Клэнси Том. Охота за 'Красным Октябрём'

   - Главный старшина! - послышался в наушниках голос старшего дежурного офицера.
   - Слушаю, капитан.
   - Вы не могли бы пройти в центр управления? Мне хочется, чтобы вы прослушали кое-что.
   - Иду, сэр. - Франклин неслышно встал. Капитан третьего ранга Куэнтин служил когда-то командиром эсминца и теперь находился на временной службе, одержав победу над раком. Почти одержав, поправил себя Франклин. Химиотерапия убила злокачественную опухоль, но вместе с тем у капитана исчезли почти все волосы, а его кожа превратилась в прозрачный пергамент. Жаль, подумал главный старшина, Куэнтин - хороший парень.
   Центр управления возвышался на несколько футов над залом, так что сидящие в нем офицеры видели всех дежурных операторов и главный тактический экран на дальней стене. От зала его отделяла стеклянная перегородка, и здесь можно было разговаривать, не мешая операторам. Франклин увидел, что Куэнтин сидит у своего командного пульта - отсюда он мог подключиться к любому оператору.
   - Как поживаете, капитан? - Главный старшина заметил, что Куэнтин немного прибавил в весе. Пора бы уж. - Вас что-то интересует, сэр?
   - Да, в сети гидроакустических датчиков Баренцева моря. - Куэнтин передал Франклину наушники. Главный старшина в течение нескольких минут прислушивался к доносящимся звукам, но не сел рядом с капитаном. Подобно многим, он опасался, что рак заразен.
   - Черт побери, они развили там бурную деятельность. Слышу пару "альф", одну "танго", "чарли" и несколько надводных кораблей. В чем дело, сэр?
   - В том же районе находится и "дельта", но она только что всплыла и выключила двигатели.
   - Всплыла, шкипер?
   - Точно. Сначала они стегали ее активными гидролокационными импульсами, затем эсминец запросил "дельту" по "гертруде".
   - Понятно. Значит, это учения по обнаружению и преследованию, и подлодка их проиграла.
   - Может быть. - Куэнтин потер глаза. Он выглядел усталым. Капитан много работал, а прежней выносливости не стало. - Но "альфы" продолжают вести гидролокацию в активном режиме и теперь, как вы слышали, направляются на запад.
   - А-а. - Франклин задумался. - Значит, они ищут другую подлодку. Может быть, тот "тайфун", который должен был выйти в море?
   - Я тоже подумал об этом. Вот только ракетоносец направляется на запад, а район учений расположен к северо-востоку от Кольского залива. Мы недавно потеряли его на сети гидроакустического обнаружения. Сейчас поисками занимается "Бремертон".
   - Должно быть, опытный капитан, - предположил Франклин. - Снизил мощность двигательной установки до минимума и движется по инерции.
   - Пожалуй, - согласился Куэнтин. - Вот что, старшина, перейдите на контрольный пост барьера СГАН у Нордкапа и попробуйте отыскать русский ракетоносец. Реактор у него продолжает функционировать, так что шум не мог прекратиться. Операторы, что работают у нас на том секторе, молодые. А я временно переведу одного из них на ваш пост.
   - Будет исполнено, шкипер, - кивнул Франклин. Большинство операторов, находившихся на дежурстве, по-прежнему не имели достаточного опыта и привыкли работать на кораблях. Работа на СГАН требует особой тонкости. Куэнтин промолчал, а Франклин и без того понял, что ему следует проверить всех операторов на постах группы Нордкапа и в случае необходимости кое-что им посоветовать, прослушивая их каналы.
   - Вы услышали "Даллас"?
   - Да, сэр. Очень тихо, но он, по-моему, пересекал мой сектор, направляясь северо-западным курсом к "Таможне". Если послать туда "Орион", его еще можно обнаружить. Не хотите припугнуть?
   Куэнтин улыбнулся. Он тоже не испытывал к подлодкам особо нежных чувств. Нет, учения "Ловкий дельфин" уже кончились, старшина. Просто занесем в журнал и сообщим его шкиперу, когда он вернется домой. Между прочим, отличная работа. Вы ведь знаете репутацию "Далласа". Мы вообще не должны были его услышать.
   - Вот еще, - фыркнул Франклин.
   - И сообщите, что удастся обнаружить. Дек.
   - Слушаюсь, шкипер. Держитесь, ладно?
   День пятый
   Вторник, 7 декабря
   Москва
   Кабинет был не из лучших в Кремле, но вполне устраивал его хозяина. Адмирал Юрий Ильич Падорин приехал на службу как обычно, в семь утра, проведя ночь в своей шестикомнатной квартире на Кутузовском проспекте. Большие окна кабинета выходили на кремлевскую стену, не будь ее, адмирал видел бы Москва-реку, покрытую сейчас сплошным льдом. Падорина это не особенно огорчало, хотя сорок лет назад он впервые отличился именно на реке, командуя канонерками, которые перевозили боеприпасы через Волгу в Сталинград. Теперь Падорин был начальником Главного политического управления ВМФ. Командовал людьми, а не кораблями.
   По пути в кабинет он кивнул секретарю, мужчине лет сорока. Тот вскочил и последовал за адмиралом, чтобы помочь ему снять шинель. Китель Падорина украшали многочисленные орденские планки, которые венчала "Золотая Звезда" Героя Советского Союза, высшая воинская награда в стране. Он получил ее еще веснушчатым двадцатилетним парнишкой. Под Сталинградом. Вот это были дни, подумал Падорин, сколько раз пришлось переправляться с одного берега на другой, то и дело уклоняясь от бомб с германских пикирующих бомбардировщиков, от беспорядочного артиллерийского огня, когда фашисты пытались потопить его корабли... Как и у большинства людей, в памяти адмирала ужасы войны, захороненные временем, стерлись в памяти.
   Было утро вторника, и перед Падориным на столе лежала стопка почты. Секретарь принес ему чайник с горячим чаем и стакан - обычный стеклянный стакан, как принято у русских, в металлическом подстаканнике, в данном случае серебряном. Падорин прошел длинный и трудный путь, прежде чем добился привилегий, положенных обладателю этого кабинета. Он опустился в кресло и прочитал сначала разведывательные сводки, информационные экземпляры которых рассылались каждое утро и каждый вечер руководителям оперативных управлений советского ВМФ. Политрукам нужно быть в курсе текущих событий, знать замыслы империалистов, чтобы подготовить личный состав к исходящей от них опасности.
   Затем пришла очередь официальной почты из Главного штаба ВМФ и Министерства обороны. Падорин имел полный доступ к первой, а вот корреспонденция, поступающая из Министерства обороны, проходила тщательный отбор, поскольку каждый род войск старался как можно меньше делиться информацией о своей деятельности. Сегодня почты было немного. Накануне на совещании, проведенном вечером понедельника, обсудили почти все, что предстояло сделать на этой неделе, и Падорин уже дал своим подчиненным необходимые указания по исполнению поручений, относящихся к его ведомству. Он налил себе второй стакан чаю и открыл новую пачку сигарет без фильтра, которые привык курить. Несмотря на микроинфаркт, перенесенный им три года назад, адмирал так и не оставил этой привычки. Он перевернул листок календаря - отлично, до десяти никаких совещаний.
   Под пачкой корреспонденции он обнаружил официального вида конверт с Северного флота. По номеру в верхнем левом углу Падорин понял, что он с "Красного Октября". Кажется, что-то он сегодня уже слышал о нем.
   Падорин еще раз просмотрел оперативные сводки. Значит, Рамиус не прибыл в район учений? Адмирал пожал плечами. Подводные ракетоносцы умеют ускользать от обнаружения, и ничего удивительного, решил старый адмирал, если Рамиус сумел уйти от хвостов. Подумать только, сын Александра Рамиуса, а страдает звездной болезнью, появилась опасная мания величия: одних офицеров из своих воспитанников удерживает при себе, от других отказывается, добивается их перевода. Правда, те, кого Рамиус считал непригодными к строевой службе, становились потом превосходными замполитами, да и опыта и знаний у них было больше, чем у обычных политруков. Даже тут за Рамиусом нужен глаз да глаз. Иногда Падорину казалось, что Рамиус больше моряк, чем коммунист. С другой стороны, его отец был образцовым членом партии, героем Великой Отечественной войны. Несомненно, он пользовался исключительным авторитетом, хотя и был литовцем. А сын? Годы безупречной службы и членства в партии. Он славился вдохновенными выступлениями на партсобраниях и публиковал время от времени блестящие очерки. Сотрудники из военно-морского отдела ГРУ, советской военной разведывательной службы, докладывали, что на Западе его считают искусным и опасным противником. Отлично, подумал Падорин, пусть эти мерзавцы боятся наших моряков. Он снова посмотрел на конверт.
   "Красный Октябрь" - какое удачное название для советского военного корабля! Он назван так не только в честь Октябрьской революции, навсегда изменившей судьбы мира, но и в честь тракторостроительного завода имени Красного Октября. Сколько раз рассветным утром Падорин смотрел на запад, в сторону Сталинграда, чтобы убедиться, что завод, ставший символом стойкости советских воинов, сражающихся с гитлеровцами, по-прежнему стоит. На конверте виднелась пометка "лично", и потому секретарь вопреки обычаю не вскрыл его вместе с остальной почтой. Адмирал достал из ящика стола нож, который использовал для вскрытия писем. Это был памятный нож. Когда жаркой августовской ночью 1942 года под вражеским огнем затонула его первая канонерка, Падорину удалось доплыть до берега, и там на него набросился немецкий пехотинец, никак не ожидавший, что изнуренный матрос может оказать ему сопротивление. Однако нож глубоко вошел в грудь фашиста, причем с такой силой, что половина лезвия осталась в теле врага. Позднее механик заточил сломанное лезвие. Это уже не был настоящий кинжал, но для Падорина он остался драгоценной реликвией.
   Письмо начиналось обращением "Товарищ адмирал!", но эти слова, напечатанные на машинке, были зачеркнуты и на их месте от руки было написано "Дядя Юра". Рамиус так называл его в шутку много лет назад, когда Падорин был начальником политуправления Северного флота. "Спасибо за доверие и за предоставленную мне возможность командовать столь великолепным кораблем!" Правильно благодарит, подумал адмирал, понимает, что одной многолетней безупречной службы, чтобы командовать такой подлодкой, мало...
   Что? Падорин остановился и начал читать сначала. Он забыл о сигарете, дымящейся в пепельнице, пока не закончил страницу. Что это? Шутка? Рамиус известный шутник, но за эту шутку он заплатит. Это уж слишком! Падорин перевернул страницу.
   "Это не шутка, дядя Юра. Прощайте.
   Марк."
   Отбросив письмо, адмирал посмотрел в окно. Там была видна Кремлевская стена, которая хранит в себе прах многих верных сынов партии. Нет, такого не может быть, он что-то не понял. Падорин начал читать снова. Руки его дрожали.
   У Падорина была прямая телефонная связь с адмиралом Горшковым, в обход секретарей и помощников.
   - Товарищ адмирал, это Падорин.
   - Доброе утро, Юра, - послышался голос главнокомандующего.
   - Мне нужно немедленно увидеться с вами. Возникла проблема.
   - Что такое? - В голосе Горшкова прозвучала нотка подозрения.
   - Обсудим при личной встрече. Я выезжаю. - Обсуждение случившегося по телефону было исключено. Падорин знал, что все разговоры прослушиваются и записываются на пленку.
   Ударная подлодка "Даллас"
   Гидроакустик второго класса Роналд Джоунз, по наблюдениям его командира, находился в свойственном ему состоянии прострации. Молодой студент-недоучка, выгнанный из колледжа, сидел с закрытыми глазами у своего стола, склонившись вперед и расслабившись. На его лице застыло отсутствующее выражение, с которым он обычно слушал на своем дорогом кассетном магнитофоне какую-нибудь запись Баха. Джоунз относился к числу тех, кто классифицируют магнитофонные записи по их недостаткам: здесь рваный ритм рояля, не во время вступила флейта, плывет французский рожок. С таким же критическим вниманием он прислушивался к звукам, доносящимся из морских глубин. Во всех флотах мира подводников считают людьми со странностями, а сами подводники относятся к гидроакустикам, как к людям не от мира сего. А потому и необычное поведение их переносят вполне спокойно. Старпом любил рассказывать о старшем акустике, с которым он плавал в течение двух лет и который нес службу на подводных ракетоносцах, патрулировавших практически один и тот же район на протяжении всей его службы. Акустик этот настолько свыкся с горбачами, проводившими там летний сезон, что называл китов по именам. -Выйдя на пенсию, он был приглашен на работу в океанографический институт в Вудс-Хоуле, где к его таланту относились не с улыбкой, а с благоговением.
   Тремя годами ранее Джоунза попросили оставить Калифорнийский технологический институт, где он учился на втором курсе, в середине очередного семестра. Молодого парня исключили за остроумную проделку, которыми по справедливости славятся студенты этого учебного заведения, - правда, выходка Джоунза вышла за обычные невинные рамки. И вот теперь он служил на флоте, чтобы скопить деньги и продолжить учебу. Джоунз уже заявил, что собирается защищать докторскую диссертацию по кибернетике и обработке сигналов и в качестве благодарности за досрочную демобилизацию сразу же по получении ученой степени поступит на работу в научно-исследовательскую лабораторию ВМС. Лейтенант Томпсон верил этому. Когда шесть месяцев назад его перевели на "Даллас", он прочитал личные дела всех своих подчиненных. Коэффициент умственного развития (Ай-Кью) у матроса Джоунза был немыслимо высок и составлял 158, что весьма отличало его от остальных членов команды. ,У него было спокойное лицо и грустные карие глаза. Женщины считали его неотразимым. При увольнении на берег Джоунз развивал столь бурную деятельность, что она привела бы в изнеможение взвод морских пехотинцев. Лейтенант не понимал этого. Сам он пользовался славой лучшего футболиста в Аннаполисе. Но чем этот худосочный юнец, слушавший Баха, мог привлекать девиц, Томпсон не понимал.
   Американская ударная подлодка "Даллас" типа 688 находилась в сорока милях от побережья Исландии и приближалась к выделенному ей району патрулирования, носившему название "Таможня". Лодка запаздывала с прибытием на двое суток. Неделю назад она принимала участие в маневрах НАТО под кодовым названием "Ловкий дельфин", начало которых задержалось на несколько суток из-за отвратительной погоды в Северной Атлантике, худшей за последние двадцать лет, что помешало кораблям, участвовавшим в маневрах, прибыть в назначенное время. Во время учений "Даллас", действовавший совместно с кораблем "Свифтшуэр" Британского Королевского флота, воспользовался бушевавшим штормом, чтобы проникнуть к эскадре воображаемого противника и нанести ей немалый урон. Это было очередной блестящей операцией для "Далласа" и его шкипера, капитана третьего ранга Барта Манкузо, одного из самых молодых командиров подводных лодок в американском военно-морском флоте. За операцией последовал визит вежливости; на базу Королевского флота - место стоянки "Свифтшуэра" в Шотландии, так что американские подводники все еще приходили в себя после банкета, данного в их честь английскими моряками... Теперь им предстояло другое задание, новая игра подлодок в глубинах Атлантики. В течение трех недель "Даллас" будет осуществлять надзор за движением по Первой красной дороге.
   Последние четырнадцать месяцев новые советские подлодки стали использовать необычную, но весьма эффективную тактику, позволяющую им избавляться от преследования американских и британских субмарин. К юго-западу от Исландии русские подлодки проходят в глубинах Атлантического бассейна вдоль срединно-океанического хребта Рейкьянес. Расположенные с интервалами от пяти миль до полумили друг от друга, эти подводные вершины из хрупких вулканических пород, образующих острые утесы, своими размерами могут сравниться с Альпами. Их пики возвышаются под бушующими волнами Северной Атлантики до глубины около тысячи футов. До конца шестидесятых годов подводные лодки не решались даже приблизиться к этим вершинам, не говоря уже о том, чтобы углубиться в мириады извилистых проходов между ними. На протяжении семидесятых гидрографические суда советского военно-морского флота постоянно находились в этом районе - при любой погоде, во все времена года они исследовали глубины и провели здесь тысячи промеров. Затем, за четырнадцать месяцев до того, как "Даллас" вышел в очередное патрулирование, американская подлодка типа "лос-анджелес" преследовала советскую ударную подлодку типа "виктор-II". Этот "Виктор" обогнул побережье Исландии и при подходе к Рейкьянесскому хребту ушел на большую глубину. Американский "лос-анджелес" последовал за ним. "Виктор" шел со скоростью восемь узлов до тех пор, пока не миновал первую Пару подводных вершин, известных под неофициальным названием "Близнецы Тора". И тут советская подлодка внезапно помчалась полным ходом на юго-запад. Шкипер "лос-анджелеса" сделал отчаянную попытку преследовать "Виктора", но был вынужден прекратить преследование, испытав тяжелое потрясение. Несмотря на то что американские субмарины типа 688 обладают большей скоростью, чем старые "Викторы", преследование кончилось полной неудачей - советская подводная лодка просто не сбавила ход и, как выяснилось позднее, продолжала мчаться с прежней скоростью в течение пятнадцати часов.
   Сначала все это не показалось слишком уж опасным. На подводных лодках установлены исключительно точные инерциальные системы навигации, способные определить координаты подлодки с ошибкой, не превышающей нескольких сотен ярдов от одной точки до другой. Однако "виктор" огибал подводные утесы с такой уверенностью, словно его шкипер видел их перед собой, подобно тому как истребитель мчится вдоль ущелья, чтобы скрыться от зенитных ракет. "Лос-анджелес" не видел утесы.. При скорости, превышающей двадцать узлов, его пассивные и активные гидролокационные системы, включая эхолот, становились почти бесполезными. Таким образом оказалось, что "лос-анджелес" пытается преодолеть извилистые проходы между подводными скалами вслепую. Позднее его шкипер сообщил в своем рапорте, что это напоминало попытку ехать в автомобиле с закрашенными окнами, ориентируясь только по карте и секундомеру. Теоретически это было возможно, но шкипер "лос-анджелеса" быстро понял, что допустимая погрешность инерциальной навигационной системы составляет несколько сотен ярдов; гравитационные помехи еще более ухудшали "местную вертикаль", что в свою очередь отрицательно влияло на определение места лодки с помощью инерциальной системы. Но хуже всего было то, что карты, которыми располагал командир подлодки, предназначались для надводных судов. Было известно, что все, что находится на глубине больше нескольких сотен футов, может оказаться нанесенным на карту с ошибкой, измеряемой милями. По какой-то причине до последнего времени никто не задумывался над этим обстоятельством. Расстояние между подводными пиками скоро стало меньше накапливающейся навигационной ошибки рано или поздно субмарина должна была врезаться в горный склон на скорости, превышающей тридцать узлов. Командир "лос-анджелеса" прекратил преследование, и "виктор" скрылся от него.
   Первоначально высказали мнение, что у Советов тщательно подготовлен и рассчитан какой-то особый путь, по которому их субмарины могут следовать на высокой скорости. Русские капитаны славились пристрастием к безумным выходкам и, возможно, в данном случае они полагались на комбинацию инерциальной системы, магнитного компаса и гирокомпаса, настроенных на какой-то особый курс. У этой гипотезы не нашлось особых сторонников, и через несколько недель стало точно известно, что советские субмарины, мчащиеся через извилистые подводные каньоны Рейкьянеса следуют разными проходами. Единственное, на что оказались способными американские и британские подлодки, это, пересекая хребет, периодически делать остановки для определения координат с помощью акустических средств и затем снова двигаться вперед, пытаясь догнать русских. Однако советские субмарины никогда не останавливались, так что 688-е и "трафальгары" не могли тягаться с ними.
   "Даллас" достиг района "Таможни" и начал ожидать появления русских подлодок, наблюдая за входом в проход, получившим название Первой красной дороги, и прослушивая морские глубины в надежде уловить хоть какие-то признаки того технического новшества, которое позволяет русским подлодкам с такой лихостью проноситься через подводный гребень. До тех пор пока американцам не удастся создать нечто подобное, им оставались только три неприятных возможности: либо по-прежнему терять контакт с русскими субмаринами, либо расставлять свои дорогие ударные подлодки у всех известных выходов с дороги, либо пойти на создание совершенно новой линии СТАН.
   Джоунз находился в трансе уже десять минута - дольше обычного. Как правило, ему удавалось разобраться с контактом намного быстрее. Матрос откинулся на спинку кресла и закурил.
   - У меня есть кое-что, мистер Томпсон.
   - Что именно? - спросил лейтенант, опершись плечом о переборку.
   - Не знаю точно. - Джоунз достал вторую пару наушников и передал их офицеру. - Вот послушайте, сэр.
   Томпсон сам имел степень магистра по электронике и был специалистом в области проектирования акустических систем. Он закрыл глаза и сконцентрировал все внимание на доносящемся звуке. Это был очень слабый низкочастотный гул или шелест. Лейтенант не мог определить точнее. Он продолжал слушать в течение нескольких минут, затем снял наушники, положил их на стол и покачал головой.
   - Я услышал его полчаса назад на боковой антенне, - сказал Джоунз. Он имел в виду вспомогательную систему многофункционального акустического локатора BQQ-5. Его главным компонентом являлся купол диаметром восемнадцать футов, расположенный в носовой части подлодки. Этот купол мог использоваться как в пассивном, так и в активном гидролокационном режиме. Новой частью системы были секции пассивных датчиков, вытянувшиеся на двести футов по обеим сторонам корпуса. Они напоминали чувствительные органы на теле акулы, воспринимающие малейшие колебания воды вокруг нее, только были изготовлены руками человека.
   - Я услышал эти звуки, затем потерял их, услышал снова и опять потерял, продолжал Джоунз. - Это не шум гребных винтов, его издают не киты и не рыбы. Что-то вроде воды, текущей по трубе, только этот странный гул то пропадает, то появляется снова. Как бы то ни было, пеленг на него примерно два-пять-ноль. Это означает, что контакт где-то между нами и Исландией, так что он не может быть слишком далеко.
   - Посмотрим, на что он походит. Может быть, вот это поможет нам.
   Джоунз снял с крючка на переборке провод с двумя штыковыми контактами. Он воткнул одну вилку в гнездо на своем акустическом пульте, а вторую - в гнездо соседнего осциллоскопа. В течение нескольких минут оба моряка регулировали приборы, стараясь выделить сигнал. В конце концов они получили нерегулярную синусоидальную волну, которая удерживалась на экране осциллоскопа всего несколько секунд и потом исчезала.
   - Нерегулярная волна, - задумчиво произнес Томпсон.
   - Да, странно. Звучит как регулярная, но выглядит по-другому. Вы понимаете, что я хочу сказать, мистер Томпсон?
   - Нет, у вас слух лучше моего.
   - Это потому, что я слушаю настоящую музыку. Ваша рок-музыка губит слух.
   Томпсон понимал, что Джоунз прав, однако выпускник Аннаполиса вовсе не обязан выслушивать нравоучения от рядового матроса. Пристрастие к записям периода расцвета Дженис Джоплин было личным делом лейтенанта и никого не касалось. - Действуйте дальше, - приказал он.
   - Слушаюсь, сэр. - Джоунз выдернул вилку из гнезда осциллоскопа и воткнул ее в панель слева от акустического пульта, рядом с терминалом компьютера.
   Во время последних регламентных работ на "Далласе" установили весьма своеобразную игрушку, которая действовала вместе с его акустической системой BQQ-5. Она называлась ВС-10 и представляла собой самый мощный компьютер, когда-либо установленный на борту подводной лодки. Несмотря на то что компьютер не превышал размерами письменный стол, он стоил больше пяти миллионов долларов, и быстродействие его было восемьдесят миллионов операций в секунду. В нем использовались недавно разработанные шестидесятичетырехбитные микросхемы и новейшая конфигурация процессора. Объем его памяти без труда мог обеспечить нужды целого соединения подводных лодок. Через пять лет каждая ударная подлодка на флоте будет оснащена подобным компьютером. Его назначение было таким же, как и у гораздо более крупной системы акустического наблюдения, САН: обрабатывать и анализировать акустические сигналы; компьютер ВС-10 отфильтровывал окружающие шумы и естественные шумы моря, выделяя звуки искусственного происхождения. Он способен был не только классифицировать их, но и определять названия кораблей по их индивидуальным акустическим сигнатурам, подобно тому как можно опознать человека по отпечаткам пальцев или тембру голоса.