Как в таких случаях водится, экспромт удался. Валентин ел и нахваливал. Потом поцеловал.
– Спасибо, Рыжик, никогда не ел такого вкусного завтрака.
Он пошел одеваться и, уже взявшись за ручку двери, повернулся к ней:
– Наташа, а ты не будешь возражать, если после работы я приду опять?
– Не буду, – просто сказала она.
Но когда он ушел, ее стали терзать сомнения.
Прежде в своей жизни Наташа не делала ничего такого, за что ее могли бы осуждать. До той самой роковой субботы.
Вообще до встречи с Пальчевским ее жизнь была ясна и определенна. И правильна. За Константина Рудина она вышла замуж девственницей, потому что считала, что принадлежать лишь бы кому оскорбительно.
Если бы не погиб Костик, они прожили бы вместе до глубокой старости, окруженные толпой любящих детей и внуков. Этакие ничем себя не запятнавшие патриархи города.
Наташа вспомнила, что и ее бабушка по материнской линии всегда боялась людской молвы. «Что скажут люди?» – восклицала она в минуты, когда кто-то из членов семьи вел себя не так, как принято.
Вот и она сейчас думала: «Что скажут люди, если Валентин останется жить у меня? Дождалась Тамарка подлянки от лучшей подруги. Все бабы стервы, правильно Аллегрова поет!»
Но из угрызений, как говорится, каши не сваришь. А ведь ей и в самом деле надо что-нибудь сварить к приходу Валентина.
Она оделась и пошла в магазин. А точнее, шмыгнула в магазин. Все-таки у нее не все дома. Казалось, и продавцы, и покупатели только на нее и пялятся с осуждением. Если не умеешь держать удар, чего тогда лезть в драку? Взяла бы и позвонила Пальчевскому, мол, не приходи больше ко мне, я передумала... Не борец ты, Рудина, нет, не борец!
Но пока она так угрызалась, руки привычно делали знакомую работу по приготовлению обеда. К часу дня позвонил Валентин.
– Это госпожа Рудина? – спросил он нарочно официальным голосом.
– Она самая, – пискнула Наташа.
– Рекомендую вам из дома никуда не отлучаться. Вас посетит с дружественным визитом главный механик парфюмерной фабрики.
– И что он будет у меня делать?
– Монтировать на дому линию по производству крепких объятий и горячих поцелуев.
– Импортную?
– Отечественную.
– А презентация будет?
– Непременно. С французским коньяком, полученным мною от французского коллеги в знак признания заслуг как монтажника... Кстати, госпожа Рудина, вами мои заслуги никак не отмечены.
– Комиссия рассмотрит ваш вопрос, – сказала она строго.
– Понятно, – шутливо вздохнул он, – на родине прославиться куда как труднее. А большая коробка ассорти Бабаевской кондитерской фабрики не смягчит выводы комиссии?
– Смягчит, – подумав, сказала Наташа, – она, возможно, от себя кое-что добавит. Например, отбивные котлеты с картошкой фри. Главный механик это любит?
– Из рук комиссии он станет есть даже отраву.
– Я подозревала, что тебе не слишком понравилась моя кухня, но чтобы настолько...
Они дурачились как маленькие, находя особую прелесть в приколах и намеках, понятных только им.
А потом, когда Валентин пришел, у Наташи все было готово, и она накрыла стол, как обычно в праздник.
– Сказал Жюлю: извини, не могу больше задерживаться, меня ждут, – рассказывал Валентин, с аппетитом поедая Наташину стряпню, – а он: я понимаю, технологическая линия может подождать, любимая женщина ждать не должна. Согласись, французы – истинные ценители жизни.
– Наверное, – улыбнулась Наташа, глядя в его сияющие глаза.
Господи, ну отчего так: ей хорошо, а сердце сжимается от какого-то безотчетного страха.
Она всегда была трусихой, чего уж там! И знала, что не умеет противостоять напору судьбы. Ей легче было спрятаться в раковину и замереть там, ожидая, что все разрешится само собой. Потому так тяжело и перенесла смерть мужа. Сразу будто рухнула каменная стена, за которой она в браке была. И за этой стеной ей ничего не было страшно.
Теперь же Наташа будто голая на виду у всех.
Может, оттого, что до сих пор особой воинственности от нее и не требовалось? За что было бороться? За оценки в институте? Так она всегда хорошо училась. Правда, имей Наташа борцовский характер, могла бы еще в школе побороться за золотую медаль. Но нет, удовлетворилась серебряной.
Бороться за жениха? Но они с Костей как стали на втором курсе института встречаться, так и поженились спустя два месяца. Никто из них ни разу не пытался взглянуть в чью-нибудь сторону. И здесь обошлось без борьбы.
Она так задумалась, что на время потеряла даже нить разговора с Валентином.
– ...только съезжу во Францию, – говорил он.
– Во Францию? – неприятно удивилась Наташа.
– О чем я тебе и толкую. Это ненадолго, всего на неделю. Не успеешь соскучиться, как я вернусь. И привезу тебе что-нибудь... французское.
Он думал, что она засмеется, но Наташа из-за этой своей тревоги никак не могла обрести прежнюю легкость в отношениях. Потому, наверное, она заговорила с ним резким, неприятным тоном:
– А это обязательно – ехать?
– Ты что, Наташа! – Он не мог понять, почему она так с ним разговаривает, и слегка обиделся. – Кто же от таких поездок отказывается? Как говорят в анекдоте, халява, сэр!
Наташа опять не засмеялась. Но, посмотрев на его расстроенное лицо, спохватилась:
– Прости.
Действительно, класть на одну чашу весов ее женские страхи и бесплатную поездку во Францию... Все расходы оплачивает приглашающая сторона. Валентин заслужил эту поездку. Он столько перестрадал, перемучился. Судьба вознаграждает его за все стрессы. Можно подумать, она никогда не была одна. Не то что неделями, годами...
Валентин, наверное, под влиянием ее настроения, тоже задумался.
– Наташка, чего я тоску нагоняю! До этой поездки еще пять дней! Мы с тобой еще столько всего успеем.
– Чего – всего? – поинтересовалась она лукаво.
– Того!
Он подхватил ее на руки и закружил по комнате.
– Вот увидишь, все у нас будет хорошо!
Но в глубине души Валентин тоже ощущал всякие нехорошие предчувствия, которые всеми силами старался подавить.
Он и на поездку во Францию согласился для того, чтобы хоть на время отдалить от себя все ЭТО. Разборки, угрозы Тамары, ожидание неминуемого скандала, который произойдет, как ни пытайся его предотвратить. Ведь он обманет ожидания супруги и не сдастся, как прежде, на ее уговоры, и не остановится ни перед чем...
– Вот послушай, что я думаю, – сказал он, принимаясь за десерт. – Через два месяца состоится второе слушание суда. Это будет начало марта. На другой же день мы идем в загс и подаем заявление...
– Ты делаешь мне предложение? – уточнила Наташа.
Вообще-то ей хотелось, чтобы такое важное событие не происходило между прочим и не выглядело таким образом, будто Наташе нужно только одно: регистрация! А какие чувства на это их подвигнули, вовсе не важно.
Что же это получается, он сравнивает ее со своей Тамарой? Думает, она ради штампа в паспорте удавится?!
Валентин не понимал, отчего между ними возникла эта натянутость, и тщетно пытался поймать Наташин взгляд.
– Я сказал что-то не то?
– А почему мы с тобой непременно должны регистрироваться? – спросила она. – И вообще за два месяца столько воды утечет.
Говорят, обычно людей раздражают в других собственные недостатки. Валентин тоже готов идти проторенным путем, и он тоже не боец. Быстренько-быстренько в загс, вот вам и новая семья!
– А что ты предлагаешь? – растерянно спросил он.
– Можно пожить гражданским браком.
– Нет, Наташа, я так не хочу, – жалобно протянул он. – Я хочу, чтобы мы с тобой вместе поехали в отпуск. Чтобы могли остановиться в любой гостинице как супружеская пара, никому ничего не объясняя. Я хочу... чтобы у нас с тобой были дети... Или ты не хочешь детей?
Он споткнулся об эту последнюю фразу, и Наташа теперь знала почему. Валентин, наверное, всегда хотел детей, и, уж конечно, будучи сам сиротой, хотел их именно в браке. Он мечтал, чтобы у него была полноценная семья.
Ну чего она вредничает? Видно же, что Валентин ее любит. Она хочет, чтобы он кричал об этом? Бился в стенку лбом?
– Я люблю тебя, Наташа. И понимаю, как тебе должно быть неприятно все то, что нашему будущему браку предшествует, но, знаешь, я верю, что время – лучший доктор. У нас с тобой все будет хорошо, вот увидишь!
Он встал, обошел стол с другой стороны и опустился на колени подле табурета, на котором она сидела.
– Наташенька, скажи, ты хочешь быть моей женой?
Она посмотрела в его глаза, которые стекла очков делали беспомощными, и сказала:
– Я трусиха. Я страшно боюсь загадывать. Давай ничего не говорить о браке до того, пока вас с Тамарой официально не разведут.
– Но ведь это все равно случится, – горячо сказал он, – нет такого закона, чтобы человека держать в браке насильно.
– Тем более что подождать надо совсем немного. Меньше двух месяцев.
– Одного месяца и трех недель!
– Тем более. А за это время мы как раз проверим свои чувства, хорошо?
– Хорошо, – с некоторым разочарованием кивнул он.
Ему хотелось от нее заверений и тоже признаний в любви, но Наташа никак не могла заставить себя это ему сказать.
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
– Спасибо, Рыжик, никогда не ел такого вкусного завтрака.
Он пошел одеваться и, уже взявшись за ручку двери, повернулся к ней:
– Наташа, а ты не будешь возражать, если после работы я приду опять?
– Не буду, – просто сказала она.
Но когда он ушел, ее стали терзать сомнения.
Прежде в своей жизни Наташа не делала ничего такого, за что ее могли бы осуждать. До той самой роковой субботы.
Вообще до встречи с Пальчевским ее жизнь была ясна и определенна. И правильна. За Константина Рудина она вышла замуж девственницей, потому что считала, что принадлежать лишь бы кому оскорбительно.
Если бы не погиб Костик, они прожили бы вместе до глубокой старости, окруженные толпой любящих детей и внуков. Этакие ничем себя не запятнавшие патриархи города.
Наташа вспомнила, что и ее бабушка по материнской линии всегда боялась людской молвы. «Что скажут люди?» – восклицала она в минуты, когда кто-то из членов семьи вел себя не так, как принято.
Вот и она сейчас думала: «Что скажут люди, если Валентин останется жить у меня? Дождалась Тамарка подлянки от лучшей подруги. Все бабы стервы, правильно Аллегрова поет!»
Но из угрызений, как говорится, каши не сваришь. А ведь ей и в самом деле надо что-нибудь сварить к приходу Валентина.
Она оделась и пошла в магазин. А точнее, шмыгнула в магазин. Все-таки у нее не все дома. Казалось, и продавцы, и покупатели только на нее и пялятся с осуждением. Если не умеешь держать удар, чего тогда лезть в драку? Взяла бы и позвонила Пальчевскому, мол, не приходи больше ко мне, я передумала... Не борец ты, Рудина, нет, не борец!
Но пока она так угрызалась, руки привычно делали знакомую работу по приготовлению обеда. К часу дня позвонил Валентин.
– Это госпожа Рудина? – спросил он нарочно официальным голосом.
– Она самая, – пискнула Наташа.
– Рекомендую вам из дома никуда не отлучаться. Вас посетит с дружественным визитом главный механик парфюмерной фабрики.
– И что он будет у меня делать?
– Монтировать на дому линию по производству крепких объятий и горячих поцелуев.
– Импортную?
– Отечественную.
– А презентация будет?
– Непременно. С французским коньяком, полученным мною от французского коллеги в знак признания заслуг как монтажника... Кстати, госпожа Рудина, вами мои заслуги никак не отмечены.
– Комиссия рассмотрит ваш вопрос, – сказала она строго.
– Понятно, – шутливо вздохнул он, – на родине прославиться куда как труднее. А большая коробка ассорти Бабаевской кондитерской фабрики не смягчит выводы комиссии?
– Смягчит, – подумав, сказала Наташа, – она, возможно, от себя кое-что добавит. Например, отбивные котлеты с картошкой фри. Главный механик это любит?
– Из рук комиссии он станет есть даже отраву.
– Я подозревала, что тебе не слишком понравилась моя кухня, но чтобы настолько...
Они дурачились как маленькие, находя особую прелесть в приколах и намеках, понятных только им.
А потом, когда Валентин пришел, у Наташи все было готово, и она накрыла стол, как обычно в праздник.
– Сказал Жюлю: извини, не могу больше задерживаться, меня ждут, – рассказывал Валентин, с аппетитом поедая Наташину стряпню, – а он: я понимаю, технологическая линия может подождать, любимая женщина ждать не должна. Согласись, французы – истинные ценители жизни.
– Наверное, – улыбнулась Наташа, глядя в его сияющие глаза.
Господи, ну отчего так: ей хорошо, а сердце сжимается от какого-то безотчетного страха.
Она всегда была трусихой, чего уж там! И знала, что не умеет противостоять напору судьбы. Ей легче было спрятаться в раковину и замереть там, ожидая, что все разрешится само собой. Потому так тяжело и перенесла смерть мужа. Сразу будто рухнула каменная стена, за которой она в браке была. И за этой стеной ей ничего не было страшно.
Теперь же Наташа будто голая на виду у всех.
Может, оттого, что до сих пор особой воинственности от нее и не требовалось? За что было бороться? За оценки в институте? Так она всегда хорошо училась. Правда, имей Наташа борцовский характер, могла бы еще в школе побороться за золотую медаль. Но нет, удовлетворилась серебряной.
Бороться за жениха? Но они с Костей как стали на втором курсе института встречаться, так и поженились спустя два месяца. Никто из них ни разу не пытался взглянуть в чью-нибудь сторону. И здесь обошлось без борьбы.
Она так задумалась, что на время потеряла даже нить разговора с Валентином.
– ...только съезжу во Францию, – говорил он.
– Во Францию? – неприятно удивилась Наташа.
– О чем я тебе и толкую. Это ненадолго, всего на неделю. Не успеешь соскучиться, как я вернусь. И привезу тебе что-нибудь... французское.
Он думал, что она засмеется, но Наташа из-за этой своей тревоги никак не могла обрести прежнюю легкость в отношениях. Потому, наверное, она заговорила с ним резким, неприятным тоном:
– А это обязательно – ехать?
– Ты что, Наташа! – Он не мог понять, почему она так с ним разговаривает, и слегка обиделся. – Кто же от таких поездок отказывается? Как говорят в анекдоте, халява, сэр!
Наташа опять не засмеялась. Но, посмотрев на его расстроенное лицо, спохватилась:
– Прости.
Действительно, класть на одну чашу весов ее женские страхи и бесплатную поездку во Францию... Все расходы оплачивает приглашающая сторона. Валентин заслужил эту поездку. Он столько перестрадал, перемучился. Судьба вознаграждает его за все стрессы. Можно подумать, она никогда не была одна. Не то что неделями, годами...
Валентин, наверное, под влиянием ее настроения, тоже задумался.
– Наташка, чего я тоску нагоняю! До этой поездки еще пять дней! Мы с тобой еще столько всего успеем.
– Чего – всего? – поинтересовалась она лукаво.
– Того!
Он подхватил ее на руки и закружил по комнате.
– Вот увидишь, все у нас будет хорошо!
Но в глубине души Валентин тоже ощущал всякие нехорошие предчувствия, которые всеми силами старался подавить.
Он и на поездку во Францию согласился для того, чтобы хоть на время отдалить от себя все ЭТО. Разборки, угрозы Тамары, ожидание неминуемого скандала, который произойдет, как ни пытайся его предотвратить. Ведь он обманет ожидания супруги и не сдастся, как прежде, на ее уговоры, и не остановится ни перед чем...
– Вот послушай, что я думаю, – сказал он, принимаясь за десерт. – Через два месяца состоится второе слушание суда. Это будет начало марта. На другой же день мы идем в загс и подаем заявление...
– Ты делаешь мне предложение? – уточнила Наташа.
Вообще-то ей хотелось, чтобы такое важное событие не происходило между прочим и не выглядело таким образом, будто Наташе нужно только одно: регистрация! А какие чувства на это их подвигнули, вовсе не важно.
Что же это получается, он сравнивает ее со своей Тамарой? Думает, она ради штампа в паспорте удавится?!
Валентин не понимал, отчего между ними возникла эта натянутость, и тщетно пытался поймать Наташин взгляд.
– Я сказал что-то не то?
– А почему мы с тобой непременно должны регистрироваться? – спросила она. – И вообще за два месяца столько воды утечет.
Говорят, обычно людей раздражают в других собственные недостатки. Валентин тоже готов идти проторенным путем, и он тоже не боец. Быстренько-быстренько в загс, вот вам и новая семья!
– А что ты предлагаешь? – растерянно спросил он.
– Можно пожить гражданским браком.
– Нет, Наташа, я так не хочу, – жалобно протянул он. – Я хочу, чтобы мы с тобой вместе поехали в отпуск. Чтобы могли остановиться в любой гостинице как супружеская пара, никому ничего не объясняя. Я хочу... чтобы у нас с тобой были дети... Или ты не хочешь детей?
Он споткнулся об эту последнюю фразу, и Наташа теперь знала почему. Валентин, наверное, всегда хотел детей, и, уж конечно, будучи сам сиротой, хотел их именно в браке. Он мечтал, чтобы у него была полноценная семья.
Ну чего она вредничает? Видно же, что Валентин ее любит. Она хочет, чтобы он кричал об этом? Бился в стенку лбом?
– Я люблю тебя, Наташа. И понимаю, как тебе должно быть неприятно все то, что нашему будущему браку предшествует, но, знаешь, я верю, что время – лучший доктор. У нас с тобой все будет хорошо, вот увидишь!
Он встал, обошел стол с другой стороны и опустился на колени подле табурета, на котором она сидела.
– Наташенька, скажи, ты хочешь быть моей женой?
Она посмотрела в его глаза, которые стекла очков делали беспомощными, и сказала:
– Я трусиха. Я страшно боюсь загадывать. Давай ничего не говорить о браке до того, пока вас с Тамарой официально не разведут.
– Но ведь это все равно случится, – горячо сказал он, – нет такого закона, чтобы человека держать в браке насильно.
– Тем более что подождать надо совсем немного. Меньше двух месяцев.
– Одного месяца и трех недель!
– Тем более. А за это время мы как раз проверим свои чувства, хорошо?
– Хорошо, – с некоторым разочарованием кивнул он.
Ему хотелось от нее заверений и тоже признаний в любви, но Наташа никак не могла заставить себя это ему сказать.
Глава одиннадцатая
Наташа проводила Валентина на вокзал – он уезжал вместе с Жюлем.
Накануне Любавин позвонил ей в лабораторию, предложил поехать вместе – все же был рабочий день, – и Наташа согласилась.
Не стесняясь окружающих, Валентин поцеловал ее и обратился к Любавину:
– Анатолий Васильевич, увозите Рудину поскорей. Неделя – это вовсе не вечность, а всего семь дней.
– Математик ты наш! – улыбнулся Любавин и предложил Наташе руку. – Если семь дней не вечность, то почему поскорей? Боишься расплакаться? Пойдемте отсюда, Наталья Петровна. Не будем махать платками вслед поезду, нас здесь не поняли.
В машине Любавин взглянул на часы:
– О, уже половина пятого. Идите-ка вы домой, Наталья Петровна. До конца работы осталось полчаса. Нет смысла возвращаться на фабрику.
Он довез Наташу до дома и высадил у подъезда. Войдя, Наташа машинально проверила почтовый ящик – никто ей не писал, а потом поднялась на второй этаж и у своей двери полезла в сумочку за ключами.
Случайно бросила рассеянный взгляд на дверь и замерла от неожиданности: дверь была не просто не заперта, она оказалась даже неплотно притворена. Разве они с Валентином не закрыли ее на ключ? Неужели настолько были заняты друг другом и предстоящим расставанием?
Такое вполне могло случиться. Тогда почему Наташа медлит, боясь прикоснуться к дверной ручке, словно неизвестный злоумышленник подвел к ней ток?
Но не стоять же столбом перед собственной дверью, не решаясь зайти. Может, позвонить соседям, попросить, чтобы зашли вместе с ней?.. И стать посмешищем всего города! В конце концов, что может с ней случиться? Чай не в Чикаго живет.
Конечно, лучше бы она кого-нибудь позвала, потому что в ее квартире царил такой разгром, какой прежде она не смогла бы себе представить.
Весь хрусталь, вся дорогая посуда, которую Наташа покупала еще с покойным мужем, – все было разбито вдребезги.
Одежда, сброшенная на пол с полок шифоньера, повсюду валялась на полу, и погромщики, похоже, не стеснялись на нее наступать.
Наташа без сил оперлась о косяк. Что делать? Вызывать милицию? Но, судя по беглому осмотру, ничего из вещей не пропало. Скорее всего органы правопорядка не станут даже заводить дело. У них с кражами хлопот невпроворот, а тут – обычное хулиганство.
Возможно, у нее спросят, не подозревает ли она кого-нибудь. Подозреваю, скажет Наташа, это сделала женщина, у которой я увела мужа. Они пригласят Тамару, и выяснится, что она как раз в это время сидела на каком-нибудь совещании.
Пальчевская из мести наняла хулиганов? Но во-первых, это очень трудно доказать, а во-вторых, что бы вы делали на ее месте?
Теперь ей страшно было оставаться в своей квартире. Если незваные посетители так спокойно вскрыли оба замка – Наташа осмотрела дверь и не заметила следов взлома, – то что помешает им сделать это еще раз?
– Почему у тебя дверь нараспашку?
Эта простая фраза заставила Наташу подскочить на месте от страха. Она оглянулась. В коридоре стояла Тамара Пальчевская.
– Что молчишь? Дверь, говорю, надо закрывать, тут тебе не Америка.
Наташа опять не закрыла дверь? Оставила открытой на всякий случай. Вдруг придется убегать из собственной квартиры?
Тамара стояла и ждала ответа, и Наташа кивнула на разгром, внимательно следя за выражением лица Пальчевской.
– Ну и ну! Ты с кем-нибудь поссорилась?
Причем сказала тоном, в котором не прозвучало ни грана фальши.
«Поссорилась. С тобой», – чуть было не сказала Наташа. Но в последний момент передумала. Именно такого объяснения Тамара и ждет. Чтобы в ответ сделать круглые глаза и сказать: «Неужели ты подумала, что мне будет не лень все это крушить и ломать?»
– Послушай. – Наташа старалась говорить спокойно. – Зачем ты пришла? Полюбоваться?
– Не говори ерунды. Для начала я помогу тебе убрать это.
– Поможешь?! Ты мне уже помогла! Мать Тереза с жэдэ вокзала...
– Не поняла, почему ты кричишь? Разве прежде я не помогала тебе? Хотя бы въехать в это самое жилище. Расставить по местам мебель. Разве я не доставала машину? Не приводила грузчиков? Тогда почему ты удивляешься, что я хочу помочь подруге... прошу прощения, бывшей подруге в трудную минуту?
Не обращая внимания на отчужденность хозяйки, Тамара сняла шубу и повесила на вешалке в коридоре. Пристроила поближе к теплой батарее меховую шапку – намокла от снега – и пошла на кухню за веником и совком.
Она слишком часто прежде ходила в эту квартиру и чувствовала себя в ней как дома. Нашла большой полиэтиленовый мешок для мусора и стала складывать в него черепки и осколки. Наташа, опустив руки, понаблюдала за ней и принялась укладывать в шкаф выброшенную одежду. Через полчаса в квартире был наведен порядок.
Так же молча Тамара принесла из кухни большую салфетку, которую Наташа обычно использовала вместо скатерти на журнальный столик, нарезала хлеб, что-то достала из принесенного с собой пакета. В общем, когда Наташа, вымыв руки, вернулась в комнату, столик был накрыт как обычно, когда они вот так собирались поболтать, перемыть знакомым косточки.
– Только не говори, что пить со мной ты не расположена, – с усмешкой проговорила Тамара, – нам есть что сказать друг другу, и предпочитаю делать это за столом.
Наташа молча кивнула. Становиться в позу у нее не было сил.
– Согласись, что я вела себя с вами по-джентльменски. – Тамара подняла рюмку водки, Наташа не захотела с ней чокаться, но та и не настаивала. – Давай пей, слушать то, что я тебе скажу, лучше в расслабленном состоянии, а ты слишком уж напряжена. Правильно делаешь, что не относишься легкомысленно к сложившейся ситуации.
Она выпила водку не поморщившись, и, к своему удивлению, Наташа покорно последовала ее примеру. Расслабиться ей хотелось как никогда.
– Так вот, – продолжала Тамара, – всю неделю вашего прелюбодеяния...
Значит, она знала. Следила сама? Вряд ли. Скорее всего наняла кого-то. Как и с сегодняшним битьем посуды в квартире Наташи.
А они с Валентином были так легкомысленны! Входную дверь закрывали всего на один замок, цепочкой не пользовались. Конечно, вряд ли их это бы спасло, вздумай сама Тамара или ее подручный ворваться в квартиру. Вон и два замка их не остановили...
– На горизонте вашем я не маячила. Звонками и визитами не надоедала. Правда, не дала Пальчевскому развод, но это было бы уж слишком хорошо, что, если подумать, даже плохо. «Урок ваш выслушала я, сегодня очередь моя». Надо же, со школы помню. Отповедь Татьяны Онегину. По литературе у меня была пятерка, а у тебя?
– Четверка.
Та самая, которая не дала Наташе получить золотую медаль. А нужно было всего лишь поговорить по душам с учительницей литературы, как ни странно это звучит. Но она решила: пусть будет что будет.
– Странно, я думала, ты была круглой отличницей. Такая примерная девица-красавица. Разлучница. Чужие мужья слаще, да?
– Он же с тобой разводится.
– Разводится и разведется – это, видишь ли, разные глагольные формы... И он стал со мной разводиться, не помнишь почему?
– Потому, что не простил тебе ту дурацкую шутку с продажей.
– Небось говоришь и сама не веришь. Он прощал мне куда большие прегрешения. Это серьезная причина развода – не простил жене шутку? Скажи кому-нибудь другому. Ты просто не хочешь взглянуть правде в глаза: Валентин ушел из семьи по твоей вине! Ты разрушила наш брак. А потом еще и решила обидеться на меня за то, что я пытаюсь его сохранить. Какая же ты подлая! Я видела, как ты льнула к нему на вокзале. До чего дело дошло! Жену вынудили наблюдать за отъездом мужа из-за угла!
Наташа молчала. От слов Тамары все происшедшее с ней будто становилось с ног на голову. В один момент – вот она, сила слова! – ее отношения с Валентином, такие нежные и романтичные совсем недавно, показались пошлыми и взаправду представали именно прелюбодеянием.
– Валентин тогда, за столом, шепнул мне: «Наташа, купи меня, не пожалеешь!» – растерянно пробормотала она. – Я и согласилась. А до того момента такая идея и не приходила мне в голову.
Это называется – растерялась? Так сильно, что походя закладывает Валентина. И кому? Его врагу.
– Вот именно, Валентин брякнул спьяну, а ты решила, что это и есть самый настоящий торг...
Тамара опять разлила водку по рюмкам.
– Что бы ты себе ни напридумывала, я – его законная жена, а Валентин – мой муж. Пока ты рядом, он выпендривается, доказывает тебе, какой он самостоятельный. Не будет тебя, он вернется ко мне, и будем мы с ним жить, как жили.
– И куда же я денусь? – поинтересовалась Наташа.
– Уедешь. В свой родной город. Разве сравнить краевой центр с нашей дырой? Сорок тысяч жителей. Меньше, чем в любом районе вашего города. Там у тебя будут совсем другие возможности. Ты молода, красива, одна не останешься.
– А если я не уеду?
– Ну зачем тебе это надо?
Тамара взглянула ей в глаза, и Наташа испуганно содрогнулась: это только говорится, что любящая женщина сильнее всех. Наташа чувствовала, что в такой вот житейской схватке она намного слабее.
– Может, нам больше не стоит демонстрировать друг другу свои возможности?
«Нам». Выходило это у Тамары даже по-товарищески. «Нам»!
– Все равно ваши отношения ничем хорошим не кончатся. Валентин – тряпка, слабак. А иначе, не будь он слабым, разве позволил бы ТАК с собой обращаться? И тебя он бросит, если я нажму посильнее. Не веришь?
Наташа могла бы сказать «не верю», но самое страшное было в том, что такой веры у нее не было. Слишком долго она наблюдала, как складывались отношения супругов Пальчевских. И вдруг в момент Валентин переменился? Из-за любви к Наташе? Да была ли между ними эта самая любовь?
– На чужом несчастье своего счастья не построишь, – прорвался через ее мысли голос Тамары.
Это было уже из какой-то другой оперы. Слишком по-бабьи, на Тамару не похоже. На мгновение Наташа подумала, что Пальчевская вовсе не так уверена в себе, как хочет это представить, но она уже поплыла. То есть сдвинулась с якоря, где до сих пор стояла в уверенности, что их с Валентином чувства и отношения крепки и надежны.
И что самое смешное, говорила это женщина, которая именно таким способом стала его женой.
– Что же мне делать? – вырвалось у Наташи.
Она вовсе не спрашивала об этом Тамару, просто размышляла вслух, но та ей ответила. Положив при этом на стол небольшую пачку долларов:
– Продай мне свою квартиру.
– Зачем она тебе?
– Пригодится. Добавим к нашей двухкомнатной и поменяем ее на трехкомнатную квартиру. Жилье никогда не бывает лишним... Здесь три тысячи баксов. По меркам большого города, не много, но в нашем захолустье однокомнатные квартиры больше двух с половиной тысяч не стоят, а попутно я тебе компенсирую моральный и материальный ущерб. Ну, соглашайся.
Наташа попыталась вывернуться из жесткого захвата:
– Но я не готова... это слишком неожиданно... мне нужно время.
Но самой себе она напоминала упрямого Фому из детской книжки: «Из пасти у зверя торчит голова, а к берегу ветер доносит слова...»
– Какое там время, ничего тебе не нужно! – снисходительно улыбнулась Тамара, проглатывая ее целиком. – И с руководством фабрики не будет никаких препятствий. Я говорила с директором, он сказал, что отпустит тебя без отработки...
Значит, и Любавин против нее! А совсем недавно ей казалось, что он на их с Валентином стороне... Еще в гости приходил, за столом сидел...
– Без меня меня женили, – усмехнулась Наташа, в момент почувствовав себя одинокой и всеми брошенной. – Значит, ты была уверена, что я соглашусь?
– Не была, – скривилась Тамара, – но все же надеялась на твое благоразумие. Поверь, там, вдали, рядом с близкими людьми, все случившееся покажется тебе дешевой мелодрамой.
Как всегда, она была права. На зыбкой почве стоял их с Валентином любовный замок. Не было у него основного – фундамента. Если столь реалистический символ можно применить к миру чувств. Вот и закачалось все строение при первом же толчке.
Дешевая мелодрама. Так назвала их роман Тамара. Наташа взяла деньги со стола и медленно пересчитала. Хотя больше всего ей хотелось просто взять и порвать их не считая. Но это было бы глупо. В конце концов, должна же была она согласиться ради чего-то. Пусть Тамара решит, что ради денег.
– Я уеду послезавтра, – сухо сказала она.
– Меня это устраивает, – кивнула Тамара. – Документы на квартиру оформим завтра.
Назавтра Наташа зашла в администрацию парфюмерной фабрики.
– Решила уехать, – понимающе кивнул директор. – Возможно, так будет лучше для всех. И Валентин Николаевич наконец определится, не будет метаться между вами...
Он не смотрел ей в глаза, а все время будто невзначай отводил взгляд в сторону.
– Спасибо, – сказала ему Наташа, – я очень рада, что вы так глубоко вникли в проблему. Билет я возьму на завтра, распорядитесь, пожалуйста, чтобы в отделе кадров мне выдали трудовую книжку.
– Ничего, – Любавин наконец взглянул ей в глаза, – ты женщина молодая, красивая, долго в одиночестве не будешь.
Да что ж это они успокаивают Наташу одними и теми же словами, будто дебилку какую!
– Жалко, фотограф не успел с тобой поработать. Ты ведь у нас была главной претенденткой на рекламу новой туалетной воды.
Он уже ее отсек от фабрики, вообще от здешней жизни. Как просто: только что был человек, и уже нет человека.
Наташе захотелось расплакаться, но она решила: не дождетесь! И сказала, вспомнив вдруг единственного человека, который о ее отъезде пожалеет.
– А вы Нелю Новикову возьмите. Со склада готовой продукции.
– Новикову? Думаешь, подойдет? – директор что-то черкнул в своем блокноте.
– Подойдет. Она хорошенькая. И лицо фотогеничное.
Накануне Любавин позвонил ей в лабораторию, предложил поехать вместе – все же был рабочий день, – и Наташа согласилась.
Не стесняясь окружающих, Валентин поцеловал ее и обратился к Любавину:
– Анатолий Васильевич, увозите Рудину поскорей. Неделя – это вовсе не вечность, а всего семь дней.
– Математик ты наш! – улыбнулся Любавин и предложил Наташе руку. – Если семь дней не вечность, то почему поскорей? Боишься расплакаться? Пойдемте отсюда, Наталья Петровна. Не будем махать платками вслед поезду, нас здесь не поняли.
В машине Любавин взглянул на часы:
– О, уже половина пятого. Идите-ка вы домой, Наталья Петровна. До конца работы осталось полчаса. Нет смысла возвращаться на фабрику.
Он довез Наташу до дома и высадил у подъезда. Войдя, Наташа машинально проверила почтовый ящик – никто ей не писал, а потом поднялась на второй этаж и у своей двери полезла в сумочку за ключами.
Случайно бросила рассеянный взгляд на дверь и замерла от неожиданности: дверь была не просто не заперта, она оказалась даже неплотно притворена. Разве они с Валентином не закрыли ее на ключ? Неужели настолько были заняты друг другом и предстоящим расставанием?
Такое вполне могло случиться. Тогда почему Наташа медлит, боясь прикоснуться к дверной ручке, словно неизвестный злоумышленник подвел к ней ток?
Но не стоять же столбом перед собственной дверью, не решаясь зайти. Может, позвонить соседям, попросить, чтобы зашли вместе с ней?.. И стать посмешищем всего города! В конце концов, что может с ней случиться? Чай не в Чикаго живет.
Конечно, лучше бы она кого-нибудь позвала, потому что в ее квартире царил такой разгром, какой прежде она не смогла бы себе представить.
Весь хрусталь, вся дорогая посуда, которую Наташа покупала еще с покойным мужем, – все было разбито вдребезги.
Одежда, сброшенная на пол с полок шифоньера, повсюду валялась на полу, и погромщики, похоже, не стеснялись на нее наступать.
Наташа без сил оперлась о косяк. Что делать? Вызывать милицию? Но, судя по беглому осмотру, ничего из вещей не пропало. Скорее всего органы правопорядка не станут даже заводить дело. У них с кражами хлопот невпроворот, а тут – обычное хулиганство.
Возможно, у нее спросят, не подозревает ли она кого-нибудь. Подозреваю, скажет Наташа, это сделала женщина, у которой я увела мужа. Они пригласят Тамару, и выяснится, что она как раз в это время сидела на каком-нибудь совещании.
Пальчевская из мести наняла хулиганов? Но во-первых, это очень трудно доказать, а во-вторых, что бы вы делали на ее месте?
Теперь ей страшно было оставаться в своей квартире. Если незваные посетители так спокойно вскрыли оба замка – Наташа осмотрела дверь и не заметила следов взлома, – то что помешает им сделать это еще раз?
– Почему у тебя дверь нараспашку?
Эта простая фраза заставила Наташу подскочить на месте от страха. Она оглянулась. В коридоре стояла Тамара Пальчевская.
– Что молчишь? Дверь, говорю, надо закрывать, тут тебе не Америка.
Наташа опять не закрыла дверь? Оставила открытой на всякий случай. Вдруг придется убегать из собственной квартиры?
Тамара стояла и ждала ответа, и Наташа кивнула на разгром, внимательно следя за выражением лица Пальчевской.
– Ну и ну! Ты с кем-нибудь поссорилась?
Причем сказала тоном, в котором не прозвучало ни грана фальши.
«Поссорилась. С тобой», – чуть было не сказала Наташа. Но в последний момент передумала. Именно такого объяснения Тамара и ждет. Чтобы в ответ сделать круглые глаза и сказать: «Неужели ты подумала, что мне будет не лень все это крушить и ломать?»
– Послушай. – Наташа старалась говорить спокойно. – Зачем ты пришла? Полюбоваться?
– Не говори ерунды. Для начала я помогу тебе убрать это.
– Поможешь?! Ты мне уже помогла! Мать Тереза с жэдэ вокзала...
– Не поняла, почему ты кричишь? Разве прежде я не помогала тебе? Хотя бы въехать в это самое жилище. Расставить по местам мебель. Разве я не доставала машину? Не приводила грузчиков? Тогда почему ты удивляешься, что я хочу помочь подруге... прошу прощения, бывшей подруге в трудную минуту?
Не обращая внимания на отчужденность хозяйки, Тамара сняла шубу и повесила на вешалке в коридоре. Пристроила поближе к теплой батарее меховую шапку – намокла от снега – и пошла на кухню за веником и совком.
Она слишком часто прежде ходила в эту квартиру и чувствовала себя в ней как дома. Нашла большой полиэтиленовый мешок для мусора и стала складывать в него черепки и осколки. Наташа, опустив руки, понаблюдала за ней и принялась укладывать в шкаф выброшенную одежду. Через полчаса в квартире был наведен порядок.
Так же молча Тамара принесла из кухни большую салфетку, которую Наташа обычно использовала вместо скатерти на журнальный столик, нарезала хлеб, что-то достала из принесенного с собой пакета. В общем, когда Наташа, вымыв руки, вернулась в комнату, столик был накрыт как обычно, когда они вот так собирались поболтать, перемыть знакомым косточки.
– Только не говори, что пить со мной ты не расположена, – с усмешкой проговорила Тамара, – нам есть что сказать друг другу, и предпочитаю делать это за столом.
Наташа молча кивнула. Становиться в позу у нее не было сил.
– Согласись, что я вела себя с вами по-джентльменски. – Тамара подняла рюмку водки, Наташа не захотела с ней чокаться, но та и не настаивала. – Давай пей, слушать то, что я тебе скажу, лучше в расслабленном состоянии, а ты слишком уж напряжена. Правильно делаешь, что не относишься легкомысленно к сложившейся ситуации.
Она выпила водку не поморщившись, и, к своему удивлению, Наташа покорно последовала ее примеру. Расслабиться ей хотелось как никогда.
– Так вот, – продолжала Тамара, – всю неделю вашего прелюбодеяния...
Значит, она знала. Следила сама? Вряд ли. Скорее всего наняла кого-то. Как и с сегодняшним битьем посуды в квартире Наташи.
А они с Валентином были так легкомысленны! Входную дверь закрывали всего на один замок, цепочкой не пользовались. Конечно, вряд ли их это бы спасло, вздумай сама Тамара или ее подручный ворваться в квартиру. Вон и два замка их не остановили...
– На горизонте вашем я не маячила. Звонками и визитами не надоедала. Правда, не дала Пальчевскому развод, но это было бы уж слишком хорошо, что, если подумать, даже плохо. «Урок ваш выслушала я, сегодня очередь моя». Надо же, со школы помню. Отповедь Татьяны Онегину. По литературе у меня была пятерка, а у тебя?
– Четверка.
Та самая, которая не дала Наташе получить золотую медаль. А нужно было всего лишь поговорить по душам с учительницей литературы, как ни странно это звучит. Но она решила: пусть будет что будет.
– Странно, я думала, ты была круглой отличницей. Такая примерная девица-красавица. Разлучница. Чужие мужья слаще, да?
– Он же с тобой разводится.
– Разводится и разведется – это, видишь ли, разные глагольные формы... И он стал со мной разводиться, не помнишь почему?
– Потому, что не простил тебе ту дурацкую шутку с продажей.
– Небось говоришь и сама не веришь. Он прощал мне куда большие прегрешения. Это серьезная причина развода – не простил жене шутку? Скажи кому-нибудь другому. Ты просто не хочешь взглянуть правде в глаза: Валентин ушел из семьи по твоей вине! Ты разрушила наш брак. А потом еще и решила обидеться на меня за то, что я пытаюсь его сохранить. Какая же ты подлая! Я видела, как ты льнула к нему на вокзале. До чего дело дошло! Жену вынудили наблюдать за отъездом мужа из-за угла!
Наташа молчала. От слов Тамары все происшедшее с ней будто становилось с ног на голову. В один момент – вот она, сила слова! – ее отношения с Валентином, такие нежные и романтичные совсем недавно, показались пошлыми и взаправду представали именно прелюбодеянием.
– Валентин тогда, за столом, шепнул мне: «Наташа, купи меня, не пожалеешь!» – растерянно пробормотала она. – Я и согласилась. А до того момента такая идея и не приходила мне в голову.
Это называется – растерялась? Так сильно, что походя закладывает Валентина. И кому? Его врагу.
– Вот именно, Валентин брякнул спьяну, а ты решила, что это и есть самый настоящий торг...
Тамара опять разлила водку по рюмкам.
– Что бы ты себе ни напридумывала, я – его законная жена, а Валентин – мой муж. Пока ты рядом, он выпендривается, доказывает тебе, какой он самостоятельный. Не будет тебя, он вернется ко мне, и будем мы с ним жить, как жили.
– И куда же я денусь? – поинтересовалась Наташа.
– Уедешь. В свой родной город. Разве сравнить краевой центр с нашей дырой? Сорок тысяч жителей. Меньше, чем в любом районе вашего города. Там у тебя будут совсем другие возможности. Ты молода, красива, одна не останешься.
– А если я не уеду?
– Ну зачем тебе это надо?
Тамара взглянула ей в глаза, и Наташа испуганно содрогнулась: это только говорится, что любящая женщина сильнее всех. Наташа чувствовала, что в такой вот житейской схватке она намного слабее.
– Может, нам больше не стоит демонстрировать друг другу свои возможности?
«Нам». Выходило это у Тамары даже по-товарищески. «Нам»!
– Все равно ваши отношения ничем хорошим не кончатся. Валентин – тряпка, слабак. А иначе, не будь он слабым, разве позволил бы ТАК с собой обращаться? И тебя он бросит, если я нажму посильнее. Не веришь?
Наташа могла бы сказать «не верю», но самое страшное было в том, что такой веры у нее не было. Слишком долго она наблюдала, как складывались отношения супругов Пальчевских. И вдруг в момент Валентин переменился? Из-за любви к Наташе? Да была ли между ними эта самая любовь?
– На чужом несчастье своего счастья не построишь, – прорвался через ее мысли голос Тамары.
Это было уже из какой-то другой оперы. Слишком по-бабьи, на Тамару не похоже. На мгновение Наташа подумала, что Пальчевская вовсе не так уверена в себе, как хочет это представить, но она уже поплыла. То есть сдвинулась с якоря, где до сих пор стояла в уверенности, что их с Валентином чувства и отношения крепки и надежны.
И что самое смешное, говорила это женщина, которая именно таким способом стала его женой.
– Что же мне делать? – вырвалось у Наташи.
Она вовсе не спрашивала об этом Тамару, просто размышляла вслух, но та ей ответила. Положив при этом на стол небольшую пачку долларов:
– Продай мне свою квартиру.
– Зачем она тебе?
– Пригодится. Добавим к нашей двухкомнатной и поменяем ее на трехкомнатную квартиру. Жилье никогда не бывает лишним... Здесь три тысячи баксов. По меркам большого города, не много, но в нашем захолустье однокомнатные квартиры больше двух с половиной тысяч не стоят, а попутно я тебе компенсирую моральный и материальный ущерб. Ну, соглашайся.
Наташа попыталась вывернуться из жесткого захвата:
– Но я не готова... это слишком неожиданно... мне нужно время.
Но самой себе она напоминала упрямого Фому из детской книжки: «Из пасти у зверя торчит голова, а к берегу ветер доносит слова...»
– Какое там время, ничего тебе не нужно! – снисходительно улыбнулась Тамара, проглатывая ее целиком. – И с руководством фабрики не будет никаких препятствий. Я говорила с директором, он сказал, что отпустит тебя без отработки...
Значит, и Любавин против нее! А совсем недавно ей казалось, что он на их с Валентином стороне... Еще в гости приходил, за столом сидел...
– Без меня меня женили, – усмехнулась Наташа, в момент почувствовав себя одинокой и всеми брошенной. – Значит, ты была уверена, что я соглашусь?
– Не была, – скривилась Тамара, – но все же надеялась на твое благоразумие. Поверь, там, вдали, рядом с близкими людьми, все случившееся покажется тебе дешевой мелодрамой.
Как всегда, она была права. На зыбкой почве стоял их с Валентином любовный замок. Не было у него основного – фундамента. Если столь реалистический символ можно применить к миру чувств. Вот и закачалось все строение при первом же толчке.
Дешевая мелодрама. Так назвала их роман Тамара. Наташа взяла деньги со стола и медленно пересчитала. Хотя больше всего ей хотелось просто взять и порвать их не считая. Но это было бы глупо. В конце концов, должна же была она согласиться ради чего-то. Пусть Тамара решит, что ради денег.
– Я уеду послезавтра, – сухо сказала она.
– Меня это устраивает, – кивнула Тамара. – Документы на квартиру оформим завтра.
Назавтра Наташа зашла в администрацию парфюмерной фабрики.
– Решила уехать, – понимающе кивнул директор. – Возможно, так будет лучше для всех. И Валентин Николаевич наконец определится, не будет метаться между вами...
Он не смотрел ей в глаза, а все время будто невзначай отводил взгляд в сторону.
– Спасибо, – сказала ему Наташа, – я очень рада, что вы так глубоко вникли в проблему. Билет я возьму на завтра, распорядитесь, пожалуйста, чтобы в отделе кадров мне выдали трудовую книжку.
– Ничего, – Любавин наконец взглянул ей в глаза, – ты женщина молодая, красивая, долго в одиночестве не будешь.
Да что ж это они успокаивают Наташу одними и теми же словами, будто дебилку какую!
– Жалко, фотограф не успел с тобой поработать. Ты ведь у нас была главной претенденткой на рекламу новой туалетной воды.
Он уже ее отсек от фабрики, вообще от здешней жизни. Как просто: только что был человек, и уже нет человека.
Наташе захотелось расплакаться, но она решила: не дождетесь! И сказала, вспомнив вдруг единственного человека, который о ее отъезде пожалеет.
– А вы Нелю Новикову возьмите. Со склада готовой продукции.
– Новикову? Думаешь, подойдет? – директор что-то черкнул в своем блокноте.
– Подойдет. Она хорошенькая. И лицо фотогеничное.
Глава двенадцатая
Уволилась с работы и собралась в дорогу Наташа так быстро, словно сам город выталкивал ее прочь, как случайно попавшее в его нутро инородное тело.
Искренне огорчились только девчонки-лаборантки да Неля Новикова, которую Наташа навестила на рабочем месте.
– Наталья Петровна, – прямо спросила она, – а как же Валентин Николаевич?
Наташа лишь пожала плечами: никто точно не знает как. Тамара считает, что он вернется в семью и будет жить, как жил. А раз так, ей здесь больше делать нечего.
Неле о том знать было незачем. Она сказала ей:
– Ты запиши мой адрес, вдруг на юге окажешься... Например, пошлют тебя за чем-нибудь. Или проездом.
Девушка аккуратно записала адрес, телефон, заметив при этом:
– Кто меня куда пошлет, Наталья Петровна, кроме как туда, куда обычно посылают. Небось сами не верите, что такое может быть.
– Да будет же у тебя отпуск, в конце концов! – рассердилась Наташа. – Вот и приезжай.
Посмотрела в сострадательные глаза девчонки и пожалела, что уезжает, навсегда расставаясь с этой чистой душой.
Но ошиблась, потому что на следующий день Наташа поехала на вокзал, вызвав домой одно из восьми такси, которые имелись в городе, – у нее неожиданно оказался большой багаж.
Никто ее не провожал. Был обычный рабочий день, никто ради нее не стал отпрашиваться с работы.
Но нет, она ошиблась. Едва подошла к своему вагону и пристроилась к небольшой очереди стоявших у вагона пассажиров, как услышала:
– Наталья Петровна!
Она оглянулась и обомлела: к ней бежала Неля с большим пакетом в руках.
– Наталья Петровна, я нарочно отгул взяла, чтобы вас проводить. Пирожков напекла в дорогу. Чуть не опоздала.
– Пирожков? – переспросила она.
– У нас бабушка всегда пекла в дорогу пирожки, – зачастила Неля. – Вот эти с капустой, а эти с картошкой.
Она перечисляла, а когда подняла голову, испугалась.
– Наталья Петровна, вы плачете? Вас кто-то обидел?
– Жизнь меня обидела, Нелинька, – со вздохом сказала она, сглатывая слезы. – Я уж думала, меня никто провожать не придет.
– Мало кто знает, – успокоила ее та, – а так бы народ пришел. Вас многие любят.
– Спасибо, успокоила, – улыбнулась Наташа, забирая пакет.
– Я тут еще пепси-колу положила. Может, вы не любите, а я очень люблю.
Искренне огорчились только девчонки-лаборантки да Неля Новикова, которую Наташа навестила на рабочем месте.
– Наталья Петровна, – прямо спросила она, – а как же Валентин Николаевич?
Наташа лишь пожала плечами: никто точно не знает как. Тамара считает, что он вернется в семью и будет жить, как жил. А раз так, ей здесь больше делать нечего.
Неле о том знать было незачем. Она сказала ей:
– Ты запиши мой адрес, вдруг на юге окажешься... Например, пошлют тебя за чем-нибудь. Или проездом.
Девушка аккуратно записала адрес, телефон, заметив при этом:
– Кто меня куда пошлет, Наталья Петровна, кроме как туда, куда обычно посылают. Небось сами не верите, что такое может быть.
– Да будет же у тебя отпуск, в конце концов! – рассердилась Наташа. – Вот и приезжай.
Посмотрела в сострадательные глаза девчонки и пожалела, что уезжает, навсегда расставаясь с этой чистой душой.
Но ошиблась, потому что на следующий день Наташа поехала на вокзал, вызвав домой одно из восьми такси, которые имелись в городе, – у нее неожиданно оказался большой багаж.
Никто ее не провожал. Был обычный рабочий день, никто ради нее не стал отпрашиваться с работы.
Но нет, она ошиблась. Едва подошла к своему вагону и пристроилась к небольшой очереди стоявших у вагона пассажиров, как услышала:
– Наталья Петровна!
Она оглянулась и обомлела: к ней бежала Неля с большим пакетом в руках.
– Наталья Петровна, я нарочно отгул взяла, чтобы вас проводить. Пирожков напекла в дорогу. Чуть не опоздала.
– Пирожков? – переспросила она.
– У нас бабушка всегда пекла в дорогу пирожки, – зачастила Неля. – Вот эти с капустой, а эти с картошкой.
Она перечисляла, а когда подняла голову, испугалась.
– Наталья Петровна, вы плачете? Вас кто-то обидел?
– Жизнь меня обидела, Нелинька, – со вздохом сказала она, сглатывая слезы. – Я уж думала, меня никто провожать не придет.
– Мало кто знает, – успокоила ее та, – а так бы народ пришел. Вас многие любят.
– Спасибо, успокоила, – улыбнулась Наташа, забирая пакет.
– Я тут еще пепси-колу положила. Может, вы не любите, а я очень люблю.