Страница:
Том Клэнси
Кремлевский кардинал
Любовь – над бурей поднятый маяк
Не меркнущий во мраке и тумане
Любовь – звезда, которою моряк
Определяет место в океане.
У. Шекспир. Сонет 116
Посвящается полковнику Ф. Картеру Коббу и его жене
Пролог. Опасности: старые, новые и непреходящие
Его звали Лучником. Это было почетное прозвище, хотя его соотечественники перестали пользоваться луком и стрелами больше века назад, после того как познакомились с огнестрельным оружием. Это прозвище отражало отчасти непреходящую природу их борьбы. Первым западным завоевателем – именно так местные жители думали о них – был Александр Македонский. За ним последовало множество других. И все, в конце концов, потерпели неудачу. Жители Афганистана считали причиной своего упорного сопротивления веру в ислам, хотя неистребимая храбрость этих мужчин являлась такой же частью их национального наследия, как и темные глаза, в которых не было места жалости.
Лучник был одновременно молодым и очень старым человеком. В тех случаях, когда выдавалась такая возможность и ему хотелось вымыться в горном ручье, на его теле тридцатилетнего мужчины можно было видеть молодые мышцы. Такие мышцы позволяли их обладателю вскарабкаться на тысячу футов по крутому каменистому склону с той же легкостью, с какой он прежде шел за газетами к своему почтовому ящику.
Старыми были только его глаза. Афганцы – красивый народ, но правильные черты их лиц и светлая кожа постоянно подвержены ветру, солнцу и пыли, отчего люди часто кажутся старше своих лет. Лучник, однако, постарел не от ветра. Еще три года назад он был учителем математики, выпускник колледжа в стране, где большинство жителей считаются образованными, если они в состоянии читать святой Коран. Лучник женился молодым – таков тут обычай, – стал отцом двух детей. Однако его жена и дочь погибли от ракет, выпущенных Штурмовиком Су-24, а сын пропал. После того как советские штурмовики уничтожили до основания деревню, где жила его семья, сюда пришли их пехотные части. Они убили всех оставшихся в живых взрослых и увезли с собой для отправки в Советский Союз малолетних сирот. Там они получат образование и соответствующую подготовку. И все случилось из-за того, что его жена захотела показать внуков своей матери, перед тем как та умрет, вспомнил Лучник, а также оттого, что советский патруль подвергся обстрелу в нескольких километрах от деревни. В тот день, когда ему стало известно об этом, – через неделю, после того как это произошло, – учитель алгебры и геометрии аккуратно сложил учебники на своем столе и ушел из маленького городка Газни в горы. Еще через неделю после наступления темноты он вернулся в город с тремя другими мужчинами и доказал, что он достойно несет древние традиции своего народа: они убили трех советских солдат и забрали их оружие. С тех пор он так и не расставался со своим первым «Калашниковым».
Но Лучником его прозвали не поэтому. Главарь небольшого отряда моджахедов – что означает «борющийся за свободу» – проявил незаурядную проницательность. Он не отнесся с презрением к новому воину, который провел молодость в стенах школы, овладевая чужеземными обычаями. Не винил главарь молодого учителя и в том, что тот слабо разбирался в религии. Когда он пришел в отряд, его знание ислама было крайне поверхностным, но главарь помнил, как текли слезы из глаз молодого бойца, когда имам учил его повиноваться воле Аллаха. Не прошло и месяца, как он стал самым безжалостным – и самым ловким – бойцом в отряде, наглядно демонстрируя, что выражает волю Божью. Именно его послал главарь в Пакистан, чтобы там, используя свои знания, он овладел ракетами класса «земля – воздух». Первыми зенитными ракетами, которыми снабдил моджахедов молчаливый серьезный человек из «Америкастана», были советские CAM-17, известные русским под названием «стрела». Эта первая переносная зенитная ракета была достаточно эффективной, только если ею пользовались с максимальной точностью. Таким мастерством владели всего несколько моджахедов. Лучшим среди них был учитель математики, и именно за успехи в стрельбе русскими «стрелами» бойцы отряда прозвали учителя Лучником.
Сейчас у него в руках была новая зенитная ракета, американский «Стингер», однако в его отряде все ракеты «земля – воздух» – и не только в отряде, во всей округе – называли просто «стрелами» – оружием Лучника. Он лежал на остром, как лезвие ножа, краю горного кряжа, в сотне метров ниже горного пика, и отсюда просматривал всю ледниковую долину. Рядом находился его наблюдатель Абдул. Это имя шло ему: Абдул означает помощник, а юноша нес на себе еще две ракеты для пускового устройства Лучника и, что еще важнее, остротой глаз не уступал соколу. Эти глаза горели яростным пламенем. Аблул был сиротой.
Взгляд Лучника обшаривал горную местность, особенно хребты, и его выражение отражало тысячелетия войн. Серьезный человек, этот Лучник. Несмотря на свою приветливость, он редко улыбался, не проявил интереса, когда ему предложили новую невесту, и даже отказался разделить свое горе с недавно потерявшей мужа женщиной. В его жизни жила лишь одна страсть.
– Вот там, – тихо произнес Абдул и показал рукой.
– Вижу.
Бой в долине – не первый в этот день – шел уже тридцать минут, достаточное время для того, чтобы советские войска получили поддержку со стороны своих вертолетов с базы, расположенной в двадцати километрах за следующей горной грядой. Солнечные лучи отразились от носовой кабины вертолета Ми-24, и Лучник со своим помощником заметили его. Вертолет был еще в десяти милях от них, миновал высокий хребет. Еще выше над головой и далеко за пределами досягаемости «Стингера» описывал круги двухмоторный Антонов-26. Самолет был наполнен аппаратурой наблюдения и связи, с ее помощью и велось управление боем на земле и в воздухе. Но Лучник следил только за Ми-24, штурмовым вертолетом типа «Хайнд», снаряженным ракетами и пушками, которому уже сейчас передавал информацию самолет управления боем.
Появление зенитных ракет «Стингер» оказалось неприятным сюрпризом для русских, и тактика их воздушной поддержки менялась каждый день, пока они пытались справиться с этой новой угрозой. Долина была глубокой и очень узкой. Для того чтобы пилот вертолета сумел нанести удар по афганским партизанам, ему нужно было лететь вдоль этой скалистой расщелины. Он предпочтет остаться на высоте не меньше тысячи метров, опасаясь, что на дне долины вместе со стрелками находится команда «Стингера». Лучник следил за тем, как приближался вертолет, все время менявший направление, пока пилот изучал обстановку и выбирал курс сближения. Как и ожидалось, пилот выбрал направление подлета с подветренной стороны, для того чтобы шум ротора достиг слуха афганцев на несколько секунд позже, что может сыграть решающую роль. Радиоприемник на борту самолета, описывающего круги над головой, будет настроен на частоты, используемые моджахедами, чтобы русские услышали предостережение о приближении вертолета и могли определить место расположения «Стингера». У Абдула действительно был приемопередатчик, выключенный и спрятанный в складках одежды.
Лучник медленно поднял пусковое устройство и направил его двухэлементный прицел на приближающийся вертолет. Большим пальцем он сдвинул кнопку включения и прижал щеку к электропроводной планке. И тут же был вознагражден трелью системы наведения пускового устройства. Пилот оценил обстановку и принял решение. Для нанесения первого огневого удара вертолет устремился по дальней стороне ущелья немного за пределами досягаемости «Стингера». Нос вертолета был опущен вниз, и стрелок, сидящий впереди пилота и чуть ниже его, нацелился в то место, где шел бой. На дне долины появились облачка дыма. Советские войска пользовались минометами для указания цели, где находились их мучители, и вертолет чуть изменил курс. Наступил момент атаки. Из ракет, подвешенных под брюхом вертолета, вырвались языки пламени, и первый залп устремился вниз, к цели.
И вдруг со дна долины вверх начал стремительно подниматься дымовой след. Вертолет мгновенно бросился влево, уклоняясь от устремленной в небо струйки дыма, которая протянулась в стороне от него, но тем не менее указывала на находящуюся впереди опасность – по крайней мере так считал пилот. Руки Лучника сжали пусковое устройство. Вертолет соскальзывал теперь прямо к нему, и его силуэт увеличивался, выходил за пределы внутреннего кольца прицела. Теперь он был досягаем для «Стингера», Лучник нажал большим пальцем левой руки переднюю кнопку, «выпуская из клетки» ракетный снаряд и позволив инфракрасной головке наведения в первый раз засечь тепло, испускаемое турбинами Ми-24. Звук, доносящийся до слуха Лучника через скулу, прижатую к планке, изменился. Теперь ракетный снаряд вел цель. Пилот вертолета принял решение нанести удар по тому месту, откуда в него была запущена «зенитная ракета», и сместил винтокрылую машину еще больше влево, слегка развернув ее. При этом он, не отрывая тревожного взгляда от скалистого дна долины, откуда взлетела ракета, невольно развернул вертолет так, что его выхлопная труба оказалась направлена почти прямо на Лучника.
Ракетный снаряд в пусковом устройстве выл от нетерпения, готовый устремиться к цели, но Лучник все еще выжидал. Он поставил себя на место пилота и пришел к выводу, что тот подлетит еще ближе, прежде чем откроет огонь по ненавистным афганцам. Так и случилось. Когда «Хайнд» оказался на расстоянии в тысячу метров. Лучник глубоко вздохнул, чуть приподнял прицел и прошептал короткую молитву мести, затем плавно нажал на спусковой крючок.
Труба пускового устройства дернулась у него в руках, когда «Стингер» покинул ее; ракета поднялась вверх, прежде чем опуститься в своем полете к цели. Острое зрение позволило Лучнику увидеть это, несмотря на почти невидимый след, который оставлял позади себя ракетный снаряд. «Стингер» выдвинул крошечные стабилизаторы, управляющие его полетом, и они повернулись на долю миллиметра, повинуясь приказу компьютера – электронного мозга, микросхемы размером с почтовую марку. Наблюдатель, находящийся высоко над ними в самолете Ан-26, успел заметить крошечное облако пыли и протянул руку к микрофону, чтобы предупредить пилота вертолета об опасности, но его рука едва коснулась пластика микрофона, как ракета попала в цель.
Снаряд влетел прямо внутрь одного из двигателей вертолета и взорвался. Винтокрылая машина мгновенно вышла из строя. Вал, ведущий к хвостовому ротору, перебило взрывом, и «Хайнд» начал резко разворачиваться влево. Пилот попытался перевести вертолет на режим авторотации, лихорадочно стараясь найти внизу ровное место для приземления, а тем временем стрелок передал по радио сигнал бедствия, призывая помощь. Пилот выключил двигатели, уменьшил угол установки лопастей, позволив несущему ротору свободно вращаться от потока воздуха, затем, не отрывая взгляда от крохотной площадки размером с теннисный корт, включил бортовую систему огнетушения. Подобно большинству летчиков, он больше всего боялся пожара, хотя скоро ему доведется понять совершенную ошибку.
Лучник наблюдал, как Ми-24 рухнул носом вниз на каменистый уступ в пятистах футах ниже места, где он расположился. К его изумлению, несмотря на то что вертолет развалился на части, пожара не случилось. Машина перекувыркнулась через нос, ее хвост описал в воздухе дугу, и вертолет замер, опрокинувшись на бок. Лучник бросился вниз по склону, и Абдул последовал за ним. Через пять минут они подбежали к разбитой машине.
Пилот висел вниз головой, удерживаемый пристяжными ремнями, и пытался освободиться от них. Он испытывал нестерпимую боль, но понимал, что боль испытывают только живые. В этой новой модели вертолета система безопасности была отработана намного лучше, чем в предыдущих. С помощью этой системы и своего искусства ему удалось уцелеть при падении. Он заметил, что его стрелок оказался менее удачливым. Стрелок, сиденье которого находилось впереди, неподвижно висел на пристяжных ремнях со сломанной шеей. У пилота не было времени взглянуть повнимательней. Фонарь кабины разбился, и его металлическая рама превратилась в тюремную решетку для пилота. Механизм аварийного расцепления заело, а пиропатроны отказывались действовать. Он достал из наплечной кобуры пистолет и принялся расстреливать металлический каркас, звено за звеном. Пилот надеялся, что Ан-26 успел получить сигнал бедствия и спасательный вертолет уже летит на помощь. Аварийный радиопередатчик находился в кармане комбинезона, и он включит его. как только сумеет вылезти из своей разбитой машины. Пилот изрезал руки, отгибая части фонарного остова, чтобы выбраться. Он снова поблагодарил судьбу за то, что его жизнь не закончилась в столбе густого дыма, расстегнул ремни и вылез из вертолета на скалистый грунт.
Левая нога была сломана. Острый конец белой кости торчал из летного комбинезона; и хотя пилот не чувствовал боли из-за глубокого шока, вид сломанной ноги поверг его в ужас. Он сунул в кобуру разряженный пистолет и поднял лежащий рядом изогнутый металлический прут, чтобы опираться на него, как на трость. Нужно уйти отсюда, и как можно быстрее. Подпрыгивая на здоровой ноге, пилот приблизился к краю утеса и увидел тропинку, ведущую вниз. Понадобится пройти три километра, чтобы добраться до своих. Он приготовился к спуску, но услышал какой-то шум за спиной и обернулся. В мгновение ока надежда на спасение исчезла, и его охватила паника – пилот понял, что смерть в горящем вертолете была бы для него благом.
Лучник вознес благодарственную молитву Аллаху и достал кинжал из ножен.
– Господи, просто удивительно, какими огромными они выглядят снаружи…
– И какими маленькими внутри? – спросил Марк. В его голосе звучала задумчивая грусть. Не так и давно капитан первого ранга Военно-Морского Флота СССР Марк Рамиус ввел свой корабль в этот самый сухой док. Его не было, когда техники ВМС США принялись рассекать подводную лодку, подобно тому как препарируют труп патологоанатомы, и извлекать из нее ядерные ракеты, атомный двигатель, гидролокаторы, бортовые компьютеры, аппаратуру связи, перископы и даже печки из камбуза. Все это подверглось самому тщательному анализу на различных базах, разбросанных по всей территории Соединенных Штатов. Он отсутствовал во время этой процедуры по собственной просьбе. Ненависть Рамиуса к советской системе не распространялась на построенные этой системой корабли. Он хорошо поплавал на этой подводной лодке – и «Красный Октябрь» спас ему жизнь.
Он спас и жизнь Райана. Джек провел пальцем по тонкому шраму на лбу – интересно, подумал он, смыл ли кто-нибудь его кровь с консоли перед постом рулевого?
– Меня удивило, что вы отказались сами вывести лодку в море, – заметил он, обращаясь к Рамиусу.
– Нет, – покачал головой Марк. – Я хочу всего лишь попрощаться с ней. Это был хороший корабль.
– Это верно, – тихо согласился Джек. Он взглянул в сторону левого борта, куда попала торпеда, выпущенная с «Альфы». Ремонтники наполовину заделали пробоину. Джек молча качнул головой. Действительно, хороший корабль – он спас меня, когда в него врезалась торпеда. Двое мужчин стояли и молча смотрели на подводную лодку. Никто не нарушал их одиночества – матросы и морские пехотинцы окружали этот район с прошлого декабря.
Сухой док начал наполняться грязной водой из Элизабет-ривер, она с шумом врывалась в гигантский бетонный ящик. Сегодня ночью подводную лодку выведут в море. Шесть американских ударных подводных лодок уже сейчас установили карантин на участке океана к востоку от военно-морской базы США в Норфолке. Официально это объяснялось проведением маневров, в которых будут принимать участие надводные суда. Было девять часов вечера, на небе ни звездочки, ни луны. Для наполнения дока потребуется час. На борту лодки уже находится команда в тридцать человек. Они включат дизельные установки корабля и поведут его во второе и последнее плавание к глубоководной впадине к северу от Пуэрто-Рико. Там он будет погребен на глубине в двадцать пять тысяч футов.
Райан и Рамиус наблюдали за тем, как прибывающая вода затопила деревянные блоки, на которых покоился корпус подводной лодки, впервые почти за год смочила ее киль. Теперь вода поступала быстрее, поднимаясь от одной цифры, означающей глубину осадки, к другой. На палубе матросы в ярко-оранжевых спасательных жилетах готовились отдать четырнадцать тяжелых швартовочных тросов, намертво удерживающих лодку.
Сам корабль был спокоен. «Красный Октябрь» не приветствовал погружение в воду, свою родную стихию. Может быть, он знает, какая судьба его ждет, подумал Райан. Мысль была глупой, хотя он помнил, что тысячелетиями моряки одушевляли корабли, ца которых им приходилось плавать.
Наконец по корпусу лодки пробежала дрожь. Вода подняла ее с деревянных блоков. Послышались глухие толчки – их скорее ощущали, чем слышали, – по мере того как лодка всплывала, медленно, очень медленно, раскачиваясь на несколько дюймов.
Еще через несколько минут ожили дизельные установки, матросы палубной команды на «Красном Октябре» и на доке принялись отдавать и выбирать швартовы. Одновременно был снят огромный брезент, закрывающий торец дока, обращенный к морю, и все увидели туман над водой. Для предстоящей операции выбрали идеальные условия. Впрочем, лишь в таких условиях и было возможно проведение подобной операции. Флоту пришлось ждать подходящего момента целых шесть недель, пока безлунная ночь не совпала с густым туманом, покрывающим Чесапикский залив в это время года. Когда был отдан последний швартовочный трос, офицер на мостике боевой рубки дал короткий сигнал.
– Походный порядок! – раздался его голос, и матрос на носу быстро опустил гюйс и сложил флагшток. Впервые Райан заметил, что гюйс был советским. Справедливо, подумал он, В кормовой части боевой рубки другой матрос поднял советский военно-морской флаг с красной звездой и эмблемой Краснознаменного Северного флота. Флот США, никогда не забывающий о традициях, салютовал человеку, командовавшему подводной лодкой.
Райан и Рамиус следили за тем, как «Красный Октябрь» начал двигаться своим ходом, два его бронзовых винта медленно вращались на обратном ходу, выводя подводную лодку на простор реки. Один из буксиров помог ей развернуться на север. Прошла еще минута, и она скрылась из виду, лишь низкий рев дизеля разносился по покрытой радужными пятнами нефти воде морской базы.
Марк высморкался и несколько раз мигнул. Когда он повернулся спиной к стене тумана, в котором исчезла подводная лодка, голос моряка был твердым и спокойным,
– Значит, Райан, они вызвали вас домой из Англии, чтобы присутствовать при прощальной церемонии?
– Нет, я прилетел уже несколько недель назад. Новая работа.
– Могу спросить, какая именно? – спросил Марк.
– Контроль над вооружениями. Мне поручена координация разведывательных аспектов при ведении переговоров. Вылетаем в январе.
– В Москву?
– Да, там состоится предварительное совещание – утверждение повестки дня и прочая техническая работа. А как вы?
– Комитет по новым техническим разработкам на Багамских островах. Солнце и песок. Смотрите, какой у меня загар. – Рами-ус усмехнулся. – Каждые два-три месяца прилетаю в Вашингтон. И сейчас лечу обратно через пять часов. Мы работаем над проблемами уменьшения шума. – Еще одна улыбка. – Совершенно секретно.
– Отлично! Давайте поужинаем у меня дома. Я ведь приглашал вас тогда и все еще не выполнил своего обещания. – Джек вручил ему визитную карточку. – Здесь указан номер моего телефона. Позвоните мне за несколько дней до вылета, и я обо всем договорюсь в управлении. – Райан знал, что Рамиус и его офицеры находятся под строжайшей охраной службы безопасности ЦРУ. Просто удивительно, подумал Джек, что до сих пор никто не узнал о происшедшем. Ни один представитель средств массовой информации ничего не пронюхал, и если безопасность обеспечивается действительно так эффективно, возможно, и русские ничего не подозревают о судьбе своей ракетной подводной лодки «Красный Октябрь». Сейчас она поворачивает на восток и проходит над туннелем Хэмптон-Роудс. Примерно через час после этого лодка погрузится и направится на юго-восток. Джек покачал головой.
Его печаль, связанная с судьбой субмарины, сдерживалась при мысли о ее предназначении. Он вспомнил свою реакцию, когда год назад вошел в ракетный отсек подводной лодки, первый раз оказавшись так близко к этим ужасным предметам. Джек соглашался с тем, что ядерное оружие сохранило мир на планете – если действительно можно назвать положение на земле миром, – но подобно большинству людей, задумывающихся над этим вопросом, он надеялся, что найдется какой-нибудь способ получше. Ну что ж, по крайней мере в мире станет одной атомной ракетной субмариной меньше, станет меньше на двадцать шесть баллистических ракет и сто восемьдесят две ядерные боеголовки. Со статистической точки зрения – не слишком много, сказал себе Райан.
И все– таки это начало.
Рабочими здесь были главным образом молодые усердные комсомольцы. Их привезли сюда, чтобы они оказали помощь в завершении строительства проекта, начатого в 1983 году. Один из них, аспирант Московского государственного университета, заканчивающий работу над диссертацией по физике, вытер мокрое от дождя лицо и выпрямился, чтобы расправить усталую спину. Разве так следует использовать многообещающего молодого инженера, подумал Морозов, Вместо того чтобы вести геодезические изыскания и таскать этот теодолит, он мог бы сейчас в лаборатории заниматься конструированием лазеров. Однако ему хотелось стать, наконец, полноправным членом КПСС, а главное – избежать службы в армии. Учеба в аспирантуре, откладывавшая призыв, вместе с активной комсомольской работой – на это возлагались немалые надежды.
– Ну что там у тебя? – Морозов обернулся и увидел одного из инженеров-строителей. Он вспомнил, это тот самый, что считал себя специалистом по бетонным работам.
– По моему мнению, точка выбрана правильно, товарищ инженер.
Пожилой инженер наклонился и посмотрел в объектив теодолита.
– Да, верно, – согласился он. – И слава Богу, это последняя точка. – Послышался далекий взрыв, и оба вздрогнули. Саперы из специальных подразделений Советской Армии взорвали еще одну выступающую скалу за пределами территории объекта, огороженного по периметру забором. Не обязательно быть военным, чтобы понять, для чего все это делается, подумал Морозов.
– А ты неплохо разбираешься в геодезических инструментах, молодой человек. Может быть, станешь инженером-строителем, как и я, а? Будешь строить подземные государственные объекты?
– Нет, товарищ инженер. Я занимаюсь физикой высоких энергий – главным образом лазером. – Они тоже приносят пользу государству, напомнил себе юноша.
Строитель хмыкнул и покачал головой.
– Тогда ты, возможно, снова приедешь сюда. Бог тебе в помощь.
– А это…
– Я ничего тебе не говорил, – прервал его инженер твердым голосом.
– Понимаю, – тихо ответил Морозов. – Я и сам подозревал это.
– На твоем месте я подумал бы, прежде чем высказывать эти подозрения, – бросил инженер и повернулся, оглядываясь по сторонам.
– Отсюда будет очень удобно наблюдать за звездами, – заметил Морозов, надеясь на соответствующий ответ.
– Откуда мне знать? – ответил инженер с многозначительной улыбкой. – Мне еще не приходилось встречаться с астрономами.
Морозов постарался скрыть улыбку. Значит, его догадка оказалась верной. Они только что рассчитали расположение шести точек для зеркал, находящихся на равном расстоянии от центральной точки в здании, охраняемом часовыми с автоматами. Подобная точность, знал Морозов, используется только в двух случаях: или для астрономических наблюдений, при которых усиливается свет, падающий на поверхность Земли из Космоса, или для другой цели, когда происходит концентрация света, уходящего в Космос с поверхности Земли. Молодой ученый пришел к выводу, что именно здесь произойдут интересующие его события. Здесь, на вершине этой горы, будет изменен мир.
Лучник был одновременно молодым и очень старым человеком. В тех случаях, когда выдавалась такая возможность и ему хотелось вымыться в горном ручье, на его теле тридцатилетнего мужчины можно было видеть молодые мышцы. Такие мышцы позволяли их обладателю вскарабкаться на тысячу футов по крутому каменистому склону с той же легкостью, с какой он прежде шел за газетами к своему почтовому ящику.
Старыми были только его глаза. Афганцы – красивый народ, но правильные черты их лиц и светлая кожа постоянно подвержены ветру, солнцу и пыли, отчего люди часто кажутся старше своих лет. Лучник, однако, постарел не от ветра. Еще три года назад он был учителем математики, выпускник колледжа в стране, где большинство жителей считаются образованными, если они в состоянии читать святой Коран. Лучник женился молодым – таков тут обычай, – стал отцом двух детей. Однако его жена и дочь погибли от ракет, выпущенных Штурмовиком Су-24, а сын пропал. После того как советские штурмовики уничтожили до основания деревню, где жила его семья, сюда пришли их пехотные части. Они убили всех оставшихся в живых взрослых и увезли с собой для отправки в Советский Союз малолетних сирот. Там они получат образование и соответствующую подготовку. И все случилось из-за того, что его жена захотела показать внуков своей матери, перед тем как та умрет, вспомнил Лучник, а также оттого, что советский патруль подвергся обстрелу в нескольких километрах от деревни. В тот день, когда ему стало известно об этом, – через неделю, после того как это произошло, – учитель алгебры и геометрии аккуратно сложил учебники на своем столе и ушел из маленького городка Газни в горы. Еще через неделю после наступления темноты он вернулся в город с тремя другими мужчинами и доказал, что он достойно несет древние традиции своего народа: они убили трех советских солдат и забрали их оружие. С тех пор он так и не расставался со своим первым «Калашниковым».
Но Лучником его прозвали не поэтому. Главарь небольшого отряда моджахедов – что означает «борющийся за свободу» – проявил незаурядную проницательность. Он не отнесся с презрением к новому воину, который провел молодость в стенах школы, овладевая чужеземными обычаями. Не винил главарь молодого учителя и в том, что тот слабо разбирался в религии. Когда он пришел в отряд, его знание ислама было крайне поверхностным, но главарь помнил, как текли слезы из глаз молодого бойца, когда имам учил его повиноваться воле Аллаха. Не прошло и месяца, как он стал самым безжалостным – и самым ловким – бойцом в отряде, наглядно демонстрируя, что выражает волю Божью. Именно его послал главарь в Пакистан, чтобы там, используя свои знания, он овладел ракетами класса «земля – воздух». Первыми зенитными ракетами, которыми снабдил моджахедов молчаливый серьезный человек из «Америкастана», были советские CAM-17, известные русским под названием «стрела». Эта первая переносная зенитная ракета была достаточно эффективной, только если ею пользовались с максимальной точностью. Таким мастерством владели всего несколько моджахедов. Лучшим среди них был учитель математики, и именно за успехи в стрельбе русскими «стрелами» бойцы отряда прозвали учителя Лучником.
Сейчас у него в руках была новая зенитная ракета, американский «Стингер», однако в его отряде все ракеты «земля – воздух» – и не только в отряде, во всей округе – называли просто «стрелами» – оружием Лучника. Он лежал на остром, как лезвие ножа, краю горного кряжа, в сотне метров ниже горного пика, и отсюда просматривал всю ледниковую долину. Рядом находился его наблюдатель Абдул. Это имя шло ему: Абдул означает помощник, а юноша нес на себе еще две ракеты для пускового устройства Лучника и, что еще важнее, остротой глаз не уступал соколу. Эти глаза горели яростным пламенем. Аблул был сиротой.
Взгляд Лучника обшаривал горную местность, особенно хребты, и его выражение отражало тысячелетия войн. Серьезный человек, этот Лучник. Несмотря на свою приветливость, он редко улыбался, не проявил интереса, когда ему предложили новую невесту, и даже отказался разделить свое горе с недавно потерявшей мужа женщиной. В его жизни жила лишь одна страсть.
– Вот там, – тихо произнес Абдул и показал рукой.
– Вижу.
Бой в долине – не первый в этот день – шел уже тридцать минут, достаточное время для того, чтобы советские войска получили поддержку со стороны своих вертолетов с базы, расположенной в двадцати километрах за следующей горной грядой. Солнечные лучи отразились от носовой кабины вертолета Ми-24, и Лучник со своим помощником заметили его. Вертолет был еще в десяти милях от них, миновал высокий хребет. Еще выше над головой и далеко за пределами досягаемости «Стингера» описывал круги двухмоторный Антонов-26. Самолет был наполнен аппаратурой наблюдения и связи, с ее помощью и велось управление боем на земле и в воздухе. Но Лучник следил только за Ми-24, штурмовым вертолетом типа «Хайнд», снаряженным ракетами и пушками, которому уже сейчас передавал информацию самолет управления боем.
Появление зенитных ракет «Стингер» оказалось неприятным сюрпризом для русских, и тактика их воздушной поддержки менялась каждый день, пока они пытались справиться с этой новой угрозой. Долина была глубокой и очень узкой. Для того чтобы пилот вертолета сумел нанести удар по афганским партизанам, ему нужно было лететь вдоль этой скалистой расщелины. Он предпочтет остаться на высоте не меньше тысячи метров, опасаясь, что на дне долины вместе со стрелками находится команда «Стингера». Лучник следил за тем, как приближался вертолет, все время менявший направление, пока пилот изучал обстановку и выбирал курс сближения. Как и ожидалось, пилот выбрал направление подлета с подветренной стороны, для того чтобы шум ротора достиг слуха афганцев на несколько секунд позже, что может сыграть решающую роль. Радиоприемник на борту самолета, описывающего круги над головой, будет настроен на частоты, используемые моджахедами, чтобы русские услышали предостережение о приближении вертолета и могли определить место расположения «Стингера». У Абдула действительно был приемопередатчик, выключенный и спрятанный в складках одежды.
Лучник медленно поднял пусковое устройство и направил его двухэлементный прицел на приближающийся вертолет. Большим пальцем он сдвинул кнопку включения и прижал щеку к электропроводной планке. И тут же был вознагражден трелью системы наведения пускового устройства. Пилот оценил обстановку и принял решение. Для нанесения первого огневого удара вертолет устремился по дальней стороне ущелья немного за пределами досягаемости «Стингера». Нос вертолета был опущен вниз, и стрелок, сидящий впереди пилота и чуть ниже его, нацелился в то место, где шел бой. На дне долины появились облачка дыма. Советские войска пользовались минометами для указания цели, где находились их мучители, и вертолет чуть изменил курс. Наступил момент атаки. Из ракет, подвешенных под брюхом вертолета, вырвались языки пламени, и первый залп устремился вниз, к цели.
И вдруг со дна долины вверх начал стремительно подниматься дымовой след. Вертолет мгновенно бросился влево, уклоняясь от устремленной в небо струйки дыма, которая протянулась в стороне от него, но тем не менее указывала на находящуюся впереди опасность – по крайней мере так считал пилот. Руки Лучника сжали пусковое устройство. Вертолет соскальзывал теперь прямо к нему, и его силуэт увеличивался, выходил за пределы внутреннего кольца прицела. Теперь он был досягаем для «Стингера», Лучник нажал большим пальцем левой руки переднюю кнопку, «выпуская из клетки» ракетный снаряд и позволив инфракрасной головке наведения в первый раз засечь тепло, испускаемое турбинами Ми-24. Звук, доносящийся до слуха Лучника через скулу, прижатую к планке, изменился. Теперь ракетный снаряд вел цель. Пилот вертолета принял решение нанести удар по тому месту, откуда в него была запущена «зенитная ракета», и сместил винтокрылую машину еще больше влево, слегка развернув ее. При этом он, не отрывая тревожного взгляда от скалистого дна долины, откуда взлетела ракета, невольно развернул вертолет так, что его выхлопная труба оказалась направлена почти прямо на Лучника.
Ракетный снаряд в пусковом устройстве выл от нетерпения, готовый устремиться к цели, но Лучник все еще выжидал. Он поставил себя на место пилота и пришел к выводу, что тот подлетит еще ближе, прежде чем откроет огонь по ненавистным афганцам. Так и случилось. Когда «Хайнд» оказался на расстоянии в тысячу метров. Лучник глубоко вздохнул, чуть приподнял прицел и прошептал короткую молитву мести, затем плавно нажал на спусковой крючок.
Труба пускового устройства дернулась у него в руках, когда «Стингер» покинул ее; ракета поднялась вверх, прежде чем опуститься в своем полете к цели. Острое зрение позволило Лучнику увидеть это, несмотря на почти невидимый след, который оставлял позади себя ракетный снаряд. «Стингер» выдвинул крошечные стабилизаторы, управляющие его полетом, и они повернулись на долю миллиметра, повинуясь приказу компьютера – электронного мозга, микросхемы размером с почтовую марку. Наблюдатель, находящийся высоко над ними в самолете Ан-26, успел заметить крошечное облако пыли и протянул руку к микрофону, чтобы предупредить пилота вертолета об опасности, но его рука едва коснулась пластика микрофона, как ракета попала в цель.
Снаряд влетел прямо внутрь одного из двигателей вертолета и взорвался. Винтокрылая машина мгновенно вышла из строя. Вал, ведущий к хвостовому ротору, перебило взрывом, и «Хайнд» начал резко разворачиваться влево. Пилот попытался перевести вертолет на режим авторотации, лихорадочно стараясь найти внизу ровное место для приземления, а тем временем стрелок передал по радио сигнал бедствия, призывая помощь. Пилот выключил двигатели, уменьшил угол установки лопастей, позволив несущему ротору свободно вращаться от потока воздуха, затем, не отрывая взгляда от крохотной площадки размером с теннисный корт, включил бортовую систему огнетушения. Подобно большинству летчиков, он больше всего боялся пожара, хотя скоро ему доведется понять совершенную ошибку.
Лучник наблюдал, как Ми-24 рухнул носом вниз на каменистый уступ в пятистах футах ниже места, где он расположился. К его изумлению, несмотря на то что вертолет развалился на части, пожара не случилось. Машина перекувыркнулась через нос, ее хвост описал в воздухе дугу, и вертолет замер, опрокинувшись на бок. Лучник бросился вниз по склону, и Абдул последовал за ним. Через пять минут они подбежали к разбитой машине.
Пилот висел вниз головой, удерживаемый пристяжными ремнями, и пытался освободиться от них. Он испытывал нестерпимую боль, но понимал, что боль испытывают только живые. В этой новой модели вертолета система безопасности была отработана намного лучше, чем в предыдущих. С помощью этой системы и своего искусства ему удалось уцелеть при падении. Он заметил, что его стрелок оказался менее удачливым. Стрелок, сиденье которого находилось впереди, неподвижно висел на пристяжных ремнях со сломанной шеей. У пилота не было времени взглянуть повнимательней. Фонарь кабины разбился, и его металлическая рама превратилась в тюремную решетку для пилота. Механизм аварийного расцепления заело, а пиропатроны отказывались действовать. Он достал из наплечной кобуры пистолет и принялся расстреливать металлический каркас, звено за звеном. Пилот надеялся, что Ан-26 успел получить сигнал бедствия и спасательный вертолет уже летит на помощь. Аварийный радиопередатчик находился в кармане комбинезона, и он включит его. как только сумеет вылезти из своей разбитой машины. Пилот изрезал руки, отгибая части фонарного остова, чтобы выбраться. Он снова поблагодарил судьбу за то, что его жизнь не закончилась в столбе густого дыма, расстегнул ремни и вылез из вертолета на скалистый грунт.
Левая нога была сломана. Острый конец белой кости торчал из летного комбинезона; и хотя пилот не чувствовал боли из-за глубокого шока, вид сломанной ноги поверг его в ужас. Он сунул в кобуру разряженный пистолет и поднял лежащий рядом изогнутый металлический прут, чтобы опираться на него, как на трость. Нужно уйти отсюда, и как можно быстрее. Подпрыгивая на здоровой ноге, пилот приблизился к краю утеса и увидел тропинку, ведущую вниз. Понадобится пройти три километра, чтобы добраться до своих. Он приготовился к спуску, но услышал какой-то шум за спиной и обернулся. В мгновение ока надежда на спасение исчезла, и его охватила паника – пилот понял, что смерть в горящем вертолете была бы для него благом.
Лучник вознес благодарственную молитву Аллаху и достал кинжал из ножен.
***
От нее не так уж много и осталось, подумал Райан. Корпус был почти цел – по крайней мере снаружи, – однако отчетливо виднелись грубые швы сварки, не менее отчетливо, чем стежки на теле чудовища Франкенштейна. Удачное сравнение, молча подумал он. Эти вещи делаются руками человека, но когда-нибудь им не понадобится и часа, чтобы уничтожить своих создателей.– Господи, просто удивительно, какими огромными они выглядят снаружи…
– И какими маленькими внутри? – спросил Марк. В его голосе звучала задумчивая грусть. Не так и давно капитан первого ранга Военно-Морского Флота СССР Марк Рамиус ввел свой корабль в этот самый сухой док. Его не было, когда техники ВМС США принялись рассекать подводную лодку, подобно тому как препарируют труп патологоанатомы, и извлекать из нее ядерные ракеты, атомный двигатель, гидролокаторы, бортовые компьютеры, аппаратуру связи, перископы и даже печки из камбуза. Все это подверглось самому тщательному анализу на различных базах, разбросанных по всей территории Соединенных Штатов. Он отсутствовал во время этой процедуры по собственной просьбе. Ненависть Рамиуса к советской системе не распространялась на построенные этой системой корабли. Он хорошо поплавал на этой подводной лодке – и «Красный Октябрь» спас ему жизнь.
Он спас и жизнь Райана. Джек провел пальцем по тонкому шраму на лбу – интересно, подумал он, смыл ли кто-нибудь его кровь с консоли перед постом рулевого?
– Меня удивило, что вы отказались сами вывести лодку в море, – заметил он, обращаясь к Рамиусу.
– Нет, – покачал головой Марк. – Я хочу всего лишь попрощаться с ней. Это был хороший корабль.
– Это верно, – тихо согласился Джек. Он взглянул в сторону левого борта, куда попала торпеда, выпущенная с «Альфы». Ремонтники наполовину заделали пробоину. Джек молча качнул головой. Действительно, хороший корабль – он спас меня, когда в него врезалась торпеда. Двое мужчин стояли и молча смотрели на подводную лодку. Никто не нарушал их одиночества – матросы и морские пехотинцы окружали этот район с прошлого декабря.
Сухой док начал наполняться грязной водой из Элизабет-ривер, она с шумом врывалась в гигантский бетонный ящик. Сегодня ночью подводную лодку выведут в море. Шесть американских ударных подводных лодок уже сейчас установили карантин на участке океана к востоку от военно-морской базы США в Норфолке. Официально это объяснялось проведением маневров, в которых будут принимать участие надводные суда. Было девять часов вечера, на небе ни звездочки, ни луны. Для наполнения дока потребуется час. На борту лодки уже находится команда в тридцать человек. Они включат дизельные установки корабля и поведут его во второе и последнее плавание к глубоководной впадине к северу от Пуэрто-Рико. Там он будет погребен на глубине в двадцать пять тысяч футов.
Райан и Рамиус наблюдали за тем, как прибывающая вода затопила деревянные блоки, на которых покоился корпус подводной лодки, впервые почти за год смочила ее киль. Теперь вода поступала быстрее, поднимаясь от одной цифры, означающей глубину осадки, к другой. На палубе матросы в ярко-оранжевых спасательных жилетах готовились отдать четырнадцать тяжелых швартовочных тросов, намертво удерживающих лодку.
Сам корабль был спокоен. «Красный Октябрь» не приветствовал погружение в воду, свою родную стихию. Может быть, он знает, какая судьба его ждет, подумал Райан. Мысль была глупой, хотя он помнил, что тысячелетиями моряки одушевляли корабли, ца которых им приходилось плавать.
Наконец по корпусу лодки пробежала дрожь. Вода подняла ее с деревянных блоков. Послышались глухие толчки – их скорее ощущали, чем слышали, – по мере того как лодка всплывала, медленно, очень медленно, раскачиваясь на несколько дюймов.
Еще через несколько минут ожили дизельные установки, матросы палубной команды на «Красном Октябре» и на доке принялись отдавать и выбирать швартовы. Одновременно был снят огромный брезент, закрывающий торец дока, обращенный к морю, и все увидели туман над водой. Для предстоящей операции выбрали идеальные условия. Впрочем, лишь в таких условиях и было возможно проведение подобной операции. Флоту пришлось ждать подходящего момента целых шесть недель, пока безлунная ночь не совпала с густым туманом, покрывающим Чесапикский залив в это время года. Когда был отдан последний швартовочный трос, офицер на мостике боевой рубки дал короткий сигнал.
– Походный порядок! – раздался его голос, и матрос на носу быстро опустил гюйс и сложил флагшток. Впервые Райан заметил, что гюйс был советским. Справедливо, подумал он, В кормовой части боевой рубки другой матрос поднял советский военно-морской флаг с красной звездой и эмблемой Краснознаменного Северного флота. Флот США, никогда не забывающий о традициях, салютовал человеку, командовавшему подводной лодкой.
Райан и Рамиус следили за тем, как «Красный Октябрь» начал двигаться своим ходом, два его бронзовых винта медленно вращались на обратном ходу, выводя подводную лодку на простор реки. Один из буксиров помог ей развернуться на север. Прошла еще минута, и она скрылась из виду, лишь низкий рев дизеля разносился по покрытой радужными пятнами нефти воде морской базы.
Марк высморкался и несколько раз мигнул. Когда он повернулся спиной к стене тумана, в котором исчезла подводная лодка, голос моряка был твердым и спокойным,
– Значит, Райан, они вызвали вас домой из Англии, чтобы присутствовать при прощальной церемонии?
– Нет, я прилетел уже несколько недель назад. Новая работа.
– Могу спросить, какая именно? – спросил Марк.
– Контроль над вооружениями. Мне поручена координация разведывательных аспектов при ведении переговоров. Вылетаем в январе.
– В Москву?
– Да, там состоится предварительное совещание – утверждение повестки дня и прочая техническая работа. А как вы?
– Комитет по новым техническим разработкам на Багамских островах. Солнце и песок. Смотрите, какой у меня загар. – Рами-ус усмехнулся. – Каждые два-три месяца прилетаю в Вашингтон. И сейчас лечу обратно через пять часов. Мы работаем над проблемами уменьшения шума. – Еще одна улыбка. – Совершенно секретно.
– Отлично! Давайте поужинаем у меня дома. Я ведь приглашал вас тогда и все еще не выполнил своего обещания. – Джек вручил ему визитную карточку. – Здесь указан номер моего телефона. Позвоните мне за несколько дней до вылета, и я обо всем договорюсь в управлении. – Райан знал, что Рамиус и его офицеры находятся под строжайшей охраной службы безопасности ЦРУ. Просто удивительно, подумал Джек, что до сих пор никто не узнал о происшедшем. Ни один представитель средств массовой информации ничего не пронюхал, и если безопасность обеспечивается действительно так эффективно, возможно, и русские ничего не подозревают о судьбе своей ракетной подводной лодки «Красный Октябрь». Сейчас она поворачивает на восток и проходит над туннелем Хэмптон-Роудс. Примерно через час после этого лодка погрузится и направится на юго-восток. Джек покачал головой.
Его печаль, связанная с судьбой субмарины, сдерживалась при мысли о ее предназначении. Он вспомнил свою реакцию, когда год назад вошел в ракетный отсек подводной лодки, первый раз оказавшись так близко к этим ужасным предметам. Джек соглашался с тем, что ядерное оружие сохранило мир на планете – если действительно можно назвать положение на земле миром, – но подобно большинству людей, задумывающихся над этим вопросом, он надеялся, что найдется какой-нибудь способ получше. Ну что ж, по крайней мере в мире станет одной атомной ракетной субмариной меньше, станет меньше на двадцать шесть баллистических ракет и сто восемьдесят две ядерные боеголовки. Со статистической точки зрения – не слишком много, сказал себе Райан.
И все– таки это начало.
***
В десяти тысячах миль к востоку и на высоте восьми тысяч футов над уровнем моря проблема заключалась в погоде, которая не соответствовала времени года. В Таджикской Советской Социалистической Республике ветер дул с юга, принося с собой влагу Индийского океана, падающую вниз в виде неприятной холодной измороси. Скоро наступит зима, настоящая зима, всегда приходящая рано в эти края, обычно сразу после раскаленного душного лета, и все, что сыплется с неба, будет холодным и белым.Рабочими здесь были главным образом молодые усердные комсомольцы. Их привезли сюда, чтобы они оказали помощь в завершении строительства проекта, начатого в 1983 году. Один из них, аспирант Московского государственного университета, заканчивающий работу над диссертацией по физике, вытер мокрое от дождя лицо и выпрямился, чтобы расправить усталую спину. Разве так следует использовать многообещающего молодого инженера, подумал Морозов, Вместо того чтобы вести геодезические изыскания и таскать этот теодолит, он мог бы сейчас в лаборатории заниматься конструированием лазеров. Однако ему хотелось стать, наконец, полноправным членом КПСС, а главное – избежать службы в армии. Учеба в аспирантуре, откладывавшая призыв, вместе с активной комсомольской работой – на это возлагались немалые надежды.
– Ну что там у тебя? – Морозов обернулся и увидел одного из инженеров-строителей. Он вспомнил, это тот самый, что считал себя специалистом по бетонным работам.
– По моему мнению, точка выбрана правильно, товарищ инженер.
Пожилой инженер наклонился и посмотрел в объектив теодолита.
– Да, верно, – согласился он. – И слава Богу, это последняя точка. – Послышался далекий взрыв, и оба вздрогнули. Саперы из специальных подразделений Советской Армии взорвали еще одну выступающую скалу за пределами территории объекта, огороженного по периметру забором. Не обязательно быть военным, чтобы понять, для чего все это делается, подумал Морозов.
– А ты неплохо разбираешься в геодезических инструментах, молодой человек. Может быть, станешь инженером-строителем, как и я, а? Будешь строить подземные государственные объекты?
– Нет, товарищ инженер. Я занимаюсь физикой высоких энергий – главным образом лазером. – Они тоже приносят пользу государству, напомнил себе юноша.
Строитель хмыкнул и покачал головой.
– Тогда ты, возможно, снова приедешь сюда. Бог тебе в помощь.
– А это…
– Я ничего тебе не говорил, – прервал его инженер твердым голосом.
– Понимаю, – тихо ответил Морозов. – Я и сам подозревал это.
– На твоем месте я подумал бы, прежде чем высказывать эти подозрения, – бросил инженер и повернулся, оглядываясь по сторонам.
– Отсюда будет очень удобно наблюдать за звездами, – заметил Морозов, надеясь на соответствующий ответ.
– Откуда мне знать? – ответил инженер с многозначительной улыбкой. – Мне еще не приходилось встречаться с астрономами.
Морозов постарался скрыть улыбку. Значит, его догадка оказалась верной. Они только что рассчитали расположение шести точек для зеркал, находящихся на равном расстоянии от центральной точки в здании, охраняемом часовыми с автоматами. Подобная точность, знал Морозов, используется только в двух случаях: или для астрономических наблюдений, при которых усиливается свет, падающий на поверхность Земли из Космоса, или для другой цели, когда происходит концентрация света, уходящего в Космос с поверхности Земли. Молодой ученый пришел к выводу, что именно здесь произойдут интересующие его события. Здесь, на вершине этой горы, будет изменен мир.
1. Прием делегации
На решение самых разных проблем была направлена масса усилий. Все знали об этом. Все, кто находился здесь, принимали в этом участие. Это нужно было всем. И тем не менее все тем или иным способом старались этому помешать. Для каждого из гостей, собравшихся в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца, двойственность была естественной частью натуры.