Кондрашова Лариса. Сезон клубники

   – Постой! – Лилия протянула вперед руку с растопыренными пальцами и в эту минуту опять будто враз протрезвела. – А как он узнал, что в вас будут стрелять?
   Так получилось, что мне в третий раз пришлось рассказывать, как я невольно подслушала разговор директора торга Валерии Степановны с неким Рафиком, главарем местных бандитов.
   – Это что же получается, – неожиданно разволновалась Лилия, – значит, не случись у Шурика сердечного приступа, его все равно могли бы застрелить с подачи этой сучки?
   – Не знаю, – вздохнула я, – может, Саше и Артему вдвоем удалось бы больше, чем мне. Но то, что они заранее приговорили их обоих к смерти, это точно! Что-то у них, видимо, горело, для чего-то немедленно понадобились деньги, если они за мной даже в погоню кинулись. В чужой город. На неисправной машине...
   – Откуда ты знаешь, что на неисправной?
   – Я ведь тебе рассказывала, что машина эта слетела с дороги и перевернулась на крышу. Удар был такой силы! Я, конечно, не специалист, но скорее всего машина пострадала серьезно. По крайней мере Артем говорил, что в таких случаях машину ведет: стойки гнутся, что-то еще нарушается. Словом, в любой момент машина может отказать...
   Я еще не успела рассказать Лилии, что бандиты и сами погибли в аварии, как невольно замолчала, взглянув на лицо вдовы, осветившееся странным зловещим светом. Словно узнавая от меня подробности случившегося, она все больше укреплялась в каком-то своем решении. Ее взгляд, опять ставший нетрезвым, приобретал хитроватость лисы из мультфильма.
   – Что ты задумала? – не выдержав, спросила я.
   – Тебе, Белла, все равно такое не по зубам, а я еще заставлю ее носом землю рыть!
   – Кого – ее?
   Впрочем, на этот вопрос я и сама могла бы ответить.
   – Лерочку эту, северную вампиршу!
   С чего вдруг Лилию потянуло на поэтические образы?
   – Я заставлю ее за смерть мужа заплатить все, до копейки!..
   Интересно, во сколько вдова Коваль оценила Сашину смерть?
   – Человек с больным сердцем мотался по дорогам, рисковал жизнью, чтобы обеспечить семью, а эта дрянь... Бандерша! Я ей покажу!
   Оставалось надеяться, что это всего лишь пьяный бред. Поэтому я осторожно попыталась вернуть Лилию к действительности:
   – Лиля, выбрось ты эту глупость из головы! Валерия Степановна – опасная женщина. Для этого есть правоохранительные органы...
   – А у меня есть свои органы!
   – Поверь, эта Валерия – слишком крепкий орешек.
   – А у меня есть для нее хор-рошие щипцы! Расколем, не боись! Я поеду забрать тело Шурика, а перед тем загляну к ней на огонек...
   Подозревая, что Лилины речи исключительно на публику, то есть для меня, я решила с ней проститься.
   – Извини, мне пора. Если хочешь, я зайду к тебе, когда мы вернемся.
   – Заходи в любое время. Поговорим. Привет Артему!.. Везет же людям: любовь, ревность, любящая жена у постели раненого героя, ля-ля-тополя...
   В ее голосе прозвучала злая зависть. Будто это из-за Артема умер Саша. Или из-за нашей семьи жизнь Лилии роковым образом не сложилась.
   Я спускалась по лестнице, уговаривая себя не думать больше о Лилии. Мне предстояла серьезная поездка, и я дала слово Таньке перед отъездом непременно заехать к ней домой. Сегодня рабочий день, но моя подруга продолжала прогуливать.
   Рынок, который я собиралась посетить, чтобы закупить Темушке все самое свежее, самое лучшее, просто гору витаминов, был как раз на выезде из города. В любом случае я бы мимо него не проехала. А вот родные...
   Да, я не заехала ни к своим родителям, ни тем более к родителям Артема. Они не знали о несчастье, и я решила, пусть пока побудут в неведении. Вот поставлю любимого мужа на ноги, тогда им его и предъявлю.
   У Татьяны дома меня ждал и Андрей. Он передал мне какую-то папку:
   – Это для Льва Гавриловича. Привет от наших ребят. Кое-что ему передали по факсу, но получить от тебя документы лично, наверное, будет ему приятно. Постарайся с ним встретиться.
   – У вас есть общие знакомые в тех местах? – изумилась Танька.
   Она уже и забыла, что я рассказывала ей о Могильном, который обещал покарать бандитов, нападавших на водителей большегрузов. Пришлось ей напомнить.
   – Вот, я приготовила для Артема, – между тем сказала мне Танька и протянула большую корзину, прикрытую белой марлей.
   – Ты думаешь, я не в состоянии ему все купить?
   – Такое – не в состоянии. Здесь все самое свежее: творог, сметанка, куры копченые, клубника...
   – Что – клубника?
   Меня будто по голове ударили: клубника! Татьяна ничего не понимала, глядя на мое обалделое лицо. Ничего особенного, самая распространенная в конце весны южная ягода.
   – Думаешь, он ее переел? – осторожно поинтересовалась подруга.
   – У тебя, как всегда, черный юмор, Шедогуб!
   – Тогда чем ты недовольна? Клубника, поверь мне, не чета той, что вы возили. Мама сегодня ее с дачи привезла. Новый сорт. Посмотри, какая огромная! Такая и в рот не влезет, ее разрезать надо... Что ты на меня так смотришь? Спроси у врачей: для тех, кто потерял много крови, нет ничего лучше клубники!
   На меня нашел какой-то ступор: я не знала, плакать или смеяться.
   – Не вздумай реветь! – предупредила подруга и даже пальцем погрозила. – Я же не виновата, что нынче сезон клубники.
   – Ранней клубники, – пробормотала я.
   – Уже и не ранней. Пока ты ездила туда-сюда, она повсюду стала созревать. Сезон клубники недолог, он длится всего пару недель... Или ты боишься, что не довезешь?
   Не довезу! Мне захотелось смеяться. Совсем недавно... Ну да, всего два дня назад мы привезли ее в один небольшой северный город целую фуру!
   – Конечно, довезу.
   – И скажи Темке, что он – мой любимый мужчина. После Андрюши, конечно.
   – Смотри, Татьяна, я не ревную, но зло берет! – заметил Андрей.
   Они посмотрели друг на друга взглядами, не предназначенными для посторонних глаз.
   – Спасибо, ребята, я поехала.
   – Хочешь, я тебя провожу? – предложил Танькин мент. – Километров двадцать. С мигалкой поедем.
   – Не надо. – Мне отчего-то расхотелось продолжать разговор на шутливой волне.
   Словно в один миг вся бравада, весь неестественный задор ушли, осталась только тихая грусть и нетерпение перед предстоящей встречей с мужем.
   Ехала я в том самом наряде, который приобрела недавно в сельском универмаге. Не пропадать же зазря такому прикиду. Вряд ли мне еще когда-нибудь придется его надеть.
   На посту ГИБДД под Мало-Степанцом – меня уже достал этот город – я недостаточно быстро сбавила ход, и молоденький сержант замахал мне своим полосатым жезлом. Пришлось останавливаться.
   Сержант так тщательно принялся изучать мои документы, что я уже начала нервничать.
   – Это ваша машина?
   – Моя.
   Артем действительно оформил документы на меня, а сам ездил по доверенности.
   – Это не ваши документы, – наконец сказал сержант твердо.
   Если бы я так не торопилась к раненому мужу, то не отказала бы себе в удовольствии поморочить глупого мальчишку. Небось он уже предвкушал, что поймал серьезного нарушителя.
   Теперь же я просто сняла с головы парик.
   – А так похожа?
   Сержантик покраснел и еще раз украдкой оглядел мою фигуру и мини-юбку. Прикинул по документам мой возраст и никак не мог подогнать его под оригинал. И надо сказать, в его взгляде я прочла неодобрение тому, что я вырядилась, как молодая! Но я не обиделась и посмотрела на него почти с материнской улыбкой: «Молодая, немолодая, но ты купился!»
   Если уж на то пошло, между нами всего лет восемь разницы в возрасте, и этот провинциал не знает, что сейчас моден куда больший разрыв между мужчиной и женщиной. Лет этак пятнадцать – семнадцать. Наша эстрадная звезда положила начало такой моде, но ей многое прощается за ее талант, а вот рядовым женщинам приходится труднее.
   Только вот стала бы я встречаться с двенадцатилетним мальчиком?.. Старая пошлячка!
   Молодой гаишник со вздохом вернул мне документы, забыв даже высказать замечание за быструю езду. Расстроился, что ли? Может, он предвкушал, как поймает шайку угонщиков автомобилей с женщиной-главарем?
   Теперь я ехала аккуратно, как на экзамене. Переодеваться только ради того, чтобы соответствовать фотографии на документах, мне не хотелось. Не могу отказать себе в удовольствии разыграть собственного мужа.
   Недавно я прочла статью одного ученого, который описывал невероятные случаи излечения людей от самых серьезных болезней при помощи смеха и хорошего настроения. Пусть и Артем посмеется!
   Я полна уверенности, что теперь между нами все будет хорошо и больше не останется никаких недомолвок. А насчет того, что он мне изменял... Лилии он говорил, что этого не было. А мне – полностью противоположное. Но даже если изменял, соглашусь я на развод?
   Как бы трудно ни было осознавать, что он предпочел мне какую-то другую женщину, я все равно согласна впредь безропотно – или небезропотно – терпеть эту муку.
   Дело не в моей боязни одиночества или того, что я сама не сумею воспитать наших детей. Дело в том, что я вдруг поняла: уйдет Артем, и другого такого мужчины у меня больше не будет. Моего мужчины. Любимого. Единственного.
   Но чего вдруг я стала настраиваться на разлуку? Надо бороться за свое счастье!

Глава шестнадцатая

   В приемном отделении меня встретила та же медсестра Шура. По ее отстраненно-холодному взгляду я поняла: она меня не узнала!
   Можно было бы вообще так и играть до конца эту роль роковой юной блондинки, – ведь местные врачи не поняли бы жену, которая бросила истекающего кровью мужа и уехала.
   – Девушка, вам кого?
   – Я приехала к раненому Решетняку.
   – Мы пропускаем только близких родственников.
   Елки зеленые! Ну и порядки пошли в сельских больницах! Уж если и здесь ввели пропускную систему!.. Еще не хватало, чтобы Шура потребовала у меня документы.
   – Ни фига себе! – юным голосом капризно проговорила я. – Звонят, я еду в такую даль, а теперь меня еще и не пускают.
   – Вы сестра больного?
   – Я его жена.
   Отчего-то мое известие так ошеломило Шуру, что у меня появилась надежда: документы показывать не придется. Она быстро ушла куда-то, бросив мне на ходу:
   – Минуточку!
   Интересно, какой она представляла себе жену Артема? Хуже? Лучше? Старше?
   Шура вернулась и скороговоркой выпалила:
   – Всеволод Илларионович – лечащий врач вашего мужа и главврач больницы – попросил вас прежде пройти к нему. Его кабинет – налево по коридору.
   Мое сердце ухнуло куда-то вниз и ноги стали ватными.
   – Зачем я понадобилась главному врачу? Он со всеми женами пациентов разговаривает? Вы что-то от меня скрываете, и операция Артема прошла вовсе не так успешно, как мне говорили?
   От страха я сразу выпала из образа и так разволновалась, что едва не стащила парик и не бросилась бежать в палату к Артему, сметая все на своем пути.
   – Женщина! – строго сказала Шура; наверное, таким тоном она всегда прекращала истерики нервных родственников. – С вашим мужем все в порядке. А то, что Всеволод Илларионович захотел вас увидеть... Главному врачу виднее.
   Последнюю фразу она произнесла менее уверенно. Наверное, и сама недоумевала, что ее шеф хочет мне сказать.
   Нет, она меня успокаивает. Сейчас врач скажет что-нибудь страшное... Иначе зачем еще я ему понадобилась?!
   Определенно, в последнее время со мной происходит что-то неладное. То в самую трудную минуту я становлюсь спокойной как слон, то ни с того ни с сего начинаю трястись как в лихорадке. Чего мне бояться какого-то главврача?!
   Сжав зубы, я пошла налево по коридору. Чего стоять и гадать, когда проще встретиться наконец с этим Всеволодом Илларионовичем.
   Потому я постучала в его дверь куда более решительно, чем сама была настроена.
   – Входите!
   При виде меня Всеволод Илларионович – наверное, он здесь один такой: значительный, импозантный – поднялся и вышел из-за стола. Это был тот самый врач, который воспринял меня как любовницу Артема. По крайней мере я его отношение к себе так поняла.
   Он подошел поближе, оглядел, едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, и довольно покивал головой:
   – Значит, это все-таки вы!
   Пришлось согласиться, что я – это я. И снять темные очки, чего при Шуре я не стала делать.
   – Я хотела бы объясниться, – робко начала я.
   – Не надо, – сказал он.
   – Но вы можете подумать, что я бросила истекающего кровью мужа на чужих людей...
   – Для настоящей медицины нет чужих и своих, все больные – просто пациенты.
   – В идеале.
   – Пусть будет в идеале, – согласился он. – Ну а сейчас-то переодевание зачем?
   – Хочу мужа порадовать.
   – Порадовать или озадачить?
   – Уточняю: взбодрить. Почему-то мне всегда казалось, что ему нравятся блондинки.
   – Что ж, это больному не помешает. Кажется, он заскучал, не успев прийти в себя. И я его понимаю.
   – Зато я не понимаю, – не выдержала я, – что вы можете понимать, не зная, что с нами случилось!
   Вот это я накрутила! Но меня возмутила самоуверенность врача. Он не захотел даже выслушать моих объяснений.
   – Почему же не знаю. Лев Гаврилович – мой хороший приятель. Вообще-то свои служебные тайны он со мной не обсуждает, но если случается что-то неординарное и в чем нет большого секрета, рассказывает. И временами он даже позволяет мне пофантазировать, выдвигать свои версии того или иного происшествия. Вы ведь знаете, о ком я говорю?
   – О Могильном, – кивнула я.
   – Несмотря на свою зловещую фамилию, Лев очень оптимистичный человек... Минуточку, а то я забуду!
   Всеволод Илларионович вернулся к своему столу, открыл ящик и достал из него пачку денег.
   – Вот, возьмите, – сказал он. – Я заплатил из них медсестре, чтобы она просидела ночь у постели вашего мужа. У нас как-то принято, чтобы это делали близкие родственники... Нет в штате сиделок! Есть две ночные медсестры, но им некогда сидеть всю ночь возле кого-то одного!
   Главврач почему-то разозлился, и я, чтобы его отвлечь, вернула разговор в прежнее русло:
   – А чья версия, что я – жена шофера?
   – Моя! – сказал он гордо. – Теперь могу признаться: на вас я заработал ящик коньяка!.. Уверен, Лев будет возмущаться, что я использовал свои кое-какие профессиональные знания. Но в споре этот пункт мы не оговаривали...
   – А какие именно знания?
   – Я утверждал, что последние сорок – пятьдесят минут водитель Решетняк не мог вести машину, так как пребывал в бессознательном состоянии.
   – Ну и что же? Разве не могла его подменить просто попутчица?
   – Попутчица вряд ли повела бы себя так самоотверженно. Она скорее всего просто бы сбежала, ну в крайнем случае позвонила бы в милицию. А если не хотела, чтобы ее допрашивали как свидетеля, вообще могла не позвонить. И не сбежала бы после того, как доставила пострадавшего в больницу... Я получил удовольствие, выстраивая эту логическую цепочку!
   Всеволод Илларионович потер руки, а я подумала, что он по натуре романтик и скучает в селе, где происходит так мало волнующих душу событий. Конечно, как говорила медсестра Шура, преступность могла добраться и сюда, но вряд ли к нему на хирургический стол так уж часто попадали мужчины с огнестрельными ранениями...
   – Извините, а не могла бы я повидать своего мужа?
   Как ни хотелось мне прерывать разговорчивого врача, но сжигавшее меня нетерпение оказалось сильнее.
   – Простите, – спохватился главврач и совсем по-мальчишески покраснел. – Действительно, растоковался! Но утереть нос профессионалу – что может быть слаще!.. Пойдемте, я провожу вас... Реанимационного отделения у нас пока нет, но свежеоперированные больные имеют отдельную палату.
   Он открыл дверь палаты и сказал, точно мяч бросил в нее:
   – Решетняк, к вам приехала жена!
   Мой муж лежал на какой-то странной кровати с рычагами, которые, видимо, не только регулировали ее по высоте, но и давали возможность перемещать больного с минимумом неудобств для него.
   Поскольку мне не приходилось быть в больнице лет десять, я приятно удивилась тому, как может оснащаться сельская медицина.
   Не то чтобы я думала только о такой вот ерунде, глядя на бледного, заросшего щетиной мужа – он всегда брился до синевы, – просто такие мысли промелькнули у меня в голове, наверное, для того, чтобы смягчить шок, который я испытала при виде любимого мужа.
   Правда, я отчего-то представляла себе его опутанным всевозможными проводами, как в американских фильмах, но к его раненой руке вел лишь тонкий проводок стоящей у кровати капельницы.
   – Это вовсе не моя же... – удивленно пробормотал Артем.
   Я обернулась на дверь как раз в тот момент, когда ее с обратной стороны закрывал ухмыляющийся главврач.
   – И совсем не обязательно сообщать об этом всему свету! – строго сказала я своим обычным голосом.
   – О Боже! – вырвалось у моего бедного мужа.
   – Анекдот по случаю, – весело продолжала я. – Налогового инспектора спросили, как к нему обращаться. «Не знаю, – пожал он плечами, – но когда я куда-то прихожу, все говорят: “О Боже!”» Выходит, и обо мне тоже... Здравствуй, дорогой!
   Я поцеловала мужа в колючую щеку. Сердце мое от волнения опять зачастило: «Господи, как же сильно я его люблю!»
   – Где ты так долго пропадала? – сварливо поинтересовался Артем. – И что за молодежные тряпки на тебе надеты?
   – На современном языке это называется не тряпки, а прикид. Я решила все время носить его, потому что теперь ко мне пристают двадцатилетние мальчики.
   – Тебе же двадцать девять лет!
   – Стыдно напоминать женщине о ее возрасте! – капризно протянула я своим уже освоенным юным голосом. – Ей столько лет, на сколько она выглядит... Ладно, Отелло, уже нахохлился, не понимаешь, что это маскхалат! Не обращай внимания... Как ты себя чувствуешь, любимый?
   – Что значит, не обращай внимания?! Ты же похожа на девочку-студентку, а не на мать двоих детей!.. Кстати, я уже и забыл, что у тебя такие потрясающие ноги!
   – Понятное дело. – Я не удержалась, чтобы его не кольнуть. – Небось у Зины ноги – с моими не сравнить!
   – У какой Зины? – изумился Артем. – Послушай, ты уже второй раз называешь это имя!
   Тьфу ты, я же ее сама придумала. Блондинку по имени Зина. Ну не смешно ли? Давала ведь себе слово больше никогда не вспоминать о словах Артема насчет его измен... Во множественном числе? Нет, это невыносимо!
   – Что с тобой происходит? – продолжал допытываться муж, следя за переменами в моем лице.
   – Ничего! – Меня уже было не удержать. – Это все из-за твоих девок!
   – Моих девок? Ты имеешь в виду здешних медсестер? Тех, что подают мне утку?
   – Тех девок, с которыми ты мне изменял!
   Удивление в его глазах сменилось облегчением.
   – Фу, а я уже стал думать бог знает что! Не иначе, у супруги крыша поехала. И ведь жалко. Тогда получается, мне одному детей на ноги поднимать.
   – Прости! – повинилась я. – Но кто тебя тянул за язык признаваться в том, что ты мне изменял. Вон Танькин бывший, помнишь, как говорил: «Пока меня за ноги с бабы не стянут, ни за что не признаюсь!»
   – Я не понял, ты приехала проведать тяжелораненого мужа или упрекать его в супружеской неверности?
   – Во-первых, никакой ты не тяжелораненый. Пулю извлекли из мягких тканей. Просто крови много потерял...
   – Просто! Конечно, когда не свое...
   Я опять бросилась к мужу:
   – Как же не свое! Еще какое свое! Темушка, родной, если бы ты знал, как я к тебе рвалась. Но пока рассчиталась с совхозом, пока навестила Лилию и отдала деньги ей...
   – Что, ты рассчиталась с совхозом?
   – А что, не надо было?
   – Малыш, неужели тебе удалось обмануть этих волков?
   – Вроде бы, – несколько смутилась я, услышав, сколько восторга в голосе Артема. Он смотрел на меня с нежностью, в лучах которой я готова была греться вечно. – Знаешь, для дела, когда мы с тобой приехали сюда, мне даже пришлось от тебя отречься. Сказать, что я просто попутчица. Иначе меня бы оставили здесь. Есть тут один мент, Лев Гаврилыч Могильный, так он непременно хотел со мной поговорить.
   – Ты что же, получается, от милиции скрываешься? – обеспокоился Артем.
   – Теперь уже нет. С долгами я рассчиталась. Если же у нас отберут наши деньги, все равно с голоду не умрем.
   – Чего это их должны отбирать? – возмутился муж.
   – Это я так, к примеру.
   – А это твое мини сжечь! – ни с того ни с сего сказал он приказным тоном.
   – Да ты знаешь, сколько оно стоит? Ты столько не зарабатываешь.
   – Гражданка Решетняк, не хамите мужу.
   – Не опережай события, – невесело пошутила я, – чувствую, мне еще предстоит терпеть такое обращение. В смысле – гражданка.
   – Тогда мне нельзя здесь залеживаться! – Артем даже попытался встать.
   – Лежи, горе мое! Ничего криминального, говорят, за мной нет. У Таньки милиционер знакомый, он узнавал...
   Муж с подозрением посмотрел на меня:
   – Белка, что ты успела натворить? Рассказывай все, как было, и не вздумай утаивать под предлогом, что меня нельзя волновать.
   Я подтащила стул, на котором сидела, ближе к кровати и легонько прижалась к здоровому Темкиному плечу, чтобы в четвертый раз живописать произошедшие со мной события. С той лишь разницей, что рассказывать пришлось не обо всем, потому что Артем сам был очевидцем многих событий.
   – Тебя санитарки перед тем на носилки положили и унесли, а я взглянула в окно: мамочки, они уже к крыльцу подходят!..
   Кажется, он облегченно вздохнул лишь тогда, когда я рассказала об аварии, происшедшей на виадуке.
   – А я еще удивился, что они на этой «девятке», по твоим словам, мчались как на пожар. Я же их прицепом так саданул! Небось и кузов треснул. На такой машине куда-то ехать... На что только не идут люди ради денег!
   – Может, не только ради денег, – задумчиво проговорила я. – Говорили, Рафик этот больно самолюбивый. А согласиться с тем, что его перехитрила женщина, было, по-видимому, выше его сил...
   – А в итоге – четыре трупа!
   Я не стала уточнять, что, возможно, и пять. Мне самой не хотелось так думать.
   – Если бы ты знала, каких кошмаров насмотрелся я в своих наркозных видениях. До сих пор не верится, что ты жива... Все рассказала? Давай выкладывай, во мне уже достаточно физраствора, чтобы перенести без риска для здоровья любое сообщение.
   Он вроде посмеивался, но ждал недосказанного. Так было всегда: я и прежде никогда не могла обмануть Артема, что-то утаить от него. Правда, он не знает, сколько этого недосказанного теперь.
   Например, я ничего не стала говорить ему о планах Лилии поехать в тот самый город и разобраться с Валерией. Расскажу как-нибудь потом. Вряд ли это ее намерение серьезно. Скорее всего пьяный кураж. Поедет она разбираться!
   Но теперь наверняка Артем станет считать своим долгом опекать Лилию как жену покойного друга. И с ее подачи вполне может ввязаться в какой-нибудь криминал...
   Как в таком случае уберечь его? От одной мысли об этом мне стало не по себе, ибо задача представлялась мне почти невыполнимой. Мне остается лишь по возможности дольше отвлекать его от мыслей о моральном долге перед Лилией. На мой взгляд, Лилии мы ничего не должны.
   И про Стопа пока ничего рассказывать не буду. Если это дело не всплывет. Я почему-то убеждена, что Артем начнет и здесь предпринимать какие-то шаги, чтобы обезопасить на будущее мою репутацию, и поневоле сыграет роль камня, от которого по воде пойдут совершенно ненужные для дела круги...
   Впервые в нашей совместной жизни возникла ситуация, в которой я почувствовала себя более сильной стороной. Наверное, поэтому вопреки ожиданию я легко увела его от скользкой темы.
   – Понимаешь, – вздохнула я, – мне пришлось поцеловаться с одним человеком...
   – Как, опять? – Он слегка отстранился, чтобы заглянуть в мои глаза, но по тону понял, что этот мой проступок не заслуживает особого внимания. – Что же это делается? Прямо не жена, а какая-то поцелуйная нимфоманка! Создается впечатление, что это моя недоработка. А значит, мне за нее и отвечать. Подробности сообщишь или мне придется самому догадываться?
   Он без улыбки выслушал мой смущенный лепет.
   – Значит, под Мало-Степанцом вас не останавливали?
   Подумать только, этот город какой-то роковой для меня. Вот теперь и Артем за него зацепился.
   – Не останавливали.
   – Понятно. Следовательно, имел место всего один поцелуй? Учти, Решетняк, я тебя прощаю, но чтобы это было в последний раз!
   – Обещаю. Я больше не буду! Никогда! Ни с кем! Целоваться!
   Для убедительности я даже приложила руку к сердцу.
   – Кроме меня, – уточнил он. – Попробую тебе поверить...
   Муж обнял меня здоровой рукой, и некоторое время мы молчали, наслаждаясь удивительной атмосферой близости, которая вливалась в наши истосковавшиеся друг без друга души.
   Потом муж опять от меня слегка отстранился.
   – Не забудь прикид сжечь. В крайнем случае подари какой-нибудь школьнице.
   – Вот заладил! Сам же только что говорил, что лишь благодаря ему вспомнил про мои бесподобные ноги.
   – Давай тогда с тобой на что-нибудь сменяемся?
   Над этим вопросом стоило подумать.
   – Хорошо, я ставлю на кон свою фирменную одежку. А ты чем ответишь?