Кольер Джон. Сборник новелл ""

   Враг человеческий без промедления снова стал видимым и теперь с гнусной благосклонностью взирал на свою жертву.
   – Быстро сработано! – одобрил он. – Избавила меня от уймы хлопот. Другая бы, попав в Нью-Йорк, выламывалась бы чуть ли не неделю. В награду подкину тебе чемодан-другой с одежкой, чтобы твои объяснения не рассыпались, а тогда выходи за этого малого и будь счастлива. Надо отдать должное старине Тому Б. : у него даже в хвосте нет ни на волос ревности!
   По правде говоря, старый негодяй понимал, что рано или поздно ангелица за кого-нибудь да выйдет замуж, а поскольку был он ревнив как демон, то смекнул, что лучше ревновать к одному, чем к двоим. Кроме того, по его мнению, с ее сторону благоразумно было выбрать хорошего кормильца и добытчика, у которого битком набиты холодильник и стенной бар, да еще в подвале хорошо работает котельная, где ночью можно будет выспаться в тепле. С этим у психоаналитиков всегда все в порядке. А окончательно склонило его в пользу данной кандидатуры следующее соображение: брак, основанный на лжи, обычно чреват и другими прегрешениями, для обоняния лукавого столь же приятными, как для нас грешных – розы далилии.
   Сразу же оговорим, что в отношении последнего наш подлец был горько разочарован. Никакая жена не могла бы вести себя более по-ангельски, чем наша ангелица. Больше того, сладкие одуряющие ароматы домашних добродетелей подействовали на дьявола так угнетающе, что он устремился в Атлантик-Сити – подышать свежим воздухом. Тамошняя курортная атмосфера оказалась до того головокружительной, что он и провел там почти все семь обусловленных лет. Таким образом, ангелице почти удалось позабыть о будущем в неисчерпаемом счастии настоящего. К концу первого года она произвела на свет крепыша-мальчика, а к концу третьего – красавицу-девочку. Квартира у них была обставлена с безукоризненным вкусом; муж поднимался все выше и выше по служебной лестнице, и на всех симпозиумах психоаналитики неизменно встречали его аплодисментами. Однако, когда истекал седьмой год, опять заявился враг рода человеческого-посмотреть, как делишки. Он рассказал матери семейства, чего нагляделся в Атлантик-Сити, и подробно остановился на том, как заживут вдвоем, когда истечет ее время. С этого дня он к ней зачастил, и не только тогда, когда она пребывала в одиночестве. Он был напрочь лишен такта и позволял себе возникать перед ангелицей в такие минуты, когда даже самому толстокожему дьяволу должно быть понятно, что его присутствие обременительно. Она закрывала глаза, но враги рода человеческого через закрытые глаза видны даже лучше. Она горестно вздыхала.
   – Как ты можешь горестно вздыхать в такие минуты? – спросил однажды муж. Ангелица не могла толково объяснить, и между ними едва не пролегла пропасть разрыва.
   – Диву даюсь, – сказал аналитик в другой подобный раз, – не связано ли это с твоими переживаниями, накопленными до того, как ты теряла память. Возможно ли, что ты излечилась не до конца? Это подрывает мою веру в собственный метод.
   Так грызла и точила его эта мысль, пока он не очутился на пороге нервного истощения.
   – Труды мои пошли прахом, – заявил он в один прекрасный день. – Утратил я веру в свое великое открытие. Неудачник я. Покачусь теперь по наклонной плоскости. Пристращусь к выпивке. А вот и седой волос! Что может быть хуже старого, седого, пьяного психоаналитика, давно утратившего веру в себя и свою науку, хотя прежде ставил и то и другое превыше всего? Бедные мои детки, с каким отцом вам придется расти бок о бок! Не будет у вас ни уютного дома, ни образования, а может быть, не будет и обувки. Придется вам поджидать меня под дверью пивнушек. Подхватите комплекс неполноценности, а когда женитесь – станете вымещать свою неполноценность на своих несчастных партнерах, и их тоже придется психоанализировать.
   При этих словах несчастная молодая ангелица совсем сникла. В конце концов, остались-то считанные недели. Она и подумала, что лучше уж разрушить остатки своего счастья, чем отравить жизни мужа и детей. В ту ночь она во всем созналась.
   – Никогда бы не принял всерьез такие россказни, – заявил ее муж, – но ты, моя дорогая, заставила меня уверовать в ангелов, а отсюда-один шаг до того, чтобы уверовать в дьяволов. Ты вернула мне веру в науку, а такое достижение часто уподобляют изгнанию бесов. Где он? Нельзя ли на него хоть глазком глянуть?
   – Проще простого, – ответила ангелица. – Поднимись в спальню пораньше обычного и спрячься в моем платяном шкафу. Когда я приду и начну раздеваться, он наверняка припожалует.
   – Прекрасно, – сказал муж. – Но может быть, сегодня, когда и без этого прохладно, тебе не стоит...
   – Ах, дорогой, – возразила она. – Теперь уже поздно беспокоиться о таких пустяках.
   – Ты права, – согласился он. – В конце концов, я психоаналитик и, значит, придерживаюсь широких взглядов, а он – всего-навсего дьявол.
   Муж тотчас взбежал наверх и затаился в супружеской спальне, а вскоре за ним проследовала ангелоподобная жена. Как она и предвидела, в определенный момент материализовался дьявол, растянулся во весь рост в шезлонге и давай посылать оскорбительные ухмылки ангелице. Он зашел настолько далеко, что выдал этому невинному созданию один из своих развлекательных щипков, когда ангелица проходила мимо.
   – Худеешь, – заметил он. – Но ничего, скоро ты вернешься в прежнюю свою форму, дай только начаться нашему медовому месяцу. Ох и весело же нам будет вдвоем! Ты не представляешь, сколькому я научился в Атлантик-Сити!
   В таком духе он распространялся еще какое-то время. В конце концов муж выбрался из платяного шкафа и ухватился за дьяволово запястье.
   – Отпусти запястье! – Дьявол пытался высвободиться, ибо старые, толстые и сластолюбивые дьяволы подобны угрюмым и запуганным детишкам, когда за них берутся психоаналитики.
   – Запястье ваше меня не волнует, – произнес психоаналитик тоном высокомерной отрешенности. – Вопрос упирается в ваш хвост.
   – Хвост? – пробормотал несколько опешивший Том. – А что хвост? Что с ним неладно?
   – Не сомневаюсь, что хвост очень хорош, – ответил психоаналитик. – Но насколько я понимаю, вы не прочь от него избавиться.
   – Избавиться? – вознегодовал дьявол. – Во имя всей скверны, ради чего я стал бы это делать?
   – О вкусах не спорят, – презрительно пожал плечами аналитик. – А в Атлантик-Сити вы видали такого типа придатки?
   – Да нет, если начистоту, то не видал, – ответил павший духом враг рода человеческого.
   Если начистоту, то дьяволы, внушающие нам невесть что, сами в высшей степени внушаемы. Вот отсюда и надо за них приниматься.
   – Я пришел к выводу, что у хвоста происхождение чисто психиатрическое, – провозгласил психоаналитик. – Уверен, что его можно излечить без особого труда.
   – А кто вам сказал, что я хочу от него лечиться? – злобно огрызнулся дьявол.
   – Никто не говорил, – отвечал ученый муж безмятежным тоном. – Но вы об этом подумывали и пытались подавить в себе такую мысль. По вашему собственному признанию, вы ярко выраженный «вуайер» («Посвященный»), – неудобств такой позиции я коснусь несколько позднее. По крайней мере, вы видели то, что считается нормальным, хорошо сложенным мужчиной, и без сомнения хотели бы уследить за модой.
   – Да я и так превесело провожу время, – сказал дьявол, к тому времени окончательно ушедший в глухую защиту.
   Психоаналитик разрешил себе раздвинуть губы в улыбке недоверчивой и в то же время жалостливой.
   – Дорогая, – обратился он к жене, – я вынужден просить тебя оставить нас вдвоем. Доверительность этих искалеченных и злосчастных душ священна.
   Ангелица без промедления вышла, тихонько закрыв за собой дверь. Аналитик уселся у изголовья шезлонга, на котором возлежал неудачливый дьявол.
   – Значит, по-вашему, превесело проводите время? – переспросил он самым медоточивым тоном, какой только можно вообразить.
   – Превесело, – вызывающе ответил враг человеческий. – И больше того, очень скоро стану проводить еще веселее.
   – Конечно, у меня всего лишь гипотеза, – проговорил аналитик. – На столь ранней стадии анализа трудно ожидать чего-нибудь более весомого. Но, по моему мнению, то, что вы называете веселым времяпрепровождением, на самом деле всего лишь маска весьма глубокого нарушения психики. Отчетливо выражены психологические симптомы. Вы возмутительно растолстели, и подозреваю, что это обстоятельство, в свою очередь, дает осложнение на сердце.
   – А действительно, временами у меня бывает одышка, – обеспокоился дьявол.
   – Вы не против указать свой возраст? – сказал аналитик.
   – Три тысячи четыреста сорок, – ответил дьявол.
   – На вид я бы дал вам, по крайней мере, на тысячу лет больше, – заявил аналитик. – А впрочем, я не претендую на непогрешимость. Ясно одно: вы плохо приспособились к своему первоначальному окружению, иначе не решились бы на побег. А теперь пытаетесь совершить побег от анализа. Потому что он угрожает роскошному вашему хвосту. Сознанием-то вы понимаете, что это чудовищное уродство, но не желаете принять это к сведению.
   – Прямо не знаю, – неопределенно промямлил враг рода человеческого.
   – Нет, знаете, просто цепляетесь за него как за свою дьявольщину – за инфернальную отметину, – возразил аналитик сурово. – А к чему сводится эта самая распрекрасная дьявольщина? Она, полагаю, всего лишь протест, порожденный чувством непричастности, которое запросто может восходить к тому самому моменту, когда вы стали дьяволом. Даже у людей, и то родовая травма не обходится без последствий. Насколько же хуже уродиться нищим, никому не нужным дьяволом!
   Злополучный враг рода человеческого заерзал, задергал бесчисленные свои подбородки и вообще стал всячески выказывать озабоченность. Тогда аналитик вбил последний гвоздь, перечислив приступы депрессии, беспричинные страхи, чувство вины, комплекс неполноценности, периоды бессонницы, неупорядоченные приемы пищи, чревоугодие, психосоматические болевые ощущения. В конце концов бедняга дьявол форменным образом чуть ли не на коленях умолял подвергнуть его психоанализу; об одном просил – назначить ему и дополнительные сеансы лечения, чтоб быстрее подействовало.
   Психоаналитик охотно пошел навстречу. Жену с детьми отправил на все лето на курорт, а сам сутками напролет работал над сложным своим больным. Еще до возвращения ангелицы неузнаваемо преображенный дьявол покинул кров аналитика, одетый в жемчужно-серый костюм, сам бесхвостый, сравнительно стройный и с живым умом. Вскоре после того он обручился с некоей миссис Шлягер – вдовой, в свое время тоже побывавшей в сложных больных.
   Дьявол ходил в гости к своему благодетелю, подкидывал на коленях его детишек, извинялся перед хозяйкой за все причиненные ей неудобства. Хозяйка радостно простила: в конце концов, дурные его поступки были вызваны неуправляемыми импульсами да к тому же познакомили ее с супругом, так что бывшего дьявола она теперь считала членом семьи. Бывший дьявол бывал-таки немножечко занудлив, когда пересказывал в обществе свою историю болезни, но это как раз характерно для всех, кому пошел на пользу психоанализ. В конце концов бывший дьявол подался на Уолл-стрит, где настолько преуспел, что благодетелю своему вскоре подарил первоклассную клинику.

ВЕСЬ СЕКРЕТ В МУСКАТНОМ ОРЕХЕ

   Ваш Институт Минералогии субсидируют с десяток крупных коммерческих фирм, и почти каждая держит у нас своего постоянного представителя, который курирует тот или иной научно-исследовательский проект. В библиотеке царит дух товарищества и задымленности клуба. Мы с Логаном освоили ее раньше прочих, а потому наши два стола помещались у самого окна-"фонаря". У кромки окна, где освещение было хуже всего, ютился маленький столик – для новичков и командированных.
   Как-то утром за этим столом примостился какой-то новенький. Совсем не обязательно было перелистывать снятые им с полок книги, чтобы догадаться: его специальность – не химические формулы, а статистика. Лицо у него было до того туго обтянуто кожей, что напоминало пиратскую эмблему черепа. Это, можно сказать, фирменный знак специалистов по статистике. Рот явно был приучен к жесткой дисциплине, но при малейшем попустительстве начинал судорожно подергиваться. А центром нервозной разболтанности были руки. Едва этому человеку предоставлялся случай вытянуть обе руки одновременно (скажем, с целью пододвинуть книгу), как он принимался внимательно разглядывать ладони, иногда с добрую минуту подряд. В таких случаях конвульсивное подергивание лицевых мышц вокруг рта становилось особенно заметным.
   Новый сотрудник низко склонялся над столом, когда кто-либо проходил мимо, как бы стараясь свести к минимуму вероятность контакта. Но вот новенький вынул сигарету, его взгляд упал на табличку «У нас не курят», с которой никто не считался, и он тут же водворил сигарету обратно в пачку. Около полудня он растворил какую-то таблетку в стакане воды. Я предположил, что здесь налицо запущенное нервное истощение.
   В перерыве, за ленчем, я поделился новостью с Логаном. Тот сказал: – Это уж точно, у бедняжки и вид-то несчастный, как у промокшего кота.
   В отличие от многих меня никогда не отталкивает и не лишает естественности унылый эгоцентризм нервных или несчастных. В Логане любопытства поменьше, зато добродушия через край. Несколько дней мы наблюдали, как томится этот человек в одиночной камере своей депрессии, тогда как остальные, наслаждаясь общением друг с другом, обтекают его со всех сторон. Затем, не сговариваясь, пригласили перекурить вместе с нами.
   На приглашение он и отреагировал как нервнобольной: похоже, мысленно перебрал несколько несостоятельных доводов «против» и лишь после этого согласился. Однако в столовую пошел с нами охотно, и не успели мы доесть, как он подтвердил мое подозрение: изголодался по обществу, но из молчаливой застенчивости не делал ни шага навстречу окружающим. К тому времени мы, конечно, успели выведать его имя: Дж. Чапмен Рид из корпорации «Уолз Таймен». Он перечислил целую вереницу городов, где когда-либо бывал или работал, и мимоходом упомянул, что сам родом из Джорджии. Вот и все, что он счел нужным о себе сообщить. Он весьма заметно приоткрылся, как только разговор перешел на общие материи, а порой обнаруживал напряженное, себя не щадящее остроумие – как раз такое я больше всего ценю. И он был нам трогательно благодарен за наше случайное приглашение. Поблагодарил нас, когда мы вставали из-за стола, другой раз – когда мы выходили из ресторана, и еще раз – на пороге библиотеки. Тем более естественно было пригласить его как-нибудь на днях спокойно посидеть вечерком всем вместе.
   На протяжении последующих нескольких недель мы часто виделись с Дж. Чапменом Ридом и сочли, что он очень приятен в общении. Свойственна мне великая слабина к таким сухим, сдержанным типам, которые за целый вечер разок-другой вынырнут вдруг (неожиданно для всех) с сочной, меткой остротой, показывающей, какое вулканическое ядро сжато высоким давлением и обманчиво-кроткой внешностью. Мы трое могли бы даже стать настоящими друзьями, если бы сам Рид не предотвратил этот шаг – не столько сдержанностью, которую я почитал его второй натурой, сколько чрезмерной благодарностью. Он не произносил многословных речей (не тот характер), но потерявшейся собаке не нужно слов, чтобы показать, как нужны ей новые хозяева и как она ценит их доброту. Ясно было, что для Дж. Чапмена Рида наша компания была всем на свете.
   В один прекрасный день в библиотеку заглянул приятель Логана – некий Натан Тимбл. Это был репортер, ему надо было скоротать где-нибудь часок в ожидании пересадки с поезда на поезд. Он уселся на столе Логана – лицом к окну, спиной ко всему помещению. Подошел я и включился в их беседу с Логаном. Пора уже было Тимблу в дорогу, как вдруг вошел Рид и уселся за свой столик. Тимбл непроизвольно огляделся по сторонам, и тут его взгляд скрестился со взглядом Рида.
   Я решил понаблюдать за Ридом. После первого ошарашенного переглядывания он даже мельком не посмотрел на заезжего гостя. С минуту, если не дольше, посидел недвижно, лишь голова его все более клонилась долу рывками, словно кто-то на нее с силой нажимал. Затем поднялся и вышел из библиотеки.
   – О Боже! – воскликнул Тимбл. – Да вы знаете, кто это был? Знаете, кого вы тут пригрели?
   – Нет, – сказали мы. – Кого?
   – Джесона Ч. Рида.
   – Джесон Ч. ? – придрался я. – Нет, этот Дж. Чапмен. Ах да, понятно. И что же?
   – Да вы что, газет не читаете? Не помните питтс-бургского убийства, совершенного топором?
   – Не помню, – сказал я.
   – Минуточку, – сказал Логан. – Примерно год назад совершилось, да? Что-то я такое читал.
   – А ну вас всех! – возмутился Тимбл. – Это была сенсация на всю первую полосу. Этого вашего типа судили. Говорят, своего друга искромсал чуть ли не на кусочки. Я видел труп. Никогда в жизни не сталкивался с чем-нибудь более страшным. Фантастика! Ужас! – Однако, – заметил я, – навряд ли это дело рук нашего знакомого. Судя по всему, ему не был вынесен обвинительный приговор.
   – На него пытались навесить дело, – объяснил Тимбл, – но не удалось. Должен признать, все выглядело для него как нельзя хуже. Вдвоем с жертвой. Никого из посторонних. Но отсутствовал мотив преступления. Не знаю. Хоть убейте, не знаю. Я освещал тот процесс. Ходил в зал суда каждый божий день, но так и не выработал в себе отношения к этому вашему... Не оставляйте в библиотеке топоров без присмотра, вот и весь сказ.
   После этого он с нами распрощался. Я посмотрел на Логана. Логан посмотрел на меня.
   – Не верю, – заявил Логан. – Не верю, что это Рид.
   – Неудивительно, что у него все нервы расшатаны, – сказал я.
   – Да, – сказал Логан. – Такой груз на душе невыносим. А теперь он к тому же перенесся сюда, и Риду это известно.
   – Мы ему как-нибудь дадим понять, – предложил я, – что не придаем всему этому значения, хотя бы настолько, чтобы поднять газетную подшивку.
   – Хорошая мысль, – одобрил Логан. Чуть погодя в библиотеку вернулся Рид; все его движения свидетельствовали о напряженном самоконтроле. Он подошел к нам-туда, где мы с Логаном сидели.
   – Может, вы предпочитаете отменить свое приглашение на сегодняшний вечер? – спросил он. – По-моему, лучше будет его отменить. Я попрошу свое начальство, чтоб меня опять куда-нибудь перевели. Я...
   – Постойте, – прервал Логан. – Кто сказал? Мы ничего подобного не говорили.
   – Разве ваш знакомый ничего вам не говорил? – удивился Рид. – Непременно что-нибудь да упомянул.
   – Он сказал, что вас судили, – подхватил я. – И что вы были оправданы. С нас этого достаточно.
   – Вы по-прежнему оправданы, – сказал Логан, – наша встреча не отменяется, и хватит на эту тему.
   – Ох! – сказал Рид. – Ох!
   – Забудьте об этом, – посоветовал Логан и уткнулся в свои бумаги.
   Я обнял Рида за плечи и легонько, по-приятельски подтолкнул его к одинокому столику. Остаток дня мы старались на Рида не смотреть.
   В тот вечер, когда мы встретились за обедом, нам с Логаном было, естественно, немного не по себе. Рид, наверное, это почувствовал.
   – Послушайте, – сказал он, когда мы покончили с едой, – никто не возражает, если мы нынче обойдемся без кино?
   – Я-то не против, – сказал Логан. – Пошли в варьете «Шансы»?
   – Нет, – сказал Рид. – Я хочу пойти с вами куда-нибудь, где можно потолковать. Пошли ко мне.
   – Как угодно, – отозвался я. – В этом нет необходимости.
   – Нет, есть, – возразил Рид. – Лучше уж раз и навсегда покончить с этим делом.
   Он впал в болезненно-нервозное состояние, поэтому мы согласились и поехали к нему, домой, где ни разу не были. Это оказалась однокомнатная квартира с раскладным диваном-кроватью и входом в ванную и кухню прямо из жилой комнаты. Хоть Рид и провел в нашем городе свыше двух месяцев, ничто в том жилище не выдавало его присутствия. Складывалось впечатление, будто комната была снята специально для нашего разговора, на тот вечер.
   Мы уселись, но Рид немедленно вскочил и встал между нами, у декоративного камина.
   – Я бы предпочел ничего не говорить о сегодняшнем происшествии, – начал он. – Предпочел бы проигнорировать его и забыть. Но от него не отмахнешься.
   – Бесполезно уверять меня, что вы не станете об этом думать, – продолжал он. – Конечно, станете. Там у нас все только об этом и думали. Направила меня фирма в Кливленд – и там прознали. Все как один думали об этом, перешептывались, ломали головы.
   Видите ли, куда увлекательнее было бы, если б обвиняемый оказался, в конце концов, виновным, не так ли?
   По-своему, я даже рад, что дело всплыло. Я имею в виду-между нами тремя. Большинство – не хочу, чтоб оно имело обо мне хоть крупицу знания. Вы двое – вы ко мне хорошо относились, – я хочу, чтоб вы знали обо мне все до конца. Все.
   В Питтсбург я приехал из штата Джорджия, прослужил в фирме «Уоллз Таймен» с десяток лет. В бытность свою в Питтсбурге я познакомился... познакомился с Эрлом Уилсоном. Он тоже приехал из Джорджии, и мы с ним стали закадычными друзьями. Я никогда не был светским человеком, не любил ходить по гостям. Эрл стал для меня не только лучшим другом, но и чуть ли не единственным другом.
   Ладно. Эрл зарабатывал больше, чем я. Он мог себе позволить особнячок на окраине города. Я, бывало, наезжал туда раза два-три в неделю. Вечера мы проводили чрезвычайно мирно. Я хочу, чтоб вы поняли: там я чувствовал себя как дома. Отношений хозяин-гость не было. Если меня клонило ко сну, я без всяких церемоний шел наверх, разваливался на кровати и задремывал на полчасика. В этом ведь нет ничего из ряда вон выходящего?
   – Да, ничего из ряда вон выходящего, – произнес Логан.
   – А некоторые там полагали, что есть, – пояснил Рид. – Так вот, в один прекрасный вечер я туда отправился после работы. Мы перекусили, посидели, сыграли партию в шашки. Он сделал нам обоим по коктейлю, потом я сделал нам обоим. Все нормально, не правда ли?
   – Как нельзя более, – заверил его Логан.
   – Потом я устал, – продолжал Рид, – ощутил неприятную тяжесть в голове. Сказал, что пойду наверх вздремну с полчасика. Этого мне всегда хватает. Ну и пошел.
   Обычно я сплю крепко, очень крепко, свои полчаса, и после этого встаю освеженный. Но в тот раз мне виделись какие-то сны, а точнее-кошмары. Мне чудилось, будто я попал под бомбежку, затем послышался голос Эрла (будто бы он меня окликнул), но я не просыпался, во всяком случае, не просыпался, покуда не истекли мои тридцать минут.
   Я спустился вниз. В гостиной было темно. Я окликнул Эрла и направился через всю гостиную – от лестницы к выключателю. На полпути я обо что-то споткнулся... это оказался опрокинутый торшер. Ну и грохнулся я со всего размаху – и налетел прямехонько на Эрла. Я почувствовал, что он мертв. Я встал, нашарил выключатель. Эрл лежал там, где я и полагал. Похоже было, что на него напал какой-то сумасшедший. Изрубил чуть ли не на кусочки. Господи!
   Я тотчас же схватился за телефон и позвонил в полицию. Натурально, пока они туда ехали, я огляделсяпо сторонам. Но прежде всего я просто слонялся по особняку, совершенно ошеломленный. По всей видимости, я опять поднялся в спальню. У меня-то это не отложилось в памяти, но там на подушке обнаружили пятно крови. Еще бы! Я весь был покрыт кровью. Чуть ли не пропитан: я ведь на него упал. Вы можете представить ошеломленного человека? Вы можете представить, что он забрел на второй этаж и даже не сохранил об этом воспоминания? Можете?
   – Конечно, могу, – сказал Логан.
   – Вполне естественное состояние, – поддакнул я.
   – Они-то подумали, что тем самым прижали меня к стенке, – продолжал Рид. – Так и заявили мне прямо в лицо. Идиоты! Словом, я помню, что озирался по сторонам и вдруг увидел орудие убийства. У Эрла в кухне красовалась разнообразнейшая кухонная утварь. Это была продукция одного из наших филиалов. В частности, был у него топорик для рубки мяса – такой можно увидеть в первой попавшейся мясной лавке. Он валялся в комнате на ковре.
   Словом, понаехала полиция. Я рассказал все, что мог. Эрл был спокойным человеком. Не имел врагов. Да и у кого гсть такие враги? Я решил, что там побывал какой-то маньяк. Ничего не было похищено. Значит, не разбой, разве что туда нагрянул какой-нибудь полоумный бродяга, и его что-то так напугало, что он побоялся что-либо прихватить.
   Кто бы там ни был, смылся он крайне аккуратно. Чересчур аккуратно для полиции. И чересчур аккуратно для меня. Искали они отпечатки пальцев, но ничегошеньки не нашли.
   В делах такого рода у них разработана нескончаемая тягомотина. Не стану утомлять вас каждой подробностью. По-видимому, данная процедура оказалась несостоятельной: тот парень им не по зубам. Но, конечно, полиции хотелось произвести арест. Вот они и предъявили обвинение мне.
   Дело у них было построено на частице «не». Бог их знает, на что они надеялись. Может быть, они-то рассуждали иначе. Но поймите: одно дело, если бы у них замкнулась цепь убедительных косвенных улик и мне бы все сошло с рук только благодаря тому, что разделились голоса присяжных, и совсем другое – признать, что от истинного преступника не осталось ни пуха ни пера.
   Какие улики свидетельствовали не в мою пользу? То, что в доме не оказалось и следа кого-то третьего! Да это свидетельствует только о их треклятой беспомощности, больше ни о чем. Убивает человек своего лучшего друга Ни с того ни с сего? Отыскали они хоть какую-то причину, хоть какой-то мотив? Первым делом они принялись искать женщину. Умственные способности у них-как у подписчиков бульварных газетенок. Прочесали наши денежные дела-и его, и мои. Попытались даже раскрыть какую-то связь с каким-то подпольем. Господи, знали бы вы, что это такое – терпеть перед собой лица, сошедшие со страниц комиксов, и сталкиваться с умами под стать лицам! Если вас когда-нибудь обвинят в убийстве, лучше уж повесьтесь в камере в первую же ночь.