все болит… руки и ноги… как сейчас, когда они связаны… и я заставила себя думать о чем-нибудь приятном, что сделаю, когда вернусь домой. И вспомнила о парусных лодках . Тогда я пообещала себе, что, как только доберусь домой, подарю себе эту картину. Так я и сделала.
   Ее голос звучал все тише. Он вслушивался изо всех сил, чтобы не пропустить ни слова.
   — И я думаю, мы должны придумать настоящий подарок для тебя. Папа тебе, наверно, говорил, что Люфтсы собираются во Флориду.
   Нил почувствовал, как грудь сдавил гигантский кулак.
   — Тихо, Нил! Не забывай… вдох… выдох… дыши медленно. Когда папа показал мне ваш дом, комнату Люфтсов, и я выглянула из окна, то поняла, что это просто моя картина. Как на ладони вся гавань, и лодки, и Саунд[4], и остров. На твоем месте после отъезда Люфтсов я бы заняла эту комнату. Поставила бы туда книжные шкафы, полки для игр, стол. А ниша такая большая, что в ней поместятся рельсы для всех твоих поездов. Папа говорит, что раньше ты любил поезда. Я в детстве тоже в них играла. У меня даже сохранилось от папы несколько настоящих лионелевских[5] поездов. Вот какие они старые. Я хочу подарить их тебе.
   Когда Люфтсы поедут во Флориду… Когда Люфтсы поедут во Флориду… Шэрон не считала, что он поедет с ними. Она думала, что он может занять их комнату.
   — Сейчас я тоже боюсь, мне тоже неудобно и хочется поскорее выбраться отсюда, но я рада, что ты со мной, и я скажу твоему папе, как храбро ты себя вел и как старался дышать медленно, чтобы не задохнуться.
   Тяжелый черный камень, все время давивший грудь Нила, кажется, немного сдвинулся. Так же, как он расшатывал молочный зуб, так голос Шэрон двигал камень вперед-назад. Вдруг Нилу ужасно захотелось спать. Руки были связаны, но он мог двигать пальцами и заскользил ими по руке Шэрон, пока не нащупал то, что искал, — рукав, за который можно было держаться. Завернув пальцы в мягкую шерсть, он погрузился в сон.
   Резкое прерывистое дыхание стало ровным. Шэрон вслушивалась в густой свист, чувствовала, как тяжело вздымается грудь Нила. В комнате так холодно и сыро, а Нил простужен. Но, по крайней мере, они лежат, прижавшись друг к другу, и делятся теплом.
   Сколько времени? Они попали сюда в семь тридцать. Этот человек, Фокс, провел с ними несколько часов. Как долго его уже нет? Наверное, уже за полночь. Наступил вторник. Фокс сказал, что они останутся здесь до среды. Где Стив добудет восемьдесят две тысячи долларов за один день? И почему такая безумная цифра? Свяжется ли он с ее родителями? Это нелегко, ведь они сейчас живут в Иране. Когда Нил проснется, она расскажет ему об Иране и о том, что ее отец инженер.
   «В среду утром мы с тобой уедем, и я сообщу им, где искать мальчика». Она задумалась об этом обещании. Придется вести себя так, как будто она хочет поехать с ним. Как только Нил будет в безопасности и они останутся с похитителем вдвоем, она начнет кричать. Что бы он ни сотворил с ней, придется рискнуть.
   Зачем он их похитил? Как-то странно он смотрел на Нила. Будто ненавидит его и… боится. Но это же невозможно.
   Что, если он не снимает с Нила повязку, потому что тот может его узнать? Возможно, он из Карли. Если это так, как он решится оставить Нила в живых? Но Нил видел его, когда он ворвался в дом. Нил не сводил с него глаз. Нил узнает его, если увидит снова, Шэрон была в этом уверена. И он тоже это понимает. Может, он собирается убить Нила, как только получит деньги?
   Именно так.
   Даже если он выведет отсюда ее, Нил выбраться не успеет.
   Порыв гнева и страха заставил ее теснее прижаться к Нилу, подогнуть ноги под его коленками, попытаться защитить его своим телом. Завтра. В среду.
   Миссис Томпсон в эту самую минуту чувствует себя так же. Ярость, страх и беспомощность, изначальная необходимость защищать своего детеныша. Нил сын Стива, а Стив уже столько выстрадал. Сейчас он просто обезумел. Они с миссис Томпсон оба в панике.
   Шэрон не винила миссис Томпсон за упреки. Та не сознавала, что говорит. Рон виновен, и нет никакой надежды, что кто-то поверит в обратное. Этого-то миссис Томпсон и не понимала: спасти его можно было, только организовав массовый протест против казни.
   По крайней мере, она, Шэрон, пыталась помочь ему. Стив, Стив, кричала она беззвучно, теперь ты понимаешь? Ты видишь?
   Она потерлась запястьями о стену. Шлакобетонные блоки шероховатые и зазубренные, но руки были связаны так, что соприкасались со стеной только костяшками пальцев и боком кисти.
   Когда Фокс вернется, она скажет ему, что ей нужно в туалет. Ему придется развязать ее. Может, тогда кто-нибудь…
   Фотографии. Он убил этих женщин. Только псих будет убивать и фотографировать, а потом увеличивать снимки до такого размера.
   И он сделал ее снимок.
   Бомба. Что, если кто-нибудь пройдет мимо комнаты? Если она взорвется, погибнут они с Нилом и кто-то еще. Насколько она мощная?
   Она пыталась молиться, но могла только повторять снова и снова: «Пожалуйста, пусть Стив найдет нас вовремя, не отнимай у него сына».
   Так, наверное, молится сейчас и миссис Томпсон. Пощади моего сына».
   «Я обвиняю вас, мисс Мартин…»
   Время тянулось медленно. Боль в руках и ногах неожиданно сменилась онемением. Каким-то чудом Нил заснул. Иногда он стонал и начинал дышать прерывисто, но потом снова забывался судорожным сном.
   Должно быть, приближается утро. Поезда грохочут все чаще. Во сколько открывается вокзал? в пять? Наверное, сейчас пять.
   К восьми терминал будет кишеть людьми. Вдруг бомба взорвется? Нил беспокойно завозился. Что-то пробормотал. Она не могла разобрать что. Он просыпался.
   Нил попытался открыть глаза и не смог. Хотелось в туалет. Ноги и руки болели. Дышать было тяжело, Тогда он вспомнил, что случилось. Он побежал к двери и сказал: «Все нормально», а потом открыл ее. Зачем только он это сказал?
   Он вспомнил.
   В груди снова заворочался камень. На лице он почувствовал дыхание Шэрон. Где-то вдалеке гудел поезд.
   Гудок поезда.
   И мама. Он побежал вниз.
   Тот человек позволил маме упасть и повернулся нему.
   А потом человек склонился над мамой, весь потный и перепуганный.
   Нет.
   Человек, который толкнул дверь вчера вечером а потом стоял над ним и смотрел на него. Он делал это и раньше.
   Он пошел на него. Уронил маму и пошел на него. Вытянул руки и смотрел прямо на него.
   И что-то случилось.
   Звонок. Раздался звонок в дверь.
   И человек убежал. Нил видел, как он убежал.
   Поэтому тот день и снился ему все время. Он был этот момент… самый страшный момент, когда тот человек пошел на него, раскинув и протянув руки…
   Человек…
   Человек, который разговаривал с мистером Люфтсом…
   А вчера вечером ворвался в их дом и стоял над НИМ.
   — Шэрон, — голос Нила звучал сдавленно и хрипло, он пытался говорить, несмотря на сильный приступ.
   — Да, Нил. Я здесь.
   — Шэрон, этот человек, плохой человек, который нас связал…
   — Да, дорогой… не бойся, я о тебе позабочусь.
   — Шэрон, этот человек убил мою маму.

25

   Комната Лалли нужно попасть в свою комнату, Неважно, что там холодно. Газеты между двумя одеялами согреют ее. Она так скучает по своей комнатке; в ночлежке на Десятой авеню, где она, Рози и другие провели большую часть зимы, все время было полк народу. Ей нужно одиночество. Нужно место, чтобы помечтать.
   Много лет назад, в молодости, Лалли читала колонки Луэллы Парсонс и Хедды Хоппер, а потом ложилась спать и убаюкивала себя мечтами о том, что она не скромная одинокая учительница, а кинозвезда, которую репортеры и фотографы поджидают у входа на Центральный вокзал.
   Иногда на ней была белая лисья шуба и она выходила из здания «Двадцатый век Фокс», или сшитый на заказ шелковый костюм, на плечах соболиное манто, а секретарь нес саквояж с драгоценностями.
   Однажды она представила, что шла в вечернем платье, потому что направлялась прямо на премьеру своего фильма на Бродвее, — в таком платье была Джинджер Роджерс в «Цилиндре».
   Потом мечты увяли, и она привыкла к своей жизни — унылой, монотонной, одинокой. Но, приехав в Нью-Йорк и поселившись на Центральном вокзале, она будто на самом деле вспоминала свой звездный час и нисколько не притворялась.
   А когда Расти дал ей ключ от комнаты и она могла спать на своем вокзале, уютно свернувшись и слушая шум поездов… все стало просто замечательно.
   В половине девятого во вторник, нагрузившись пакетами, Лалли направилась в нижний терминал у платформы на Маунт-Вернон. Она собиралась, постоять, с пассажирами, ждущими поезд на восемь пятьдесят, а потом проскользнуть в свою комнату. По дороге она зашла в закусочную в коридоре, идущем от « Билтмора», и заказала кофе с пончиками. Но сначала выудила из газетной стойки «Таймс» и «Ньюс».
   Мужчина, стоявший впереди нее, у прилавка навынос, казался смутно знакомым. А, да это же он вчера испортил ее планы, когда спускался к платформе на Маунт-Вернон с девушкой в сером пальто! Под ее неприязненным взглядом он заказал два кофе, булочки, молоко, заплатил и взял бумажный пакет. Интересно, работает ли он здесь. Почему-то ей казалось, что нет.
   Покинув закусочную, Лалли нарочно слонялась по терминалу, чтобы знакомые копы не подумали, будто она замышляет что-то. Наконец она спустилась на пандус к Маунт-Вернон. Пассажиры садились в поезд. Все торопились. Очень довольная, она влилась в толпу и стала спускаться по платформе. За последним вагоном свернула направо. Через секунду она скроется из виду.
   И тогда она увидела его. Мужчину, только что купившего кофе, молоко и булочки. Мужчину, приходящего сюда вчера вечером. Он быстро удалялся во мрак волнующих глубин терминала.
   Направляться он мог только в одно место.
   В ее комнату.
   Он нашел ее! Поэтому и приходил сюда вчера вечером. Он не ждал поезда. Просто вел свою девушку ее комнату.
   А сейчас он несет два кофе, молоко и четыре булочки. Значит, девушка еще там.
   В глазах закипали горькие слезы обиды. Отняли комнату! Но многолетний навык мириться с жизнью спас ее. Она это перенесет. Надо от них избавиться! Будет за ним следить, а когда он уйдет, спуститься в комнату и предупредит девушку, что копы знают о них собираются их арестовать. Девушка наверняка испугается. Мужчина-то неприятный, но она явно не из тех, кто слоняется по вокзалам. Ей, наверное, казалось, что это похоже на игру. Должна сразу убежать и его с собой прихватить.
   Довольная, что придумала, как перехитрить незваных гостей, Лалли повернула назад и отправилась в зал ожидания. Воображение представило девушку лежащую на ее кровати и ждущую, когда приятель принесет ей завтрак. Не особенно-то располагайся, мисс, скоро у тебя будет компания.

26

   Стив, Хью, Люфтсы и агент Хэнк Ламонт сидели в гостиной. Дора Люфтс только что поставила на стол кофейник и свежие пшеничные кексы. Стив подпер рукой голову и посмотрел на них без интереса. Только вчера Нил сказал ему: «Мне говоришь не класть локти на стол, а сам все время так сидишь».
   Стив отогнал эту мысль. Бесполезно. Бесполезно. Думай о том, что можно сделать. Он внимательно посмотрел на Билла Люфтса. Ночью Билл, без сомнения, утешал себя выпивкой. Глаза у него налились кровью, а руки дрожали.
   Они только что прослушали запись первого звонка из девятнадцати слов. Приглушенный, невнятный голос невозможно было опознать. Хью проиграл кассету три раза и выключил диктофон.
   — Ладно. Как только мистер Перрис позвонит, отнесем ее миссис Перрис и посмотрим, что она скажет А сейчас очень, очень важно уточнить несколько деталей. — Он посмотрел на список перед собой. — Во-первых, пока все не закончится, здесь круглосуточно будет дежурить агент. Я думаю, что этот Фокс слишком хитер, чтобы звонить сюда или Перрисам. Он сообразит, что мы установили прослушивание. Но всегда есть шанс… Мистеру Петерсону нужно съездить в Нью-Йорк, так что если телефон зазвонит, вы, миссис Люфтс, должны немедленно ответить. Агент Ламонт возьмет параллельную трубку, и мы запишем звонок. И если похититель позвонит, вы не должны пугаться. Вы должны удержать его на телефоне как можно дольше. Сможете?
   — Постараюсь, — дрожащим голосом ответила Дора.
   — Что со школой Нила? Вы позвонили и сообщили, что он болен?
   — Да. Ровно в половине девятого, как вы сказали.
   — Отлично. — Хью повернулся к Стиву: — Вы связались со своим издательством, мистер Петерсон?
   — Да. Издатель предлагал, чтобы я увез Нила несколько дней до… казни Томпсона. Я оставил сообщение, что так и сделал.
   Хью повернулся к Биллу Люфтсу:
   — Мистер Люфтс, я хочу, чтобы вы оставались в доме, по крайней мере сегодня. Это кому-нибудь покажется странным?
   Дора Люфтс невесело рассмеялась.
   — Только завсегдатаям бара «Мельница».
   — Хорошо, спасибо вам обоим. — Разговор с Люфтсами был закончен. Они встали и ушли в кухню неплотно прикрыв за собой дверь.
   Хью решительно захлопнул ее, поднял бровь и смотрел на Стива.
   — Вряд ли Люфтсы много упустили из того, что говорится в этом доме, мистер Петерсон, — заметил он.
   Стив пожал плечами.
   — Я знаю. Но с тех пор, как Билл в прошлом году ушел на пенсию, они остаются из любезности и очень хотят уехать во Флориду.
   — Вы говорили, что они здесь уже два года?
   — Немного дольше. Дора убиралась у нас раз в неделю с рождения Нила. Наш прежний дом был в шести кварталах отсюда. Они копили на пенсию. Когда убили Нину, мы только въехали и мне нужен был кто-то, чтобы присматривать за Нилом. Я предложил им небольшую комнату на третьем этаже. Так они экономили на плате за жилье, и я платил Доре столько же, сколько она зарабатывала за уборку.
   — И это всех устраивало?
   — Вполне. Люфтсы любят Нила, и Дора хорошо за ним присматривает… возможно, слишком хорошо — она чересчур его опекает. И с тех пор как Билл начал ошиваться без дела, он стал много пить. Честно говоря я буду рад, когда они уедут.
   — Что их удерживает? — резко спросил Хью. — Деньги?
   — Нет. Не думаю. Дора хочет, чтобы я снова женился и у Нила появилась мать. Она на самом деле очень добрая.
   — И ваши отношения с Шэрон Мартин шли к свадьбе?
   Стив холодно улыбнулся.
   — Надеюсь. — Он поднялся и подошел к окну. Снова пошел снег. Стив подумал, что он также может контролировать свою жизнь, как одна из этих снежинок — место, куда упадет: на кустарник, траву или дорогу, где растает или замерзнет от прикосновения, будет сметена, растоптана ботинками. Что за дурацкие мысли лезут в голову. Усилием воли он вернулся к настоящему. Нельзя беспомощно сидеть здесь. Нужно что-то делать.
   — Я возьму чековую книжку и поеду в Нью-Йорк, — сказал он Хью.
   — Одну минуту, мистер Петерсон. Нужно обсудить кое-что.
   Стив подождал.
   — Что будет, если вы не получите записи с голосом вашего сына и Шэрон?
   — Он обещал…
   — Возможно, он не успеет ее доставить. Как передаст запись, даже если сделает ее? Вопрос в следующем: вы готовы заплатить деньги без доказательств?
   Стив подумал.
   — Да. Я не хочу рисковать и провоцировать его. Возможно, он где-нибудь оставит кассету… а если я не буду следовать его указаниям…
   — Ладно. Займемся этим позже. Если до двух ночи, когда он позвонит в автомат на 59-й улице, кассета не появится, можете потянуть время… Скажите, что ничего не получили. Он может заявить, что оставил ее в определенном месте, но это легко будет проверить. Еще одно. Вы собираетесь отдать ему настоящие деньги? Мы можем достать фальшивые, которые будет легко отследить.
   — Нет, я не стану так рисковать. Деньги в трасте — на образование Нила. Если с ним что-нибудь случится…
   — Хорошо. Значит, вы снимете деньги со счета. Возьмите у кассира чек и отправляйтесь в Федеральный резервный банк. Наши люди сфотографируют купюры. По крайней мере, у нас будут хоть какие-то данные…
   Стив перебил его:
   — Я не хочу, чтобы деньги маркировали.
   — Никто не говорит о маркировании. Но похититель не узнает, что мы их сфотографировали. Хотя это и потребует времени. Восемьдесят две тысячи по десять, двадцать и пятьдесят долларов — огромная гора купюр.
   — Я знаю.
   Мистер Петерсон, вам нужно соблюсти некоторые предосторожности. Во-первых, позвольте нам установить в вашей машине камеры. Так мы сможем следить за похитителем после того, как вы с ним встретитесь. Возможно, нам удастся сфотографировать его или записать номер его машины. Мы также хотим установить в вашей машине таймер, чтобы на расстоянии знать, где вы находитесь. И наконец — и это решение будет зависеть от вас — мы хотели бы спрятать электронный индикатор в чемодане с деньгами.
   — А если он его найдет и поймет, что я сообщил вам?
   — А если вы не установите индикатор и похититель с вами больше не свяжется? Вы заплатили деньги, а вашего ребенка и Шэрон не вернули. Поверьте мне, мистер Петерсон, наша первая задача — найти их целыми и невредимыми. После этого у нас будут развязаны руки для поиска похитителя. Но решение за вами.
   — Как бы вы поступили, если бы речь шла о вашем сыне и… жене?
   — Мистер Петерсон, мы имеем дело с непорядочными людьми. Это не тот случай, когда вы платите деньги, и вам возвращают родных. Может быть, их освободят. Может быть. А может, просто оставят так, что они сами не выберутся. Это нужно учитывать. По крайней мере, зона поиска будет сужена, если мы сможем выследить похитителя.
   Стив вяло пожал плечами.
   — Делайте, что нужно. Я поеду в Нью-Йорк на машине Билла.
   — Нет. Я предлагаю вам поехать на своей машине и припарковать ее возле вокзала, как обычно. Весьма вероятно, что за вами следят. Мы тоже установили наблюдение, наш агент сопровождает вас на расстоянии. Оставьте ключи на полу. Мы заберем машину и установим оборудование. К вашему возвращению она будет на месте. Итак, с деньгами вы едете…
   Без двадцати одиннадцать Стив сел на поезд до Центрального вокзала. Он на десять минут отставал от расписания и прибыл в Нью-Йорк в одиннадцать тридцать пять. С большим пустым чемоданом в руках Стив направился на Парк-авеню пешком.
   Он шел от вокзала к 55-й улице и все сильнее ощущал безнадежность и тщетность своих усилий. Сегодня, на второй день снегопада, горожане, демонстрируя привычку сопротивляться стихиям, вышли на улицы как ни в чем не бывало. Они переступали через скользкие тротуары и лавировали среди сугробов. Вчера утром они с Шэрон стояли под снегом в нескольких кварталах отсюда, и он поцеловал ее на прощание. Ее губы не ответили ему, как и его, когда Нина поцеловала его в тот последний день.
   Стив приехал в банк. Известие, что он собирается снять со счета Нила все, кроме двухсот долларов, было встречено поднятой бровью. Кассир покинула свою каморку и проконсультировалась со старшим вице-президентом, сразу заспешившим к Стиву.
   — Мистер Петерсон, возникли какие-то сложности?
   — Нет, мистер Штраус. Я просто хочу снять деньги.
   — Я вынужден попросить вас заполнить федеральную форму и форму штата. Это необходимо при снятии таких крупных сумм. Надеюсь, у вас нет каких-либо претензий к нашей работе со счетом вашего сына?
   С усилием Стив сохранил спокойное выражение лица и интонацию.
   — Нет, никаких.
   — Хорошо, — вице-президент заговорил прохладно-профессиональным тоном. — Вы можете заполнить все необходимые формы за моим столом. Пожалуйста, пройдемте за мной.
   Стив механически нацарапал всю требуемую информацию. Когда он заканчивал, кассир принесла чек.
   Мистер Штраус быстро подписал чек, вручил Стиву и поднялся. Лицо его приобрело заботливое выражение.
   — Я ни в коем случае не хочу вмешиваться, но, возможно, у вас неприятности, мистер Петерсон? Может, мы сумеем помочь?
   Стив тоже встал.
   — Нет, нет, спасибо, мистер Штраус. — Он сам услышал, как натянуто и неубедительно прозвучали его слова.
   — Надеюсь, что так. Мы очень ценим вас как клиента, и, надеюсь, как друга. Если возникнет какая-то проблема, и мы сможем помочь, пожалуйста, сообщите нам. — Он протянул руку.
   Стив пожал ее.
   — Очень любезно с вашей стороны, но все хорошо, уверяю вас.
   Подхватив чемодан, он вышел на улицу, поймал такси и направился в Федеральный резервный банк. Там его отвели в комнату, где мрачные агенты ФБР деловито считали и фотографировали купюры. Стив угрюмо наблюдал за ними.
   В голове вертелся детский стишок: «Король сидел в своей казне и денежки считал». Нина любила его напевать, укладывая Нила.
   Он вернулся на вокзал в пять минут четвертого, поезд только что ушел. Следующий через час. Он позвонил домой. Дора взяла трубку, и с параллельного аппарата ответил агент Ламонт. Никаких новостей. Кассету не присылали. Хью Тейлор подъедет к возвращению Стива.
   Мысль, что надо убить целый час, вызывала отвращение. Жгучая боль медленно растекалась от середины лба к вискам и возвращалась обратно, тисками сдавливая голову. Стив вдруг вспомнил, что со вчерашнего обеда ничего не ел.
   «Устричный бар». Он закажет тарелку устричного рагу и выпить. Из этого автомата он пытался дозвониться Шэрон. Тогда и начался этот кошмар. Когда ему не ответили, и он понял — что-то случилось. Всего двадцать часов назад. Кажется, будто прошла целая жизнь.
   Двадцать часов. Где Шэрон и Нил? Они голодные? На улице так холодно. Тепло ли там, где их держат?
   Шэрон позаботится о Ниле, в этом он уверен. Если бы только вчера Шэрон ответила на его звонок… Если бы они провели вечер втроем, как и собирались… Уложив Нила спать, он бы сказал: «Ты не обретешь слишком много, Шэрон. Возможно, тебе досталось бы гораздо больше, если бы ты подождала, но не надо ждать. Выходи за меня замуж. Нам будет хорошо вместе».
   Возможно, она не приняла бы его предложения. Она презирала его мнение о смертной казни. Но в этом он непреклонен и уверен в своей правоте.
   Как сейчас себя чувствует мать Рональда Томпсона? Даже когда все закончится, она будет страдать всю оставшуюся жизнь.
   Как и он, если с Шэрон и Нилом что-то случится.
   Суета на терминале нарастала. Менеджеры, уезжающие до часа пик, торопливо шли к поездам на Нью-Хейвен, которые доставят их в Вестчестер и Коннектикут. Женщины, приезжавшие в Нью-Йорк за покупками, проходили через терминал, смотрели расписание, спешили домой, чтобы приготовить ужин.
   Стив спустился на нижний ярус и вошел в «Устричный бар». Людей почти не было. Обеденный перерыв давно закончился. Для вечернего коктейля и ужина еще слишком рано. Он сел у стойки и сделал заказ, аккуратно поставив чемодан под ноги.
   В прошлом месяце они с Шэрон обедали здесь. Ее переполняла радость из-за бурного отклика общественности на кампанию о замене смертного приговора Томпсону пожизненным заключением.
   — Мы добьемся этого, Стив, — говорила она уверенно. Она была так счастлива, так переживала за это дело. Рассказывала о предстоящей поездке в поддержку кампании.
   — Я буду скучать по тебе, — сказал он.
   — Я тоже.
   «Я люблю тебя, Шэрон. Я люблю тебя, Я люблю тебя, Шэрон». Сказал ли он это тогда?
   Он проглотил мартини, который поставил пере ним бармен.
   Без пяти четыре, так и не притронувшись к горячему рагу, Стив расплатился и поднялся в верхний терминал, к поезду на Карли. Проходя в вагон для некурящих, он не заметил, как мужчина в конце вагона закрыл лицо газетой. Лишь убедившись, что он прошел вперед, незнакомец опустил газету и не сводил напряженного взгляда с тяжелого чемодана. Тот же пассажир вышел в Карли и ждал на платформе, пока Стив не миновал стоянку и не уехал машине, в фарах и зеркале заднего вида которой теперь были установлены мощные камеры.

27

   Гленда Перрис спала до часа дня. Только услышав отъезжающую машину Мэриан, она полностью проснулась. Сначала не открывала глаз и полежала неподвижно. Но боль, сопровождающая первое движение, не пришла. Ночью было совсем плохо, она скрыла от Роджера — насколько. Хотя он, наверное, догадался, да и доктор — беспокоился о кардиограмме.
   Она не поедет в больницу. Там ей дадут столько успокоительного, что она перестанет соображать. Этого она не допустит. Ведь она понимает, почему боли так мучили в последнее время. Из-за этого мальчика, Томпсона. Такой юный, а ее показания помогли приговорить его.
   — Он сбил вас с ног, миссис Перрис…
   — Да, он бежал от дома.
   — Было темно, миссис Перрис. Вы уверены, что бежал не кто-то другой?
   — Уверена. Он помедлил в дверном проеме до того, как столкнулся со мной. А свет в кухне горел.
   «А сейчас Нил и Шэрон. Господи, дай мне вспомнить». Она закусила губу… в груди кольнуло… нет, нельзя расстраиваться. Толку от этого не будет. Бога ради. думай. Гленда положила под язык таблетку. Это заглушит боль, пока она не стала острой. Фокс. Как странно он это сказал. Что-то мелькнуло в памяти… совсем недавно.
   Скрипнула дверь, и заглянул Роджер.
   — Все хорошо, дорогой, я проснулась.
   — Как себя чувствуешь? — Он быстро подошел к кровати, коснулся ее руки.