Пройдя зал алтарей, госпожа Барроэс прошла в наименее освещенную часть помещения. Ницан немного замешкался, и вдова недовольно оглянулась. Подойдя к ней, сыщик увидел в стене небольшую дверь, обитую медными полосами.
   — Я случайно ее обнаружила, — негромко сказала вдова. — Она была прикрыта куском холста, раскрашенным под цвет стены. Пойдемте.
   За дверью оказалось небольшое и неожиданно хорошо освещенное помещение. Свет проникал из двух окон под потолком.
   — Как вы думаете, — спросила вдова, указывая на небольшое, в три локтя высотой, изваяние в простенке, — что это за статуя?
   Ницан внимательно осмотрел скульптуру из розового мрамора, изображавшую мужчину в длинной просторной одежде. Голову покрывал остроконечный колпак, глаза были закрыты, а уголки губ сурово опущены. В обеих руках мужчина держал по одинаковому прямому мечу, острия которых соединялись над головой, образуя нечто вроде треугольной арки.
   — Я бы подумал, что это небесный судья Баэль-Дин, — задумчиво сказал он. — Если бы не второй меч…
   — Вот-вот, — вдова кивнула. — То же самое подумала я. В любом случае, похоже, мой муж бывал здесь регулярно, а в последний год — еще и часто.
   — И здесь вы нашли те самые предметы?
   — Да, вот в этом месте, — госпожа Нурит указала на мраморный круг, вмурованный в пол у ног статуи. — Свечи стояли точно посередине, а деревянный диск — чуть смещен к ногам изваяния. Вот так, — она показала.
   Ницан присел на корточки. Круг был засыпан тонким слоем пепла. Там, где, по словам вдовы умершего, лежал деревянный диск, слой был тоньше.
   — Интересно, — пробормотал сыщик. — Вы же сказали, что ваш муж тоже был традиционалистом?
   — Стал традиционалистом, — поправила госпожа Барроэс. — Но какой культ исповедовала его семья, мне не известно. Он не рассказывал, я не спрашивала. Честно говоря, меня это мало интересовало. До недавних пор.
   — А откуда родом был господин… мм… Шу-Суэн? — поинтересовался Ницан. Одновременно он осторожно положил щепотку пепла в носовой платок, увязал сложным узлом и мысленно произнес соответствующее заклинание. Спрятав платок с пеплом в карман, он выпрямился и выжидательно посмотрел на вдову.
   — Что? Ах да, вы спросили о его родине… — госпожа Барроэс нахмурилась. — Он родился недалеко от Ниппура, в какой-то деревушке. Я и названия ее не помню. Кетар-Дин, Кефар-Дин… Что-то такое. Когда мы с ним познакомились, он уже не менее десяти лет жил в Тель-Рефаиме.
   — Понятно. И ни с кем из его родных или земляков вы не были знакомы?
   Она отрицательно качнула головой.
   Ницан вздохнул, еще раз обвел взглядом тайное святилище господина Шу-Суэна.
   — Ну, хорошо, — сказал он. — А теперь расскажите мне чуть подробнее о членах правления вашей компании.
   — Но я бы не хотела оставаться здесь, — сказала вдова. — Мне все время кажется, что дух моего мужа витает под этим сводом… — она передернула плечами. — Пойдемте в столовую. Туда подадут напитки и сладости. Там я отвечу на все ваши вопросы.
   Ницан с удовольствием принял ее предложение. Во-первых, он и сам чувствовал себя неуютно, стоя у статуи божества незнакомого, но грозного — судя по двум мечам. А во-вторых, от магического поля, явно ощущавшегося в святилище, у него пересохло горло. Центром поля была статуя неизвестного божества — из чего Ницан сделал логичный вывод, что это божество существовало в действительности.
   В столовой, вполне способной вместить несколько тысяч гостей, уже был накрыт небольшой круглый стол, совершенно терявшийся в тени одной из колонн, подпиравших крышу. Сев на указанный стул с высокой спинкой, Ницан с опаской посмотрел на неподвижных големов.
   Словно отвечая на не прозвучавший вопрос, госпожа Барроэс заметила:
   — В отличие от мужа, меня не раздражают слуги за обеденным столом. Тем более — големы. Что вы предпочитаете выпить, господин Ницан? Есть ниппурское красное, есть пальмовое вино с Тростникового моря. И, конечно, ваша любимая лагашская горькая настойка. Но, может быть, вы предпочтете напитки послабее? В таком случае — пиво. Есть ячменное, есть просяное. И пшеничное, разумеется. Итак?
   Ницан почувствовал, как на лбу проступает холодный пот.
   — Нет ничего страшнее необходимости выбора… — пробормотал он.
   — Что-что? — не расслышала вдова.
   — Ничего, — Ницан зажмурил глаза и ткнул наугад в сторону бутылок и графинов, стоявших на столике. — Давайте вот это, — открыв глаза, он увидел, что палец его указывает на бутылку с пальмовым вином. Тотчас один из големов ожил, наполнил его бокал густой темно-красной, почти черной жидкостью. Другой голем в это же время наливал яблочный сок в высокий узкий стакан госпожи Барроэс.
   Подождав, пока сыщик утолит жажду, вдова сказала:
   — Теперь можете задавать вопросы. Вы хотели услышать какие-то подробности о членах руководства компании? Что именно вас интересует?
   Ницан и сам толком не знал, что его интересует. Тем не менее, он сказал:
   — Для начала — чем занимается каждый. Круг обязанностей. Как складывались отношения между ними — и вашим покойным мужем. Что изменилось с его смертью — опять-таки, для каждого из них… Ну, и для вас, разумеется, — добавил он, смягчая смысл своих слов широкой улыбкой.
   Улыбка вдову не обманула. Госпожа Барроэс гневно нахмурилась, щеки ее порозовели.
   — На что вы намекаете? — возмущенно вопросила она. — Уж не думаете ли вы, что я сама убила своего мужа — неизвестным способом, — а потом сама же обратилась к вам с тем, чтобы вы расследовали это дело? Зачем мне это нужно? Ведь официальное заключение никто не оспаривает!
   — Кроме вас, — сказал Ницан, одаривая собеседницу еще одной улыбкой.
   Вдова растерянно захлопала глазами. Ницан поспешил объяснить:
   — Видите ли, в некоторых случаях убийца заинтересован в установлении истины даже больше, чем официальные инстанции. Лучше понести наказание здесь, в этом мире, чем испытать гнев неумолимой Эрешкигаль в мире потустороннем, — произнеся имя страшной повелительницы мертвых, сыщик вновь испытал сухость в горле. Повернувшись к голему, он указал на свой бокал. Но слуга, видимо, воспринимал только приказы своей госпожи, а та не обратила внимания на жесты гостя.
   После непродолжительной паузы она сказала:
   — Совет директоров состоит из пяти человек. Как я уже говорила, кроме моего мужа, в него входят еще четыре директора. Двое из них — мои родственники, двоюродные братья: вице-президент нашей компании Ишти Балу и Нуррикудурр Барроэс. Господин Апсу Баэль-Шуцэрр. Госпожа Сарит Нир-Баэль.
   — Я бы хотел получить досье на каждого из них.
   Вдова щелкнула пальцами. Тотчас голем, стоявший за спиной Ницана, положил перед ним объемистую папку. По второму щелчку хозяйки он все-таки наполнил бокал гостя.
   Ницан рассеянно полистал папку, обратил внимание на наличие портретов всех четырех директоров.
   — Да, — сказал он. — Действительно, полное досье. И наверняка содержит много любопытных фактов. С вашего позволения, я возьму это с собой и изучу дома тщательнейшим образом.
   Госпожа Барроэс согласно кивнула.
   — Но мне бы хотелось составить личное впечатление об этих господах, — продолжил Ницан. — Надеюсь, вы сможете устроить так, чтобы я мог с ними встретиться? Желательно, поскорее?
   — Нет ничего проще, — ответила вдова после минутного раздумья. — Через три дня — одиннадцать месяцев со дня смерти Шу-Суэна. На поминальную трапезу сойдутся все родные и близкие. И, разумеется, директора компании. У вас будет прекрасная возможность пообщаться с ними со всеми. А представлю я вас… — она нахмурилась. — Например, другом детства.
   Ницан чуть поморщился.
   — Вы уверены, что среди приглашенных не будет никого из тех, кто помнит ваше детство и ваших детских друзей? — спросил он.
   — Уверена, — ответила вдова.
   — Хорошо, — Ницан кивнул с неохотой. — Наверное, это неплохая идея… Скажите, госпожа Барроэс, а были ли у вашего мужа враги? Я понимаю, что этот вопрос кажется банальным. Но все-таки…
   Ницан был уверен, что услышит отрицательный ответ. Но вдова вдруг сказала:
   — Был один человек… — и снова замолчала.
   Ницан насторожился.
   — Продолжайте, — произнес он. — Значит, по крайней мере, один враг у господина Шу-Суэна имелся?
   — Не знаю.
   Ницан удивленно взглянул на собеседницу.
   — Ну, да! — раздраженно повторила она. — Не знаю! То есть, был один человек, говоря о котором мой покойный муж, как мне кажется, испытывал гнев и страх. Несколько раз он даже сказал: «Этот Ошеа желает моей смерти».
   — Как вы сказали? Ошеа?
   — Ошеа Бен-Апсу.
   — Кто он такой?
   — Понятия не имею.
   — Ваш конкурент?
   — Говорю же — не знаю! — воскликнула вдова. — Это имя я слышала два или три раза от мужа! И все.
   — Так, — протянул Ницан. — Так. Но, хотя бы, при каких обстоятельствах он произносил это имя? В связи с чем? Ну не просто же так — мол, вот, дорогая, не положить ли тебе пирожного, а этот Ошеа желает моей смерти?
   Вдова нахмурилась.
   — В связи с чем? — повторила она. Взгляд ее прояснился. — Ах, да! В связи с пророческими снами. Да-да, именно так!
   — Э-э… — промямлил Ницан, просящее поглядывая на голема. — Э-э… снами? Вот оно что… — он понял, что, все-таки, влип. Сновидения — прерогатива повелителей подземного царства. Никакого желания вмешиваться в их дела у Ницана не было. Но, похоже, придется. Удрученно покрутив в руках пустой бокал, сыщик вновь бросил молящий взгляд на голема.
   Странно. На жесты великан не реагировал, а на взгляды — среагировал немедленно. И, что самое интересное, среагировал, с точки зрения Ницана, совершенно правильно, наполнив его бокал не сладким вином, а прозрачной и крепкой лагашской горькой настойкой. Вдова недоуменно посмотрела на сыщика, который, с выражением блаженства на лице, опустошил бокал, откинулся в кресле.
   — Э-э… — снова повторил Ницан, с трудом удерживаясь от желания зевнуть. — Сны. Очень хорошо. И что же за сны видел ваш муж перед смертью?
   — По-моему, с вас хватит, — заметила вдова. — Впрочем, как хотите. Что за сны? Вы спрашиваете, о каких снах идет речь?
   — Именно, — Ницан энергично кивнул, едва не ударившись лбом о крышку стола. — Именно это я и спрашиваю.
   Вдова пожала плечами.
   — Разумеется, о вещих, — ответила она. — Полтора года назад, в канун Нового года мой муж впервые заговорил о вещем сне. Он был озабочен. Весьма озабочен. По его словам выходило, что боги предупреждают его о великой опасности.
   Ницан собрал всю свою волю, чтобы не поддаться расслабляющему действию убойной смеси — ячменного пива, пальмового крепкого и лагашской горькой. Никому другому это бы нипочем не удалось, но наш сыщик обладал опытом потребления напитков, поставляемых из Изнанки Мира, а эффект, ими производимый, и сравнивать с земным эффектом нельзя. Словом, после нескольких мгновений мучительной борьбы с самим собой, сыщик сумел сосредоточиться.
   — Значит, ваш муж в течение последних полутора лет видел вещие сны? — уточнил Ницан. Он старался говорить, не разжимая зубов. Это позволяло удерживаться от зевков. — Очень, очень интересно. Именно из сновидений он узнал о грозящей опасности.
   — Представьте себе.
   Ницан попытался. Не получилось. Он тяжело вздохнул.
   — Пожалуй, я пойду, — сказал он. — Если вы не возражаете. Надобно мне подумать, — он поднялся из-за стола. — А вот эти игрушки, — сыщик указал на пакет со свечами и прочими загадочными предметами, — я прихвачу с собой.
   — Я могу вас отвезти, — предложила вдова. Вспомнив предыдущую поездку, Ницан энергично замотал головой.
   — Не беспокойтесь, — он вежливо улыбнулся. — Прогулка по свежему воздуху — именно то, в чем я сейчас нуждаюсь.
   — Что ж, прекрасно, — вдова тоже поднялась со своего места. — Я провожу вас.
   Они вернулись той же дорогой, но уже без захода в семейное святилище. У ворот госпожа Барроэс вдруг сказала:
   — Вынуждена вас разочаровать, господин Бар-Аба. Я не боюсь гнева Эрешкигаль. Я вообще ничего не боюсь. Всего хорошего.
   Прежде, чем Ницан успел сообразить, к чему она эта сказала, ворота захлопнулись, и он оказался на улице.
   Едва захлопнулись ворота виллы, как он пожалел о том, что отказался от великодушного предложения госпожи Барроэс его подвезти. Подобно большинству богачей Тель-Рефаима, семейство Барроэс предпочитало жить столь далеко от центра города, что пешая прогулка могла занять никак не меньше четырех-пяти часов. При этом солнце с небосвода палило нещадно, а глаза Ницана слипались от сильнейшего желания спать. Желание, по всей видимости, стало побочным эффектом смешения пальмового крепкого и лагашской горькой, приправленных ячменным пивом.
   Сыщик с трудом переставлял ватные ноги, чувствуя, что может и не дойти до дома. Винные пары, переполнявшие его, готовы были с минуты на минуту закипеть. А трасса, соединявшая квартал роскошных вилл с центром города, была пуста.
   Преодолев что-то около пятисот локтей, Ницан обнаружил большой плоский камень, словно специально оставленный в тени под большой пальмой, одиноко росшей на обочине. Прежде, чем усесться, он осторожно потрогал гладкую, словно отполированную поверхность — камень мог изрядно накалиться от солнечных лучей, так что севший на него сыщик рисковал превратиться в не поданное к столу Нурит Барроэс экзотическое блюдо: сыщик, запеченный на камне, в винно-пивном соусе.
   Но шероховатая поверхность камня оказалась восхитительно-прохладной — тень от пальмы укрывала камень от палящих лучей.
   Ницан сел (вернее было бы сказать — упал) на камень, облегченно прислонился к столь же прохладному и шероховатому стволу и закрыл глаза.
   — Вещие сны… — пробормотал он, погружаясь в полудрему. — Хорошо бы мне сейчас тоже увидеть вещий сон…
   Но вместо того, чтобы увидеть вещий сон, он услышал пронзительный звук автомобильного сигнала. Он не сразу разлепил глаза и без особого любопытства уставился в притормозивший автомобиль. Только через несколько мгновений он узнал «онагр-101», принадлежавший его заказчице.
   С трудом поднявшись на ноги, Ницан сделал несколько шагов к машине. И едва не упал. По счастью, госпожа Барроэс уже вышла из машины и успела его поддержать. С ее помощью Ницан приблизился к «онагру», взялся за ручку двери.
   И с удивлением обнаружил, что сонное состояние прошло. Словно по мановению руки. Вдова тоже заметила это, нахмурилась было. Видимо, подумала, что Ницан устраивал какой-то розыгрыш — непонятный, но оскорбительный.
   — Решила, что, все-таки, подвезу вас, — сухо сообщила она. — До города далеко, день сегодня жаркий, а вы в себя влили спиртного больше, чем разумный человек может вынести.
   — Ерунда, — махнул рукой Ницан, вполне оправившийся от дремоты. — Вашими стараниями, я чувствую себя вполне обеспеченным человеком. Могу, в крайнем случае, на такси добраться, — для вящей убедительности, он полез во внутренний карман, чтобы продемонстрировать деньги госпоже Барроэс.
   Рука схватила пустоту.
   — Вот сволочи… — пробормотал сыщик, потерянно оглядываясь по сторонам. — Вот ведь гады какие…
   — Садитесь, — усмехнувшись, сказала вдова. — Обойдемся на сегодня без такси. Тем более, я вспомнила кое-что еще.
   Ницан сел, продолжая переживать исчезновение денег. Воришка воспользовался его коротким сном и выудил из кармана кругленькую сумму. Хорош сыщик, нечего сказать! Конечно, можно было бы, с помощью жезла, определить ментальный след преступника, но… Ницан тяжело вздохнул и тотчас вспомнил о заклятии, которое суровый Лугальбанда наложил на его полицейский жезл.
   Вдова повернула ключ зажигания, двигатель зарычал.
   — Стойте! — воскликнул Ницан. — А сумка? Моя сумка! Со свечами и досье!
   К счастью, воришка на сумку не позарился. Сумка стояла у камня. Ницан облегченно вздохнул, в два шага преодолел расстояние. Наклонился к сумке.
   И тут же глаза вновь начали слипаться, а ноги — подкашиваться. Еще мгновенье — и сыщик уткнулся бы носом в дорожную пыль и забылся странным глубоким сном.
   У него хватило сил отступить на два шага от коварного места.
   — Сны… — пробормотал он. — Вещие сны… Вот так-так… — он растерянно оглянулся на заказчицу, наблюдавшую за ним из машины. Заметив на ее запястьях многочисленные охранительные браслеты, он облегченно вздохнул и крикнул: — Госпожа Барроэс, мне нужна ваша помощь!
   Вдова тотчас вышла из машины, приблизилась к нему.
   — Если вас не затруднит, — сказал Ницан, — возьмите, пожалуйста, эту сумку и положите ее в багажник… А теперь, — он облегченно вздохнул, — уж коли вы настолько любезны, подвезите-ка меня к полицейскому управлению.
   Машина рванула с места.
   — Так что вы хотели мне рассказать? — спросил Ницан, стараясь не смотреть на дорогу.
   — Мне кажется, вам стоило бы обратиться в храм Нергала — Повелителя снов, — сказала вдова. — Я вспомнила, что именно к ним мой муж обращался по поводу толкования своих сновидений. И после этого он впервые назвал имя своего врага — Ошеа Бен-Апсу.
   — Да-да… — пробормотал Ницан, мрачнея. — Сны. Вещие сны. Очень интересно. Вы правы, я непременно обращусь в этот храм. Кстати, а почему — Нергала? Почему он не обратился в храм Мардука?
   — Не знаю. Кто-то порекомендовал, наверное, — ответила вдова безразличным тоном. Ее внимание приковано было к дороге. Ницан подивился тому, с какой неожиданной быстротой пустая еще недавно трасса заполнилась вдруг летящими в обе стороны грузовиками. — Думаю, что храм Нергала числился у нас в иждивенцах, — добавила Нурит Барроэс.
   — В каком смысле?
   — В самом прямом. Мой муж щедро жертвовал храмам. Если не ошибаюсь, в общей сложности — десять процентов дохода. А храм Нергала — Повелителя снов получал большую часть пожертвований.
   — Понятно. А почему ваш муж счел сон вещим?
   — Потому что увидел его первого Нисана, в канун Дня нисхождения Мардука. Как известно, сны, которые человек видит в этот день — и в три последующих — являются вещими, — вдова замолчала.
   Оставшуюся часть пути они молчали. Ницан думал о странной сонливости, источником которой, вне всякого сомнения, стала сумка с магическими предметами; о чем думала вдова — он не догадывался. Может быть, о том, что у лучшего сыщика вряд ли на пустой дороге средь бела дня вытащили бы деньги.
   — Вы не волнуйтесь, — сказала вдруг вдова сочувственно. — Даже у лучшего сыщика могут вытащить деньги. Среди бела дня. Бывает.
   Ницан хмыкнул.
   — Вспомнила! — воскликнула вдруг госпожа Барроэс и, очевидно, от радости заложила такой вираж, что Ницана едва не расплющило о дверцу. — Впервые о вещем сне он упомянул в черную декаду… — она выровняла руль.
   Теперь машина неслась по широкому проспекту, и Ницан очень надеялся, что никаких поворотов больше не предвидится.
   — Да, — повторила вдова. — Именно в черную декаду, в первый день.
   — Черная декада? — переспросил сыщик, отрываясь от опасливого созерцания проносившихся навстречу грузовиков. — А что такое черная декада?
   — Так мы назвали декаду, полтора года назад, когда резко упали акции нашей компании, — объяснила вдова. — Как-то он увязал тяжелую ситуацию в фирме, вещий сон и Ошеа Бен-Апсу.
   — А как же День нисхождения Мардука? — осведомился сыщик.
   — Так у нас черная декада началась как раз в канун этого праздника! Неужели вы не помните? Все экономические обозрения только и гудели об этом!
   — Да-да, — подхватил Ницан, — конечно, помню. И долго продолжалось тяжелое положение?
   — Я же говорю — ровно декаду, — повторила госпожа Барроэс. — Затем все выправилось, доходы очень быстро вернулись к прежнему уровню. Но муж продолжал жить в ожидании подвоха. Сами понимаете: убытки составили четыре миллиона новых шекелей, а тут три дня подряд снится один и тот же сон…
   «Онагр» остановился у приземистой серой коробки полицейского управления примерно через полчаса.
   — Вас подождать? — спросила госпожа Барроэс. И, услыхав отрицательный ответ, поинтересовалась: — А как насчет сумки? — она указала на багажник. — Вам она не нужна?
   Ницан, уже ступивший было на первую ступеньку высокого крыльца, вернулся. Тяжело вздохнув, он поднял крышку багажника.
   И вновь физически ощутил исходившую от спрятанных в сумку предметов волну дремоты. Правда, на этот раз он был готов к такому эффекту и заранее прочел несколько охранительных заклинаний на староаккадском. К счастью, память его не подвела, и заклинания, застрявшие в голове еще со студенческих времен, были прочитаны верно.
   Ницан вытащил сумку, закрыл багажник. Тотчас обманчиво-дряхлый экипаж богатой клиентки, лихо развернувшись, рванул в обратном направлении, обдав его горячим нефтяным облаком.
   Ницан, с сумкою в руках, легко взбежал по ступеням и оказался перед массивной дверью с зеркальными стеклами. Тут он немного помедлил, прежде чем толкнуть ее. К зданию — вернее, к учреждению, его занимавшему, у частного сыщика было особое отношение. Ни в каком другом месте Тель-Рефаима не собралось такое количество его врагов. Но и друзей Ницан находил здесь больше, чем где бы то ни было.
   Дверь подалась не сразу, ему пришлось изрядно напрячься, прежде, чем массивная створка отошла в сторону.
   Ницан ступил в прохладный полумрак коридора. Коридор был невероятно пуст — почти бесконечен, — и непривычно пуст. Впрочем, Ницан знал, что здешняя пустота обманчива — местные специалисты умели скрываться от глаз посторонних. Ницан всегда жалел, что одна дурацкая история помешала ему закончить курсы полицейской магии — в результате чего до практических занятий по созданию зон невидимости он не дошел.
   Добравшись до двери с табличкой «Магическая экспертиза. Осторожно! Опасно для души!», Ницан решительно толкнул ее — и предстал пред грозные очи старого своего друга и коллеги Лугальбанды.
   Главный маг-эксперт полицейского управления сидел за огромным и совершенно пустым письменным столом в кресле, больше походившем на царский трон. Собственно говоря, когда-то оно и было троном — его величества Набуккуднецарра XII. Трон хранился в центральном историческом музее и был украден во время знаменитого ограбления музея десять лет назад. Преступников обезвредили в большой мере благодаря мастерству Лугальбанды. А после возвращения коллекции трон торжественно вручили магу-эксперту вместо премии. Тем более что, как выяснилось, был он поддельным.
   Синяя мантия мага, расшитая официальными серебряными звездами, скрадывала фигуру Лугальбанды. Пышная белоснежная брода закрывала грудь.
   Ницан негромко кашлянул и понял, что «пред грозные очи» предстать не удалось. Ибо грозные очи мага-эксперта были крепко смежены, укрытая бородою грудь поднималась и опадала в покойном ритме.
   Словом, Лугальбанда дрых на рабочем месте, в самый разгар рабочего дня. Живая радость наполнила душу Ницана, едва он узрел эту картину. Он открыл было рот, чтобы пошутить насчет полицейских бездельников. Но тут маг-эксперт, не открывая глаз, открыл рот и спросил:
   — Ницан, что это за гадость ты с собой принес?
   Сыщик поперхнулся, растерянно глянул на сумку.
   — Э-э… — протянул он. — Собственно, вот… Хотел с тобой посоветоваться.
   Лугальбанда приоткрыл один глаз — светло-серый — и подозрительно посмотрел на сыщика.
   — С каких это пор ты стал нуждаться в моих советах?
   Вместо ответа Ницан поднял сумку и двинулся к столу, держа сумку перед собой на вытянутых руках.
   Лугальбанда открыл второй глаз — темно-зеленый.
   Ницан поставил сумку перед ним и отошел на два шага.
   — Вот, — сказал он. — Что ты на это скажешь?
   Маг-эксперт пошевелил огромным носом. Не притрагиваясь к сумке, пренебрежительно сказал:
   — Следы от сновидений. Кто-то их очень школярски толковал. Так, что они расползлись на лоскутки и застряли здесь, в нашем мире… — он поднял руку, чтобы небрежно смахнуть сумку, но рука вдруг замерла, а глаза раскрылись широко. — Стоп-стоп… — пробормотал он. — Не только это… Тут еще и некро… нет, что-то… Короче, откуда мусор? — грозно вопросил он, поднимаясь с трона-кресла.
   Ницан вернулся к столу, неторопливо расстегнул замок и извлек на свет божий странные предметы, переданные ему вдовой. Маг-эксперт внимательно рассмотрел свечи, диск, пожал плечами.
   — Я так понимаю, у тебя появился заказчик? — спросил он.
   Ницан кивнул.
   — Зная тебя, я с уверенностью могу сказать, что заказчик вполне кредитоспособный, — продолжил Лугальбанда язвительно. — Так какого черта я должен тебе помогать за просто так? Забирай все это и проваливай. Мне нужно подумать над серьезным делом, ты мне мешаешь.
   — Видишь ли, — вкрадчиво ответил Ницан, — я бы, разумеется, никогда не пришел к тебе попрошайкой. Но какая-то сволочь… я хочу сказать, некий неизвестный злоумышленник… Так вот, некий злоумышленник заколдовал мой жезл! Не могу же я вести расследование, не имея элементарных средств, правда?
   Лугальбанда сердито засопел, но ничего не сказал на это.
   — Короче, Лугаль, сними заклятие, и я займусь своими делами, а ты — своими.
   И вновь в ответ — молчание.
   — Имей совесть! — взмолился Ницан. — Я не могу работать без жезла! А если ты думаешь, что с твоей помощью я стану трезвенником, так ты ошибаешься. Невозможно человека принудить силой к изменениям образа жизни.
   — Еще как можно! — заорал в ответ Лугальбанда, грохнув кулаком по столу. От этого удара обе свечи и деревянный диск подпрыгнули. Свечи раскатились в разные стороны, а диск, некоторое время постояв на ребре, вновь лег плашмя, заняв самую середину стола. Лугальбанда внимательно осмотрел предметы. — Хм… — пробурчал он. — Любопытно, черт возьми. Похоже на ритуальные, но, хоть убей, не помню, в каком ритуале используется это сочетание…