Страница:
— Я — частный сыщик. Работаю за деньги, но честно.
Жрец нахмурился. Эти два понятия — «честно» и «за деньги» — у него почему-то не увязывались воедино. Решив, в конце концов, что в столице даже у хороших людей бывают странности, он принял приглашение Ницана. Через несколько минут они уже сидели за столиком в уютной и уже пустой харчевне «Два меча». После кувшина местного красного вина и бутылки лагашской горькой (Умник обиделся на это пренебрежение, но Ницан бесцеремонно усадил его в карман), сыщик снова поинтересовался, в чем же принципиальное отличие Высшего Судьи праведного от Баэль-Дина. Йона бар-Карта, изрядно захмелевший, ответил:
— Ни в чем. Высший Судья праведный, как тебе известно, ипостась Небесного судьи Баэль-Дина. Отличие в ритуале, — тут он понизил голос и, наклонившись к плечу Ницана, сказал: — Это ведь в столице всякие там такие штучки — полицейская магия, судейская магия… Ну откуда у нас, в глуши, этакие чудеса? Вот ты представь себе: ты точно знаешь, что какой-то негодяй — преступник, а суд его раз за разом признает невиновным. То ли у преступника этого связи, то ли денег куры не клюют. И что же ты сделаешь?
— И что же я сделаю? — спросил Ницан озадаченно.
— А-а! — воскликнул жрец и грохнул кулаком по столу. — Вот тогда-то ты и придешь в храм Высшего Судьи праведного.
— Ну, да, — согласился Ницан. — Приду, пожалуюсь. На душе легче станет. Давай еще по стаканчику.
— При чем тут легче на душе? — возмутился Йона бар-Карта. И тут же кивнул в ответ на вопросительный взгляд Ницана — мол, давай-давай, наливай, не стесняйся. Сыщик наполнил стаканы, жрец залпом выпил свой и, вновь понизив голос, объяснил: — Ты придешь в храм. Ночью. Зажжешь две свечи — желтую и черную. И вознесешь молитву Высшему Судье.
Ницан спросил небрежно:
— И о чем я буду молить Высшего Судью праведного?
— Ты назовешь имя преступника… — еле слышно произнес жрец. — И вознесешь молитву о справедливом наказании его.
— И что? Что будет?
— По прошествии трех декад… — жрец выразительно щелкнул пальцами. — Преступник оставляет земную юдоль. И далее предстает уже перед Ануннаками.
— А почему — по прошествии трех декад? — спросил Ницан.
— Ну, должен же Высший Судья убедиться, что речь идет действительно о преступнике! — Йона бар-Карта заговорщически улыбнулся и выразительно пожал плечами. Вернее, попытался пожать. Его изрядно развезло, так что Ницану пришлось тащить его до храма на себе. Здесь сыщик осторожно положил служителя Высшего Судьи праведного у пьедестала статуи, справедливо рассудив, что бог лучше позаботится о своем верном жреце, нежели заезжий сыщик, который и сам ступал не очень уверенно.
5
Жрец нахмурился. Эти два понятия — «честно» и «за деньги» — у него почему-то не увязывались воедино. Решив, в конце концов, что в столице даже у хороших людей бывают странности, он принял приглашение Ницана. Через несколько минут они уже сидели за столиком в уютной и уже пустой харчевне «Два меча». После кувшина местного красного вина и бутылки лагашской горькой (Умник обиделся на это пренебрежение, но Ницан бесцеремонно усадил его в карман), сыщик снова поинтересовался, в чем же принципиальное отличие Высшего Судьи праведного от Баэль-Дина. Йона бар-Карта, изрядно захмелевший, ответил:
— Ни в чем. Высший Судья праведный, как тебе известно, ипостась Небесного судьи Баэль-Дина. Отличие в ритуале, — тут он понизил голос и, наклонившись к плечу Ницана, сказал: — Это ведь в столице всякие там такие штучки — полицейская магия, судейская магия… Ну откуда у нас, в глуши, этакие чудеса? Вот ты представь себе: ты точно знаешь, что какой-то негодяй — преступник, а суд его раз за разом признает невиновным. То ли у преступника этого связи, то ли денег куры не клюют. И что же ты сделаешь?
— И что же я сделаю? — спросил Ницан озадаченно.
— А-а! — воскликнул жрец и грохнул кулаком по столу. — Вот тогда-то ты и придешь в храм Высшего Судьи праведного.
— Ну, да, — согласился Ницан. — Приду, пожалуюсь. На душе легче станет. Давай еще по стаканчику.
— При чем тут легче на душе? — возмутился Йона бар-Карта. И тут же кивнул в ответ на вопросительный взгляд Ницана — мол, давай-давай, наливай, не стесняйся. Сыщик наполнил стаканы, жрец залпом выпил свой и, вновь понизив голос, объяснил: — Ты придешь в храм. Ночью. Зажжешь две свечи — желтую и черную. И вознесешь молитву Высшему Судье.
Ницан спросил небрежно:
— И о чем я буду молить Высшего Судью праведного?
— Ты назовешь имя преступника… — еле слышно произнес жрец. — И вознесешь молитву о справедливом наказании его.
— И что? Что будет?
— По прошествии трех декад… — жрец выразительно щелкнул пальцами. — Преступник оставляет земную юдоль. И далее предстает уже перед Ануннаками.
— А почему — по прошествии трех декад? — спросил Ницан.
— Ну, должен же Высший Судья убедиться, что речь идет действительно о преступнике! — Йона бар-Карта заговорщически улыбнулся и выразительно пожал плечами. Вернее, попытался пожать. Его изрядно развезло, так что Ницану пришлось тащить его до храма на себе. Здесь сыщик осторожно положил служителя Высшего Судьи праведного у пьедестала статуи, справедливо рассудив, что бог лучше позаботится о своем верном жреце, нежели заезжий сыщик, который и сам ступал не очень уверенно.
5
— Итак… — пробормотал Ницан, покачиваясь в любимом кресле. — Итак… Что нам известно на сегодняшний день? Господин Шу-Суэн Барроэс некоторое время назад увидел странный сон. Точнее, первого нисана. Чуть меньше полутора лет прошло. На следующую ночь сон повторился, а затем — еще раз. В ночь на первое, на второе и на третье нисана. Учитывая, что первый раз сон приснился аккурат в канун Дня нисхождения Мардука, Шу-Суэн считает его вещим. Он обращается к толкователям из храма Нергала. Ну, ребята, конечно, не самые искусные толкователи, но кое-что соображают. Они утверждают, что сон предупреждает господина Шу-Суэна о смертельной опасности, которая исходит от некоего человека. Далее покойный, который тогда еще не был покойным, а вполне живым и даже весьма энергичным человеком, начинает тратить большие деньги на визиты к толкователям, чтобы выяснить подробности относительно неизвестного врага. Выясняет все, вплоть до имени последнего. Устанавливает, что все недавние несчастья делового характера, свалившиеся на торговый дом «Хаггай Барроэс», являются проявлением злой воли всемогущего господина Ошеа, стоящего за спиной конкурентов и фактически действующего против господина Шу-Суэна и его торговой империи.
Умник слушал внимательно, только кончик хвоста чуть подрагивал.
— Ага. Господин Шу-Суэн принялся искать конкурента. И нашел его… Ну, об этом потом. Нашел, значит, и убедился в том, что сны сказали ему чистую правду. И значит, вот тут-то он и решил раз и навсегда избавиться от опасности. Ибо спустя какое-то время увидел еще одну порцию вещих снов, из которых следовало, что коварный господин Ошеа намерен не просто разрушить империю Барроэсов, но и довести до смерти господина Шу-Суэна и его супругу. Опять-таки, получает тому вполне веские, материальные подтверждения. И решает принять меры. Нанести упреждающий удар. Господин Ошеа большой хитрец, экономически его победить невозможно, ибо он распылил свое состояние по нескольким десяткам предприятий. И остается только физически устранить его. В порядке самообороны, так сказать, — Ницан вздохнул и раздраженно побарабанил пальцами по столу. Умник согласно кивнул и повторил дробь — но не пальцами, а длинным голым хвостом. — Да-а… Вот представь себе, Умник: я по какой-то причине счел тебя смертельным врагом… — Ницан хмуро взглянул на рапаита. — Что смотришь? Не за что? А кто мне с похмелья вместо нормального пойла подсунул кружку с водой? Не повод? Да за такое… — сыщик почувствовал, как захлестывает чувство незаслуженной обиды. Крысенок виновато опустил голову. — Ладно, — великодушно сказал Ницан. — Ты все-таки исправился. И, конечно, ты ни при чем. А вот представь себе, что ты — при чем! И не исправился. Не захотел исправляться, и вместо того, чтобы честно поднести мне выпивку, снова подсунул эту гадость… — Умник изо всех сил замотал головой и протестующе пискнул. — Ну я же говорю: предположим. Предположим! Итак, я понимаю, что ты желаешь моей смерти. И получаю этому неоспоримые доказательства в виде рюмки с водой… — Ницан скривился. — Тьфу, гадость… Словом, деваться мне некуда — я должен избавиться от опасности. Верно? Иначе я, в конце концов, от воды загнусь. Никто этого всерьез не принимает! Никто! И не понимает! Сволочи! — сыщик изо всех сил стукнул кулаком по столу. Чернильница, на которой сидел рапаит, подпрыгнула, а сам крысенок кубарем скатился со стола и спрятался за ножку, настороженно поглядывая на хозяина блестящими глазками-бусинами. Ницан озадаченно посмотрел на опустевшую чернильницу, перевел взгляд на Умника. — Кажется, я совсем запутался… — пробормотал он. Умник немедленно взлетел на стол и протянул сыщику высокий стакан, доверху заполненный густой темно-красной жидкостью. — Ага, — сказал Ницан. — Вот-вот, молодец. Исправляешься…
Освежив память, он крякнул, отставил пустой стакан в сторону и продолжил — тоном ниже:
— Короче, я, вроде бы, принимаю меры, которые должны решить мои проблемы радикально — спровадить на тот свет… Э-э, хватит обо мне и тебе, дружок, — сказал Ницан. — В общем, ты меня понял. Муженек нашей клиентки, блаженной памяти господин Шу-Суэн Барроэс, был уверен в том, что у него есть смертельный враг, Ошеа, истинный конкурент империи Барроэс. Он даже проговаривается однажды своей супруге, что готов прикончить этого Ошеа. Во всяком случае, именно так я трактую его высказывание, что, мол, недолго этому негодяю осквернять своим присутствием мир живых. Иными словами, скоро, мол, этот негодяй отправится в мир мертвых… — Ницан задумался, потом пояснил: — Негодяй — это покойный так считал, я просто повторяю. У меня нет ровным счетом никаких оснований считать господина Ошеа негодяем… Да, так вот. Господин Шу-Суэн Барроэс считал господина Ошеа преступником и убийцей, на совести у которого было много чего, и к тому же — угрожающим его собственной жизни. И господин Шу-Суэн Барроэс, в девичестве — Лагаши, умирает. Можем ли мы предположить, что его подозрения относительно господина Ошеа были справедливы? Нет, ибо господин Ошеа не является ни негодяем, ни, тем более, убийцей. Мало того, господин Ошеа ни в чем не конкурирует с господином Шу-Суэном! Господин Ошеа — старый и очень больной человек, знать не знающий ни о господине Барроэсе-Лагаши, ни о его ненависти. Господин Ошеа мирно доживает немногие оставшиеся ему дни в приюте для престарелых, в Доме призрения, открытом жрецами не кого-нибудь, а страшной Эрешкигаль… Интересно, на кой это им?.. Ну, неважно. Так что я хочу сказать, Умник? А хочу я сказать, что я бы понял, если бы умер господин Ошеа. И ты бы это понял, верно? Поскольку господин Барроэс его ненавидел смертельно и мечтал свести с ним счеты. Предметы, принесенные нам вдовою покойного, являются предметами, необходимыми для обращения к Высшему Судье праведному, — Ницан загнул один палец. — Это раз. Далее. Что этот обряд совершал лично покойный. Два. Что обряд имел отношение к господину Ошеа. Три. И что в результате этого обряда, господин Ошеа должен был получить к своему имени прилагательное «покойный». Четыре. А на самом деле, в результате всех этих действий… — Ницан растопырил пальцы. — В результате, говорю, всех этих действий состояние господина Ошеа ничуть не изменилось по сравнению с тем, в каком он находился десять лет назад, а вот тело господина Шу-Суэна Барроэса покоится в фамильном склепе на восточной окраине Города Мертвых, в квартале Волшебной Травы Энки… С другой стороны, никаких следов насильственной смерти не установили ни персональный целитель Иштари-Каан, ни мой друг Лугальбанда… И возникает вопрос: какого черта мне не спится?!
Ницан раздраженно проглотил очередную порцию спиртного — на этот раз тяжелого аккадского муската, слишком сладкого, но источающего поистине божественный аромат.
Но сыщик недолго смаковал вкус муската. Что-то смутно забрезжило в его сознании, словно последние его слова содержали ключ к загадке.
Или, во всяком случае, один из ключей.
— Спится… — вполголоса повторил он. — Спится — не спится. Мне не спится, а, например, Лугальбанде — спится. И Ошеа Бен-Апсу… — тут он почувствовал, как по плечам его пробежал легкий озноб. Он даже протрезвел. Умник, чутко реагировавший на состояние своего хозяина, тут же поднес ему глиняную кружку с крепчайшим «Венком Ниппура».
Ницан сделал глоток — и даже не почувствовал крепости. И не потому, что коварный Лугальбанда вновь наложил заклятье на потребляемые им напитки. Просто ему вдруг показалось, что отдельные части головоломки начали складываться воедино. Нет, пока что общие очертания были достаточно туманны, а в самом центре причудливой картины зияло белое пятно.
Но…
— Нет, — сказал он после короткого раздумья и вздохнул. — Нет, Умник, так у нас ничего не получится. Давай-ка представим себя на месте… мм… на месте Высшего Судьи праведного, а?
Умник испуганно прижал уши и энергично замотал головой.
— Что? — хмуро вопросил Ницан. — Думаешь, не получится? А придется попробовать. Я буду Высшим Судьей праведным, а ты, стало быть, просителем-молебщиком. То есть, покойным господином Шу-Суэном. А господином Ошеа… — Ницан огляделся по сторонам. — А господином Ошеа будет у нас Красавчик. Он и правда ни черта не понимает в нашем деле. Итак, поехали! — сыщик удовлетворенно потер руки и грозно воззрился на демона. — Н-ну, смертный? Что побудило тебя прибегнуть к моей помощи? Валяй, — сказал он Умнику обычным голосом. — Начинай просить.
Умник принял позу умоляющего — прижал одну лапку к сердцу, вторую протянув к Ницану, и громко застучал хвостом.
— Ага, — удовлетворенно произнес Ницан, вновь входя в роль грозного божества. — Стало быть, ты просишь меня о наказании страшного преступника. Так? Виновного… — тут Ницан извлек из кармана бумажку, привезенную из Кетар-Дин, развернул ее. — Так, виновного, — прочитал он, — в преступлениях, переполнивших чашу терпения. И тут ты, понятное дело, указываешь на преступника.
Умник с готовностью кивнул и указал лапкой на зеркало.
— Так. И я проверяю — целых тридцать дней, — после чего обнаруживаю, что… — Ницан грозно нахмурился. — Обнаруживаю, что ты меня надул!
Крысенок втянул голову в плечи.
— Да-да! — вскричал Ницан. — Я обнаруживаю, что ты меня надул. Что ты осмелился требовать смерти ни в чем неповинного Красавчика… то есть, я хотел сказать, Ошеа Бен-Апсу! И тут… — он замолчал, уставившись неподвижным взглядом в пространство поверх головы Умника. — Вот так-так… — пробормотал он. — Вот так-так… В самом деле, что может произойти, если поклонник Высшего Судьи праведного обратится к своему небесному патрону с просьбой о наказании невиновного?.. Ах, проклятье! — Ницан занес было руку, чтоб снова ударить кулаком по столу, на не ударил. Разжав кулак, он задумчиво потер подбородок, после чего сказал — трезвым, негромким голосом: — Вот о чем я должен был спросить в полицейском управлении у Хранителя культа. А я не спросил. Но знаешь, что удивительно? — сыщик легонько щелкнул крысенка по носу. — Удивительно то, что я уже знаю ответ.
Умник изобразил радость неизбывную. То есть, прошелся колесом по столу, затем вспрыгнул на бронзовую чернильницу, дважды обвил ее хвостом, после чего исчез — чтобы вернуться с очередной порцией спиртного.
— А вот этого теперь мне не надо, — строго сказал Ницан. — Ты же знаешь, что я не пью при завершении дела.
На мордочке Умника появилось озадаченное выражение. Он нервно постучал хвостом и беспомощно оглянулся, видимо, пытаясь решить — кому бы подарить уже принесенную рюмку. Ницану стало жаль рапаита, поэтому он принял рюмку, но при этом строго погрозил пальцем.
Он связался по домашнему коммуникатору с клиенткой, попросив ее пригласить завтра вечером всех руководителей компании.
— Желательно было бы собрать всех в тайном святилище вашего покойного мужа, — добавил он. И отключил коммуникатор прежде, чем удивленная вдова попросила объяснений.
Затем, тяжело вздохнув, отправил Лугальбанде фантомный образ и попросил мага-эксперта также прибыть в загородный дом Барроэсов. Лугальбанда по обыкновению поворчал, но приглашение принял. Ему было любопытно, что же раскопал его непутевый друг.
После этого Ницан рухнул на койку и беспробудно проспал почти до полудня.
Следующий день он целиком посвятил приведению себя в сколько-нибудь приличный вид. Правда, это не касалось куртки и трехдневной щетины. Но вот рубашку Ницан надел ослепительно белую (спасибо Нурсаг) и даже причесался (вернее, посчитал, что причесался).
Эффект был достигнут: увидев сыщика, клиентка удивилась и ничего не спросила. Они молча прошли в тайное святилище, устроенное Шу-Суэном — домашний храм Высшего Судьи праведного.
— С вашего позволения, — сказал Ницан, стоя перед статуей грозного бога с двумя мечами, — мне кое-что понадобится… — он огляделся по сторонам. — Я специально пришел чуть раньше… Будьте добры, — обратился он к вдове, — тут нужно кое-что приготовить.
По его указанию големы принесли в святилище большой круглый стол. Поставленный посередине, он занял едва ли не все пространство маленького храма.
— Так… — пробормотал Ницан. — Теперь сюда мы положим диск.
Губы вдовы дрогнули, когда сыщик водрузил на стол хорошо знакомый ей диск, разделенный на сектора, а затем поставил на диск две толстые свечи, желтую и черную. Но госпожа Барроэс ни слова не сказала. Ницан накрыл столик покрывалом, специально приготовленным для него юной Астаг. Покрывало обладало сильной магической защитой и не позволяло никаким способом угадать, что скрывается под ним.
Ницан удовлетворенно потер руки.
— Вот так, — сказал он. — Все готово, теперь можно ждать гостей…
Ницан церемонно поклонился вдове и пригласил ее сесть на отведенное заранее место — удобное кресло у стены, задрапированной тяжелой портьерой. Сам сел напротив. Тотчас за его спиной встал голем — то ли охранник, то ли слуга. Ницан недовольно покосился на него. Ему вовсе не нравилось присутствие за спиной неподвижной фигуры. Но он промолчал и лишь зябко повел плечами, избавляясь от неприятного ощущения.
Вскоре появился Нуррикудурр Барроэс. Старший из двух кузенов хозяйки, он выглядел очень удивленным, войдя в ранее незнакомое ему помещение. Подойдя к Нурит Барроэс, он пробормотал слова приветствия и тут же сел в указанное ему кресло. Статуя божества оказалась почти точно напротив. Нуррикудурр немедленно уставился на нее. Губы у него нервно подрагивали.
Следом явился Ишти Балу — надутый, с брезгливо оттопыренной нижней губой. Хотя кресло, которое ему предложила занять вдова, находилось рядом с Нуррикудурром, Ишти Балу демонстративно пересел в другое. Вообще, кузены старались не смотреть друг на друга.
Апсу Баэль-Шуцэрр и Сарит Нир-Баэль пришли вместе. Коммерческий директор был величественно спокоен, что вполне гармонировало с его немалым весом. Генеральный менеджер сегодня, в отличие от памятного вечера, обошлась минимумом косметики и украшений — типичная деловая женщина, с привлекательными, хотя и грубоватыми чертами лица. Похоже было, что, в отличие от родственников Нурит Барроэс, они не сразу осознали непривычность помещения, в которое их привели молчаливые големы с гербом Барроэсов на глиняных лбах. Заняв места между Нуррикудурром и Ишти Балу, они оживленно переговаривались — правда, не переступая рамки приличия.
Последним в святилище вплыл Лугальбанда. Маг-эксперт смотрелся эффектно — в синей развевающейся магии, с волнистой пышной бородой и пронзительным взглядом разноцветных глаз, коим он поочередно словно пронзил каждого из присутствующих. Ницан еле заметно усмехнулся. Лугаль действительно изрядно помолодел за последнее время. Правда, теперь это Ницана не удивляло, а забавляло. Как забавляло его и то, что присутствующие старательно избегали встречаться с ним взглядами. Действительно, никто из них не знал толком, кто этот странный тип, бесцеремонно развалившийся в кресле. На прошлом приеме Нурит представила его как друга детства, но, скорее всего, в это никто не поверил.
С этого он и решил начать, подождав, пока все рассядутся и прекратят обмен негромкими репликами. Вдова вопросительно взглянула на Ницана. Сыщик кивнул и поднялся со своего места.
— Прежде всего, — сказал он, позвольте представиться. — Меня зовут Ницан Бар-Аба. Впрочем, имя мое вы уже знаете — госпожа Барроэс представляла меня вам. Другое дело, что она представила меня как друга детства, а это не совсем так. Вернее, совсем не так.
При этих словах Нуррикудурр громко заскрипел креслом, а Ишти Балу фыркнул.
— Да-да, отношения между нами носят несколько иной характер, — добавил Ницан.
После этой фразы в храме повисла тишина, и на него вытаращили глаза уже все. Кроме, разумеется, самой вдовы. Ницан не сразу понял, что причиной тому — явная двусмысленность последней фразы.
— Вот черт… — растерянно пробормотал он. — Я имел в виду совсем не… В общем, между нами отношения деловые. То есть, я хочу сказать, госпожа Барроэс — моя клиентка… — он отер салфеткой вспотевший лоб.
— Клиентка? Ничего не понимаю! — нервно воскликнул Нуррикудурр. — Вы кто такой?
Ницан успокаивающе поднял руку.
— Всего лишь частный сыщик, — сообщил он.
— Час от часу не легче, — проворчал Ишти Балу. — И чем же вы занимались по просьбе нашей кузины?
— Всего лишь обстоятельства смерти ее мужа, господина Шу-Суэна Барроэса-Лагашти, — тем же успокаивающим тоном произнес Ницан. Вынув из внутреннего карман куртки свидетельство о смерти Шу-Суэна, он прочитал: — «Свидетельство об исходе из мира живых. Мы свидетельствуем, что Шу-Суэн Барроэс ушел из мира живых в мир мертвых мирно и безболезненно, от сердечной недостаточности. Его сердце остановилось, его глаза закрылись. Слух его затворен для верхнего мира. Пусть истинное имя послужит ему ключом к воротам царства Эрешкигаль Милосердной. Настоящее свидетельство исхода из мира живых составлено целителем высшей категории Иштари-Кааном, магом-целителем Энки-Ганом и целителем первой категории Ахазом Шамашем». Ну, далее — подписи, печати… — Ницан помахал листком в воздухе. — Как видите, ничего из ряда вон выходящего.
— Вот именно! — воскликнул Нуррикудурр. — Умер от сердечной недостаточности, что ж тут странного? О каких обстоятельствах идет речь?
— Вы обо всем узнаете, — ответил Ницан. — И очень скоро. Именно для этого я вас и пригласил. То есть, пригласила и вас, и меня госпожа Барроэс. Сегодня истекает третья декада двенадцатого месяца со дня смерти господина Шу-Суэна. Оканчивается траур. Если Шу-Суэн умер своей смертью — ничего страшного, его душа будет мирно существовать в Царстве Мертвых. Но если его смерть была результатом преступления, то душа его уже не обретет покоя — целых семь лет она будет терзаться, не находя забвения. Вот потому-то госпожа Нурит Барроэс и попросила меня разобраться с этим делом — до истечения срока.
— Ну, хорошо! — снова встрял Нуррикудурр. — Все это мы прекрасно знаем. Но с чего вы взяли, что Шу-Суэн пал жертвой преступления? Насколько мне известно, и Иштари-Каан, и прочие целители, составившие свидетельство, весьма сведущие люди. Неужели они прозевали бы, если бы там было что-то подозрительное?
Остальные молчали, но было видно, что они вполне согласны с Нуррикудурром.
Вместо ответа Ницан спросил:
— Кто-нибудь из вас бывал ранее в этом помещении? Осмотритесь, не стесняйтесь!
Гости вдовы Барроэс завертели головами.
— Нет, — ответил Ишти Балу. — Нет, я здесь никогда не был.
— Я тоже, — произнес Нуррикудурр. — И должен сказать, мне здесь не нравится. Этот идол… — он ткнул пальцем в статую бога с двумя мечами. — Вообще, мне здесь как-то… — он поежился.
— Неуютно? — подхватил Ницан. — А вам? — он повернулся к Апсу Баэль-Шуцэрр. Коммерческий директор компании «Хаггай Барроэс» пожал полными плечами.
— Не знаю, — ответил он. — Я равнодушен к религии. Храм как храм. У всех у нас есть домашние святилища. Нет, я здесь никогда не был. Ну и что?
Генеральный менеджер на вопрос сыщика лишь отрицательно качнула головой.
— Самое интересное, — сказал сыщик, — что до самой смерти супруга и госпожа Барроэс не знала о том, что в доме имеется тайное святилище, устроенное Шу-Суэном. Только после его смерти госпожа Барроэс случайно обнаружила этот храм. А в нем — странные предметы, имевшие безусловное отношение к какому-то магическому ритуалу. Который, в свою очередь, показался ей связанным со смертью ее мужа. Подробности я опускаю, но, в конце концов, я тоже пришел к выводу, что господин Шу-Суэн Барроэс не умер от сердечной недостаточности, а был убит. Причиной смерти стало смертное заклятье… Но необычное, — добавил сыщик после небольшой паузы.
— Чушь! — фыркнул Нуррикудурр. — Какое еще смертное заклятье? Уж не хотите ли вы сказать, что такой опытный целитель, как Иштари-Каан не смог его распознать?
— Может быть, Иштари-Каан был в сговоре с преступниками? — предположил вдруг Ишти Балу. — Тогда почему его не пригласили сюда?
— Нет-нет, Иштари-Каан ничем не запятнал своей репутации, — поспешил ответить Ницан. — Он никоим образом не связан с преступлением. И, разумеется, он опознал бы смертное заклятье. Но вы не обратили внимания на то, что я говорю о необычном смертном заклятье. Способ убийства, избранный преступником, был слишком изощренным и не поддавался разоблачению даже такими искушенными в магических практиках целителями, как Иштари-Каан и его коллеги.
— Магические практики? — Лугальбанда покачал огромной головой. — Ты разочаровываешь меня, Ницан. Я еще не слышал, чтобы смертное заклятье, сколь изощренным бы оно ни было, не оказалось распознанным специалистом такого уровня.
— Это еще кто такой? — громким шепотом спросил Апсу Баэль-Шуцэрр у Сарит Нир-Баэль. Та молча пожала плечами.
— Простите, я забыл представить, — сказал Ницан. — Это мой друг Лугальбанда, главный маг-эксперт полицейского управления Тель-Рефаима. Он помогал мне в расследовании, и я счел возможным пригласить его на завершение следствия… Так вот, о смертных заклятьях… — он неторопливо прошелся по комнате. — Есть несколько видов смертных заклятий, — лекторским тоном начал Ницан. — Каждое из них требует особого ритуала — это понятно и всем известно. Но не всем известно, что смертные заклятия зачастую обращены к разным силам, ничего общего между собой не имеющим, за исключением сверхъестественной природы. Еще менее известен тот факт, что существует смертные заклятия, обращаемые не к злым силам, а к благим…
— Но к благим силам обращаются белые маги, — заметил Лугальбанда. — Как может существовать смертное заклятье в белой магии? Смертное заклятье — всегда преступление, вызов в наш мир темных сил. При чем тут белая магия, апеллирующая к силам добра?
— А-а, не скажи, — Ницан погрозил пальцем. — Долгое время я тоже так думал. Скажи, пожалуйста, а разве нельзя считать смертным заклятьем обращение к благим силам с просьбой наказать преступника? Формально это не смертное заклятье, а требование справедливого возмездия. Но в результате объект приложения потусторонних сил погибает — точно так же, как если бы черный маг вызвал демона смерти. Разве нет?
Лугальбанда погрузился в глубокое раздумье. Ницан продолжил — после короткой паузы:
— Я хочу тебе напомнить, Лугаль, что погибший господин Шу-Суэн Барроэс после вступления в брак с очаровательной госпожой Барроэс, — он отвесил поклон в сторону вдовы, — стал традиционалистом. Во всяком случае, формально. Господин Шу-Суэн соблюдал все ритуалы, принятые в его новом семействе, читал те же моления, распевал те же псалмы и праздновал те же праздники.
Умник слушал внимательно, только кончик хвоста чуть подрагивал.
— Ага. Господин Шу-Суэн принялся искать конкурента. И нашел его… Ну, об этом потом. Нашел, значит, и убедился в том, что сны сказали ему чистую правду. И значит, вот тут-то он и решил раз и навсегда избавиться от опасности. Ибо спустя какое-то время увидел еще одну порцию вещих снов, из которых следовало, что коварный господин Ошеа намерен не просто разрушить империю Барроэсов, но и довести до смерти господина Шу-Суэна и его супругу. Опять-таки, получает тому вполне веские, материальные подтверждения. И решает принять меры. Нанести упреждающий удар. Господин Ошеа большой хитрец, экономически его победить невозможно, ибо он распылил свое состояние по нескольким десяткам предприятий. И остается только физически устранить его. В порядке самообороны, так сказать, — Ницан вздохнул и раздраженно побарабанил пальцами по столу. Умник согласно кивнул и повторил дробь — но не пальцами, а длинным голым хвостом. — Да-а… Вот представь себе, Умник: я по какой-то причине счел тебя смертельным врагом… — Ницан хмуро взглянул на рапаита. — Что смотришь? Не за что? А кто мне с похмелья вместо нормального пойла подсунул кружку с водой? Не повод? Да за такое… — сыщик почувствовал, как захлестывает чувство незаслуженной обиды. Крысенок виновато опустил голову. — Ладно, — великодушно сказал Ницан. — Ты все-таки исправился. И, конечно, ты ни при чем. А вот представь себе, что ты — при чем! И не исправился. Не захотел исправляться, и вместо того, чтобы честно поднести мне выпивку, снова подсунул эту гадость… — Умник изо всех сил замотал головой и протестующе пискнул. — Ну я же говорю: предположим. Предположим! Итак, я понимаю, что ты желаешь моей смерти. И получаю этому неоспоримые доказательства в виде рюмки с водой… — Ницан скривился. — Тьфу, гадость… Словом, деваться мне некуда — я должен избавиться от опасности. Верно? Иначе я, в конце концов, от воды загнусь. Никто этого всерьез не принимает! Никто! И не понимает! Сволочи! — сыщик изо всех сил стукнул кулаком по столу. Чернильница, на которой сидел рапаит, подпрыгнула, а сам крысенок кубарем скатился со стола и спрятался за ножку, настороженно поглядывая на хозяина блестящими глазками-бусинами. Ницан озадаченно посмотрел на опустевшую чернильницу, перевел взгляд на Умника. — Кажется, я совсем запутался… — пробормотал он. Умник немедленно взлетел на стол и протянул сыщику высокий стакан, доверху заполненный густой темно-красной жидкостью. — Ага, — сказал Ницан. — Вот-вот, молодец. Исправляешься…
Освежив память, он крякнул, отставил пустой стакан в сторону и продолжил — тоном ниже:
— Короче, я, вроде бы, принимаю меры, которые должны решить мои проблемы радикально — спровадить на тот свет… Э-э, хватит обо мне и тебе, дружок, — сказал Ницан. — В общем, ты меня понял. Муженек нашей клиентки, блаженной памяти господин Шу-Суэн Барроэс, был уверен в том, что у него есть смертельный враг, Ошеа, истинный конкурент империи Барроэс. Он даже проговаривается однажды своей супруге, что готов прикончить этого Ошеа. Во всяком случае, именно так я трактую его высказывание, что, мол, недолго этому негодяю осквернять своим присутствием мир живых. Иными словами, скоро, мол, этот негодяй отправится в мир мертвых… — Ницан задумался, потом пояснил: — Негодяй — это покойный так считал, я просто повторяю. У меня нет ровным счетом никаких оснований считать господина Ошеа негодяем… Да, так вот. Господин Шу-Суэн Барроэс считал господина Ошеа преступником и убийцей, на совести у которого было много чего, и к тому же — угрожающим его собственной жизни. И господин Шу-Суэн Барроэс, в девичестве — Лагаши, умирает. Можем ли мы предположить, что его подозрения относительно господина Ошеа были справедливы? Нет, ибо господин Ошеа не является ни негодяем, ни, тем более, убийцей. Мало того, господин Ошеа ни в чем не конкурирует с господином Шу-Суэном! Господин Ошеа — старый и очень больной человек, знать не знающий ни о господине Барроэсе-Лагаши, ни о его ненависти. Господин Ошеа мирно доживает немногие оставшиеся ему дни в приюте для престарелых, в Доме призрения, открытом жрецами не кого-нибудь, а страшной Эрешкигаль… Интересно, на кой это им?.. Ну, неважно. Так что я хочу сказать, Умник? А хочу я сказать, что я бы понял, если бы умер господин Ошеа. И ты бы это понял, верно? Поскольку господин Барроэс его ненавидел смертельно и мечтал свести с ним счеты. Предметы, принесенные нам вдовою покойного, являются предметами, необходимыми для обращения к Высшему Судье праведному, — Ницан загнул один палец. — Это раз. Далее. Что этот обряд совершал лично покойный. Два. Что обряд имел отношение к господину Ошеа. Три. И что в результате этого обряда, господин Ошеа должен был получить к своему имени прилагательное «покойный». Четыре. А на самом деле, в результате всех этих действий… — Ницан растопырил пальцы. — В результате, говорю, всех этих действий состояние господина Ошеа ничуть не изменилось по сравнению с тем, в каком он находился десять лет назад, а вот тело господина Шу-Суэна Барроэса покоится в фамильном склепе на восточной окраине Города Мертвых, в квартале Волшебной Травы Энки… С другой стороны, никаких следов насильственной смерти не установили ни персональный целитель Иштари-Каан, ни мой друг Лугальбанда… И возникает вопрос: какого черта мне не спится?!
Ницан раздраженно проглотил очередную порцию спиртного — на этот раз тяжелого аккадского муската, слишком сладкого, но источающего поистине божественный аромат.
Но сыщик недолго смаковал вкус муската. Что-то смутно забрезжило в его сознании, словно последние его слова содержали ключ к загадке.
Или, во всяком случае, один из ключей.
— Спится… — вполголоса повторил он. — Спится — не спится. Мне не спится, а, например, Лугальбанде — спится. И Ошеа Бен-Апсу… — тут он почувствовал, как по плечам его пробежал легкий озноб. Он даже протрезвел. Умник, чутко реагировавший на состояние своего хозяина, тут же поднес ему глиняную кружку с крепчайшим «Венком Ниппура».
Ницан сделал глоток — и даже не почувствовал крепости. И не потому, что коварный Лугальбанда вновь наложил заклятье на потребляемые им напитки. Просто ему вдруг показалось, что отдельные части головоломки начали складываться воедино. Нет, пока что общие очертания были достаточно туманны, а в самом центре причудливой картины зияло белое пятно.
Но…
— Нет, — сказал он после короткого раздумья и вздохнул. — Нет, Умник, так у нас ничего не получится. Давай-ка представим себя на месте… мм… на месте Высшего Судьи праведного, а?
Умник испуганно прижал уши и энергично замотал головой.
— Что? — хмуро вопросил Ницан. — Думаешь, не получится? А придется попробовать. Я буду Высшим Судьей праведным, а ты, стало быть, просителем-молебщиком. То есть, покойным господином Шу-Суэном. А господином Ошеа… — Ницан огляделся по сторонам. — А господином Ошеа будет у нас Красавчик. Он и правда ни черта не понимает в нашем деле. Итак, поехали! — сыщик удовлетворенно потер руки и грозно воззрился на демона. — Н-ну, смертный? Что побудило тебя прибегнуть к моей помощи? Валяй, — сказал он Умнику обычным голосом. — Начинай просить.
Умник принял позу умоляющего — прижал одну лапку к сердцу, вторую протянув к Ницану, и громко застучал хвостом.
— Ага, — удовлетворенно произнес Ницан, вновь входя в роль грозного божества. — Стало быть, ты просишь меня о наказании страшного преступника. Так? Виновного… — тут Ницан извлек из кармана бумажку, привезенную из Кетар-Дин, развернул ее. — Так, виновного, — прочитал он, — в преступлениях, переполнивших чашу терпения. И тут ты, понятное дело, указываешь на преступника.
Умник с готовностью кивнул и указал лапкой на зеркало.
— Так. И я проверяю — целых тридцать дней, — после чего обнаруживаю, что… — Ницан грозно нахмурился. — Обнаруживаю, что ты меня надул!
Крысенок втянул голову в плечи.
— Да-да! — вскричал Ницан. — Я обнаруживаю, что ты меня надул. Что ты осмелился требовать смерти ни в чем неповинного Красавчика… то есть, я хотел сказать, Ошеа Бен-Апсу! И тут… — он замолчал, уставившись неподвижным взглядом в пространство поверх головы Умника. — Вот так-так… — пробормотал он. — Вот так-так… В самом деле, что может произойти, если поклонник Высшего Судьи праведного обратится к своему небесному патрону с просьбой о наказании невиновного?.. Ах, проклятье! — Ницан занес было руку, чтоб снова ударить кулаком по столу, на не ударил. Разжав кулак, он задумчиво потер подбородок, после чего сказал — трезвым, негромким голосом: — Вот о чем я должен был спросить в полицейском управлении у Хранителя культа. А я не спросил. Но знаешь, что удивительно? — сыщик легонько щелкнул крысенка по носу. — Удивительно то, что я уже знаю ответ.
Умник изобразил радость неизбывную. То есть, прошелся колесом по столу, затем вспрыгнул на бронзовую чернильницу, дважды обвил ее хвостом, после чего исчез — чтобы вернуться с очередной порцией спиртного.
— А вот этого теперь мне не надо, — строго сказал Ницан. — Ты же знаешь, что я не пью при завершении дела.
На мордочке Умника появилось озадаченное выражение. Он нервно постучал хвостом и беспомощно оглянулся, видимо, пытаясь решить — кому бы подарить уже принесенную рюмку. Ницану стало жаль рапаита, поэтому он принял рюмку, но при этом строго погрозил пальцем.
Он связался по домашнему коммуникатору с клиенткой, попросив ее пригласить завтра вечером всех руководителей компании.
— Желательно было бы собрать всех в тайном святилище вашего покойного мужа, — добавил он. И отключил коммуникатор прежде, чем удивленная вдова попросила объяснений.
Затем, тяжело вздохнув, отправил Лугальбанде фантомный образ и попросил мага-эксперта также прибыть в загородный дом Барроэсов. Лугальбанда по обыкновению поворчал, но приглашение принял. Ему было любопытно, что же раскопал его непутевый друг.
После этого Ницан рухнул на койку и беспробудно проспал почти до полудня.
Следующий день он целиком посвятил приведению себя в сколько-нибудь приличный вид. Правда, это не касалось куртки и трехдневной щетины. Но вот рубашку Ницан надел ослепительно белую (спасибо Нурсаг) и даже причесался (вернее, посчитал, что причесался).
Эффект был достигнут: увидев сыщика, клиентка удивилась и ничего не спросила. Они молча прошли в тайное святилище, устроенное Шу-Суэном — домашний храм Высшего Судьи праведного.
— С вашего позволения, — сказал Ницан, стоя перед статуей грозного бога с двумя мечами, — мне кое-что понадобится… — он огляделся по сторонам. — Я специально пришел чуть раньше… Будьте добры, — обратился он к вдове, — тут нужно кое-что приготовить.
По его указанию големы принесли в святилище большой круглый стол. Поставленный посередине, он занял едва ли не все пространство маленького храма.
— Так… — пробормотал Ницан. — Теперь сюда мы положим диск.
Губы вдовы дрогнули, когда сыщик водрузил на стол хорошо знакомый ей диск, разделенный на сектора, а затем поставил на диск две толстые свечи, желтую и черную. Но госпожа Барроэс ни слова не сказала. Ницан накрыл столик покрывалом, специально приготовленным для него юной Астаг. Покрывало обладало сильной магической защитой и не позволяло никаким способом угадать, что скрывается под ним.
Ницан удовлетворенно потер руки.
— Вот так, — сказал он. — Все готово, теперь можно ждать гостей…
Ницан церемонно поклонился вдове и пригласил ее сесть на отведенное заранее место — удобное кресло у стены, задрапированной тяжелой портьерой. Сам сел напротив. Тотчас за его спиной встал голем — то ли охранник, то ли слуга. Ницан недовольно покосился на него. Ему вовсе не нравилось присутствие за спиной неподвижной фигуры. Но он промолчал и лишь зябко повел плечами, избавляясь от неприятного ощущения.
Вскоре появился Нуррикудурр Барроэс. Старший из двух кузенов хозяйки, он выглядел очень удивленным, войдя в ранее незнакомое ему помещение. Подойдя к Нурит Барроэс, он пробормотал слова приветствия и тут же сел в указанное ему кресло. Статуя божества оказалась почти точно напротив. Нуррикудурр немедленно уставился на нее. Губы у него нервно подрагивали.
Следом явился Ишти Балу — надутый, с брезгливо оттопыренной нижней губой. Хотя кресло, которое ему предложила занять вдова, находилось рядом с Нуррикудурром, Ишти Балу демонстративно пересел в другое. Вообще, кузены старались не смотреть друг на друга.
Апсу Баэль-Шуцэрр и Сарит Нир-Баэль пришли вместе. Коммерческий директор был величественно спокоен, что вполне гармонировало с его немалым весом. Генеральный менеджер сегодня, в отличие от памятного вечера, обошлась минимумом косметики и украшений — типичная деловая женщина, с привлекательными, хотя и грубоватыми чертами лица. Похоже было, что, в отличие от родственников Нурит Барроэс, они не сразу осознали непривычность помещения, в которое их привели молчаливые големы с гербом Барроэсов на глиняных лбах. Заняв места между Нуррикудурром и Ишти Балу, они оживленно переговаривались — правда, не переступая рамки приличия.
Последним в святилище вплыл Лугальбанда. Маг-эксперт смотрелся эффектно — в синей развевающейся магии, с волнистой пышной бородой и пронзительным взглядом разноцветных глаз, коим он поочередно словно пронзил каждого из присутствующих. Ницан еле заметно усмехнулся. Лугаль действительно изрядно помолодел за последнее время. Правда, теперь это Ницана не удивляло, а забавляло. Как забавляло его и то, что присутствующие старательно избегали встречаться с ним взглядами. Действительно, никто из них не знал толком, кто этот странный тип, бесцеремонно развалившийся в кресле. На прошлом приеме Нурит представила его как друга детства, но, скорее всего, в это никто не поверил.
С этого он и решил начать, подождав, пока все рассядутся и прекратят обмен негромкими репликами. Вдова вопросительно взглянула на Ницана. Сыщик кивнул и поднялся со своего места.
— Прежде всего, — сказал он, позвольте представиться. — Меня зовут Ницан Бар-Аба. Впрочем, имя мое вы уже знаете — госпожа Барроэс представляла меня вам. Другое дело, что она представила меня как друга детства, а это не совсем так. Вернее, совсем не так.
При этих словах Нуррикудурр громко заскрипел креслом, а Ишти Балу фыркнул.
— Да-да, отношения между нами носят несколько иной характер, — добавил Ницан.
После этой фразы в храме повисла тишина, и на него вытаращили глаза уже все. Кроме, разумеется, самой вдовы. Ницан не сразу понял, что причиной тому — явная двусмысленность последней фразы.
— Вот черт… — растерянно пробормотал он. — Я имел в виду совсем не… В общем, между нами отношения деловые. То есть, я хочу сказать, госпожа Барроэс — моя клиентка… — он отер салфеткой вспотевший лоб.
— Клиентка? Ничего не понимаю! — нервно воскликнул Нуррикудурр. — Вы кто такой?
Ницан успокаивающе поднял руку.
— Всего лишь частный сыщик, — сообщил он.
— Час от часу не легче, — проворчал Ишти Балу. — И чем же вы занимались по просьбе нашей кузины?
— Всего лишь обстоятельства смерти ее мужа, господина Шу-Суэна Барроэса-Лагашти, — тем же успокаивающим тоном произнес Ницан. Вынув из внутреннего карман куртки свидетельство о смерти Шу-Суэна, он прочитал: — «Свидетельство об исходе из мира живых. Мы свидетельствуем, что Шу-Суэн Барроэс ушел из мира живых в мир мертвых мирно и безболезненно, от сердечной недостаточности. Его сердце остановилось, его глаза закрылись. Слух его затворен для верхнего мира. Пусть истинное имя послужит ему ключом к воротам царства Эрешкигаль Милосердной. Настоящее свидетельство исхода из мира живых составлено целителем высшей категории Иштари-Кааном, магом-целителем Энки-Ганом и целителем первой категории Ахазом Шамашем». Ну, далее — подписи, печати… — Ницан помахал листком в воздухе. — Как видите, ничего из ряда вон выходящего.
— Вот именно! — воскликнул Нуррикудурр. — Умер от сердечной недостаточности, что ж тут странного? О каких обстоятельствах идет речь?
— Вы обо всем узнаете, — ответил Ницан. — И очень скоро. Именно для этого я вас и пригласил. То есть, пригласила и вас, и меня госпожа Барроэс. Сегодня истекает третья декада двенадцатого месяца со дня смерти господина Шу-Суэна. Оканчивается траур. Если Шу-Суэн умер своей смертью — ничего страшного, его душа будет мирно существовать в Царстве Мертвых. Но если его смерть была результатом преступления, то душа его уже не обретет покоя — целых семь лет она будет терзаться, не находя забвения. Вот потому-то госпожа Нурит Барроэс и попросила меня разобраться с этим делом — до истечения срока.
— Ну, хорошо! — снова встрял Нуррикудурр. — Все это мы прекрасно знаем. Но с чего вы взяли, что Шу-Суэн пал жертвой преступления? Насколько мне известно, и Иштари-Каан, и прочие целители, составившие свидетельство, весьма сведущие люди. Неужели они прозевали бы, если бы там было что-то подозрительное?
Остальные молчали, но было видно, что они вполне согласны с Нуррикудурром.
Вместо ответа Ницан спросил:
— Кто-нибудь из вас бывал ранее в этом помещении? Осмотритесь, не стесняйтесь!
Гости вдовы Барроэс завертели головами.
— Нет, — ответил Ишти Балу. — Нет, я здесь никогда не был.
— Я тоже, — произнес Нуррикудурр. — И должен сказать, мне здесь не нравится. Этот идол… — он ткнул пальцем в статую бога с двумя мечами. — Вообще, мне здесь как-то… — он поежился.
— Неуютно? — подхватил Ницан. — А вам? — он повернулся к Апсу Баэль-Шуцэрр. Коммерческий директор компании «Хаггай Барроэс» пожал полными плечами.
— Не знаю, — ответил он. — Я равнодушен к религии. Храм как храм. У всех у нас есть домашние святилища. Нет, я здесь никогда не был. Ну и что?
Генеральный менеджер на вопрос сыщика лишь отрицательно качнула головой.
— Самое интересное, — сказал сыщик, — что до самой смерти супруга и госпожа Барроэс не знала о том, что в доме имеется тайное святилище, устроенное Шу-Суэном. Только после его смерти госпожа Барроэс случайно обнаружила этот храм. А в нем — странные предметы, имевшие безусловное отношение к какому-то магическому ритуалу. Который, в свою очередь, показался ей связанным со смертью ее мужа. Подробности я опускаю, но, в конце концов, я тоже пришел к выводу, что господин Шу-Суэн Барроэс не умер от сердечной недостаточности, а был убит. Причиной смерти стало смертное заклятье… Но необычное, — добавил сыщик после небольшой паузы.
— Чушь! — фыркнул Нуррикудурр. — Какое еще смертное заклятье? Уж не хотите ли вы сказать, что такой опытный целитель, как Иштари-Каан не смог его распознать?
— Может быть, Иштари-Каан был в сговоре с преступниками? — предположил вдруг Ишти Балу. — Тогда почему его не пригласили сюда?
— Нет-нет, Иштари-Каан ничем не запятнал своей репутации, — поспешил ответить Ницан. — Он никоим образом не связан с преступлением. И, разумеется, он опознал бы смертное заклятье. Но вы не обратили внимания на то, что я говорю о необычном смертном заклятье. Способ убийства, избранный преступником, был слишком изощренным и не поддавался разоблачению даже такими искушенными в магических практиках целителями, как Иштари-Каан и его коллеги.
— Магические практики? — Лугальбанда покачал огромной головой. — Ты разочаровываешь меня, Ницан. Я еще не слышал, чтобы смертное заклятье, сколь изощренным бы оно ни было, не оказалось распознанным специалистом такого уровня.
— Это еще кто такой? — громким шепотом спросил Апсу Баэль-Шуцэрр у Сарит Нир-Баэль. Та молча пожала плечами.
— Простите, я забыл представить, — сказал Ницан. — Это мой друг Лугальбанда, главный маг-эксперт полицейского управления Тель-Рефаима. Он помогал мне в расследовании, и я счел возможным пригласить его на завершение следствия… Так вот, о смертных заклятьях… — он неторопливо прошелся по комнате. — Есть несколько видов смертных заклятий, — лекторским тоном начал Ницан. — Каждое из них требует особого ритуала — это понятно и всем известно. Но не всем известно, что смертные заклятия зачастую обращены к разным силам, ничего общего между собой не имеющим, за исключением сверхъестественной природы. Еще менее известен тот факт, что существует смертные заклятия, обращаемые не к злым силам, а к благим…
— Но к благим силам обращаются белые маги, — заметил Лугальбанда. — Как может существовать смертное заклятье в белой магии? Смертное заклятье — всегда преступление, вызов в наш мир темных сил. При чем тут белая магия, апеллирующая к силам добра?
— А-а, не скажи, — Ницан погрозил пальцем. — Долгое время я тоже так думал. Скажи, пожалуйста, а разве нельзя считать смертным заклятьем обращение к благим силам с просьбой наказать преступника? Формально это не смертное заклятье, а требование справедливого возмездия. Но в результате объект приложения потусторонних сил погибает — точно так же, как если бы черный маг вызвал демона смерти. Разве нет?
Лугальбанда погрузился в глубокое раздумье. Ницан продолжил — после короткой паузы:
— Я хочу тебе напомнить, Лугаль, что погибший господин Шу-Суэн Барроэс после вступления в брак с очаровательной госпожой Барроэс, — он отвесил поклон в сторону вдовы, — стал традиционалистом. Во всяком случае, формально. Господин Шу-Суэн соблюдал все ритуалы, принятые в его новом семействе, читал те же моления, распевал те же псалмы и праздновал те же праздники.