Страница:
Во время судебного процесса газеты под крупными броскими заголовками трубили о том, что я был генерал-майором Красной армии. Может, это и помогало при распродаже недельного номера, но искажало факты, ибо существует большая разница между званием и служебным положением.
Согласно другому пункту нашего договора, я обязывался, как и прежде, соблюдать умеренность в употреблении алкоголя и проводить физические тренировки в «нормальном объеме». Такого я не ожидал: очевидно, русские предпочитали иметь трезвых и крепких шпионов.
Не был пропущен и обещанный Сергеем «пенсионный» параграф. Генерал-майорская пенсия должна была выплачиваться в желаемой мной валюте.
Следовало бы ощутить удовлетворение, ведь осуществилось то, к чему я стремился. Но вместо этого у меня впервые возникло отталкивающее предчувствие надвигающихся несчастий. Пришлось сделать глоток минеральной воды. Прогнав дурные мысли, я стал читать дальше.
Был там еще один любопытный пункт: «Требуемые должностные суммы выдаются местным посредником без расписки». Из разъяснений я узнал, что посредник сообщает в Центр о выплатах, которые он делал «Орлу», а я сообщаю Петру Павловичу, сколько получил. Таким образом и осуществляется контроль. Кроме того, я должен был сообщать, какую часть соответственно составляли расходы групп А и Б.
К группе А относились затраты на технические материалы (например, для фотографирования), поездки, подарки, взятки, приглашения и т. д. Под группой Б подразумевались расходы на собственные нужды. Как правило, они были незначительными. Если не принимать во внимание пенсию, экономические выгоды не были движущей силой моих действий. В Центре уже успели изучить характер «Орла» и, возможно, поэтому доверяли ему все больше и больше.
Естественно, я не мог демонстрировать расточительность ни в семье, ни тем более за ее пределами. Не следовало возбуждать подозрений. В принципе, я вообще не хотел иметь расходов. И объяснялось это условиями еще одного параграфа: от невостребованных денег, выделяемых «на личные расходы», отчислялась оговоренная сумма и прибавлялась к моей будущей пенсии. Таким образом, я был заинтересован в экономии расходов группы Б.
К слову сказать, я так и не воспользовался этими средствами вплоть до 1963 года: «провалился» прежде, чем мне успели что-либо начислить. «Основательно обманутый русскими» – так писали обо мне газеты. Но я считаю иначе. Организация, в которой я работал, обладала всеми признаками глубоко разветвленной бюрократии с четким уставом и правилами. В ней не царили законы гангстерской банды. Поэтому речи о надувательстве быть не могло.
Существует неписаное правило, хорошо известное всем агентам и шпионам. Тот, кому не повезло, после «провала» в большинстве случаев становился вдруг чужим для своих работодателей. Я искал подтверждение этому в моем контракте, но ничего подобного там не было. Более того, в самом последнем пункте обнаружилось следующее: «В случае потери связи контракт продолжает действовать автоматически в течение пяти лет со дня последнего контакта с Центром». Предполагалось, что если я «выйду из игры» или разные политические обстоятельства помешают мне установить контакт с Центром – в этом случае мой контракт прекращает действие лишь в июне 1968 года.
Глава 16
Глава 17
Согласно другому пункту нашего договора, я обязывался, как и прежде, соблюдать умеренность в употреблении алкоголя и проводить физические тренировки в «нормальном объеме». Такого я не ожидал: очевидно, русские предпочитали иметь трезвых и крепких шпионов.
Не был пропущен и обещанный Сергеем «пенсионный» параграф. Генерал-майорская пенсия должна была выплачиваться в желаемой мной валюте.
Следовало бы ощутить удовлетворение, ведь осуществилось то, к чему я стремился. Но вместо этого у меня впервые возникло отталкивающее предчувствие надвигающихся несчастий. Пришлось сделать глоток минеральной воды. Прогнав дурные мысли, я стал читать дальше.
Был там еще один любопытный пункт: «Требуемые должностные суммы выдаются местным посредником без расписки». Из разъяснений я узнал, что посредник сообщает в Центр о выплатах, которые он делал «Орлу», а я сообщаю Петру Павловичу, сколько получил. Таким образом и осуществляется контроль. Кроме того, я должен был сообщать, какую часть соответственно составляли расходы групп А и Б.
К группе А относились затраты на технические материалы (например, для фотографирования), поездки, подарки, взятки, приглашения и т. д. Под группой Б подразумевались расходы на собственные нужды. Как правило, они были незначительными. Если не принимать во внимание пенсию, экономические выгоды не были движущей силой моих действий. В Центре уже успели изучить характер «Орла» и, возможно, поэтому доверяли ему все больше и больше.
Естественно, я не мог демонстрировать расточительность ни в семье, ни тем более за ее пределами. Не следовало возбуждать подозрений. В принципе, я вообще не хотел иметь расходов. И объяснялось это условиями еще одного параграфа: от невостребованных денег, выделяемых «на личные расходы», отчислялась оговоренная сумма и прибавлялась к моей будущей пенсии. Таким образом, я был заинтересован в экономии расходов группы Б.
К слову сказать, я так и не воспользовался этими средствами вплоть до 1963 года: «провалился» прежде, чем мне успели что-либо начислить. «Основательно обманутый русскими» – так писали обо мне газеты. Но я считаю иначе. Организация, в которой я работал, обладала всеми признаками глубоко разветвленной бюрократии с четким уставом и правилами. В ней не царили законы гангстерской банды. Поэтому речи о надувательстве быть не могло.
Существует неписаное правило, хорошо известное всем агентам и шпионам. Тот, кому не повезло, после «провала» в большинстве случаев становился вдруг чужим для своих работодателей. Я искал подтверждение этому в моем контракте, но ничего подобного там не было. Более того, в самом последнем пункте обнаружилось следующее: «В случае потери связи контракт продолжает действовать автоматически в течение пяти лет со дня последнего контакта с Центром». Предполагалось, что если я «выйду из игры» или разные политические обстоятельства помешают мне установить контакт с Центром – в этом случае мой контракт прекращает действие лишь в июне 1968 года.
Глава 16
Как образно определил Петр Павлович, Веннерстрем должен был теперь «рыскать по свету подобно одинокому волку», в соответствии с собственными возможностями и намерениями. Иными словами, его отпускали в свободный поиск. А для этого требовалась подготовка.
Суть давно обговорили. Стиг должен был стать одним из многих наблюдателей, разбросанных по всему миру. В его задачи входило докладывать о военно-политических и военных изменениях, а также действиях, которые могли бы привести к рискованным или ошибочным заключениям в стане противника. Благословение Петра выглядело примерно так: «Эта работа послужит проверкой всего интеллектуального багажа, который ты приобрел благодаря образованию, опыту и способности анализировать.
Правда, едва успев благословить, он снова поверг шведа в изумление, как бывало уже много раз. Наверно, ему это просто нравилось.
– Просмотрел один твой документ, – небрежно обронил он и, к неслыханному удивлению агента, протянул написанную от руки копию его свидетельства о высшем образовании, полученном в Стокгольме в 30-х годах.
– Господи… откуда это у тебя? – изумился тот.
– Не имею ни малейшего представления. Может, ты по молодости показывал его кому-нибудь из наших парней?
Стиг не помнил ничего подобного, и это выглядело более чем странно! Он даже устыдился: неужели у него бывали прежде такие приступы хвастливости? Маленький клочок бумаги поверг его в смущение, однако оценки порадовали. Причем высокие баллы отмечали успехи и в технических дисциплинах. Именно это и подчеркнул Петр:
– Есть хорошая идея, чем тебе заняться в США.
Стиг понял, что он имел в виду. В Советском Союзе задачи технической разведки выдвигались на первый план. Если бы русские инженеры могли использовать иностранные формулы, идеи и результаты исследований, то удалось бы сэкономить время на пути достижения баланса сил, достижения гарантии мирного сосуществования с США.
– Думаю, помимо основного задания, ты мог бы решать и некоторые задачи технического плана.
– Тогда нужно получить подробный инструктаж от компетентных инженеров, – заметил агент.
Но Петр предупреждающе поднял руку:
– Даже необходимо! И уже организовано. В нескольких кварталах отсюда ждут три инженера: они готовы помочь.
Попутно договорились, что будущие донесения по техническим вопросам должны обозначаться специальным кодом, чтобы Петр мог сразу же определять: это для него. А катушки с пленкой направлять прямо к инженерам.
Три русских инженера прибыли через десять минут, и для Веннерстрема их общество превратилось в тяжелое многочасовое испытание. Серое вещество бедного агента спало беспробудным сном, когда дело касалось точных технических терминов и деталей. Кроме того, у него, как назло, кончились сигареты…
Позже, вернувшись в посольство, он с тревогой отметил, что впервые нашелся любопытный, заинтересовавшийся его долгим отсутствием. Но в то время было еще легко оправдаться посещением одного из коллег-дипломатов.
В следующую встречу Петр не повез шведа на конспиративную квартиру. Вместо этого они отправились в ветхий, обреченный на снос квартал за гостиницей «Националь». В глухом дворе оказался подъезд, а в нем – спуск в подвал. Это была какая-то «служебка», одна дверь была не заперта, и они вошли, а затем спустились по лестнице под землю. Там оказалась единственная комната.
В ней Веннерстрем увидел магнитофоны, наушники и одетого в гражданское человека, выглядевшего страшно недовольным. Шведу не надо было объяснять, где они… Явно в центре прослушивания. Но вот зачем?
– В США подобными вещами тоже занимаются, – заметил Петр. – И сейчас тебе на практике покажут, как этого избежать.
Недовольный пригласил их сесть и надеть наушники. На столе перед ними лежали аккуратно выполненный план одного из номеров гостиницы «Националь», хронометр и расписание. Часы на стене показывали 10.20.
В 10.30 кто-то в номере начал читать газету, и Петр запустил хронометр.
– Он сидит на этом стуле, – ткнул в план недовольный. Слышимость была отличная.
– Теперь пересел сюда, дальше от микрофона. Слышно стало слабее, но по-прежнему отчетливо.
– Включил приемник на нормальную громкость. Чтение уже невозможно было разобрать. А недовольный продолжал объяснения:
– Вот он снова сел на стул у микрофона. Слышалось лучше, но все еще неразборчиво…
И так далее. Тренировались по расписанию, утомительно и долго. Уходя из подвала, Веннерстрем был выжат как лимон. Однако ему хватило чувства юмора, чтобы подумать: «Ну, уж если сейчас я не полностью обучен – значит, Бог обделил меня сообразительностью».
И вслед за улыбкой пришло неожиданное открытие: определенные микрофоны, установленные, например, в посольстве, вполне могли использоваться для обратной связи. Ничего удивительного, если их имела русская прислуга. Хотя, судя по ценности, вряд ли эта аппаратура – расхожая.
Стиг вообще сомневался, что установка микрофонов оправдывает себя – слишком много запретов и трудностей. Но, вспомнив пленку, прокрученную как-то Сергеем, и ее компрометирующее содержание – пришел к выводу, что определенные результаты это все-таки дает.
Вопреки ожиданиям, русские открыли Веннерстрему не так уж много технических новшеств советской разведки. Научили, например, обращению с батарейным радиоприемником. Симпатичный, карманного размера, он был закуплен в США, а затем переделан так, что мог действовать как передатчик. По мнению шведа, это устройство оказалось просто гениальным. Миниатюрная ручка вынималась, переключая приемник на сеанс передачи, а потом использовалась как ключ при отстукивании азбуки Морзе.
– Как кстати, что я учился работать на телеграфе! Правда, очень давно, – заметил он как-то в разговоре с Петром.
– Это нам известно…
Русский улыбнулся и снова взглянул так, будто ему нравилось преподносить сюрпризы. Неважно какие, лишь бы они удивляли самолюбивого агента.
– Ты получишь такой же приемник, как только прибудешь в США, – пообещал он примиряюще.
После этого Стигу пришлось еще тренироваться с миниатюрным фотоаппаратом, легко умещавшимся в сжатой ладони. Он делал поразительно хорошие снимки и был на редкость нечувствительным к расстоянию и освещению. Веннерстрему позволили сфотографировать документы, разложенные на столе, и через несколько дней показали результат. Снимки превзошли все ожидания.
– Это наша последняя модель, – похвастался Петр и показал фирменный знак: изготовлено рижской фабрикой. Фотоаппарат агенту отдали сразу, предложив захватить его с собой.
Покидая Москву в январе 1952 года, Веннерстрем вздохнул с облегчением. Измученный бесконечными делами, инструкциями, тренировками, прощальными приемами и приглашениями, а также вставшей уже поперек горла общественной жизнью дипломатического корпуса – он не мог дождаться отъезда. Впрочем, несмотря ни на что, Стиг был доволен. Предусмотрительный Петр Павлович добровольно оборвал все контакты с середины декабря. И это было очень кстати. Видимо, военного атташе Швеции ценили больше, чем он предполагал: около пятидесяти человек собралось на Ленинградском вокзале, чтобы попрощаться. Дипломаты толпой стояли на перроне и ждали отправления «Красной стрелы». Большей частью американцы, не подозревающие ничего плохого…
Вернувшись в Стокгольм, Веннерстрем не стал расслабляться, безотлагательно начав готовиться к своей новой миссии. Он уже был наслышан, что шведский военно-воздушный атташе в Вашингтоне имел дополнительные обязанности по закупке военных материалов для нужд ВВС. Но каково же было его недоумение, когда выяснилось, что в родной столице это рассматривали как его основную обязанность! Не принимая в расчет, что обязанность эта была связана с определенными трудностями.
В вооружающемся западном мире главным поставщиком оружия были американцы. Они предлагали самые современные виды, пользующиеся большим мировым спросом. Даже в Швеции стало ясно, что темпы вооружения невозможно сохранить без новых закупок в США. Между тем шведская политика свободы от военных союзов изрядно тормозила товарообмен.
Американские власти строго соблюдали формальности, когда речь шла об экспортных лицензиях, и требовали в качестве основы определенный договор. Различными путями шведы давно уже пытались найти с ними общий язык. Частично это удавалось, и доказательством стала закупка сверхсекретного оборудования для «ДС-3». Остается тайной, что получили американцы взамен этого оборудования, но, должно быть, нечто заманчивое, иначе не поступились бы своими принципами. Были подписаны также и другие договоры с государствами, которые не являлись союзниками и потому обобщенно назывались «дружественными нациями».
В те дни Швеция как раз заключила один такой договор, окруженный большой секретностью. Официально он именовался «перепиской». Это вполне соответствовало действительности, поскольку имелись встречные «письма» шведского МИДа и американского госдепартамента.
Но, находясь в Стокгольме, Веннерстрем еще не подозревал, что секретность эта была всего лишь тактикой страуса, прячущего голову в песок. В один из дней тогдашний начальник материально-технического снабжения ВВС генерал-майор Бенгт Якобссон, по кличке «Кислый Якоб», вызвал его и изложил суть дела, не забыв упомянуть, что оно – тайное.
– Эта «переписка» и станет основой вашей новой деятельности, – сказал он в заключение.
– Но засекреченные «письма» мало мне помогут. Американский госдепартамент держит их в своих архивах. А мне нужно, чтобы они работали. Их существование должно стать фактом для всех, с кем я буду иметь дело, – возразил раздосадованный Веннерстрем.
– Не знаю, как американцы организуют это формально. Главное, что у тебя есть на что сослаться, – закрыл дискуссию генерал. И перешел к следующему наставлению, показавшемуся Стигу и вовсе уж комичным, поскольку прозвучало оно почти слово в слово с тем, что Петр Павлович давал в Москве:
– Помимо основной обязанности, ты должен уделять внимание и технической разведке.
Стиг не удержался от улыбки, но генерал, к счастью, не заметил этого.
– Нам есть что позаимствовать у США. Пока ты здесь, дома, обойди инженеров в отделах и выясни, какие технические разработки наиболее важны на сегодняшний день.
Когда все, что нужно, было наконец рассмотрено и выяснено в Стокгольме, Веннерстрем уже предвидел, что в США его ждет разнообразная и обширная работа. В его распоряжении должны были находиться два помощника, один – с экономическим образованием, для операций по закупке, другой – для технической разведки. Кроме того, военному атташе полагалось иметь трех секретарей. С точки зрения крупных держав, это было, очевидно, не так уж много, но для маленького государства – очень большая роскошь.
Вступив в Гетеборге на борт корабля «МС Кунгсхольм», принадлежащего компании шведско-американской линии, полковник Веннерстрем 1 марта 1952 года отплыл в США.
Путешествие было таким, как и ожидалось: цепь празднеств, коктейлей, что поневоле напоминало былую жизнь дипломатического корпуса. Стиг разнообразил впечатления одинокими прогулками на палубе: дышал свежим ветром Атлантики и вспоминал о прежних днях службы на флоте, тогда – в значительно более спартанских условиях.
Говор плыл над фарватером, когда корабль вошел в нью-йоркскую гавань. И нужно было почти полностью ослепнуть, чтобы не заметить статую Свободы, возвышавшуюся над горизонтом с факелом, поднятым к облакам. Тогда, в начале шестидесятых, все сопутствовало победному шествию США в западном мире.
Война в Корее на практике была американским делом, но в политическом смысле она велась под эгидой ООН с благословения, так сказать, всего мира. США считались бастионом демократии, их престиж «ведущей нации свободного мира» был огромен. Именно это символизировала статуя Свободы, вырастая до гигантских размеров по мере сокращения расстояния. Но Веннерстрему казалось, что он видит и оборотную сторону – не станет ли этот престиж очередным миражом человечества?
На шведа, жителя тихой страны, никогда не видевшего Нью-Йорк, многомиллионный город произвел ошеломляющее впечатление. Как, вероятно, и многие другие, он вдруг проникся чувством собственной ничтожности. И даже давая первое интервью шумной прессе, Стиг не почувствовал себя намного значительней.
Поезд, мчавшийся позже в Вашингтон, пересекал один огромный территориальный район за другим. А Веннерстрем все думал и думал… Его мысли перескакивали с одной важной темы на другую. И наконец остановились на технической разведке. «Мелкие предприниматели» в американском понимании – это те, кто имеет на своих предприятиях не более трехсот человек. Едва ли там скрывается горячо желаемая техинформация. Скорее всего, она скапливается в сейфах промышленных гигантов, разбросанных по огромной стране. Как же вести себя, чтобы получить туда доступ? Какие необходимы контакты? Способен ли военный дипломат вообще справиться с таким делом?
Когда в Вашингтоне Веннерстрем вышел из шикарного пульмановского вагона, его встречал помощник военно-воздушного атташе. А по прибытии в посольство в пустом кабинете ждал освободившийся стул-, предшественник уже покинул США. Опустившись на этот стул, Стиг ощутил вдруг себя неким вопросительным знаком.
Суть давно обговорили. Стиг должен был стать одним из многих наблюдателей, разбросанных по всему миру. В его задачи входило докладывать о военно-политических и военных изменениях, а также действиях, которые могли бы привести к рискованным или ошибочным заключениям в стане противника. Благословение Петра выглядело примерно так: «Эта работа послужит проверкой всего интеллектуального багажа, который ты приобрел благодаря образованию, опыту и способности анализировать.
Правда, едва успев благословить, он снова поверг шведа в изумление, как бывало уже много раз. Наверно, ему это просто нравилось.
– Просмотрел один твой документ, – небрежно обронил он и, к неслыханному удивлению агента, протянул написанную от руки копию его свидетельства о высшем образовании, полученном в Стокгольме в 30-х годах.
– Господи… откуда это у тебя? – изумился тот.
– Не имею ни малейшего представления. Может, ты по молодости показывал его кому-нибудь из наших парней?
Стиг не помнил ничего подобного, и это выглядело более чем странно! Он даже устыдился: неужели у него бывали прежде такие приступы хвастливости? Маленький клочок бумаги поверг его в смущение, однако оценки порадовали. Причем высокие баллы отмечали успехи и в технических дисциплинах. Именно это и подчеркнул Петр:
– Есть хорошая идея, чем тебе заняться в США.
Стиг понял, что он имел в виду. В Советском Союзе задачи технической разведки выдвигались на первый план. Если бы русские инженеры могли использовать иностранные формулы, идеи и результаты исследований, то удалось бы сэкономить время на пути достижения баланса сил, достижения гарантии мирного сосуществования с США.
– Думаю, помимо основного задания, ты мог бы решать и некоторые задачи технического плана.
– Тогда нужно получить подробный инструктаж от компетентных инженеров, – заметил агент.
Но Петр предупреждающе поднял руку:
– Даже необходимо! И уже организовано. В нескольких кварталах отсюда ждут три инженера: они готовы помочь.
Попутно договорились, что будущие донесения по техническим вопросам должны обозначаться специальным кодом, чтобы Петр мог сразу же определять: это для него. А катушки с пленкой направлять прямо к инженерам.
Три русских инженера прибыли через десять минут, и для Веннерстрема их общество превратилось в тяжелое многочасовое испытание. Серое вещество бедного агента спало беспробудным сном, когда дело касалось точных технических терминов и деталей. Кроме того, у него, как назло, кончились сигареты…
Позже, вернувшись в посольство, он с тревогой отметил, что впервые нашелся любопытный, заинтересовавшийся его долгим отсутствием. Но в то время было еще легко оправдаться посещением одного из коллег-дипломатов.
В следующую встречу Петр не повез шведа на конспиративную квартиру. Вместо этого они отправились в ветхий, обреченный на снос квартал за гостиницей «Националь». В глухом дворе оказался подъезд, а в нем – спуск в подвал. Это была какая-то «служебка», одна дверь была не заперта, и они вошли, а затем спустились по лестнице под землю. Там оказалась единственная комната.
В ней Веннерстрем увидел магнитофоны, наушники и одетого в гражданское человека, выглядевшего страшно недовольным. Шведу не надо было объяснять, где они… Явно в центре прослушивания. Но вот зачем?
– В США подобными вещами тоже занимаются, – заметил Петр. – И сейчас тебе на практике покажут, как этого избежать.
Недовольный пригласил их сесть и надеть наушники. На столе перед ними лежали аккуратно выполненный план одного из номеров гостиницы «Националь», хронометр и расписание. Часы на стене показывали 10.20.
В 10.30 кто-то в номере начал читать газету, и Петр запустил хронометр.
– Он сидит на этом стуле, – ткнул в план недовольный. Слышимость была отличная.
– Теперь пересел сюда, дальше от микрофона. Слышно стало слабее, но по-прежнему отчетливо.
– Включил приемник на нормальную громкость. Чтение уже невозможно было разобрать. А недовольный продолжал объяснения:
– Вот он снова сел на стул у микрофона. Слышалось лучше, но все еще неразборчиво…
И так далее. Тренировались по расписанию, утомительно и долго. Уходя из подвала, Веннерстрем был выжат как лимон. Однако ему хватило чувства юмора, чтобы подумать: «Ну, уж если сейчас я не полностью обучен – значит, Бог обделил меня сообразительностью».
И вслед за улыбкой пришло неожиданное открытие: определенные микрофоны, установленные, например, в посольстве, вполне могли использоваться для обратной связи. Ничего удивительного, если их имела русская прислуга. Хотя, судя по ценности, вряд ли эта аппаратура – расхожая.
Стиг вообще сомневался, что установка микрофонов оправдывает себя – слишком много запретов и трудностей. Но, вспомнив пленку, прокрученную как-то Сергеем, и ее компрометирующее содержание – пришел к выводу, что определенные результаты это все-таки дает.
Вопреки ожиданиям, русские открыли Веннерстрему не так уж много технических новшеств советской разведки. Научили, например, обращению с батарейным радиоприемником. Симпатичный, карманного размера, он был закуплен в США, а затем переделан так, что мог действовать как передатчик. По мнению шведа, это устройство оказалось просто гениальным. Миниатюрная ручка вынималась, переключая приемник на сеанс передачи, а потом использовалась как ключ при отстукивании азбуки Морзе.
– Как кстати, что я учился работать на телеграфе! Правда, очень давно, – заметил он как-то в разговоре с Петром.
– Это нам известно…
Русский улыбнулся и снова взглянул так, будто ему нравилось преподносить сюрпризы. Неважно какие, лишь бы они удивляли самолюбивого агента.
– Ты получишь такой же приемник, как только прибудешь в США, – пообещал он примиряюще.
После этого Стигу пришлось еще тренироваться с миниатюрным фотоаппаратом, легко умещавшимся в сжатой ладони. Он делал поразительно хорошие снимки и был на редкость нечувствительным к расстоянию и освещению. Веннерстрему позволили сфотографировать документы, разложенные на столе, и через несколько дней показали результат. Снимки превзошли все ожидания.
– Это наша последняя модель, – похвастался Петр и показал фирменный знак: изготовлено рижской фабрикой. Фотоаппарат агенту отдали сразу, предложив захватить его с собой.
Покидая Москву в январе 1952 года, Веннерстрем вздохнул с облегчением. Измученный бесконечными делами, инструкциями, тренировками, прощальными приемами и приглашениями, а также вставшей уже поперек горла общественной жизнью дипломатического корпуса – он не мог дождаться отъезда. Впрочем, несмотря ни на что, Стиг был доволен. Предусмотрительный Петр Павлович добровольно оборвал все контакты с середины декабря. И это было очень кстати. Видимо, военного атташе Швеции ценили больше, чем он предполагал: около пятидесяти человек собралось на Ленинградском вокзале, чтобы попрощаться. Дипломаты толпой стояли на перроне и ждали отправления «Красной стрелы». Большей частью американцы, не подозревающие ничего плохого…
Вернувшись в Стокгольм, Веннерстрем не стал расслабляться, безотлагательно начав готовиться к своей новой миссии. Он уже был наслышан, что шведский военно-воздушный атташе в Вашингтоне имел дополнительные обязанности по закупке военных материалов для нужд ВВС. Но каково же было его недоумение, когда выяснилось, что в родной столице это рассматривали как его основную обязанность! Не принимая в расчет, что обязанность эта была связана с определенными трудностями.
В вооружающемся западном мире главным поставщиком оружия были американцы. Они предлагали самые современные виды, пользующиеся большим мировым спросом. Даже в Швеции стало ясно, что темпы вооружения невозможно сохранить без новых закупок в США. Между тем шведская политика свободы от военных союзов изрядно тормозила товарообмен.
Американские власти строго соблюдали формальности, когда речь шла об экспортных лицензиях, и требовали в качестве основы определенный договор. Различными путями шведы давно уже пытались найти с ними общий язык. Частично это удавалось, и доказательством стала закупка сверхсекретного оборудования для «ДС-3». Остается тайной, что получили американцы взамен этого оборудования, но, должно быть, нечто заманчивое, иначе не поступились бы своими принципами. Были подписаны также и другие договоры с государствами, которые не являлись союзниками и потому обобщенно назывались «дружественными нациями».
В те дни Швеция как раз заключила один такой договор, окруженный большой секретностью. Официально он именовался «перепиской». Это вполне соответствовало действительности, поскольку имелись встречные «письма» шведского МИДа и американского госдепартамента.
Но, находясь в Стокгольме, Веннерстрем еще не подозревал, что секретность эта была всего лишь тактикой страуса, прячущего голову в песок. В один из дней тогдашний начальник материально-технического снабжения ВВС генерал-майор Бенгт Якобссон, по кличке «Кислый Якоб», вызвал его и изложил суть дела, не забыв упомянуть, что оно – тайное.
– Эта «переписка» и станет основой вашей новой деятельности, – сказал он в заключение.
– Но засекреченные «письма» мало мне помогут. Американский госдепартамент держит их в своих архивах. А мне нужно, чтобы они работали. Их существование должно стать фактом для всех, с кем я буду иметь дело, – возразил раздосадованный Веннерстрем.
– Не знаю, как американцы организуют это формально. Главное, что у тебя есть на что сослаться, – закрыл дискуссию генерал. И перешел к следующему наставлению, показавшемуся Стигу и вовсе уж комичным, поскольку прозвучало оно почти слово в слово с тем, что Петр Павлович давал в Москве:
– Помимо основной обязанности, ты должен уделять внимание и технической разведке.
Стиг не удержался от улыбки, но генерал, к счастью, не заметил этого.
– Нам есть что позаимствовать у США. Пока ты здесь, дома, обойди инженеров в отделах и выясни, какие технические разработки наиболее важны на сегодняшний день.
Когда все, что нужно, было наконец рассмотрено и выяснено в Стокгольме, Веннерстрем уже предвидел, что в США его ждет разнообразная и обширная работа. В его распоряжении должны были находиться два помощника, один – с экономическим образованием, для операций по закупке, другой – для технической разведки. Кроме того, военному атташе полагалось иметь трех секретарей. С точки зрения крупных держав, это было, очевидно, не так уж много, но для маленького государства – очень большая роскошь.
Вступив в Гетеборге на борт корабля «МС Кунгсхольм», принадлежащего компании шведско-американской линии, полковник Веннерстрем 1 марта 1952 года отплыл в США.
Путешествие было таким, как и ожидалось: цепь празднеств, коктейлей, что поневоле напоминало былую жизнь дипломатического корпуса. Стиг разнообразил впечатления одинокими прогулками на палубе: дышал свежим ветром Атлантики и вспоминал о прежних днях службы на флоте, тогда – в значительно более спартанских условиях.
Говор плыл над фарватером, когда корабль вошел в нью-йоркскую гавань. И нужно было почти полностью ослепнуть, чтобы не заметить статую Свободы, возвышавшуюся над горизонтом с факелом, поднятым к облакам. Тогда, в начале шестидесятых, все сопутствовало победному шествию США в западном мире.
Война в Корее на практике была американским делом, но в политическом смысле она велась под эгидой ООН с благословения, так сказать, всего мира. США считались бастионом демократии, их престиж «ведущей нации свободного мира» был огромен. Именно это символизировала статуя Свободы, вырастая до гигантских размеров по мере сокращения расстояния. Но Веннерстрему казалось, что он видит и оборотную сторону – не станет ли этот престиж очередным миражом человечества?
На шведа, жителя тихой страны, никогда не видевшего Нью-Йорк, многомиллионный город произвел ошеломляющее впечатление. Как, вероятно, и многие другие, он вдруг проникся чувством собственной ничтожности. И даже давая первое интервью шумной прессе, Стиг не почувствовал себя намного значительней.
Поезд, мчавшийся позже в Вашингтон, пересекал один огромный территориальный район за другим. А Веннерстрем все думал и думал… Его мысли перескакивали с одной важной темы на другую. И наконец остановились на технической разведке. «Мелкие предприниматели» в американском понимании – это те, кто имеет на своих предприятиях не более трехсот человек. Едва ли там скрывается горячо желаемая техинформация. Скорее всего, она скапливается в сейфах промышленных гигантов, разбросанных по огромной стране. Как же вести себя, чтобы получить туда доступ? Какие необходимы контакты? Способен ли военный дипломат вообще справиться с таким делом?
Когда в Вашингтоне Веннерстрем вышел из шикарного пульмановского вагона, его встречал помощник военно-воздушного атташе. А по прибытии в посольство в пустом кабинете ждал освободившийся стул-, предшественник уже покинул США. Опустившись на этот стул, Стиг ощутил вдруг себя неким вопросительным знаком.
Глава 17
Первым по значению событием после приезда в Вашингтон стало посещение штаб-квартиры министерства обороны – Пентагона. Веннерстрем должен был представиться официально, приступив таким образом к выполнению обязанностей военно-воздушного атташе. Впечатление от размеров страны после Нью-Йорка нисколько не уменьшилось, оно даже выросло, когда он вступил в огромный лабиринт пятигранника.
Стигу надо было отыскать департамент, занимавшийся иностранными военными атташе. Он разделялся на три самостоятельных отдела, по одному на каждый вид вооруженных сил. Аккредитование шведского атташе было двойным – как при ВВС, так и при ВМС. Разумеется, от его страны уже был представлен военно-морской атташе, но поскольку американская морская авиация существовала самостоятельно, военно-воздушному атташе также необходимо было аккредитоваться при ней. Таким образом, уже на старте агент Москвы получил пропуска сразу в два отдела.
Первым из его «опекунов» в отделе ВВС стал полковник Роберт Джонс. Он запомнился Стигу потому, что с его легкой руки начались удивительные везения.
Дома, в Стокгольме, в разговорах с руководством Веннерстрем не раз возвращался к вопросу «о переписке», которая должна была составлять основу его действий по закупкам. Генерал Якобссон, как упоминалось ранее, предупреждал, что не знает, как это дело организовано в США. Так вот, по странному стечению обстоятельств, именно по этому пункту полковник Джонс дал Стигу первую исчерпывающую справку.
В Вашингтоне никаких разговоров об «обмене письмами» не вели. Речь сразу зашла уже о договоре между США и Швецией. Государственный департамент, то есть американский МИД, присвоил этому договору очень привлекательное для шведов название, которое, по существу, развязывало руки в работе по закупкам. Этого Стиг никак не ожидал. Наверняка, не ожидали и в Стокгольме, но благодаря такому везению он почувствовал, что неожиданно овладел ситуацией. Особенно радовало, что название договора могло толковаться как угодно, а не только в тесной связи с закупками военных материалов.
Госдепартамент организовал издание специальной брошюры. Ее текст включал и пресловутые «письма». Это был совершенно открытый документ, который рассылался многим военным и промышленным организациям и, кроме того, был зарегистрирован в ООН как международный договор. Полковник Джонс, заботясь о нуждах Веннерстрема, любезно вручил ему целую кипу этих брошюр.
– Договор вам пригодится! У нас вы могли ссылаться на него, поскольку мы знаем, о чем речь. Но многие другие не знают. Показывайте его, рассказывайте! Особенно когда дело будет касаться закупок. Если нужно, мы можем обеспечить любое количество экземпляров.
В тот же день невероятно любезному и общительному шведскому полковнику удалось стать членом спортивного клуба Пентагона, где он потом постоянно играл в сквош. После оформления заявки его допустили и к занятиям на авиационном тренажере, благо, эта великолепная установка находилась в том же подвальном помещении, что и залы сквоша. Короче, он покидал Пентагон с приятным чувством, что менее чем за час организовал чуть ли не все свое пребывание. Сквош и тренажер сами по себе были ценны для здоровья, но их основное предназначение – установление контактов. Таким образом, Стиг мог встречаться с офицерами, перспективно интересными и полезными для решения его технических и нетехнических задач.
Вернувшись в посольство, Веннерстрем с усмешкой вспомнил о Петре Павловиче и параграфе, оговаривающем «физические тренировки». Бродя по своему новому кабинету, он мысленно возвращался в Москву и представлял, как бы отреагировал Петр, узнав, что его агент выполняет условия контракта, играя в сквош в Пентагоне…
Большую пользу приносили обязательные визиты к коллегам из других стран. Чем больше завязывалось знакомств, тем больше Стиг убеждался, что нет другой столицы, где было бы столько же военно-воздушных атташе, как в Вашингтоне. Он начал с генералов – преимущественно потому, что американцы помещали их в «высшую лигу» списков, независимо от сроков аккредитации. В других странах, например, имеют обыкновение определять старшинство по продолжительности пребывания. Но здесь царили другие традиции, и следуя им, Веннерстрем нанес один из первых визитов советскому военно-воздушному атташе генерал-майору Виктору Кувинову.
Русские военные располагались в собственном здании недалеко от шведского посольства. И когда швед явился туда, у него создалось такое же впечатление, как и при посещении американцев в Москве, – обе резиденции производили впечатление самостоятельных военных штабов с массой снующего персонала.
Он уже знал, что Кувинов – его связник. Нелегальная встреча должна была состояться лишь через несколько месяцев. Знал ли об этом и Кувинов – трудно было определить. Во всяком случае, он ничем не обнаружил себя. Предложил чаю, и беседа пошла оживленно, поскольку гость только что прибыл из Москвы. Впоследствии Стиг вспоминал, что отвечать на вопросы русских об их собственной столице ему казалось весьма забавным.
Несколько дней спустя уже сам Веннерстрем принимал гостей согласно дипломатическому этикету. И по иронии судьбы единственным, кто не нанес ему ответного визита, оказался Кувинов. Возможно, информация об агенте поступила к нему после, и это побуждало ждать. Впрочем, подобное поведение не беспокоило Стига, ведь он имел статус «агента на месте» – таким термином в американской разведке принято обозначать шпиона, действующего под прикрытием официальной должности. В отличие от «крота», не имеющего возможности открыто встречаться со своим связником.
В день ежегодного большого приема для дипкорпуса, устраиваемого президентом Трумэном в Белом Доме, они вновь увиделись с Кувиновым. Но лишь на расстоянии.
На приеме 1952 года было особенно празднично, потому что Белый Дом вновь открылся после недавнего капитального ремонта. Около тысячи приглашенных заполонили окрестные улицы, а для того, чтобы занять удобное для парковки место, некоторые прибыли даже на час раньше. Я оказался в их числе. Гости собирались в большом зале на первом этаже и растекались в «ручейки», отгороженные друг от друга тяжелыми декоративными канатами. Эти импровизированные коридоры вели к «устью» – месту встречи с президентом.
В соседней веренице я увидел Кувинова и стал наблюдать, как он ведет себя на торжестве. Выглядел он прекрасно: свободным и непринужденным, любезным и улыбающимся, настолько далеким от типа человека с «каменным лицом», что невозможно было его таковым представить даже в этих солидных очках.
Когда двери в смежную комнату раскрылись, на встречу с Трумэном «запустили» группу, в которой находился и Кувинов.
Бедному президенту выпала нелегкая участь здороваться со всеми гостями, и некоторые жали его руку слишком сильно, охваченные верноподданническими чувствами под влиянием оказанной им чести. Трумэн не мог выдерживать долго, поэтому двери время от времени закрывались, давая ему возможность вымыть руки и подержать их в холодной воде. Процедура открывания дверей повторялась уже трижды, когда наконец настала и моя очередь.
После церемонии приветствия все переходили в большой зал по другую сторону комнаты: там гостям предлагались напитки и закуски. И я снова увидел Кувинова. На этот раз он выглядел скучным, недоверчиво рассматривая сок в своем бокале: праздничное мероприятие было безалкогольным. Неудивительно, что многие поспешили покинуть его.
Через несколько недель мне позвонили из секретариата Кувинова, чтобы узнать, какое время для ответного визита меня устраивает. Я назвал полдень следующего дня.
Правило, установленное Центром, гласило, что связник всегда проявляет инициативу первым, поэтому при встрече я не сказал Кувинову ничего, кроме обычных дежурных фраз. Я ждал пароля, который мне дали в Москве. Время шло, мы болтали. Выглядело так, будто ему трудно решиться. Но, в конце концов, он отважился:
– Хочу передать привет от Николая Васильевича.
Я ответил, как полагалось:
– Большое спасибо. Знаю его довольно хорошо. Встречались несколько раз на Спиридоновке.
Так мы именовали представительское помещение в Москве – по названию улицы, на которой оно располагалось.
Затем он молча указал на радиоприемник. В ответ я отрицательно покачал головой: моим сотрудникам могло показаться странным, если бы из кабинета начальника во время приема иностранца вдруг полилась музыка. Он кивнул, приложил палец к губам и указал на стены. Мне представлялось, это была излишняя предосторожность. Я был уверен, что никаких микрофонов не было. Возможно, он думал так же. Но я понял: азбучные правила должны соблюдаться.
Стигу надо было отыскать департамент, занимавшийся иностранными военными атташе. Он разделялся на три самостоятельных отдела, по одному на каждый вид вооруженных сил. Аккредитование шведского атташе было двойным – как при ВВС, так и при ВМС. Разумеется, от его страны уже был представлен военно-морской атташе, но поскольку американская морская авиация существовала самостоятельно, военно-воздушному атташе также необходимо было аккредитоваться при ней. Таким образом, уже на старте агент Москвы получил пропуска сразу в два отдела.
Первым из его «опекунов» в отделе ВВС стал полковник Роберт Джонс. Он запомнился Стигу потому, что с его легкой руки начались удивительные везения.
Дома, в Стокгольме, в разговорах с руководством Веннерстрем не раз возвращался к вопросу «о переписке», которая должна была составлять основу его действий по закупкам. Генерал Якобссон, как упоминалось ранее, предупреждал, что не знает, как это дело организовано в США. Так вот, по странному стечению обстоятельств, именно по этому пункту полковник Джонс дал Стигу первую исчерпывающую справку.
В Вашингтоне никаких разговоров об «обмене письмами» не вели. Речь сразу зашла уже о договоре между США и Швецией. Государственный департамент, то есть американский МИД, присвоил этому договору очень привлекательное для шведов название, которое, по существу, развязывало руки в работе по закупкам. Этого Стиг никак не ожидал. Наверняка, не ожидали и в Стокгольме, но благодаря такому везению он почувствовал, что неожиданно овладел ситуацией. Особенно радовало, что название договора могло толковаться как угодно, а не только в тесной связи с закупками военных материалов.
Госдепартамент организовал издание специальной брошюры. Ее текст включал и пресловутые «письма». Это был совершенно открытый документ, который рассылался многим военным и промышленным организациям и, кроме того, был зарегистрирован в ООН как международный договор. Полковник Джонс, заботясь о нуждах Веннерстрема, любезно вручил ему целую кипу этих брошюр.
– Договор вам пригодится! У нас вы могли ссылаться на него, поскольку мы знаем, о чем речь. Но многие другие не знают. Показывайте его, рассказывайте! Особенно когда дело будет касаться закупок. Если нужно, мы можем обеспечить любое количество экземпляров.
В тот же день невероятно любезному и общительному шведскому полковнику удалось стать членом спортивного клуба Пентагона, где он потом постоянно играл в сквош. После оформления заявки его допустили и к занятиям на авиационном тренажере, благо, эта великолепная установка находилась в том же подвальном помещении, что и залы сквоша. Короче, он покидал Пентагон с приятным чувством, что менее чем за час организовал чуть ли не все свое пребывание. Сквош и тренажер сами по себе были ценны для здоровья, но их основное предназначение – установление контактов. Таким образом, Стиг мог встречаться с офицерами, перспективно интересными и полезными для решения его технических и нетехнических задач.
Вернувшись в посольство, Веннерстрем с усмешкой вспомнил о Петре Павловиче и параграфе, оговаривающем «физические тренировки». Бродя по своему новому кабинету, он мысленно возвращался в Москву и представлял, как бы отреагировал Петр, узнав, что его агент выполняет условия контракта, играя в сквош в Пентагоне…
Большую пользу приносили обязательные визиты к коллегам из других стран. Чем больше завязывалось знакомств, тем больше Стиг убеждался, что нет другой столицы, где было бы столько же военно-воздушных атташе, как в Вашингтоне. Он начал с генералов – преимущественно потому, что американцы помещали их в «высшую лигу» списков, независимо от сроков аккредитации. В других странах, например, имеют обыкновение определять старшинство по продолжительности пребывания. Но здесь царили другие традиции, и следуя им, Веннерстрем нанес один из первых визитов советскому военно-воздушному атташе генерал-майору Виктору Кувинову.
Русские военные располагались в собственном здании недалеко от шведского посольства. И когда швед явился туда, у него создалось такое же впечатление, как и при посещении американцев в Москве, – обе резиденции производили впечатление самостоятельных военных штабов с массой снующего персонала.
Он уже знал, что Кувинов – его связник. Нелегальная встреча должна была состояться лишь через несколько месяцев. Знал ли об этом и Кувинов – трудно было определить. Во всяком случае, он ничем не обнаружил себя. Предложил чаю, и беседа пошла оживленно, поскольку гость только что прибыл из Москвы. Впоследствии Стиг вспоминал, что отвечать на вопросы русских об их собственной столице ему казалось весьма забавным.
Несколько дней спустя уже сам Веннерстрем принимал гостей согласно дипломатическому этикету. И по иронии судьбы единственным, кто не нанес ему ответного визита, оказался Кувинов. Возможно, информация об агенте поступила к нему после, и это побуждало ждать. Впрочем, подобное поведение не беспокоило Стига, ведь он имел статус «агента на месте» – таким термином в американской разведке принято обозначать шпиона, действующего под прикрытием официальной должности. В отличие от «крота», не имеющего возможности открыто встречаться со своим связником.
В день ежегодного большого приема для дипкорпуса, устраиваемого президентом Трумэном в Белом Доме, они вновь увиделись с Кувиновым. Но лишь на расстоянии.
На приеме 1952 года было особенно празднично, потому что Белый Дом вновь открылся после недавнего капитального ремонта. Около тысячи приглашенных заполонили окрестные улицы, а для того, чтобы занять удобное для парковки место, некоторые прибыли даже на час раньше. Я оказался в их числе. Гости собирались в большом зале на первом этаже и растекались в «ручейки», отгороженные друг от друга тяжелыми декоративными канатами. Эти импровизированные коридоры вели к «устью» – месту встречи с президентом.
В соседней веренице я увидел Кувинова и стал наблюдать, как он ведет себя на торжестве. Выглядел он прекрасно: свободным и непринужденным, любезным и улыбающимся, настолько далеким от типа человека с «каменным лицом», что невозможно было его таковым представить даже в этих солидных очках.
Когда двери в смежную комнату раскрылись, на встречу с Трумэном «запустили» группу, в которой находился и Кувинов.
Бедному президенту выпала нелегкая участь здороваться со всеми гостями, и некоторые жали его руку слишком сильно, охваченные верноподданническими чувствами под влиянием оказанной им чести. Трумэн не мог выдерживать долго, поэтому двери время от времени закрывались, давая ему возможность вымыть руки и подержать их в холодной воде. Процедура открывания дверей повторялась уже трижды, когда наконец настала и моя очередь.
После церемонии приветствия все переходили в большой зал по другую сторону комнаты: там гостям предлагались напитки и закуски. И я снова увидел Кувинова. На этот раз он выглядел скучным, недоверчиво рассматривая сок в своем бокале: праздничное мероприятие было безалкогольным. Неудивительно, что многие поспешили покинуть его.
Через несколько недель мне позвонили из секретариата Кувинова, чтобы узнать, какое время для ответного визита меня устраивает. Я назвал полдень следующего дня.
Правило, установленное Центром, гласило, что связник всегда проявляет инициативу первым, поэтому при встрече я не сказал Кувинову ничего, кроме обычных дежурных фраз. Я ждал пароля, который мне дали в Москве. Время шло, мы болтали. Выглядело так, будто ему трудно решиться. Но, в конце концов, он отважился:
– Хочу передать привет от Николая Васильевича.
Я ответил, как полагалось:
– Большое спасибо. Знаю его довольно хорошо. Встречались несколько раз на Спиридоновке.
Так мы именовали представительское помещение в Москве – по названию улицы, на которой оно располагалось.
Затем он молча указал на радиоприемник. В ответ я отрицательно покачал головой: моим сотрудникам могло показаться странным, если бы из кабинета начальника во время приема иностранца вдруг полилась музыка. Он кивнул, приложил палец к губам и указал на стены. Мне представлялось, это была излишняя предосторожность. Я был уверен, что никаких микрофонов не было. Возможно, он думал так же. Но я понял: азбучные правила должны соблюдаться.