Коллинз Макс Аллан. Сделка

   Одним из репортеров, помогавших нести гроб, был мой старый знакомый, Хэл Дэвис из «Ньюс». Его голова казалась слишком крупной для его тела, а яс-ные глаза на мальчишеском лице – ему было к пятидесяти, но выглядел он на тридцать пять – еще больше засветились, когда он узнал меня.
   – Ба, да это Геллер. Я, кажется, шел следом за вами. Надо же, у нее было столько мужчин, а пришлось просить посторонних, чтобы нести ее.
   Я толкнул его.
   Он повалился на снег, точнее, его задница повалилась, подняв снежную пыль. Но он не ударился. Он взглянул на меня; его честь пострадала больше всего Из уголка его рта слегка сочилась кровь.
   – За что?
   – Из принципа. Ты бы мог привыкнуть к этому за долгие годы.
   – Черт тебя возьми! Помоги мне встать.
   Я помог.
   Он отряхнулся от снега, причем сначала отряхнул пальто. Остальные репортеры, которые расходились с кладбища, посмеивались над неудачей Дэвиса. Он стряхнул свою шляпу.
   – Уж я напишу о тебе как-нибудь.
   Я еще раз толкнул его.
   Хэл поднял голову и обтер лицо.
   – Тебе не понравилась моя идея, да? Я еще раз помог ему.
   – Не говори больше ничего, ладно? Я могу ударить тебя.
   – Я попаду в яблочко, вытащив на свет историю твоей любви с Эстелл. Не делай этого! Я за все отвечу, Геллер, за все!
   – Убирайся, Дэвис.
   – Дьявол! Война изменила тебя. Что произошло с твоим чувством юмора? Я привык к тому, что на тебя можно положиться. Еще до того как ввели эти чертовы карточки.
   – Уходи.
   Хэл посмотрел на меня так, будто я был каким-то неведомым зверем, покачал головой, сунул руки в карманы пальто и пошел к своей машине. У него, конечно, тоже была карточка "С". Наверное, для перевозки лошадиного навоза, подумал я.
   Я перешел улицу и направился к железнодорожной станции. Но в это время дверь припаркованного лимузина приоткрылась, вышел шофер в форменной одежде и произнес:
   – Мистер Геллер, вы извините?
   Я ни разу не слышал, чтобы слово «извините» говорили в вопросительном смысле. Это прозвучало так, что я остановился и вернулся назад, несмотря на холод и снег.
   Шофер был бледным человеком около сорока пяти.
   У него был красный, знакомый с бутылкой нос – ужасно, что такой человек был шофером.
   Он произнес:
   – Мистер Вайман хотел бы поговорить с вами.
   – Кто? Ах да. Конечно.
   Шофер открыл заднюю дверь, и я сел в машину. Я увидел человека среднего роста, но могучего сложения лет пятидесяти пяти, в сером костюме и темном галстуке. Его аккуратно сложенное пальто лежало на соседнем сиденье. Он хмуро смотрел перед собой; на его лице были видны следы былой красоты.
   Это был Эрл Вайман, человек, который всего добивался сам, прошел путь от рабочего-строителя до президента компании по изготовлению металлических конструкций с офисом на фешенебельной Мичиган-авеню. Два года назад он со скандалом развелся со своей женой, которая говорила, что в деле замешана Эстелл Карей.
   Я сел, а Вайман, не глядя на меня, заговорил:
   – Может, вас подвезти до железнодорожной станции?
   – Конечно. Погода отвратительная, даже для короткой прогулки.
   Он постучал по стеклу, которое отгораживало нас от водителя, и машина тронулась. Мы рванули к станции на большой скорости.
   Вайман, все еще не глядя на меня, сказал:
   – Я займу у вас всего несколько минут, если вы позволите. Я хочу потолковать с вами, мистер Геллер.
   Я расстегнул пальто: было жарко. В машине работала печка.
   – Откуда вы меня знаете? Он улыбнулся.
   – Я бы мог сказать, что из газет. Ваше имя попадало туда. В последний раз, кажется, на днях. Да, вчера и сегодня утром. Но ваше участие в войне на Гуадалканале внушает... уважение. Вы, должно быть, храбрый молодой человек.
   – Я не такой уж храбрый, а молодость, как известно, проходит быстро.
   Он взглянул на меня. Его серые глаза покраснели. – Мудрое замечание, мистер Геллер.
   – Не совсем. Скорее, банальное. Эстелл рассказывала вам обо мне. Вот откуда вы меня знаете. Вайман медленно кивнул.
   – Эстелл доверяла вам. Я бы даже сказал она почти любила вас. Или, можно сказать, она была влюблена в вас однажды. Но так она могла любить кого угодно. Но, разумеется, больше всего она любила деньги.
   Он слегка преувеличивал, но я не мог спорить с ним.
   Я сказал:
   – Но и деньги любили ее. И вы ее любили. Вайман отвернулся от меня.
   – Я очень-очень ее любил, хотя эта любовь принесла мне мало хорошего. Она бывала очень жестокой... Нет, это нечестно. Она не была жадной. Она была такой... восприимчивой.
   – Да. Такой она и была. Что я могу сделать для вас, мистер Вайман?
   Он не ответил. По крайней мере, прямо.
   – Мне так стыдно за себя. Я приехал сюда, намереваясь пойти туда и проводить ее, но... я приехал сюда рано утром, чтобы разузнать кое-что. Все будет длиться еще несколько недель... Я вышел из лимузина, но потом стали собираться репортеры и я... я оказался трусом.
   Его голова упала вниз, он закрыл лицо руками и стал плакать.
   – Я был трусом. Малодушным трусом. Я так любил ее. И я не подошел, не смог подойти и...
   Я слегка передвинулся. Это был самый неудобный из всех лимузинов, на которых мне случалось ездить. Мешала не только жара, сиденья тоже были плохими.
   – Послушайте, мистер Вайман, – заговорил я. – Она умерла. Это не важно: пошли вы или нет, отдали ей последние почести или нет. Попрощайтесь с ней по-своему, как вам велит ваше сердце.
   Вайман вытер лицо резким движением, как будто только что заметил, что плачет. Потом он внезапно смутился и сказал:
   – Я... я бы хотел думать, что она знает, что я здесь сегодня. Что я... я сам пришел сюда, чтобы сказать ей последнее «прости». Что я любил, до сих пор люблю ее. Что она смотрит оттуда, сверху...
   Уж если Эстелл и смотрела откуда-то, то вовсе не из того места, о котором он говорил; если она и смотрела, то в этом месте было наверняка куда более жарко, чем здесь. Если она вообще попала куда-то.
   Вместо этого я сказал:
   – Конечно, мистер Вайман. Так и есть. Я уверен, на знает, что вы чувствуете. А теперь, м-м-м... следующий поезд отходит через десять минут. Что я могу для вас сделать?
   Он испытующе посмотрел на меня:
   – В газетах было написано, что вы одним из первых пришли к месту происшествия.
   – Верно.
   – А вы не осмотрелись в квартире? Вы помогали детективам осматривать вещи Эстелл?
   Я кивнул.
   – В некотором роде, да.
   – М-м-м, говорят, что были найдены личные вещи, письма от военных, фотографии, записная книжка, в ней было мое имя, хотя газеты не упоминали его. Пока что.
   – Да, я все это видел.
   Теперь он смотрел на меня пронзительно. Его серые глаза стали тревожными.
   – Вы видели что-нибудь еще?
   – Я видел саму Эстелл и различные предметы, которыми ее пытали.
   Вайман вздрогнул.
   – Я не об этом спрашиваю. В машине было, так жарко, что я вспотел; на улице снежная буря, а я потею.
   – Мистер Вайман, я сочувствую вашему горю, Разделяю его, но, черт возьми, не перейдете ли вы к делу?
   Он вздохнул.
   – Я понимаю, что вы расстроены. Надеюсь, вы сможете простить меня... Я не в себе сегодня, мистер Геллер. Это потрясло меня. Это...
   – Переходите к делу. Мне надо успеть на поезд.
   Вайман повернулся к запотевшему окну, словно хотел выглянуть наружу.
   – Вы видели красную книжку?
   – Красную книжку?
   Он уставился в запотевшее стекло.
   – С пряжкой. Толщиной дюйма в два. Я имею в виду книгу.
   – Дневник?
   Теперь он смотрел на меня.
   – Дневник.
   – Эстелл вела дневник?
   – Да. Вы его видели?
   – Нет. Там не было дневника. И я, как вы только что сказали, был одним из первых на месте происшествия.
   Вайман сощурил глаза.
   – Но не самым первым.
   – Самыми первыми были пожарные. Потом патрульные и детективы.
   Он заговорил, и теперь я почувствовал силу в его голосе; впервые я понял, что передо мной – удачливый бизнесмен.
   – Я думаю, кто-то украл дневник. Возможно, один из... служителей закона, которые пришли раньше вас.
   Я пожал плечами.
   – Вполне возможно.
   – Я хочу, чтобы вы снова пошли туда.
   – Это невозможно, мистер Вайман.
   Он широко развел руки, чтобы показать, очевидно, свою правоту.
   – Мистер Геллер, вы можете прочитать эту чертову вещицу, если найдете ее. И если вы обнаружите в дневнике что-то такое, что может помочь следствию, расследованию этого убийства, вы вне всякого сомнения должны передать это в полицию.
   – После того, как я вырву те листы, которые касаются вас. Робкая улыбка.
   – Конечно. Дело в том, что я собираюсь жениться вновь. А у меня есть основания считать, что Эстелл записывала кое-какие личные наблюдения, касающиеся меня. Нас.
   – То, что имеет отношение к сексу, вы хотите сказать.
   Вайман сжал губы, а потом произнес:
   – Правильно. Я дам вам за это две тысячи долларов и оплачу все издержки.
   – Давайте договоримся. Никакого возмещения издержек, если я не смогу сделать этого для вас.
   – Решено.
   – Я посмотрю, что можно сделать.
   – Мистер Геллер, я помолвлен с очаровательной женщиной. Из хорошей семьи. Вы должны помочь мне предотвратить скандал.
   – Я думал, что вы любили Эстелл.
   – Так и есть. Мы встречались с ней время от времени. Не буду отрицать этого. Но я предан своей невесте, с тех пор как мы решили пожениться. И еще одно публичное обсуждение моей неверности может доконать меня. Лично меня. Окончательно.
   Он напомнил мне Элиота, который рассказывал, что Нитти все время спит.
   Я спросил:
   – Когда вы последний раз виделись с Эстелл?
   – В воскресенье. Теперь была среда.
   – Так недавно?
   – Да, недавно. Это был своего рода... прощальный обед. Я сказал ей, что это будет наш последний вечер, потому что я снова собираюсь жениться. Я... я почти верил тому, что говорил. Так или иначе, но я позвонил ей в девять вечера. – Он победоносно улыбнулся. – На нас была вечерняя одежда. Эстелл была прекрасна. Мы провели вечер в «Баттери» – там мы пообедали и потанцевали. Как обычно, Эстелл не пила и не курила. Казалось, она в необычайно приподнятом настроении. Ее дела были в порядке: она сообщила мне, что на ее счету в банке лежит кругленькая сумма. И мне не нужно беспокоиться о ее будущем. – Из его глаз вновь покатились слезы.
   Я чувствовал себя неловко – мне было жаль его.
   – Я не знаю, где она раздобыла деньги. Она же не работала несколько лет.
   Вайман не знал, что Эстелл работала девушкой по вызову. Но все равно газеты вскоре раструбят об этом.
   Об этом и шла речь.
   – Мистер Вайман, – заговорил я, – если коп или еще кто-то взял этот дневник и не сообщил до сих поп о нем, значит, его продадут газетам. Полицейский мог его украсть, чтобы таким образом заработать. Его лицо стало упрямым.
   – Пусть это станет известно, просто станет известно – тогда я дам вдвое больше самой высокой цены которую могут заплатить газеты.
   – Хорошо, – сказал я. – Но не забывайте следующего. Дневник могли взять сами убийцы. Если в нем есть что-либо о них, они вполне могли это сделать.
   – Я подумал об этом.
   – К тому же они могли уже знать о его существовании и пытать ее именно для того, чтобы узнать где находится тайник с дневником.
   – Я и об этом хорошенько подумал.
   – Отлично. Потому что найти убийц Эстелл... словом, не знаю, смогу ли я. Буду искренним. Я бы хотел их найти. И вытрясти их мозги. Но капитан Друри тоже их разыскивает, и у него больше возможностей, чем у меня. А он детектив до мозга костей: он дважды коп. В этом деле будут десятки подозреваемых. Эстелл уже нет. Поэтому я ничего вам не обещаю.
   Вайман наклонился и дотронулся до моей руки. Я почувствовал себя еще более неловко.
   Вайман сказал довольно серьезно:
   – Эстелл верила вам. Я тоже вам верю.
   – Замечательно. А я верю в договор на тысячу баксов. Вы можете прямо сейчас выписать мне чек или прислать деньги с посыльным.
   Казалось, Вайман разочарован во мне, в жизни, и вообще во всем мире. Он сказал, что пришлет посыльного. Я вылез из машины и сел в поезд.

6

   Мы встретились с Элиотом за поздним ленчем в «Бергоффе»: то, что мы воевали с Германией, вовсе не означало, что я должен отказываться от моего любимого шницеля. Там все еще подавали пиво в кружках, хотя в меню их кухня теперь называлась «баварской». К тому же шницель был размером с почтовую марку, что было вовсе не в духе «Бергоффа». Война – это сущий ад.
   Мы сели в уголке просторной оживленной комнаты. Официанты, напоминающие акробатов, в черных фраках и длинных белых фартуках сновали между составленных вместе или стоявших отдельно столов, держа на вытянутых руках подносы с дымящейся едой. Было замечательно находиться в этом настоящем ресторане, сделанном из стекла и дерева, напоминающем протестантскую церковь. Это было истинно чикагское заведение, построенное еще в те времена, когда все были живы; это был бастион, которого еще не коснулись ветры перемен, несмотря на такие издержки, как уменьшенные порции мяса и эвфемизм «баварский». Здесь я чувствовал себя дома. Здесь я ощущал себя в том Чикаго, который помнил.
   К тому же это был шумный, оживленный зал, полный людей, что давало возможность спокойно побеседовать, не боясь чужих ушей.
   – Я первым делом сделал эти звонки, – заявил Элиот, имея в виду свои усилия по поводу поисков д'Анджело. – Ответа еще нет. Ты будешь в своей конторе весь день?
   – Собираюсь.
   – Если я что-то узнаю, сообщу тебе.
   – Я это оценю. Лучше раньше. – Друри, который работает с письмами, подписанными инициалами А. Д., фотографией и адресом в Сан-Диего, на который надо было посылать корреспонденцию, не сильно отстает от меня.
   Элиот ел фирменное блюдо «Бергоффа» – свиные ножки с кислой капустой. Прожевав очередной кусок, он сказал:
   – Между прочим, ты был прав насчет Дина.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Он замолчал. Неизвестно, получил ли он сообщение об убийстве Эстелл Карей, но больше он ничего не говорит.
   – Так значит, он не выступит свидетелем?
   Элиот невесело улыбнулся
   – Это все не так просто. Он выступит свидетелем. Но просто он вспомнит... не все.
   – Ты же говорил, что Дин был последним, кто согласился сотрудничать.
   – Правильно, и он постепенно вспоминал то одно то другое. Но, к слову, он ни разу не упомянул ни Нитти, ни Рикка, ни Кампанья или Капоне.
   Капоне, о котором он говорил, был братом Аль Капоне – Ральф по прозвищу Ботлз Капоне, – выпускающим безалкогольные напитки.
   – Но он поддержал признания Брауна и Биоффа, – продолжал Элиот, – касающиеся вымогательства в Голливуде.
   – Иными словами, Дин намеревается сказать лишь то, что поможет уменьшить его срок.
   – Ну да, чтобы не получить «перо в бок», как только он выйдет из тюрьмы. Не похоже, что он добавит что-то к тому, в чем уже признался. Он не дойдет до оскорбления суда, до клятвопреступления или еще до чего-нибудь. Но мне совершенно ясно, что он уже вспомнил все, что собирался вспомнить.
   – А как насчет Лума и Абнера?
   Элиот криво усмехнулся.
   – Биофф и Браун? Здесь все совсем по-другому. В случае чего эти ребята готовы выложить гораздо больше, если это возможно. – Его лицо потемнело. – Их женам вчера позвонил неизвестный. Им было приказано передать своим мужьям, чтобы те помалкивали, или «тебя прирежут и твоих деток тоже». Насколько я знаю, этим утром Вилли неистовствовал и кричал: «Мы сидим в тюрьме за этих сволочей, а они угрожают нашим семьям. Черт с ними! Вот так-то!»
   – Но эти звонки вовсе не означают, что Эстелл убила мафия.
   Покачав головой, Элиот устало улыбнулся:
   – Ты все еще не хочешь признать, что это дело рук Нитти.
   – Нет. Это не в его духе. Я все время думаю об убийстве Сермака и о том, сколько он ждал, чтобы отомстить, не поднимая шума. Это человек, который убил мэра Чикаго и вышел сухим из воды.
   – Это было десять лет назад, Нат. Сейчас другое время, а Нитти – другой человек.
   Я отпил пива.
   – Может, ты и прав. Увидим.
   – Ты хочешь сам заниматься делом Карей?
   – Неофициально. Как бы со стороны. – Как бы эта сторона не оказалась опасной. Разве ты не говорил мне однажды, что Нитти велел тебе держаться от него подальше? Это был хороший совет. Друри – превосходный коп, пусть он займется этим. Я пожал плечами.
   – Это хороший совет.
   – Тогда воспользуйся им.
   – Что еще скажешь?
   Элиот расстроенно улыбнулся.
   – Итак, я могу сказать тебе, что агенты ФБР разговаривали с Эстелл несколько недель назад. Не знаю, вытянули они что-нибудь из нее или нет. Но я знаю, что они с ней беседовали. А еще ребята из налоговой инспекции.
   – О пропавшем миллионе Дина?
   – В основном. И о расследовании Большого жюри.
   – Ее бы вызвали свидетелем?
   – Несомненно.
   – Эстелл стала бы говорить?
   – Не знаю. Может, кто-то не хотел рисковать – на тот случай, если она вдруг заговорит. – Отхлебнув пива, он хитро на меня посмотрел. – Кстати, поговаривали, что это именно она настучала на Дина.
   Я наклонился вперед.
   – Черт, я слышал, что она была с Ники, когда он прятался от обвинения. Эстелл выкрасила волосы в черный цвет и переехала вместе с ним в дешевую квартирку в Цицеро.
   – Ну да, там-то Гувер и поймал их, – произнес Элиот. – После того как кто-то сообщил ему, где Ники находится.
   – Эстелл?
   – Я этого не выяснил. Но это интересный поворот, не так ли? В этом случае Ники Дин становится подозреваемым – ведь это мог быть ответный удар.
   – А ты можешь выяснить, она указала на него или нет?
   – Эту информацию может дать только Друри, если он все оформит должным порядком. Ну и я могу кое-что разнюхать для тебя. Но это все будет на уровне сплетен. А если надавлю слишком сильно, то кто-то надавит на меня.
   – Я знаю, Элиот, и ценю все, что ты делаешь.
   Покончив со свиными ножками, он вытер рот салфеткой и еще раз улыбнулся.
   – Радуйся моему обществу, пока можешь, потому что завтра я уезжаю. Возвращаюсь в Кливленд.
   – Чтобы увидеть жену?
   – Да, и проверить, как там региональное отделение защиты здоровья. У меня полная свобода выбора: я могу сам решать, в каком из региональных отделений, которых всего двенадцать – от Бостона до Сан-Франциско, – провести несколько дней. Таким образом, мне и с ФБР удается сотрудничать.
   – Послушай, а в Кливленде сейчас болеют венерическими болезнями? Похоже, они оттуда и пошли.
   – Конечно, там есть венерические заболевания. Ведь чтобы заработать их, достаточно определенной марки из твоей продовольственной книжки.
   – Ты мне напомнил, – сказал я, вставая и бросая салфетку на стол, – что мне надо зайти в городское управление и получить там мою.
   – Венерическую болезнь?
   – Продовольственную карточку. Элиот пожал плечами, встал и взял счет.
   – Теперь твоя битва здесь, Нат.
   – Как и у всех, – сказал я и вытянул счет из его рук. – Я угощаю. Считай это приятной неожиданностью.
   – В чужой монастырь со своим уставом... Мы вышли на улицу. Снегопад прекратился, но бушевал ветер, так что лучше погода не стала.
   – Береги себя, – сказал мне Элиот.
   – Конечно, приятель.
   Он внимательно на меня посмотрел.
   – А ты спал?
   – Немного.
   – Ты похож на черта.
   – А ты на кучу дерьма.
   – Не удивительно, что мы не можем быть рядом, – сказал Элиот и ушел.
   Через час я уже сидел в моем офисе с продовольственной карточкой в бумажнике и звонил по поводу кредитных чеков, список которых на моем столе оставил Луи Сапперстейн. Зашла Глэдис и спросила меня, не хочу ли я кофе. Я сказал – конечно – сладкую блондинку. Она переспросила. И я объяснил, что так американские солдаты называли сахар и сливки. И теперь я попивал кофе и звонил, удобно устроившись на своем вращающемся стуле. Вдруг зазвонил телефон.
   – Детективное агентство «А-один», – произнес я впервые за долгое время.
   – Геллер?
   Это был хриплый знакомый голос, но я не мог понять, чей.
   – У телефона.
   – Это Луис Кампанья.
   Знакомый холодок пробежал у меня по спине. Я выпрямился.
   – Привет, Луи.
   – Ты был молодцом там.
   – Где?
   – Да там, с этими японскими сволочами. Ты был молодцом, и Фрэнк просил передать тебе, что он тобой гордится. Мы рады, что ты жив и невредим, и все такое.
   – Ну что ж, спасибо, Луи.
   Молчание.
   В конце концов он его прервал:
   – Это хорошо – быть живым и невредимым.
   – Конечно.
   – Как только ты вернулся, твое имя в первый же День попало в газеты, не так ли?
   – Да. И что?
   – Как тебе это удалось, Геллер?
   – Так уж получилось. Друри был в моем офисе, когда позвонили и сообщили о Карей. Он приходил, чтобы повидать меня, ведь мы с ним вместе работали по делам карманников в былые времена, ты знаешь.
   Молчание.
   – И я пошел с ним, – сказал я. – Ты знаешь что я был близок с Эстелл.
   – Да, мы знаем. Это ужасно – то, что с ней случилось.
   Я попытался уловить скрытую угрозу в его голосе, но не смог.
   – Ужасно, – согласился я.
   – Тебе не следует заниматься этим.
   – Расследованием, ты хочешь сказать.
   – Да.
   – Мне интересно, кто убил Эстелл, Луи. Но я оставлю это Друри.
   – Отлично.
   – Я не хочу верить в то, что Фрэнк имеет к этому отношение. Молчание.
   – Это не в его стиле, – продолжал я.
   Молчание.
   Потом он произнес:
   – Фрэнк может захотеть встретиться с тобой.
   – Это не очень-то хорошая мысль. Федеральный обвинитель знает, что мы с Фрэнком встречались время от времени. Меня спросят о нашей встрече.
   Молчание.
   – Но можешь сказать Фрэнку, что у меня возникли кое-какие медицинские проблемы – после войны. У меня там была амнезия.
   – Это означает, что ты забываешь некоторые вещи.
   – Именно так, Луи.
   – Это отличная болезнь. Фрэнк будет рад это услышать. Держи нас в курсе дела, если "П" будет интересоваться тобой. – Под "П" Кампанья подразумевал правительство. – Возьми карандаш.
   Я взял карандаш.
   Он дал мне номер телефона.
   – По этому номеру я могу позвонить тебе? – спросил я, пытаясь понять, зачем ему это нужно.
   – Владелец этого номера может связаться со мной, – сказал Кампанья. – Позвони им, а я перезвоню тебе.
   Щелчок в трубке означал окончание нашего разговора.
   Меня должен был потрясти этот звонок, но вместо этого я почувствовал странное разочарование. Как и «Бергофф», Кампанья не сильно изменился. Еще одна примета Чикаго – судя по сообщениям газет, контрабандой мяса занималась Компания Нитти. На нее не повлияло введение продовольственных карточек.
   Я глотнул сладкого кофе со сливками и сделал еще один звонок по поводу кредитных чеков.
   Вскоре после трех кто-то постучал в мою дверь. Это был сильный и уверенный стук.
   – Открыто! – крикнул я.
   Сержант морской пехоты вошел в комнату и захлопнул за собой дверь. Ему было лет сорок; он был одет в отглаженные голубые брюки, рубашку цвета хаки с галстуком и шляпу. На блестящих ботинках отражался свет люстры. Он держался очень прямо, по-военному.
   – Рядовой Геллер? – спросил он, снимая шляпу. В другой руке он тоже кое-что держал – маленькую синюю коробочку.
   – Да, – ответил я, вставая. Он показался мне знакомым. Кем был этот человек? Он подошел к моему столу.
   – Я пытался дозвониться вам, но телефон был занят.
   – Да, извините. Мне много приходится звонить по работе. Черт, я вас знаю. Вы – сержант, который меня определил в армию.
   Я обошел свой стол и протянул ему руку. Мы обменялись рукопожатием, а он переложил шляпу в ту руку, в которой держал коробочку. Его улыбка была сухой, рукопожатие – уверенным.
   – Добро пожаловать домой, рядовой, – произнес он.
   – Что привело вас сюда, сержант?
   Он вручил мне маленькую квадратную коробочку с закругленными углами.
   – Мне выпала честь передать это вам, рядовой Геллер.
   Я открыл коробочку, ожидая увидеть внутри часы. Вместо этого там оказалась медаль.
   – Это ваша Серебряная Звезда, рядовой, – за отвагу. Поздравляю вас.
   – Я... да, благодарю вас... Я... черт... Даже не знаю, сержант. Это смешно.
   – Смешно?
   – Мне не кажется, что я совершил нечто, достойное медали. Я делал то, что должен делать. Единственная медаль, которую мне по душе носить – вот эта. – Я указал большим пальцем на Недобитую Утку, приколотую к лацкану моего пиджака. – Я сделал то, что должен был сделать. Но получать медали за убийства людей – я не знаю.
   Его рот превратился в узкую полоску, из которой таинственным образом вылетали слова:
   – Рядовой, корпус морской пехоты поносят на каждом шагу. Но в чем его никогда не обвиняли – так это в том, что за убийства мы даем медали. Мы выдаем медали за спасение людей – что вы с капралом Россом и делали в этой проклятой воронке от снаряда. И если бы я был на вашем месте, я бы только гордился этой медалью.
   Я улыбнулся этому старому грубому крикуну. Старому? Он, вероятно, был всего года на три старше меня. Не то, чтобы это делало его моложе. Служил ли он в первую мировую войну? Ведь он тогда был ребенком, как и многие морские пехотинцы в то время.
   Так или иначе, но я протянул ему руку еще раз, и он ответил на мое рукопожатие.