– Поэтому вы и удрали? – спросил Натаниэль.
   – Почему же еще?
   – А бумаги со стола зачем унесли?
   Геннадий тяжело вздохнул.
   – У меня дурацкая привычка, – сказал он. – Я вечно пишу что-нибудь, о чем думаю в данный момент. На разных клочках. Машинально. Вот я и испугался, что…
   – … что вас может выдать какая-то фраза, неосторожно записанная на обрывке бумаги, – закончил Натаниэль. – Знаете, если вас и выдало что-то, так это ваш внезапный испуг и бегство. После моего визита в редакцию… Ладно. Я все-таки прошу вас назвать этого человека.
   Гена молчал. На лице у него опять появилось выражение настоящего мальчишеского упрямства.
   – Гена, – сказал Розовски. – Вы меня слышите? Если вы не назовете этого человека, полиция будет считать вас организатором преступления. И весьма тяжелого.
   Лиора, до сих пор слушавшая молча, бросилась к парню.
   – Ты с ума сошел?! – закричала она. – Это же он тебя подставил, как пацана! Ты же теперь за него отвечать будешь!
   – Именно так, – подтвердил Натаниэль. – Лиора полностью права.
   Гена решительно раздавил недокуренную сигарету в пепельнице и сказал:
   – Мы с ним познакомились месяц назад, на выставке. Это была единственная выставка, в которой я участвовал. Выставка художников-репатриантов. Проходила в «Мерказ-а-тмунот». И ему понравились мои работы. Он даже купил две. Я увидел, подошел. Представился. Ну что… Приятный мужчина, при деньгах. Разговорились. Он узнал, что я работаю в газете. Иногда помещал через меня рекламы своей фирмы. Иногда просил оценить чужие работы. Вот и все.
   – Прекрасно, – Натаниэль поощряюще улыбнулся. – И его зовут…
   – Шломо Меерович, – ответил Гена и снова помрачнел.
   Поощрительная улыбка детектива превратилась в оскал. Увидев это, Гена занервничал.
   – Что вы так смотрите? – спросил он дрожащим голосом. – Это правда, больше никаких дел… Не верите? Можете спросить у него самого!
   – Ну да… – деревянным голосом ответил Розовски. – На спиритическом сеансе.
   – А?… – Гена непонимающе посмотрел на сыщика. – Что вы сказали?
   – На спиритическом сеансе я его могу спросить… – пробормотал Натаниэль. – Вы случайно, не медиум? Может, прямо сейчас и проведем?… Ладно, это я от плохого питания. Не обращайте внимания… – Розовски поднялся, прошелся несколько раз по комнате. – Так, так… – он остановился перед Геннадием: – Это точно? – спросил он. – Вы уверены в том, что вас просил Меерович?
   – Конечно. А в чем дело?… – его глаза испуганно расширились. – То есть… это его?… – прошептал Гена.
   Розовски вздохнул.
   – Вспомните еще раз, если можно – дословно. Как именно он попросил вас?
   Гена задумался.
   – Ну как… Пришел в редакцию, в отдел рекламы. Что-то там давал… Какие-то изменения в объявлении. Потом подошел ко мне. Дал текст.
   – Тот самый, который вы потом поместили в газету?
   – Тот самый.
   – Он сказал: «Мы хотим разыграть?»
   – Да.
   – И не называл, кто это «мы»? – спросил Розовски со слабой надеждой в голосе. – Он не называл второго шутника? Или шутницу?
   – Нет, не называл.

29

   Вечером того же дня Натаниэль Розовски собрал помощников у себя дома. Этому предшествовал достаточно долгий разговор с матерью.
   – Мама, мои помощники придут вечером к нам, – сказал Розовски. Инспектор вышел, в сердцах хлопнув дверью.
   – И я, конечно, буду их обслуживать, – проворчала Сарра.
   – Они придут в восемь, – невозмутимо сказал Натаниэль.
   – И я, конечно, буду им подавать.
   – И Офра придет. Она тебе поможет.
   – Что?! После сумасшедшей работы у тебя она должна еще и ухаживать за тобой и твоими лоботрясами? – возмутилась мать. – Я что, сама не смогу? Слава Богу, я еще не старуха!
   Больше всего на свете Сарре хотелось вторично женить сына. И Офра представлялась ей вполне удачной кандидатурой на роль невестки. Не разделяя ее желания, Натаниэль бессовестно пользовался этим и приглашал Офру на все совещания, проводившиеся у него дома, хотя производственной необходимости в этом не было.
   – Побрейся, – сказала Сарра. – И переоденешься. Ходишь, как…
   – Как русский бандит, – подсказал Розовски. – То есть, как американский гангстер.
   – Вот именно. Нет, вы подумайте: он еще смеется над старой матерью! Хорошо, что твой отец не дожил до такого…
   Бесконечная дискуссия была прервана звонком в дверь. Розовски посмотрел на часы. Для его сотрудников было еще рановато. Он открыл дверь. На пороге стоял старший инспектор Ронен Алон собственной персоной.
   – Привет, я могу войти? – хмуро спросил он.
   – Конечно, я всегда рад тебя видеть, – Натаниэль посторонился, пропуская неожиданного гостя.
   – Что-нибудь случилось?
   – Нет, ничего, – инспектор подошел к креслу, сел. Розовски сел напротив. Алон молчал, глядя на Натаниэля со странным выражением.
   В салон выглянула Сарра Розовски. Увидев Ронена Алона, расплылась в улыбке. Алон относился к числу тех сослуживцев ее сына, которых она привечала особо:
   – Здравствуй, Ронен.
   – Добрый вечер, Сарра. Как дела?
   – Как всегда. Ты рановато, Натаниэль сказал, что вы соберетесь часов в восемь. А сейчас только шесть.
   – В восемь? – Алон посмотрел на Натаниэля. – Да, верно…
   – Мама, я говорил о своих сотрудниках, – вмешался Розовски.
   – А чем вам помешает Ронен? – воинственным тоном спросила мать. – По крайней мере, он приличный человек и твой друг.
   – Ты хочешь меня выгнать? – осведомился инспектор Алон у Натаниэля.
   – Что? – возмутилась Сарра. – Выгнать? Пусть Бог выгонит меня с этого света, как он выгонит тебя из моей квартиры!
   – Ладно, – Розовски махнул рукой. – Оставайся, черт с тобой. Какие у меня могут быть секреты от полиции? Тем более, от старых друзей.
   – Спасибо, – инспектор Алон подождал, пока мать Натаниэля скроется в кухне, и сказал: – У меня есть серьезные основания подозревать тебя в сокрытии сведений, имеющих большое значение для следствия. Так что, объясни мне, пожалуйста, кое-что.
   Розовски прищурился.
   – А если я не смогу объяснить? – спросил он.
   – Думаю, что сможешь, – спокойно ответил Ронен. – Ты ведь сам бывший полицейский. Ты же знаешь, что такое сокрытие сведений, важных для следствия.
   – Это шантаж, – заявил Розовски.
   – Называй, как хочешь. Но я не уйду отсюда до тех пор, пока не узнаю по этому делу все то, что знаешь ты.
   Следующие два часа Розовски демонстративно занимался домашними делами, а инспектор Алон с большим интересом смотрел по телевизору программу «Евроспорт». Ровно в восемь, один за другим, пришли Алекс и Илан. При виде инспектора у обоих совершенно одинаково вытянулись лица.
   – Все в порядке, ребята, – успокоил их Натаниэль. – Ронен здесь как частное лицо. Его пригласила моя мама. У нее с инспектором Алоном давний роман.
   Офра, напротив, не выразила никакого удивления или недовольства. Сарра Розовски сразу же утащила ее на кухню.
   Поглядев на чопорные лица своих помощников, Натаниэль тяжело
   вздохнул и, обращаясь к инспектору Алону, мрачно сказал:
   – Ронен, как видишь, у нас тут самая обычная вечеринка. Мы решили немного встряхнуться, и… – он развел руками. – В общем, боюсь, что ничего не смогу тебе рассказать. Рад бы, но…
   Ронен тоже посмотрел на Алекса и Михаэля.
   – Прекрасная идея, – сказал он. – Повеселимся вместе. Мне тоже осточертела работа. Вы не против моей компании, парни?
   Помощники Розовски сидели с каменными физиономиями. Алон кивнул: – Отлично, я так и думал, – и, обращаясь к Натаниэлю, добавил: – Замечательные у тебя ребята, очень толковые. Только излишне словоохотливые.
   – Какие есть, – сухо сказал Розовски. И пояснил: – Стеснительные очень. Плохо говорят на иврите. С сильным русским акцентом. И очень из-за этого страдают. То есть, иной раз и рады бы поболтать, но не могут. Вот, как сейчас. Верно, ребята?
   Алекс и Илан с готовностью кивнули и развели руками: дескать, действительно, рады бы, но – увы.
   – И Офра тоже? – спросил Ронен ласковым голосом.
   – Офра? – Розовски удивленно поднял брови. – А что – Офра?
   – Офра тоже плохо говорит на иврите? – инспектор погрозил пальцем хозяину. – Хватит мне морочить голову, Натан. Я уже сказал: или выкладывай все немедленно, или я не тронусь с этого места. Или же, наконец, при всем моем уважении к твоей маме, я оставлю тебе официальное приглашение в полицейское управление. И если ты не явишься, буду вынужден доставить тебя туда силой. Хотя мне очень бы этого не хотелось.
   – Ты это серьезно, Ронен?
   – Увы. Я пришел сюда, чтобы получить ответы на несколько вопросов. И я надеюсь их получить.
   Розовски немного подумал.
   – Хорошо, – сказал он. – Ты не оставляешь мне выбора.
   – Правильно.
   – Я расскажу тебе все. И ты нас покинешь. Договорились?
   – Договорились, – инспектор приготовился слушать. – Только пожалуйста, подробно. И постарайся не забыть ничего важного.
   – Согласен. Задавай вопросы.
   – Вопрос первый, – начал инспектор. – Тебе удалось отыскать загадочную свидетельницу?
   – Отвечаю честно: не знаю.
   – Хорошо. Еслиты так отвечаешь, значит, у тебя есть какие-то подозрения.
   – Допустим.
   – Поделись со мной, – предложил инспектор. – Изложи старому другу. И мы вместе их обдумаем.
   – Сначала ответь на мой вопрос: ты выяснил, куда и кому звонил Шломо Меерович, находясь в Димоне?
   – Представь себе.
   – Кому же?
   – Партнеру, – ответил инспектор. – Деловому партнеру. Устраивает такой ответ?
   – А что – другого ответа не будет?
   – Не уверен, что имею право говорить более подробно. Ты сказал, что он договаривался о встрече? – инспектор посмотрел на Маркина. Алекс сделал вид, что не прислушивается к разговору.
   – На семь часов.
   – Да-да… – инспектор вдруг чрезвычайно заинтересовался потолком.
   – Ронен, – мягко сказал Натаниэль. – А ведь если бы не я, ты не узнал бы об этом звонке. Правда?
   – Неважно, – сухо ответил инспектор. – Меня интересует другое. Каким образом, по-твоему, этот его партнер связан с убийством?
   – Гороскопами, – ответил Натаниэль. – Астрологическая связь – самая прочная. Читайте судьбу по звездам.
   – Не морочь мне голову, – посоветовал инспектор Алон. – Ты занимаешься убийством Шломо Мееровича. Выясняется, что у покойного имелся деловой партнер, хотя по документам никаких партнеров у него нет. Он был единоличным хозяином посреднического бюро.
   Розовски промолчал.
   – Ну вот. Выясняется, что убитый назначил встречу. На шестнадцатое октября. На семь часов вечера. У себя в квартире. Назначил встречу партнеру. 16 октября в восемь часов пятнадцать минут мы приезжаем по анонимному звонку. В его квартиру. Находим там некую госпожу Головлеву. В состоянии истерики. Утверждающую, что кроме нее и покойника в квартире никого нет! И не было! И дальше она начинает нести невероятную чушь! Правда, не полицейским, а адвокату… И ты после этого утверждаешь, что тебе нечего сказать!! – в конце своего монолога инспектор почти кричал. – Просто не понимаю, почему я до сих пор не арестовал тебя, – закончил он неожиданно обычным голосом.
   – Во-первых, успокойся, – заботливо сказал Натаниэль. – Ты напугаешь мою маму. А ребята напрочь забудут даже те несколько слов на иврите, которые еще помнят. А во-вторых… – он посерьезнел. – Ну хорошо. Ты не веришь в то, что я до сих пор не разобрался в этом деле.
   – Я очень хорошо тебя знаю, – сказал Алон. – Если бы ты не разобрался – зачем бы твой помощник мотался в Димону?
   Розовски задумался.
   – Понимаешь, Ронен, – сказал он по-прежнему серьезно, – я имею несколько версий происшедшего. Я бы даже мог тебя с ними ознакомить. Но, видишь ли… их, повторяю, несколько. Даже не две. И, боюсь, не три. И одна противоречит другой, третьей и так далее.
   – Я не верю, – сказал Алон.
   – Я могу тебе… – Натаниэль внезапно замолчал. Алон некоторое время разглядывал его с академическим интересом, а потом спросил с подозрением:
   – Что ты замолчал?
   – Что?… Нет, ничего… Словом, – Розовски развел руками. – Мне пока нечего тебе сказать. Верно, ребята?
   Илан и Алекс одновременно кивнули.
   – Какие они у тебя дисциплинированные, – похвально отозвался о помощниках инспектор. – Мне бы таких… Ну что же, – он неторопливо поднялся со своего места. – Коль скоро тебе нечего сказать больше, я пожалуй пойду. Кстати, – он словно вспомнил нечто важное. – Я слышал, что завтра днем ты собираешься отчитаться перед клиентами?
   – Собираюсь.
   – Очень логично, – Алон кивнул. – В полном соответствии с твоими предыдущими словами – насчет того, что ты еще толком не знаешь ни свидетельницу, ни всего прочего. О чем же ты собираешься рассказывать Цви Грузенбергу?
   – Возможно, об этом, – ответил Натаниэль безразличным тоном. – Возможно о том, что я никого не нашел.
   – Да? И что же – я могу присутствовать при таком знаменательном событии?
   – Конечно. Я приглашаю тебя, Ронен. Завтра, в два часа, в моем офисе.

30

   Натаниэль чмокнул Офру в небрежно подставленную щечку.
   – Любишь ты театральные эффекты, – сказала она недовольным тоном. – Видите ли, друзья мои, – сказал Натаниэль. – При столь точном совпадении двух версий могут появиться сомнения в достоверности обеих. Верно? И такие сомнения у меня появились. В самый последний момент, вчера. И мне вдруг подумалось: что, если существует и третья версия? И чем дольше я над этим думал, тем яснее видел, что за всей этой историей стоит некто третий, очень удачно воспользовавшийся враждой двух женщин для решения своих проблем.
   – Если верить моей маме – а у меня нет оснований ей не верить, она святая женщина, ее умоляли играть в «Габиме», – сообщил Натаниэль. – Так что, актерство у меня, видимо, наследственное… – он посмотрел на часы. Было четырнадцать часов пятнадцать минут. – А что, все уже собрались?
   – Давным-давно, – Офра оглянулась на приоткрытую дверь кабинета и понизила голос. – И если ты немедленно не начнешь, они разбегутся. Грузенберг уже дважды выскакивал в приемную. И вид у него весьма воинственный. А инспектор Алон, по-моему, готов тебя пристрелить.
   – Прекрасно. Как я выгляжу?
   – Как всегда.
   – Значит, превосходно, – Розовски придал своему лицу максимально деловое выражение и отворил дверь кабинета. Собравшиеся встретили его возмущенным шумом. Розовски предостерегающе поднял руку.
   – Тихо, тихо, господа! – сказал он. – Меня задержали достаточно веские причины. Думаю, выслушав их, вы поймете и простите. А сейчас, – он прошел к своему месту за письменным столом, – мы можем начать, – Натаниэль обвел кабинет задумчивым взглядом. Все, кого он пригласил, были в сборе, и от этого его маленький кабинет казался совсем крохотным.
   – Насколько я могу понять, расследование завершено? – спросил Цви Грузенберг светским тоном.
   – Не совсем так, – сказал Розовски.
   – Что значит – не совсем так?
   – Действительно, Натан, я пришел потому, что ты обещал… – в разговор вступил было инспектор Ронен, но Розовски перебил его.
   – Дайте мне договорить, господа, – сказал он. – Да, в настоящий момент расследование не завершено, но оно будет завершено в течение ближайшего получаса.
   Возмущенный шум стих, хотя лица почти всех присутствующих сохраняли выражение недовольства – в той или иной степени. Натаниэль протиснулся между вольготно раскинувшимся в кресле инспектором Алоном и собственным письменным столом.
   – Итак? – нетерпеливо сказал Грузенберг. – Мы все ждем.
   – Да, конечно, – Натаниэль вытащил сигареты, не распечатывая пачку, положил ее на край стола. – Пожалуй, можно начинать… Цви, я позволю себе вначале повторить то, что известно всем. Если кто-то не желает слушать…
   – Ради Бога, Натан, хватит тянуть! – взорвался Алон. – Кто-то желает, кто-то не желает… Ближе к делу! Я не замечал у тебя избытка вежливости в старые времена.
   – Хорошо. Чтобы ускорить развязку, я лишь попрошу вашего, госпожа Головлева, согласия на то, что говорить буду на иврите. Роль переводчика берется исполнить мой помощник, Алекс Маркин.
   Маркин кивнул, пересел ближе к Головлевой. Натаниэль еще немного подождал, пока все устроятся и успокоятся, и начал:
   – Итак, господа, суть дела в следующем. Нынешним воскресеньем некто Шломо Меерович оказался убит в собственной квартире. По этому поводу имел место звонок в полицию, как выяснилось – из квартиры Мееровича. Звонившая – а это была женщина – сообщила, что преступник находится в данный момент в комнате. Прибывшая через пятнадцать минут полиция – в лице присутствующего здесь инспектора Алона и его подчиненных – обнаружила на месте происшествия госпожу Ларису Головлеву, так же присутствующую здесь.
   Ронен шумно вздохнул, но промолчал. Натаниэль улыбнулся и сказал извиняющимся тоном:
   – Прости, Ронен, но я должен сделать небольшое предисловие. Иначе не все окажется понятным.
   Инспектор махнул рукой и отвернулся.
   – Я продолжаю, – Натаниэль смотрел в стол, голос его был лишен какой бы-то ни было окраски. Казалось, он просто зачитывает некий документ, невидимый никому из присутствующих, но тем не менее, находящийся перед его глазами. – Некоторые улики – подчеркиваю, некоторые – позволили полиции рассматривать госпожу Головлеву в качестве главной подозреваемой. Она была арестована. Правда затем, по настоянию адвоката Грузенберга, освобождена. Адвокат Грузенберг также присутствует в моем кабинете. Я повторю, какие именно улики продиктовали полиции ее решение. Во-первых – сам факт ее присутствия в квартире, во-вторых – личность убитого, оказавшегося бывшим мужем госпожи Головлевой. Можно было подозревать давние счеты, в самом широком спектре – от ревности до денежных проблем. Фотография госпожи Головлевой, хранившаяся на книжной полке в квартире Мееровича указывала на факт недавних контактов. Несмотря на утверждение подозреваемой, что она не виделась с бывшем мужем в течение последних восьми лет и что она не знала, в чью именно квартиру идет тем роковым вечером.
   Ронен фыркнул. Розовски предостерегающе поднял руку.
   – Минутку, Ронен! Сейчас мы узнаем относительно фотографии, – он повернулся к женщине в черном платье, явно незнакомой остальным. – Вчера вернувшаяся в Израиль госпожа Далия Меерович, несмотря на печальное известие, любезно согласилась прийти на сегодняшнюю встречу.
   Две другие женщины, присутствовавшие в кабинете, – Лариса и Мирьям, с откровенным любопытством посмотрели на вдову. Внешне она явно проигрывала Головлевой – вполне бесцветная внешность, тусклые волосы гладко зачесаны назад.
   – Госпожа Меерович, повторите пожалуйста то, что сообщили мне вчера, – попросил Розовски.
   – Этой фотографии в нашем доме не было, – тихо ответила Меерович. – Во всяком случае, еще десять дней назад, когда я уезжала в Европу. О приезде бывшей жены муж тоже ни разу не говорил.
   – Он рассказывал вам о причинах развода с первой женой? – спросил Натаниэль.
   Далия задумалась.
   – Да, но это было давно, – сказала она. – Я думаю, лет пять назад, когда мы познакомились. Ничего конкретного, так – общие слова.
   – Кого он винил в разводе? Ее или себя?
   – Никого, – Далия слабо улыбнулась. – Это мне и понравилось в нем. Я ведь тоже была до него замужем. Мой первый муж имел обыкновение изображать меня чудовищем. Бывает и другая крайность, близкая к мазохизму: когда мужчина во всем винит одного себя и всем рассказывает о том, какой он негодяй и каким несчастным ангелом была его жена!.. – Далия произнесла последние слова чуть громче обычного. Потом добавила – после крошечной паузы, уже обычным голосом: – На самом-то деле обычно виноваты оба. Только вот расплачиваются по-разному.
   Натаниэль кивнул.
   – Скажите, госпожа Меерович, а о том, что в Тель-Авиве живут родственники его первой жены, ваш муж рассказывал вам?
   – Да, однажды он мне сказал… – Меерович задумалась на секунду. – Да, это было, по-моему, в прошлом году.
   – И по какому поводу он об этом сказал именно тогда? – спросил Натаниэль. – Полагаете, раньше он сам об этом не знал?
   Далия пожала плечами.
   – Да нет, – сказала она. – Я просто не спрашивала. Меня мало интересовала его прошлая жизнь.
   – Значит, просто к случаю пришлось?
   – Ему кто-то позвонил, потом он сказал мне, что звонила родственница его бывшей жены.
   – Так-так-так… – Розовски бросил взгляд на Мирьям, никак внешне не прореагировавшую на эти слова. – Скажите пожалуйста, Далия, почему вы проводили отпуск порознь? Согласитесь, это выглядит странно – для столь небольшого срока супружества. К тому же, раньше вы так не поступали, верно?
   Вдова не ответила.
   – Кроме того, у вас перед отъездом произошла размолвка, – продолжал Натаниэль. – Вы даже не ночевали дома, – он немного подождал. Далия молчала. – И в аэропорт вы уехали не из дома, – добавил он. – Так что же было причиной такого поведения?
   – Это мое дело, – Далия нахмурилась. – В конце концов, он мертв.
   – Да, вы правы… – Розовски некоторое время задумчиво смотрел на нее. – Теперь я попрошу вас ответить на очень деликатный вопрос, – сказал он, вновь обращаясь к вдове. – Если пожелаете, можете не отвечать на него. Но вопрос я задам. Хорошо?
   Далия кивнула. В ее взгляде появилась настороженность.
   – Ваш муж изменял вам? – спросил Розовски.
   – Да, – ответила Меерович.
   – Это послужило причиной последней размолвки?
   – Да.
   – Вы знали имя женщины?
   – Нет.
   – Но догадывались, кто она?
   – Нет.
   – Ну, хорошо, – сказал Натаниэль, с улыбкой взглянув на мрачного инспектора Алона. – Оставим в покое психологию супружества, вернемся к более конкретным вещам. Вернемся к фотографии первой жены вашего мужа. Вы утверждаете, что никогда не видели ее в доме.
   – Да.
   – Это еще ни о чем не говорит, – проворчал инспектор. – Фотография могла хранится в его бумагах. Перед свиданием он выставил ее, чтобы сделать приятное Головлевой.
   – Я уже сотни раз говорила, что не виделась с ним! – резко сказала Головлева. – И не дарила ему никаких фотографий!
   – Вот! – с торжествующими нотками в голосе подхватил Натаниэль. – А кому именно вы ее дарили? Вы помните?
   – Точно не помню, – Лариса опустила голову. – Мне кажется… мне кажется, что я подарила эту фотографию Мирьям. Вместе с тремя другими.
   Натаниэль перевел взгляд на Мирьям.
   – А что скажете вы? – спросил он.
   Та молча пожала плечами.
   – Я же говорил вам, – Ицхак Шейгер решил прийти на помощь жене. – Фотография действительно была у нас, но потом куда-то исчезла… – видимо, он сам почувствовал насколько беспомощно звучит его объяснение, потому что замолчал и нахмурился.
   – Это правда? – спросил Ронен у Мирьям.
   – Видишь ли, Ронен, – сказал Натаниэль так, словно в кабинете находились только они двое, – этих троих – Головлеву, ее кузину Мирьям и покойного Шломо Мееровича связывали особые отношения. Мирьям Шейгер была виновницей развода своей родственницы с мужем.
   Тишина, воцарившаяся после этих слов, оказалась столь глубока, что даже сам Натаниэль немного испугался. Он внимательно обвел взглядом замершие фигуры собравшихся.
   – Да, – сказал он и развел руками. – Это так. И я не думаю, что кто-нибудь всерьез станет оспаривать мои слова.
   – Не будет, – сказала вдруг Мирьям. Она выпрямилась и с вызовом посмотрела на детектива. – Никто не будет. Потому что, как мне кажется, все и так знают это. Никакого секрета вы не раскрыли. У меня был роман с Шломо – тогда он звался Семеном – сразу после их свадьбы. Но, во-первых, Лариса сама виновата. Она очень быстро охладела к мужу. А во-вторых – мы, действительно, не встречались с ним в Израиле. То есть, я знала, что он репатриировался.
   – Если не секрет, откуда? – спросил Натаниэль.
   – Не помню. Это имеет какое-то значение?
   Натаниэль вышел из-за стола и подошел к Мирьям.
   – Ваш муж знал об этом?
   – Да, – ответил вместо Мирьям Ицхак. – Я знал. У жены не было секретов от меня. Но, честно говоря, меня мало волновало прошлое. Тем более, прошлое советское.
   Мирьям взглянула на мужа с удивлением, но промолчала. Натаниэль повернулся к Головлевой. Та сидела, чуть склонившись к Алексу и внимательно слушая перевод. Она не поднимала глаз ни на двоюродную сестру, ни на детектива.
   – Понятно, – сказал Розовски. – Видишь, Ронен, появляется новый фактор, верно?
   Инспектор осмысливал услышанное. Вмешался адвокат.
   – Извините, Натаниэль, но я пока не вижу связи между обвинением Головлевой в убийстве и старым романом госпожи Мирьям, – сказал он.
   – Все очень просто, – Розовски прошелся по кабинету. Сделать это было сложно из-за обилия людей. – Все очень просто… Представим себе следующее: предположим – только предположим, что госпожа Мирьям сейчас сказала нам неправду, – он жестом остановил протест со стороны четы Шейнер. – Я ведь говорю: предположим. Предположим, что их связь возобновилась в Израиле. И что женщиной, имени которой не знала госпожа Меерович, но о связи которой с мужем она знала была именно Мирьям.