, который, в свою очередь, дал номер менеджера из департамента Уайта. Менеджер сонным голосом сообщил следователям, что Уайт только что вернулся из трехнедельной поездки в Швейцарию, поужинал с двумя коллегами в «Пасторском ресторане» и оттуда отправился к жене, чтобы провести с нею отпуск на лыжном курорте. Она гостила у друзей в Аспене или Сент-Велли.
В пять часов Стив и Хью поехали в Карли. Машину вел Хью. Стив смотрел на ленту дороги, которая вилась по Вестчестеру и приближалась к Коннектикуту. Машин совсем мало. Многие люди еще спят, обнимают жен, проверяют, укрыты ли дети, не тянет ли сквозняком из открытых окон. В какой дыре, холодной и сырой, заперты Шэрон и Нил?
«Почему я думаю об этом?» — спросил себя Стив. И смутно припомнил статью о том, что, когда люди не властны над событиями, они сосредоточиваются на мелких проблемах. Живы ли еще Шэрон и Стив? Вот о чем надо тревожиться. Господи, пощади их, будь милосерден…
— Что там с «Понтиаком»? — спросил он Хью.
— Видимо, Уайт оставил машину на стоянке и ее угнали.
— И что дальше?
— Ждем.
— Чего?
— Он может их отпустить. Он же обещал. Деньги теперь у него.
— Он так тщательно замел следы. Обо всем подумал. Как же он отпустит двоих человек, которые могут его опознать?
— Не знаю, — признался Хью.
— Может, предпринять что-то еще?
— Если он не сдержит слово и не выпустит их, надо будет раскрыть это дело, рассказать о нем СМИ. Может, кто-нибудь что-то видел или слышал.
— А как же Рональд Томпсон?
— А что он?
— Вдруг он говорит правду? И мы выясним это после одиннадцати тридцати?
— Что вы имеете в виду?
— Есть ли у нас право скрывать, что Шэрон и Нила похитили?
— Я сомневаюсь, что это повлияет на решение губернатора насчет Томпсона. Нет никаких доказательств, что они взяты в заложники, но даже если она так подумает, то может только ускорить казнь. Ее уже критиковали за предоставление Томпсону двух отсрочек. Тем ребятам из Джорджии рубильник дернули сразу. А тому, что у Фокса оказалась кассета с голосом вашей жены, может найтись простое объяснение… и, возможно, оно никак не связано с ее смертью.
Стив смотрел прямо перед собой. Они проезжали Гринвич. Как-то на выходных они с Шэрон гостили здесь на вечеринке у Брэда Робертсона. На Шэрон была черная бархатная юбка и парчовый жакет. Она прелестно выглядела, и Брэд сказал ему: «Стив, если у тебя есть хоть капля мозгов, ты не упустишь эту женщину».
— А после огласки похититель не запаникует? — Он знал ответ, но ему необходимо было спросить.
— Думаю, так и будет, — голос Хью изменился, стал тверже. — Что вы задумали, мистер Петерсон?
Вот он, вопрос. Прямо в лоб. У Стива пересохло во рту. «Просто предчувствие, — сказал он себе. — Возможно, оно ничего не значит. Но если я это затею, то не смогу остановить. А Шэрон и Нилу это может стоить жизни…»
Уныло и потерянно он ждал, словно ныряльщик перед прыжком в неуправляемую стихию. Он вспомнил Рональда Томпсона на суде, юное лицо, испуганное, но непреклонное Я не убивал. Она был мертва, когда я пришел. Спросите мальчика…
— Что бы вы чувствовали, будь это ваш единственный ребенок? Что бы вы чувствовали?
«Это и есть мой единственный ребенок, миссис Томпсон», — мысленно ответил он ей. И заговорил:
— Хью, помните, Бор Кернер сказал, что убийства этих четырех женщин и Нины как-то связаны?
— Да, и вы знаете мое мнение. Он хватается за соломинку.
— А если я скажу, что Кернер прав и смерть Нины связана с этими убийствами?
— О чем вы говорите?
— Помните, Кернер сказал, что не может понять одного — почему у всех остальных были неполадки с машиной, а у Нины не было, и ее задушили дома, а не где-то на дороге?
— Продолжайте.
— Накануне убийства Нина проколола шину. Я задержался на собрании в Нью-Йорке, и вернулся домой после полуночи. Она спала. А на следующее утро, по дороге на станцию, я заметил, что мы едем на запасном колесе…
— Продолжайте.
— Вспомните стенограмму, которую оставил Кернер. Томпсон упомянул, как они с Ниной шутили про то, что неудача обернулась удачей, а она сказала, что покупки влезли в багажник.
— К чему вы клоните?
У нее маленький багажник. Если там было место, значит, она так и не положила в него запасную покрышку. С Томпсоном они встретились после четырех, и она, наверно, сразу поехала домой. Дора в тот день прибиралась и сказала, что Нина отвезла ее домой около пяти.
— А потом они с Нилом вернулись к себе…
— Да, и он пошел играть в поезда. Нина выгружала покупки. Помните свертки на столе? И мы знаем, что в течение следующих нескольких минут она умерла. В тот вечер я осмотрел машину. Запасная покрышка была в багажнике. А на переднем колесе — новая ось.
— Вы хотите сказать, что кто-то привез покрышку, заменил ее, а потом убил вашу жену?
— А когда бы еще заменили покрышку, если не в это время? И если так все и было, тогда Томпсон не виновен. Он действительно мог спугнуть убийцу, позвонив в дверь. Бога ради, выясните у него, была ли покрышка в багажнике, когда он загружал покупки. Мне сразу надо было понять, как это важно. Но я не мог думать о том, что повздорил с Ниной в нашу последнюю минуту вместе…
Хью надавил на газ. Стрелка спидометра с шестидесяти перескочила на семьдесят и сразу на восемьдесят. С первым проблеском рассвета на мрачном небе машина с визгом подлетела к дому Стива. Хью бросился к телефону. Не снимая пальто, он позвонил в тюрьму в Сомерсе и потребовал к телефону начальника.
— Нет, я подожду. — Он повернулся к Стиву. — Начальник всю ночь провел в кабинете, на случай звонка губернатора. Сейчас они бреют парнишку.
— Боже мой.
— Даже если он заявит, что багажник был пуст, это не доказательство. Все это предположения. Кто-то мог завезти ей покрышку, сменить ее и уехать. Томпсон по-прежнему на крючке.
— Мы оба верим, что Томпсон невиновен.
«Я всегда в это верил, — бессильно подумал он. — Боже мой, в глубине души я всегда верил в это и не взглянул правде в лицо».
— Да, я здесь… Большое спасибо. — Хью бросил трубку. — Томпсон клянется, что покрышки не было, когда он укладывал покупки.
— Позвоните губернатору, — взмолился Стив. — Скажите ей… попросите хотя бы на день отсрочить казнь. Дайте трубку мне, если это поможет.
Хью набирал номер администрации штата.