Страница:
Рука Ницана, сжимавшая вторую бутылку отвратительного греческого пива, мелко задрожала.
— Шантаж, — хрипло сказал он. — Шантаж, милая госпожа, это преступление, которому нет и не может быть оправдания. Убийцу можно иной раз понять и даже простить. Вор зачастую просто вынужден воровать, вынужден обстоятельствами, жертвой которых он становится. Но два преступления не могут быть прощены: растление малолетних и шантаж беспомощных…
— По-моему, вы вполне совершеннолетний, — сказала г-жа Барроэс. — Ах да, вы меня назвали не растлительницей, а шантажисткой… Стало быть, вы отказываетесь от лагашской горькой. Жаль. Видимо, меня ввели в заблуждение. Один из моих информаторов утверждает, что это ваш любимый напиток. Похоже, я зря ему заплатила.
Ницан сердито засопел. Вдруг ему в голову пришла совершенно неожиданная и — надо признать, — вполне идиотская мысль, которую он не замедлил высказать.
— Честное слово, — он нахмурился, — честное слово, я, кажется, понял, что тут происходит… Признайтесь, это ведь вы наложили заклятье на спиртное, которым меня снабжает… э-э… один поставщик? С тем, чтобы сделать меня покладистее? Признавайтесь!
— Лагашская, — повторила коварная царица с безмятежным взором, не отвечая на вопрос. — Горькая. Семь лет выдержки. Или даже восемь… — после паузы она добавила: — Из подвалов Гудеа.
Теперь у Ницана не только руки дрожали, но все тело ходило ходуном, на висках вздулись вены, а на лбу выступили крупные капли пота. Госпожа Нурит расстегнула сумочку и поставила на стол узкогорлую темно-синюю бутылку, запечатанную сургучной печатью кровавого цвета. Ницан понял, что погиб. Или, во всяком случае, что заказ принят (как правило, это означает одно и то же). Он спешно допил пиво, обреченно посмотрел на бутылку лагашской, перевел взгляд на посетительницу. Бутылка горькой, конечно, веское дополнение к тускло блестевшим монетам. Но принимать заказ от этой дамы ему не хотелось. И дело совсем не в скудости информации. Просто на сегодняшний день у него имелись совсем другие планы. Во-первых, после вчерашнего вечера ему нужно было как-то оправдаться перед Нурсаг, которая впустую ждала его в гости. Во-вторых, он очень хотел выяснить отношения с Лугальбандой…
— Кстати, о Лугальбанде… — пробормотал он. — Кстати…
Госпожа Нурит невозмутимо смотрела на него. Ницан нахмурился, покосился на уснувшего Умника. Демон сладко причмокивал, чуть подергивая носом. Длинный хвост дважды обвился вокруг чернильницы. Ницан легонько щелкнул рапаита по носу. Умник подскочил, испуганно захлопал глазами. В лапах его мгновенно появился поднос, на котором стояла рюмка. Сыщик взял рюмку, понюхал. Сделал глоток. Вода.
— Сволочь, — сказал он.
Похоже, посетительница была осведомлена о некоторых привычках знаменитого детектива Ницана бар-Аба, поэтому на ее лице ровным счетом ничего не дрогнуло, когда из пустоты в руку сыщику прыгнула рюмка.
Ницан вздохнул.
— Ладно, — сказал он хмуро. — Рассказывайте, что там у вас произошло. Я попробую. Конфиденциальность… Н-да-а… Кхм… Все, что сказано в этих стенах, здесь же и останется. Это я обещаю. Пока — только это… Если вы, конечно, объясните, чего хотите. И, пожалуйста, начните сначала. Для меня «Хаггай Барроэс» — вывеска над магазином. И я даже не уверен, что именно на проспекте Небуккуднецара.
— В том числе и там, — госпожа Нурит Барроэс чуть улыбнулась. — Вообще-то их гораздо больше. Мы владеем сетью универсальных магазинов «Хаггай Барроэс». Плюс банк «Хаггай». Плюс туристическая компания «От моря до моря».
— Замечательно, — пробурчал Ницан. — Я очень за вас рад. Продолжайте… — он покосился на чернильницу. Умник вновь задремал. Во всяком случае, глаза крысенка опять закрылись, а хвост скрутился в тугую спираль вокруг цилиндрической подставки. Время от времени, когда какая-нибудь нахальная муха пыталась усесться ему на голову, он, не раскрывая глаз, прядал большими розовыми ушами. Муха взлетала, но невысоко и ненадолго. «Интересно, — подумал вдруг Ницан, — выходит, мухи видят рапаитов?» Он почувствовал немедленную симпатию к жужжащим насекомым. Раз видят — значит, алкоголики. Родственные души. Ницан даже не стал отгонять муху, перелетевшую с головы умника на откупоренное горлышко бутылки из-под пива. «Пусть животное похмелиться», — сочувственно решил он. Видимо, фразу эту он произнес вслух, поскольку посетительница удивленно подняла брови и спросила:
— Что, простите?
— Нет, ничего… — ответил Ницан. — Продолжайте, прошу вас. Значит, вам принадлежит сеть магазинов, банк… э-э… что-то еще…
— Не совсем так, — сказала госпожа Нурит. — Все принадлежит компании «Хаггай Барроэс», которую мой муж возглавлял до самой кончины…
— …И которую теперь возглавляете вы, — подхватил Ницан. — Кстати, когда умер ваш муж? Да, вы уже говорили… А кто еще входит в руководство?
— Мой муж умер одиннадцать месяцев и две декады тому назад, — терпеливо повторила госпожа Барроэс. — Это произошло внезапно, во время обеда. Мы…
— Погодите! — Ницан предостерегающе поднял руку. — Об обстоятельствах смерти мы поговорим отдельно и подробно. Пока же я прошу вас отвечать на мои вопросы. Кто еще входит в руководство компании?
— В руководство компании входят мои двоюродные братья Ишти Балу и Нуррикудурр Барроэс, — ответила вдова. — Господин Апсу Баэль-Шуцэрр. Госпожа Сарит Нир-Баэль.
— Двое последних не являются вашими родственниками, — уточнил Ницан. — Понятно. Что-то изменилось в их служебном положении после смерти господина Барроэса?
— Ничего, — ответила госпожа Нурит. — Я не входила в правление при жизни Шу. Теперь заняла его место. Все остальные занимают прежние должности. Ишти Балу — вице-президент. Нуррикудурр — управляющий банком. Апсу Баэль-Шуцэрр — коммерческий директор. Сарит — генеральный менеджер.
— Как давно они входят в руководство компании? — спросил Ницан.
— Мои кузены — сразу после окончания университета. То есть, еще до того, как мой муж стал президентом «Хаггай Барроэс». Апсу — лет пять, по-моему. Его нашел Шу-Суэн. И Сарит нашел тоже он, совсем недавно. Чуть больше двух лет назад.
— Может быть, кто-нибудь из них рассчитывал возглавить компанию после смерти вашего мужа?
— Это невозможно. Традиции семьи Барроэс не допустили бы этого. Нет, согласно семейному праву наследования, занять пост Шу могла только я. И все об этом знали.
— Почему же невозможно… — пробормотал Ницан. — Не только мужчины смертны. Женщины… — он спохватился. — Да, это неприятно слушать. Но все-таки: а если что-то произойдет с вами (не дай, как говорится, Эллиль)? Кто тогда встанет во главе компании? Ваши дети?
— У меня нет детей… — резко ответила госпожа Барроэс. — В случае моей смерти владельцем компании, вернее, совладельцами, станут Ишти Балу и Нуррикудурр Барроэс. У них равные права. Вы подозреваете, что они сговорились и убили моего мужа, а теперь собираются убить меня?
— О строгий и милосердный Баэль-Дин… — пробормотал Ницан. — Я еще ничего не подозреваю. Я всего лишь обратил ваше внимание… — он оборвал сам себя, обреченно махнул рукой. — Неважно. Как я могу подозревать в убийстве каких-то людей, если я, во-первых, не знаю никого из них, а, во-вторых, не знаю, имело ли место убийство? — сыщик шумно вздохнул. — Вы начали с утверждения, что смерть вашего мужа необычна. Что же, давайте начнем с этого. Пожалуйста, поподробнее. Поясните ваши слова.
Госпожа Нурит Барроэс некоторое время молчала, глядя в сторону. Затем резко повернулась к сыщику — при этом белые вдовьи ленты с легким шелестом свились в спирали — и отчеканила:
— Он никогда ничем не болел! — при этом Ницан с удивлением уловил в ее голосе плохо скрытое раздражение, даже ярость. Он разочарованно покачал головой:
— Тысячи людей кажутся здоровыми, а потом вдруг умирают… Каково официальное заключение целителей относительно причин его смерти?
Вместо ответа госпожа Нурит извлекла из сумочки какую-то бумагу и протянула ее Ницану. Сыщик нехотя взял документ. Это оказалось свидетельство о смерти Шу-Суэна Барроэса, подписанное тремя целителями. Имя Иштари-Каана, чья подпись стояла первой, была Ницану известна, имена остальных не говорили ничего. Хотя вряд пользующийся заслуженным авторитетом Иштари-Каан согласился бы подписать серьезный документ в компании с какими-нибудь проходимцами.
Причиной смерти мужа госпожи Нурит была указана сердечная недостаточность. Ницан пожал плечами.
— И что же? — спросил он. — Что тут необычного?
— Он умер при мне, — резко ответила вдова. — Какая сердечная недостаточность? Я же говорю — он никогда ничем не болел! Мы сидели за столом, за обеденным столом. Шу наклонился, чтобы взять хлеб. В этот момент лицо его вдруг сделалось серым, он откинулся на спинку стула, закрыл глаза. И все, — на этот раз голос вдовы все-таки дрогнул. — Понимаете? Мгновенно. С чего вдруг? Человек потянулся за хлебом? Будто задули свечу…
— Кто-нибудь еще находился рядом? — спросил Ницан.
— Мы всегда обедаем вдвоем.
— Слуги?
— Он не признавал слуг за обедом. Даже големов.
Ницан вновь обратился к справке. Слова госпожи Нурит его ни в чем не убедили. Мало ли что: никогда не болел! Просто никогда не жаловался на боли. Не придавал им значения. Вот и доигрался. Свечу задули. Надо же!
— Сколько лет было вашему мужу? — спросил он.
— Сорок восемь. Он на двенадцать лет старше меня. Был старше, — поправилась она тут же. Вообще, Ницан успел обратить внимание на то, что Нурит Барроэс тщательно следит за речью и, по всей видимости, не признает двойного толкования своих слов.
После короткой паузы вдова сказала:
— Понимаю ваши сомнения, я тоже не сразу пришла к выводу, что с его смертью что-то не так. Поначалу я удовлетворилась объяснением целителей. В конце концов, им виднее, не зря же он платил им деньги.
Ницан неопределенно хмыкнул. Бывает, что зря.
— Но вот что я должна вам рассказать… — она некоторое время молчала, потом продолжила: — Семья Барроэс относится к традиционалистам. Надеюсь, вы понимаете, что это значит?
Ницан кивнул.
— Шу-Суэн принял нашу фамилию, когда женился на мне. Таково было условие, которое поставил мой отец. Дело в том, что наследником дома Барроэсов может быть только носитель этого имени, а у меня не было ни братьев, ни сестер. Поэтому отец потребовал, чтобы мой будущий муж принял нашу фамилию.
— Отказавшись от своей? — уточнил сыщик.
— Естественно. Шу-Суэн происходил из рода Лагаши… — вдова пожала плечами. — Его это нисколько не смутило. Лагаши — захудалый провинциальный род, говорят, будто его члены когда-то враждовали с Барроэсами. Не знаю, все это история. Шу был человеком современным, всеми этими проблемами нисколько не интересовался. Повторяю, его нисколько не смутила смена имени.
Видимо, наследство Барроэсов стоило отказа от родового имени. Впрочем, Ницана никоим образом не интересовал моральный облик покойного. А какое отношение имеет вероисповедание семьи Барроэсов к смерти мужа госпожи Нурит, он пока не понимал.
Между тем вдова извлекла все из той же сумочки аккуратно сложенную бумагу, развернула ее и передала сыщику. Это оказалось обязательство на неразглашение информации, которую частный детектив Ницан Бар-Аба получит от госпожи Нурит Барроэс в ходе расследования обстоятельств смерти ее мужа Шу-Суэна Барроэса.
Ницан тяжело вздохнул. Ему очень не хотелось подписывать никаких бумаг, но решение уже было принято. Бутылка лагашской горькой и аванс, призывно поблескивавший на столе, сделали свое дело.
— Если я во что-то вляпался, Лугаль, виноват в этом окажешься ты… — пробормотал он, ставя свою подпись внизу листа. — Кто тебя просил налагать воспитательные заклятия? Тоже, нашелся блюститель морали… Ладно, — сказал он громче, обращаясь к госпоже Барроэс. — Как видите, я подписал, а значит — взялся за ваше дело. Может быть, теперь вы объясните мне причины ваших подозрений? Что вас не устраивает в заключении врачей? Что заставило вас вдруг обратиться в полицию, к частным детективам?
— Разумеется, я обратилась не вдруг, — ответила вдова. — Как я вам уже говорила, мой муж стал традиционалистом. Но недавно я обнаружила вот это… — Нурит Барроэс положила на стол довольно объемистый сверток. — Взгляните, господин бар-Аба, и вы сами убедитесь, что у меня возникли веские причины для тревоги.
Ницан не притронулся к свертку. С похмелья его подозрительность к посторонним лицам и сомнительным предметам возрастала многократно — даже если указанные предметы принадлежат столь очаровательным особам, как госпожа Барроэс. Дважды такая осторожность спасла его от преждевременного путешествия в царство Эрешкигаль. Вместо того, чтобы срывать оберточную бумагу, он внимательнейшим (насколько это было возможно после вчерашнего вечера и сегодняшнего пива) образом присмотрелся к даме, ухитрившейся столь грациозно расположиться в чудовищном сооружении, выполнявшем функции кресла для посетителей. Было в ней нечто особенное, внутренняя сила, поначалу незаметная, маскировавшаяся внешним лоском и изяществом.
— Мой муж никогда не интересовался магией, — сказала она вдруг. — Как, впрочем, и я. Тем более, культовыми предметами, не имеющими отношения к традиционализму. Потому-то меня так удивило то, что находится в этом свертке. Прошу вас, посмотрите. Не бойтесь, это неопасно. Во всяком случае, со мной ничего не произошло.
«Пока не произошло», — мысленно поправил Ницан, настроение которого после упоминания госпожой Нурит магии резко ухудшилось. Он осторожно протянул руку к свертку и тотчас ощутил легкое покалыванье в кончиках пальцев. Магическое поле. Посетительница права. Тем меньше оснований вот так, без всяких мер предосторожности, вскрывать пакет. Ницан молча поднялся со своего места, боком подошел к спешно застеленной постели. При этом он не отрывал взгляда от стола. Попытался нащупать под подушкой полицейский жезл. Спустя несколько томительных мгновений, во время которых пальцы хватали пустоту, Ницан вспомнил, что жезла под подушкой нет. Очередная попытка извлечь его из затопленной раковины успехом не увенчалась. Лугальбанда не верил в то, что его другу магический жезл может понадобиться для чего-либо, кроме снятия заклятий с алкогольных напитков.
Получив очередной хороший удар по пальцам, Ницан обреченно вернулся к столу. К счастью, в кармане отыскался почти стертый кусок мела, подаренный ему юной колдуньей Астаг. Сыщик очертил вокруг свертка пентаграмму, затем нарисовал в верхнем углу стилизованную голову быка. Бык получился забавный. Веселый, во всяком случае. Правый глаз его залихватски подмигнул Ницану. Сыщик надеялся, что веселый характер охранительного изображения не ослабит его эффективности.
— Вы бы отошли… — буркнул он. — Понимаю, что в прошлый раз с вами ничего не случилось, но мало ли…
Вдова вскинула руки вверх так, что широкие рукава верхнего платья-накидки упали на плечи, и продемонстрировала сыщику по десятку охранительных браслетов.
— Мы традиционалисты, — повторила она. — По-моему, вы меня слушали невнимательно.
— Зато я — не традиционалист, — угрюмо сообщил Ницан. — И находимся мы у меня дома. Еще раз прошу вас отойти. Если бы вы знали, сколько традиционалистов… — он не окончил фразы, но выразительно махнул рукой.
Госпожа Нурит опустила руки. Видимо, ей хотелось поспорить. Но она подчинилась. Подождав, пока посетительница оказалась у двери, рядом с косо висевшим на одном кривом гвоздике охранительным амулетом, Ницан продолжил манипуляции со свертком. Мелок завис в трех ладонях от поверхности стола, светящиеся нити, мгновенно опутали подозрительный предмет. Бык направил криво намалеванные рога в сторону свертка. Морда его обрела грозное выражение, но через мгновение он не удержался и снова весело подмигнул Ницану: дескать, не боись, сыщик, не так страшен бык, как его малюют. Ницан сердито засопел, и бык посерьезнел, его рога заискрились. Ницан подождал, пока нити, опутавшие сверток, погасли и растворились в воздухе. Тотчас нарисованная голова быка вспыхнула и рассыпалась множеством мелких искр. Ницан перевел дух и развернул коричневый пергамент.
В свертке он обнаружил выточенный из дерева небольшой диск, две свечи (одна из желтого воска, вторая — из черного), кусок завязанной узлом веревки и пучок высохшей травы. Ницан присвистнул, осторожно взял в руки черную свечу. На ощупь она казалась очень холодной, словно изготовлена была не из воска, а из куска черного нетающего льда. Сыщик отложил ее в сторону, коснулся желтой — и тут же отдернул пальцы: свеча была горячей.
— Понятно, — пробормотал он. — Очень интересно… И узелок странный… И травка… Говорите, ваш муж не интересовался магией?
— Не интересовался. Он вообще не интересовался ничем, кроме семейного дела. Я могу подойти?
Ницан кивнул, и госпожа Барроэс вернулась к столу.
— Если бы не эти предметы, — сказала она, — я бы не заподозрила в смерти мужа ничего необычного, — видимо, она сама отметила нелогичность сказанного, потому что тут же объяснила: — То есть, после заключения целителей. Подозрения у меня появились сразу же — как я уже говорила вам, муж ничем не болел, и буквально за мгновение до смерти он оживленно рассказывал о новом отделении банка, которое планировал открыть в Ир-Лагаше. И вдруг замолчал — буквально на полуслове, захрипел, и… И все… — она резко отвернулась, и Ницан с удивлением отметил, что госпожа Барроэс, оказывается, не так уж хладнокровна.
Справившись с собой, вдова снова заговорила:
— Заключение целителей мои подозрения развеяло. На время. Но вот это…
Ницан пожал плечами.
— Пока что я не вижу связи. Действительно, странные предметы. С ними совершали какие-то магические действия. Пока не могу сказать, какие, но это можно выяснить в ближайшее время… — он покосился в сторону раковины. — Но какое отношение они могут иметь к смерти вашего мужа?
Г-жа Барроэс осторожно перевернула черную свечу — так, чтобы было видно основание. Сыщик увидел врезанные в воск цифры.
— Пятое нисана, — сказала посетительница. — Ровно через тридцать дней мой муж умер… — она отложила в сторону свечу, взяла в руки деревянный диск и тоже перевернула. — Шестое адара, видите? День его смерти. Вы считаете это совпадением?
— Я ничего еще не считаю, — проворчал Ницан. — Пока. Это любопытно. Даже если это совпадение, действительно, стоит проверить… — он мысленно обругал себя за невнимательность. — Но что означают все эти предметы? Вы их видели раньше? Ваш муж интересовался какими-то экзотическими видами магии?
— Это не все, — вдова положила свечу и взяла желтую. — Что вы теперь скажете?
Ницан повернул свечу торцом. В основание был врезан круг, разделенный на двенадцать равных секторов.
— Часы, — пояснила вдова. — Дневной круг. Крестик видите?
В одном секторе Ницан увидел крохотный крестик, словно кто-то дважды черкнул по воску ногтем.
— Два с половиной часа пополудни. Он умер в два часа пополудни. Но главное — где именно я нашла все это.
Ницан вопросительно посмотрел на Нурит Барроэс. Вдова покачала головой.
— Будет лучше, если вы увидите собственными глазами, — сказала она.
Ницан еще раз скосил взгляд на спящего Умника. Брать его с собой в нынешних обстоятельствах не имело никакого смысла. «Пусть поспит, — решил Ницан. — Там, глядишь, Лугаль сменит гнев на милость». Вот только зачарованный жезл, бивший хозяина по рукам… Сыщик старался по возможности не выходить из дома без магического жезла, тем более — по делам. Жезл был для него и рабочим инструментом, и оружием, и — что немаловажно — защитным средством.
Вообще, полицейские жезлы вручались выпускникам курсов полицейской, судейской и сыскной магии вместе с дипломом. Ницана вышибли с предпоследнего курса. Вышиб его лично Амар-Зуэн, нынешний министр полиции. Поэтому жезл сыщику пришлось приобрести на черном рынке. Но после завершения одного из расследований тогдашний президент лично распорядился выдать частному детективу специальную лицензию, давшую ему право официально пользоваться жезлом. И вот — поди ж ты… Ницан еще раз посмотрел на жезл, плававший в раковине среди грязной посуды. Голубоватые искры собрались в мерцающий хоровод вокруг торчавшей из воды рукоятки. Сыщик тяжело вздохнул.
Вдова господина Барроэса, ожидавшая ответа на свои слова, неправильно истолковала этот вздох.
— Ах, да, — сказала она и презрительно поджала губы. — Разумеется, — она извлекла из изящной сумочки несколько серебряных кружочков и прибавила их к уже лежавшим на столе. — Такой аванс, надеюсь, вас устроит?
Ницан хотел было обидеться, но передумал.
— Устроит, — он сгреб монеты и, не пересчитывая, ссыпал в карман. — Ладно, пойдемте. Это далеко?
— Мы живем за городом, — ответила вдова. — Около часа езды, если не будет пробок.
«Конечно, будут, — подумал Ницан. — Как же без пробок, если день начался так отвратительно».
2
— Шантаж, — хрипло сказал он. — Шантаж, милая госпожа, это преступление, которому нет и не может быть оправдания. Убийцу можно иной раз понять и даже простить. Вор зачастую просто вынужден воровать, вынужден обстоятельствами, жертвой которых он становится. Но два преступления не могут быть прощены: растление малолетних и шантаж беспомощных…
— По-моему, вы вполне совершеннолетний, — сказала г-жа Барроэс. — Ах да, вы меня назвали не растлительницей, а шантажисткой… Стало быть, вы отказываетесь от лагашской горькой. Жаль. Видимо, меня ввели в заблуждение. Один из моих информаторов утверждает, что это ваш любимый напиток. Похоже, я зря ему заплатила.
Ницан сердито засопел. Вдруг ему в голову пришла совершенно неожиданная и — надо признать, — вполне идиотская мысль, которую он не замедлил высказать.
— Честное слово, — он нахмурился, — честное слово, я, кажется, понял, что тут происходит… Признайтесь, это ведь вы наложили заклятье на спиртное, которым меня снабжает… э-э… один поставщик? С тем, чтобы сделать меня покладистее? Признавайтесь!
— Лагашская, — повторила коварная царица с безмятежным взором, не отвечая на вопрос. — Горькая. Семь лет выдержки. Или даже восемь… — после паузы она добавила: — Из подвалов Гудеа.
Теперь у Ницана не только руки дрожали, но все тело ходило ходуном, на висках вздулись вены, а на лбу выступили крупные капли пота. Госпожа Нурит расстегнула сумочку и поставила на стол узкогорлую темно-синюю бутылку, запечатанную сургучной печатью кровавого цвета. Ницан понял, что погиб. Или, во всяком случае, что заказ принят (как правило, это означает одно и то же). Он спешно допил пиво, обреченно посмотрел на бутылку лагашской, перевел взгляд на посетительницу. Бутылка горькой, конечно, веское дополнение к тускло блестевшим монетам. Но принимать заказ от этой дамы ему не хотелось. И дело совсем не в скудости информации. Просто на сегодняшний день у него имелись совсем другие планы. Во-первых, после вчерашнего вечера ему нужно было как-то оправдаться перед Нурсаг, которая впустую ждала его в гости. Во-вторых, он очень хотел выяснить отношения с Лугальбандой…
— Кстати, о Лугальбанде… — пробормотал он. — Кстати…
Госпожа Нурит невозмутимо смотрела на него. Ницан нахмурился, покосился на уснувшего Умника. Демон сладко причмокивал, чуть подергивая носом. Длинный хвост дважды обвился вокруг чернильницы. Ницан легонько щелкнул рапаита по носу. Умник подскочил, испуганно захлопал глазами. В лапах его мгновенно появился поднос, на котором стояла рюмка. Сыщик взял рюмку, понюхал. Сделал глоток. Вода.
— Сволочь, — сказал он.
Похоже, посетительница была осведомлена о некоторых привычках знаменитого детектива Ницана бар-Аба, поэтому на ее лице ровным счетом ничего не дрогнуло, когда из пустоты в руку сыщику прыгнула рюмка.
Ницан вздохнул.
— Ладно, — сказал он хмуро. — Рассказывайте, что там у вас произошло. Я попробую. Конфиденциальность… Н-да-а… Кхм… Все, что сказано в этих стенах, здесь же и останется. Это я обещаю. Пока — только это… Если вы, конечно, объясните, чего хотите. И, пожалуйста, начните сначала. Для меня «Хаггай Барроэс» — вывеска над магазином. И я даже не уверен, что именно на проспекте Небуккуднецара.
— В том числе и там, — госпожа Нурит Барроэс чуть улыбнулась. — Вообще-то их гораздо больше. Мы владеем сетью универсальных магазинов «Хаггай Барроэс». Плюс банк «Хаггай». Плюс туристическая компания «От моря до моря».
— Замечательно, — пробурчал Ницан. — Я очень за вас рад. Продолжайте… — он покосился на чернильницу. Умник вновь задремал. Во всяком случае, глаза крысенка опять закрылись, а хвост скрутился в тугую спираль вокруг цилиндрической подставки. Время от времени, когда какая-нибудь нахальная муха пыталась усесться ему на голову, он, не раскрывая глаз, прядал большими розовыми ушами. Муха взлетала, но невысоко и ненадолго. «Интересно, — подумал вдруг Ницан, — выходит, мухи видят рапаитов?» Он почувствовал немедленную симпатию к жужжащим насекомым. Раз видят — значит, алкоголики. Родственные души. Ницан даже не стал отгонять муху, перелетевшую с головы умника на откупоренное горлышко бутылки из-под пива. «Пусть животное похмелиться», — сочувственно решил он. Видимо, фразу эту он произнес вслух, поскольку посетительница удивленно подняла брови и спросила:
— Что, простите?
— Нет, ничего… — ответил Ницан. — Продолжайте, прошу вас. Значит, вам принадлежит сеть магазинов, банк… э-э… что-то еще…
— Не совсем так, — сказала госпожа Нурит. — Все принадлежит компании «Хаггай Барроэс», которую мой муж возглавлял до самой кончины…
— …И которую теперь возглавляете вы, — подхватил Ницан. — Кстати, когда умер ваш муж? Да, вы уже говорили… А кто еще входит в руководство?
— Мой муж умер одиннадцать месяцев и две декады тому назад, — терпеливо повторила госпожа Барроэс. — Это произошло внезапно, во время обеда. Мы…
— Погодите! — Ницан предостерегающе поднял руку. — Об обстоятельствах смерти мы поговорим отдельно и подробно. Пока же я прошу вас отвечать на мои вопросы. Кто еще входит в руководство компании?
— В руководство компании входят мои двоюродные братья Ишти Балу и Нуррикудурр Барроэс, — ответила вдова. — Господин Апсу Баэль-Шуцэрр. Госпожа Сарит Нир-Баэль.
— Двое последних не являются вашими родственниками, — уточнил Ницан. — Понятно. Что-то изменилось в их служебном положении после смерти господина Барроэса?
— Ничего, — ответила госпожа Нурит. — Я не входила в правление при жизни Шу. Теперь заняла его место. Все остальные занимают прежние должности. Ишти Балу — вице-президент. Нуррикудурр — управляющий банком. Апсу Баэль-Шуцэрр — коммерческий директор. Сарит — генеральный менеджер.
— Как давно они входят в руководство компании? — спросил Ницан.
— Мои кузены — сразу после окончания университета. То есть, еще до того, как мой муж стал президентом «Хаггай Барроэс». Апсу — лет пять, по-моему. Его нашел Шу-Суэн. И Сарит нашел тоже он, совсем недавно. Чуть больше двух лет назад.
— Может быть, кто-нибудь из них рассчитывал возглавить компанию после смерти вашего мужа?
— Это невозможно. Традиции семьи Барроэс не допустили бы этого. Нет, согласно семейному праву наследования, занять пост Шу могла только я. И все об этом знали.
— Почему же невозможно… — пробормотал Ницан. — Не только мужчины смертны. Женщины… — он спохватился. — Да, это неприятно слушать. Но все-таки: а если что-то произойдет с вами (не дай, как говорится, Эллиль)? Кто тогда встанет во главе компании? Ваши дети?
— У меня нет детей… — резко ответила госпожа Барроэс. — В случае моей смерти владельцем компании, вернее, совладельцами, станут Ишти Балу и Нуррикудурр Барроэс. У них равные права. Вы подозреваете, что они сговорились и убили моего мужа, а теперь собираются убить меня?
— О строгий и милосердный Баэль-Дин… — пробормотал Ницан. — Я еще ничего не подозреваю. Я всего лишь обратил ваше внимание… — он оборвал сам себя, обреченно махнул рукой. — Неважно. Как я могу подозревать в убийстве каких-то людей, если я, во-первых, не знаю никого из них, а, во-вторых, не знаю, имело ли место убийство? — сыщик шумно вздохнул. — Вы начали с утверждения, что смерть вашего мужа необычна. Что же, давайте начнем с этого. Пожалуйста, поподробнее. Поясните ваши слова.
Госпожа Нурит Барроэс некоторое время молчала, глядя в сторону. Затем резко повернулась к сыщику — при этом белые вдовьи ленты с легким шелестом свились в спирали — и отчеканила:
— Он никогда ничем не болел! — при этом Ницан с удивлением уловил в ее голосе плохо скрытое раздражение, даже ярость. Он разочарованно покачал головой:
— Тысячи людей кажутся здоровыми, а потом вдруг умирают… Каково официальное заключение целителей относительно причин его смерти?
Вместо ответа госпожа Нурит извлекла из сумочки какую-то бумагу и протянула ее Ницану. Сыщик нехотя взял документ. Это оказалось свидетельство о смерти Шу-Суэна Барроэса, подписанное тремя целителями. Имя Иштари-Каана, чья подпись стояла первой, была Ницану известна, имена остальных не говорили ничего. Хотя вряд пользующийся заслуженным авторитетом Иштари-Каан согласился бы подписать серьезный документ в компании с какими-нибудь проходимцами.
Причиной смерти мужа госпожи Нурит была указана сердечная недостаточность. Ницан пожал плечами.
— И что же? — спросил он. — Что тут необычного?
— Он умер при мне, — резко ответила вдова. — Какая сердечная недостаточность? Я же говорю — он никогда ничем не болел! Мы сидели за столом, за обеденным столом. Шу наклонился, чтобы взять хлеб. В этот момент лицо его вдруг сделалось серым, он откинулся на спинку стула, закрыл глаза. И все, — на этот раз голос вдовы все-таки дрогнул. — Понимаете? Мгновенно. С чего вдруг? Человек потянулся за хлебом? Будто задули свечу…
— Кто-нибудь еще находился рядом? — спросил Ницан.
— Мы всегда обедаем вдвоем.
— Слуги?
— Он не признавал слуг за обедом. Даже големов.
Ницан вновь обратился к справке. Слова госпожи Нурит его ни в чем не убедили. Мало ли что: никогда не болел! Просто никогда не жаловался на боли. Не придавал им значения. Вот и доигрался. Свечу задули. Надо же!
— Сколько лет было вашему мужу? — спросил он.
— Сорок восемь. Он на двенадцать лет старше меня. Был старше, — поправилась она тут же. Вообще, Ницан успел обратить внимание на то, что Нурит Барроэс тщательно следит за речью и, по всей видимости, не признает двойного толкования своих слов.
После короткой паузы вдова сказала:
— Понимаю ваши сомнения, я тоже не сразу пришла к выводу, что с его смертью что-то не так. Поначалу я удовлетворилась объяснением целителей. В конце концов, им виднее, не зря же он платил им деньги.
Ницан неопределенно хмыкнул. Бывает, что зря.
— Но вот что я должна вам рассказать… — она некоторое время молчала, потом продолжила: — Семья Барроэс относится к традиционалистам. Надеюсь, вы понимаете, что это значит?
Ницан кивнул.
— Шу-Суэн принял нашу фамилию, когда женился на мне. Таково было условие, которое поставил мой отец. Дело в том, что наследником дома Барроэсов может быть только носитель этого имени, а у меня не было ни братьев, ни сестер. Поэтому отец потребовал, чтобы мой будущий муж принял нашу фамилию.
— Отказавшись от своей? — уточнил сыщик.
— Естественно. Шу-Суэн происходил из рода Лагаши… — вдова пожала плечами. — Его это нисколько не смутило. Лагаши — захудалый провинциальный род, говорят, будто его члены когда-то враждовали с Барроэсами. Не знаю, все это история. Шу был человеком современным, всеми этими проблемами нисколько не интересовался. Повторяю, его нисколько не смутила смена имени.
Видимо, наследство Барроэсов стоило отказа от родового имени. Впрочем, Ницана никоим образом не интересовал моральный облик покойного. А какое отношение имеет вероисповедание семьи Барроэсов к смерти мужа госпожи Нурит, он пока не понимал.
Между тем вдова извлекла все из той же сумочки аккуратно сложенную бумагу, развернула ее и передала сыщику. Это оказалось обязательство на неразглашение информации, которую частный детектив Ницан Бар-Аба получит от госпожи Нурит Барроэс в ходе расследования обстоятельств смерти ее мужа Шу-Суэна Барроэса.
Ницан тяжело вздохнул. Ему очень не хотелось подписывать никаких бумаг, но решение уже было принято. Бутылка лагашской горькой и аванс, призывно поблескивавший на столе, сделали свое дело.
— Если я во что-то вляпался, Лугаль, виноват в этом окажешься ты… — пробормотал он, ставя свою подпись внизу листа. — Кто тебя просил налагать воспитательные заклятия? Тоже, нашелся блюститель морали… Ладно, — сказал он громче, обращаясь к госпоже Барроэс. — Как видите, я подписал, а значит — взялся за ваше дело. Может быть, теперь вы объясните мне причины ваших подозрений? Что вас не устраивает в заключении врачей? Что заставило вас вдруг обратиться в полицию, к частным детективам?
— Разумеется, я обратилась не вдруг, — ответила вдова. — Как я вам уже говорила, мой муж стал традиционалистом. Но недавно я обнаружила вот это… — Нурит Барроэс положила на стол довольно объемистый сверток. — Взгляните, господин бар-Аба, и вы сами убедитесь, что у меня возникли веские причины для тревоги.
Ницан не притронулся к свертку. С похмелья его подозрительность к посторонним лицам и сомнительным предметам возрастала многократно — даже если указанные предметы принадлежат столь очаровательным особам, как госпожа Барроэс. Дважды такая осторожность спасла его от преждевременного путешествия в царство Эрешкигаль. Вместо того, чтобы срывать оберточную бумагу, он внимательнейшим (насколько это было возможно после вчерашнего вечера и сегодняшнего пива) образом присмотрелся к даме, ухитрившейся столь грациозно расположиться в чудовищном сооружении, выполнявшем функции кресла для посетителей. Было в ней нечто особенное, внутренняя сила, поначалу незаметная, маскировавшаяся внешним лоском и изяществом.
— Мой муж никогда не интересовался магией, — сказала она вдруг. — Как, впрочем, и я. Тем более, культовыми предметами, не имеющими отношения к традиционализму. Потому-то меня так удивило то, что находится в этом свертке. Прошу вас, посмотрите. Не бойтесь, это неопасно. Во всяком случае, со мной ничего не произошло.
«Пока не произошло», — мысленно поправил Ницан, настроение которого после упоминания госпожой Нурит магии резко ухудшилось. Он осторожно протянул руку к свертку и тотчас ощутил легкое покалыванье в кончиках пальцев. Магическое поле. Посетительница права. Тем меньше оснований вот так, без всяких мер предосторожности, вскрывать пакет. Ницан молча поднялся со своего места, боком подошел к спешно застеленной постели. При этом он не отрывал взгляда от стола. Попытался нащупать под подушкой полицейский жезл. Спустя несколько томительных мгновений, во время которых пальцы хватали пустоту, Ницан вспомнил, что жезла под подушкой нет. Очередная попытка извлечь его из затопленной раковины успехом не увенчалась. Лугальбанда не верил в то, что его другу магический жезл может понадобиться для чего-либо, кроме снятия заклятий с алкогольных напитков.
Получив очередной хороший удар по пальцам, Ницан обреченно вернулся к столу. К счастью, в кармане отыскался почти стертый кусок мела, подаренный ему юной колдуньей Астаг. Сыщик очертил вокруг свертка пентаграмму, затем нарисовал в верхнем углу стилизованную голову быка. Бык получился забавный. Веселый, во всяком случае. Правый глаз его залихватски подмигнул Ницану. Сыщик надеялся, что веселый характер охранительного изображения не ослабит его эффективности.
— Вы бы отошли… — буркнул он. — Понимаю, что в прошлый раз с вами ничего не случилось, но мало ли…
Вдова вскинула руки вверх так, что широкие рукава верхнего платья-накидки упали на плечи, и продемонстрировала сыщику по десятку охранительных браслетов.
— Мы традиционалисты, — повторила она. — По-моему, вы меня слушали невнимательно.
— Зато я — не традиционалист, — угрюмо сообщил Ницан. — И находимся мы у меня дома. Еще раз прошу вас отойти. Если бы вы знали, сколько традиционалистов… — он не окончил фразы, но выразительно махнул рукой.
Госпожа Нурит опустила руки. Видимо, ей хотелось поспорить. Но она подчинилась. Подождав, пока посетительница оказалась у двери, рядом с косо висевшим на одном кривом гвоздике охранительным амулетом, Ницан продолжил манипуляции со свертком. Мелок завис в трех ладонях от поверхности стола, светящиеся нити, мгновенно опутали подозрительный предмет. Бык направил криво намалеванные рога в сторону свертка. Морда его обрела грозное выражение, но через мгновение он не удержался и снова весело подмигнул Ницану: дескать, не боись, сыщик, не так страшен бык, как его малюют. Ницан сердито засопел, и бык посерьезнел, его рога заискрились. Ницан подождал, пока нити, опутавшие сверток, погасли и растворились в воздухе. Тотчас нарисованная голова быка вспыхнула и рассыпалась множеством мелких искр. Ницан перевел дух и развернул коричневый пергамент.
В свертке он обнаружил выточенный из дерева небольшой диск, две свечи (одна из желтого воска, вторая — из черного), кусок завязанной узлом веревки и пучок высохшей травы. Ницан присвистнул, осторожно взял в руки черную свечу. На ощупь она казалась очень холодной, словно изготовлена была не из воска, а из куска черного нетающего льда. Сыщик отложил ее в сторону, коснулся желтой — и тут же отдернул пальцы: свеча была горячей.
— Понятно, — пробормотал он. — Очень интересно… И узелок странный… И травка… Говорите, ваш муж не интересовался магией?
— Не интересовался. Он вообще не интересовался ничем, кроме семейного дела. Я могу подойти?
Ницан кивнул, и госпожа Барроэс вернулась к столу.
— Если бы не эти предметы, — сказала она, — я бы не заподозрила в смерти мужа ничего необычного, — видимо, она сама отметила нелогичность сказанного, потому что тут же объяснила: — То есть, после заключения целителей. Подозрения у меня появились сразу же — как я уже говорила вам, муж ничем не болел, и буквально за мгновение до смерти он оживленно рассказывал о новом отделении банка, которое планировал открыть в Ир-Лагаше. И вдруг замолчал — буквально на полуслове, захрипел, и… И все… — она резко отвернулась, и Ницан с удивлением отметил, что госпожа Барроэс, оказывается, не так уж хладнокровна.
Справившись с собой, вдова снова заговорила:
— Заключение целителей мои подозрения развеяло. На время. Но вот это…
Ницан пожал плечами.
— Пока что я не вижу связи. Действительно, странные предметы. С ними совершали какие-то магические действия. Пока не могу сказать, какие, но это можно выяснить в ближайшее время… — он покосился в сторону раковины. — Но какое отношение они могут иметь к смерти вашего мужа?
Г-жа Барроэс осторожно перевернула черную свечу — так, чтобы было видно основание. Сыщик увидел врезанные в воск цифры.
— Пятое нисана, — сказала посетительница. — Ровно через тридцать дней мой муж умер… — она отложила в сторону свечу, взяла в руки деревянный диск и тоже перевернула. — Шестое адара, видите? День его смерти. Вы считаете это совпадением?
— Я ничего еще не считаю, — проворчал Ницан. — Пока. Это любопытно. Даже если это совпадение, действительно, стоит проверить… — он мысленно обругал себя за невнимательность. — Но что означают все эти предметы? Вы их видели раньше? Ваш муж интересовался какими-то экзотическими видами магии?
— Это не все, — вдова положила свечу и взяла желтую. — Что вы теперь скажете?
Ницан повернул свечу торцом. В основание был врезан круг, разделенный на двенадцать равных секторов.
— Часы, — пояснила вдова. — Дневной круг. Крестик видите?
В одном секторе Ницан увидел крохотный крестик, словно кто-то дважды черкнул по воску ногтем.
— Два с половиной часа пополудни. Он умер в два часа пополудни. Но главное — где именно я нашла все это.
Ницан вопросительно посмотрел на Нурит Барроэс. Вдова покачала головой.
— Будет лучше, если вы увидите собственными глазами, — сказала она.
Ницан еще раз скосил взгляд на спящего Умника. Брать его с собой в нынешних обстоятельствах не имело никакого смысла. «Пусть поспит, — решил Ницан. — Там, глядишь, Лугаль сменит гнев на милость». Вот только зачарованный жезл, бивший хозяина по рукам… Сыщик старался по возможности не выходить из дома без магического жезла, тем более — по делам. Жезл был для него и рабочим инструментом, и оружием, и — что немаловажно — защитным средством.
Вообще, полицейские жезлы вручались выпускникам курсов полицейской, судейской и сыскной магии вместе с дипломом. Ницана вышибли с предпоследнего курса. Вышиб его лично Амар-Зуэн, нынешний министр полиции. Поэтому жезл сыщику пришлось приобрести на черном рынке. Но после завершения одного из расследований тогдашний президент лично распорядился выдать частному детективу специальную лицензию, давшую ему право официально пользоваться жезлом. И вот — поди ж ты… Ницан еще раз посмотрел на жезл, плававший в раковине среди грязной посуды. Голубоватые искры собрались в мерцающий хоровод вокруг торчавшей из воды рукоятки. Сыщик тяжело вздохнул.
Вдова господина Барроэса, ожидавшая ответа на свои слова, неправильно истолковала этот вздох.
— Ах, да, — сказала она и презрительно поджала губы. — Разумеется, — она извлекла из изящной сумочки несколько серебряных кружочков и прибавила их к уже лежавшим на столе. — Такой аванс, надеюсь, вас устроит?
Ницан хотел было обидеться, но передумал.
— Устроит, — он сгреб монеты и, не пересчитывая, ссыпал в карман. — Ладно, пойдемте. Это далеко?
— Мы живем за городом, — ответила вдова. — Около часа езды, если не будет пробок.
«Конечно, будут, — подумал Ницан. — Как же без пробок, если день начался так отвратительно».
2
Выйдя на улицу, сыщик озадаченно посмотрел по сторонам. Ни одной машины, которая подходила бы миллионерше Нурит Барроэс, поблизости не было. Не считать же ею старенький облезший «онагр-101», приткнувшийся к тротуару как раз напротив подъезда.
Но госпожа Барроэс уверенно направилась именно к «онагру», еще и нетерпеливо прикрикнув на стоявшего в некоторой растерянности сыщика. Ницан втиснулся в «онагр», едва не опрокинувшись вместе с креслом.
— Никак не закреплю, — пробормотала госпожа Барроэс. — Там винты разболтались…
«Онагр» взял с места с такой скоростью, что Ницан сначала похолодел, а потом, когда Нурит Барроэс бросила свой рыдван в промежуток между двумя большегрузами, — вспотел.
— Не волнуйтесь, — сказала Барроэс, не глядя на своего спутника. — В свое время я три года подряд брала «золотую пальму». У него двигатель от «онагра-супер», так что минут через двадцать мы будем за городом, а там уже и до нашего поместья рукой подать.
— Я и не волнуюсь, — ответил Ницан. Что интересно — ответил чистую правду. Потому что слово «волноваться» никак не передавало состояние того запредельного ужаса, который он испытывал, глядя как «онагр» лавирует между огромными механическими чудовищами (госпожа Барроэс зачем-то выбрала трассу, предназначенную для грузовиков).
И четверти часа не прошло, как «онагр» свернул с междугородней трассы на проселочную дорогу, и, наконец, оказался у трехэтажного дворца, стоявшего посреди густого леса.
Ницан короткое время посидел, постепенно приходя в себя. За это время госпожа Нурит Барроэс успела выйти из машины и вызвать двух големов, рост которых достигал трех метров, а руки вполне могли служить дверцами «онагра-101». Ницан окончательно пришел в себя, когда големы приступили к парковке автомобиля, то есть, попросту говоря, собрались отнести его в гараж.
Сыщик спешно выбрался наружу.
— Вы говорили, что в вашем доме никогда не было големов.
— Ничего подобного я не говорила, — бросила госпожа Барроэс, направляясь к ступеням парадной лестницы. — Я сказала, что муж не признавал слуг за обедом, ни людей, ни големов, и это чистая правда. Но в доме големы были всегда. Тем более сейчас, когда все хозяйство легло на мои плечи. Как же управляться без големов? Правда, их немного. Двенадцать. Приобрела оптом… Не будем терять времени, — сказала она. — Я вас сразу же проведу в ту комнату.
Стоимость двенадцати големов последней модели, пусть и с оптовой скидкой, составляла сумму, на которую Ницан вполне мог прожить лет десять, даже отказавшись от услуг Умника.
Они пересекли большую террасу, обогнули дом. Ницан успел обратить внимание на несколько барельефов, украшавших фасад. Судя по всему, они изображали подвиги его высочества князя Хаггая Барроэса. За домом была разбита лужайка с аккуратно подстриженной травой. В центре лужайки находилось еще одно здание — одноэтажное, но довольно высокое. Здесь вход не был закрыт дверью, две колонны по обе стороны покрывала причудливая роспись. На колоннах закреплены были горящие факелы, а под ними — магические печати, числом по тринадцать с каждой стороны. Ницан догадался, что перед ним — семейное святилище Барроэсов.
Госпожа Барроэс коснулась поочередно всех печатей. Ницан предусмотрительно отступил на шаг, когда вдова, набросив на голову платок, переступила порог святилища. Нурит Барроэс оглянулась, молча поманила его. Вздохнув, сыщик последовал за ней, хотя предпочитал, чтобы во всех храмах, даже семейных, перед ним шел голем, специально для этого предназначенный. Всякое бывало.
В храме царил прохладный полумрак. Справа находился алтарь Тринадцати небесных покровителей, слева — Тринадцати подземных судей. Ницан задумался, почему традиционалисты получили именно такое название. Оно, казалось, должно было бы говорить о древности культа. На самом деле основатель традиционализма, Лугаль бар-Баэль жил и проповедовал всего лишь полтораста лет назад. Правда, проповедовал он возвращение к утраченным ценностям предков, но — иди знай, что предки на самом деле считали истинными ценностями…
Но госпожа Барроэс уверенно направилась именно к «онагру», еще и нетерпеливо прикрикнув на стоявшего в некоторой растерянности сыщика. Ницан втиснулся в «онагр», едва не опрокинувшись вместе с креслом.
— Никак не закреплю, — пробормотала госпожа Барроэс. — Там винты разболтались…
«Онагр» взял с места с такой скоростью, что Ницан сначала похолодел, а потом, когда Нурит Барроэс бросила свой рыдван в промежуток между двумя большегрузами, — вспотел.
— Не волнуйтесь, — сказала Барроэс, не глядя на своего спутника. — В свое время я три года подряд брала «золотую пальму». У него двигатель от «онагра-супер», так что минут через двадцать мы будем за городом, а там уже и до нашего поместья рукой подать.
— Я и не волнуюсь, — ответил Ницан. Что интересно — ответил чистую правду. Потому что слово «волноваться» никак не передавало состояние того запредельного ужаса, который он испытывал, глядя как «онагр» лавирует между огромными механическими чудовищами (госпожа Барроэс зачем-то выбрала трассу, предназначенную для грузовиков).
И четверти часа не прошло, как «онагр» свернул с междугородней трассы на проселочную дорогу, и, наконец, оказался у трехэтажного дворца, стоявшего посреди густого леса.
Ницан короткое время посидел, постепенно приходя в себя. За это время госпожа Нурит Барроэс успела выйти из машины и вызвать двух големов, рост которых достигал трех метров, а руки вполне могли служить дверцами «онагра-101». Ницан окончательно пришел в себя, когда големы приступили к парковке автомобиля, то есть, попросту говоря, собрались отнести его в гараж.
Сыщик спешно выбрался наружу.
— Вы говорили, что в вашем доме никогда не было големов.
— Ничего подобного я не говорила, — бросила госпожа Барроэс, направляясь к ступеням парадной лестницы. — Я сказала, что муж не признавал слуг за обедом, ни людей, ни големов, и это чистая правда. Но в доме големы были всегда. Тем более сейчас, когда все хозяйство легло на мои плечи. Как же управляться без големов? Правда, их немного. Двенадцать. Приобрела оптом… Не будем терять времени, — сказала она. — Я вас сразу же проведу в ту комнату.
Стоимость двенадцати големов последней модели, пусть и с оптовой скидкой, составляла сумму, на которую Ницан вполне мог прожить лет десять, даже отказавшись от услуг Умника.
Они пересекли большую террасу, обогнули дом. Ницан успел обратить внимание на несколько барельефов, украшавших фасад. Судя по всему, они изображали подвиги его высочества князя Хаггая Барроэса. За домом была разбита лужайка с аккуратно подстриженной травой. В центре лужайки находилось еще одно здание — одноэтажное, но довольно высокое. Здесь вход не был закрыт дверью, две колонны по обе стороны покрывала причудливая роспись. На колоннах закреплены были горящие факелы, а под ними — магические печати, числом по тринадцать с каждой стороны. Ницан догадался, что перед ним — семейное святилище Барроэсов.
Госпожа Барроэс коснулась поочередно всех печатей. Ницан предусмотрительно отступил на шаг, когда вдова, набросив на голову платок, переступила порог святилища. Нурит Барроэс оглянулась, молча поманила его. Вздохнув, сыщик последовал за ней, хотя предпочитал, чтобы во всех храмах, даже семейных, перед ним шел голем, специально для этого предназначенный. Всякое бывало.
В храме царил прохладный полумрак. Справа находился алтарь Тринадцати небесных покровителей, слева — Тринадцати подземных судей. Ницан задумался, почему традиционалисты получили именно такое название. Оно, казалось, должно было бы говорить о древности культа. На самом деле основатель традиционализма, Лугаль бар-Баэль жил и проповедовал всего лишь полтораста лет назад. Правда, проповедовал он возвращение к утраченным ценностям предков, но — иди знай, что предки на самом деле считали истинными ценностями…