Страница:
— Ислам предпочитает, чтобы от тела избавились быстро и погребли его в неподписанной могиле. Так что если тело уйдёт под землю, то уже с концами. И не будет никакой эксгумации, чтобы провести повторное исследование на яды и все такое.
— Значит, это действительно наших рук дело? Чем же мы пользовались? — возбуждённо спросил Райан.
— Джек, я не знаю и не хочу знать, что мы могли быть как-то причастны к его безвременной смерти. И, больше того, не имею ни малейшего желания что-то выяснять. И тебе следует вести себя точно так же.
— Тони, чёрт возьми, как вы можете участвовать во всех этих делах и не проявлять любопытства? — удивился Джек-младший.
— Необходимо понять, что именно знать совершенно бесполезно, и научиться не рассуждать и не гадать об этих вещах, — ответил Виллс.
— Угу, — с сомнением в голосе отозвался Джек. Точно, я слишком молод для этого дерьма, мысленно добавил он. Тони был мастером своего дела, но жил в яшике. Точно так же, как Сали в данный момент, подумал Джек, а ведь ящик не самое лучшее место для жизни. И кроме того, мы действительно пришлёпнули его задницу. Как именно, он не знал. Наверно, можно спросить маму о том, какой препарат или другая химия приводит к такому эффекту, но, нет, этого он сделать не мог. Она, ясно, как ад, сообщит отцу, и Большой Джек, ясно, как ад, захочет узнать, почему его сын задал такой вопрос — и может даже заранее отгадать ответ. Так что, нет, об этом не могло быть и речи. Совершенно.
Постепенно расширяя круг обзора, Джек принялся изучать перехваты документов, так или иначе связанных со смертью Сали.
В сегодняшних документах Эмир не упоминался. Они сменяли друг друга на экране, но отсылки к предшествовавшим документам лимитировались ранее установленным Тони уровнем. Предложение об организации более масштабного анализа перехватов в Форт-Миде и Лэнгли не получило одобрения наверху; неутешительно, но нисколько не удивительно. Даже возможности Кампуса имели пределы. Джек понимал нежелание начальства рисковать тем, что кто-то удивится поступившему запросу и, не найдя того, кто его сделал, предпримет более глубокое расследование. Но ведь такие запросы тысячами ежедневно сыпались туда и сюда, и один лишний не мог вызвать большого шума, не так ли? Однако он решил не спрашивать об этом. Не было никакого смысла в самом начале новой карьеры приниматься раскачивать лодку или хотя бы совершать действия, которые могут быть истолкованы именно так. Но он всё же ввёл в свой компьютер инструкцию просматривать все вновь поступающие документы в поисках слова «эмир». Если оно попадётся, он сможет отметить документ и получить достаточно твёрдую базу для будущего исследования — если попадётся. Однако такой позывной, по его мнению, должен был принадлежать определённой и весьма примечательной персоне, даже если допустить, что единственное упоминание о ней в файлах ЦРУ можно истолковать как «семейную шутку». Эти слова принадлежали старшему аналитику Лэнгли, обладавшему весомым авторитетом в своей организации и, следовательно, в этой тоже. Кампус представлял собой учреждение, предназначенное для исправления ошибок ЦРУ и/или дополнения его возможностей, но, поскольку штатная численность Кампуса значительно меньше, здесь должны были принимать на вооружение многие идеи, рождавшиеся в предположительно неспособном к реальным действиям Управлении. Джек не видел в этом большого смысла, но, увы, Хенли не консультировался с ним, когда организовывал своё агентство, и, по-видимому, он должен поверить в то, что руководство Кампуса знает своё дело. Но, как говорил Майк Бреннан о полицейской работе, предположение является матерью всех неудач. Эта пословица была очень популярна в ФБР. Ошибки допускают все, и значение любой ошибки прямо пропорционально высоте положения, которое занимает ошибающийся. Но люди, сидящие наверху, не любят, когда им напоминают об этом универсальном законе. Поэтому никто и не напоминает.
Перевоплощение почти сразу же получило высокую оценку: какая-то немка обратилась к Брайану с просьбой объяснить, где находится Hauptbahnhoff. Ему пришлось ответить по-английски, что он здесь впервые. Немка принуждённо улыбнулась в ответ и кинулась со своим вопросом к другим прохожим.
— Она искала главный вокзал, — объяснил Доминик.
— В таком случае почему она не может взять такси? — удивился Брайан.
— Мы живём в несовершенном мире, Альдо. Зато ты теперь должен стараться как можно больше походить на настоящего краута[81]. Если кто-нибудь снова обратится к тебе, просто скажи: Ich bin ein Auslander. Это означает: я иностранец, и на этом, скорее всего, разговор окончится. Если же от тебя не отстанут, то, скорее всего, повторят свой вопрос на таком хорошем английском языке, какой ты вряд ли сможешь услышать в Нью-Йорке.
— Эй, гляди! — Брайан указал на золотые арки «Макдоналдса» которые показались ему более родными и дорогими, чем даже звёздно-полосатый флаг над американским консульством. Впрочем, ни один из братьев не пожелал отправиться туда, чтобы поесть. Слишком уж хороша была местная пища. В гостиницу «Байеришер» они вернулись, когда сумерки уже совсем сгустились.
— Значит, все идёт нормально? — спросил сенатор.
— Жаловаться пока что не на что. Немецкая полиция нашим другом не интересуется. Контрразведка знает, кто он такой, но дело на него там пока что не завели. Там имеются определённые проблемы со своими собственными мусульманами, за некоторыми из них установлено наблюдение, но этот парень ещё не засветился. И Лэнгли на них не нажимает. У них сегодня не такие уж хорошие отношения с Германией.
— Что же для нас хорошо и что плохо?
— Есть и то, и другое, — кивнул Грейнджер. — Они не могут предоставить нам обширную информацию, зато нам не нужно тревожиться насчёт того, как оторвать «хвост». Немцы забавный народ. Если ты не забываешь вовремя вытирать нос и вообще все in Ordnung[82], можешь считать себя в практически полной безопасности. Если же ты заступишь за черту, они смогут здорово попортить тебе жизнь. Как показывает история, полицейские у них всегда были отличными, чего не скажешь о шпионах. Советы и Штази[83] наводнили их разведку своими агентами, и немалое количество сидит там до сих пор.
— Они проводят «чёрные» операции?
— Можно считать, что нет. Слишком уж сильно в их культуре развито уважение к закону. Они воспитывают честных людей, которые играют по правилам, а это страшно вредит успеху специальных операций — если они иной раз что-то пытаются устроить, то, как правило, проваливаются самым страшным образом. Знаешь, я готов держать пари, что средний немецкий гражданин даже платит налоги вовремя и полностью.
— Но ведь их банкиры отлично умеют играть в игры мирового масштаба, — возразил Хенли.
— Это верно. Возможно, как раз поэтому международные банкиры не знают такого понятия, как лояльность к своей стране, — не скрывая сарказма, ответил Грейнджер.
— Ленин когда-то сказал, что для капиталиста родина — это место, в котором он находится, когда совершает очередную сделку. И, вероятно, был не так уж далёк от истины, — без особой охоты согласился Хенли. — Кстати, ты видел вот это? — Он передал Грейнджеру листок с запросом на проведение глубокого поиска, связанного с человеком, скрывающимся за псевдонимом «Эмир».
Начальник оперативного отдела просмотрел записку и вернул боссу.
— Он не объясняет, почему это должно быть таким уж необыкновенно важным.
Хенли кивнул.
— Именно поэтому я и отказал. Но... ты же понимаешь, что инстинкт заставил его насторожиться, а мозгов хватило, чтобы задать вопрос.
— Да, мальчишка очень неглуп.
— Именно. Потому-то я попросил Рика поместить его в одной комнате с Виллсом, чтобы тот выполнял обязанности инструктора. Тони весьма толков, но предпочитает не высовываться. Джек в его обществе сможет изучать профессию и попутно узнавать о присущих ей ограничениях. А мы узнаем, насколько сильно эти ограничения будут его раздражать. Если малыш останется с нами, его может ожидать большое будущее.
— Ты думаешь, что он обладает отцовским потенциалом? — спросил Грейнджер. Перед тем, как подняться на предельную высоту, Большой Джек занимал весьма почётную, хотя и несуществующую должность короля разведчиков.
— Я думаю, что он способен достичь его уровня. Но в любом случае эта история с «Эмиром» представляется мне весьма показательной. И открытие может иметь большое значение. Мы мало знаем о том, как противники строят свою деятельность. Но в общем, Сэм, все проходит по учению Дарвина. Плохие парни учатся на ошибках своих предшественников и набираются ума — на наши с тобой никели. Они уже больше не высовываются и не напрашиваются на «умную бомбу», которую мы теперь способны загнать любому из них точно в задницу. Они не лезут в телезвезды. Наверняка появление на экранах может потешить самолюбие, но с очень большой вероятностью ведёт к гибели. Стадо газелей никогда не побежит туда, где расположился прайд львов — разве что случайно.
— Ты прав, — согласился Грейнджер, припомнив рассказы о том, как один из его предков, служивший в Девятом кавалерийском полку, разбирался с непокорными индейцами. Некоторые вещи очень мало изменялись с течением времени. — Джерри, проблема заключается в том, что мы можем лишь строить предположения насчёт того, как построена их организация. А предположение — это не знание.
— В таком случае расскажи мне, что предполагаешь ты, — потребовал Хенли.
— Помимо верхушки, о которой мы ничего не знаем, даже один это человек или какой-то комитет, в ней имеется ещё, как минимум, два уровня. Выяснить точнее мы пока не в состоянии. И ещё, собственно убийцы. Мы можем устранить всех, о ком знаем, но это будет всё равно что подстригать траву на лужайке. Ты её стрижёшь, она растёт, ты стрижёшь, она растёт, и так до бесконечности. Если хочешь убить змею, самое надёжное отрубить ей голову. Да, конечно, мы все это прекрасно понимаем. Вся штука в том, чтобы отыскать голову, потому что это виртуальная голова. Один там человек или несколько, но эта верхушка, Джерри, действует в том же ключе, что и мы сами. Именно поэтому мы сейчас производим нашу разведку боем — чтобы посмотреть, не вывалятся ли какие-нибудь дополнительные сведения. На это работают все наши аналитические войска — и здесь, и в Лэнгли, и в Форт-Миде.
Хенли тяжело вздохнул.
— Да, Сэм, я всё это знаю. И, возможно, что-то и впрямь вывалится. Но ведь терпение — это мать жизненного успеха. Враги сейчас, вероятно, загорают себе на солнышке и радуются тому, что жестоко оскорбили нас, что убили наших женщин и детей...
— Джерри, это никому не может нравиться, но, вспомни, даже богу потребовалось семь дней, чтобы создать мир.
— Ты что, решил проповедовать мне Писание? — спросил Хенли и, прищурившись, взглянув на своего собеседника.
— Видишь ли, дружище, принцип «око за око» меня в общем-то устраивает, но сначала это самое око необходимо найти. Мы должны быть терпеливыми.
— Знаешь, когда мы обсуждали с Большим Джеком создание этого самого заведения, я был настолько глуп, что не сомневался: мы сумеем очень быстро решить все эти проблемы, если у нас будут необходимые возможности.
— Мы можем действовать намного быстрее, чем это когда-нибудь удастся правительству, но мы не герои «Человека от ДЯДИ»[84]. Посуди сам, операция только началась. Мы нанесли только один удар. Чтобы дождаться какого угодно реального ответа с той стороны, нужно ещё как минимум три. Терпение, Джерри.
— Да, конечно. — Он не стал добавлять, что разница между часовыми поясами нисколько не облегчает ожидания.
— Ты о чём, Джек? — спросил Виллс.
— Было бы лучше, если бы мы знали, как идёт операция. Это позволило бы нам немного эффективнее организовать нашу собственную охоту за информацией.
— Такое положение называется разделением функций.
— Нет, это называется дерьмом собачьим, — огрызнулся Джек. — Если мы играем одной командой, то можем оказать помощь. Вещи, которые на первый взгляд воспринимаются как не связанные между собой, в контексте выглядят совсем по-иному. Тони, весь этот дом, в котором мы сидим, разбит на такие, как у нас с вами, клетушки, верно? А ведь отгораживание друг от друга, как это делают в Лэнгли, не помогает успеху работы. Может быть, я что-то недопонимаю, а?
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но система работает не так.
— Да я же заранее знал, что вы скажете именно эти слова, но, черт меня побери, как мы сможем узнать, на чём прокололось ЦРУ, если сами шаг в шаг повторяем их операцию? — не отступал Джек.
«А ведь готового ответа, который удовлетворил бы этого любопытного парня, просто нет. Или есть? — спросил себя Виллс. — Пожалуй, что нет. А малыш чертовски быстро уловил суть дела. Чему же ещё он мог научиться в Белом доме? Можно дать голову на отсечение, что он задавал там множество вопросов. И выслушивал все ответы. И даже обдумывал их».
— Мне очень не хочется это говорить, Джек, но я всего лишь твой инструктор, а не Большой Босс всего этого заведения.
— Да, я понимаю. Извините, что пристал к вам. Наверно, я привык к тому, что мой папа обладал способностью заставлять события происходить... во всяком случае, так мне казалось. Не всегда по своей воле и не каждый раз... Может быть, нетерпение это наша семейная черта. — Это было верно вдвойне, потому что мама была хирургом, и, когда записывала планы в ежедневнике, большая часть намеченного сопровождалась пометкой: «Немедленно!!!» Трудно заставить себя сидеть целыми днями за рабочим столом — урок, который его отцу, вероятно, пришлось усвоить в те времена, когда Америка жила под прицелом действительно опасного врага. Террористы могли жалить, но были не в состоянии причинить серьёзный вред, хотя однажды, в Денвере, и попытались. Эти парни походили не на летучих мышей-кровососов, а на роящихся насекомых...
Но ведь москиты являются переносчиками жёлтой лихорадки, не так ли?
— А вот и наш мальчик, — сказал Брайан, заметивший его первым. Как и в случае с Сали, голову араба не окружал никакой ореол, облегчавший опознание, но он в точности походил на свои фотографии и вышел из того самого дома. Усы полностью исключали ошибку в идентификации. Одет вполне нормально, хотя и не слишком роскошно. Если бы не усы и цвет кожи, он вполне мог бы сойти за немца. В конце квартала он сел в трамвай, шедший куда-то в восточном направлении.
— Что ты думаешь? — спросил Доминик брата.
— Может быть, отправился позавтракать с приятелем, или обсудить действия по уничтожению неверного Запада — откуда мы знаем, а?
— Да, было бы хорошо проследить за ним, но ведь в наши обязанности не входит проведение расследований, верно? Этот подонок завербовал, самое меньшее, одного из убийц. И потому, Альдо, заслужил занесение в наш дерьмовый список.
— Согласен с тобой, братишка, — ответил Брайан. За время, прошедшее с тех пор, как братья покинули Америку, он совершенно изменился. Атеф был для него лишь лицом, которое следовало опознать, и задницей, куда следовало ткнуть волшебной ручкой. Кроме того, араб представлял какое-то значение ещё и для бога, который должен был поговорить с ним по-своему, но это относилось к юрисдикции, в настоящее время никоим образом не касающейся братьев.
— Если бы операцию проводило Бюро, то уже сейчас в его квартире торчала бы команда. По крайней мере, скопировали бы содержимое его компьютера.
Брайан кивнул.
— А что теперь?
— Посмотрим, пойдёт ли он в мечеть, и если да, то решим, как будет удобнее подколоть его — на входе или на выходе.
— А тебя не тревожит, что все идёт слишком быстро? — довольно громко спросил Брайан.
— Конечно, можно было бы сидеть в гостиничном номере и дрочить потихоньку, но, знаешь ли, говорят, от этого бывают мозоли.
— Да, я тоже слышал.
Закончив завтрак, они оставили деньги на столе, но без больших чаевых. Слишком широкими жестами они обязательно выдали бы себя как американцев.
Евреи четыре раза унизили его страну и при этом убили самого старшего из его братьев, Ибрагима, — на Синае, где он управлял советским танком «Т-62». Анас не помнил Ибрагима. Он был тогда ещё слишком мал и лишь по фотографиям знал, как тот выглядел, хотя мать до сих пор оплакивала его. Брат погиб, пытаясь завершить дело, начатое немцами, но потерпел неудачу и был убит снарядом, выпущенным из пушки американского основного танка «М60А1» во время сражения за Китайскую ферму — так называлось укрепление, построенное японцами в районе Суэцкого канала по заказу англичан, когда те ещё управляли и Египтом, и Аравией. Это американцы всё время защищали евреев. Американские евреи управляли страной. Потому-то они снабжали его врагов оружием, добывали для них разведывательную информацию и так любили убивать арабов.
Однако даже жестоко проигранная война не избавила немцев от высокомерия. Только переадресовала его. Он хорошо видел это в трамвае по коротким косым взглядам пассажиров, по тому, как старухи поспешили отойти от него на несколько шагов.
— Когда я выйду, кто-нибудь, вероятно, протрёт поручень, за который я держался, дезинфицирующей салфеткой, — проворчал себе под нос Анас. — Клянусь пророком, до чего же неприятные люди.
Поездка заняла ровно семь минут, а потом он вышел на Домштрассе. Оттуда ему нужно было пройти ещё квартал пешком. По пути он видел множество враждебных глаз, или же, что было ещё хуже, взгляды просто скользили по нему и перебегали куда-то дальше, как будто перед ними был не человек, а бездомный пёс. Как хорошо было бы провести акцию здесь, в Германии — прямо в Мюнхене! — но полученные им приказы были совершенно определёнными.
Он направлялся в кофейню. Фа'ад Рахман Ясин уже находился там. Одет он был небрежно, как рабочий. В этом кафе было много таких.
— Салам алейкум, — приветствовал его Атеф.
— Алейкум салам, — отозвался Фа'ад. — Выпечка здесь превосходная.
— Да, — согласился Атеф. Он негромко говорил по-арабски. — Так что нового, мой друг?
— Нашим людям понравились события прошлой недели. Мы замечательно встряхнули американцев, — сказал Фа'ад.
— Для того чтобы они отреклись от израильтян — недостаточно. Они любят евреев сильнее, чем родных детей. Помяни моё слово. И теперь они набросятся на нас.
— Каким же образом? — удивился Фа'ад. — Набросятся, конечно, но лишь на тех, о ком пронюхали их разведывательные агентства. Но ведь это только ещё больше воспламенит правоверных и продвинет наше дело вперёд. А о нашей организации они не знают ничего. Они даже не знают нашего названия. — Причина этого была проста: организация просто не имела названия. Слово «организация» служило лишь обозначением для объединения правоверных.
— Надеюсь, что ты прав. Так какие же будут для меня новые поручения?
— Пока что у тебя все идёт хорошо: трое из тех людей, которых ты отыскал, приняли мученическую смерть в Америке.
— Трое? — Атеф был приятно удивлён. — Я не ошибусь, если предположу, что они умерли достойно?
— Они умерли со святым именем Аллаха. Этого вполне достаточно. У тебя есть ещё новобранцы для нас?
Атеф отхлебнул кофе.
— Прямо сейчас — нет, но два человека определённо склоняются в нужную сторону. Ты же понимаешь, это не так легко. Даже истинно правоверные питают излишнее пристрастие к плодам земной жизни. — Сказанное, безусловно, в полной мере относилось и к нему самому.
— Ты хорошо поработал для нашего дела, Анас. Лучше действовать наверняка, чем обмануться в своих ожиданиях. Не торопись. Мы можем позволить себе быть терпеливыми.
— Насколько же? — поинтересовался Атеф.
— У нас есть новые планы относительно Америки. Нужно ужалить их посильнее. В прошлый раз мы убили сотни. На следующий убьём тысячи, — пообещал Фа'ад; его глаза сверкнули.
— Как же именно? — быстро спросил Атеф. Он вполне может — он обязательно должен! — войти в мозговой центр и разрабатывать планы. Имея техническое образование, он же идеально подходит для таких вещей. Неужели они этого не знают? Наверно, в организации было много таких, кто умел думать только яйцами, но не мозгами.
— Я не вправе сказать тебе это, мой друг. — Фа'ад Рахман Ясин, конечно же, не сказал, что сам этого не знает. Высшие руководители организации недостаточно доверяли ему; знай он об этом, то, конечно же, почувствовал бы себя оскорблённым.
Сын шлюхи, скорее всего, сам ничего не знает, — подумал Атеф.
— Значит, это действительно наших рук дело? Чем же мы пользовались? — возбуждённо спросил Райан.
— Джек, я не знаю и не хочу знать, что мы могли быть как-то причастны к его безвременной смерти. И, больше того, не имею ни малейшего желания что-то выяснять. И тебе следует вести себя точно так же.
— Тони, чёрт возьми, как вы можете участвовать во всех этих делах и не проявлять любопытства? — удивился Джек-младший.
— Необходимо понять, что именно знать совершенно бесполезно, и научиться не рассуждать и не гадать об этих вещах, — ответил Виллс.
— Угу, — с сомнением в голосе отозвался Джек. Точно, я слишком молод для этого дерьма, мысленно добавил он. Тони был мастером своего дела, но жил в яшике. Точно так же, как Сали в данный момент, подумал Джек, а ведь ящик не самое лучшее место для жизни. И кроме того, мы действительно пришлёпнули его задницу. Как именно, он не знал. Наверно, можно спросить маму о том, какой препарат или другая химия приводит к такому эффекту, но, нет, этого он сделать не мог. Она, ясно, как ад, сообщит отцу, и Большой Джек, ясно, как ад, захочет узнать, почему его сын задал такой вопрос — и может даже заранее отгадать ответ. Так что, нет, об этом не могло быть и речи. Совершенно.
Постепенно расширяя круг обзора, Джек принялся изучать перехваты документов, так или иначе связанных со смертью Сали.
В сегодняшних документах Эмир не упоминался. Они сменяли друг друга на экране, но отсылки к предшествовавшим документам лимитировались ранее установленным Тони уровнем. Предложение об организации более масштабного анализа перехватов в Форт-Миде и Лэнгли не получило одобрения наверху; неутешительно, но нисколько не удивительно. Даже возможности Кампуса имели пределы. Джек понимал нежелание начальства рисковать тем, что кто-то удивится поступившему запросу и, не найдя того, кто его сделал, предпримет более глубокое расследование. Но ведь такие запросы тысячами ежедневно сыпались туда и сюда, и один лишний не мог вызвать большого шума, не так ли? Однако он решил не спрашивать об этом. Не было никакого смысла в самом начале новой карьеры приниматься раскачивать лодку или хотя бы совершать действия, которые могут быть истолкованы именно так. Но он всё же ввёл в свой компьютер инструкцию просматривать все вновь поступающие документы в поисках слова «эмир». Если оно попадётся, он сможет отметить документ и получить достаточно твёрдую базу для будущего исследования — если попадётся. Однако такой позывной, по его мнению, должен был принадлежать определённой и весьма примечательной персоне, даже если допустить, что единственное упоминание о ней в файлах ЦРУ можно истолковать как «семейную шутку». Эти слова принадлежали старшему аналитику Лэнгли, обладавшему весомым авторитетом в своей организации и, следовательно, в этой тоже. Кампус представлял собой учреждение, предназначенное для исправления ошибок ЦРУ и/или дополнения его возможностей, но, поскольку штатная численность Кампуса значительно меньше, здесь должны были принимать на вооружение многие идеи, рождавшиеся в предположительно неспособном к реальным действиям Управлении. Джек не видел в этом большого смысла, но, увы, Хенли не консультировался с ним, когда организовывал своё агентство, и, по-видимому, он должен поверить в то, что руководство Кампуса знает своё дело. Но, как говорил Майк Бреннан о полицейской работе, предположение является матерью всех неудач. Эта пословица была очень популярна в ФБР. Ошибки допускают все, и значение любой ошибки прямо пропорционально высоте положения, которое занимает ошибающийся. Но люди, сидящие наверху, не любят, когда им напоминают об этом универсальном законе. Поэтому никто и не напоминает.
* * *
Они купили одежду в магазине готового платья. Она не так уж сильно отличалась от того, что можно было бы купить в США, но из-за мелких деталей нисколько не походила на неё. Пришлось к ней купить и обувь. Переодевшись в гостинице, они снова вышли на улицу.Перевоплощение почти сразу же получило высокую оценку: какая-то немка обратилась к Брайану с просьбой объяснить, где находится Hauptbahnhoff. Ему пришлось ответить по-английски, что он здесь впервые. Немка принуждённо улыбнулась в ответ и кинулась со своим вопросом к другим прохожим.
— Она искала главный вокзал, — объяснил Доминик.
— В таком случае почему она не может взять такси? — удивился Брайан.
— Мы живём в несовершенном мире, Альдо. Зато ты теперь должен стараться как можно больше походить на настоящего краута[81]. Если кто-нибудь снова обратится к тебе, просто скажи: Ich bin ein Auslander. Это означает: я иностранец, и на этом, скорее всего, разговор окончится. Если же от тебя не отстанут, то, скорее всего, повторят свой вопрос на таком хорошем английском языке, какой ты вряд ли сможешь услышать в Нью-Йорке.
— Эй, гляди! — Брайан указал на золотые арки «Макдоналдса» которые показались ему более родными и дорогими, чем даже звёздно-полосатый флаг над американским консульством. Впрочем, ни один из братьев не пожелал отправиться туда, чтобы поесть. Слишком уж хороша была местная пища. В гостиницу «Байеришер» они вернулись, когда сумерки уже совсем сгустились.
* * *
— Что ж, они приехали в Мюнхен, нашли нужный дом и мечеть, но с ним пока ещё не познакомились, — сообщил Грейнджер Хенли. — Хотя успели рассмотреть его подружку.— Значит, все идёт нормально? — спросил сенатор.
— Жаловаться пока что не на что. Немецкая полиция нашим другом не интересуется. Контрразведка знает, кто он такой, но дело на него там пока что не завели. Там имеются определённые проблемы со своими собственными мусульманами, за некоторыми из них установлено наблюдение, но этот парень ещё не засветился. И Лэнгли на них не нажимает. У них сегодня не такие уж хорошие отношения с Германией.
— Что же для нас хорошо и что плохо?
— Есть и то, и другое, — кивнул Грейнджер. — Они не могут предоставить нам обширную информацию, зато нам не нужно тревожиться насчёт того, как оторвать «хвост». Немцы забавный народ. Если ты не забываешь вовремя вытирать нос и вообще все in Ordnung[82], можешь считать себя в практически полной безопасности. Если же ты заступишь за черту, они смогут здорово попортить тебе жизнь. Как показывает история, полицейские у них всегда были отличными, чего не скажешь о шпионах. Советы и Штази[83] наводнили их разведку своими агентами, и немалое количество сидит там до сих пор.
— Они проводят «чёрные» операции?
— Можно считать, что нет. Слишком уж сильно в их культуре развито уважение к закону. Они воспитывают честных людей, которые играют по правилам, а это страшно вредит успеху специальных операций — если они иной раз что-то пытаются устроить, то, как правило, проваливаются самым страшным образом. Знаешь, я готов держать пари, что средний немецкий гражданин даже платит налоги вовремя и полностью.
— Но ведь их банкиры отлично умеют играть в игры мирового масштаба, — возразил Хенли.
— Это верно. Возможно, как раз поэтому международные банкиры не знают такого понятия, как лояльность к своей стране, — не скрывая сарказма, ответил Грейнджер.
— Ленин когда-то сказал, что для капиталиста родина — это место, в котором он находится, когда совершает очередную сделку. И, вероятно, был не так уж далёк от истины, — без особой охоты согласился Хенли. — Кстати, ты видел вот это? — Он передал Грейнджеру листок с запросом на проведение глубокого поиска, связанного с человеком, скрывающимся за псевдонимом «Эмир».
Начальник оперативного отдела просмотрел записку и вернул боссу.
— Он не объясняет, почему это должно быть таким уж необыкновенно важным.
Хенли кивнул.
— Именно поэтому я и отказал. Но... ты же понимаешь, что инстинкт заставил его насторожиться, а мозгов хватило, чтобы задать вопрос.
— Да, мальчишка очень неглуп.
— Именно. Потому-то я попросил Рика поместить его в одной комнате с Виллсом, чтобы тот выполнял обязанности инструктора. Тони весьма толков, но предпочитает не высовываться. Джек в его обществе сможет изучать профессию и попутно узнавать о присущих ей ограничениях. А мы узнаем, насколько сильно эти ограничения будут его раздражать. Если малыш останется с нами, его может ожидать большое будущее.
— Ты думаешь, что он обладает отцовским потенциалом? — спросил Грейнджер. Перед тем, как подняться на предельную высоту, Большой Джек занимал весьма почётную, хотя и несуществующую должность короля разведчиков.
— Я думаю, что он способен достичь его уровня. Но в любом случае эта история с «Эмиром» представляется мне весьма показательной. И открытие может иметь большое значение. Мы мало знаем о том, как противники строят свою деятельность. Но в общем, Сэм, все проходит по учению Дарвина. Плохие парни учатся на ошибках своих предшественников и набираются ума — на наши с тобой никели. Они уже больше не высовываются и не напрашиваются на «умную бомбу», которую мы теперь способны загнать любому из них точно в задницу. Они не лезут в телезвезды. Наверняка появление на экранах может потешить самолюбие, но с очень большой вероятностью ведёт к гибели. Стадо газелей никогда не побежит туда, где расположился прайд львов — разве что случайно.
— Ты прав, — согласился Грейнджер, припомнив рассказы о том, как один из его предков, служивший в Девятом кавалерийском полку, разбирался с непокорными индейцами. Некоторые вещи очень мало изменялись с течением времени. — Джерри, проблема заключается в том, что мы можем лишь строить предположения насчёт того, как построена их организация. А предположение — это не знание.
— В таком случае расскажи мне, что предполагаешь ты, — потребовал Хенли.
— Помимо верхушки, о которой мы ничего не знаем, даже один это человек или какой-то комитет, в ней имеется ещё, как минимум, два уровня. Выяснить точнее мы пока не в состоянии. И ещё, собственно убийцы. Мы можем устранить всех, о ком знаем, но это будет всё равно что подстригать траву на лужайке. Ты её стрижёшь, она растёт, ты стрижёшь, она растёт, и так до бесконечности. Если хочешь убить змею, самое надёжное отрубить ей голову. Да, конечно, мы все это прекрасно понимаем. Вся штука в том, чтобы отыскать голову, потому что это виртуальная голова. Один там человек или несколько, но эта верхушка, Джерри, действует в том же ключе, что и мы сами. Именно поэтому мы сейчас производим нашу разведку боем — чтобы посмотреть, не вывалятся ли какие-нибудь дополнительные сведения. На это работают все наши аналитические войска — и здесь, и в Лэнгли, и в Форт-Миде.
Хенли тяжело вздохнул.
— Да, Сэм, я всё это знаю. И, возможно, что-то и впрямь вывалится. Но ведь терпение — это мать жизненного успеха. Враги сейчас, вероятно, загорают себе на солнышке и радуются тому, что жестоко оскорбили нас, что убили наших женщин и детей...
— Джерри, это никому не может нравиться, но, вспомни, даже богу потребовалось семь дней, чтобы создать мир.
— Ты что, решил проповедовать мне Писание? — спросил Хенли и, прищурившись, взглянув на своего собеседника.
— Видишь ли, дружище, принцип «око за око» меня в общем-то устраивает, но сначала это самое око необходимо найти. Мы должны быть терпеливыми.
— Знаешь, когда мы обсуждали с Большим Джеком создание этого самого заведения, я был настолько глуп, что не сомневался: мы сумеем очень быстро решить все эти проблемы, если у нас будут необходимые возможности.
— Мы можем действовать намного быстрее, чем это когда-нибудь удастся правительству, но мы не герои «Человека от ДЯДИ»[84]. Посуди сам, операция только началась. Мы нанесли только один удар. Чтобы дождаться какого угодно реального ответа с той стороны, нужно ещё как минимум три. Терпение, Джерри.
— Да, конечно. — Он не стал добавлять, что разница между часовыми поясами нисколько не облегчает ожидания.
* * *
— Знаете, есть ещё кое-что.— Ты о чём, Джек? — спросил Виллс.
— Было бы лучше, если бы мы знали, как идёт операция. Это позволило бы нам немного эффективнее организовать нашу собственную охоту за информацией.
— Такое положение называется разделением функций.
— Нет, это называется дерьмом собачьим, — огрызнулся Джек. — Если мы играем одной командой, то можем оказать помощь. Вещи, которые на первый взгляд воспринимаются как не связанные между собой, в контексте выглядят совсем по-иному. Тони, весь этот дом, в котором мы сидим, разбит на такие, как у нас с вами, клетушки, верно? А ведь отгораживание друг от друга, как это делают в Лэнгли, не помогает успеху работы. Может быть, я что-то недопонимаю, а?
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но система работает не так.
— Да я же заранее знал, что вы скажете именно эти слова, но, черт меня побери, как мы сможем узнать, на чём прокололось ЦРУ, если сами шаг в шаг повторяем их операцию? — не отступал Джек.
«А ведь готового ответа, который удовлетворил бы этого любопытного парня, просто нет. Или есть? — спросил себя Виллс. — Пожалуй, что нет. А малыш чертовски быстро уловил суть дела. Чему же ещё он мог научиться в Белом доме? Можно дать голову на отсечение, что он задавал там множество вопросов. И выслушивал все ответы. И даже обдумывал их».
— Мне очень не хочется это говорить, Джек, но я всего лишь твой инструктор, а не Большой Босс всего этого заведения.
— Да, я понимаю. Извините, что пристал к вам. Наверно, я привык к тому, что мой папа обладал способностью заставлять события происходить... во всяком случае, так мне казалось. Не всегда по своей воле и не каждый раз... Может быть, нетерпение это наша семейная черта. — Это было верно вдвойне, потому что мама была хирургом, и, когда записывала планы в ежедневнике, большая часть намеченного сопровождалась пометкой: «Немедленно!!!» Трудно заставить себя сидеть целыми днями за рабочим столом — урок, который его отцу, вероятно, пришлось усвоить в те времена, когда Америка жила под прицелом действительно опасного врага. Террористы могли жалить, но были не в состоянии причинить серьёзный вред, хотя однажды, в Денвере, и попытались. Эти парни походили не на летучих мышей-кровососов, а на роящихся насекомых...
Но ведь москиты являются переносчиками жёлтой лихорадки, не так ли?
* * *
Далеко к югу от Мюнхена, в греческом порту Пирей, портальный кран снял контейнер с палубы судна и опустил на платформу ожидавшего тягача. После того, как груз закрепили, могучий «Вольво» вывез контейнер из порта и потащил в обход Афин на север, в горы Греции. В декларации было записано, что груз адресован в Вену. Так что большой партии колумбийского кофе предстоял довольно долгий безостановочный переезд по хорошим шоссе. Портовой охране не пришло в голову осмотреть содержимое контейнера, поскольку все накладные были в полном порядке и имели все требуемые штрих-коды. Но совсем другие люди уже приготовились обработать должным образом ту часть содержимого контейнера, которая вовсе не предназначалась для заваривания в кипятке и разбавления сливками. Для того, чтобы разделить целую тонну кокаина на разовые дозы и разложить по пакетикам, требуется немало народу, но в распоряжении наркоторговцев имелся одноэтажный склад, недавно приобретённый именно для этой задачи, а потом они разъедутся по всей Европе, благословляя Европейский Союз, устранивший границы между государствами. Прибытие этого груза послужило подтверждением верности партнёра своему слову, и моральный выигрыш получил наконец-то подкрепление в виде живых денег. Работа продолжалась всю ночь, в течение которой европейцы спали сном праведников, даже те, которым предстояло совсем скоро встретиться с уличными распространителями и приобрести у них пакетик порошка.* * *
Объект они увидели в половине десятого следующего утра. Братья завтракали в ресторанчике Gasthaus'a[85] на расстоянии в полквартала от того кафе, где работал их знакомец Эмиль, а Анас Али Атеф целеустремлённой походкой прошёл в двадцати футах от близнецов, которые ели штрудель и пили кофе в окружении двух десятков граждан Германии. Атеф не заметил, что за ним наблюдают; он смотрел вперёд и не принимал никаких мер, которые позволили бы обнаружить «хвост», как это делал бы обученный агент. Очевидно, он чувствовал себя здесь в безопасности. И это было хорошо.— А вот и наш мальчик, — сказал Брайан, заметивший его первым. Как и в случае с Сали, голову араба не окружал никакой ореол, облегчавший опознание, но он в точности походил на свои фотографии и вышел из того самого дома. Усы полностью исключали ошибку в идентификации. Одет вполне нормально, хотя и не слишком роскошно. Если бы не усы и цвет кожи, он вполне мог бы сойти за немца. В конце квартала он сел в трамвай, шедший куда-то в восточном направлении.
— Что ты думаешь? — спросил Доминик брата.
— Может быть, отправился позавтракать с приятелем, или обсудить действия по уничтожению неверного Запада — откуда мы знаем, а?
— Да, было бы хорошо проследить за ним, но ведь в наши обязанности не входит проведение расследований, верно? Этот подонок завербовал, самое меньшее, одного из убийц. И потому, Альдо, заслужил занесение в наш дерьмовый список.
— Согласен с тобой, братишка, — ответил Брайан. За время, прошедшее с тех пор, как братья покинули Америку, он совершенно изменился. Атеф был для него лишь лицом, которое следовало опознать, и задницей, куда следовало ткнуть волшебной ручкой. Кроме того, араб представлял какое-то значение ещё и для бога, который должен был поговорить с ним по-своему, но это относилось к юрисдикции, в настоящее время никоим образом не касающейся братьев.
— Если бы операцию проводило Бюро, то уже сейчас в его квартире торчала бы команда. По крайней мере, скопировали бы содержимое его компьютера.
Брайан кивнул.
— А что теперь?
— Посмотрим, пойдёт ли он в мечеть, и если да, то решим, как будет удобнее подколоть его — на входе или на выходе.
— А тебя не тревожит, что все идёт слишком быстро? — довольно громко спросил Брайан.
— Конечно, можно было бы сидеть в гостиничном номере и дрочить потихоньку, но, знаешь ли, говорят, от этого бывают мозоли.
— Да, я тоже слышал.
Закончив завтрак, они оставили деньги на столе, но без больших чаевых. Слишком широкими жестами они обязательно выдали бы себя как американцев.
* * *
Ездить трамваем, конечно, совсем не так удобно, как на своём автомобиле, зато здесь имелось большое преимущество — не приходилось искать место для стоянки. Европейские города строились без учёта массового использования автомобилей. Как, впрочем, и Каир, и пробки там бывали совершенно ужасающие, даже хуже, чем здесь, но, по крайней мере, в Германии существовал надёжный общественный транспорт. Поезда были великолепны. Качество путей не могло не восхищать человека, который немного учился на инженера — неужели действительно немного? — спросил он себя, — тогда ему казалось, что прошла целая жизнь. Немцы были любопытным народом. Сдержанные, любители формальностей и с таким чувством превосходства по отношению ко всем другим расам! На арабов они смотрели свысока — и, вообще-то, на большинство европейцев тоже, — и открыли двери для иностранцев только потому, что в их собственных законах — принятых по приказу американцев шестьдесят лет назад, после Второй мировой войны, — было сказано, что они обязаны это сделать. Но раз их вынудили, они так и поступили, почти без жалоб, потому что эти безумцы так повиновались закону, словно он был собственноручно записан богом. Они были самыми послушными людьми из всех, с кем ему когда-либо приходилось сталкиваться, но за готовностью к повиновению у них скрывалась способность к насилию — организованному насилию, — какого мир до тех пор не знал. Ещё живы многие люди, помнящие, как немцы истребляли евреев. Они даже преобразовали свои концлагеря в музеи, но в этих музеях все строения и механизмы были полностью пригодны для использования, как будто все это сохранялось про запас. Как жаль, что они не могли проявить политическую волю снова заняться этим полезным делом.Евреи четыре раза унизили его страну и при этом убили самого старшего из его братьев, Ибрагима, — на Синае, где он управлял советским танком «Т-62». Анас не помнил Ибрагима. Он был тогда ещё слишком мал и лишь по фотографиям знал, как тот выглядел, хотя мать до сих пор оплакивала его. Брат погиб, пытаясь завершить дело, начатое немцами, но потерпел неудачу и был убит снарядом, выпущенным из пушки американского основного танка «М60А1» во время сражения за Китайскую ферму — так называлось укрепление, построенное японцами в районе Суэцкого канала по заказу англичан, когда те ещё управляли и Египтом, и Аравией. Это американцы всё время защищали евреев. Американские евреи управляли страной. Потому-то они снабжали его врагов оружием, добывали для них разведывательную информацию и так любили убивать арабов.
Однако даже жестоко проигранная война не избавила немцев от высокомерия. Только переадресовала его. Он хорошо видел это в трамвае по коротким косым взглядам пассажиров, по тому, как старухи поспешили отойти от него на несколько шагов.
— Когда я выйду, кто-нибудь, вероятно, протрёт поручень, за который я держался, дезинфицирующей салфеткой, — проворчал себе под нос Анас. — Клянусь пророком, до чего же неприятные люди.
Поездка заняла ровно семь минут, а потом он вышел на Домштрассе. Оттуда ему нужно было пройти ещё квартал пешком. По пути он видел множество враждебных глаз, или же, что было ещё хуже, взгляды просто скользили по нему и перебегали куда-то дальше, как будто перед ними был не человек, а бездомный пёс. Как хорошо было бы провести акцию здесь, в Германии — прямо в Мюнхене! — но полученные им приказы были совершенно определёнными.
Он направлялся в кофейню. Фа'ад Рахман Ясин уже находился там. Одет он был небрежно, как рабочий. В этом кафе было много таких.
— Салам алейкум, — приветствовал его Атеф.
— Алейкум салам, — отозвался Фа'ад. — Выпечка здесь превосходная.
— Да, — согласился Атеф. Он негромко говорил по-арабски. — Так что нового, мой друг?
— Нашим людям понравились события прошлой недели. Мы замечательно встряхнули американцев, — сказал Фа'ад.
— Для того чтобы они отреклись от израильтян — недостаточно. Они любят евреев сильнее, чем родных детей. Помяни моё слово. И теперь они набросятся на нас.
— Каким же образом? — удивился Фа'ад. — Набросятся, конечно, но лишь на тех, о ком пронюхали их разведывательные агентства. Но ведь это только ещё больше воспламенит правоверных и продвинет наше дело вперёд. А о нашей организации они не знают ничего. Они даже не знают нашего названия. — Причина этого была проста: организация просто не имела названия. Слово «организация» служило лишь обозначением для объединения правоверных.
— Надеюсь, что ты прав. Так какие же будут для меня новые поручения?
— Пока что у тебя все идёт хорошо: трое из тех людей, которых ты отыскал, приняли мученическую смерть в Америке.
— Трое? — Атеф был приятно удивлён. — Я не ошибусь, если предположу, что они умерли достойно?
— Они умерли со святым именем Аллаха. Этого вполне достаточно. У тебя есть ещё новобранцы для нас?
Атеф отхлебнул кофе.
— Прямо сейчас — нет, но два человека определённо склоняются в нужную сторону. Ты же понимаешь, это не так легко. Даже истинно правоверные питают излишнее пристрастие к плодам земной жизни. — Сказанное, безусловно, в полной мере относилось и к нему самому.
— Ты хорошо поработал для нашего дела, Анас. Лучше действовать наверняка, чем обмануться в своих ожиданиях. Не торопись. Мы можем позволить себе быть терпеливыми.
— Насколько же? — поинтересовался Атеф.
— У нас есть новые планы относительно Америки. Нужно ужалить их посильнее. В прошлый раз мы убили сотни. На следующий убьём тысячи, — пообещал Фа'ад; его глаза сверкнули.
— Как же именно? — быстро спросил Атеф. Он вполне может — он обязательно должен! — войти в мозговой центр и разрабатывать планы. Имея техническое образование, он же идеально подходит для таких вещей. Неужели они этого не знают? Наверно, в организации было много таких, кто умел думать только яйцами, но не мозгами.
— Я не вправе сказать тебе это, мой друг. — Фа'ад Рахман Ясин, конечно же, не сказал, что сам этого не знает. Высшие руководители организации недостаточно доверяли ему; знай он об этом, то, конечно же, почувствовал бы себя оскорблённым.
Сын шлюхи, скорее всего, сам ничего не знает, — подумал Атеф.