— Эви, дорогая, не нужно…
   — Это прекрасная возможность сбежать от тети Флоренс, которая ищет меня.
   — Тогда пойдем.
   Пытаясь сдержать подступающую тошноту, Аннабел благодарно приняла руку Эви, и они вышли из-за стола. Лилиан и Дейзи пошли вслед.
   — Сомневаюсь, что она сможет долго скрывать новость от мистера Ханта. Как ты думаешь? — прошептала Дейзи.
   — Да, слишком заметно. Думаю, он уже заподозрил. Аннабел всегда была здорова как лошадь.
   — Возможно, но мужчины такие недогадливые. Выходя из столовой, они встретили леди Оливию. Она шла по коридору, и по ее взволнованному хорошенькому личику сестры предположили, что, вероятно, что-то произошло. Вид у нее был странно нахмуренный, а ведь Оливия всегда была такой веселой! Что могло расстроить ее?
   Оливия подняла глаза и увидела Дейзи и Лилиан. Ее лицо вмиг прояснилось, а на губах заиграла теплая улыбка.
   — Доброе утро.
   Оливия была всего двумя-тремя годами старше Лилиан, но казалась гораздо старше. У нее были глаза женщины, хлебнувшей горя в прошлом, поэтому, вероятно, в присутствии леди Оливии Лилиан всегда чувствовала себя неловко. Сестра графа Уэстклифа была очаровательной и общительной женщиной, но многие люди понимали, что есть вопросы, которые ей лучше не задавать.
   — Я иду в оранжерею, — сказала Оливия.
   — Тогда не будем вас задерживать, — ответила Лилиан, зачарованно глядя на молодую женщину. В ее лице она угадывала неуловимое сходство с братом. Ничего определенного, может быть, дело в улыбке или выражении глаз…
   — Пожалуйста, идемте со мной, — попросила леди Оливия. Подчиняясь внезапному порыву, она взяла Лилиан за руку. Ее тонкие пальчики сплелись с сильными пальцами Лилиан. — У нас с братом только что состоялся очень интересный разговор. Теперь мне бы хотелось поговорить с вами.
   «Боже, он сказал сестре! Может быть, и матери тоже?» Лилиан затравленно оглянулась на Дейзи, которая, впрочем, ничем не могла ей помочь.
   — Пойду в библиотеку, возьму какой-нибудь роман, — весело объявила Дейзи. — Тот, который я читаю сейчас, оказался ужасно скучным. Не стоит дочитывать до конца.
   — Посмотрите в последнем ряду справа, на третьей полке снизу, — посоветовала леди Оливия. — В заднем ряду. Я спрятала там мои любимые романы. Это ужасные истории, совсем не для невинных девушек. Они окажут на вас дурное влияние.
   Темные глаза Дейзи радостно вспыхнули.
   — Спасибо!
   Она бросилась в библиотеку, даже не оглянувшись. Леди Оливия усмехнулась.
   — Идемте же, — сказала она, увлекая Лилиан за собой через всю столовую. — Если нам предстоит стать сестрами, вам наверняка захочется кое-что узнать. Я — неиссякаемый кладезь ценных сведений, и мне сейчас ужасно хочется поболтать.
   Лилиан обрадовалась. Они пришли в оранжерею, примыкавшую к маленькой столовой. Там было тепло и чудесно пахло. Оранжерею заливал свет послеполуденного солнца. Снизу, через систему труб, подавался нагретый воздух.
   — Я не совсем уверена, что мы будем сестрами, — заметила Лилиан, усаживаясь рядом с Оливией на плетеную скамейку. — Если граф сказал, что мы договорились, то…
   — Нет, такого он не говорил. Тем не менее он действительно питает некоторые серьезные намерения относительно вас. — Ореховые глаза леди Оливии улыбались, но в улыбке читался вопрос. — Несомненно, я должна проявлять сдержанность и такт, но я просто умираю от любопытства. Вы примете его предложение?
   Лилиан, которая никогда и ни при каких обстоятельствах не лезла за словом в карман, вдруг принялась мямлить и заикаться, совсем как Эви:
   — Я… я…
   Оливия сжалилась:
   — Простите мое любопытство, все мои друзья знают… я обожаю вмешиваться в чужие дела. Надеюсь, вы не обиделись.
   — Нет…
   — Отлично. Я, кажется, не очень умею ладить с людьми, которые легко обижаются.
   — И я тоже, — призналась Лилиан. Она почувствовала себя свободнее. Женщины улыбнулись друг другу. — Миледи, — сказала Лилиан, — дело обстоит так, что… Может, вы не знаете подробности? Разве что граф рассказал вам…
   — Нет, — заверила ее леди Оливия. — Брат молчит, он замкнут в себе, а это просто раздражает. Его любимое занятие — мучить неизвестностью таких любопытных, как я.
   — Дело в том, что я хочу согласиться, но у меня есть условие.
   — Разумеется! — быстро сказала леди Оливия. — Маркус очень любит давить. Он все делает хорошо и уверен, что без его советов никто не справится даже с самым простым делом. Например, если вы чистите зубы, следует ли вам начинать с резцов или коренных зубов?
   — Да.
   — Ужасный зануда! — продолжала леди Оливия. — Видит только крайности: черное или белое, хорошее или плохое. Навязывает свое мнение, повелевает. Вот чего он не умеет, так это признавать, что не прав.
   Похоже, леди Оливия могла продолжить список недостатков Маркуса до бесконечности. Лилиан про себя возмутилась: «Разве это справедливо — рисовать портрет брата в таких мрачных красках?»
   — Может, оно и так, — сказала она, — но надо отдать лорду Уэстклифу должное. Он честен, всегда держит слово, дает указания только потому, что хочет, чтобы люди все сделали как можно лучше для своего же блага.
   — Может быть, — задумчиво сказала леди Оливия. Лилиан, все больше воодушевляясь, продолжила:
   — Более того, жене лорда Уэстклифа никогда не придется страдать от измен. Он будет ей верен. Ей вообще не придется ни о чем беспокоиться, потому что муж всегда будет заботиться о ней и не потеряет головы в случае опасности.
   — Но он такой непреклонный! — возразила Оливия.
   — Это не совсем так.
   — И такой холодный, — заметила леди Оливия, горестно покачав головой.
   — Ни в коем случае, наоборот!
   Лилиан вдруг замолчала и покраснела, увидев довольную улыбку леди Оливии. Ее просто заманили в ловушку!
   — Мисс Боумен, — тихо сказала леди Оливия, — вы рассуждаете, как влюбленная женщина. Надеюсь, вы действительно его любите. Маркус так долго искал вас. И если его любовь останется без ответа, мое сердце разорвется от жалости к нему.
   Лилиан внезапно почувствовала болезненный укол в сердце.
   — Он не любит меня, — сказала она грустно. — По крайней мере он ни разу не говорил мне об этом.
   — Меня это не удивляет. Маркус из тех, кто предпочитает выражать чувства действиями, а не словами. Вам придется быть терпеливой.
   — Мне тоже так кажется, — мрачно согласилась Лилиан. Ее собеседница рассмеялась.
   — Я не знаю его так хорошо, как моя старшая сестра Алина. Они почти ровесники. Они всегда поверяли друг другу свои секреты, пока Алина не уехала в Америку с мужем. Именно она объяснила мне многое в характере брата, в то время как мне хотелось его просто убить.
   Лилиан сидела неподвижно, внимательно вслушиваясь в низкий мелодичный голос. Только сейчас она поняла, что хочет знать о Маркусе как можно больше. Лилиан никогда раньше не могла взять в толк, почему влюбленные придают такое значение мелочам? Хранят письма, локоны волос, оброненную перчатку, колечко… Но теперь-то она знала, что чувствует человек, одержимый любовью. Она очень хотела знать мельчайшие подробности об этом мужчине. Сначала он казался ей таким простым, но Лилиан ошибалась: он был непостижим.
   Леди Оливия задумалась.
   — В прошлом Маркуса есть вещи, в которых он никогда не признается. Он считает, что мужчине не пристало жаловаться. Скорее умрет под медленной пыткой, чем станет искать сочувствия. И если он узнает, что я рассказала вам кое-что, не сносить мне головы.
   — Я умею хранить секреты, — заверила ее Лилиан. Леди Оливия улыбнулась, а потом посмотрела на носок туфли, выглядывающий из-под отделанного оборками подола юбки.
   — Думаю, в семействе Марсденов вы придетесь ко двору. Мы обожаем секреты. И никто из нас не любит копаться в прошлом. Маркус, Алина и я — все мы, каждый по-своему, натерпелись от родителей, которым, по-моему, вовсе не стоило заводить детей. Моя мать интересовалась исключительно собой. Ее беспокоило только то, что могло навредить лично ей. Отец нас, дочерей, не замечал вообще, как будто нас и не было.
   — Мне жаль, — от души сказала Лилиан.
   — Нет, его безразличие было благом, мы это знали. Маркусу приходилось намного хуже. Он стал жертвой безумных представлений отца о том, как воспитывать в Уэстклифе наследника.
   Голос леди Оливии звучал тихо и ровно, но Лилиан внезапно пробрала дрожь.
   — Отец добивался от сына абсолютного совершенства во всем. Он придерживался безмерно завышенных требований и наказывал сына каждый раз, когда тот не оправдывал его ожиданий. Маркус научился терпеть побои, не проливая ни слезинки, не выказывая даже намека на непокорность, иначе его наказывали бы с удвоенной жестокостью.
   Леди Оливия перевела дыхание, а затем продолжила:
   — Отец был безжалостен, если видел малейший признак слабости. Однажды я спросила Алину, почему Маркус никогда особенно не любил собак. Она рассказала. Когда брат был еще совсем ребенком, в доме жили два волкодава. Отец держал их в качестве домашних любимцев. Мальчик боялся их до смерти. Собаки чувствовали его страх и пытались напасть на него, лаяли, рычали. Однажды отец заметил, что сын боится, тогда он запер сына в комнате наедине с собаками. Пусть встретится лицом к лицу с тем, чего так боится! Он просидел там несколько часов. Не могу даже представить, что должен был чувствовать пятилетний мальчик перед оскаленными пастями чудовищ.
   Оливия горько улыбнулась.
   — Поверьте, наш отец придавал буквальное значение фразе — «бросить на съедение псам». Вместо того чтобы защищать сына в миг опасности, он предпочитал провести его через все круги ада.
   Лилиан смотрела на Оливию не мигая. Она хотела что-то сказать, спросить, но горло словно свело судорогой. Подумать только! Маркус, такой самоуверенный и спокойный, когда-то был испуганным ребенком. Вот откуда его сдержанность, замкнутость. Жестокий урок он получил в раннем детстве. И некому было прийти на помощь, никто не прогнал его страх. Забавно. Сейчас Маркус взрослый мужчина в расцвете сил, а ей хочется защитить маленького мальчика, которым он когда-то был.
   — Отец хотел, чтобы у его наследника был независимый характер и жестокое сердце, — продолжала леди Оливия. — Тогда никто не смог бы взять над ним верх. Если отец вдруг замечал в мальчике чувство привязанности, например, к любимой няньке, ее немедленно изгоняли. Он научился держаться подальше от людей, которых любил. Не хотел просто терять. Например, нас с Алиной. Насколько я понимаю, Маркусу стало гораздо легче, когда его наконец-то отправили в школу. Там он нашел друзей, которые отчасти заменили ему семью.
   «Так вот почему Маркус оставался преданным другом Сент-Винсенту», — подумала Лилиан, а сама спросила:
   — А ваша матушка никогда не пыталась вступиться за детей?
   — Нет. Она была слишком занята собственными делами.
   Они помолчали. Леди Оливия терпеливо ждала, пока Лилиан заговорит. Она понимала, что Лилиан нужно осмыслить услышанное.
   — Наверное, вы вздохнули с облегчением, когда граф наконец умер?
   — Да. Не знаю, можно ли говорить так о собственном отце, но мир стал чище после его смерти.
   — Он просчитался! Ваш брат не стал холодным и безжалостным.
   — Да. И я рада, что вы это поняли, дорогая. Маркус столько вытерпел!
   Разговор не утолил любопытства Лилиан, а только вызвал новые вопросы, целое море вопросов о Маркусе. Но она совсем недавно подружилась с леди Оливией и плохо ее знала, поэтому решила быть осторожной в расспросах.
   — Как вы считаете, миледи, — осмелилась она спросить, — лорд Уэстклиф уже когда-нибудь думал всерьез о женитьбе? Кажется, была какая-то женщина, к которой он питал нежные чувства?
   — Ах, это… Ничего особенного, поверьте. Она быстро надоела бы Маркусу, если б не лорд Сент-Винсент, который надумал ее увести. Уверяю вас, начни Маркус бороться за нее, она тут же вернулась бы к нему. Мы-то видели, что с ее стороны это просто уловка, чтобы заставить ревновать и вынудить жениться, а он так и не понял. Ее план провалился. Маркус не любил ее по-настоящему. Это просто одна из женщин… ну, вы понимаете. Маркус всегда был избалован женским вниманием. Он немного испорчен в этом смысле.
   Женщины довольно часто падали в его объятия, как только он повзрослел. — Она бросила на Лилиан смеющийся взгляд. — Уверена, он был страшно удивлен, когда встретил женщину, осмелившуюся с ним спорить. Я бы сказала, это привело его в чувство.
   — Мне кажется, он сам выразился бы совсем иначе, — сухо ответила Лилиан. — Но если мне что-то не нравится, я так ему и говорю.
   — Отлично, — ответила леди Оливия. — Как раз это и нужно. Очень немногие женщины или мужчины осмелились бы ему возражать. У него очень сильный характер, и жена ему нужна под стать. Для равновесия.
   Руки Лилиан бездумно разглаживали несуществующую складку на юбке. Она осторожно заметила:
   — Если лорд Уэстклиф и я действительно поженимся, многие родственники и друзья будут против, не так ли? Особенно графиня.
   — Друзья не осмелятся возражать, а что касается нашей матушки… — Она подумала немного и честно призналась: — Графиня выразилась достаточно ясно… она вас не одобряет. Сомневаюсь, что она когда-нибудь вас полюбит. Но знайте: вы не одна такая. Она вообще никого не одобряет. Вас беспокоит, что она против вашего брака?
   — Да нет, графиня бросает вызов, а мне это даже нравится. Леди Оливия не выдержала и рассмеялась.
   — О, вы просто чудо! — выпалила Оливия. — Обязательно выходите за брата! Мне ужасно хочется, чтобы вы стали моей невесткой. — Она смотрела на Лилиан и радостно улыбалась. — Несколько эгоистично с моей стороны, но есть еще одна причина, почему я хочу, чтобы вы поженились. Мистер Шоу и я пока не собираемся возвращаться в Нью-Йорк, но этот грустный день не за горами. Когда мы уедем, я буду спокойнее, зная, что Маркус женат. Будет кому о нем позаботиться.
   Она поднялась со скамьи, разглаживая юбку.
   — Почему я все это говорю? Я хочу, чтобы вы поняли, почему брату так трудно довериться чувству, но он сможет. Мне и сестре удалось разбить оковы прошлого, нам помогли мужья. Но цепи, которые сковали Маркуса, намного тяжелее. Я понимаю, его любить нелегко. А если вы примете его таким, как есть, хотя бы наполовину… ну, может быть, немного больше, чем наполовину… думаю, вам никогда не придется пожалеть об этом.
   Занятые по горло слуги сновали туда-сюда по всему дому, напоминая пчел в улье. Им предстояла сложная работа — упаковать вещи дам и господ. Вся компания должна была разъехаться по домам через день, но некоторые гости уже уехали. Впрочем, таких нашлось немного. Никто не хотел пропустить большой прощальный бал.
   В то утро Лилиан оказалась подле матушки. Та руководила двумя горничными, точнее, мешала им складывать в коробки сотни всяких вещей.
   После стремительного развития событий Лилиан ждала, что мать набросится на нее, уговаривая обручиться с лордом Уэстклифом. Но почему-то не было ни цветистых фраз, ни заламывания рук. Мерседес вела себя на удивление тихо. И каждый раз, когда обращалась к старшей дочери, она старательно выбирала слова. Об Уэстклифе она не упомянула ни разу.
   — Что с ней такое? — с удивлением спросила Лилиан у Дейзи. — Да ведь мать должна была наброситься на меня, как стая собак.
   Дейзи пожала плечами и ехидно сказала:
   — Могу только предположить: ты вела себя вопреки ее советам и приказам, и вот, пожалуйста, поймала в сети самого лорда Уэстклифа. Наверное, она решила, что тебе виднее, и умыла руки. Готова побиться об заклад: она будет слепа и глуха, что бы ты ни вытворяла. Главное, чтобы это нравилось Уэстклифу.
   — Значит, если я сегодня вечером убегу в спальню к лорду Уэстклифу, она не станет возражать?
   — Возражать? — Дейзи засмеялась. — Может быть, она даже поможет тебе проскользнуть незамеченной, ты только ее попроси. — Сестра игриво спросила: — А чем ты собираешься заниматься в комнате лорда Уэстклифа?
   Лилиан почувствовала, что краснеет.
   — У нас будут переговоры.
   — Так вот как вы это называете!
   Лилиан прищурилась и закусила губу, пытаясь не рассмеяться.
   — Не будь такой нахальной, иначе никаких шокирующих подробностей!
   — А мне и не надо расспрашивать тебя, — весело заметила Дейзи. — Я читала романы, которые посоветовала леди Оливия. Так что теперь я знаю гораздо больше, чем вы с Аннабел.
   — Дорогая, не уверена, что эти романы правильно описывают мужчин, ну и все остальное… — фыркнула Лилиан.
   Дейзи нахмурилась.
   — В каком это смысле — неправильно?
   — Ну, знаешь… Никаких иносказаний и обмороков. Дейзи смотрела на нее несколько недоверчиво.
   — Даже ни одного обморока?
   — Ради Бога! Ты бы и не захотела падать в обморок, рискуя пропустить самое интересное.
   — Ну, вначале, наверное, нет, а вот потом — да.
   — Почему? — не поняла Лилиан.
   — Судя по книгам, это очень неудобно, если не сказать — противно.
   — Совсем нет.
   — Что ты имеешь в виду? Неудобно или противно?
   — Ни то ни другое, — сказала Лилиан безразличным тоном, стараясь не смеяться. — Право, Дейзи! Я бы не стала скрывать, будь это так. На самом деле это прекрасно. Поверь.
   Младшая сестра немного поразмыслила и скептически сказала:
   — Ну, если ты говоришь…
   Лилиан подумала о предстоящем вечере, и по ее телу прошла сладкая истома. Подумать только, целый вечер наедине с Маркусом! Разговор с леди Оливией в оранжерее помог ей по-новому взглянуть на графа. Как замечательно, что он снял маску холодного сноба. На самом-то деле он оказался вовсе не таким уж неприступным.
   В конце концов, почему она вбила себе в голову, что они не смогут жить в мире? Для ссоры нужны двое. Может быть, она сможет научиться отделять главное от пустяков? Бывают вещи, из-за которых можно и поспорить, а пустяки… от них лучше просто отмахнуться. Маркус вполне доказал, что способен пойти на уступки. Взять, к примеру, как он извинялся в библиотеке. Он мог стереть в порошок ее гордость, но предпочел этого не делать.
   Была бы она чуть похитрее, как Аннабел, ей удалось бы добиться большего, но Лилиан всегда была слишком прямолинейна. Женские хитрости — не ее конек. «Ах да! — подумала она кисло. — До сих пор я прекрасно справлялась без всех этих уловок. Полагаю, обойдусь и дальше».
   Лилиан неторопливо перебирала туалетные принадлежности, выбирая, что можно упаковать, а что еще понадобится вплоть до самого отъезда. Это ее гребень с серебряной отделкой, пакетик булавок, свежая пара перчаток, а вот… тот самый маленький флакончик, волшебный состав мистера Неттла.
   Охнув, Лилиан села на обитый бархатом стул. Она пристально изучала хрустальный сосуд на своей ладони.
   — Дейзи, нужно ли говорить графу, что испробовала на нем приворотное средство?
   Младшая сестра, казалось, пришла в ужас:
   — На твоем месте я бы молчала. Зачем?
   — Я хочу быть честной.
   — Честность часто переоценивают. В какой-то книге я читала: тайна — это первое необходимое условие в делах сердца.
   — Это сказал герцог де Ришелье, — ответила Лилиан. — И ты не совсем точно цитируешь. «Тайна — это первое необходимое условие в делах государства», — сказал Ришелье.
   — Так ведь он был француз, — не сдавалась Дейзи. — Наверное, он имел в виду сердечные дела тоже.
   Лилиан рассмеялась и нежно посмотрела на сестру.
   — Наверное, так и есть. Но я не хочу иметь тайны от лорда Уэстклифа.
   — Очень хорошо. Но попомни мои слова: без маленьких секретов нет большой любви…

Глава 22

   В поздний вечерний час, когда часть гостей уже разошлись, а другие засиделись за картами внизу или коротали время за бильярдом, Лилиан выскользнула из своей комнаты, чтобы встретиться с Маркусом. Двигаясь по коридору на цыпочках, она вдруг остановилась, заметив впереди фигуру мужчины. Он стоял, прислонившись к стене, в развилке двух коридоров. Мужчина шагнул вперед, и Лилиан его узнала. Камердинер Маркуса.
   — Мисс, — тихо сказал он, — милорд приказал проводить вас.
   — Я знаю дорогу. И ему известно, что я знаю. Какого черта вы тут делаете?
   — Милорд не желает, чтобы вы разгуливали по дому одна.
   — Нуда, разумеется. Ко мне будут приставать, могут даже соблазнить.
   Камердинер, казалось, не почувствовал иронии. Как будто она шла к графу для невинной беседы! Он повернулся, указывая путь.
   Уязвленная его сдержанностью, Лилиан не выдержала и спросила:
   — Итак, часто ли вам приходится сопровождать незамужних молодых леди в личные апартаменты лорда Уэстклифа?
   — Нет, мисс, — последовал невозмутимый ответ.
   — А вы бы сказали, если бы это было не так?
   — Нет, мисс, — сказал он все тем же тоном. Лилиан фыркнула.
   — Граф — хороший хозяин?
   — Прекрасный хозяин, мисс.
   — Ну, вы бы сказали то же самое, будь он людоедом.
   — Нет, мисс, тогда я бы сказал, что его можно терпеть. Когда я говорю, что он прекрасный хозяин, я называю вещи своими именами.
   Слова камердинера приободрили девушку.
   — А он разговаривает со слугами? Говорит «спасибо» и все такое?
   — Только когда это уместно, мисс.
   — То есть никогда?
   — Точнее, редко, мисс.
   Очевидно, ему больше не хотелось разговаривать. Теперь они шли молча. Вот и дверь комнаты Маркуса. Слуга подвел ее к порогу и осторожно поскреб в дверь кончиками пальцев.
   — К чему такая осторожность? — шепнула Лилиан. — Почему вы не стучите?
   — Графиня предпочитает, чтобы скреблись, а не стучали. Это не так расстраивает ее нервы.
   — Граф тоже настаивает, чтобы вы скреблись в его дверь?
   — Думаю, ему все равно, мисс.
   Лилиан задумчиво нахмурилась. Ей уже доводилось слышать, что в Англии слуги именно скребутся в дверь господ. Для американского уха это звучало странно. Как будто собака скребется лапой в дверь, чтобы ее впустили.
   Дверь распахнулась, и Лилиан смутилась, увидев смуглое лицо Маркуса. Он смотрел на нее совершенно бесстрастно, лишь глаза сияли.
   — Вы свободны, — сказал он камердинеру.
   Потом он протянул руки к Лилиан. Слуга исчез, а Лилиан переступила порог. «Какой же он красивый!» — подумала Лилиан. Резкие черты его лица в неярком свете лампы и отблесках пламени в камине немного смягчились. Он был без куртки. Белая рубашка открывала глазу треугольник гладкой смуглой кожи. У Лилиан даже мурашки пробежали по спине. Она вспомнила, как ласкала языком эту ямку в основании шеи… Лилиан боялась посмотреть на Маркуса. «Вдруг догадается, о чем я сейчас думаю?» Она отвела взгляд и сразу же почувствовала, как его тонкие пальцы погладили ее по щеке. Кончиком большого пальца он приподнял ее лицо.
   — Я так вас ждал! — признался он.
   Она улыбнулась, радуясь его прикосновениям.
   — За ужином вы ни разу не взглянули в мою сторону.
   — Я боялся.
   — Почему?
   — Один взгляд… и мне пришлось бы есть вас на второе.
   Ресницы Лилиан опустились. Маркус привлек ее еще ближе и погладил по спине. Ей вдруг стало тесно внутри тугого корсета, захотелось немедленно сбросить эту обузу. Она глубоко вздохнула и вдруг заметила, что в воздухе спальни плавает какой-то сладкий и пряный аромат.
   — Что это? — спросила она, принюхиваясь.
   — Корица и вино.
   Лилиан оглядела просторную спальню: высокая кровать на столбиках, у окна столик, на столике — блюдо под серебряной крышкой, сверху салфетка. Вот оттуда-то и шел чудесный запах. Она видела, как над блюдом поднимается пар. Заинтригованная, она посмотрела на Маркуса.
   — Идите и взгляните, — сказал он.
   Лилиан бросилась к столику, взялась за крышку, покрытую льняной салфеткой, и сняла ее. Воздух словно взорвался от пьянящего запаха. Лилиан засмеялась. На белом фарфоровом блюде пять ярко-красных груш с глянцевитой кожицей, вымоченных в вине, плавали в прозрачном янтарном соусе. Соус благоухал корицей и медом.
   — В тот раз я не смог достать для вас грушу из бутылки, — признался Маркус, стоя за ее спиной. — Примите эти взамен.
   Лилиан схватила ложку и опустила ее в мягкую грушу. Пропитанная вином, казалось, мякоть тает во рту. Насыщенный корицей мед щекотал нёбо. Она закрыла глаза от наслаждения. Маркус с улыбкой смотрел на нее, а потом обнял ладонями ее лицо и повернул к себе. В уголке губ Лилиан осталась блестящая капля меда. Наклонившись, он слизнул липкую каплю. От этой ласки по ее телу прошла волна болезненного восторга.
   — Прелесть! — шепнул он, целуя ее крепче.
   Кровь ее, казалось, закипает от раскаленных добела пузырьков. Ей захотелось поделиться с ним вкусом корицы и вина, и она принялась исследовать языком его рот. Он радостно ответил. Лилиан обвила руками его шею, прижимаясь к нему как можно теснее. «Какой он чудесный, как вкусен его поцелуй, такой свежий и сладкий. Как восхитительно прикосновение его сильного тела».
   — Я не могу дышать, — выдохнула вслух Лилиан.
   Ни слова не говоря, Маркус повернул ее спиной к себе и распустил шнуровку, опытной рукой он развязал кружевные завязки. Наконец Лилиан смогла вздохнуть полной грудью.
   — Почему вы так туго затягиваете корсет? — спросил он.
   — Иначе не налезет платье. Кроме того, мама говорит, англичанам нравятся осиные талии.
   Маркус фыркнул:
   — Англичане — очень практичный народ. Пусть женщины будут потолще, лишь бы не падали в обморок от нехватки воздуха.
   Он заметил, что рукав ее сорочки спустился, обнажив белое плечо. Маркус наклонился, чтобы коснуться его губами. От этой нежной ласки его губ она почувствовала, будто окунулась в нагретую солнцем прохладную воду…