— Так… — Он помолчал, устраиваясь на диване и пошевеливая ногами в пушистых серых носках, натянувшихся на его крупных ступнях. — Откровенно говоря, я ничего не понял. Думаю, тебе нужно рассказать мне все.
   Тоня опять было сжалась, но вовремя себя остановила: неужели так всю жизнь и бояться?
   — Понимаешь, я совершенно случайно нашла тайник, в котором была бумага, подписанная Элиной. Дарственная на четырехкомнатную квартиру в центре города. Скорее всего именно поэтому ее убили.
   — И ты думала, что если расскажешь об этом мне, я тоже буду убит?
   Тоня со вздохом кивнула.
   — По крайней мере я не хотела тебя в это втягивать.
   — Ничего, я напишу тебе расписку, что обо всем предупрежден и, что бы со мной ни случилось, вся ответственность лежит на мне.
   — Тебе смешно, а вот мне нисколько!
   — А ты носишь ЭТО в себе и думаешь, будто справишься одна?
   — Если бы ты знал!
   — Ну хорошо, тогда позволь я расскажу тебе то, что знаю, а ты решишь, стоит ли после этого со мной откровенничать.
   — Ладно, — решила она; в самом деле ноша, даже если и взваливаешь ее на плечи добровольно, все равно остается ношей. Если же кто-то предлагает ее с тобой разделить, почему таким предложением не воспользоваться?
   — Ну, слушай, справедливости ради следует сказать, что я знаю несколько больше, чем тебе рассказал. Вообще-то я дал Михаилу слово молчать и, выходит, не сдержал его. На самом деле Михаил тебя любит. По-настоящему.
   — По-своему, — поправила она.
   — Пусть будет по-своему. И недоумевает, почему ты от него ушла. Кстати, на его месте я бы тоже удивился. Ни разу я не видел его с какой-то другой женщиной, и все наши знакомые считают его примерным семьянином.
   — А ты считаешь, что от мужа можно уйти только в одном случае — в случае его неверности?
   — Ну а что еще может быть?
   — Это все, что ты мне можешь сказать? — сухо поинтересовалась Тоня.
   — Я думал, что так легче подтолкну тебя к откровенности.
   — Тогда расскажи, как вы познакомились с Михаилом и сколько лет уже друг друга знаете?
   Лавр наморщил лоб, вспоминая и подсчитывая, и ответил на второй вопрос:
   — Восемь лет.
   — И ты все о нем знаешь?
   — Многое. А познакомились мы на вечере в честь открытия банка, в который я накануне устроился… Да, кстати, я был на вашей свадьбе.
   — Я помню… Но потом мы нечасто виделись, не так ли?
   Он замешкался, словно вспомнил о том, что говорить ей не следовало.
   — Вначале у вас был медовый месяц, потом… потом у меня в семье начались нелады с женой, потом развод — куча негативных эмоций, когда никого не хочется видеть.
   — А ты знаешь, что Михаил работал в ФСБ?
   — Знаю. Когда мы с ним познакомились, он еще служил, а потом у него что-то случилось с глазами, и ему пришлось уйти в запас. Ну и, само собой, я помог ему устроиться в наш банк…
   Тоня помнила, что случилось. Ничего не случилось. Это ему один друг-офтальмолог посоветовал, как закосить от службы. Мол, никто не догадается, в чем дело. Научил, какие таблетки попить накануне комиссии…
   — Тебе надоела твоя служба? — тогда спросила мужа Тоня.
   — Надоела? Да она стала для меня смертельно опасной.
   — Почему? — Тоня испугалась.
   — Ах, Тато, оно тебе нужно?..
   Тоня обиженно отвернулась.
   — Ну ладно, скажу в двух словах. Я сдуру влез в одно дело — ты заметила, у нас появились деньги, причем очень неплохие деньги, — и теперь та сторона пытается меня шантажировать. Если коллеги узнают, мне несдобровать. Вам, штатским, деньги зарабатывать не в пример легче. В том смысле, что для этого не обязательно торговать государственными секретами…
   Тоня ничего толком не поняла, кроме того, что Михаил делал что-то противозаконное. И отчего-то была уверена, будто в этом нет ничего страшного. Государственный секрет! Не то чтобы она не была патриоткой, но для себя объяснила: это нечто, нарочно засекреченное, и никому особого вреда не будет, если о секрете узнает кто-нибудь еще. Это же не убийство, не кража со взломом. Подумаешь, какие-то бумаги! Или даже одна бумага…
   В общем, она отнеслась к его откровению легкомысленно. И наверное, зря.
   Но при чем здесь Элина? Почему Тоня не удивилась связи Михаила с этим преступлением и не усомнилась в том, что он может быть в нем замешан?
   Интуиция. Тонина интуиция все время давала о себе знать. Это она твердила, что Михаил — опасный человек. В том числе и для собственной жены…
   Она не знала, что рассказывать Лавру. А вдруг он — тот, кто тоже служит в ФСБ, тайно, и теперь ждет ее откровений с совсем другой целью, чем помощь ей, Антонине Титовой?
   — Так это ты остановился у Маши? — спросила она совсем не то, чего он от нее ждал.
   — У Маши? Да, она, как я теперь понимаю, твоя соседка. Я жил у нее уже два дня, но и не подозревал, что и ты здесь живешь.
   — И тебя не удивила наша встреча?
   — Удивила, — он говорил медленно, подбирая слова, — но обычно я осторожен в чувствах. А к тому же не знал, что известно о тебе тому же директору совхоза. Вырвавшееся невзначай слово могло нанести тебе вред.
   — Благодарю, ты и в самом деле никакого вреда мне не нанес.
   Неожиданно это получилось у нее с долей ехидства. Они замолчали. Причем Лавр с явным ожиданием.
   — Скажи, ты сейчас свободен? — наконец спросила его Тоня.
   — Конечно, ты можешь мной располагать.
   В его речи встречаются прямо какие-то старорежимные обороты.
   — Мне нужно сходить к моей подруге. Ты не проводишь меня?
   — С удовольствием. Только поменяю свои мокрые кроссовки на сухие туфли. Подожди меня, я скоро.
   Он поднялся и стал снимать носки, что оказалось не очень легким делом. Носки прямо-таки впечатались в его ноги. То есть стали «уседать» прямо на его распаренных ступнях.
   — Иди в них, — предложила Тоня.
   — Но как же…
   — Обыкновенно. Твои кроссовки мокрые, так что носки тоже намокнут и легко снимутся.
   Он вышел, а у Тони зазвонил телефон. Но ведь она так и не заплатила за него, тогда почему телефон включили?
   — Здравствуй, Тато! — сказала трубка голосом ее мужа, видимо, пока все еще не бывшего, если судить по обмолвкам Лавра. — Ну и долго ты будешь торчать в этой дыре?
   Не выдержал. Готовил, готовил свое торжественное появление и вдруг позвонил.
   — Долго, — решительно отозвалась она. — Это ты заплатил за телефон?
   — За год вперед, — произнес он, — если у тебя нет денег даже на коммунальные платежи…
   — Ты нашел мое согласие на развод? — перебила она.
   — Нашел. И порвал.
   — Но почему?
   — Потому что ты слишком легко думаешь от меня отделаться!
   Странно он говорит — отделаться, как будто он не ее муж, а просто назойливый посетитель.
   — Легко? Я оставила тебе все!
   — Я не дам тебе согласия на развод.
   — А у нас не царская Россия. Нас разведут и без твоего согласия.
   — И как же ты будешь жить… без мужчины? Или ты уже присмотрела себе кого-нибудь?
   — Никого я не присмотрела!.. К тому же, поскольку нам предстоит развод, твой вопрос попросту бестактен.
   — Будешь ходить ночами по поселку и ждать, что тебя опять кто-нибудь трахнет! — Он расхохотался.
   — Так это был ты! — поняла Тоня даже прежде, чем он окончил свою фразу. — Свинья! И после этого ты смеешь говорить, что ничего плохого мне не делал?!
   — По крайней мере я пальцем тебя не трогал! — Он опять рассмеялся. — Странно, мне казалось, что тебе понравилось.
   От возмущения она в момент забыла о своем страхе. В голове у нее билась мысль: как он посмел?! И после этого кто-то вроде Лавра может думать, что муж Тоню любит?!
   Но почему она сразу не догадалась, что это Михаил? Неужели так плохо его знает?
   — Кстати, мы с тобой сидели за одним столом, и ты меня не заметила, не так ли? И между прочим, я строго-настрого запретил Надежде подвозить тебя домой…
   — Хочешь сказать, что вы с ней в сговоре?
   — А куда она денется? Я же все-таки профессионал. По крайней мере заставить человека работать на меня я еще могу. После того, что она натворила в Америке, она на всю жизнь у меня в долгу.
   — А при чем здесь ты?
   — При том, что я могу обеспечить ей серьезные неприятности.
   — Надо же, я и не знала, что ты такой всемогущий! Странно, что Надежда поверила в твою сказку.
   Он довольно проурчал:
   — Такой вот я забавный зверек!
   — Ты откуда звонишь? — спросила Тоня, помолчав. Он, кстати, и не торопил ее, психолог!
   — Я буквально за два дома от тебя. Ну так что, встретимся?
   — Мне сейчас некогда. Я ухожу.
   — Хорошо, встретимся вечером. Надеюсь, ты откроешь мне калитку.
   — Я выпущу Джека!
   — Ты забыла, что это в некотором роде и мой пес. По крайней мере он не станет на меня бросаться, как на чужого.
   — Он понимает, что ты мне уже не родной.
   — Что ж, тогда придется его пристрелить!
   — Я заявлю в милицию!
   — На тему?
   — Что ты мне угрожаешь.
   — Кто тебе нашел такую ерунду? Мы с тобой прожили пять лет, я тебе слова плохого не сказал. Не говоря уже о том, чтобы поднять на тебя руку. Молчишь? Кстати, а почему ты все-таки от меня ушла?
   Тоня увидела, как в калитку входит Лавр, и, торопясь, заговорила:
   — Хорошо, в восемь вечера у моей калитки. Я отвечу на все твои вопросы.
   — Вот это другое дело! — Было слышно, как он довольно улыбается. — Тогда до вечера!.. Интересно, куда это ты так торопишься?
   Тоне захотелось нагрубить ему. Например, сказать: не твое собачье дело! Но она не привыкла так разговаривать. Пусть кое-кто и говорит, что Титова переменилась, но не настолько же, чтобы не оставаться самой собой.
   Лавр остановился у входа и ждал, когда Тоня сбежит по ступенькам.
   — Пошли?
   Она почему-то не могла заставить себя звать его Гришей — глупость какая-то, а Лавром он сам просил его не называть.
   Почему вообще она взяла его с собой?
   — Послушай… э… может, у тебя какие-то свои дела, а я тебя за собой таскаю?
   — Нет у меня сегодня никаких дел. Завтра поеду с машиной и автокраном, привезем фигуру в ваш сад камней.
   — Постой, я даже не знаю, где он будет находиться. Надо же было, наверное, хотя бы площадку подготовить…
   — Я слышал краем уха, как Леонид давал команду засыпать гравием площадку позади какой-то мастерской.
   Вот оно что! У Тони поднялось настроение, хотя Леонид Петрович мог бы и с ней посоветоваться, где сад устраивать. Мастерская располагалась недалеко от конторы совхоза, а за ней находился пустырь — когда-то через него шла железнодорожная ветка, которую за ненадобностью бросили, и она просто зарастала травой, пока местные жители не докумекали, что брошенный путь больше никому не понадобится, а значит, и рельсы можно разобрать и выгодно продать сборщикам металлолома.
   С одной стороны, хорошо, что добровольцы в момент очистили от ржавых железяк все подворье совхоза, а с другой стороны, рачительные хозяева могли все это сделать и сами. И получить прибыль.
   — А, нехай воруют! — махнул тогда рукой директор. — Так нам и надо! Все равно не уследишь. Ведь это к каждой железке надо охранника ставить. Зато вон какую площадку освободили. Заодно ведь вместе с рельсами и шпалы сперли!
   Хорошая получилась площадка, и директор правильно решил ее под сад камней использовать. Окружить ее потом легкой изгородью… Уж камни-то воровать не станут… В отличие, кстати, от Тониных скульптур. Нет, пока ей не покажут, как они будут защищены, ни одной скульптуры она для музея не отдаст!
   Тоня разговаривала с Лавром и прилежно старалась думать о каменных изваяниях, но как бы вторым планом метались мысли о Надежде: как она могла? Тоня подозревала подругу по мелочам, а оказывается, та предала ее, едва сойдя с трапа самолета. Правда, против Михаила ей трудно было сдюжить. Тем более что она сдуру рассказала ему все в расчете на помощь. А вместо этого попала в зависимость. Впрочем, он мог бы и в самом деле помочь ей, чтобы еще крепче к себе привязать.
   — Мы куда идем? — поинтересовался Лавр.
   — К Наде. Моя подруга приехала из Америки и тоже здесь поселилась. Ты, наверное, забыл: вы виделись с ней на нашей свадьбе.
   — Может, и виделись, — согласился он. — Мы просто идем в гости?
   — Нет, я иду ее убивать, и мне нужен свидетель, что смерть ее не будет слишком мучительной.
   — Это у тебя шутка такая?
   — Это у меня правда такая!
   Тоня остановилась.
   — Послушай, Лавр, — опять она забыла насчет имени, — наверное, тебе идти со мной не стоит.
   — Нет, я пойду.
   — Говорю же тебе, ничего хорошего в нашей с ней встрече не будет.
   — Тем более. Я не могу оставить тебя в таком настроении.
   — Да почему не можешь-то? — Она начала злиться. — Кто я тебе?
   — Жена моего друга.
   — Но ведь не твоя жена?
   — Кто знает, что будет потом?
   — Странный ты! Что-то есть в твоем рассказе ненатуральное. Михаил предложил тебе поехать черт-те куда, и ты поехал…
   — Он предложил хорошие деньги.
   — Но ты сделал все, что он тебе поручил, а все еще остаешься здесь.
   — Остаюсь, — согласился он. — Леонид предложил хорошие деньги всего за несколько дней работы…
   — Один предложил хорошие деньги, другой предложил… Ты что, бедствуешь?
   — Пока нет.
   — А вот скажи, — не унималась Тоня, — если бы тебе предложили жениться на женщине за деньги, ты бы это сделал?
   — Не знаю.
   Он демонстративно пожал плечами. Тоне хотелось вывести его из себя, но это ей никак не удавалось. Наоборот, чем больше злилась Тоня, тем веселее становился он.
   — Ты в самом деле идешь ссориться с этой Надеждой?
   — В самом деле. Только не знаю, с чего начать: перебить у нее стекла в теплицах или в доме?
   — А почему не подраться, ну там вырвать клок волос, расцарапать физиономию?..
   — Не получится, — задумчиво произнесла Тоня. — Она сильнее меня. И дольше занимается физической работой. Я видела, как она одного мужика на днях приложила… Нет, мне против нее не устоять.

Глава шестнадцатая

   Надежда увидела их издалека. Она стояла на лестнице и подавала какой-то инструмент мужчине, сидевшему на стеклянной крыше.
   — Видишь, вот она, теплицы ремонтирует.
   Надя замахала им руками и быстро сбежала с лестницы.
   — Антошка! — Она побежала навстречу подруге и ее спутнику, но, не встретив в ответ должного энтузиазма, на полпути остановилась, вглядываясь в лицо Тони. — Ты виделась с Мишкой?
   — А ты в глаз хочешь? — тем же тоном поинтересовалась у нее Тоня.
   — Но, Тато! — Отчего-то Надежда совсем не испугалась грозного вида Тони. — Ты, как всегда, предлагаешь экстрим. Ведь мы могли бы просто сесть и поговорить… — Она скосила глаз на Лавра. — Это же друг Михаила?
   — Ну и что?
   — Он как будто тебя конвоирует.
   — Не говори глупости. Он со мной как свидетель.
   — Свидетель чего?
   — Того, как я превышаю пределы необходимой обороны.
   — Ты говоришь прямо как Костя. Тот тоже все квалифицирует под ту или иную статью. Даже в шутках не может забыть, что он мент.
   — Не заговаривай мне зубы! Я требую объяснений.
   Надя состроила гримасу, мол, что с тебя возьмешь, а Тоня рассердилась еще больше, потому что опять не смогла обойтись без цветистости выражений.
   — Ну хорошо, давай хотя бы присядем. В беседке. Ты хочешь говорить при нем?
   — Этого человека зовут Лавр. Или Гриша.
   Надя, не выдержав, прыснула и протянула ему руку.
   — Меня зовут Надежда. Или Мирандолина.
   — Мандолина тебя зовут!
   — Я не поняла, это оскорбление или новая кличка?.. Зачем все-таки ты привела… Гришу?
   — Чтобы он удерживал меня всякий раз, когда мне захочется тебя убить.
   — А… Тато, не делай сама себе комплиментов. На такое ты не способна… Нет, послушай, в конце концов между нами могут быть секреты? Что же мне говорить при постороннем человеке?.. Кстати, очень красивом мужчине.
   — Я тебе помогу. Видишь ли, Гриша, Надя убила своего американского мужа и теперь боится, что об этом кто-нибудь узнает.
   Надя побледнела, но быстро справилась с собой, криво улыбнувшись. Потом открыла рот, и сразу стало ясно, что ее не так-то просто сбить с толку.
   — Ладно, если тебе так хочется сливать меня в отстой, флаг тебе в руки! Расскажу вкратце: я встретила в аэропорту твоего мужа. Он как раз прилетел из Питера. Я вывозила из багажного отделения свой чемодан на колесах и почти нос к носу столкнулась с ним. Он мне обрадовался…
   — Странно, прежде вы, помнится, не очень любили друг друга.
   — А теперь он, видимо, был рад всякому, кто мог бы сказать о тебе хоть что-то. А я рада была рассказать свою беду человеку, который умеет хранить тайны… в отличие от тебя…
   — Я согласна, это удар ниже пояса, но мне хотелось хоть как-то стереть с твоего лица эту ухмылку превосходства… Постараюсь впредь держать себя в руках.
   — А что тут рассказывать? Увы, я не знала, что ты от него сбежала, а когда узнала, не сразу поверила. Сидела с ним в зале аэропорта и причитала, что мне негде спрятаться. Михаил и говорит: а почему бы тебе не поехать к Тато?
   — Так это Михаил все придумал? А я еще удивилась, что ты, можно сказать, прямо из аэропорта и сюда.
   — Я не сразу сообразила, что он на самом деле не знает, где тебя искать. Попыталась узнать, где ты, а он перевел разговор на мои проблемы. Ты же знаешь, у него это ловко получается.
   — Знаю, — согласилась Тоня. — Если он не хочет что-то говорить, ни за что у него это не узнаешь.
   — В общем, слово за слово, и я рассказала, что со мной случилось в Америке, а он обещал узнать, как там Грэг, ну и вообще…
   — Ну и как там Грэг?
   — Вроде бы умер.
   — Вроде бы?!
   Надя пожала плечами:
   — Ты же знаешь, что я не могу верить этому на сто процентов. Михаил так сказал, но откуда он узнал? Что у него, в каждом американском штате своя служба информации?
   — Да уж наверняка нет. А что он еще сообщил, какие-нибудь подробности?
   — Сообщил. Якобы власти решили, будто от того, что я уехала, он покончил жизнь самоубийством.
   — Вот тебе повезло!..
   — Да уж! — Надя смотрела без улыбки, но Тоня отвела взгляд — ей не нравилось, как она сама себя ведет.
   — Прости, я тебя перебила. Итак, вы договорились, сидя в кафе, что ты заедешь к моим родителям и возьмешь мой адрес.
   — Да. Миша все-таки сказал, что вы поругались из-за какой-то ерунды и ты уехала, не сказав ему куда. Добавил, что ты уже сто раз о своем поступке пожалела, но гордость не позволяет тебе в этом признаться. Он сам меня отвез к твоим родным, и через десять минут я уже вышла к нему с бумажкой, на которой был записан твой адрес и телефон. Но телефон не отвечал, и потому мне пришлось ехать наудачу.
   — На такси?
   — Твой муж временно поменялся со своим знакомым машинами.
   — Зачем, ну зачем ему это было нужно?! А если бы я его узнала?
   — Нет, он хорошо умеет менять свою внешность. — Надя, что-то вспомнив, хихикнула, но тут же взяла себя в руки. — И потом, едва я вышла из машины, как он отъехал. Так что ты в любом случае не успела бы его разглядеть.
   — Вот так нас, Гришенька, сдают те, кого мы считаем друзьями.
   — Интересно, перед кем это ты распинаешься! — усмехнулась Надя. — Этот человек — кто? — ты забыла, друг твоего мужа. А ты разоткровенничалась, лапками засучила — опомнись, Тоня, уж если я тебе не друг, то тогда не он же! Вот этот перебежчик? Если, конечно, не шпион.
   — Спасибо, леди, — церемонно поклонился Лавр.
   — И потом… Ты думаешь, твой муж никого не убивал?
   Тоня вздохнула. Она думала, что убивал. Она именно поэтому и сбежала от него, боялась, что рядом с ним и она сама не в безопасности.
   — Друг, наверное, слишком громко сказано, — подал голос Лавр. — Мы скорее приятели. Но в любом случае я не побегу тотчас доносить ему, что тут услышал.
   — Тотчас? В каком смысле? Он все еще в Раздольном? А мне говорил, что только на тебя взглянет и тотчас уедет.
   — В Раздольном! — Тоня обреченно взмахнула рукой. — И вечером мы с ним встречаемся. Если бы ты знала, как мне этого не хочется!
   — Так не ходи… Впрочем, ты права. В поселке не спрячешься, это тебе не большой город.
   — А как он оказался на твоем новоселье?
   — Нашел меня, приперся вместе с Костей, вот что странно.
   — Ничего странного, он тоже все-таки из органов, хоть и несколько из других… Как же я его не заметила?
   — А он нарочно пришел позже, когда мы все во дворе танцевали. Сидел все время за Саней Грохотовым, за которым можно спрятаться, как за старым дубом… И потом он был в гриме.
   — Господи, сколько стараний, и все только для того, чтобы я его не узнала?
   — Видимо, ты права. — Надя сопроводила свою фразу пожатием плеч. — Хотя все это для меня тоже загадка.
   Ну да, за Тоней в этот вечер ухаживал один вдовец. Вячеслав Зеленский, замдиректора совхоза по производству. Наверное, он вдруг разглядел в ней черты будущей жены и матери его троих детей.
   Тоню забавляли его ухаживания. Человек, пятнадцать лет проживший с женой и не позволявший себе смотреть на сторону, ухаживал тоже старомодно. Видимо, по его мнению, раз Тоня принимает ухаживания — то есть идет с ним танцевать, позволяет слегка прижать к себе, — это и есть ее согласие на дальнейшее развитие отношений.
   Наверное, Михаил ее приревновал. Или… Вообще непонятно, что ему было нужно. Уехала Тоня из дома и уехала, ничего с собой не взяла, никому о своих подозрениях в адрес мужа ничего не рассказала. Он считал ее опасной или опять воспылал прежним чувством?
   Насчет опасности скорее всего она нафантазировала. И убийство Элины связала с Михаилом… Чего бы вдруг ему убивать ее, если, пустив в ход логику, можно вполне объяснить присутствие в его тайнике Эллиной дарственной. Например, он мог дать ей денег взаймы. Чтобы она расплатилась со своими должниками. А деньги дал под залог собственности. Квартира, видимо, все, что у Элины оставалось…
   Но под всем этим легким сооружением, основанным исключительно на ее домыслах, хоронилась тяжеленная чугунная плита ее понимания, точнее, озарения, что она целых пять лет прожила не только с чужим по духу человеком, но и с человеком потенциально опасным.
   Ведь иной женщине и в голову бы не пришло подозревать своего мужа в том, что он может кого-то убить. Скорее наоборот, она с пеной у рта должна была бы защищать его от кого бы то ни было, и даже от себя. Утверждать: «Нет, он не мог этого сделать!»
   А она говорит: «Мог!» Тогда, когда он этого не делал.
   И если Тоня спросит его: «Это ты убил Элину?», а он скажет: «Да ты что! Клянусь памятью матери, я ничего такого не делал!» — вот тогда она вернется к нему?
   Что, задумалась? То-то и оно!
   — Ну что? — Надя вопросительно посмотрела на нее. — Мир? Признайся, Тато, все равно бы он тебя нашел. И рано или поздно вытащил на откровенный разговор. Теперь же это почти пройденный этап…
   У Тони вдруг вырвалось:
   — Да пойми ты, я его боюсь!
   Надя беспомощно оглянулась на Лавра, и тот сразу вклинился в разговор:
   — Думаю, мне стоит находиться где-нибудь поблизости, когда вы будете разговаривать.
   — Между прочим, это мысль, — подхватила Надя, — кто его знает, может, твой страх не на пустом месте растет. Или ты против?
   — Нет, я не против. — Тоня посмотрела в глаза Лавру; пусть думает о ней все, что хочет, и что она трусиха, истеричка, она все снесет, если будет точно знать: в трудную минуту будет кому прийти ей на помощь.
   — Вы встречаетесь у тебя дома? — спросила Надя.
   — Нет, думаю прогуляться к улице Мира.
   — Это та, что на краю пропасти? На ночь глядя? — удивилась Надя. — Ты что, нарочно провоцируешь его?
   — На что провоцирую?
   Надя запнулась, подбирая слова:
   — Мало ли… Может, ты его чем-то очень разозлила. Возьмет и столкнет тебя ненароком… Боже, что я говорю!
   — Иными словами, ты все-таки допускаешь, что он может причинить мне зло?
   — Во всяком случае, я думаю, что мне тоже надо быть поблизости.
   — Можно подумать, ты сумеешь предотвратить неизбежное.
   — Девушки, — подал голос Лавр, — а вам не кажется, что вы далеко зашли? Михаил, может быть, не слишком порядочен, но то, что он не дурак, вы, по-моему, не станете оспаривать?
   — Не станем, — согласилась Надя, но, кажется, осталась при своем мнении. — Извините, ребята, мне надо вернуться.
   Она оглянулась на свой участок, где на стеклянной крыше сидел и не спеша покуривал какой-то мужчина.
   — Ты все-таки решила со мной не откровенничать, — констатировал Лавр, когда они вдвоем возвращались к Тониному двору.
   Сказал с некоторой обидой, так что Тоня даже почувствовала себя виноватой.
   Она уже собиралась рассказать ему все как на духу, когда увидела мчащийся к ним на всех парах джип директора совхоза.
   Водитель в машине оказался один, но при виде Тони и Лавра крикнул:
   — Я вас везде ищу! Леонид Петрович приказал найти и доставить.
   — Обоих? — спросила Тоня.
   — Сказал: привези городского механика, а если Титова будет поблизости, захвати и ее.
   — Поехали, — решила Тоня, открывая дверцу. Лавр помог ей сесть в машину, а сам обошел джип с другой стороны и сел рядом с водителем.
   Обиделся, что ли?
   А она никак не решалась начать разговор, потому что все события, связанные с Михаилом, постороннему человеку показались бы… неконкретными, что ли.
   То есть предложи он объяснить по пунктам, в чем провинился перед ней Михаил, доказанным получится лишь наличие тайника. Все остальное — сплошные ее домыслы.
   Может, Лавр вслух и не скажет, но мысленно посмеется над ней: это же надо, какая выдумщица! Нет, до разговора с Михаилом она никому о своих сомнениях не скажет!