Страница:
[1579], и вплоть до воцарения моего отца варварская рука не оставалась в покое, она точила мечи и копья против христиан, а битвы, сражения и убийства не прекращались. Уничтожались города, опустошались области, и вся ромейская земля была обагрена христианской кровью. Одних постигла печальная участь, и они пали от стрел и копий, других заставили покинуть насиженные места и пленниками увезли в персидские города. Страх охватил всех, и они поспешили укрыться от обрушившихся бедствий в пещерах, рощах, горах и холмах. Одни из них, уведенные в Персию, оплакивали в молитвах свои страдания, другие, еще сохранившие свободу — если вообще кто-либо оставался в ромейских пределах, — стеная, проливали слезы кто о сыне, кто о дочери
[1580], как женщины, заливаясь горючими слезами, они плакали кто о брате, кто о преждевременно ушедшем из жизни племяннике, и не было тогда места без слез и стенаний. Что же касается императоров, то они, за исключением немногих (я имею в виду Цимисхия и императора Василия
[1581]), с давних пор
[1582]и до воцарения
{425}моего отца вообще не осмеливались ступить на азиатскую землю.
11. Но что говорить об этом? Я чувствую, что отошла от нити своего рассказа. Тема моего повествования предписывает мне двойную задачу: описать и вместе с тем оплакать все то, что пришлось претерпеть самодержцу, рассказать о его трудах и сложить скорбную песнь о том, что истерзало мое сердце. Теперь я хочу поведать о его смерти и о крушении счастья на земле. Однако мне приходят на ум некоторые из отцовских речей, которые отвлекают меня от моей истории и ввергают в скорбь и стенания. Ведь я часто слышала его речи и слышала, как он однажды прервал мою мать-императрицу, когда та велела мудрым людям рассказать в историческом сочинении потомкам о его деяниях, многочисленных подвигах и трудах. «Пусть они лучше, — говорил император, — оплакивают мою судьбу и скорбят о постигших меня бедствиях».
Не прошло и полутора лет со времени возвращения самодержца из похода, как его постигла новая страшная болезнь, которая готовила ему смертельную ловушку, а если говорить правду, — уничтожение и гибель всему. Поскольку этого требует важность моей темы и поскольку я с пеленок была любящей дочерью, я решаюсь преступить законы исторического повествования и рассказать — хотя и не испытываю большого желания это делать — о кончине самодержца.
Однажды во время конных ристаний поднялся сильный ветер, по этой причине ревматизм Алексея как бы отхлынул и, покинув его конечности, перешел в плечо. Большинство врачей вообще не подозревало о той угрозе, которая нависла над нами. Но Николай Калликл [1583]— так он именовался — стал для нас пророком страшных бедствий; он сказал, что следует опасаться, как бы болезнь, перейдя с конечностей на другую часть тела, не поставила бы под угрозу жизнь больного. Мы, однако, не могли и не желали этому поверить.
Ни один врач, кроме Калликла, не рекомендовал тогда очистить с помощью слабительного тело Алексея. Его организм не привык к слабительному и совершенно не был приучен принимать лекарства. Учитывая это, большинство врачей, и особенно Михаил Пантехн [1584], категорически отвергали предложение очистить тело Алексея. Калликл же, предвидя будущее, решительно говорил им: «Сейчас вещество ушло из конечностей и обрушилось на плечо и шею. Впоследствии же, если его не изгнать из тела слабительным, оно войдет в какой-нибудь важный для жизни орган, а то и в само сердце, и причинит непоправимый вред». По приказу моей госпожи я при- {426}сутствовала при этом разговоре, чтобы разобраться в предложениях врачей, слышала их речи и была согласна с доводами Калликла. Возобладало, однако, мнение большинства. Мало-помалу приступ ревматизма, мучивший тело императора обычное число дней, ослабел, и к больному вернулось здоровье.
Но не прошло и шести месяцев, как на императора обрушилась губительная болезнь, причиной которой, возможно, были удручавшие его повседневные дела и множество государственных забот. Я часто слышала, как он говорил императрице, жалуясь ей на свою болезнь: «Что это за недуг, затрудняющий мое дыхание? Мне хочется вздохнуть глубоко, полной грудью и избавиться от боли, мучающей мое сердце. Часто пытаюсь я это сделать, но ни разу не смог хоть немного освободиться от тяжести, гнетущей меня. Как будто огромный камень лежит у меня на сердце и прерывает дыхание, и я не могу понять причины, от которой у меня появился этот недуг. И еще я скажу тебе, дорогая моя, разделяющая со мной мои страдания и мысли: на меня часто нападает зевота, не дающая мне вдыхать воздух и доставляющая мне страшные муки. Если ты знаешь, что это за новое несчастие постигло меня, скажи». Когда императрица слушала подобные речи и узнавала о его страданиях, то казалось, что это она сама страдает от той же болезни и это у нее перехватывает дыхание — так трогали ее слова самодержца.
Она постоянно приглашала самых сведущих врачей, заставляла их определять вид болезни и просила выяснить непосредственные и косвенные причины недуга. Они щупали его артерии, признавали, что находят в каждом ударе пульса признаки всякого рода ненормальностей, но не могли определить их причины [1585]. Врачам был известен образ жизни императора — не изнеженный, а, напротив, благоразумный, умеренный, какой ведут гимнасты и воины, при котором не могут появиться дурные соки — следствие неумеренного образа жизни. Поэтому они объясняли стеснение в его груди другой причиной, считая, что непосредственным источником его болезни являются не что иное, как тяжкие заботы и постоянные непрерывные горести, из-за которых его сердце разогревается и притягивает к себе из всего тела излишнее вещество. Поэтому-то страшная болезнь и обрушилась на самодержца, не дает ему передышки и, как петля, душит его.
С каждым днем болезнь становилась все сильнее и нападала на него не через определенные промежутки времени, а постоянно и непрерывно, так что самодержец уже не мог ложиться на бок и был не в состоянии без усилий вдыхать воз- {427}дух. Тогда были вызваны все врачи, и болезнь императора стала предметом их изучения. Они разошлись между собой во мнениях, каждый ставил свой диагноз и старался в соответствии с ним лечить больного. Как бы то ни было, состояние самодержца оставалось тяжелым. Ни одного вдоха не мог он сделать свободно. Чтобы вообще иметь возможность дышать, он должен был все время сидеть прямо, если же он ложился на спину или на бок, то, увы, наступало удушье. И малого количества воздуха не мог он втянуть при вдохе или выпустить при выдохе. Даже когда сон из сострадания спускался к нему, то и тогда испытывал он удушье. Так что все время — и когда он бодрствовал и когда спал — угроза удушья висела над ним.
Не дав Алексею слабительного, врачи решили прибегнуть к кровопусканию и сделали надрез на локте. Однако от кровопускания ему не стало легче, состояние его оставалось прежним: он задыхался и, тяжело дыша, грозил испустить дух у нас на руках. Его самочувствие все же улучшилось, когда ему дали лекарство из перца. Мы были вне себя от восторга» не знали, как выразить свою радость, и обращались с благодарственными молитвами к богу. Но все это было заблуждением. На третий или на четвертый день к самодержцу вернулись приступы удушья и стеснение дыхания. Я боюсь, не хуже ли ему стало от того напитка, который, будучи не в силах совладать с болезнетворными соками, рассеял их, вогнал в пустоты артерий и усугубил болезнь. С этого времени ему очень трудно было найти удобную для лежания позу, ибо наступил самый тяжелый период болезни. Ночи напролет, с вечера до утра, лежал император без сна, не принимая пищи и ничего другого, что могло бы принести ему спасение. Нередко или, вернее, постоянно видела я, как моя мать проводила около императора бессонные ночи, сидела позади него на ложе, поддерживала его своими руками и, как могла, помогала ему дышать. Из глаз ее текли потоки слез, более обильные, чем воды Нила. Невозможно описать, какую заботливость проявляла она по отношению к нему днем и ночью, какой труд выносила на своих плечах, леча Алексея, поворачивая и переворачивая его, ухищряясь разными способами застилать его постель. Да и вообще никому тогда не было покоя.
Петля как бы следовала за самодержцем, вернее, она сопутствовала ему и, не переставая, душила. Так как не была никакого средства против этой болезни, император удалился в южную часть дворца. Когда он чувствовал стеснение в груди, он находил единственное облегчение в движении. Императрица {428}сумела сделать это движение непрерывным: прикрепив к императорскому ложу с обеих сторон — у головы и ног — деревянные ручки, она велела слугам высоко над полом носить ложе и, сменяя друг друга, печься о самодержце.
Затем самодержец перешел из Большого дворца в Манганы. Но и это ничего не дало для спасения императора. Видя, что болезнь постоянно возвращается, и потеряв всякую надежду на помощь от людей, императрица еще усердней стала обращаться с мольбой к богу. В каждом храме она велела зажечь множество свечей и непрерывно исполнять гимны, она делала подарки жителям всех внутренних и приморских областей, побуждала к усердным молитвам монахов, которые обитали в горах и пещерах или в других местах и вели отшельническую жизнь, просила молиться о самодержце всех болящих, содержащихся в тюрьмах, и несчастных, которые благодаря ее дарам стали богатейшими людьми.
Когда же внутренности у самодержца распухли и выдались вперед, ноги отекли [1586]и лихорадка охватила тело, некоторые из врачей, мало заботясь о лихорадке, решили прибегнуть к прижиганию. Однако все лечение было бесполезным и никчемным. Ничем не помогло и прижигание: внутренности остались в том же состоянии, дыхание было затруднено. Ревматизм как бы из другого источника проник в язычок гортани, поразил то, что эскулапы называют нёбом, десны Алексея воспалились, горло раздулось, язык распух. Поэтому пищевод, по которому должна была проходить пища, сузился, его края сомкнулись, и над нами навис ужас оказаться свидетелями голодной смерти императора, совершенно не принимавшего никакой пищи. Я же, бог — свидетель, немало хлопотала о его питании, ежедневно своими руками подносила ему пищу и старалась сделать ее пригодной для глотания. Все средства, применявшиеся для лечения воспаления, оказались... а все старания наши и врачей ни к чему не привели.
На одиннадцатый день, после того как болезнь вступила в свою последнюю стадию, она, достигнув высшей точки, поставила под угрозу жизнь больного; состояние Алексея ухудшилось, начался понос. Бедствия одно за другим обрушивались на нас в то время. Ни эскулапы, ни мы, хлопотавшие вокруг самодержца, ни ... не знали, куда обратить свои взоры; все говорило о близкой гибели. Все остальное время прошло для нас в волнениях и бурях; устоявшийся порядок расшатался, ужас и опасность нависли над нами. Августа всегда проявляла мужество перед лицом опасности, а в то время вела себя особенно мужественно: она подавляла свои страдания и стояла, {429}как олимпийский победитель, борясь с жесточайшей болью. Видя самодержца в таком состоянии, императрица терзалась душой и мучилась сердцем, но напрягала волю и стойко переносила бедствия; она была смертельно ранена, страдания проникали до мозга костей, тем не менее она не поддавалась горю. И все же слезы катились из ее глаз, красота ее лица увяла, и душа еле держалась в теле.
Утром пятнадцатого августа [1587](это был пятый день той недели в которую празднуют успенье нашей госпожи, пречистой девы богородицы) эскулапы натерли мазью голову самодержца (эта мера казалась им необходимой); затем они ушли домой, сделав это не без цели и не потому, что в этом была какая-нибудь необходимость, а потому, что знали о непосредственной опасности, нависшей над самодержцем. Среди врачей три были главными: замечательный Николай Калликл, Михаил Пантехн, получивший прозвище по названию рода, и ... евнух Михаил. Толпа родственников, окружавшая императрицу, принуждала ее принять пищу ... она не принимала и сна ... одну за другой целые ночи проводила ... ухаживая за самодержцем ... согласилась. Когда у самодержца наступил последний обморок... она поняла и, ожидая ... жизнь, бросилась на ... рыдала, била себя в грудь, оплакивала свалившиеся на нее несчастья, хотела тут же лишить себя жизни, но не могла этого сделать.
Император, хотя и находился при смерти и страдания одолевали его, был как бы сильнее смерти ... он проявлял заботу об императрице и вместе с одной из своих дочерей старался унять ее волнение. Это была его третья дочь — порфирородная Евдокия [1588]. Мария же делала то же, что и та, другая Мария [1589], но в отличие от нее, она сидела не в ногах, а у изголовья моего господина и, желая облегчить его страдания, давала ему пить воду, но не из чаши, а из кубка, чтобы ему было легче глотать — ведь у Алексея были воспалены нёбо, язык и горло. Тогда император обратился с твердыми, мужественными и, увы, последними своими увещеваниями. «Что ты, — сказал он, — изводишь себя горем по поводу моей кончины, зачем ты заставляешь меня заранее переживать грозящую мне смерть? Почему ты не подумаешь о себе и об ожидающих тебя бедствиях, вместо того чтобы погружаться в море печали, нахлынувшее на тебя?» Вот что он сказал императрице и еще более разбередил ее рану.
Я со своей стороны делала все, что можно, и, клянусь всеведущим богом перед лицом своих еще здравствующих друзей и будущих читателей моего сочинения, что ничем тогда не {430}отличалась от помешанных, целиком отдавшись своему страданию. Я забросила тогда и философию и науку: то я ухаживала за отцом — наблюдала за биением пульса и прислушивалась к его дыханию, то занималась матерью, в которую старалась вдохнуть силы.
Но ... области совершенно неизлечимы ... самодержец не мог очнуться из последнего обморока, и душа Августы рвалась последовать за ним. Так была ... и на самом деле, говоря словами псалма, «Объяли меня муки смертные» [1590]. И я почувствовала тогда, что лишаюсь рассудка ... я сходила с ума и не знала, что со мной будет и куда мне обратиться, видя императрицу, погруженную в море бедствий, и самодержца с его непрерывными обмороками, двигающегося к концу своего жизненного пути. Придя в себя после второго обморока, благодаря моей любимой сестре Марии, которая брызгала ему в лицо холодной водой и розовыми духами, самодержец отдал императрице те же приказы. Затем он упал в третий обморок ... и перестановка императорского ложа, казалось ... хлопотавших вокруг него и меня ... и мы переместили прикованного к постели самодержца в другую часть пятиэтажного здания в надежде, что он вдохнет свежего воздуха и очнется из обморока. Эта часть дворца выходила на север, и комнаты не были ... дверьми.
Тем временем наследник престола уже тайно явился в предназначенную для него комнату; узнав о ... императора, он поторопился с выступлением и поспешил в Большой дворец [1591]. В это время город ... пришел в волнение, но не совсем ... Императрица же сказала сквозь рыдания: «Пусть провалится все — диадема, империя, власть, владычество, троны, господство; начнем скорбный плач». И я, забыв обо всем на свете, зарыдала вместе с ней, заплакали и ... рвали на себе волосы и испускали скорбные крики. Но мы привели ее в чувство. Император находился при последнем издыхании и, как говорится, уже испускал дух. Императрица, еще одетая ... и пурпурные сандалии, бросилась на землю у изголовья Алексея ... терзалась и не знала как ... воспаление сердца. В это время возвратились пульс императора ... биение артерии ... но, скрыв всю серьезность положения, внушили всем окружающим добрые, но ничем не оправданные надежды. Они сделали это с определенным умыслом, ибо знали, что, как только уйдет из жизни император, испустит дух и императрица. Но императрица со своим здравым умом не знала, верить ей или не верить. Она хорошо знала их искусство, верила им и в то же время не могла поверить, ибо видела, что жизнь {431}самодержца «на мечном острие распростерта»; не зная, к чему склониться, она нередко обращала свой взор на меня и, как это она постоянно делала в критические моменты, просила оракула и ждала, что я ей возвещу.
Моя госпожа и самая любимая из моих сестер Мария, украшение нашего рода, женщина твердого характера, воплощение всех добродетелей, стояла между самодержцем и императрицей и рукой то и дело мешала смотреть на самодержца. Я вновь положила свою правую руку на кисть императора и наблюдала за пульсацией крови, ее же, то и дело хватавшуюся руками за голову... покрывало (в этих обстоятельствах она намеревалась сбросить с себя императорское одеяние) столько раз я удерживала ее ... ощущая пульс. Но я ошиблась ... ибо то, что показалось мне ... было не силой ... но так как дыхания большая ... работа артерии и легких прекратилась. Отняв руку от тела самодержца, и к императрице ... вновь положила руку на кисть ... удушье. Она несколько раз делала мне знаки, ибо хотела, чтобы я сообщила ей о пульсе императора. Когда же ... я опять коснулась его кисти и поняла, что последние силы покидают Алексея и пульс исчез, я склонила голову, в бессилии и изнеможении устремила свой взор на землю, не произнося ни слова, закрыла глаза руками и, отступив назад, зарыдала. Императрица поняла, что это означает, и в полном отчаянии огласила весь дворец жалобным криком.
Но как я расскажу о бедствии, постигшем всю вселенную? Как я оплачу свои несчастья? Императрица сбросила с себя императорское покрывало, ножом под корень обрезала свои волосы, сорвала с ног пурпурные сандалии и потребовала обычные черные. Она хотела сменить также порфиру на черное платье, но под руками не было плаща. У третьей из моих сестер [1592]— уже давно встретившейся с несчастиями вдовства — были платья, подходившие ко времени и обстоятельствам. Из них императрица и взяла для себя одежду, облачилась в нее и накинула на голову простое темное покрывало. В это время самодержец отдал богу свою святую душу, и закатилось мое солнце [1593]. В ... те, кто не был подавлен горем, подняли плач, стали бить себя в грудь, испускать скорбные крики, вознося свои голоса к небу ... оплакивая благодетеля, все им ...
И теперь не могу понять, действительно ли я живу, пишу историю и вспоминаю смерть самодержца. Я протираю глаза, чтобы убедиться, не сон ли это; может не сон, а некое исступление, умопомешательство, странная и удивительная болезнь, постигшая меня. Как могу я оставаться в живых после его кончины и ... как я не испустила дух вместе с ним, как душа {432}не отлетела от моего тела, как чувства не покинули меня и я не погибла. А если этого не произошло, то как я только не спрыгнула с высокой крутой скалы и не бросилась в морские волны?
Я описала свою жизнь ... величайшими бедствиями. Но как говорится в трагедии: «Нет такого страдания и посланного богами несчастия, груз которых я не вынесла бы на своих плечах» [1594]. И действительно, по воле бога я стала средоточием всех бед. Я лишилась светоча вселенной — великого Алексея, но душа осталась хозяином моего несчастного тела. Погас и другой великий светоч, вернее, сияющая луна, гордость и слава Востока и Запада, императрица Ирина [1595], но я живу и вдыхаю воздух. Несчастья, следовали одно за другим, удары судьбы постигали меня непрерывно, но самым тяжелым горем, которое я испытала, была смерть кесаря; и я пережила столь злосчастные события. За несколько дней болезнь взяла верх, искусство оказалось бессильным, я погрузилась в море отчаяния и была недовольна тем, что душа еще теплится в моем теле. Если бы я не была сделана из стали или какого-нибудь подобного материала ... и будучи чужой, я немедленно погибла бы. Но, сохраняя жизнь, я умирала тысячью смертей.
О Ниобе [1596]... я слышала удивительные рассказы ... от горя превратившейся в камень ... и после превращения в бесчувственную природу ее страдания были бессмертны и в бесчувственной природе. Но я воистину еще более злосчастна, чем она, потому что после своего последнего самого большого несчастья я осталась жить, чтобы ощутить и другие горести. Превратиться в бездушный камень лучше... слезы текли, я осталась ... будучи, таким образом, нечувствительна к несчастьям. Пережить такие несчастья, вынести во дворце такие страшные злодейства со стороны людей хуже несчастий Ниобы... бедствия, достигнув такой степени... прекратились.
После смерти императора и императрицы, гибели кесаря и этих страданий оказалось достаточно, чтобы источить мою душу и тело. Ныне подобно рекам, стекающим с высоких гор ... и потоки несчастий... как бы в один водяной вал... затопляющий мой дом. Но кончу свое повествование, дабы, описывая печальные события, я не пришла в еще более смятенное состояние. {433}
Приложения
Библиография
Периодика
Источники и переводы источников
[*]
11. Но что говорить об этом? Я чувствую, что отошла от нити своего рассказа. Тема моего повествования предписывает мне двойную задачу: описать и вместе с тем оплакать все то, что пришлось претерпеть самодержцу, рассказать о его трудах и сложить скорбную песнь о том, что истерзало мое сердце. Теперь я хочу поведать о его смерти и о крушении счастья на земле. Однако мне приходят на ум некоторые из отцовских речей, которые отвлекают меня от моей истории и ввергают в скорбь и стенания. Ведь я часто слышала его речи и слышала, как он однажды прервал мою мать-императрицу, когда та велела мудрым людям рассказать в историческом сочинении потомкам о его деяниях, многочисленных подвигах и трудах. «Пусть они лучше, — говорил император, — оплакивают мою судьбу и скорбят о постигших меня бедствиях».
Не прошло и полутора лет со времени возвращения самодержца из похода, как его постигла новая страшная болезнь, которая готовила ему смертельную ловушку, а если говорить правду, — уничтожение и гибель всему. Поскольку этого требует важность моей темы и поскольку я с пеленок была любящей дочерью, я решаюсь преступить законы исторического повествования и рассказать — хотя и не испытываю большого желания это делать — о кончине самодержца.
Однажды во время конных ристаний поднялся сильный ветер, по этой причине ревматизм Алексея как бы отхлынул и, покинув его конечности, перешел в плечо. Большинство врачей вообще не подозревало о той угрозе, которая нависла над нами. Но Николай Калликл [1583]— так он именовался — стал для нас пророком страшных бедствий; он сказал, что следует опасаться, как бы болезнь, перейдя с конечностей на другую часть тела, не поставила бы под угрозу жизнь больного. Мы, однако, не могли и не желали этому поверить.
Ни один врач, кроме Калликла, не рекомендовал тогда очистить с помощью слабительного тело Алексея. Его организм не привык к слабительному и совершенно не был приучен принимать лекарства. Учитывая это, большинство врачей, и особенно Михаил Пантехн [1584], категорически отвергали предложение очистить тело Алексея. Калликл же, предвидя будущее, решительно говорил им: «Сейчас вещество ушло из конечностей и обрушилось на плечо и шею. Впоследствии же, если его не изгнать из тела слабительным, оно войдет в какой-нибудь важный для жизни орган, а то и в само сердце, и причинит непоправимый вред». По приказу моей госпожи я при- {426}сутствовала при этом разговоре, чтобы разобраться в предложениях врачей, слышала их речи и была согласна с доводами Калликла. Возобладало, однако, мнение большинства. Мало-помалу приступ ревматизма, мучивший тело императора обычное число дней, ослабел, и к больному вернулось здоровье.
Но не прошло и шести месяцев, как на императора обрушилась губительная болезнь, причиной которой, возможно, были удручавшие его повседневные дела и множество государственных забот. Я часто слышала, как он говорил императрице, жалуясь ей на свою болезнь: «Что это за недуг, затрудняющий мое дыхание? Мне хочется вздохнуть глубоко, полной грудью и избавиться от боли, мучающей мое сердце. Часто пытаюсь я это сделать, но ни разу не смог хоть немного освободиться от тяжести, гнетущей меня. Как будто огромный камень лежит у меня на сердце и прерывает дыхание, и я не могу понять причины, от которой у меня появился этот недуг. И еще я скажу тебе, дорогая моя, разделяющая со мной мои страдания и мысли: на меня часто нападает зевота, не дающая мне вдыхать воздух и доставляющая мне страшные муки. Если ты знаешь, что это за новое несчастие постигло меня, скажи». Когда императрица слушала подобные речи и узнавала о его страданиях, то казалось, что это она сама страдает от той же болезни и это у нее перехватывает дыхание — так трогали ее слова самодержца.
Она постоянно приглашала самых сведущих врачей, заставляла их определять вид болезни и просила выяснить непосредственные и косвенные причины недуга. Они щупали его артерии, признавали, что находят в каждом ударе пульса признаки всякого рода ненормальностей, но не могли определить их причины [1585]. Врачам был известен образ жизни императора — не изнеженный, а, напротив, благоразумный, умеренный, какой ведут гимнасты и воины, при котором не могут появиться дурные соки — следствие неумеренного образа жизни. Поэтому они объясняли стеснение в его груди другой причиной, считая, что непосредственным источником его болезни являются не что иное, как тяжкие заботы и постоянные непрерывные горести, из-за которых его сердце разогревается и притягивает к себе из всего тела излишнее вещество. Поэтому-то страшная болезнь и обрушилась на самодержца, не дает ему передышки и, как петля, душит его.
С каждым днем болезнь становилась все сильнее и нападала на него не через определенные промежутки времени, а постоянно и непрерывно, так что самодержец уже не мог ложиться на бок и был не в состоянии без усилий вдыхать воз- {427}дух. Тогда были вызваны все врачи, и болезнь императора стала предметом их изучения. Они разошлись между собой во мнениях, каждый ставил свой диагноз и старался в соответствии с ним лечить больного. Как бы то ни было, состояние самодержца оставалось тяжелым. Ни одного вдоха не мог он сделать свободно. Чтобы вообще иметь возможность дышать, он должен был все время сидеть прямо, если же он ложился на спину или на бок, то, увы, наступало удушье. И малого количества воздуха не мог он втянуть при вдохе или выпустить при выдохе. Даже когда сон из сострадания спускался к нему, то и тогда испытывал он удушье. Так что все время — и когда он бодрствовал и когда спал — угроза удушья висела над ним.
Не дав Алексею слабительного, врачи решили прибегнуть к кровопусканию и сделали надрез на локте. Однако от кровопускания ему не стало легче, состояние его оставалось прежним: он задыхался и, тяжело дыша, грозил испустить дух у нас на руках. Его самочувствие все же улучшилось, когда ему дали лекарство из перца. Мы были вне себя от восторга» не знали, как выразить свою радость, и обращались с благодарственными молитвами к богу. Но все это было заблуждением. На третий или на четвертый день к самодержцу вернулись приступы удушья и стеснение дыхания. Я боюсь, не хуже ли ему стало от того напитка, который, будучи не в силах совладать с болезнетворными соками, рассеял их, вогнал в пустоты артерий и усугубил болезнь. С этого времени ему очень трудно было найти удобную для лежания позу, ибо наступил самый тяжелый период болезни. Ночи напролет, с вечера до утра, лежал император без сна, не принимая пищи и ничего другого, что могло бы принести ему спасение. Нередко или, вернее, постоянно видела я, как моя мать проводила около императора бессонные ночи, сидела позади него на ложе, поддерживала его своими руками и, как могла, помогала ему дышать. Из глаз ее текли потоки слез, более обильные, чем воды Нила. Невозможно описать, какую заботливость проявляла она по отношению к нему днем и ночью, какой труд выносила на своих плечах, леча Алексея, поворачивая и переворачивая его, ухищряясь разными способами застилать его постель. Да и вообще никому тогда не было покоя.
Петля как бы следовала за самодержцем, вернее, она сопутствовала ему и, не переставая, душила. Так как не была никакого средства против этой болезни, император удалился в южную часть дворца. Когда он чувствовал стеснение в груди, он находил единственное облегчение в движении. Императрица {428}сумела сделать это движение непрерывным: прикрепив к императорскому ложу с обеих сторон — у головы и ног — деревянные ручки, она велела слугам высоко над полом носить ложе и, сменяя друг друга, печься о самодержце.
Затем самодержец перешел из Большого дворца в Манганы. Но и это ничего не дало для спасения императора. Видя, что болезнь постоянно возвращается, и потеряв всякую надежду на помощь от людей, императрица еще усердней стала обращаться с мольбой к богу. В каждом храме она велела зажечь множество свечей и непрерывно исполнять гимны, она делала подарки жителям всех внутренних и приморских областей, побуждала к усердным молитвам монахов, которые обитали в горах и пещерах или в других местах и вели отшельническую жизнь, просила молиться о самодержце всех болящих, содержащихся в тюрьмах, и несчастных, которые благодаря ее дарам стали богатейшими людьми.
Когда же внутренности у самодержца распухли и выдались вперед, ноги отекли [1586]и лихорадка охватила тело, некоторые из врачей, мало заботясь о лихорадке, решили прибегнуть к прижиганию. Однако все лечение было бесполезным и никчемным. Ничем не помогло и прижигание: внутренности остались в том же состоянии, дыхание было затруднено. Ревматизм как бы из другого источника проник в язычок гортани, поразил то, что эскулапы называют нёбом, десны Алексея воспалились, горло раздулось, язык распух. Поэтому пищевод, по которому должна была проходить пища, сузился, его края сомкнулись, и над нами навис ужас оказаться свидетелями голодной смерти императора, совершенно не принимавшего никакой пищи. Я же, бог — свидетель, немало хлопотала о его питании, ежедневно своими руками подносила ему пищу и старалась сделать ее пригодной для глотания. Все средства, применявшиеся для лечения воспаления, оказались... а все старания наши и врачей ни к чему не привели.
На одиннадцатый день, после того как болезнь вступила в свою последнюю стадию, она, достигнув высшей точки, поставила под угрозу жизнь больного; состояние Алексея ухудшилось, начался понос. Бедствия одно за другим обрушивались на нас в то время. Ни эскулапы, ни мы, хлопотавшие вокруг самодержца, ни ... не знали, куда обратить свои взоры; все говорило о близкой гибели. Все остальное время прошло для нас в волнениях и бурях; устоявшийся порядок расшатался, ужас и опасность нависли над нами. Августа всегда проявляла мужество перед лицом опасности, а в то время вела себя особенно мужественно: она подавляла свои страдания и стояла, {429}как олимпийский победитель, борясь с жесточайшей болью. Видя самодержца в таком состоянии, императрица терзалась душой и мучилась сердцем, но напрягала волю и стойко переносила бедствия; она была смертельно ранена, страдания проникали до мозга костей, тем не менее она не поддавалась горю. И все же слезы катились из ее глаз, красота ее лица увяла, и душа еле держалась в теле.
Утром пятнадцатого августа [1587](это был пятый день той недели в которую празднуют успенье нашей госпожи, пречистой девы богородицы) эскулапы натерли мазью голову самодержца (эта мера казалась им необходимой); затем они ушли домой, сделав это не без цели и не потому, что в этом была какая-нибудь необходимость, а потому, что знали о непосредственной опасности, нависшей над самодержцем. Среди врачей три были главными: замечательный Николай Калликл, Михаил Пантехн, получивший прозвище по названию рода, и ... евнух Михаил. Толпа родственников, окружавшая императрицу, принуждала ее принять пищу ... она не принимала и сна ... одну за другой целые ночи проводила ... ухаживая за самодержцем ... согласилась. Когда у самодержца наступил последний обморок... она поняла и, ожидая ... жизнь, бросилась на ... рыдала, била себя в грудь, оплакивала свалившиеся на нее несчастья, хотела тут же лишить себя жизни, но не могла этого сделать.
Император, хотя и находился при смерти и страдания одолевали его, был как бы сильнее смерти ... он проявлял заботу об императрице и вместе с одной из своих дочерей старался унять ее волнение. Это была его третья дочь — порфирородная Евдокия [1588]. Мария же делала то же, что и та, другая Мария [1589], но в отличие от нее, она сидела не в ногах, а у изголовья моего господина и, желая облегчить его страдания, давала ему пить воду, но не из чаши, а из кубка, чтобы ему было легче глотать — ведь у Алексея были воспалены нёбо, язык и горло. Тогда император обратился с твердыми, мужественными и, увы, последними своими увещеваниями. «Что ты, — сказал он, — изводишь себя горем по поводу моей кончины, зачем ты заставляешь меня заранее переживать грозящую мне смерть? Почему ты не подумаешь о себе и об ожидающих тебя бедствиях, вместо того чтобы погружаться в море печали, нахлынувшее на тебя?» Вот что он сказал императрице и еще более разбередил ее рану.
Я со своей стороны делала все, что можно, и, клянусь всеведущим богом перед лицом своих еще здравствующих друзей и будущих читателей моего сочинения, что ничем тогда не {430}отличалась от помешанных, целиком отдавшись своему страданию. Я забросила тогда и философию и науку: то я ухаживала за отцом — наблюдала за биением пульса и прислушивалась к его дыханию, то занималась матерью, в которую старалась вдохнуть силы.
Но ... области совершенно неизлечимы ... самодержец не мог очнуться из последнего обморока, и душа Августы рвалась последовать за ним. Так была ... и на самом деле, говоря словами псалма, «Объяли меня муки смертные» [1590]. И я почувствовала тогда, что лишаюсь рассудка ... я сходила с ума и не знала, что со мной будет и куда мне обратиться, видя императрицу, погруженную в море бедствий, и самодержца с его непрерывными обмороками, двигающегося к концу своего жизненного пути. Придя в себя после второго обморока, благодаря моей любимой сестре Марии, которая брызгала ему в лицо холодной водой и розовыми духами, самодержец отдал императрице те же приказы. Затем он упал в третий обморок ... и перестановка императорского ложа, казалось ... хлопотавших вокруг него и меня ... и мы переместили прикованного к постели самодержца в другую часть пятиэтажного здания в надежде, что он вдохнет свежего воздуха и очнется из обморока. Эта часть дворца выходила на север, и комнаты не были ... дверьми.
Тем временем наследник престола уже тайно явился в предназначенную для него комнату; узнав о ... императора, он поторопился с выступлением и поспешил в Большой дворец [1591]. В это время город ... пришел в волнение, но не совсем ... Императрица же сказала сквозь рыдания: «Пусть провалится все — диадема, империя, власть, владычество, троны, господство; начнем скорбный плач». И я, забыв обо всем на свете, зарыдала вместе с ней, заплакали и ... рвали на себе волосы и испускали скорбные крики. Но мы привели ее в чувство. Император находился при последнем издыхании и, как говорится, уже испускал дух. Императрица, еще одетая ... и пурпурные сандалии, бросилась на землю у изголовья Алексея ... терзалась и не знала как ... воспаление сердца. В это время возвратились пульс императора ... биение артерии ... но, скрыв всю серьезность положения, внушили всем окружающим добрые, но ничем не оправданные надежды. Они сделали это с определенным умыслом, ибо знали, что, как только уйдет из жизни император, испустит дух и императрица. Но императрица со своим здравым умом не знала, верить ей или не верить. Она хорошо знала их искусство, верила им и в то же время не могла поверить, ибо видела, что жизнь {431}самодержца «на мечном острие распростерта»; не зная, к чему склониться, она нередко обращала свой взор на меня и, как это она постоянно делала в критические моменты, просила оракула и ждала, что я ей возвещу.
Моя госпожа и самая любимая из моих сестер Мария, украшение нашего рода, женщина твердого характера, воплощение всех добродетелей, стояла между самодержцем и императрицей и рукой то и дело мешала смотреть на самодержца. Я вновь положила свою правую руку на кисть императора и наблюдала за пульсацией крови, ее же, то и дело хватавшуюся руками за голову... покрывало (в этих обстоятельствах она намеревалась сбросить с себя императорское одеяние) столько раз я удерживала ее ... ощущая пульс. Но я ошиблась ... ибо то, что показалось мне ... было не силой ... но так как дыхания большая ... работа артерии и легких прекратилась. Отняв руку от тела самодержца, и к императрице ... вновь положила руку на кисть ... удушье. Она несколько раз делала мне знаки, ибо хотела, чтобы я сообщила ей о пульсе императора. Когда же ... я опять коснулась его кисти и поняла, что последние силы покидают Алексея и пульс исчез, я склонила голову, в бессилии и изнеможении устремила свой взор на землю, не произнося ни слова, закрыла глаза руками и, отступив назад, зарыдала. Императрица поняла, что это означает, и в полном отчаянии огласила весь дворец жалобным криком.
Но как я расскажу о бедствии, постигшем всю вселенную? Как я оплачу свои несчастья? Императрица сбросила с себя императорское покрывало, ножом под корень обрезала свои волосы, сорвала с ног пурпурные сандалии и потребовала обычные черные. Она хотела сменить также порфиру на черное платье, но под руками не было плаща. У третьей из моих сестер [1592]— уже давно встретившейся с несчастиями вдовства — были платья, подходившие ко времени и обстоятельствам. Из них императрица и взяла для себя одежду, облачилась в нее и накинула на голову простое темное покрывало. В это время самодержец отдал богу свою святую душу, и закатилось мое солнце [1593]. В ... те, кто не был подавлен горем, подняли плач, стали бить себя в грудь, испускать скорбные крики, вознося свои голоса к небу ... оплакивая благодетеля, все им ...
И теперь не могу понять, действительно ли я живу, пишу историю и вспоминаю смерть самодержца. Я протираю глаза, чтобы убедиться, не сон ли это; может не сон, а некое исступление, умопомешательство, странная и удивительная болезнь, постигшая меня. Как могу я оставаться в живых после его кончины и ... как я не испустила дух вместе с ним, как душа {432}не отлетела от моего тела, как чувства не покинули меня и я не погибла. А если этого не произошло, то как я только не спрыгнула с высокой крутой скалы и не бросилась в морские волны?
Я описала свою жизнь ... величайшими бедствиями. Но как говорится в трагедии: «Нет такого страдания и посланного богами несчастия, груз которых я не вынесла бы на своих плечах» [1594]. И действительно, по воле бога я стала средоточием всех бед. Я лишилась светоча вселенной — великого Алексея, но душа осталась хозяином моего несчастного тела. Погас и другой великий светоч, вернее, сияющая луна, гордость и слава Востока и Запада, императрица Ирина [1595], но я живу и вдыхаю воздух. Несчастья, следовали одно за другим, удары судьбы постигали меня непрерывно, но самым тяжелым горем, которое я испытала, была смерть кесаря; и я пережила столь злосчастные события. За несколько дней болезнь взяла верх, искусство оказалось бессильным, я погрузилась в море отчаяния и была недовольна тем, что душа еще теплится в моем теле. Если бы я не была сделана из стали или какого-нибудь подобного материала ... и будучи чужой, я немедленно погибла бы. Но, сохраняя жизнь, я умирала тысячью смертей.
О Ниобе [1596]... я слышала удивительные рассказы ... от горя превратившейся в камень ... и после превращения в бесчувственную природу ее страдания были бессмертны и в бесчувственной природе. Но я воистину еще более злосчастна, чем она, потому что после своего последнего самого большого несчастья я осталась жить, чтобы ощутить и другие горести. Превратиться в бездушный камень лучше... слезы текли, я осталась ... будучи, таким образом, нечувствительна к несчастьям. Пережить такие несчастья, вынести во дворце такие страшные злодейства со стороны людей хуже несчастий Ниобы... бедствия, достигнув такой степени... прекратились.
После смерти императора и императрицы, гибели кесаря и этих страданий оказалось достаточно, чтобы источить мою душу и тело. Ныне подобно рекам, стекающим с высоких гор ... и потоки несчастий... как бы в один водяной вал... затопляющий мой дом. Но кончу свое повествование, дабы, описывая печальные события, я не пришла в еще более смятенное состояние. {433}
Приложения
Библиография
Периодика
ВВ— Византийский временник.
ЖМНП— Журнал Министерства народного просвещения.
ИРАИК— Известия Русского археологического института в Константинополе.
МП— Македонски прегледъ.
Сп БАН— Списание на Българската академия на науките.
ТКДА— Труды киевской духовной академии.
АА— Acta Antiqua Academiae Scientiarum Hungaricae.
AB— Analecta Bollandiana.
AHR— Americal Historical Review.
AIPhHOS— Annuaire de l’Institut de philologie et d’histoire orientales et slaves.
ARBSH— Akademie Roumaine, Bulletin de la section historique.
BCH— Bulletin de correspondance hellenique.
BSl— Byzantinoslavica.
Byz.— Byzantion.
BZ— Byzantinische Zeitschrift.
????— ’???????? ?????????? ?????????? ??????.
EO— Echos d’Orient.
Or. Chr. Per.— Orientalia Christiana Periodica.
RE— Pauly-Wissowa, Real-Encyclop?die der Klassischen Altertumwissenschaft hrsg. von W. Kroll.
REB— Revue des ?tudes byzantines.
REG— Revue des ?tudes grecques.
ROL— Revue d’Orient latin.
SK— Seminarium Kondakovianum.
ЖМНП— Журнал Министерства народного просвещения.
ИРАИК— Известия Русского археологического института в Константинополе.
МП— Македонски прегледъ.
Сп БАН— Списание на Българската академия на науките.
ТКДА— Труды киевской духовной академии.
АА— Acta Antiqua Academiae Scientiarum Hungaricae.
AB— Analecta Bollandiana.
AHR— Americal Historical Review.
AIPhHOS— Annuaire de l’Institut de philologie et d’histoire orientales et slaves.
ARBSH— Akademie Roumaine, Bulletin de la section historique.
BCH— Bulletin de correspondance hellenique.
BSl— Byzantinoslavica.
Byz.— Byzantion.
BZ— Byzantinische Zeitschrift.
????— ’???????? ?????????? ?????????? ??????.
EO— Echos d’Orient.
Or. Chr. Per.— Orientalia Christiana Periodica.
RE— Pauly-Wissowa, Real-Encyclop?die der Klassischen Altertumwissenschaft hrsg. von W. Kroll.
REB— Revue des ?tudes byzantines.
REG— Revue des ?tudes grecques.
ROL— Revue d’Orient latin.
SK— Seminarium Kondakovianum.
Источники и переводы источников
[*]
Анна Комнина,
Сокращенное сказание... —Анна Комнина,
Сокращенное сказание о делах царя Алексея Комнина (1087—1118),пер. под ред. Карпова, СПб., 1859.
{633}
Безобразов, Документы... — Безобразов П., Документы по истории византийской империи, — ЖМНП, 265, 1889.
Безобразов, Хрисовул... — Безобразов П., Хрисовул императора Михаила VII Дуки, — ВВ, 6, 1899.
Васильевский, Житие св. Мелетия... — Васильевский В., Житие св. Мелетия ?иупольского, — «Православный палестинский сборник», VI, 2, СПб., 1886.
Васильевский, Советы и рассказы... — Васильевский В., Советы и рассказы византийского боярина XI в.— ЖМНП, 215, 216, 1881.
«Византийская сатира „Тимарион“» — «Византийская сатира „Тимарион“», пер. С. Поляковой и И. Феленковской, предисл. Е. Липшиц, — ВВ, 6, 1953.
«Две византийские хроники» — «Две византийские хроники X века. Псамафийская хроника. Иоанн Камениата. Взятие Фессалоники», М., 1959.
Курц, Евстафия Фессалоникийского... — Курц Э., Евстафия Фессалоникийского и Константина Манасси монодии на кончину Никифора Комнина, — ВВ, 17, 1910.
Любарский, Расправа... — «Расправа императора Алексея Комнина с богомилами», пер. и комм. Я. Любарского, — «Вопросы истории религии и атеизма», 12, М., 1964.
Любарский, Фрейденберг, Девольский договор... — Любарский Я., Фрейденберг М., Девольский договор 1108 г. между Алексеем Комнином и Боэмундом, — ВВ, 21, 1962.
Никифор Вриенний, Исторические записки— Никифор Вриенний, Исторические записки (967—1087), пер. под ред. Карпова, СПб., 1858.
Пападимитриу, ?? ????????? ... — Пападимитриу С., ?? ????????? ??? ????????? ???????, — ВВ, 10, 1903.
Пападопуло-Керамевс, ???????? — Пападопуло-Керамевс ?., ???????? —??? ??? ???????? ???????????? — ВВ, 12, 1906.
Попруженко, Святого Козмы пресвитера слово... — Попруженко М., Святого Козмы пресвитера слово на еретики, — «Памятники древней письменности и искусства», 167, 1907.
Попруженко, Синодик царя Борила— Попруженко М., Синодик царя Борила, Одесса, 1897.
«Правила св. вселенских соборов» — «Правила св. вселенских соборов», I, М., 1912.
ПСРЛ — «Полное собрание русских летописей», I, М.—Л., 1926.
Сюзюмов, Книга, Эпарха— «Византийская Книга Эпарха». Вступительная статья, перевод, комментарий М. Я. Сюзюмова, М., 1962.
Успенский, Делопроизводство... — Успенский Ф., Делопроизводство по обвинению Иоанна Итала в ереси, — ИРАИК, 2, 1897.
Успенский, Синодик... — Успенский Ф., Синодик в неделю православия, Одесса, 1893.
Aim?, L’Ystoire de li Normant— Aim?, L’Ystoire de li Normant et la chronique de Robert Viscart, Paris, 1835.
Alb. Aq. — «Alberti Aquensis liber christianae expeditionis», — RHC occ., IV. {634}
Annalista Saxo — Annalista Saxo, MGH SS, VI.
Anon. Bar. Chron. — «Anonymi Barensis Chronicon», — RIS, V.
Anon. Syn. Chron. — «Anonymu Synopsis Chronike», Sathas, Bibl. gr., VII, 1894.
Attal. — «Michaelis Attaliotae historia», rec. I. Bekkerus, Bonn, 1853.
Bart. Nang. — Bartolphus Nangiensis, Gesta Francorum Iherusalem expugnantium, —RHC occ., III.
Bernard. — «Bernardi Marangonis Annales Pisani ab anno 1104 ad 1175», — MGH SS, XIX.
Bernoldus — Bernoldus, Chronicon —MHG SS, V.
Browning, ? new source... —Browning R., ? new source on byzantine-hungarian relation in the twelfth century, the inaugural lecture of Michael? ??? ’???????? ?? ?????? ??? ?????????, — «Balkan Studies», 2, 1961.
Bryennios, Les quatre livres... —Bryennios N., Les quatre livres des histoires,traduction fran?aise avec notes par H. Gr?goire, — Byz., 23, 1953.
Cafaro — Cafaro,
Безобразов, Документы... — Безобразов П., Документы по истории византийской империи, — ЖМНП, 265, 1889.
Безобразов, Хрисовул... — Безобразов П., Хрисовул императора Михаила VII Дуки, — ВВ, 6, 1899.
Васильевский, Житие св. Мелетия... — Васильевский В., Житие св. Мелетия ?иупольского, — «Православный палестинский сборник», VI, 2, СПб., 1886.
Васильевский, Советы и рассказы... — Васильевский В., Советы и рассказы византийского боярина XI в.— ЖМНП, 215, 216, 1881.
«Византийская сатира „Тимарион“» — «Византийская сатира „Тимарион“», пер. С. Поляковой и И. Феленковской, предисл. Е. Липшиц, — ВВ, 6, 1953.
«Две византийские хроники» — «Две византийские хроники X века. Псамафийская хроника. Иоанн Камениата. Взятие Фессалоники», М., 1959.
Курц, Евстафия Фессалоникийского... — Курц Э., Евстафия Фессалоникийского и Константина Манасси монодии на кончину Никифора Комнина, — ВВ, 17, 1910.
Любарский, Расправа... — «Расправа императора Алексея Комнина с богомилами», пер. и комм. Я. Любарского, — «Вопросы истории религии и атеизма», 12, М., 1964.
Любарский, Фрейденберг, Девольский договор... — Любарский Я., Фрейденберг М., Девольский договор 1108 г. между Алексеем Комнином и Боэмундом, — ВВ, 21, 1962.
Никифор Вриенний, Исторические записки— Никифор Вриенний, Исторические записки (967—1087), пер. под ред. Карпова, СПб., 1858.
Пападимитриу, ?? ????????? ... — Пападимитриу С., ?? ????????? ??? ????????? ???????, — ВВ, 10, 1903.
Пападопуло-Керамевс, ???????? — Пападопуло-Керамевс ?., ???????? —??? ??? ???????? ???????????? — ВВ, 12, 1906.
Попруженко, Святого Козмы пресвитера слово... — Попруженко М., Святого Козмы пресвитера слово на еретики, — «Памятники древней письменности и искусства», 167, 1907.
Попруженко, Синодик царя Борила— Попруженко М., Синодик царя Борила, Одесса, 1897.
«Правила св. вселенских соборов» — «Правила св. вселенских соборов», I, М., 1912.
ПСРЛ — «Полное собрание русских летописей», I, М.—Л., 1926.
Сюзюмов, Книга, Эпарха— «Византийская Книга Эпарха». Вступительная статья, перевод, комментарий М. Я. Сюзюмова, М., 1962.
Успенский, Делопроизводство... — Успенский Ф., Делопроизводство по обвинению Иоанна Итала в ереси, — ИРАИК, 2, 1897.
Успенский, Синодик... — Успенский Ф., Синодик в неделю православия, Одесса, 1893.
Aim?, L’Ystoire de li Normant— Aim?, L’Ystoire de li Normant et la chronique de Robert Viscart, Paris, 1835.
Alb. Aq. — «Alberti Aquensis liber christianae expeditionis», — RHC occ., IV. {634}
Annalista Saxo — Annalista Saxo, MGH SS, VI.
Anon. Bar. Chron. — «Anonymi Barensis Chronicon», — RIS, V.
Anon. Syn. Chron. — «Anonymu Synopsis Chronike», Sathas, Bibl. gr., VII, 1894.
Attal. — «Michaelis Attaliotae historia», rec. I. Bekkerus, Bonn, 1853.
Bart. Nang. — Bartolphus Nangiensis, Gesta Francorum Iherusalem expugnantium, —RHC occ., III.
Bernard. — «Bernardi Marangonis Annales Pisani ab anno 1104 ad 1175», — MGH SS, XIX.
Bernoldus — Bernoldus, Chronicon —MHG SS, V.
Browning, ? new source... —Browning R., ? new source on byzantine-hungarian relation in the twelfth century, the inaugural lecture of Michael? ??? ’???????? ?? ?????? ??? ?????????, — «Balkan Studies», 2, 1961.
Bryennios, Les quatre livres... —Bryennios N., Les quatre livres des histoires,traduction fran?aise avec notes par H. Gr?goire, — Byz., 23, 1953.
Cafaro — Cafaro,