Госпожа Барроэс кивнула в подтверждение слов сыщика. Ободренный этим Ницан сказал:
— Он даже сны толковать ходил к жрецам-традиционалистам! Но, — Ницан щелкнул пальцами, — но ранее, когда господина Шу-Суэна Барроэса звали Шу-Суэном Лагаши, он был столь же ярым поклонником культа Высшего Судьи Праведного! Тебе это что-нибудь говорит?
Лугальбанда отрицательно помотал головой. Госпожа Барроэс, после небольшой паузы, повторила его жест, хотя и в более изящной форме. Ишти Балу и Нуррикудурр Барроэс сидели неподвижно, Ницан даже подумал, что кузены вдовы Барроэс спят. Апсу Баэль-Шуцэрр и Сарит Нир-Баэль, напротив, оживленно перешептывались, бросая на детектива короткие взгляды.
— Объясняю, — Ницан с удовольствием потер руки. — Культ Высшего Судьи Праведного — старый культ деревни Кетар-Дин, родины семьи Лагаши. Я недавно туда съездил и кое-что там узнал. Это очень древний и не очень распространенный культ. Нет-нет, не подумайте ничего плохого! Никаких изуверств, даже добровольных, никаких оргий и прочего! Нормальный, старый, уважаемый ритуал. По сути, одна из форм почитания Баэль-Дина, бога правосудия. С одной лишь, но существенной для нас разницей. Баэль-Дин одаривает судей честных и карает нечестных, преследует лжесвидетелей и так далее. Ну, а в преисподней по просьбе Ее мертвейшего величества Эрешкигаль, разбирается с душами нераскаявшихся преступников. А вот в той своей ипостаси, которую почитают единоверцы покойного господина Шу-Суэна, в ипостаси Высшего Судьи Праведного, Баэль-Дин плюс ко всему этому, еще и вмешивается в процесс наказания преступника в нашей, земной жизни. Правда, его нужно уметь попросить как следует. Но поклонники умеют. И господин Шу-Суэн Барроэс умел… Кстати, господа, вот это, — он широким жестом обвел пространство святилище, — и есть храм Высшего Судьи праведного, устроенный господином Шу-Суэном.
Нуррикудурр и Ишти Балу заерзали в креслах. Апсу Баэль-Шуцэрр огляделся с интересом, что же до госпожи Сарит, то она с куда большим интересом смотрела на сыщика.
— Возвратимся к нашей истории, — сказал Ницан, улыбнувшись генеральному менеджеру. — Культ Высшего Судьи праведного. Он возник достаточно давно. В те времена, когда уголовное право и сыскная служба находились в зачаточном состоянии, когда полицейский во многом полагался на удачу и собственную интуицию, а не на магическое искусство и знания. И зачастую только обращение к Высшему Судье могло восстановить справедливость. Немалую роль играли еще и социальные причины. Иной раз, когда преступник занимал видное положение в общественной иерархии, обычный судья не рисковал выносить обвинительный приговор. И тогда ищущие справедливости обращались к Высшему Судье праведному.
Лугальбанда нахмурился.
— Кажется, я понимаю, — произнес он задумчиво. — От Высшего Судьи праведного ждали наказания преступников — в том случае, когда земная власть почему-то не способна это сделать.
— Почему — ждали? — возразил Ницан. — И сейчас ждут. В провинции, видишь ли, с властью закона по-прежнему не очень. Так что культ этот живет и здравствует — правда, далеко от Тель-Рефаима. Но ведь для бога нет слишком больших расстояний! Словом, имеется тщательно разработанный ритуал. Подробностей я не знаю, но в него входят какие-то манипуляции с магическим кругом, желтые и черные свечи. И так далее. В общем, совершив определенные действия, человек просит бога наказать преступника… — он замолчал, обвел задумчивым взглядом присутствующих. Они, все еще не понимали, к чему клонит сыщик. Во всяком случае, так это выглядело. Ницан вздохнул, покачал головой. — В процедуре обращения к нему есть одна особенность, — сказал он. — Обращение это таит в себе серьезную опасность. Вознося Судье молитву о наказании преступника, просящий должен быть вполне уверен в том, что имярек — действительно, преступник, заслуживающий наказания смертью. Если же молящийся ошибается, и тот, на кого он стремится направить гнев божества, в действительности невиновен… — он замолчал.
— Что может случиться? — нетерпеливо спросила вдова.
— Ровно тридцать дней рассматривает Высший Судья Праведный молитву, — негромко и торжественно ответил Ницан. — Ровно тридцать дней. После этого — действует. Поражает преступника — если он действительно преступник. Или…
— Или самого молящего! — громовым голосом вскричал Лугальбанда, отчего все вздрогнули. — Вот что означают два меча! Как же я сразу не догадался…
— Совершенно верно! Господин Ошеа, ночной кошмар покойного Шу-Суэна, — безобидный старик, вот уже десять лет не поднимающийся с постели, страдающий слабоумием. Он никак не мог замыслить что-либо против господина Барроэса-Лагаши. Он вообще ничего ни против кого не мог предпринять — даже в мыслях. И потому результат молитвы оказался столь трагичным для молившего. Ровно через тридцать дней — как я уже говорил, Высший Судья в течение именно этого срока разбирается, если можно так выразиться, с просьбой — так вот, ровно через тридцать дней, минута в минуту, господин Шу-Суэн скоропостижно скончался… — Ницан бросил короткий взгляд на вдову, слушавшую его с напряженным вниманием.
— Иными словами, — прокашлявшись, сказал один из кузенов (Ницан не успел заметить, кто, а голоса у них были похожи), — ошибочное мнение привело нашего родственника к трагедии? Очень жаль, очень. Несчастный случай! Как это печально!
— Разве я говорил о несчастном случае? — повторил Ницан. — Несчастный случай… — он пожал плечами. — Да, возможно, это могло быть и несчастным случаем в результате ошибочной оценки. Но мы имеем дело не с ошибкой. Потому что господину Шу-Суэну приснился вещий сон. Трижды приснился! И он обратился к толкователям. И толкователи объявили ему, что некто Ошеа Бен-Апсу представляет источник смертельной опасности для него. А если учесть, что впервые он увидел этот сон, — тут Ницан взглянул на вдову, — сразу после Черной декады, то есть, после серьезной неудачи, постигшей компанию… — Ницан улыбнулся и спросил Нуррикудурра: — Кстати, вы не подскажете, чьи именно действия навлекли на «Хаггай Барроэс» убытки?
Нуррикудурр отвернулся.
— Обратите внимание, — Ницан обратился к вдове. — Обратите внимание, госпожа Барроэс: идея отправить вашего кузена в Грецию появилась у Шу-Суэна сразу после Черной декады. Я, конечно, не могу говорить со всей уверенностью, но советовал бы вам провести аудиторскую проверку тех событий. Думаю, поначалу ваш муж реагировал на кризис вполне адекватно: должным образом оценил рискованные операции на бирже, которыми увлекся ваш кузен… — он повернулся к Ишти Балу. — Вы ведь в этом обвиняете своего родственника? Кстати, у меня есть сильное подозрение, что о махинациях Нуррикудурра Шу-Суэн узнал именно от вас.
— Э-э… — протянул Ишти Балу. — Собственно…
Теперь кузены походили друг на друга как близнецы: оба красные, оба бросали друг на друга взгляды, полные ненависти.
Полюбовавшись этим зрелищем, Ницан вновь обратился к вдове:
— Собственно, тут у меня никаких доказательств нет, просто несколько оговорок — ваших и сделанных вашими родственниками на званом вечере и случайно услышанных мною. Ну, и сопоставление некоторых фактов: назначение Нуррикудурра на должность в Греции последовало сразу за Черной декадой… — он улыбнулся. — Впрочем, вы и сами разберетесь. Это, вообще говоря, не мое дело. Финансовые аферы — вне моей компетенции. Вернемся к вещим снам. Так вот: в удачный момент Шу-Суэн видит вещий сон. Мне удалось установить — с помощью моего друга Лугальбанды, — что этот сон был поддельным. Искусственным. Сознательно наведенным — для того, чтобы ввести господина Шу-Суэна в убийственное заблуждение. Очень серьезная работа. И тонкая, — он потер указательным пальцем висок. — Если бы можно было установить, кто именно создал и навел этот сон, легко было бы установить и преступника. Но увы! — Ницан развел руками. — Мой друг Лугальбанда подтвердит: установить авторство сотворения сна практически невозможно. Если только он не оставит какого-нибудь фирменного знака.
— К сожалению, тут никакого фирменного знака нет, — вздохнул Лугальбанда. — Я эти сны рассматривал вдоль и поперек. Разве что в той части. Которая не сохранилась из-за слишком грубой методики толкования.
— Вот тут ты ошибаешься! — заявил Ницан с торжествующей улыбкой. Он подошел к магу-эксперту и остановился перед ним, заложив руки за спину. — Я тебе говорил, что ты помолодел?
— Что за идиотские шуточки?! — рявкнул было маг-эксперт. — Ты опять за свое?! — но, пристально взглянув на Ницана, замолчал и задумался.
Ницан повернулся к вдове.
— Я тоже выгляжу получше. И чувствую себя превосходно, — сообщил он любезно.
— Очень за вас рада, — ответила вдова. — И что же?
— И воришка, обокравший меня на дороге от вашего дома в Тель-Рефаим, тоже выглядит так, будто побывал на курорте. Знаете, почему? — Ницан возбужденно потер руки. — А потому, что пресловутый наведенный сон имеет ярко выраженный характер целебного! Хотите знать, где практикуют наведение целебных снов? В Доме призрения Эрешкигаль Милосердной!
— В том самом доме, — пробормотал Лугальбанда. — В том самом доме, в котором содержится несчастный господин Ошеа, так напугавший господина Шу-Суэна…
— Именно! — Ницан повернулся к магу-эксперту. — И искусству наведения целебных снов там обучают весь обслуживающий персонал.
Вдова резко поднялась из кресла.
— Вы хотите сказать, что к смерти моего мужа причастен кто-то из персонала Дома призрения? — спросила она. — Назовите мне имя этого человека!
Ницан вздохнул и развел руками.
— Боюсь, оно вам ничего не скажет, — ответил он. — То есть, конечно, я вам назову. Но потерпите еще немного. Садитесь же!
Госпожа Нурит Барроэс села. Ее кузены, уже забыв о недавнем разоблачении, во все глаза таращились на сыщика. С таким же интересом, хотя и более отстраненным, смотрели на него господин Апсу и госпожа Сарит.
— Вы совершенно правы, госпожа Нурит, — Ницан вздохнул. — Я подумал именно так. Мало того: я даже заподозрил конкретного человека — некую Иштарит Ган-Цадек. Это дама — или девица — достаточно долго проработала именно в этом Доме призрения. И ухаживала как раз за Ошеа Бен-Апсу. Была очень искусна в наведении целебных снов. Уволилась чуть больше двух лет назад… — Ницан вдруг повернулся в генеральному менеджеру компании «Хаггай Барроэс» и спросил: — Госпожа Нир-Баэль, вы ведь примерно тогда же устроились на работу в компанию?
Вопрос сыщика застал женщину врасплох. Она словно окаменела, в то время, как взгляды присутствующих обратились к ней.
— Да, — ответила она после короткой паузы. — И что из того? Вы думаете, что эта служка из Дома призрения, как ее… Иштарит…
— Иштарит Ган-Цадек, — подсказал Ницан.
— Что я и есть эта самая Иштарит Ган-Цадек? — Сарит Нир-Баэль громко рассмеялась. — Ну и ну! Чушь какая!
— Может, и чушь, — легко согласился Ницан. Он подошел к столику, стоявшему перед пьедесталом статуи и сдернул с него покрывало. Глазам собравшихся предстал магический круг и две свечи — желтая и черная. — Я, видите ли, тоже умею читать молитву Высшему Судье праведному. О наказании преступника. Так вот… — он вытащил из нагрудного кармана полицейский жезл и коснулся им желтой свечи. Над ней тут же появился язычок пламени. — Вот сейчас, — пробормотал Ницан, — сейчас мы обратимся к Высшему Судье и попросим его покарать смертью преступника… — он поднес жезл к черной свече. — Преступника по имени Наби-Цадак.
— Стойте! — Сарит вскочила на ноги. Лицо ее выражало высшую степень волнения. — Какое имя вы назвали?
Ницан опустил жезл и повернулся к ней.
— Наби-Цадак, — повторил он, удивленно подняв брови. — Видите ли, преступник… Или преступница… Словом, Иштарит Ган-Цадек допустила одну крупную ошибку. Уволившись из Дома призрения, она — думаю, машинально, — назвала свой настоящий адрес. Улица Шамшиат, 19. Я там был — еще не подозревая ее в преступлении, просто надеясь получить информацию. Но там нет никакой Иштарит Ган-Цадек. В доме по этому адресу живет некий Наби-Цадак. А на доме красуется изображения Высшего Судьи праведного с двумя мечами.
— Но какое отношение Наби-Цадак имеет к смерти моего мужа? — нетерпеливо спросила вдова.
— Но вы же сами рассказывали, что кроме вашего мужа, из Кетар-Дин перебрались в Тель-Рефаим в поисках лучшей жизни еще два молодых человека.
— Ну, да. Сулам-Кадош и Наби-Цадак, — подтвердила вдова. — И что же?
— Сулам-Кадош вскоре оставил и Тель-Рефаим, отправившись искать счастья в дикую Грецию. Если не ошибаюсь, он и по сей день живет там же. И даже переписывается… то есть, переписывался со своим земляком и другом детства Шу-Суэном, счастливо женившимся и разбогатевшим. По словам госпожи Нурит Барроэс, он время от времени присылал и посылки с греческими лакомствами и поделками тамошних мастеров. К праздникам.
Вдова кивнула.
— Совершенно верно. Эти наивные игрушки были очень трогательны, — сказала она. — Но при чем здесь…
— А вот второй друг Шу-Суэна, Наби-Цадак … С ним все обстояло иначе, — продолжил сыщик. — Предполагаю, что ему не очень повезло. Наби-Цадак долго не мог устроиться на приличную работу. Полагаю, что ему пришлось пойти работать служкой в Дом призрения. Не самая лучшая работа, согласитесь — ночами ухаживать за одинокими беспомощными стариками… — Ницан замолчал, а потом добавил: — Наби-Цадак несколько лет проработал в доме призрения, который открыт при храме Эрешкигаль Милосердной. Правда, два с половиной года назад ему как будто, улыбнулась удача. Он встретил своего земляка и друга Шу-Суэна, в тот момент уже не Лагаши, а Барроэса. Результатом этой встречи стало изменившееся как по волшебству положение Наби-Цадака. По рекомендации Шу-Суэна он был принят в компанию «Хаггай Барроэс».
— В нашу компанию? — вдова недоуменно переглянулась с членами совета директоров. — Но я не помню этого имени — во всяком случае, среди управляющих. Как вы сказали? Наби-Цадак? Нет, не помню.
— Разумеется, — ответил Ницан. — Давайте-ка я по порядку, а? Вы не волнуйтесь, я представлю вам сегодня Наби-Цадака.
Вдова пожала плечами — мол, делайте так, как сочтете нужным.
— Вот и славно, — удовлетворенно сказал Ницан. — В таком случае, продолжим. Итак, Наби-Цадак, в прошлом — друг господина Шу-Суэна, оказался почти на вершине своих желаний. Почти — обратите внимание. Потому что одна деталь мешала ему в полной мере насладиться положением, богатством и прочими прелестями нового положения. И деталь эта была связана с господином Шу-Суэном. Его старый друг знал о Наби-Цадаке нечто такое, что в любой момент могло низвергнуть того с высоты. И тогда Наби-Цадак решает избавиться от своего друга и благодетеля. И разрабатывает план чрезвычайно хитроумный. Для начала он выбрал из бывших своих подопечных — беспомощных обитателей Дома призрения — самого безобидного. Господина Ошеа Бен-Апсу. Безобиднейшего из безобидных. Господин Ошеа Бен-Апсу, как я уже сказал, на самом деле понятия не имел о существовании Шу-Суэна. Задолго до появления вашего мужа в Тель-Рефаиме он утратил способность воспринимать то, что происходит вокруг него. Вот этого-то бессловесного и никому неизвестного больного старика Наби-Цадак решил превратить в зловещего преступника, желающего уничтожить и Шу-Суэна, и весь дом Барроэс. Далее, как я уже сказал, в ход пошли сны. Далее вступили в действие прежние религиозные наклонности господина Шу-Суэна. Да, он стал традиционалистом. Может быть, даже вполне искренним и даже истовым. Но тут, собираясь оградить себя от злой воли Ошеа… Так он считал, вы понимаете? Так вот, собираясь защищаться, он вспомнил о том, что некогда был адептом Баэль-Дина — Высшего Судьи праведного. Он совершил обряд с просьбой — покарать преступника. Он был уверен — вещие сны убедили его в том — он был уверен, что Ошеа Бен-Апсу — преступник. Но вот Высший Судья Праведный, для которого нет секретов, знал, что Ошеа Бен-Апсу — не преступник, а всего лишь несчастный беспомощный старик. Что произошло в итоге — я уже говорил… — Ницан вздохнул. — Я готов рискнуть, — сказал он. — Сейчас я зажгу черную свечу — и моя молитва о каре для Наби-Цадака, виновника смерти Шу-Суэна Барроэса, уйдет к престолу Высшего Судьи праведного… — сыщик вновь протянул полицейский жезл к черной свече, почти коснувшись фитилька черной свечи. Ницан задержал его и повернулся к все еще неподвижно стоящей Сарит Нир-Баэль.
— Вы ничего не хотите сказать мне? — спросил он. — Не хотите меня остановить? Правильно, зачем? Если я ошибаюсь и прошу о смерти невинного человека, он останется жив, а я, через тридцать дней, скончаюсь от сердечной недостаточности… Туда мне и дорога. Я еще и в царстве подземной Эрешкигаль понесу наказание…
Сарит Нир-Баэль коротко рассмеялась, словно все сказанное сыщиком было шуткой. Но, взглянув на холодное лицо вдовы Барроэс и на сосредоточенного Лугальбанду, оборвала смех.
— Вы это серьезно? — спросила она, недоверчиво глядя на Ницана. — И представитель полиции, — он кивнул в сторону мага-эксперта, — позволит вам это сделать?
— Что именно? — сыщик усмехнулся. — Распорядиться собственной жизнью? Почему бы и нет?
— Не своей жизнью, а… — воскликнула было Нир-Баэль. И замолчала.
Прочие участники сцены тоже молчали. Ницан покачал головой, словно с сожалением, зажег черную свечу.
Нир-Баэль, не отрываясь, смотрела на его действия.
Ницан неторопливо подошел к статуе Высшего Судьи праведного. Оглянулся на Нир-Баэль.
— Хорошо, — пробормотала она. — Хорошо, я готова. Я расскажу. Только, ради всего святого, погасите черную свечу!
Ницан немного помедлил, потом бронзовым колпачком загасил пламя черной свечи. Нир-Баэль облегченно вздохнула. Затем взяла себя за тщательно уложенные волосы и сдернула их.
Единое «ах» вырвалось из уст всех присутствующих. Только сыщик остался невозмутим, когда госпожа Сарит Нир-Баэль превратилась в мужчину.
— Вы правы, — сказал он. — Мое настоящее имя — Наби-Цадак. Но в женщину я превратился отнюдь не ради забавы. И уж конечно, не для того, чтобы убить Шу-Суэна.
— Да, я прекрасно понимаю, — произнес Ницан, усаживаясь в кресло. Ему хотелось выпить — длинный рассказ высушил горло. Но он решил потерпеть. — Я понимаю. Дело в условиях Дома призрения… — он повернулся к вдове и пояснил: — Видите ли, в Дом призрения принимаются только женщины. Я так понимаю, у Наби-Цадака положение было аховое, он не мог найти работу, а единственное место, куда можно было устроиться, выставляло вот такие условия!
— Вы правы, — повторил Наби-Цадак. — Я переоделся женщиной и устроился на работу. Далее, как вы уже сказали, я проработал там до тех пор, пока не встретил Шу-Суэна. Да вы и сами все прекрасно знаете! Вы уже обо всем рассказали.
— Кроме мотива, — заметил Ницан. — Впрочем… — он повернулся к госпоже Нурит Барроэс. — Помните, как ваш муж прореагировал на вашу попытку заступиться за… за Сарит Нир-Баэль? Он рассмеялся и пошутил тогда насчет того, что, мол, женщина всегда ищет заступничества в женщине. Но от Сарит он ожидал такое в последнюю очередь…
— Да-да, помню… — прошептала вдова, глядя расширенными глазами на убийцу своего мужа.
— Все начиналось как шутка, — сказал Наби-Цадак. — Мне и в голову не могло прийти, что она закончится такой трагедией.
— И в чем же эта шутка заключалась?
— Шу-Суэн однажды разозлил меня, — ответил Наби-Цадак. — Он любил надо мной подтрунивать. Ну, ладно, я дал повод к такому отношению, — он чуть приподнял подол платья. — Вот этим… Он ведь поставил условие — я устраиваюсь на работу в его компанию, по-прежнему выдавая себя за женщину. Просто, чтобы иметь в запасе некий секрет, дававший ему какую-то власть надо мной. А скорее — просто позволявшую ему напоминать мне о работе в Доме призрения. Мол, всегда помни, кому ты обязан своим положением. Он-то достиг всего сам… — Наби-Цадак взглянул на Нурит Барроэс и усмехнулся. — Ну, сам он так считал. Хотя превращение из Лагаши в Барроэса, мягко говоря, не самый приличный поступок… Словом, я решил его немного разыграть. Мне захотелось немного поколебать его уверенность в своем неизменно высоком положении. И я придумал ему врага. Некоего человека, задумавшего разрушить его благополучие, а главное — обладавшего возможностью сделать это. Как раз случилась «черная декада». Вот тогда-то я и понял, что самоуверенность Шу-Суэна — чисто внешняя, что он панически боится все потерять. И не устоял перед соблазном. Правда, — Наби-Цадак взглянул прямо в глаза сыщику, — я дал ему шанс. Он мог бы понять, что сны — фальшивы.
— Черная уздечка? — догадался Ницан.
— Да. И еще некоторые детали. Хороший толкователь, например, из Дома Мардука, непременно обратил бы на них внимание. Но тут уж сработала жадность Шу-Суэна, — Наби-Цадак криво улыбнулся. — Он пошел к жрецам Нергала, которые сделали все бесплатно — ведь компания много жертвовала храму Нергала. А для тех толкование снов — не по профилю. То есть, основными методами они владеют, но, все-таки, не настолько, чтобы по всем этим деталям отличить фальшивый сон от подлинно вещего.
…Выйдя за ворота, Ницан остановился. Он чувствовал сухость в горле и сильнейшую жажду. И то, и другое было следствием сильного магического поля, существовавшего в тайном святилище покойного Шу-Суэна.
— А может быть, я слишком много говорил, — пробормотал Ницан. — Ну, неважно. Эй, Умник, ты где?
Крысенок не заставил повторять дважды, исчез — и тут же вернулся с большим прозрачным кубком в передних лапках. В кубке, судя по цвету, находилось просяное пиво. Ницан закрыл глаза в предвкушении, сделал первый глоток…
И тотчас выронил кубок.
— Лугаль! — заорал он, что было мочи. — Сволочь! Опять?!
В кубке была холодная, чистая, родниковая вода.
— Он даже сны толковать ходил к жрецам-традиционалистам! Но, — Ницан щелкнул пальцами, — но ранее, когда господина Шу-Суэна Барроэса звали Шу-Суэном Лагаши, он был столь же ярым поклонником культа Высшего Судьи Праведного! Тебе это что-нибудь говорит?
Лугальбанда отрицательно помотал головой. Госпожа Барроэс, после небольшой паузы, повторила его жест, хотя и в более изящной форме. Ишти Балу и Нуррикудурр Барроэс сидели неподвижно, Ницан даже подумал, что кузены вдовы Барроэс спят. Апсу Баэль-Шуцэрр и Сарит Нир-Баэль, напротив, оживленно перешептывались, бросая на детектива короткие взгляды.
— Объясняю, — Ницан с удовольствием потер руки. — Культ Высшего Судьи Праведного — старый культ деревни Кетар-Дин, родины семьи Лагаши. Я недавно туда съездил и кое-что там узнал. Это очень древний и не очень распространенный культ. Нет-нет, не подумайте ничего плохого! Никаких изуверств, даже добровольных, никаких оргий и прочего! Нормальный, старый, уважаемый ритуал. По сути, одна из форм почитания Баэль-Дина, бога правосудия. С одной лишь, но существенной для нас разницей. Баэль-Дин одаривает судей честных и карает нечестных, преследует лжесвидетелей и так далее. Ну, а в преисподней по просьбе Ее мертвейшего величества Эрешкигаль, разбирается с душами нераскаявшихся преступников. А вот в той своей ипостаси, которую почитают единоверцы покойного господина Шу-Суэна, в ипостаси Высшего Судьи Праведного, Баэль-Дин плюс ко всему этому, еще и вмешивается в процесс наказания преступника в нашей, земной жизни. Правда, его нужно уметь попросить как следует. Но поклонники умеют. И господин Шу-Суэн Барроэс умел… Кстати, господа, вот это, — он широким жестом обвел пространство святилище, — и есть храм Высшего Судьи праведного, устроенный господином Шу-Суэном.
Нуррикудурр и Ишти Балу заерзали в креслах. Апсу Баэль-Шуцэрр огляделся с интересом, что же до госпожи Сарит, то она с куда большим интересом смотрела на сыщика.
— Возвратимся к нашей истории, — сказал Ницан, улыбнувшись генеральному менеджеру. — Культ Высшего Судьи праведного. Он возник достаточно давно. В те времена, когда уголовное право и сыскная служба находились в зачаточном состоянии, когда полицейский во многом полагался на удачу и собственную интуицию, а не на магическое искусство и знания. И зачастую только обращение к Высшему Судье могло восстановить справедливость. Немалую роль играли еще и социальные причины. Иной раз, когда преступник занимал видное положение в общественной иерархии, обычный судья не рисковал выносить обвинительный приговор. И тогда ищущие справедливости обращались к Высшему Судье праведному.
Лугальбанда нахмурился.
— Кажется, я понимаю, — произнес он задумчиво. — От Высшего Судьи праведного ждали наказания преступников — в том случае, когда земная власть почему-то не способна это сделать.
— Почему — ждали? — возразил Ницан. — И сейчас ждут. В провинции, видишь ли, с властью закона по-прежнему не очень. Так что культ этот живет и здравствует — правда, далеко от Тель-Рефаима. Но ведь для бога нет слишком больших расстояний! Словом, имеется тщательно разработанный ритуал. Подробностей я не знаю, но в него входят какие-то манипуляции с магическим кругом, желтые и черные свечи. И так далее. В общем, совершив определенные действия, человек просит бога наказать преступника… — он замолчал, обвел задумчивым взглядом присутствующих. Они, все еще не понимали, к чему клонит сыщик. Во всяком случае, так это выглядело. Ницан вздохнул, покачал головой. — В процедуре обращения к нему есть одна особенность, — сказал он. — Обращение это таит в себе серьезную опасность. Вознося Судье молитву о наказании преступника, просящий должен быть вполне уверен в том, что имярек — действительно, преступник, заслуживающий наказания смертью. Если же молящийся ошибается, и тот, на кого он стремится направить гнев божества, в действительности невиновен… — он замолчал.
— Что может случиться? — нетерпеливо спросила вдова.
— Ровно тридцать дней рассматривает Высший Судья Праведный молитву, — негромко и торжественно ответил Ницан. — Ровно тридцать дней. После этого — действует. Поражает преступника — если он действительно преступник. Или…
— Или самого молящего! — громовым голосом вскричал Лугальбанда, отчего все вздрогнули. — Вот что означают два меча! Как же я сразу не догадался…
— Совершенно верно! Господин Ошеа, ночной кошмар покойного Шу-Суэна, — безобидный старик, вот уже десять лет не поднимающийся с постели, страдающий слабоумием. Он никак не мог замыслить что-либо против господина Барроэса-Лагаши. Он вообще ничего ни против кого не мог предпринять — даже в мыслях. И потому результат молитвы оказался столь трагичным для молившего. Ровно через тридцать дней — как я уже говорил, Высший Судья в течение именно этого срока разбирается, если можно так выразиться, с просьбой — так вот, ровно через тридцать дней, минута в минуту, господин Шу-Суэн скоропостижно скончался… — Ницан бросил короткий взгляд на вдову, слушавшую его с напряженным вниманием.
— Иными словами, — прокашлявшись, сказал один из кузенов (Ницан не успел заметить, кто, а голоса у них были похожи), — ошибочное мнение привело нашего родственника к трагедии? Очень жаль, очень. Несчастный случай! Как это печально!
— Разве я говорил о несчастном случае? — повторил Ницан. — Несчастный случай… — он пожал плечами. — Да, возможно, это могло быть и несчастным случаем в результате ошибочной оценки. Но мы имеем дело не с ошибкой. Потому что господину Шу-Суэну приснился вещий сон. Трижды приснился! И он обратился к толкователям. И толкователи объявили ему, что некто Ошеа Бен-Апсу представляет источник смертельной опасности для него. А если учесть, что впервые он увидел этот сон, — тут Ницан взглянул на вдову, — сразу после Черной декады, то есть, после серьезной неудачи, постигшей компанию… — Ницан улыбнулся и спросил Нуррикудурра: — Кстати, вы не подскажете, чьи именно действия навлекли на «Хаггай Барроэс» убытки?
Нуррикудурр отвернулся.
— Обратите внимание, — Ницан обратился к вдове. — Обратите внимание, госпожа Барроэс: идея отправить вашего кузена в Грецию появилась у Шу-Суэна сразу после Черной декады. Я, конечно, не могу говорить со всей уверенностью, но советовал бы вам провести аудиторскую проверку тех событий. Думаю, поначалу ваш муж реагировал на кризис вполне адекватно: должным образом оценил рискованные операции на бирже, которыми увлекся ваш кузен… — он повернулся к Ишти Балу. — Вы ведь в этом обвиняете своего родственника? Кстати, у меня есть сильное подозрение, что о махинациях Нуррикудурра Шу-Суэн узнал именно от вас.
— Э-э… — протянул Ишти Балу. — Собственно…
Теперь кузены походили друг на друга как близнецы: оба красные, оба бросали друг на друга взгляды, полные ненависти.
Полюбовавшись этим зрелищем, Ницан вновь обратился к вдове:
— Собственно, тут у меня никаких доказательств нет, просто несколько оговорок — ваших и сделанных вашими родственниками на званом вечере и случайно услышанных мною. Ну, и сопоставление некоторых фактов: назначение Нуррикудурра на должность в Греции последовало сразу за Черной декадой… — он улыбнулся. — Впрочем, вы и сами разберетесь. Это, вообще говоря, не мое дело. Финансовые аферы — вне моей компетенции. Вернемся к вещим снам. Так вот: в удачный момент Шу-Суэн видит вещий сон. Мне удалось установить — с помощью моего друга Лугальбанды, — что этот сон был поддельным. Искусственным. Сознательно наведенным — для того, чтобы ввести господина Шу-Суэна в убийственное заблуждение. Очень серьезная работа. И тонкая, — он потер указательным пальцем висок. — Если бы можно было установить, кто именно создал и навел этот сон, легко было бы установить и преступника. Но увы! — Ницан развел руками. — Мой друг Лугальбанда подтвердит: установить авторство сотворения сна практически невозможно. Если только он не оставит какого-нибудь фирменного знака.
— К сожалению, тут никакого фирменного знака нет, — вздохнул Лугальбанда. — Я эти сны рассматривал вдоль и поперек. Разве что в той части. Которая не сохранилась из-за слишком грубой методики толкования.
— Вот тут ты ошибаешься! — заявил Ницан с торжествующей улыбкой. Он подошел к магу-эксперту и остановился перед ним, заложив руки за спину. — Я тебе говорил, что ты помолодел?
— Что за идиотские шуточки?! — рявкнул было маг-эксперт. — Ты опять за свое?! — но, пристально взглянув на Ницана, замолчал и задумался.
Ницан повернулся к вдове.
— Я тоже выгляжу получше. И чувствую себя превосходно, — сообщил он любезно.
— Очень за вас рада, — ответила вдова. — И что же?
— И воришка, обокравший меня на дороге от вашего дома в Тель-Рефаим, тоже выглядит так, будто побывал на курорте. Знаете, почему? — Ницан возбужденно потер руки. — А потому, что пресловутый наведенный сон имеет ярко выраженный характер целебного! Хотите знать, где практикуют наведение целебных снов? В Доме призрения Эрешкигаль Милосердной!
— В том самом доме, — пробормотал Лугальбанда. — В том самом доме, в котором содержится несчастный господин Ошеа, так напугавший господина Шу-Суэна…
— Именно! — Ницан повернулся к магу-эксперту. — И искусству наведения целебных снов там обучают весь обслуживающий персонал.
Вдова резко поднялась из кресла.
— Вы хотите сказать, что к смерти моего мужа причастен кто-то из персонала Дома призрения? — спросила она. — Назовите мне имя этого человека!
Ницан вздохнул и развел руками.
— Боюсь, оно вам ничего не скажет, — ответил он. — То есть, конечно, я вам назову. Но потерпите еще немного. Садитесь же!
Госпожа Нурит Барроэс села. Ее кузены, уже забыв о недавнем разоблачении, во все глаза таращились на сыщика. С таким же интересом, хотя и более отстраненным, смотрели на него господин Апсу и госпожа Сарит.
— Вы совершенно правы, госпожа Нурит, — Ницан вздохнул. — Я подумал именно так. Мало того: я даже заподозрил конкретного человека — некую Иштарит Ган-Цадек. Это дама — или девица — достаточно долго проработала именно в этом Доме призрения. И ухаживала как раз за Ошеа Бен-Апсу. Была очень искусна в наведении целебных снов. Уволилась чуть больше двух лет назад… — Ницан вдруг повернулся в генеральному менеджеру компании «Хаггай Барроэс» и спросил: — Госпожа Нир-Баэль, вы ведь примерно тогда же устроились на работу в компанию?
Вопрос сыщика застал женщину врасплох. Она словно окаменела, в то время, как взгляды присутствующих обратились к ней.
— Да, — ответила она после короткой паузы. — И что из того? Вы думаете, что эта служка из Дома призрения, как ее… Иштарит…
— Иштарит Ган-Цадек, — подсказал Ницан.
— Что я и есть эта самая Иштарит Ган-Цадек? — Сарит Нир-Баэль громко рассмеялась. — Ну и ну! Чушь какая!
— Может, и чушь, — легко согласился Ницан. Он подошел к столику, стоявшему перед пьедесталом статуи и сдернул с него покрывало. Глазам собравшихся предстал магический круг и две свечи — желтая и черная. — Я, видите ли, тоже умею читать молитву Высшему Судье праведному. О наказании преступника. Так вот… — он вытащил из нагрудного кармана полицейский жезл и коснулся им желтой свечи. Над ней тут же появился язычок пламени. — Вот сейчас, — пробормотал Ницан, — сейчас мы обратимся к Высшему Судье и попросим его покарать смертью преступника… — он поднес жезл к черной свече. — Преступника по имени Наби-Цадак.
— Стойте! — Сарит вскочила на ноги. Лицо ее выражало высшую степень волнения. — Какое имя вы назвали?
Ницан опустил жезл и повернулся к ней.
— Наби-Цадак, — повторил он, удивленно подняв брови. — Видите ли, преступник… Или преступница… Словом, Иштарит Ган-Цадек допустила одну крупную ошибку. Уволившись из Дома призрения, она — думаю, машинально, — назвала свой настоящий адрес. Улица Шамшиат, 19. Я там был — еще не подозревая ее в преступлении, просто надеясь получить информацию. Но там нет никакой Иштарит Ган-Цадек. В доме по этому адресу живет некий Наби-Цадак. А на доме красуется изображения Высшего Судьи праведного с двумя мечами.
— Но какое отношение Наби-Цадак имеет к смерти моего мужа? — нетерпеливо спросила вдова.
— Но вы же сами рассказывали, что кроме вашего мужа, из Кетар-Дин перебрались в Тель-Рефаим в поисках лучшей жизни еще два молодых человека.
— Ну, да. Сулам-Кадош и Наби-Цадак, — подтвердила вдова. — И что же?
— Сулам-Кадош вскоре оставил и Тель-Рефаим, отправившись искать счастья в дикую Грецию. Если не ошибаюсь, он и по сей день живет там же. И даже переписывается… то есть, переписывался со своим земляком и другом детства Шу-Суэном, счастливо женившимся и разбогатевшим. По словам госпожи Нурит Барроэс, он время от времени присылал и посылки с греческими лакомствами и поделками тамошних мастеров. К праздникам.
Вдова кивнула.
— Совершенно верно. Эти наивные игрушки были очень трогательны, — сказала она. — Но при чем здесь…
— А вот второй друг Шу-Суэна, Наби-Цадак … С ним все обстояло иначе, — продолжил сыщик. — Предполагаю, что ему не очень повезло. Наби-Цадак долго не мог устроиться на приличную работу. Полагаю, что ему пришлось пойти работать служкой в Дом призрения. Не самая лучшая работа, согласитесь — ночами ухаживать за одинокими беспомощными стариками… — Ницан замолчал, а потом добавил: — Наби-Цадак несколько лет проработал в доме призрения, который открыт при храме Эрешкигаль Милосердной. Правда, два с половиной года назад ему как будто, улыбнулась удача. Он встретил своего земляка и друга Шу-Суэна, в тот момент уже не Лагаши, а Барроэса. Результатом этой встречи стало изменившееся как по волшебству положение Наби-Цадака. По рекомендации Шу-Суэна он был принят в компанию «Хаггай Барроэс».
— В нашу компанию? — вдова недоуменно переглянулась с членами совета директоров. — Но я не помню этого имени — во всяком случае, среди управляющих. Как вы сказали? Наби-Цадак? Нет, не помню.
— Разумеется, — ответил Ницан. — Давайте-ка я по порядку, а? Вы не волнуйтесь, я представлю вам сегодня Наби-Цадака.
Вдова пожала плечами — мол, делайте так, как сочтете нужным.
— Вот и славно, — удовлетворенно сказал Ницан. — В таком случае, продолжим. Итак, Наби-Цадак, в прошлом — друг господина Шу-Суэна, оказался почти на вершине своих желаний. Почти — обратите внимание. Потому что одна деталь мешала ему в полной мере насладиться положением, богатством и прочими прелестями нового положения. И деталь эта была связана с господином Шу-Суэном. Его старый друг знал о Наби-Цадаке нечто такое, что в любой момент могло низвергнуть того с высоты. И тогда Наби-Цадак решает избавиться от своего друга и благодетеля. И разрабатывает план чрезвычайно хитроумный. Для начала он выбрал из бывших своих подопечных — беспомощных обитателей Дома призрения — самого безобидного. Господина Ошеа Бен-Апсу. Безобиднейшего из безобидных. Господин Ошеа Бен-Апсу, как я уже сказал, на самом деле понятия не имел о существовании Шу-Суэна. Задолго до появления вашего мужа в Тель-Рефаиме он утратил способность воспринимать то, что происходит вокруг него. Вот этого-то бессловесного и никому неизвестного больного старика Наби-Цадак решил превратить в зловещего преступника, желающего уничтожить и Шу-Суэна, и весь дом Барроэс. Далее, как я уже сказал, в ход пошли сны. Далее вступили в действие прежние религиозные наклонности господина Шу-Суэна. Да, он стал традиционалистом. Может быть, даже вполне искренним и даже истовым. Но тут, собираясь оградить себя от злой воли Ошеа… Так он считал, вы понимаете? Так вот, собираясь защищаться, он вспомнил о том, что некогда был адептом Баэль-Дина — Высшего Судьи праведного. Он совершил обряд с просьбой — покарать преступника. Он был уверен — вещие сны убедили его в том — он был уверен, что Ошеа Бен-Апсу — преступник. Но вот Высший Судья Праведный, для которого нет секретов, знал, что Ошеа Бен-Апсу — не преступник, а всего лишь несчастный беспомощный старик. Что произошло в итоге — я уже говорил… — Ницан вздохнул. — Я готов рискнуть, — сказал он. — Сейчас я зажгу черную свечу — и моя молитва о каре для Наби-Цадака, виновника смерти Шу-Суэна Барроэса, уйдет к престолу Высшего Судьи праведного… — сыщик вновь протянул полицейский жезл к черной свече, почти коснувшись фитилька черной свечи. Ницан задержал его и повернулся к все еще неподвижно стоящей Сарит Нир-Баэль.
— Вы ничего не хотите сказать мне? — спросил он. — Не хотите меня остановить? Правильно, зачем? Если я ошибаюсь и прошу о смерти невинного человека, он останется жив, а я, через тридцать дней, скончаюсь от сердечной недостаточности… Туда мне и дорога. Я еще и в царстве подземной Эрешкигаль понесу наказание…
Сарит Нир-Баэль коротко рассмеялась, словно все сказанное сыщиком было шуткой. Но, взглянув на холодное лицо вдовы Барроэс и на сосредоточенного Лугальбанду, оборвала смех.
— Вы это серьезно? — спросила она, недоверчиво глядя на Ницана. — И представитель полиции, — он кивнул в сторону мага-эксперта, — позволит вам это сделать?
— Что именно? — сыщик усмехнулся. — Распорядиться собственной жизнью? Почему бы и нет?
— Не своей жизнью, а… — воскликнула было Нир-Баэль. И замолчала.
Прочие участники сцены тоже молчали. Ницан покачал головой, словно с сожалением, зажег черную свечу.
Нир-Баэль, не отрываясь, смотрела на его действия.
Ницан неторопливо подошел к статуе Высшего Судьи праведного. Оглянулся на Нир-Баэль.
— Хорошо, — пробормотала она. — Хорошо, я готова. Я расскажу. Только, ради всего святого, погасите черную свечу!
Ницан немного помедлил, потом бронзовым колпачком загасил пламя черной свечи. Нир-Баэль облегченно вздохнула. Затем взяла себя за тщательно уложенные волосы и сдернула их.
Единое «ах» вырвалось из уст всех присутствующих. Только сыщик остался невозмутим, когда госпожа Сарит Нир-Баэль превратилась в мужчину.
— Вы правы, — сказал он. — Мое настоящее имя — Наби-Цадак. Но в женщину я превратился отнюдь не ради забавы. И уж конечно, не для того, чтобы убить Шу-Суэна.
— Да, я прекрасно понимаю, — произнес Ницан, усаживаясь в кресло. Ему хотелось выпить — длинный рассказ высушил горло. Но он решил потерпеть. — Я понимаю. Дело в условиях Дома призрения… — он повернулся к вдове и пояснил: — Видите ли, в Дом призрения принимаются только женщины. Я так понимаю, у Наби-Цадака положение было аховое, он не мог найти работу, а единственное место, куда можно было устроиться, выставляло вот такие условия!
— Вы правы, — повторил Наби-Цадак. — Я переоделся женщиной и устроился на работу. Далее, как вы уже сказали, я проработал там до тех пор, пока не встретил Шу-Суэна. Да вы и сами все прекрасно знаете! Вы уже обо всем рассказали.
— Кроме мотива, — заметил Ницан. — Впрочем… — он повернулся к госпоже Нурит Барроэс. — Помните, как ваш муж прореагировал на вашу попытку заступиться за… за Сарит Нир-Баэль? Он рассмеялся и пошутил тогда насчет того, что, мол, женщина всегда ищет заступничества в женщине. Но от Сарит он ожидал такое в последнюю очередь…
— Да-да, помню… — прошептала вдова, глядя расширенными глазами на убийцу своего мужа.
— Все начиналось как шутка, — сказал Наби-Цадак. — Мне и в голову не могло прийти, что она закончится такой трагедией.
— И в чем же эта шутка заключалась?
— Шу-Суэн однажды разозлил меня, — ответил Наби-Цадак. — Он любил надо мной подтрунивать. Ну, ладно, я дал повод к такому отношению, — он чуть приподнял подол платья. — Вот этим… Он ведь поставил условие — я устраиваюсь на работу в его компанию, по-прежнему выдавая себя за женщину. Просто, чтобы иметь в запасе некий секрет, дававший ему какую-то власть надо мной. А скорее — просто позволявшую ему напоминать мне о работе в Доме призрения. Мол, всегда помни, кому ты обязан своим положением. Он-то достиг всего сам… — Наби-Цадак взглянул на Нурит Барроэс и усмехнулся. — Ну, сам он так считал. Хотя превращение из Лагаши в Барроэса, мягко говоря, не самый приличный поступок… Словом, я решил его немного разыграть. Мне захотелось немного поколебать его уверенность в своем неизменно высоком положении. И я придумал ему врага. Некоего человека, задумавшего разрушить его благополучие, а главное — обладавшего возможностью сделать это. Как раз случилась «черная декада». Вот тогда-то я и понял, что самоуверенность Шу-Суэна — чисто внешняя, что он панически боится все потерять. И не устоял перед соблазном. Правда, — Наби-Цадак взглянул прямо в глаза сыщику, — я дал ему шанс. Он мог бы понять, что сны — фальшивы.
— Черная уздечка? — догадался Ницан.
— Да. И еще некоторые детали. Хороший толкователь, например, из Дома Мардука, непременно обратил бы на них внимание. Но тут уж сработала жадность Шу-Суэна, — Наби-Цадак криво улыбнулся. — Он пошел к жрецам Нергала, которые сделали все бесплатно — ведь компания много жертвовала храму Нергала. А для тех толкование снов — не по профилю. То есть, основными методами они владеют, но, все-таки, не настолько, чтобы по всем этим деталям отличить фальшивый сон от подлинно вещего.
…Выйдя за ворота, Ницан остановился. Он чувствовал сухость в горле и сильнейшую жажду. И то, и другое было следствием сильного магического поля, существовавшего в тайном святилище покойного Шу-Суэна.
— А может быть, я слишком много говорил, — пробормотал Ницан. — Ну, неважно. Эй, Умник, ты где?
Крысенок не заставил повторять дважды, исчез — и тут же вернулся с большим прозрачным кубком в передних лапках. В кубке, судя по цвету, находилось просяное пиво. Ницан закрыл глаза в предвкушении, сделал первый глоток…
И тотчас выронил кубок.
— Лугаль! — заорал он, что было мочи. — Сволочь! Опять?!
В кубке была холодная, чистая, родниковая вода.