– Все-таки, вы что-то перепутали, Цвика, – сказал он. – Вот тут, в метрике, написано: день, месяц и год рождения 6 октября 1961 года. А вы говорите… – он кивнул на фотографию. – Там не день рождения, а Новый год.
– Может быть, – легко согласился Грузенберг. – Мы ведь беседовали через переводчика… А это что? – спросил он. – Что вы там рассматриваете?
– Договор, – ответил Натаниэль. – Договор об аренде квартиры. Странно… – он рассеянно взглянул на адвоката.
– Что странно?
– Что? Нет, ничего, это я так… – он положил договор в папку, а папку вернул на место.
8
9
10
– Может быть, – легко согласился Грузенберг. – Мы ведь беседовали через переводчика… А это что? – спросил он. – Что вы там рассматриваете?
– Договор, – ответил Натаниэль. – Договор об аренде квартиры. Странно… – он рассеянно взглянул на адвоката.
– Что странно?
– Что? Нет, ничего, это я так… – он положил договор в папку, а папку вернул на место.
8
Конечно, куда больше смысла было бы в обыске на месте преступления, то есть, в квартире Мееровича на Ганей-Кайц. Но попасть туда без разрешения Розовски не мог, а обращаться в полицию с просьбами в самом начале расследования Натаниэль не собирался.
По дороге в Рамат-Авив, где жили родственники Головлевой, Розовски поинтересовался: – Приехали, – сообщил адвокат вместо ответа. – Вот этот дом.
– Кто занимается расследованием этого дела в полиции?
– Старший инспектор Алон и инспектор Шимшони. Вы с ними знакомы?
– Еще бы! – Натаниэль хмыкнул. – Закадычные друзья. И Ронен, и Дани… Боже мой, – вздохнул он, – я каждый день убеждаюсь в том, какая маленькая страна Израиль. Не проходит и месяца, чтобы я не наступил на мозоль кому-нибудь из бывших сослуживцев.
– Что вы хотите? – философски заметил адвокат. – Мир вообще маленький. Стоит мне приехать в Штаты, как в течение первых же часов на американской земле я носом к носу сталкиваюсь с двумя-тремя бывшими однокашниками.
– Это не весь мир маленький, – возразил Натаниэль. – Это наш еврейский мир маленький.
Они проезжали мимо железнодорожной станции, когда Розовски спросил:
– Вам не кажется, что для любящих родственников Шейгеры сняли госпоже Головлевой квартиру на достаточно большом удалении?
– Вы так думаете? – удивленно спросил Грузенберг. – Не знаю, мне это не приходило в голову. Вообще-то да, далеко. Но ничего подозрительного в этом я не вижу.
– Я и не говорю, что это подозрительно. Я просто отмечаю этот факт, – сказал Натаниэль.
– Даже любящие родители снимают своим детям жилье подальше от себя, – сказал Грузенберг.
– В основном, по инициативе детей.
– Неважно. Расстояние лишь укрепляет родственные связи.
– Да, возможно.
– И потом: молодая красивая женщина, одинокая…
– Кузина беспокоится о крепости семейного очага?
– Почему бы и нет? Это еще не причина для того, чтобы подозревать ее в преступных намерениях.
– Кого? – Натаниэль усмехнулся. – В деле две женщины.
– Три, – поправил его адвокат.
– А кто третья? – Натаниэль удивился. – Вы мне не говорили.
– Жена Мееровича. Вернее, уже вдова.
– Да-да, – Розовски похлопал себя по карманам. – В вашей машине можно курить?
Адвокат молча выдвинул пепельницу.
– Спасибо, – Розовски закурил. – Так что вы говорили о вдове?
– Далия Меерович. Не уверен, что она уже знает о случившемся. Ее сейчас нет в Израиле. Она путешествует по Европе.
– Вот как? Это точно?
– Не знаю. Так сказали в полиции. Ей попробуют сообщить о смерти мужа. Если узнают, в какой именно из европейских стран она находится в данный момент.
– А если нет?
– Тогда сообщат по возвращении, через семь дней.
Розовски погасил сигарету в пепельнице и сказал с некоторым раздражением:
– Честное слово, Цвика, вы меня удивляете. Вы излагаете суть дела в очень странной последовательности. Почему бы вам вообще не сообщить мне хоть какие-то подробности из жизни убитого? Или вас интересует только ваша клиентка?
Грузенберг хмыкнул.
– Я мог бы ответить и так, – сказал он. – В конце концов, я представляю ее интересы…
– Действительно, – буркнул Розовски. – Интересы покойного в настоящее время представляет «Хевра кадиша».
– …но, на самом деле, я просто несколько растерян, – продолжал адвокат. – Согласитесь, это очень странное дело.
– Да, мягко говоря, странное, – согласился Натаниэль. – Но, возможно, и очень простое. Ладно, сведения о покойном я постараюсь собрать самостоятельно. Вернемся к тому, о чем я говорил.
– А о чем вы говорили?
– О родственниках вашей подопечной. Скажите, Цвика, как вы поступите, если окажется, что в деле каким-то образом, замешаны обе родственницы? Или, что еще оригинальнее, Головлева, действительно, окажется ни при чем, а вот ее двоюродная сестра… – Розовски немного помолчал, потом добавил: – Это я так, в порядке поддержания светской беседы.
– Я так и понял, – заметил адвокат. – Думаю, предположение достаточно фантастично.
– О разумеется! Но ведь в деле, как бы-то не было, присутствуют двое: мужчина, звонивший по телефону, и женщина, вызвавшая полицию. Пока что мы имеем только одну пару, которая могла это сделать.
– А мотивы? – спросил адвокат.
Натаниэль пожал плечами.
– Понятия не имею. Я вообще знаю лишь то, что вы мне рассказали, – он извлек из кармана сложенную вчетверо газетную страницу. – Плюс вот это.
– Да, я видел, что вы нашли эту бумажку в квартире Головлевой. Что это?
– Газетная страница с гороскопами, – Розовски развернул страницу. – Видите, гороскоп на позавчера… Ах да, вы же не читаете по-русски. Ну, неважно. Гороскоп соответствует тому, что сообщила вам ваша подзащитная. Вот тут кто-то, видимо, она сама, отчертила прогноз: «Сегодняшний день принесет вам немало неожиданностей и сюрпризов…» Это точно, сюрпризов было более чем достаточно… «Возможны новые знакомства, визиты. Не отказывайтесь от приглашений: они могут кардинальным образом изменить вашу жизнь в лучшую сторону. Романтическая связь, завязавшаяся в этот день, будет прочной и долговременной…» Ну-ну… – Натаниэль нахмурился. – А вот еще кое-что, интересно, она говорила вам об этом?
– О чем?
– «Близкие люди могут нарушить ваши планы. Не советуйтесь с ними и не доверяйте их обещаниям…» А? Это как?
– Вы же не верите в астрологию, – сказал адвокат. – Или я ошибаюсь?
– Не верю, – Розовски сложил страничку и спрятал ее в карман. – Меня раздражает ощущение того, что наша жизнь спланирована заранее. Звездами, небесами – неважно. Я хочу сам решать, что мне делать сегодня, что – через год.
– А если не верите, – Грузенберг улыбнулся, – то почему обратили внимание на какое-то предостережение в гороскопе?
– Не знаю, – Розовски смотрел в окно. – Но в данном случае мы имеем дело не с астрологией вообще, а с причиной преступления – возможно, кажущейся – на которой настаивает обвиняемая. Она же – ваша клиентка. И я бы очень хотел знать: расценивает ли она это предостережение как намек на собственных родственников. И если да, то как она понимает этот намек. Так что? Она вам говорила что-нибудь об этих людях?
По дороге в Рамат-Авив, где жили родственники Головлевой, Розовски поинтересовался: – Приехали, – сообщил адвокат вместо ответа. – Вот этот дом.
– Кто занимается расследованием этого дела в полиции?
– Старший инспектор Алон и инспектор Шимшони. Вы с ними знакомы?
– Еще бы! – Натаниэль хмыкнул. – Закадычные друзья. И Ронен, и Дани… Боже мой, – вздохнул он, – я каждый день убеждаюсь в том, какая маленькая страна Израиль. Не проходит и месяца, чтобы я не наступил на мозоль кому-нибудь из бывших сослуживцев.
– Что вы хотите? – философски заметил адвокат. – Мир вообще маленький. Стоит мне приехать в Штаты, как в течение первых же часов на американской земле я носом к носу сталкиваюсь с двумя-тремя бывшими однокашниками.
– Это не весь мир маленький, – возразил Натаниэль. – Это наш еврейский мир маленький.
Они проезжали мимо железнодорожной станции, когда Розовски спросил:
– Вам не кажется, что для любящих родственников Шейгеры сняли госпоже Головлевой квартиру на достаточно большом удалении?
– Вы так думаете? – удивленно спросил Грузенберг. – Не знаю, мне это не приходило в голову. Вообще-то да, далеко. Но ничего подозрительного в этом я не вижу.
– Я и не говорю, что это подозрительно. Я просто отмечаю этот факт, – сказал Натаниэль.
– Даже любящие родители снимают своим детям жилье подальше от себя, – сказал Грузенберг.
– В основном, по инициативе детей.
– Неважно. Расстояние лишь укрепляет родственные связи.
– Да, возможно.
– И потом: молодая красивая женщина, одинокая…
– Кузина беспокоится о крепости семейного очага?
– Почему бы и нет? Это еще не причина для того, чтобы подозревать ее в преступных намерениях.
– Кого? – Натаниэль усмехнулся. – В деле две женщины.
– Три, – поправил его адвокат.
– А кто третья? – Натаниэль удивился. – Вы мне не говорили.
– Жена Мееровича. Вернее, уже вдова.
– Да-да, – Розовски похлопал себя по карманам. – В вашей машине можно курить?
Адвокат молча выдвинул пепельницу.
– Спасибо, – Розовски закурил. – Так что вы говорили о вдове?
– Далия Меерович. Не уверен, что она уже знает о случившемся. Ее сейчас нет в Израиле. Она путешествует по Европе.
– Вот как? Это точно?
– Не знаю. Так сказали в полиции. Ей попробуют сообщить о смерти мужа. Если узнают, в какой именно из европейских стран она находится в данный момент.
– А если нет?
– Тогда сообщат по возвращении, через семь дней.
Розовски погасил сигарету в пепельнице и сказал с некоторым раздражением:
– Честное слово, Цвика, вы меня удивляете. Вы излагаете суть дела в очень странной последовательности. Почему бы вам вообще не сообщить мне хоть какие-то подробности из жизни убитого? Или вас интересует только ваша клиентка?
Грузенберг хмыкнул.
– Я мог бы ответить и так, – сказал он. – В конце концов, я представляю ее интересы…
– Действительно, – буркнул Розовски. – Интересы покойного в настоящее время представляет «Хевра кадиша».
– …но, на самом деле, я просто несколько растерян, – продолжал адвокат. – Согласитесь, это очень странное дело.
– Да, мягко говоря, странное, – согласился Натаниэль. – Но, возможно, и очень простое. Ладно, сведения о покойном я постараюсь собрать самостоятельно. Вернемся к тому, о чем я говорил.
– А о чем вы говорили?
– О родственниках вашей подопечной. Скажите, Цвика, как вы поступите, если окажется, что в деле каким-то образом, замешаны обе родственницы? Или, что еще оригинальнее, Головлева, действительно, окажется ни при чем, а вот ее двоюродная сестра… – Розовски немного помолчал, потом добавил: – Это я так, в порядке поддержания светской беседы.
– Я так и понял, – заметил адвокат. – Думаю, предположение достаточно фантастично.
– О разумеется! Но ведь в деле, как бы-то не было, присутствуют двое: мужчина, звонивший по телефону, и женщина, вызвавшая полицию. Пока что мы имеем только одну пару, которая могла это сделать.
– А мотивы? – спросил адвокат.
Натаниэль пожал плечами.
– Понятия не имею. Я вообще знаю лишь то, что вы мне рассказали, – он извлек из кармана сложенную вчетверо газетную страницу. – Плюс вот это.
– Да, я видел, что вы нашли эту бумажку в квартире Головлевой. Что это?
– Газетная страница с гороскопами, – Розовски развернул страницу. – Видите, гороскоп на позавчера… Ах да, вы же не читаете по-русски. Ну, неважно. Гороскоп соответствует тому, что сообщила вам ваша подзащитная. Вот тут кто-то, видимо, она сама, отчертила прогноз: «Сегодняшний день принесет вам немало неожиданностей и сюрпризов…» Это точно, сюрпризов было более чем достаточно… «Возможны новые знакомства, визиты. Не отказывайтесь от приглашений: они могут кардинальным образом изменить вашу жизнь в лучшую сторону. Романтическая связь, завязавшаяся в этот день, будет прочной и долговременной…» Ну-ну… – Натаниэль нахмурился. – А вот еще кое-что, интересно, она говорила вам об этом?
– О чем?
– «Близкие люди могут нарушить ваши планы. Не советуйтесь с ними и не доверяйте их обещаниям…» А? Это как?
– Вы же не верите в астрологию, – сказал адвокат. – Или я ошибаюсь?
– Не верю, – Розовски сложил страничку и спрятал ее в карман. – Меня раздражает ощущение того, что наша жизнь спланирована заранее. Звездами, небесами – неважно. Я хочу сам решать, что мне делать сегодня, что – через год.
– А если не верите, – Грузенберг улыбнулся, – то почему обратили внимание на какое-то предостережение в гороскопе?
– Не знаю, – Розовски смотрел в окно. – Но в данном случае мы имеем дело не с астрологией вообще, а с причиной преступления – возможно, кажущейся – на которой настаивает обвиняемая. Она же – ваша клиентка. И я бы очень хотел знать: расценивает ли она это предостережение как намек на собственных родственников. И если да, то как она понимает этот намек. Так что? Она вам говорила что-нибудь об этих людях?
9
Сходство между жилищем четы Шейгер в Рамат-Авиве и квартиркой в Яффо, только что осмотренной Натаниэлем и адвокатом, было примерно таким же, как между тигром и домашней кошкой. Парадоксально, однако на роль дикого тигра претендовала конура Головлевой. Сравнение с домашней кошкой пришло Натаниэлю в голову, едва он переступил порог и вошел в просторный, дорого и со вкусом обставленный салон.
Ицхак и Мирьям были под стать дому. Предложив обоим посетителям сесть, они, тем не менее обращались исключительно к адвокату. Чувствовалось, что к Натаниэлю они относятся то ли как к мальчику на побегушках, то ли как к мальчику для битья. Ситуация не оскорбила детектива, скорее, позабавила. Откинувшись в широком мохнатом кресле, чуть в стороне от журнального столика на гнутых ножках, он предоставил Грузенбергу возможность беседовать с хозяевами, а сам с интересом разглядывал родственников Головлевой, пытаясь составить первое впечатление о них. Тем более, что беседа на первых порах касалась финансовых отношений адвоката и его подопечных и была Натаниэлю скучна и малопонятна. Свои проблемы с Грузенбергом он решил. – Нет, я уже сказала, что ни разу не виделась с ним, – ответила Мирьям. Сквозь холодную любезность Натаниэль расслышал нотки раздражения.
Ицхак Шейгер показался ему типичным сорокалетним представителем middle-class. С поправкой на средиземноморское происхождение. То есть, с одной стороны, дорогая и внешне скромная одежда (хозяин квартиры был одет в темно-серую пиджачную пару и светло-серую сорочку с галстуком строгой расцветки), холеные ногти и несколько церемонная манера разговора, с другой – природная смуглость, и мрачноватая глубина темных глаз. По словам адвоката, он работал исполнительным директором некрупной, но крепко стоящей на ногах компании по торговле недвижимостью.
Что же до Мирьям, то назвать ее типичной Натаниэль не решился бы ни в коем случае. В этой эффектной – и просто красивой – женщине чувствовалось нечто такое, чего Натаниэль, при всем своем легкомыслии побаивался в представительницах слабого пола. Это не определимое словесными формулами качество давало госпоже Шейгер ощущение спокойной силы и уверенности, а ее собеседникам – ощущение скрытой угрозы. Розовски заметил, что фактически разговор с Грузенбергом вела она. Хотя говорил муж, Мирьям вставила от силы две-три фразы.
Словом, Розовски рассматривал сцену, чувствуя себя достаточно беззаботным зрителем.
Неловкость испытывал Грузенберг, считавший, что хозяевам следовало больше внимания уделить приглашенному им детективу.
Наконец, он не выдержал:
– У господина Розовски есть несколько вопросов к вам, – сказал он. – Забыл вам сообщить: господин Розовски в прошлом много лет проработал в полиции и до сих пор считается одним из лучших специалистов своего дела.
Натаниэль вежливо улыбнулся в ответ на эти слова и вызванные ими холодные взгляды хозяев.
– У нас еще есть время, – сказал он. – Госпожу Головлеву освободят из-под стражи через три часа, а вопросов у меня совсем немного. Так что можете закончить свои дела, не обращая на меня никакого внимания.
Намек на игнорирование его присутствия поняла Мирьям. Ицхак только кивнул головой, как бы принимая его слова к сведению.
– Но мы уже закончили, – заметил Грузенберг. – Все остальное не является срочным. Так что – прошу вас, Натаниэль. Вы не возражаете? – он вопросительно посмотрел на хозяев. Ицхак пожал плечами.
– Спрашивайте, – коротко ответила Мирьям.
– Сколько лет вы живете в Израиле?
– Стандартный вопрос, – Мирьям позволила себе улыбнуться краешком губ. – Традиционный. Первые два года я слышала его постоянно: «Сколько времени ты в стране?»
– Так сколько же?
– Восемь лет. С восемьдесят восьмого года.
Натаниэль перевел вопросительный взгляд на Ицхака. Тот отрицательно качнул головой.
– Я вышла замуж шесть лет назад, – сказала Мирьям. – Мы познакомились с Ицхаком уже здесь.
– Вы не были замужем в Союзе?
– Нет.
– Скажите, Мирьям, вы поддерживали отношения с Ларисой Головлевой в течение всего времени вашей жизни здесь, в Израиле?
– И здесь, и в Союзе. Мы были очень близки с Ларисой… – она секунду поколебалась. Натаниэль не преминул это отметить. – Исключая разве что последний период перед отъездом, – закончила Мирьям.
– Часто переписывались?
– Последние два года – примерно раз в месяц. Довольно часто. До этого реже. Почти не переписывались.
– Она когда-нибудь спрашивала вас о своем бывшем муже? Где он живет, что делает?
– Нет.
– А когда приехала?
– Тоже нет.
– Но это странно! – сказал Розовски. – Кроме вас бывший муж – единственный человек в стране, которого она знает. Неужели ее не интересовала его нынешняя жизнь?
Ицхак счел необходимым вмешаться.
– Собственно, почему бы и нет? Они расстались, она вычеркнула его из своей жизни, – он оглянулся на жену. – Верно, Мирьям?
– Я вспомнила, – сказала она. – В одном из писем Лариса действительно спрашивала о Шломо. Я просто забыла. Все-таки, восемь лет.
– То есть, в одном из первых писем?
– Да.
– У вас сохранилось это письмо?
– Боюсь, что нет.
– За эти годы мы несколько раз меняли квартиру, – снова вмешался муж. – Естественно, мы не могли каждый раз возить за собой старые письма. Кое-что приходилось выбрасывать.
– Да, – сказала Мирьям. – Из-за переездов некоторые письма затерялись.
– Но, может быть, вы все-таки, помните? – Натаниэль обращался только к Мирьям. Это, как он видел, несколько раздражало ее мужа.
– Неужели это так важно? – спросил он. – Какое-то письмо восьмилетней давности.
– Ну конечно нет, – Розовски улыбнулся хозяйке. – Я просто хочу занять разговором вашу жену. Вполне естественное желание при виде красивой женщины, вы не находите?
Ицхак хмуро посмотрел на него, потом на Мирьям. Та отреагировала на комплимент детектива мимолетной улыбкой.
– Она просто поинтересовалась, не встречала ли я ее бывшего мужа, – Мирьям сделала легкое ударение на слове «бывшего». – Обычный, ни к чему не обязывающий вопрос.
– Не обязывающий к ответу? – уточнил Розовски.
– Именно.
Натаниэль сделал небольшую паузу. Ему очень хотелось курить, но поскольку хозяева не поставили на столик пепельницу, можно было сделать вывод, что в доме не курят.
Словно прочитав его мысли, Мирьям поднялась и принесла из другой комнаты изящную керамическую пепельницу. Ицхак неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Розовски поблагодарил хозяйку и положил рядом с пепельницей сигареты и зажигалку. Закурив, он еще какое-то время молчал.
– Значит, на этот вопрос вы не ответили, – сказал он. – Но что-нибудь о его жизни здесь вы знали?
– Нет, откуда?
– Понятно… Скажите, а чем был вызван развод?
– Это был странный брак.
– В чем же?
– Короткий бурный роман, столь же стремительный брак. Потом – медленное остывание и естественный финал.
– У них были какие-нибудь взаимные претензии?
– Нет.
Адвокат посмотрел на часы и сказал:
– Нам пора, Натаниэль.
– Да, верно, – Розовски поднялся. – Мирьям, а фотографию, найденную в квартире Мееровича, вы видели?
– Да, мне ее показали в полиции, – ответила Мирьям.
– Судя по фотографии, вы не очень похожи, – Натаниэль улыбнулся.
– Мы же не родные сестры, а двоюродные, – заметила Мирьям. – Наши отцы были родными братьями. Но мы обе пошли в матерей.
– У вас были красивые матери, – сообщил Натаниэль. – По-разному, но, видимо, очень красивые.
– Второй комплимент за короткое время, – засмеялся Грузенберг. – Будьте осторожны, Мирьям, комплименты от сыщика – в этом есть что-то опасное.
– Ничего опасного, – Розовски тоже засмеялся. – Разве что для самого сыщика.
– Как раз если судить по фотографии, они очень похожи, – сказал вдруг Ицхак.
Натаниэль повернулся к нему.
– Вы вместе были в полиции? – спросил он.
– При чем тут полиция? Просто я видел эту фотографию.
– Где?
– У нас тоже есть такая, правда Мирьям? – но, увидев потемневшее лицо жены, Ицхак осекся.
Натаниэль внимательно посмотрел на супругов.
– Вы не могли бы показать эту фотографию? – спросил он.
– Да, конечно, – неохотно сказала она. – Не уверена, что точно такая же. Но, во всяком случае, сделанная тогда же, – она вышла и вскоре вернулась, держа в руках фотоальбом. – Вот здесь, – она перелистала толстые картонные листы. – Где-то здесь.
На развороте, который она протянула детективу, лежали три фотографии, снятые, действительно, в тот же день, что и виденная Натаниэлем в квартире Головлевой. Правда, кроме самой Ларисы фотографии изображали, по всей видимости, ее гостей.
– Ее московские друзья, – пояснила Мирьям. – Фотографировались в начале этого года.
– Новый год? – спросил Натаниэль.
– Нет, день рождения. У Ларисы день рождения восьмого января. Вы же знаете, елку в России принято убирать после тринадцатого.
– Старый Новый год, понятно…
– Что значит «старый новый год»? – недоуменно спросил Грузенберг.
– Новый год по старому стилю, – объяснил Натаниэль, возвращая альбом. – До семнадцатого года в России был другой календарь.
– То есть, в России отмечают новый год дважды? – недоверчиво спросил адвокат.
– Евреи – трижды, – ответил Натаниэль. – Еще и Рош-а-шана… Но это не совсем те фотографии, – он снова обратился к Мирьям. – Я так понял, что там была еще одна, четвертая. Верно?
– Кажется, да, – ответила Мирьям.
– Потеряли?
– Нет, – она нахмурилась. – Не помню. Может быть, ее забрала Лариса.
Ицхак молчал. Натаниэль повертел в руках пачку сигарет, с сожалением спрятал ее в карман.
– Пора, Натаниэль, – снова напомнил Грузенберг. – Мне нужно быть в полиции через сорок минут.
– Да, сейчас… Скажите, квартиру в Яффо сняли вы? – спросил он. – Или Лариса сама?
– Я, конечно.
– До ее приезда или после?
– До приезда, по ее просьбе.
– То есть, она с самого начала собиралась остаться в Израиле?
– Да, конечно.
– Почему же она сразу не приехала как репатриантка?
– Побаивалась, – Мирьям покачала головой. – Она вообще меняет свои решения по несколько раз на день. Человек настроения.
«О ее сестре этого не скажешь, – подумал Розовски. – Вот уж, поистине, человек, который всегда знает, чего хочет». Вслух сказал:
– А почему вы нашли квартиру так далеко? Это ведь неудобно – добираться до центра.
– А вы знаете цены на квартиры в центре? – воинственно спросил Ицхак. – Я вот раньше не знал, а сейчас, когда мы искали жилье для Ларисы узнал. Безумные цены. Просто невероятные.
– Да, действительно. Откуда у туристки большие деньги?
– При чем тут туристка? – возразил Ицхак. – Квартиру оплачиваем мы. Потом, когда Лариса получит статус репатрианта и все, что ей причитается, она начнет платить сама.
– Да-да, конечно… – пробормотал Розовски. – Вы были у Ларисы в тот день? – снова обратился он к Мирьям.
– Была.
– Вам ничего не показалось необычным?
Мирьям немного подумала.
– По-моему, она была в хорошем настроении, – сказала она. – Это меня обрадовало. Когда она только приехала, то выглядела несколько подавленной.
– Что-нибудь говорила вам о своих планах на вечер?
– Нет.
– Вы с ней не ссорились?
– Ссорились? – Мирьям удивленно улыбнулась. – Нам не из-за чего ссориться.
– Что ж, – сказал Натаниэль. – У меня пока все. Может быть, вопросы есть у вас?
Чета Шейгеров, словно по команде, пожала плечами. Уже стоя у двери, Натаниэль спросил:
– А вы знакомы с Далией Меерович? Второй женой Шломо?
Ицхак и Мирьям были под стать дому. Предложив обоим посетителям сесть, они, тем не менее обращались исключительно к адвокату. Чувствовалось, что к Натаниэлю они относятся то ли как к мальчику на побегушках, то ли как к мальчику для битья. Ситуация не оскорбила детектива, скорее, позабавила. Откинувшись в широком мохнатом кресле, чуть в стороне от журнального столика на гнутых ножках, он предоставил Грузенбергу возможность беседовать с хозяевами, а сам с интересом разглядывал родственников Головлевой, пытаясь составить первое впечатление о них. Тем более, что беседа на первых порах касалась финансовых отношений адвоката и его подопечных и была Натаниэлю скучна и малопонятна. Свои проблемы с Грузенбергом он решил. – Нет, я уже сказала, что ни разу не виделась с ним, – ответила Мирьям. Сквозь холодную любезность Натаниэль расслышал нотки раздражения.
Ицхак Шейгер показался ему типичным сорокалетним представителем middle-class. С поправкой на средиземноморское происхождение. То есть, с одной стороны, дорогая и внешне скромная одежда (хозяин квартиры был одет в темно-серую пиджачную пару и светло-серую сорочку с галстуком строгой расцветки), холеные ногти и несколько церемонная манера разговора, с другой – природная смуглость, и мрачноватая глубина темных глаз. По словам адвоката, он работал исполнительным директором некрупной, но крепко стоящей на ногах компании по торговле недвижимостью.
Что же до Мирьям, то назвать ее типичной Натаниэль не решился бы ни в коем случае. В этой эффектной – и просто красивой – женщине чувствовалось нечто такое, чего Натаниэль, при всем своем легкомыслии побаивался в представительницах слабого пола. Это не определимое словесными формулами качество давало госпоже Шейгер ощущение спокойной силы и уверенности, а ее собеседникам – ощущение скрытой угрозы. Розовски заметил, что фактически разговор с Грузенбергом вела она. Хотя говорил муж, Мирьям вставила от силы две-три фразы.
Словом, Розовски рассматривал сцену, чувствуя себя достаточно беззаботным зрителем.
Неловкость испытывал Грузенберг, считавший, что хозяевам следовало больше внимания уделить приглашенному им детективу.
Наконец, он не выдержал:
– У господина Розовски есть несколько вопросов к вам, – сказал он. – Забыл вам сообщить: господин Розовски в прошлом много лет проработал в полиции и до сих пор считается одним из лучших специалистов своего дела.
Натаниэль вежливо улыбнулся в ответ на эти слова и вызванные ими холодные взгляды хозяев.
– У нас еще есть время, – сказал он. – Госпожу Головлеву освободят из-под стражи через три часа, а вопросов у меня совсем немного. Так что можете закончить свои дела, не обращая на меня никакого внимания.
Намек на игнорирование его присутствия поняла Мирьям. Ицхак только кивнул головой, как бы принимая его слова к сведению.
– Но мы уже закончили, – заметил Грузенберг. – Все остальное не является срочным. Так что – прошу вас, Натаниэль. Вы не возражаете? – он вопросительно посмотрел на хозяев. Ицхак пожал плечами.
– Спрашивайте, – коротко ответила Мирьям.
– Сколько лет вы живете в Израиле?
– Стандартный вопрос, – Мирьям позволила себе улыбнуться краешком губ. – Традиционный. Первые два года я слышала его постоянно: «Сколько времени ты в стране?»
– Так сколько же?
– Восемь лет. С восемьдесят восьмого года.
Натаниэль перевел вопросительный взгляд на Ицхака. Тот отрицательно качнул головой.
– Я вышла замуж шесть лет назад, – сказала Мирьям. – Мы познакомились с Ицхаком уже здесь.
– Вы не были замужем в Союзе?
– Нет.
– Скажите, Мирьям, вы поддерживали отношения с Ларисой Головлевой в течение всего времени вашей жизни здесь, в Израиле?
– И здесь, и в Союзе. Мы были очень близки с Ларисой… – она секунду поколебалась. Натаниэль не преминул это отметить. – Исключая разве что последний период перед отъездом, – закончила Мирьям.
– Часто переписывались?
– Последние два года – примерно раз в месяц. Довольно часто. До этого реже. Почти не переписывались.
– Она когда-нибудь спрашивала вас о своем бывшем муже? Где он живет, что делает?
– Нет.
– А когда приехала?
– Тоже нет.
– Но это странно! – сказал Розовски. – Кроме вас бывший муж – единственный человек в стране, которого она знает. Неужели ее не интересовала его нынешняя жизнь?
Ицхак счел необходимым вмешаться.
– Собственно, почему бы и нет? Они расстались, она вычеркнула его из своей жизни, – он оглянулся на жену. – Верно, Мирьям?
– Я вспомнила, – сказала она. – В одном из писем Лариса действительно спрашивала о Шломо. Я просто забыла. Все-таки, восемь лет.
– То есть, в одном из первых писем?
– Да.
– У вас сохранилось это письмо?
– Боюсь, что нет.
– За эти годы мы несколько раз меняли квартиру, – снова вмешался муж. – Естественно, мы не могли каждый раз возить за собой старые письма. Кое-что приходилось выбрасывать.
– Да, – сказала Мирьям. – Из-за переездов некоторые письма затерялись.
– Но, может быть, вы все-таки, помните? – Натаниэль обращался только к Мирьям. Это, как он видел, несколько раздражало ее мужа.
– Неужели это так важно? – спросил он. – Какое-то письмо восьмилетней давности.
– Ну конечно нет, – Розовски улыбнулся хозяйке. – Я просто хочу занять разговором вашу жену. Вполне естественное желание при виде красивой женщины, вы не находите?
Ицхак хмуро посмотрел на него, потом на Мирьям. Та отреагировала на комплимент детектива мимолетной улыбкой.
– Она просто поинтересовалась, не встречала ли я ее бывшего мужа, – Мирьям сделала легкое ударение на слове «бывшего». – Обычный, ни к чему не обязывающий вопрос.
– Не обязывающий к ответу? – уточнил Розовски.
– Именно.
Натаниэль сделал небольшую паузу. Ему очень хотелось курить, но поскольку хозяева не поставили на столик пепельницу, можно было сделать вывод, что в доме не курят.
Словно прочитав его мысли, Мирьям поднялась и принесла из другой комнаты изящную керамическую пепельницу. Ицхак неодобрительно покачал головой, но ничего не сказал. Розовски поблагодарил хозяйку и положил рядом с пепельницей сигареты и зажигалку. Закурив, он еще какое-то время молчал.
– Значит, на этот вопрос вы не ответили, – сказал он. – Но что-нибудь о его жизни здесь вы знали?
– Нет, откуда?
– Понятно… Скажите, а чем был вызван развод?
– Это был странный брак.
– В чем же?
– Короткий бурный роман, столь же стремительный брак. Потом – медленное остывание и естественный финал.
– У них были какие-нибудь взаимные претензии?
– Нет.
Адвокат посмотрел на часы и сказал:
– Нам пора, Натаниэль.
– Да, верно, – Розовски поднялся. – Мирьям, а фотографию, найденную в квартире Мееровича, вы видели?
– Да, мне ее показали в полиции, – ответила Мирьям.
– Судя по фотографии, вы не очень похожи, – Натаниэль улыбнулся.
– Мы же не родные сестры, а двоюродные, – заметила Мирьям. – Наши отцы были родными братьями. Но мы обе пошли в матерей.
– У вас были красивые матери, – сообщил Натаниэль. – По-разному, но, видимо, очень красивые.
– Второй комплимент за короткое время, – засмеялся Грузенберг. – Будьте осторожны, Мирьям, комплименты от сыщика – в этом есть что-то опасное.
– Ничего опасного, – Розовски тоже засмеялся. – Разве что для самого сыщика.
– Как раз если судить по фотографии, они очень похожи, – сказал вдруг Ицхак.
Натаниэль повернулся к нему.
– Вы вместе были в полиции? – спросил он.
– При чем тут полиция? Просто я видел эту фотографию.
– Где?
– У нас тоже есть такая, правда Мирьям? – но, увидев потемневшее лицо жены, Ицхак осекся.
Натаниэль внимательно посмотрел на супругов.
– Вы не могли бы показать эту фотографию? – спросил он.
– Да, конечно, – неохотно сказала она. – Не уверена, что точно такая же. Но, во всяком случае, сделанная тогда же, – она вышла и вскоре вернулась, держа в руках фотоальбом. – Вот здесь, – она перелистала толстые картонные листы. – Где-то здесь.
На развороте, который она протянула детективу, лежали три фотографии, снятые, действительно, в тот же день, что и виденная Натаниэлем в квартире Головлевой. Правда, кроме самой Ларисы фотографии изображали, по всей видимости, ее гостей.
– Ее московские друзья, – пояснила Мирьям. – Фотографировались в начале этого года.
– Новый год? – спросил Натаниэль.
– Нет, день рождения. У Ларисы день рождения восьмого января. Вы же знаете, елку в России принято убирать после тринадцатого.
– Старый Новый год, понятно…
– Что значит «старый новый год»? – недоуменно спросил Грузенберг.
– Новый год по старому стилю, – объяснил Натаниэль, возвращая альбом. – До семнадцатого года в России был другой календарь.
– То есть, в России отмечают новый год дважды? – недоверчиво спросил адвокат.
– Евреи – трижды, – ответил Натаниэль. – Еще и Рош-а-шана… Но это не совсем те фотографии, – он снова обратился к Мирьям. – Я так понял, что там была еще одна, четвертая. Верно?
– Кажется, да, – ответила Мирьям.
– Потеряли?
– Нет, – она нахмурилась. – Не помню. Может быть, ее забрала Лариса.
Ицхак молчал. Натаниэль повертел в руках пачку сигарет, с сожалением спрятал ее в карман.
– Пора, Натаниэль, – снова напомнил Грузенберг. – Мне нужно быть в полиции через сорок минут.
– Да, сейчас… Скажите, квартиру в Яффо сняли вы? – спросил он. – Или Лариса сама?
– Я, конечно.
– До ее приезда или после?
– До приезда, по ее просьбе.
– То есть, она с самого начала собиралась остаться в Израиле?
– Да, конечно.
– Почему же она сразу не приехала как репатриантка?
– Побаивалась, – Мирьям покачала головой. – Она вообще меняет свои решения по несколько раз на день. Человек настроения.
«О ее сестре этого не скажешь, – подумал Розовски. – Вот уж, поистине, человек, который всегда знает, чего хочет». Вслух сказал:
– А почему вы нашли квартиру так далеко? Это ведь неудобно – добираться до центра.
– А вы знаете цены на квартиры в центре? – воинственно спросил Ицхак. – Я вот раньше не знал, а сейчас, когда мы искали жилье для Ларисы узнал. Безумные цены. Просто невероятные.
– Да, действительно. Откуда у туристки большие деньги?
– При чем тут туристка? – возразил Ицхак. – Квартиру оплачиваем мы. Потом, когда Лариса получит статус репатрианта и все, что ей причитается, она начнет платить сама.
– Да-да, конечно… – пробормотал Розовски. – Вы были у Ларисы в тот день? – снова обратился он к Мирьям.
– Была.
– Вам ничего не показалось необычным?
Мирьям немного подумала.
– По-моему, она была в хорошем настроении, – сказала она. – Это меня обрадовало. Когда она только приехала, то выглядела несколько подавленной.
– Что-нибудь говорила вам о своих планах на вечер?
– Нет.
– Вы с ней не ссорились?
– Ссорились? – Мирьям удивленно улыбнулась. – Нам не из-за чего ссориться.
– Что ж, – сказал Натаниэль. – У меня пока все. Может быть, вопросы есть у вас?
Чета Шейгеров, словно по команде, пожала плечами. Уже стоя у двери, Натаниэль спросил:
– А вы знакомы с Далией Меерович? Второй женой Шломо?
10
– Странная семейка, – сказал Натаниэль, когда они с адвокатом уже подъезжали к Управлению полиции.
– Вы так считаете? По-моему, обычная семья. – Так, ничего, – ответил Натаниэль. – Просто благодарит вас за внимание. И просит отвезти домой. Имеется в виду – Яффо. Собственно, я не возражаю. Можно задать несколько вопросов по дороге.
– Я не о супругах, – прояснил Розовски. – Я о сестрах. То есть, о кузинах.
– И что же в них странного?
– Цвика, помяните мое слово: есть тут какой-то «скелет в шкафу». Что-то в их прошлом. В их общем прошлом. О чем они не хотят вспоминать. Во всяком случае, Мирьям. О Ларисе я пока что ничего не могу сказать. Предполагаю, что и она тоже. Но могу ошибаться… – Натаниэль помолчал немного. – Мирьям… Сильная личность, вы не находите? По-моему, муж у нее под каблуком. И это положение ему нравится.
Грузенберг промолчал.
– А вот подозреваемая, – Розовски покачал головой. – Из слов госпожи Шейгер вырисовывается образ несколько импульсивной дамы, кидающейся из крайности в крайность, вы не находите? Скажем так: не очень привлекательная дама… – он подумал и пояснил: – Я не имею в виду внешность.
– Мне судить трудно, – сказал адвокат. – Для меня она – человек, попавший в беду и нуждающийся в помощи. В подобных случаях особенности характера отходят на второй план.
– Очень благородно звучит, – сказал Натаниэль. – Ну а в чем ваши клиенты видят мою роль?
– Я объяснил, что единственная возможность доказать невиновность их родственницы – найти свидетеля, – ответил Грузенберг. – Свидетельницу. Ту, которая позвонила в полицию.
– И они согласились с этим?
– Да, почему бы и нет?
– Хотя бы потому что свидетельница явно указала на Головлеву как на убийцу, – сказал Натаниэль. – Довольно странное желание для родственников обвиняемой – найти, возможно, единственного человека, показания которого могут упечь ее пожизненно. Если я не ошибаюсь, ее слова были: «Преступник еще в квартире», верно?
– Да, но ведь она не назвала имя преступника, – возразил адвокат.
Натаниэль в сомнении покачал головой.
– Шаткая надежда, – сказал он. – Очень шаткая, Цвика.
– А что, есть другие предложения?
– Пока нет…
– Есть скелет в шкафу или нет, но я уверен, что она невиновна в предумышленном убийстве, – заявил Грузенберг после паузы.
– Ага! – Розовски засмеялся. – Кое-какие сомнения в вас я, все-таки, посеял. Уже не вообще невиновна, а в предумышленном убийстве. Хорошо, какое еще убийство могло иметь место в той злополучной квартире?
– Возможно, убитый позволил себе вольность, – предположил адвокат не совсем уверенно. – Чрезмерное внимание, которое было истолковано ею как попытка изнасилования. А не сообщила она об этом на следствии по причинам психологического характера. Вам не приходило в голову подобное объяснение?
– Вряд ли, – лениво сказал Розовски.
– Почему?
– В вашем случае она бы воспользовалась первым попавшимся под руку предметом. Например, столовым ножом, лежавшим на сервировочном столике. Кстати, убить таким очень трудно. Нанести рану, даже опасную – да, возможно. Но убить… – Натаниэль покачал головой. – Вряд ли, – снова сказал он.
– Нож, скорее всего, принадлежал хозяину квартиры.
– Это не играет роли. Чтобы стать тем, чем стал, то есть орудием непредумышленного убийства, он должен был оказаться у нее под рукой. Он что, лежал на сервировочном столике?
– Нет, – признался адвокат. – По утверждению полиции, он висел над письменным столом. В кабинете.
– А они сидели за журнальным столиком, в салоне. Значит, непредумышленное убийство отпадает. Это предумышленное убийство, Цви.
– Но пока что неизвестно, кто его совершил, – не сдавался адвокат. – Насколько я понимаю, полиция тоже так считает. Иначе бы они выдвинули обвинение против Головлевой. Поверьте, им бы этого очень хотелось. Так что в любом случае, свет может пролить только исчезнувшая дама. Либо она сама преступница…
– … Либо видела преступника, – закончил Розовски. – Что ж, вы правы. Посмотрим.
Машина остановилась.
– Знаете, я подожду вас на лавочке, – предложил Натаниэль. – Бывшие коллеги очень своеобразно реагируют на мое появление.
– Это может затянуться, – предупредил Грузенберг.
– Ничего страшного. Свежий воздух, нежарко. У вас есть что-нибудь почитать? – Натаниэль оглянулся. На заднем сидении он заметил книгу в красной обложке. – О, по-моему, детектив. Можно?
– Ради Бога.
– «Убийство в первом чтении», – прочитал Розовски. – Хадива Гефен. Интересно?
– Театральная богема, – сказал адвокат. – Ничего, написано бойко. Вы любите детективы?
– Терпеть не могу. Но читаю регулярно. Так я возьму?
– Конечно.
Они вышли. Грузенберг отправился в полицейское управление, а Натаниэль с книжкой в руке пристроился на скамейке метрах в ста от входа.
Раскрыв ее наугад, Розовски с интересом прочитал, как главная героиня пришла в родной театр и обнаружила на сцене труп режиссера. Дальше шли описания ее злоключений. Натаниэль не столько читал, сколько пролистывал книгу. Как ему удалось понять, оставшиеся после описания убийства двести с лишним страниц посвящены были различным (главным образом, альковным) приключениям героини-рассказчицы.
«А кто же расследует убийство? – лениво подумал Розовски. – Хотя, чего гадать, скорее всего полиция».
Едва он успел подумать об этом, как над самым его ухом раздался знакомый голос:
– Привет, Натан, что ты здесь делаешь?
Розовски оторвал взгляд от книжки. Старший инспектор Алон, собственной персоной. Маленький, смуглый и как всегда чем-то недовольный.
– Привет, Ронен, – Розовски широко улыбнулся. – Я как раз тебя вспоминал.
– С чего бы это? – поинтересовался Алон, садясь с ним рядом.
– Ну, не тебя вообще, – признался Натаниэль, – а полицию. Вот… книжку листал. Новый детектив.
К книжке инспектор интереса не проявил.
– А что ты здесь делаешь?
– Я? Ну, вообще-то, дышу свежим воздухом. А что?
– В двух шагах от полиции? – подозрительно спросил старший инспектор.
– Разве? – Натаниэль удивленно огляделся по сторонам и воззрился на Управление, словно впервые его увидел. – Действительно. Что значит возраст. Начинаешь забывать собственную alma mater. Спасибо, что напомнил, Ронен.
– Пожалуйста. Значит, просто дышал воздухом и листал книжку?
– Ты мне не веришь? – спросил Натаниэль оскорбленно. – Я что, обманывал тебя когда-нибудь? И потом: что мне, собственно говоря, делать рядом с полицией?
– Вы так считаете? По-моему, обычная семья. – Так, ничего, – ответил Натаниэль. – Просто благодарит вас за внимание. И просит отвезти домой. Имеется в виду – Яффо. Собственно, я не возражаю. Можно задать несколько вопросов по дороге.
– Я не о супругах, – прояснил Розовски. – Я о сестрах. То есть, о кузинах.
– И что же в них странного?
– Цвика, помяните мое слово: есть тут какой-то «скелет в шкафу». Что-то в их прошлом. В их общем прошлом. О чем они не хотят вспоминать. Во всяком случае, Мирьям. О Ларисе я пока что ничего не могу сказать. Предполагаю, что и она тоже. Но могу ошибаться… – Натаниэль помолчал немного. – Мирьям… Сильная личность, вы не находите? По-моему, муж у нее под каблуком. И это положение ему нравится.
Грузенберг промолчал.
– А вот подозреваемая, – Розовски покачал головой. – Из слов госпожи Шейгер вырисовывается образ несколько импульсивной дамы, кидающейся из крайности в крайность, вы не находите? Скажем так: не очень привлекательная дама… – он подумал и пояснил: – Я не имею в виду внешность.
– Мне судить трудно, – сказал адвокат. – Для меня она – человек, попавший в беду и нуждающийся в помощи. В подобных случаях особенности характера отходят на второй план.
– Очень благородно звучит, – сказал Натаниэль. – Ну а в чем ваши клиенты видят мою роль?
– Я объяснил, что единственная возможность доказать невиновность их родственницы – найти свидетеля, – ответил Грузенберг. – Свидетельницу. Ту, которая позвонила в полицию.
– И они согласились с этим?
– Да, почему бы и нет?
– Хотя бы потому что свидетельница явно указала на Головлеву как на убийцу, – сказал Натаниэль. – Довольно странное желание для родственников обвиняемой – найти, возможно, единственного человека, показания которого могут упечь ее пожизненно. Если я не ошибаюсь, ее слова были: «Преступник еще в квартире», верно?
– Да, но ведь она не назвала имя преступника, – возразил адвокат.
Натаниэль в сомнении покачал головой.
– Шаткая надежда, – сказал он. – Очень шаткая, Цвика.
– А что, есть другие предложения?
– Пока нет…
– Есть скелет в шкафу или нет, но я уверен, что она невиновна в предумышленном убийстве, – заявил Грузенберг после паузы.
– Ага! – Розовски засмеялся. – Кое-какие сомнения в вас я, все-таки, посеял. Уже не вообще невиновна, а в предумышленном убийстве. Хорошо, какое еще убийство могло иметь место в той злополучной квартире?
– Возможно, убитый позволил себе вольность, – предположил адвокат не совсем уверенно. – Чрезмерное внимание, которое было истолковано ею как попытка изнасилования. А не сообщила она об этом на следствии по причинам психологического характера. Вам не приходило в голову подобное объяснение?
– Вряд ли, – лениво сказал Розовски.
– Почему?
– В вашем случае она бы воспользовалась первым попавшимся под руку предметом. Например, столовым ножом, лежавшим на сервировочном столике. Кстати, убить таким очень трудно. Нанести рану, даже опасную – да, возможно. Но убить… – Натаниэль покачал головой. – Вряд ли, – снова сказал он.
– Нож, скорее всего, принадлежал хозяину квартиры.
– Это не играет роли. Чтобы стать тем, чем стал, то есть орудием непредумышленного убийства, он должен был оказаться у нее под рукой. Он что, лежал на сервировочном столике?
– Нет, – признался адвокат. – По утверждению полиции, он висел над письменным столом. В кабинете.
– А они сидели за журнальным столиком, в салоне. Значит, непредумышленное убийство отпадает. Это предумышленное убийство, Цви.
– Но пока что неизвестно, кто его совершил, – не сдавался адвокат. – Насколько я понимаю, полиция тоже так считает. Иначе бы они выдвинули обвинение против Головлевой. Поверьте, им бы этого очень хотелось. Так что в любом случае, свет может пролить только исчезнувшая дама. Либо она сама преступница…
– … Либо видела преступника, – закончил Розовски. – Что ж, вы правы. Посмотрим.
Машина остановилась.
– Знаете, я подожду вас на лавочке, – предложил Натаниэль. – Бывшие коллеги очень своеобразно реагируют на мое появление.
– Это может затянуться, – предупредил Грузенберг.
– Ничего страшного. Свежий воздух, нежарко. У вас есть что-нибудь почитать? – Натаниэль оглянулся. На заднем сидении он заметил книгу в красной обложке. – О, по-моему, детектив. Можно?
– Ради Бога.
– «Убийство в первом чтении», – прочитал Розовски. – Хадива Гефен. Интересно?
– Театральная богема, – сказал адвокат. – Ничего, написано бойко. Вы любите детективы?
– Терпеть не могу. Но читаю регулярно. Так я возьму?
– Конечно.
Они вышли. Грузенберг отправился в полицейское управление, а Натаниэль с книжкой в руке пристроился на скамейке метрах в ста от входа.
Раскрыв ее наугад, Розовски с интересом прочитал, как главная героиня пришла в родной театр и обнаружила на сцене труп режиссера. Дальше шли описания ее злоключений. Натаниэль не столько читал, сколько пролистывал книгу. Как ему удалось понять, оставшиеся после описания убийства двести с лишним страниц посвящены были различным (главным образом, альковным) приключениям героини-рассказчицы.
«А кто же расследует убийство? – лениво подумал Розовски. – Хотя, чего гадать, скорее всего полиция».
Едва он успел подумать об этом, как над самым его ухом раздался знакомый голос:
– Привет, Натан, что ты здесь делаешь?
Розовски оторвал взгляд от книжки. Старший инспектор Алон, собственной персоной. Маленький, смуглый и как всегда чем-то недовольный.
– Привет, Ронен, – Розовски широко улыбнулся. – Я как раз тебя вспоминал.
– С чего бы это? – поинтересовался Алон, садясь с ним рядом.
– Ну, не тебя вообще, – признался Натаниэль, – а полицию. Вот… книжку листал. Новый детектив.
К книжке инспектор интереса не проявил.
– А что ты здесь делаешь?
– Я? Ну, вообще-то, дышу свежим воздухом. А что?
– В двух шагах от полиции? – подозрительно спросил старший инспектор.
– Разве? – Натаниэль удивленно огляделся по сторонам и воззрился на Управление, словно впервые его увидел. – Действительно. Что значит возраст. Начинаешь забывать собственную alma mater. Спасибо, что напомнил, Ронен.
– Пожалуйста. Значит, просто дышал воздухом и листал книжку?
– Ты мне не веришь? – спросил Натаниэль оскорбленно. – Я что, обманывал тебя когда-нибудь? И потом: что мне, собственно говоря, делать рядом с полицией?