– Нет, не моя, – честно ответил Натаниэль. О том, что это машина его стажера он вполне резонно решил не сообщать бдительной даме. – А машина, в которую села ваша соседка – вы не запомнили, как она выглядела?
   – Во всяком случае, не так. Большая машина, современная. Особенно запомнить я не могла – уже стемнело. По-моему, светлая.
   – Светлая, – задумчиво повторил Розовски. – Светлая… – он отошел от окна, снова сел в кресло. – Скажите пожалуйста, а как вы оцениваете вашу нынешнюю соседку? Я имею в виду – какой она вам показалась?
   Шошана тоже вернулась на свое место.

23

   Поблагодарив Шошану, Натаниэль отправился к Ларисе. По его предположениям, Головлева должна была порядком понервничать за это время – если только видела, как он входил в подъезд.
   Дверь отворилась сразу после звонка, что подтверждало его предположение. – Действительно, – задумчиво произнес Розовски. – Откуда вам их знать?
   – Здравствуйте, – Натаниэль улыбнулся. – Извините, что я без предупреждения.
   – Ничего страшного, здравствуйте. Проходите.
   «Она и правда нервничает, – отметил Натаниэль. – Интересно, по какому именно поводу?»
   – Ждете кого-то? – спросил он, оглядываясь. В отличие от их первого посещения, сегодня квартира в Яффо не производила впечатления запущенной. Сравнение с логовом дикой кошки уже не приходило на ум.
   Головлева чуть пожала плечами.
   – Кого я могу ждать? – она взяла со стола пачку сигарет, закурила. – Садитесь.
   Розовски сел на диван.
   – Надеюсь вы изменили свое решение? – спросил он.
   – Какое решение?
   – Относительно нежелания отвечать на мои вопросы.
   Головлева пожала плечами.
   – Спрашивайте, конечно. Вы должны меня понять, я ведь была очень издергана. Весь этот кошмар… там, в квартире Семена. Приезд полиции, арест… Вам приходилось когда-нибудь ночевать в полиции?
   – Неоднократно. Правда, я тогда сам был полицейским, – ответил Розовски.
   Головлева улыбнулась – скорее, из вежливости.
   – Да, это другое. Если хотите курить – пожалуйста, – сказала она, усаживаясь в кресло напротив. – Я забыла вам предложить, – она пододвинула сигареты детективу.
   – Спасибо, – Натаниэль положил перед собой пачку. – Мне показалось, что вы не очень дружите с родственниками. Это так? – спросил он.
   – Допустим, – Головлева нахмурилась.
   – Могу я узнать причину?
   Головлева молча смотрела на дымящийся кончик сигареты.
   – Думаю, вы все равно узнаете, – наконец, произнесла она. – Если уже не знаете. Впрочем, какая разница. Мой бывший муж Семен…
   – Шломо Меерович? – уточнил Натаниэль.
   – Что? Ну да, Шломо. У него был роман с Мирьям. Собственно, они несколько лет были любовниками, – она вздохнула, погасила сигарету. – Они познакомились на нашей свадьбе. Мирьям была у меня свидетельницей. Мы действительно были с ней очень дружны когда-то. Выросли вместе, вместе учились. Говорят, были немного похожи друг на друга. Нас даже считали не двоюродными, а родными сестрами. Поэтому я не придавала особого значения тому, что она вдруг зачастила к нам после свадьбы. Мне и в голову не могло прийти… – Лариса замолчала. – В общем, детали, я думаю, не имеют значения, – она улыбнулась с некоторой долей искусственности. – Однажды я пришла домой с работы не очень вовремя.
   – Это и стало причиной вашего развода? – спроси Натаниэль после небольшой паузы.
   – Да.
   – А когда вы восстановили отношения?
   – Ну… – Лариса задумалась. – Я написала ей первый раз в прошлом году. Полтора года назад. Написала о себе, прислала фотографии. На празднование моего прошлого дня рождения пришло много народа. Веселились, у кого-то из гостей был фотоаппарат. Сделали кучу снимков. И я отправила…
   – Те самые фотографии? – спросил Натаниэль.
   – Что? Да, те самые, – Лариса нахмурилась. – Потому я и не помню точно, кому их дарила. Та фотография… Я считаю ее самой удачной, – она невесело улыбнулась. – Странно звучит, правда? Но тем не менее, на ней я выгляжу лучше всего. Так вот. Потом получила от них ответ. Вернее, от Мирьям. Очень хорошее письмо. И я подумала: в конце концов, родственников у меня больше нет, а дело прошлое. Я тогда уже собралась в Израиль…
   – Но, похоже, вы не очень рассчитывали на теплый прием? – спросил Натаниэль. – Иначе зачем приезжать по туристической визе и только здесь подавать прошение о репатриации?
   – Вы правы, – ответила Головлева. – Если бы я была уверена в ее отношении, я бы сразу оформила документы на выезд. Еще в России. Но, как видите, прошло больше года. И приехала я, все-таки, по туристской визе. И только после месяца жизни здесь подала документы в МИД. Вот, жду уже больше полутора месяцев. То забастовки, то праздники…
   – А в течение этого года вы поддерживали какие-то отношения? – спросил Натаниэль. – Продолжали переписку?
   – Да. Они поздравляли меня с праздниками. Со всеми. С днем рождения. И…
   – И все это делала только Мирьям? Ицхак никак не участвовал?
   – Нет, почему? Правда, мы не были знакомы, но в каждом письме он приписывал от себя несколько строк. Очень трогательно выглядело – он русский язык порядком подзабыл, особенно письмо… Думаю, он делал это по настоянию Мирьям. Он вообще очень послушен, – добавила Лариса несколько неожиданно.
   – Мне тоже так показалось. И что же? Вы убедились в ее хорошем отношении?
   – Да. Мы однажды поговорили с ней. Сразу после моего приезда. Выяснили, так сказать, отношения. И решили, что нечего воскрешать прошлое, – Головлева вздохнула. – После этого я и приняла окончательное решение.
   – Понятно… – Натаниэль только сейчас воспользовался предложением хозяйки и вытащил сигарету. Головлева подала ему зажигалку. Кивком поблагодарив ее, он спросил: – Все-таки, Лариса, что послужило причиной вашей недавней ссоры? Я уже спрашивал вас, и вы сказали, что это не может иметь отношения к делу. Вы и сейчас так думаете?
   – Не знаю, – ответила Головлева, отворачиваясь. – Все так запуталось. Но я могу ответить, если хотите, – она поднялась с места, подошла к окну. – Это произошло совершенно неожиданно, – сказала она, глядя на улицу. – Мирьям пришла поздно, часов около одиннадцати. Я заметила, что она возбуждена, но не стала задавать вопросов: мало ли что могло произойти. Предложила ей чаю. Она отказалась. И вдруг обвинила меня в том, что я приехала сюда только для того, чтобы встретиться с бывшим мужем!
   – А это не так? – спросил Натаниэль. Головлева возмущенно повернулась к нему.
   – Конечно, нет! – резко ответила она. – Я даже не знала, что он живет именно в Тель-Авиве… до того самого вечера.
   – Понятно, – Натаниэль немного помолчал. – Мирьям объяснила, с чего вдруг она так решила?
   – Нет. Дело в том, что я вспылила и наговорила ей гадостей. Думаю, вы сами понимаете. Вспомнила их прежнюю связь. Сказала, что она никак не может успокоиться. Что она, наверное, продолжает с ним встречаться. И в конце… – Головлева заколебалась. – В конце я пригрозила, что расскажу Ицхаку.
   – Но у вас не было конкретных фактов? О том, что связь Мирьям с вашим бывшим мужем продолжалась и здесь, в Израиле?
   – Нет, откуда… – видно было, что Лариса колеблется. – Какие-то подозрения были… А может быть, я просто внушила себе это, – сказала она.
   – Вот как? И что же Мирьям?
   – Ничего. Хлопнула дверью.
   – Понятно… И все-таки: вы действительно считаете, что ваша кузина продолжала встречаться со своим старым любовником?
   – Не знаю, – ответила Головлева. – До этого случая у меня не было оснований. Но теперь… – она замолчала и снова повернулась к окну.
   Розовски тоже молчал. Казалось, все его желание поглощено было курением. Ларису Головлеву нервировала тишина за спиной, она несколько раз оглянулась на сидевшего в глубокой задумчивости детектива. Розовски докурил сигарету, поднялся.
   – Спасибо за исчерпывающие ответы, – сказал он. – Еще один вопрос. Понимаю, что вам не доставит удовольствие вспоминать подробности того трагического вечера, и потому приношу свои извинения заранее. Тем не менее вынужден спросить… – Натаниэль помедлил. – Скажите, вы помните какие-нибудь подробности? Например… – он прошелся по комнате, остановился рядом с Головлевой. – Например, там, на столике – помните? – был накрыт ужин.
   Головлева кивнула. Чувствовалось, что она очень напряжена.
   – Вот, – продолжал Натаниэль, словно не замечая этого, – на столике стояли два недопитых бокала с вином, верно?
   – Верно, – голос ее чуть подрагивал.
   – На одном из бокалов должна была бы остаться полоска помады, правда? Если предположить, что хозяин принимал даму.
   Головлева молча пожала плечами.
   – Вы не обратили внимания? – спросил Розовски. – Не было помады на бокале?
   – Мне было не до того, чтобы осматривать бокалы, – сухо ответила Лариса.
   – Ну да, конечно, конечно… А сами вы какой помадой пользуетесь? – поинтересовался он.
   – «Кэролайн», – ответила Лариса равнодушно. – Бледно-розовая.
   Натаниэль кивнул.
   – В тот вечер вы тоже пользовались ею?
   – Да.
   – А какой помадой пользуется ваша кузина – вы, случайно, не знаете?
   – По-моему, из дорогих. «Ланком». Цвет… – она задумалась. – Ну, такой… вишневый. Ей идут яркие цвета.
   – Ясно. Что ж, – Натаниэль вежливо улыбнулся, – не буду больше отнимать у вас время. Спасибо за терпение и – до свидания.
   – До свидания.
   У двери Розовски задержался.
   – Чуть не забыл. Скажите, Лариса, вы знакомы с человеком по имени Геннадий Гольдман?
   Головлева отрицательно качнула головой.
   – Впервые слышу.
   – Он работает в газете «Ежедневная почта», – добавил Розовски, внимательно глядя на женщину.
   Что-то похожее на испуг мелькнуло в ее глазах. Но она быстро справилась с собой.
   – Впервые слышу, – повторила Головлева. – Откуда я могу знать здешних журналистов?

24

   – Теперь куда? – спросил Илан. – В контору?
   Натаниэль посмотрел на часы. – До свидания, Мирьям.
   – Теперь мы с тобой навестим еще одну даму. Думаю, успеем.
   – Где?
   – В прямо противоположной части города. Едем в Рамат-Авив. Улица Ганей-Авив.
   Мирьям была дома одна. При виде детектива она внутренне напряглась. «Интересно, – подумал Розовски, улыбаясь с максимальной приветливостью, – кто в семье источник нервозности – муж или жена?»
   – Простите, что побеспокоил, – сказал он вслух. – Надеюсь, вы понимаете? Я очень хочу поскорее закончить расследование.
   – Приятно слышать, – ответила хозяйка. – Проходите.
   – Да, видите ли, – беспечно заметил Натаниэль, – я вообще-то в отпуске. Цвика Грузенберг застал меня дома случайно. Как раз когда я готовился к отъезду. Хотел съездить на Север, в Кацрин. Вы бывали там?
   – Бывала.
   – Вдвоем с мужем?
   – Да.
   – Вообще, вы всегда отдыхаете вдвоем?
   – Нет, – холодно ответила Мирьям. – Такое случается редко. Мы предпочитаем проводить отпуск раздельно.
   – Понимаю. Так сказать, отдых друг от друга, – Натаниэль расположился в кресле у окна, с наслаждением вытянул ноги. – Вы не представляете, Мирьям, как тяжело ездить в собачьей конуре, притворяющейся автомобилем. Это не для меня… А у вас какая машина?
   – У нас две машины, – Мирьям села напротив. – Простите меня, – сказала она с некоторым нетерпением, – но не могли бы вы перейти к делу? Вы ведь приехали не за тем, чтобы пожаловаться на прерванный отпуск и на плохую машину.
   – Вы правы, конечно не за этим, – Натаниэль похлопал себя по карманам, вытащил сигареты. Вопросительно посмотрел на хозяйку. – Я не помню, вы курите?
   – Нет, я не курю. Но вы можете курить, – она пододвинула пепельницу.
   Розовски закурил, окинул обманчиво беззаботным взглядом салон.
   – Это вы покупали? – спросил он, указывая на две картины, выполненные в псевдоавангардном стиле. – Вы любите современную живопись?
   – Нет, это Ицхак. Был как-то на выставке, по-моему, месяц назад. Перед Рош-а-шана. Я в этом не очень разбираюсь.
   – Понятно… Скажите, Мирьям, в чем была причина вашей недавней ссоры с Ларисой? – спросил он, сосредоточенно глядя на дымящийся кончик сигареты.
   – Понятия не имею. Я пришла к ней, как обычно, вечером. Привезла кое-что… Ну, по мелочам. Она встретила меня чуть ли не в штыки. И сразу же начала говорить на повышенных тонах. Обвинила меня в этой старой истории. Ну, я думаю, вам она известна.
   – Вы говорите так, будто заранее подготовились к ответам на эти вопросы, – заметил Натаниэль.
   – Как же иначе? – Мирьям позволила себе улыбнуться краешками губ. – Я ведь ни о чем другом, кроме этого кошмара, думать не могу. Ваши вопросы вполне естественны, я сама задавала их себе сотню раз. Странно было бы, если бы вы не спросили об этом.
   – Вы имеете в виду вашу связь с бывшим мужем Головлевой?
   – Да.
   – Она считала вас виновной в разводе?
   – Да. Хотя, на мой взгляд, она сама виновата. Нет, я не хочу оправдывать ни себя, ни его. Просто она очень быстро охладела к нему. Не прошло и полугода после свадьбы, а он уже раздражал ее. Лариса вообще увлекающаяся натура. Так что…
   – Вы были всерьез увлечены им?
   – Я могу сказать даже, что была влюблена в него. Правда, он делал вид, что не замечает этого. До тех пор, пока не понял, что надоел молодой жене.
   – То есть, ответив на вашу влюбленность, он всего лишь отомстил своей жене за равнодушие?
   – Вовсе нет. Он вдруг почувствовал, что действительно любит меня. Меня, а не ее.
   – Он сам вам сказал об этом?
   – Дело не в его словах. Я почувствовала это много позже, когда… – Мирьям запнулась, почувствовав, что едва не сказала лишнего.
   – Когда встретилась с ним здесь, верно? – закончил Розовски. – Ваша связь возобновилась уже здесь. И насколько я понимаю, квартиру в Яффо вы сняли для свиданий. Ведь договор аренды был заключен без малого год назад. А Лариса приехала недавно. Значит, снимали не для нее. Тоже самое говорит ваша соседка.
   – Шошана? – Мирьям засмеялась. – Каждый раз, когда мы туда приезжали, она торчала у окна. Я поначалу злилась, а потом привыкла. Значит, она вам сказала? Странно, чем-то вы ее подкупили. Вообще-то она не сплетница.
   – Все люди сплетники, – заметил Розовски. – Просто не все об этом догадываются. Так что же? Я прав?
   Мирьям кивнула.
   – Собственно, вы бы все равно узнали об этом, – сказала она. – Не думаю, что есть смысл скрывать. Особенно теперь, после его смерти.
   – Ваш муж, я полагаю, ничего не знает? – спросил Розовски.
   – Даже не догадывается.
   – А жена Мееровича? Она знала?
   – Он никогда не говорил об этом.
   – Понятно. Хорошо, вернемся к тому вечеру. Лариса обвинила вас в старом разводе. Что еще?
   – Она заявила, что прекрасно знает о моем нынешнем романе с Шломо. И обо всем расскажет Ицхаку. Я не хотела слушать ее, по-моему, это была обыкновенная женская истерика. Может быть, днем она случайно увидела Шломо… а может быть, и не случайно. В общем, я ушла. Больше мы к этому разговору не возвращались.
   – Как вы думаете, она бы выполнила свою угрозу? – спросил Натаниэль.
   – Не знаю. Она непредсказуемый человек. В принципе, характер у нее добрый. Но под влиянием настроения она способна натворить Бог знает что.
   – Ясно… – Натаниэль поднялся. – Вы так и не вспомнили, куда делась фотография Ларисы?
   – Нет.
   Розовски кивнул, прощаясь. У двери он остановился.
   – Чуть не забыл. Какой марки ваша машина? – спросил он. – Ах, да, у вас их две.
   – У Ицхака «хонда», – ответила Мирьям. – У меня – «Дайатсу»
   – Светло-голубая? – уточнил Натаниэль. – Я имею в виду «дайатсу».
   – Да.
   – Номер 399–411, – уже не спрашивая, а утверждая произнес Розовски.
   – Да, а в чем дело?
   – Скажите, я мог бы осмотреть ее? В вашем присутствии, разумеется? – спросил вместо ответа Натаниэль. – Где она сейчас?
   – На стоянке, рядом с домом. Пойдемте, – Мирьям не высказала ни удивления, ни раздражения.
   Они вместе вышли во двор, на стоянку. Натаниэль еще не решил толком, что именно он хочет найти. Сев на место водителя, он рассеянно окинул взглядом салон.
   – Вы ездили вчера куда-нибудь? – спросил он.
   Мирьям отрицательно качнула головой.
   – Ездил муж, – ответила она. – Он иногда берет машину.
   – Понятно… – Натаниэль открыл бардачок, переложил лежащие там предметы. – Ничего, что я здесь роюсь? – спросил он. – Вообще-то частным детективам по закону не разрешается проводить обыски. Вы можете мне запретить.
   – Смотрите, мне-то что? – холодно сказала Мирьям. – Я не запрещаю.
   – Спасибо… – он нащупал в самом углу бардачка, под бумагами маленький цилиндрик, извлек его. Цилиндрик оказался тюбиком помады вишневого цвета. – Это ваша?
   Мирьям взяла в луки помаду, повертела в руках.
   – Нет, – ответила она чуть удивленно. – Не моя. Цвет похожий.
   – Позвольте, – Натаниэль поднес тюбик к глазам. – «Барбара Клайн», – прочитал он. – А вы какой пользуетесь?
   – «Ланком».
   – Да, правильно… А эта, «Барбара Клайн» – дорогая помада?
   – По-моему, из самых дешевых. Не знаю, откуда она взялась, – сказала Мирьям. – Может быть, Лариса забыла? Я несколько раз подвозила ее.
   – По-моему она пользуется помадой другого цвета.
   – Не знаю, – повторила Мирьям.
   – Вы говорили, что муж недавно пользовался вашей машиной, – напомнил Натаниэль.
   – Да, но… – Мирьям замолчала, лицо ее приобрело отрешенное выражение. Натаниэль некоторое время молча смотрел на нее. Вышел из машины, хлопнул дверцей.
   – Послушайте, – сказал он. – Не стоит пока говорить ему об этом. Хорошо?
   Мирьям не ответила.
   – Это моя просьба, – настойчиво сказал Натаниэль. – Обещайте мне пока молчать.
   – Хорошо, – Мирьям не смотрела на него. – Хорошо, обещаю.
   – А помаду я возьму с собой.
   Она равнодушно пожала плечами.

25

   – Ты будешь звонить в Америку? – спросила мать. Натаниэль, только что вернувшийся домой и занятый своими мыслями, не разу понял.
   – Мальчик обещал приехать после Песаха, – напомнила мать. – Уже полгода как после Песаха. Так что? – Илан? Забыл сказать: нужно, чтобы ты заехал завтра за мной в восемь-тридцать. Нам с тобой нужно нанести визит в редакцию «Ежедневной почты». На Швуот, 29.
   Речь шла о сыне Натаниэля Йосефе, жившем вместе со своей матерью в Бостоне. Натаниэль пожал плечами.
   – Мне некуда звонить, – ответил он. – Йосеф сейчас в колледже. Живет в кампусе и домой приезжает в пятницу. Куда я буду звонить?
   – Позвони ей, – сказала мать. – Скажи ей, чтобы она напомнила мальчику, – мать никогда не называла бывшую жену Натаниэля по имени, только «она».
   – Она не передаст, – сказал Натаниэль. – Ты же прекрасно знаешь, что она не передаст. Она не хочет, чтобы мальчик приезжал, – такой разговор возникал между ними в среднем раз в месяц. Розовски мог не задумываться над ответами. Подсознание само подкидывало необходимые слова, это было довольно удобно. Но сейчас даже подсознание было занято совсем другими проблемами.
   – Тряпка, – сказала мать.
   – Ради Бога, мама, – с досадой сказал Натаниэль. – Можно я сначала поем?
   Мать замолчала и вышла из кухни. Натаниэль пододвинул к
   себе тарелку с бутербродами и чашку кофе.
   Спокойно поесть ему не дали. Едва он сделал первый глоток, как раздался звонок в дверь. Натаниэль насторожился. Услышав голос Зеева Баренбойма, весело здоровавшегося с матерью, он с тяжелым вздохом отодвинул чашку и вышел из кухни.
   – Привет, Натан, – Баренбойм энергично потряс руку Натаниэля. – Я только сейчас узнал, что ты, оказывается в отпуске. Если ты в отпуске, то что ты делал сегодня на работе?
   – Только сегодня? А вчера? – добавила мать. – Спросите его, Володя, спросите. Я уже молчу. Когда все люди ищут возможности устроиться на государственную службу, мой замечательный сын все бросает и нянчится с бандитами – не про вас, Володя, будь сказано. Хорошо. Пусть возиться с бандитами. Пусть живет так, что матери стыдно смотреть в глаза соседям. Но он может себе позволить отпуск?
   – Может, – твердо сказал Баренбойм.
   – Нет! Он не может. Он незаменим.
   – Да? – Баренбойм перевел взгляд на Натаниэля. Тот стоял с невозмутимым выражением лица.
   – Натан, – сказал Баренбойм. – Я должен сводить тебя на кладбище, – он повернулся к Сарре. – Слышите, тетя Сарра? Я должен сводить его на кладбище!
   – Зачем? – спросил Натаниэль. – Еще успею.
   – На кладбище ты увидишь очень много людей, которым вовремя не нашлось замены, – серьезно сообщил Баренбойм.
   Натаниэль хмыкнул.
   – Ладно, – сказал он. – Мама, напои гостя чаем.
   – С коржиками, – сказала Сарра. – Вы любите коржики, Володя?
   – Ваши коржики? О чем вы спрашиваете, Сарра? – Баренбойм в восхищении закатил глаза. – Я их обожаю.
   Мать с гостем пили чай, обсуждая последние новости – сначала израильские, потом зарубежные. Придумывать темы для обсуждения не стоило большого труда – перед приходом Баренбойма Сарра Розовски переключила телевизор на российскую программу.
   – Вы слышали? В Киеве опять вводят новые деньги, – сказал Баренбойм.
   В это время зазвонил телефон. Розовски взял трубку.
   – Натан, я уже возвращаюсь, – по интонации Натаниэль понял, что Маркину есть о чем рассказать.
   – Выкладывай, – сказал он, пытаясь не слушать разговор матери с гостем. Те, похоже, не обратили внимания на телефонный звонок и продолжали болтать с прежней громкостью.
   – Они сошли с ума, – убежденно заметила Сарра.
   – А что там у тебя за шум? Гости? – спросил Маркин
   – Если это можно назвать так, – проворчал Розовски, слыша как Баренбойм объясняет Сарре Розовски тонкости изготовления бумаги с водяными знаками. Он прикрыл трубку рукой и сказал: – Вы не могли бы чуть-чуть приглушить громкость? У меня важный разговор. Баренбойм с готовностью замолчал.
   – Слава Богу, я застал дома тещу Мееровича, – сообщил Алекс. – Оказывается, в тот самый день он приезжал к ней.
   – В какой день?
   – В тот самый, когда его убили, – объяснил Маркин. – Насколько я мог понять, теща у них в семье имела решающий голос – по всем вопросам. Ну, это чувствуется с первого взгляда. Весьма серьезная дама… – Алекс издал короткий смешок. – По ее словам выходит, что Шломо примчался к ней попросить о содействии в восстановлении семейного очага. То есть, чтобы она переговорила с дочерью. По возвращении последней.
   – А что – дочь приезжала после ссоры к ней?
   – Да. И жила у нее все эти дни, до отъезда. Так что пожилая дама знала об их ссоре.
   – Понятно. Значит, на вопрос – где провела эти дни Далия Меерович, мы получили ответ, – сказал Натаниэль. Он еще не решил, устраивает его этот ответ или нет. – Что еще?
   – Ты спрашивал у меня – есть ли у Мееровича партнеры?
   – Спрашивал.
   – Есть. И звонил он своему партнеру из Димоны, при теще. В день убийства. Судя по разговору, партнер – мужчина. И Меерович назначил ему встречу у себя в квартире на семь часов вечера.
   – На сколько?
   – Ровно на семь. Кстати говоря, по мнению тещи, разговор был достаточно напряженным. Нервным. Суть пожилая дама не поняла, но точно помнит, что в конце разговора зять сказал: «Хорошо, это мы утрясем.» И дальше назначил время встречи. Ну как?
   – Замечательно, – мрачно ответил Натаниэль. – Просто здорово. Лучше не бывает. Версия номер тысяча четыреста тридцать два. По количеству версий мы скоро сравняемся с количеством резолюций ООН. Ну это ладно. Лишь бы результативность хоть немного отличалась. Дай-ка мне номер домашнего телефона тещи Мееровича. Надеюсь, ты не забыл поинтересоваться этим?
   – Не забыл, – Маркин продиктовал Натаниэлю номер.
   – Ладно, спасибо, Алекс. Ты молодец. Отдыхай, – Розовски положил трубку. – Итак, Зеев, – сказал он послушно молчащему Баренбойму, – чему обязаны визитом? То есть, я очень рад, но ты же не приезжаешь без дела?
   – Я просто решил, что утром наш разговор получился скомканный, – объяснил Баренбойм. – Вот, решил поздравить тебя по-человечески.
   – С чем? – спросила Сарра, подозрительно посматривая на сына.
   – А он вам не сказал? – Баренбойм был страшно удивлен. – О нем же написали в газете!
   – Да, – сказал Розовски. – Спасибо, что напомнил… – он быстро нашел в записной книжке номер домашнего телефона стажера.

26

   – Ну вот, – сказал Розовски удовлетворенно. – А теперь поедем громить редакцию. Обожаю скандалы.
   Конечно, он вовсе не собирался всерьез устраивать скандал Михаэлю Когану. В конце концов, его бывшие коллеги не читают газет на русском языке. Да и в статье ничего предосудительного сказано не было. Исключение составлял идиотский заголовок. – Астрологу? Нет, пока не звонил. Что ж, спасибо за помощь. И за кофе, – Розовски посмотрел на сегодняшнюю газету, лежавшую на столе. – Передайте господину Когану мою самую искреннюю благодарность за статью. Скажите: я очень, очень тронут. И мама тоже благодарит.
   Но Розовски воспользовался поводом нанести еще один визит в редакцию газеты.
   Когана на месте не оказалось, что несколько разочаровало Натаниэля. Он хотел дать относительно безобидный выход негативным эмоциям.