Колос Иван. За час до рассвета

   Достаточно познал я этот свет,
   А в мир другой для нас дороги нет.
   Слепец, кто гордо носится с мечтами,
   Кто ищет равных нам за облаками!
   Стань твердо здесь - и вкруг следи за всем:
   Для мудрого и этот мир не нем.
   Что пользы в вечность воспарять мечтою!
   Что знаем мы, то можно взять рукою,
   И так мудрец весь век свой проведет.
   Грозитесь, духи! Он себе пойдет,
   Пойдет вперед, средь счастья и мученья,
   Не проводя в довольстве ни мгновенья!
   Это был один из монологов Фауста. Читал его партизанский разведчик Анатолий Кузьмич Мягких*. Когда он умолк, Феликс подошел к Анатолию Кузьмичу и, положив на плечо ему свою огромную руку, с чувством сказал:
   - Великолепно! Великолепно!
   _______________
   * А. К. Мягких ныне живет и работает в Москве.
   А через два часа Хенчке и Барс, нагрузившись листовками, в сопровождении разведчиков отправились в Койданово (так немцы называли город Дзержинск) и Воложин. Я тоже участвовал в этой операции.
   В пути мы остановились на опушке леса, недалеко от небольшого хутора.
   Решили на хуторе подождать наступления темноты, но едва мы приблизились к дому, раздались выстрелы и над нашими головами засвистели пули.
   - Ложись! - крикнул я.
   Рядом со мной упал Феликс Шеффлер. У него с головы сбило автоматной очередью фуражку.
   - Два сантиметра пониже, и - капут, - рассматривая фуражку, взволнованно проговорил он. - Глупая была бы смерть.
   Подполз Анатолий Мягких.
   - Товарищ капитан, - обратился он ко мне, - предлагаю по одному пробраться к дому и оттуда бить подлецов.
   Мое минутное молчание он, видимо, принял за согласие и стремительно пополз.
   - Назад, Анатолий, нельзя!
   В самом деле, а если гитлеровцев или полицаев много, они сразу же окружат дом. "Продолжать перестрелку до наступления темноты, а потом отойти в лес", - думал я. И тут произошло непредвиденное. Шеффлер, одетый в форму лейтенанта гитлеровской армии, встал во весь рост и на немецком языке гневно закричал:
   - В кого стреляете, сволочи? Прекратите огонь!
   Поднялись Хуго и Карл. Они тоже были в немецкой форме.
   Стрельба на минуту прекратилась. Но все мы сильно волновались за судьбу наших немецких товарищей. Вдруг фашисты не поверят, что перед ними какое-то гитлеровское подразделение, тоже выслеживающее партизан?
   - Кто командир? - сурово окликнул Шеффлер. - Ко мне!..
   И вот из-за кустов поднялась одна, потом другая, третья... фигуры, и мы поняли, что это не немцы, а полицаи. Их было не менее двадцати.
   - Огонь! - подал я команду.
   Полицаи растерялись, а нам только этого и надо было. Четко заработали автоматы.
   - Ур-ра!.. - громовым голосом закричал Анатолий Мягких. Стреляя, он первым побежал вперед.
   Полицаи припустились бежать. Мы видели, как поспешно они удирали. И все же нам удалось многих уничтожить.
   Когда все стихло, мы поблагодарили Шеффлера за находчивость и смелость. Он вытянулся, взял под козырек и с гордостью отчеканил:
   - Спасибо вам, друзья!
   Инспектор фюрера
   В конце июня 1944 года наша группа разведчиков, в которую входил и Хуго Барс, перебазировалась в лагерь партизанского кавалерийского отряда, которым командовал Дмитрий Денисенко. Вместе с нами сюда приехал и командир разведки Столбцовского соединения партизан Михаил Новицкий. Надо было направить Хуго в Любчу на разведку полицейского гарнизона.
   - Пробраться в местечко очень трудно, - говорил Новицкий. - С северной стороны Любчи протекает Неман. С южной и западной - поле. Есть сравнительно удобный подход - с востока, через графское имение, примыкающее к местечку, но там заставы гитлеровцев. Сделаем так: наши ребята переправят Хуго через Неман в пяти километрах выше по реке, а оттуда он сам пойдет.
   Хуго надел лейтенантский мундир и, посмотрев в осколок зеркала, рассмеялся:
   - Настоящий инспектор, от самого фюрера!
   - Может, и не от фюрера, но из Барановичского управления полиции, это точно, - вставил Денисенко.
   Переправа прошла удачно. Барс сначала пробирался вдоль берега, прячась в кустах, затем повернул на запад к графскому имению. К Любче он подошел в двенадцать часов ночи. Обогнув восточную часть местечка, Барс вышел на узкоколейную железную дорогу, связывавшую Любчу с городом Новогрудком. В пути его обогнал маленький паровоз, тянувший несколько вагонов.
   В небольшом тесном помещении вокзала сидели несколько оборванных, обросших крестьян. Когда Барс вошел, они встали.
   - Где начальник? - спросил он на немецком языке.
   - Не понимаю, паночек, - ответил крестьянин.
   В это время открылась дверь, и в помещение вбежал сухощавый человек.
   - Я буду начальник станции, господин офицер, - с трудом подбирая немецкие слова, произнес он.
   - Что ж не встречаете?
   - У нас нет связи, господин офицер. Вот я услыхал ваш разговор и прибежал.
   - Фамилия?
   - Полицейский Адамчик.
   - Пройдемте в ваш кабинет.
   - Кабинета у меня нет, но есть постовая комната, господин начальник, - угодливо сообщил он.
   В грязной узкой комнатушке Адамчик рассказал Барсу, где находится полицейский участок, где располагаются немцы. Барс сказал:
   - Вы поведете меня к начальнику полиции. Я инспектор из Барановичей.
   - С удовольствием, господин офицер, - услужливо согласился полицейский, - наш начальник любит принимать гостей.
   Они вышли во двор. Адамчик повесил на плечо винтовку и повел Барса сначала огородами, а затем улицей к центру местечка.
   - Почему в домах темно? - спросил Барс.
   - Приказ, господин офицер!
   - Что, до сих пор еще тревожат партизаны?
   - Тревожат, господин офицер!
   Около длинного деревянного дома их окликнул часовой:
   - Кто идет?
   Адамчик назвал свою фамилию и пароль.
   - Со мной еще господин инспектор из Барановичей, лейтенант Дитрих. Нам нужно к начальству.
   - Да, да, - подтвердил Барс по-немецки.
   Сверкнул луч фонаря, и часовой, убедившись, что это Адамчик и с ним действительно офицер, услужливо проговорил:
   - Проходите! Начальника нет, есть его заместитель.
   В длинном коридоре тускло горела керосиновая лампа, в пирамидах стояли винтовки и автоматы.
   Услышав шаги, из боковой комнаты выбежал заместитель начальника полиции, он на ходу поправил кобуру, выпрямился и, пристукнув каблуками, представился:
   - Старший полицейский Бабенко! Чем могу быть полезен, господин лейтенант?
   - Почему около станции не выставлена застава? - сердито спросил Барс.
   - Одну минуточку, господин лейтенант, я вызову переводчика. Зусель, ко мне! - крикнул он.
   К ним подошел старичок. Барс повторил вопрос.
   - Заставы, господин лейтенант, у нас выставлены на берегу реки и на западной окраине, - пояснил Бабенко. - Южная сторона более безопасна, и там ходят патрули. Мы действуем согласно инструкции командира отряда СС.
   В кабинете Барс посмотрел списки полицейских, поинтересовался несением службы.
   - Скажите Бабенко, - обратился он к переводчику, - чтобы он выделил пятнадцать полицейских. Они будут сопровождать меня до Кореличей. По дороге, в ближайшей деревне, нужно будет организовать подводы. Понятно?
   Старик перевел и тут же сообщил, что все будет сделано.
   ...Еще в лагере мы договорились с Барсом, что возвращаться он будет в назначенное время. Если с полицейскими или эсэсовцами, то по дороге Любча - Кореличи, если же один, то старой дорогой, по берегу реки.
   К рассвету группа партизан Сердюка была уже у дороги, ведущей в Кореличи. Из-за поворота показались повозки. Сердюк передал по цепочке команду:
   - Приготовиться!
   На передней повозке ехал Барс с двумя полицейскими. Он дал знак остановиться.
   - Что будем делать, господин лейтенант? - спросил Бабенко через полицейского, знавшего немецкий язык.
   - Проведем проверку, займемся небольшой тренировкой, разъясним задачу. Постройте полицейских!
   - Хорошо, господин лейтенант! Станови-и-ись!
   Полицейские быстро выстроились, и Барс скомандовал:
   - Сложить оружие на повозки!
   Бабенко подозрительно посмотрел на Барса, но серьезное лицо Барса успокоило его, и он побрел к повозке.
   - Становись! - крикнул Барс.
   В этот миг из кустов выскочили партизаны. Полицейские без единого выстрела были взяты и доставлены в лагерь.
   Наша "Дина"
   Обстановка в начале лета 1944 года была сложная. Гитлеровское командование ежедневно посылало в Налибокскую пущу всё новые и новые карательные экспедиции. Фашисты прочесывали леса, устраивали на опушках засады, вели бои с партизанами.
   Конец июня выдался дождливым. Пришлось из легких шалашей перебираться в землянки. Галина бережно переносила в землянку свои "сокровища" сигнальные листы воззваний и листовок. Все они лежали в партизанской торбе в дальнем углу шалаша, где спала Галина. Когда мы разложили свои вещи в землянках, она подошла ко мне очень расстроенная и сказала:
   - Подмокли почти все листовки. Ничего нельзя прочесть. Я их хранила для отчета перед партийными органами. Прямо беда!
   Я стал ее успокаивать, ведь в тылу врага, да еще в подобной обстановке, и не такое может случиться. Но Дина никак не могла успокоиться.
   Мы все очень любили и уважали нашу Дину. Ей было двадцать три года, когда началась война. Родом она была донской казачкой. Комсомольская юность ее прошла в Москве: она была студенткой Московского института истории, философии и литературы. Немецкий язык знала с детства. Сочетание отваги и настойчивости с высокой культурой делали ее облик запоминающимся.
   Помню такой эпизод.
   Мы с Галиной и группой разведчиков выехали под город Воложин для встречи Карла Ринагеля, ушедшего с листовками в гитлеровский гарнизон. Мы пробирались через топкое болото. Лошади то и дело проваливались по брюхо в трясину, и мы передвигались с большим трудом. Галина, как и все, была по пояс в грязи. Левой рукой она крепко вцепилась в луку самодельного партизанского седла, а правой управляла лошадью.
   Наконец мы миновали болото и двинулись по лесной тропинке. Впереди, метрах в трехстах от нас, ехали два разведчика - на случай, если бы гитлеровцы вздумали прочесать лес. Показалась речушка Ислочь, а слева вдали - деревня Бакшты.
   На опушке я подал команду остановиться и решил подождать разведчиков, которые должны были доложить обстановку на переправе. Ко мне подъехала Галина и поинтересовалась: почему мы остановились.
   Я объяснил ей, что мост через реку может охраняться, поэтому нам нужно дождаться разведчиков.
   Один из партизан, Петр Минин, услышав наш разговор, быстро соскочил с коня, приставил к сосне автомат и, сняв сапог, стал выжимать портянку.
   - Пользуйтесь, братцы, передышкой, - улыбаясь, проговорил Минин. - А то впереди, глядишь, и топать придется.
   Примеру Петра последовала Галина.
   Вдруг слева раздались выстрелы, треск пулеметных очередей.
   - За мной! - крикнул я.
   В один миг партизаны вскочили на коней. К моему великому удивлению, Галина тоже оказалась на коне с автоматом в руках. Позже она мне призналась, что левый сапог надела прямо на босую ногу, без портянки.
   Вернувшиеся разведчики доложили, что мост охраняется усиленной заставой гитлеровцев. Пришлось свернуть в поисках брода через реку.
   Почти десять километров мы снова тащились по болоту, пока, наконец, не оказались в том месте на берегу, где глубина реки, как доложили разведчики, была чуть больше метра. Но как только мы переправились на противоположный берег, гитлеровцы открыли сильный пулеметный огонь. Значит, мы попали в ловушку. Отступать было некуда. Сзади - река. Нужно было вступать в бой.
   Мы залегли и открыли ответный огонь. В первые же минуты была убита лошадь Минина. Остальных лошадей пришлось срочно отвести в лес. Галина находилась недалеко от меня. Я видел, как она сосредоточенно вела огонь из автомата. В глазах ее был ужас, волосы сползали на глаза и мешали ей, но она левой рукой отбрасывала их и продолжала стрелять.
   - Обходи слева! - крикнул я.
   Петр Минин и Анатолий Мягких продвинулись по берегу в сторону гитлеровцев и внезапно открыли огонь с тыла. Гитлеровские вояки не выдержали, дрогнули и стали отходить. Преследовать их мы не стали, нам нельзя было терять время.
   Когда мы нашли в лесу лошадей и стали приводить в порядок автоматы, Галина подошла ко мне:
   - Знаете, капитан, а все-таки их нужно было преследовать!
   Лицо Галины было забрызгано грязью, гимнастерка порвана, руки в ссадинах, глаза горели.
   - А Карла мы должны встретить или нет?
   Галина смущенно улыбнулась.
   - Понятно! Ну вот я и приняла боевое партизанское крещение! - Это она сказала не то мне, не то себе самой.
   - Вы молодцом! На уровне! - отозвался я и, посмотрев ей в глаза, понял, что получить одобрение в этот момент было для нее очень важно.
   Военные разведчики
   Вскоре в нашей группе появились новые помощники из перебежчиков: Отто Мейер из Вестфалии, сын крестьянина, и Эрих Карвинский из Восточной Пруссии. Они хотели побывать в немецких гарнизонах, и мы начали их готовить к предстоящей работе.
   А пока на очередное задание вышли Феликс и Хуго. Их проводили до условного места разведчики партизанской бригады, я и Галина.
   С условленного рубежа мы с Галиной вернулись обратно, а Феликс, Хуго и сопровождавшие их разведчики пошли дальше. Они заходили в небольшие деревушки, читали жителям фронтовые сводки, переданные Совинформбюро. По пути в Дзержинск остановились ночевать в деревне Туряково. После ужина обсудили план предстоящей операции. Утром Феликс и Хуго должны были отправиться в Дзержинск, чтобы установить связь с немецкими солдатами.
   Встали они рано и пошли через лес. На полянах еще висел туман. Только часа через три вышли на дорогу.
   Их сопровождал разведчик Петр Шугай. Когда до Дзержинска осталось три километра, Феликс и Хуго надели немецкую форму, а их партизанскую одежду Петр положил в свой мешок.
   На окраине Дзержинска наши друзья благополучно прошли контрольный пост.
   В городе Хуго и Феликс узнали, где размещалась летная часть, где были бараки строительной роты, механизированный автобатальон.
   В поисках связного, местного жителя Хомичковского, друзья дошли до базара. Оказалось, что несколько недель назад Хомичковского и его семью переселили на другую квартиру, а в школе, где они раньше жили, разместился немецкий лазарет. С большим трудом удалось узнать новый адрес. Дома была дочь связного Зина, которая, увидев "гитлеровцев", отказалась вступать с ними в переговоры. Случайно Хуго и Феликс увидели в голенище ее сапога нашу листовку и достали из своих рюкзаков несколько пачек точно таких же. Только тогда Зина поверила им, но была очень огорчена своей оплошностью.
   Три ночи провели антифашисты в семье Хомичковского. Днем расхаживали по городу, заговаривали с немецкими солдатами, побывали в солдатском клубе, в кино.
   Большинство солдат было сыто войной по горло: "Скорее бы она кончилась!" Друзья встретили нескольких гамбуржцев, недавно вернувшихся из отпуска. Они рассказали о расстрелах антифашистов в Гамбурге...
   Надо было распространить листовки. В кино их удалось разбросать, когда погас свет. В клубе и в других местах сделать это было гораздо труднее.
   Ночью в доме Хомичковского Хуго и Феликс поочередно стояли на часах, чтобы их не захватили врасплох. Однажды после полуночи с улицы донеслось гудение моторов и стук кованых сапог.
   Хуго разбудил Феликса. Они услышали слова команды и как затем солдаты, разбившись на группы, стали расходиться в разные стороны. Снова загудели моторы.
   - Наверное, облава, - забеспокоилась жена Хомичковского. - Что будет, если вас найдут? Ведь немецким солдатам нельзя ночевать у гражданских лиц.
   Но все обошлось благополучно.
   На следующее утро хозяйка узнала, что ночью из Минска приезжала специальная команда СД и обыскала многие дома в Дзержинске. Искали листовки и каких-то двух немецких солдат.
   Это послужило для Хуго и Феликса сигналом тревоги.
   В полдень по старой дороге наши друзья направились к месту встречи, где их ждали партизаны. Они сообщили нам много важных сведений: в Дзержинске находится около трех тысяч немецких солдат; на западной и южной окраинах города сооружены оборонительные линии с пулеметными гнездами и стрелковыми окопами.
   Обо всем этом мы радировали в Центр.
   "Хорошо, что ты пришел!"
   Летом 1944 года наши войска пошли в наступление. Фронт приближался к месту действий барановичских партизан.
   Как-то мы получили донесение, что в лесу скрывается группа немецких солдат. Посоветовались и решили направить для переговоров с ними Хуго. Группа партизан залегла у дороги, чтобы выручить его в случае неудачи.
   По свежей вырубке Хуго направился к опушке, которая находилась метрах в полутораста от места, где остались партизаны. В лесу стояла полная тишина. И лишь когда Хуго подошел к опушке, послышался оклик:
   - Хальт!
   Хуго остановился.
   - Кто ты? - последовал вопрос.
   - Немец.
   - Подойди ближе!
   Хуго дошел до первых деревьев и увидел немецких солдат, лежавших на земле. Некоторые встали.
   - Какие новости ты нам несешь? - сердито спросил унтер-офицер, подойдя к Хуго.
   - Хорошие новости. Вам нужно сдаваться.
   Солдаты обступили его.
   - Ты сам у партизан? - спросил его унтер-офицер.
   - Да.
   - А что будет с нами, если мы сдадимся?
   - Вас отправят в лагерь для военнопленных.
   Тем временем солдат, окружавших Хуго, становилось все больше и больше.
   - А если мы не сдадимся?
   - Вас просто-напросто уничтожат.
   - А много в этой местности партизан?
   - Много, тысяч пятьдесят.
   - Откуда ты знаешь? - не унимался унтер-офицер.
   - Я здесь уже несколько месяцев вместе с группой немецких антифашистов, - ответил Хуго.
   Достав листовки, он начал раздавать их солдатам. Унтер-офицер и солдаты стали их внимательно читать. Затем унтер-офицер нерешительно спросил:
   - Что будем делать?
   - Кончать воевать, - откликнулся кто-то.
   - Правильно, - поддержало его несколько голосов.
   - Есть у вас раненые? - спросил Хуго.
   - Есть, но они могут идти, - ответил унтер-офицер.
   - Можешь ты гарантировать, что нас не расстреляют? - раздался голос из толпы.
   - Могу, - ответил Хуго.
   - Сколько теперь в России пленных немцев? - тихо спросил у Хуго стоящий рядом солдат.
   - Точно не скажу, но думаю, что около миллиона.
   - Кто этому, друг, поверит, - вздохнул солдат.
   - Вы можете сами убедиться в этом.
   Унтер-офицер тем временем принял решение.
   - Кто за то, чтобы кончать воевать? - крикнул он.
   Несколько рук нерешительно поднялись вверх.
   - Может, еще попытаемся пробиться? - раздался неуверенный голос.
   Его не поддержали. Унтер-офицер подошел к Хуго:
   - Скажи, что мы должны делать?
   - Идти со мной на дорогу, там сложить оружие, и партизаны доставят вас в лагерь для военнопленных.
   Сорок три человека пошли вслед за Хуго через вырубку к дороге. У каждого в руке была листовка. Партизаны встали и молча наблюдали, как немецкие солдаты складывали на обочине оружие.
   Когда они подходили к лагерю, раскинувшемуся на большой лесной поляне, там раздавали хлеб. На каждые десять человек выдавали большую круглую буханку испеченного в партизанской пекарне хлеба. Несколько солдат из новоприбывших подошли к Хуго:
   - Хорошо, что ты пришел к нам. Если бы не ты - мы, конечно, продолжали бы бесполезное сопротивление и многим из нас уже не нужен был бы хлеб...
   "А Х, М О Й  С Э Р Д Э Ч Н Ы  Д Р У Ж Е!"
   Встреча в Налибовской пуще
   Однажды я сидел в землянке у генерала Платона и информировал его о предстоящей работе нашей группы. В конце беседы я спросил Василия Ефимовича, не может ли он связать меня с поручиком Павловичем?
   - Вам о нем сообщили из Москвы?
   - Да, но я с ним знаком еще с лета прошлого года, когда он был в Полесье.
   - Старые друзья, значит? Ну что ж! Увидитесь.
   На следующий день я встретился с Михаилом Павловичем. Мы расцеловались и крепко сжимали друг друга в долгом объятии. Михаил все приговаривал:
   - Ах, мой сэрдэчны друже! Ах, мой сэрдэчны друже!..
   И мы стали вспоминать наши встречи.
   ...В начале лета 1943 года я с группой разведчиков находился под Мозырем. Мы тогда усиленно собирали сведения об оккупантах. Проверенные данные передавали в Центр, сообщали, в каких направлениях немцы перебрасывают живую силу и технику, где сооружают укрепленные точки второй линии обороны, но главное, как используют приток Днепра - большую, широкую реку Припять.
   Днем и ночью разведчики уходили на задания, возвращались, как правило, с важными сведениями. И вот однажды разведчик Николай Янковец рассказал, что на железнодорожную станцию Козинки, что в шести километрах от Мозыря, прибыло большое соединение словацких солдат. Их расквартировали вместе с гитлеровцами.
   Я радировал в Москву и вскоре получил приказ: пристально наблюдать за словацкими подразделениями. Дело в том, что фашисты силой отправляли словаков на нашу территорию. Они неохотно выполняли приказы гитлеровцев и при первом удобном случае переходили на сторону советских партизан.
   Получив приказ, мы с группой разведчиков разместились в лесу в трех километрах от Козинок. Обнаружили и передали в Центр, что, помимо словацких подразделений, ближе к Мозырю располагается и большая группа гитлеровцев из зондеркоманды. Они верховодят в городе, устраивают облавы, вешают и расстреливают людей, молодежь угоняют в Германию. Кроме того, нам стало известно, что гитлеровское командование намерено перебросить войска по реке Припяти.
   Чтобы проверить все эти данные, мы с Николаем ночью подошли к реке и на плоту переправились через Припять, недалеко от пристани Пхов, где должны были встретиться с нашим связным - дедом Ахремчиком. Он работал на пристани бакенщиком. Денис Ахремчик старик был неприметный, но смекалистый. Лицо его заросло от ушей до носа густой щетиной, из которой высверкивали хитрые глазки.
   У Ахремчика два сына, офицеры, были где-то на фронте, ни от одного из них он не имел весточки и очень горевал. Но когда мы встречались с дедом, он всегда как-то подтягивался, лицо его принимало добродушное выражение. Внешне он был спокоен, никогда не спешил с выводами, говорил больше глазами. И если дед утвердительно моргнул - значит, все в порядке: можно смело делать свое дело. Жил он на окраине в приземистой хатке. Ночью было удобно заходить к нему, так сказать, без посторонних глаз. Пароль встречи с дедом или его доверенными был таким: "Есть на свете только бог".
   Когда мы, с большим трудом переправившись через реку, поднялись на обрывистый берег, наткнулись на какого-то незнакомца. Он ловил сетью рыбу и так перепугался, что когда его спросили, есть ли в Пхове гитлеровцы, задрожал и проговорил:
   - Есть на свете только бог.
   - А при чем тут бог? Спрашиваем: есть ли гитлеровцы?
   - Да как вам сказать... Тут много всякого люду.
   - Так есть на свете только бог? - повторил я обусловленный с дедом Ахремчиком пароль.
   Он ответил:
   - Есть, есть бог... А вы не за рыбкой приехали?
   Отзыва не было. Неожиданный вопрос заставил нас насторожиться.
   - А кто здесь рыбку продает? - задаю встречный вопрос.
   - Да мы с дедом Ахремчиком. К нам сегодня должны были прийти покупатели за рыбой.
   - Кто должен прийти?
   - Покупатели...
   ...Когда мы встретились с Ахремчиком, то все стало ясно: дед специально послал этого человека на берег реки, чтобы он встретил нас.
   Ахремчик сообщил, что на пристань прибыло четыре машины со словаками и немцами. Они несут охрану причалов и в Пхов никого не пропускают. Сообщил дед и о том, что он познакомился дня три назад с очень добрым словацким офицером - поручиком Павловичем, который сказал, что сюда, в район Мозыря, гитлеровское командование должно перебросить по Днепру и Припяти целую эсэсовскую часть.
   Я попросил деда устроить свидание с Павловичем. Ахремчик, помолчав, сказал:
   - Отважусь... Но только бы не нарваться на фрицев.
   Дед вышел из хаты. С ним - Николай. Вначале я спокойно сидел в доме, но потом не выдержал: вышел на улицу и, приготовив автомат, стал ждать.
   Минут через пятнадцать я увидел три приближающихся силуэта.
   Вскоре передо мной предстал высокого роста, чернявый, подтянутый поручик в кожаном пальто.
   - Михаил Михайлович Павлович, поручик словацкой армии, - четко на русском языке с небольшим акцентом произнес офицер.
   - Командир партизанской разведки капитан Пашуков, - представился я.
   Когда мы познакомились, вошли в хату и сели за стол, Ахремчик вопросительно посмотрел на меня и, поняв, что разговор будет конфиденциальным, вышел в сени.
   Михаил Павлович оказался человеком общительным. Из разговора с ним я понял, что он, как и многие его однополчане, давно хотел встретиться с советскими партизанами и предложить им возможную помощь.
   О себе он сказал, что командует отдельным автобатальоном. Родился в словацкой деревне Мерошице. Там живут его мать, отец, сестры. Они занимаются виноградарством и садоводством.
   Павлович также сообщил мне, что в Козинках находится 2-я словацкая стрелковая дивизия и два полка эсэсовцев.
   Встреча наша затянулась до трех часов ночи. Стало светать, мне и Николаю нужно было уходить. Мы договорились с Павловичем, что он будет собирать необходимые нам сведения и передавать их через деда Ахремчика. Я пожал ему руку на прощание и сказал: